5. Затишье
17/30 мая
Ночью снова подходили к гавани четыре японских миноносца, их прогнали артиллерийским огнем, который, как ни странно, мало кто слышал. Все жители спали мирным сном, утомленные тревожным, угнетающим состоянием последних дней. Должно быть, и привыкаем понемногу к грохоту орудий.

Между прочим, сильно угнетал в первый момент призыв при помощи полиции всех мало-мальски способных носить оружие в дружину. Дружины сформированы — целых 12 (3 батальона) и обучаются теперь ежедневно. Там и стар, и млад, и сухощавый, и горбатый, и тучный, и подслеповатый, некоторые из дружинников раньше и ружья в руках не имели. Трудно им, но это все же и ободряет. Говорят, генералы разных мнений о дружинах. Генерал Стессель желает употребить их в активном строю, а генерал Смирнов только в качества внутренней стражи.

Уже эти дни доказали, что без мирных жителей и в осажденной крепости обойтись трудно. Пока происходят учения дружинников, все лавки запираются, все дела останавливаются, что задерживает снабжение войск на позициях всем необходимым. Приехавшие на двуколках и пришедшие пешком с позиции солдаты должны ждать, без толку толкаться покуда, после обеда, откроют торговлю и т. д.

Нельзя не отметить, что и все оставшиеся здесь иностранцы82 — немцы, французы и т. д. — поступили или в строй, в дружины, или же записались в добровольные братья милосердия, наравне с русскими подданными. Между нами, таким образом, нет чужих — все наши, все свои.

Встретил трех драгун и китайчонка-переводчика, сопроводивших корнета Елкина, прибывшего сюда на шлюпке мимо японских расположений, из армии Куропаткина с «бумагами». Интересно то, что когда они хотели было пристать к Кинчжоу (не имея сведений о том, что эти позиции уже в руках японцев), то береговые жители — китайцы махали им руками и крикнули о грозящей им опасности. Пришлось пробираться дальше.

Генерал Куропаткин будто спрашивает, нужна ли нам помощь и в чем именно нуждаемся. Корнет Елкин отправляется завтра же в обратный путь таким же способом. Из привезенных ими известий узнали, что Северная армия не имела после Ялу даже серьезной стычки, а у нас давно ходили слухи о больших там сражениях и победах. В армии очень бодрое настроение.

Интересное шествие — несколько запыленных солдат ведут четверых китайцев со связанными назад руками и надетыми на голову мешками. Наверно, шпионы. Провели в штаб генерала Стесселя.

Вечером узнал, что китайцы эти взяты еще где-то около Кинчжоу и между ними один с коротко стриженной головой, называет себя монахом (бонзой), но ходит в обычной, не монашеской одежде; местные китайцы признают его по разговору, росту и зубам — японцем, но полицмейстер будто по глазам (не правда ли, довольно странный способ) признал его китайцем... и освободил.

Погода до сей поры довольно прохладная, если не сказать иногда суровая, становится заметно теплее. Бывали, конечно, в промежутках, уже очень теплые дни.

18/31 мая
Все еще возмущаются тем, что генерал Стессель уверяет в официальном сообщении83, будто кинчжоуская позиция сослужила свою службу, удержав с 23 апреля по 13 мая движение неприятеля, т. е. всего 20 дней. Но и это неправда, так как первый бой, около Саншилипу, был только 3 мая. Стоило ли для такого ничтожного сопротивления тратить столько средств, труда и людей? Почему не были введены в бой резервы — целая дивизия, чтобы не позволить японцам обойти левый фланг? На это никто не может ответить. Почему, наконец, не могли наши войска укрепиться на Тафашинских высотах и оказать этим еще надолго сопротивление наступающему неприятелю? Разве тем временем нельзя было бы вывезти все ценное из Дальнего в Артур, особенно съестные припасы, товары, строительные (инженерные) материалы и т. д., а также разрушить все, что было нежелательно отдать в руки неприятелю? А где же еще не произведенная реквизиция убойного скота?

Между тем генерал Стессель объявляет свою благодарность генералам Фоку и Надеину «за славно исполненное дело» и всем полковым командирам шлет спасибо. Интересно бы знать, чем заслужили благодарность люди, не бывшие в бою и не организовавшие отступление и не обеспечившие себе даже тыла? Где же справедливость?

