В Сретенске
Мои попутчики направлялись в город Сретенск, лежавший в верховьях Амура. Всего попутчиков было четверо: Кропачев с двоими взрослыми сыновьями и Ярославцев.
В недалеком прошлом управляющие кабинетскими Нерчинскими приисками, они покинули службу, увозя с собой крупные деньги, – покинули просто потому, что надоело служить, приелась одна и та же обстановка. Потом они с семьями переехали на жительство в культурный центр Сибири, город Томск, где начали собственное золотопромышленное дело. Но работать на богатых кабинетских приисках – одно, а быть собственником приисков – другое. Деньги скоро растаяли, и Кропачев с Ярославцевым, оставив свои семьи в Томске, ехали теперь обратно на кабинетские прииска, вновь устраиваться на казенную службу.
В Сретенске Ярославцев и Кропачев встретили прежних своих сослуживцев и знакомых купцов, которые, в память старых своих добрых отношений с ними, начали чествовать их обедами, приобщив к ним и меня, как их спутника. Таким образом, я приобрел сразу много новых знакомых. Между прочим, они убеждали меня не ездить сейчас на Зею, так как наступала весна, дороги ухудшались, а впереди лежали 1200 верст пути по льду Амура и Зеи. Возможность заняться золотопромышленностью на Зее, при отсутствии зимних заготовок, исключалась.
Чтобы не пропадало наступающее лето, сретенские мои доброжелатели советовали мне остаться в Сретенске и в компании с Шайдуровым, который взял на год золотой прииск в Нерчинском горном управлении, заняться разработкой этого прииска. Купец Шайдуров, крупный домовладелец, один из числа чествовавших нас обедами, проработал год на этом прииске в убыток. Мои новые знакомые приписывали эту неудачу неопытности людей, возглавлявших предприятие, и уверяли, что при моем знании горного дела можно достигнуть благоприятных результатов. В конце концов я согласился поработать с Шайдуровым до осени, с тем чтобы осенью спуститься на пароходе вниз по Амуру, а затем подняться вверх по Зее, до Зейских приисков.
Итак, я остался в новом крае, чтобы еще раз попытать свое «золотое» счастье.
На прииске, о котором идет речь и который, кстати сказать, назывался «Енда», два года тому назад начал большие работы Кабинет и хорошо его оборудовал, но через год, понеся значительные убытки, работы прекратил, оставив на месте поставленные на участке строения и промывальные машины.
Мне предстояло вложить свои последние деньги в прииск, которого я и в глаза не видел. Прииск этот находился в 150 верстах от Сретенска. Чтобы попасть туда, нужно было проехать 100 верст вниз по Шилке и 50 верст в сторону Станового хребта, который служит водоразделом Олекминской и Амурской систем. Там же находились богатые Урюмские и Желтугинские прииска.
В этот раз моя совместная работа с Шайдуровым принесла нам все же некоторую прибыль: мы заработали за лето 2 тысячи рублей, поделив их пополам.
Работая на речке Енде, в версте от главного кабинетского Урюмского прииска, я познакомился с управляющим этим прииском, Михаилом Ивановичем Нестеровым, и женой его, Евдокией Ивановной. Детей у них не было. Оба они были очень милыми, симпатичными людьми, любили общество, и оба, в особенности жизнерадостная Евдокия Ивановна, не пропускали случая перекинуться в картишки. Нестеровы с неизменным вниманием и радушием принимали меня у себя в доме. Иногда придешь с работы усталый, разбитый, с желанием отдохнуть, а дома дожидается посланный, с запиской от Евдокии Ивановны: «Ждем партнера в винт». Как откажешь даме, да еще такой милой и веселой, как Евдокия Ивановна! Идешь, играешь в карты, слушаешь, о чем люди говорят, и сам говоришь.
Не знаю, по своей личной инициативе или вследствие распоряжения свыше, Нестеров по зимам вел поиски золота вне пределов кабинетских земель. Разведывательные партии с Урюмских и Бабинецких приисков посылались на казенные земли за Становой хребет, на север, в покати Олекмы. Нестеров не раз хвалился удачными результатами разведок вне пределов кабинетских земель, показывая крупные самородочки золота, добытого из пробных шурфов.
Однажды без всякого намерения, так, между прочим, я спросил у Михаила Ивановича:
– Что же вы, Михаил Иванович, закрепили эти участки, согласно уставу, за Кабинетом?
С горным уставом я был прекрасно знаком.
Нестеров почему-то принял мой вопрос за шутку. Он был твердо убежден, что для закрепления земель за Кабинетом достаточно было выставить явочные столбы с клеймами двуглавых орлов.
Разговоры на эту тему возникали у нас неоднократно. Я шутил:
– А вот я соберусь летом, поеду на места ваших открытий да и закреплю их законным порядком за собой. Отберу от вас золото и на орлов не посмотрю.
Разговоры эти были несерьезные. При моем материальном тогдашнем положении о такой поездке и думать не приходилось. Наступил июль. Против ожиданий, как я уже упоминал об этом, добыча золота на Енде наладилась. В голове моей все чаще и настойчивее стала мелькать мысль о поездке. Манили новые края своими необъятными просторами, чудились запрятанные в раскинувшейся на сотни и сотни верст горной системе несметные сокровища… Жизнь на чужих приисках тяжело действовала на душу. Никаких перспектив в будущем, всегда висевшая над головой угроза, из-за человеческой алчности или каприза, лишиться работы на следующий год, положение приживалки в настоящем – все это укрепляло во мне мысль поехать и сделать заявку на золото.