И невоенному ясно как день, что если бы резервы были хотя бы установлены на временных полевых позициях на Тафашине, позади кинчжоуских, то они могли бы дать отступающим после боя частям маленький отдых, передышку и стать сами грудью против неприятеля. Тогда бы не было никакого беспорядка. Укрепились бы помаленьку — благо, японец и не думал преследовать отступающих. Оправились бы и остатки 5-го полка и показали бы еще чудеса храбрости. А мы выиграли бы время, имели бы разные преимущества.

Сообщают о дерзости хунхузов в окрестностях города; они будто грабят втихомолку, поодиночке китайцев-крестьян, производят кражи и будто даже уничтожают посевы — как бы по поручению японцев, чтобы ничто не оставалось для снабжения осажденной крепости.

19 мая (1 июня)
Ночью была гроза с проливным дождем. Вдруг раздался какой-то необычайной силы раскат грома, будто несколько раз молния ударила в землю. Многие проснулись от этого особенного раската.

Только под вечер удалось узнать причины этого сильного грохота — молния взорвала целых семнадцать фугасных мин в овраге около Куропаткинского люнета. Этот взрыв видели только часовые с ближайших батарей; по другим сведениям, это было на Казачьем плацу.

20 мая (2 июня)
Флот наш лежит в гавани, и не видно, чтобы он собирался что-нибудь предпринимать. «Цесаревич» и «Ретвизан» уже вооружаются, также и «Победа» будет вскоре окончательно исправлена. Работы кипят в порту, имеется в виду расширить ворота сухого дока, чтобы впредь можно было вводить в него и броненосцы.
21 мая (3 июня)
Сегодня пришли в Дальний 15 японских транспортов в сопровождении 1 броненосца, 1 крейсера и 5 миноносцев. Наша эскадра и не попыталась выйти из гавани, напасть на неприятельские суда.
23 мая (5 июня)
Вчера выехал на передовые позиции отряд конных волонтеров под предводительством полицмейстера Тауца, будто на помощь рекогносцировочным отрядам. Тут были и полицейские стражники, и какие-то казаки, кавказцы и т. д. — какой-то иррегулярный отряд, более пригодный для преследований хунхузов. Назначение отряда, пожалуй, именно таково.

Сообщают, что японцы сгрузили в Дальнем с транспорта локомотив, чтобы пользоваться железной дорогой при подвозе осадных орудий к крепости.

У нас все еще разрабатываемые проекты охранений судов эскадры от неприятельских мин не получают движения. Дело будто не идет дальше теоретических рассуждений, бракующих все эти проекты.

Сегодня, в первый раз после начала войны, пошел на так называемый Николаевский бульвар84, в то время когда там играла музыка. Увидав преобладающие среди гуляющей публики военные мундиры, а также погоны Военно-медицинской академии, мне вспомнился минеральный парк в Старой Руссе85. Разница только та, что там, среди гуляющих во время музыки, много дам без кавалеров, за недостатком их, а здесь наоборот — масса кавалеров ухаживают за одной дамой, иногда даже за «старым, подкрашенным брандером», как прозвали здесь перезрелых кокеток. Да простят меня читатели, что привожу здесь это далеко не галантное, но зато специально артурское прозвище. В каждой местности, где мужчин более, чем женщин, не ускользает от наблюдателя то, что жизнь там получает не совсем нормальный вид, здесь это особенно заметно. Вот, например, женатый офицер, безусловно добрый семьянин, недавно со слезами проводивший свою семью в Россию, увлекается барышней курсисткой М., находя в ней прекрасные душевные качества, идеализируя ее; она кокетничает с ним, но бросает томные взгляды также женатому железнодорожнику, который обменивается с ней улыбками менее идеального свойства. Там молодой, красивый офицер увивается за женой техника, не стесняясь его присутствием. В другом месте эмансипированная, далеко не молодая дева-конторщица окружена своими поклонниками, чуть не на полвека моложе ее; она награждает их всех очень благосклонным вниманием. Заведомые кокотки щеголяют своими дорогими нарядами и смотрят чуть не с презрением на скромно одетых, а те как будто и на самом деле конфузятся.

Все это раздражает своей реальной пошлостью.

Все это, конечно, бывает везде, но нигде это не бросается так в глаза, все это здесь кажется как бы не вовремя, неуместно, неловко. Что-то обидное вкрадывается в душу, несмотря на желание оправдать эти явления скукой, изолированностью от всего мира, надорванностью нервов, грозящей опасностью и поэтому особенным желанием пожить.