В недалеком прошлом управляющие кабинетскими Нерчинскими приисками, они покинули службу, увозя с собой крупные деньги, – покинули просто потому, что надоело служить, приелась одна и та же обстановка. Потом они с семьями переехали на жительство в культурный центр Сибири, город Томск, где начали собственное золотопромышленное дело. Но работать на богатых кабинетских приисках – одно, а быть собственником приисков – другое. Деньги скоро растаяли, и Кропачев с Ярославцевым, оставив свои семьи в Томске, ехали теперь обратно на кабинетские прииска, вновь устраиваться на казенную службу.
В Сретенске Ярославцев и Кропачев встретили прежних своих сослуживцев и знакомых купцов, которые, в память старых своих добрых отношений с ними, начали чествовать их обедами, приобщив к ним и меня, как их спутника. Таким образом, я приобрел сразу много новых знакомых. Между прочим, они убеждали меня не ездить сейчас на Зею, так как наступала весна, дороги ухудшались, а впереди лежали 1200 верст пути по льду Амура и Зеи. Возможность заняться золотопромышленностью на Зее, при отсутствии зимних заготовок, исключалась.
Чтобы не пропадало наступающее лето, сретенские мои доброжелатели советовали мне остаться в Сретенске и в компании с Шайдуровым, который взял на год золотой прииск в Нерчинском горном управлении, заняться разработкой этого прииска. Купец Шайдуров, крупный домовладелец, один из числа чествовавших нас обедами, проработал год на этом прииске в убыток. Мои новые знакомые приписывали эту неудачу неопытности людей, возглавлявших предприятие, и уверяли, что при моем знании горного дела можно достигнуть благоприятных результатов. В конце концов я согласился поработать с Шайдуровым до осени, с тем чтобы осенью спуститься на пароходе вниз по Амуру, а затем подняться вверх по Зее, до Зейских приисков.
Итак, я остался в новом крае, чтобы еще раз попытать свое «золотое» счастье.
На прииске, о котором идет речь и который, кстати сказать, назывался «Енда», два года тому назад начал большие работы Кабинет и хорошо его оборудовал, но через год, понеся значительные убытки, работы прекратил, оставив на месте поставленные на участке строения и промывальные машины.
Мне предстояло вложить свои последние деньги в прииск, которого я и в глаза не видел. Прииск этот находился в 150 верстах от Сретенска. Чтобы попасть туда, нужно было проехать 100 верст вниз по Шилке и 50 верст в сторону Станового хребта, который служит водоразделом Олекминской и Амурской систем. Там же находились богатые Урюмские и Желтугинские прииска.
В этот раз моя совместная работа с Шайдуровым принесла нам все же некоторую прибыль: мы заработали за лето 2 тысячи рублей, поделив их пополам.
Работая на речке Енде, в версте от главного кабинетского Урюмского прииска, я познакомился с управляющим этим прииском, Михаилом Ивановичем Нестеровым, и женой его, Евдокией Ивановной. Детей у них не было. Оба они были очень милыми, симпатичными людьми, любили общество, и оба, в особенности жизнерадостная Евдокия Ивановна, не пропускали случая перекинуться в картишки. Нестеровы с неизменным вниманием и радушием принимали меня у себя в доме. Иногда придешь с работы усталый, разбитый, с желанием отдохнуть, а дома дожидается посланный, с запиской от Евдокии Ивановны: «Ждем партнера в винт». Как откажешь даме, да еще такой милой и веселой, как Евдокия Ивановна! Идешь, играешь в карты, слушаешь, о чем люди говорят, и сам говоришь.
Не знаю, по своей личной инициативе или вследствие распоряжения свыше, Нестеров по зимам вел поиски золота вне пределов кабинетских земель. Разведывательные партии с Урюмских и Бабинецких приисков посылались на казенные земли за Становой хребет, на север, в покати Олекмы. Нестеров не раз хвалился удачными результатами разведок вне пределов кабинетских земель, показывая крупные самородочки золота, добытого из пробных шурфов.
Однажды без всякого намерения, так, между прочим, я спросил у Михаила Ивановича:
– Что же вы, Михаил Иванович, закрепили эти участки, согласно уставу, за Кабинетом?
С горным уставом я был прекрасно знаком.
Нестеров почему-то принял мой вопрос за шутку. Он был твердо убежден, что для закрепления земель за Кабинетом достаточно было выставить явочные столбы с клеймами двуглавых орлов.
Разговоры на эту тему возникали у нас неоднократно. Я шутил:
– А вот я соберусь летом, поеду на места ваших открытий да и закреплю их законным порядком за собой. Отберу от вас золото и на орлов не посмотрю.
Разговоры эти были несерьезные. При моем материальном тогдашнем положении о такой поездке и думать не приходилось. Наступил июль. Против ожиданий, как я уже упоминал об этом, добыча золота на Енде наладилась. В голове моей все чаще и настойчивее стала мелькать мысль о поездке. Манили новые края своими необъятными просторами, чудились запрятанные в раскинувшейся на сотни и сотни верст горной системе несметные сокровища… Жизнь на чужих приисках тяжело действовала на душу. Никаких перспектив в будущем, всегда висевшая над головой угроза, из-за человеческой алчности или каприза, лишиться работы на следующий год, положение приживалки в настоящем – все это укрепляло во мне мысль поехать и сделать заявку на золото.
<< Назад Вперёд>>