25 мая (7 июня)
Сегодня, после полуночи, была новая попытка заградить нашу гавань. Сперва показалось одно двухтрубное судно, но было тотчас прогнано орудийным огнем; затем еще два предполагаемых минных заградителя, из коих будто один потоплен. Потопление это однако трудно удостоверить, так как при свете прожекторов трудно различить происходящее далеко от берега. Но и не верить нет оснований.

В последнее время объявлены сведения о раненых в Кин-чжоуском бою. По этим сведениям, 8 офицеров и 491 нижний чин находятся в госпиталях (кроме легкораненых, оставшихся в строю), из них 301 нижний чин и 3 офицера 5-го Восточно-Сибирского стрелкового полка и 56 нижний чин и 1 офицер крепостной артиллерии. Если принять во внимание, что кроме убитых и многие раненые были оставлены на поле сражения, то надо полагать, что у нас выбыло из строя разве немногим менее тысячи человек. Одно утешение в том, что японские потери с лишком в 5 раз больше.

В госпиталях работы много, а поэтому и добровольные сестры милосердия начали свою деятельность, высоко ценимую ранеными.

Много частных лиц и фирм предоставили свои дома в новом европейском городе под устройство госпиталей. Между ними стоит особенно отметить дома германской фирмы «Кунст и Альбере» как очень удобные и поместительные. Служащие фирмы уступили свои великолепные помещения под офицерские палаты госпиталя, занимая сами на это время менее удобные. Также уступлен большой дом — гостиница господина Никобадзе.

Жизнь снова входит в обычную колею, как будто ничего и не было. Угнетающее впечатление кинчжоуских боев стушевывается и заменяется снова верой в то, что неприятелю не удастся овладеть крепостью, которая не так слабо укреплена, как Кинчжоу. Это кажется нам тем достовернее, что не решился же он сразу наступать на наши уходившие в беспорядке войска и все еще не подвигается вперед.

Прекрасная погода и тишина (мы уже слишком привыкли к таким легким перестрелкам, какая была прошлой ночью на береговом фронте, чтобы обращать на них особенное внимание) способствуют возрастанию общей бодрости. Когда видишь утром, как все спешат на свои работы, видишь мирный торг на базаре и всюду лишь бодро спокойные лица, то забываешь совсем, что находишься в осаде и отрезан от всего мира и что тебе грозит еще многое худшее.

Где именно и в каких силах неприятель — все еще не удалось выяснить нашим лазутчикам. Натыкаются они на передовые посты японцев, пробираются и дальше, но все еще ничего положительного не обнаруживают. Находят и японские окопы, устроенные как бы для батарей, но по ночам пустые.

С высот наши отряды наблюдают движение около Дальнего, сообщают, что японские войска отправляются на север. Возникает даже подозрение, не выдвинули ли японцы только заслон против нас, не желая брать крепости.

Войска, в беспорядке отступившие от Кинчжоу, теперь смеются над собой. Кабы генералы не уехали сами вперед, говорят они, ничего подобного и быть не могло. Теперь им досадно, и они просятся все в более решительные вылазки, в охотники.

Снова приходится удивляться, почему японцы не воспользовались кинчжоуской победой и не пришли, так сказать, на плечах наших отступающих войск сразу под Артур? Успех был бы верный. Но надо полагать, что понесенные ими потери были тяжелые и заставили их приостановить действие, отдохнуть, или же они предполагали, что у нас приготовлена для них засада. Во всяком случае они не ожидали, что генерал Фок вполне очистит им дорогу к крепости.

Уверяют, что генерал Фок и на военном совете, после сдачи им Кинчжоу, все еще сопротивлялся занятию передовых позиций, и это, по его мнению, напрасная трата людей. Только доказательства генерала Смирнова, что если допустить сразу неприятеля к крепости, которая еще далеко не достаточно укреплена, то немыслимо будет долгое время защищать ее, убедили и генерала Стесселя (глядящего на все происходящее глазами генерала Фока) в необходимости занятия передовых позиций. Генерал Смирнов начал укреплять Угловые горы, чтобы насколько возможно лучше обеспечить западный фронт крепости.

27 мая (9 июня)
Городская продовольственная комиссия решила устроить дешевую столовую для беднейших классов населения. Дело очень симпатичное и обещает много хорошего.

Характерный случай передавали мне сегодня.

В ночь на 25 мая (7 июня) при стрельбе по неприятельским судам с батареи № 22 одно орудие дало осечку, т. е. заряд не воспламенился. В таких случаях полагается выждать определенное время, прежде чем открыть затвор орудия. Но в данном случае артиллеристы погорячились, открыли затвор сейчас же, желая дать скорее следующий выстрел по уже поврежденному неприятельскому минному заградителю, но в ту же минуту последовал выстрел, которым убит на месте один, ранено два канонира и поврежден самый затвор. За такой несчастный случай по закону ответствен командир батареи, не предупредивший такого несчастья, хотя это в пылу стрельбы очень трудно и почти невозможно, скорее можно бы обвинить фейерверкера, командовавшего орудием. Обстоятельства — увлечение боем — вполне оправдывали в данном случае виновника этого несчастья, и несмотря на то, что известие о нем разнеслось по всему городу, никому не пришло в голову обвинять кого-либо. У нас сейчас не маневры, а война, когда нужно дорожить каждой минутой.

На днях генерал Стессель отправился на эту батарею, как бы для расследования этого случая. Там он, говорят, первым долгом грубо напустился на командира батареи, капитана В., указывая ему, что ретирады грязны и содержатся не в должном порядке. Капитан, обиженный таким неосновательным выговором генерала, не вытерпел.

— Ваше превосходительство, — сказал он, также возвышая голос, — я не ассенизатор, а первым долгом артиллерист, и прямая моя обязанность стрелять по неприятелю!.. Устройство же ретирад лежит на обязанности инженеров86.

Это как бы озадачило генерала, и он перешел на дружеский тон, желая загладить свою вину, после, осмотрев батарею, он благодарил капитана за службу и порядок.

Казалось, инцидент исчерпан.

Но нет, этим не кончилось. Вчера объявлен приказ генерала Стесселя:

«№ 305 (экстренно). 26-го мая нарочно был на батарее № 22 и, произведя самый тщательный осмотр пятого орудия, я пришел к убеждению, что порча замка, смерть канонира Бондарева и поранение канониров Гурского и Ларионова произошли от попавшего снаряда с судов противника87, стрельба которого имела место во время стрельбы батареи № 22 по минному транспорту, который и был этой батареей затоплен в расстоянии 1000 сажен (2 верст) от батареи».

— К чему эта официальная ложь? — спрашивают все удивленно. — Неужели не будет конца этой лжи! В самом начале войны береговым батареям приписывалось больше заслуг, чем они на самом деле оказывали. Это делалось как бы с целью взвалить все несчастья на флот. При отражении же брандеров приписывалось больше заслуг флоту, чем батареям, вопреки справедливости. На флот посыпались щедро награды, батареям — спасибо. К чему же извращать хорошо всем известный факт?

В следующем приказе генерала объявляется о том, что он представляет капитана Вамензона к награждению орденом Св. Георгия.

В этот же день объявлен еще один, смущающий всех, приказ:

«№ 304. Вместо подполковника Петруша, назначенного командовать 27-м Восточно-Сибирским стрелковым полком, в приемную вещевую интендантскую комиссию назначается подполковник Скорняков. Суточные получает подполковник Петруша».

— Как же так? — восклицают офицеры удивленно. — Работать должен Скорняков, а суточные будет получать и впредь Петруша? Где же тут справедливость?

Но возражения эти бесполезны и ни к чему не ведут. Власть командующего районом неограниченная. Вопрос — так ли это? Странность этого приказа объясняется дружбой генерала Стесселя с подполковником Петруша.

Хунхузы перенесли свою деятельность на море, грабят уезжающих из Порт-Артура китайцев, зная, что они заработали у русских много денег. В последнее время китайцы стали усиленно выселяться из Артура, и это отражается на общей жизни — многие остаются без прислуги, так как службу поваров и лакеев несли преимущественно китайцы. Китайские купцы и торгаши распродают свои товары, а скупщики — греки, армяне и прочие сильно подымают цену на товар, купленный ими по очень дешевой цене.


82 Их здесь совсем мало — почти все выехали.

83 № 105 «Нового края» 1904 г.

84 Попросту этот небольшой садик назывался Этажеркой, как построенный уступами на довольно крутом склоне.

85 Курорт в Новгородской губернии — соляные источники и грязи.

86 Кстати, и по этой части не все и не везде было в должном порядке, не все было предусмотрено при постройке фортов.

87 Когда на самом деле попаданий здесь не было.

<< Назад   Вперёд>>