Похищение моих детей в Тяньцзине
Спасаясь от развивавшегося в Харбине людоворовства, мы переехали в город Тяньцзинь, где до того времени за людьми еще не охотились. Портовый город Тяньцзинь по своей чистоте и благоустройству выгодно выделяется среди остальных городов Китая благодаря наличию в нем европейских концессий. На каждой концессии – своя муниципальная полиция и свой консульский суд; каждая из них носит на себе своеобразный, присущий данной нации отпечаток. Резко заметна разница в благоустройстве концессий и находящегося по соседству с ним китайского города. Население Тяньцзиня достигает внушительной цифры 1 миллион 500 тысяч человек.
Этот город, куда я попал поневоле, мне очень понравился именно своей благоустроенностью и порядком. Проведя всю жизнь в работе, я не мог и на новом месте сидеть сложа руки и, приобретя участок земли в центре города, занялся постройкой здания с целью его эксплуатации. В настоящее время в нем помещаются несколько магазинов, контор и один из самых популярных в городе кинотеатров «Капитал». Для постройки здания, вернее, его проектирования, мной был приглашен проживавший в Тяньцзине инженер-архитектор Марцинкевич, поляк по национальности. Марцинкевича мне рекомендовали как специалиста по бетонно-цементным работам, что мне и требовалось, ибо я являюсь большим любителем подобных работ.
Когда началось сооружение этого моего нового здания, произошло печальное событие: похищение двоих моих сыновей, Иннокентия и Александра. Поужинав в дружеской компании в популярном в Тяньцзине ресторане Кисслинга, Иннокентий и Александр около 12 часов ночи отправились на бывшую Русскую концессию, расположенную по другую сторону реки Хайхэ, проводить до дому барышень Снарских. По пути к перевозу через реку они встретили знакомого – русского эмигранта, в прошлом гвардейского офицера, носившего громкую фамилию Дюбрейль-Эшапарр. Он также присоединился к компании, сказав, что ему хочется пройтись, чтобы развеяться от утомительной работы в редакции. Эшапарр состоял в качестве переводчика с английского и французского языков в газете «Наш путь», выходившей в Тяньцзине под редакцией Разумова и руководимой Н. Меркуловым; редакция газеты помещалась в здании, находившемся как раз напротив перевоза.
Переплыв через реку второй раз и возвращаясь домой, мои сыновья увидели на набережной автомобиль. Воскликнув: «А, вот моя машина!», Эшапарр предложил им подвезти их домой. Видимо предчувствуя недоброе, они долго не соглашались, но в конце концов все-таки сдались, уступив настойчивости Эшапарра. В автомобиле сидел один незнакомый им пассажир. Машина тронулась. На первом углу от перевоза стоял человек, который что-то крикнул сидевшим в автомобиле. Со словами: «А, доктор! Садитесь, подвезем!» – Эшапарр предупредительно распахнул перед незнакомцем дверки автомобиля. Доктор уселся, и машина покатилась в противоположном нашему дому направлении. На вопрос сыновей, куда же их везут, Эшапарр ответил, что сначала он отвезет домой доктора.
Когда машина, выехав на окраину города, остановилась у заброшенного старого завода, экс-гвардеец, подкрепляя свои слова вынутым из кармана револьвером, предложил моим сыновьям без лишнего шума покинуть машину. В подобных случаях остается одно: подчиниться. Пленников моих повели во двор пустого, наработавшего завода, где стоял длинный двухэтажный дощатый сарай; в нижнем этаже его находилось подполье с выложенными кирпичом стенами. В подполье это можно было попасть через люки с двойными, обитыми войлоком дверцами. В это оборудованное «по последнему слову техники» помещение – откуда, кричи не кричи, все равно никто не услышит – спустили похитители моих сыновей, а ранним утром послали их папаше письмо с предложением уплатить выкуп в размере ни больше ни меньше как 600 тысяч долларов, с угрозой, в случае отказа, умертвить пленников. Указанные деньги я должен был доставить лично, без сопровождающих, в названное мне место и передать ожидавшему там человеку.
Конечно, эти условия были для меня неприемлемы. Заявлять же в китайскую или международную полицию не имело смысла, ибо, кроме бесполезного шума, ничего больше достичь этим было нельзя. Я посоветовался со своим добрым знакомым, Леонардом Юрьевичем Мурсом, и показал ему полученное мной письмо. Это письмо отчасти навело нас на след: оно было написано на личном бланке, о чем свидетельствовали оборванная вверху часть бланка и остатки типографского шрифта. Узнали от барышень Снарских, кто их провожал за реку, и затем я обратился к Н.А. Жебраку, который в прошлом занимал должности судьи и полицмейстера при русской консульской полиции и пользуется в Тяньцзине всеобщим доверием и уважением. Н.А. Жебрак, кстати сказать, прекрасно владевший китайским языком и поддерживавший дружеские отношения с чинами китайской и консульской полиции, организовал негласную слежку и через два дня напал на верный след. Один из преступников, не принимавший прямого участия в увозе моих сыновей, но осведомленный о всех подробностях происшедшего, догадываясь, что дело сорвалось, на третий день после похищения прибежал ко мне. Это был Карпов, являвшийся комендантом станции Тяньцзинь и находившийся в армии Чжанцзучана; по поручению Н. Меркулова он вербовал в эту армию русских солдат и офицеров.
Карпов сообщил мне, что ему известно, где спрятаны мои сыновья, и что с помощью китайской полиции, не больше как через полчаса, он доставит их домой. Вместе с Карповым в полицию направился мой третий сын, но вскоре вернулся, так как полицейские власти требовали, чтобы соответствующее заявление было подано мной лично. Делать нечего, отправился я сам. После выполнения формальностей, сопровождаемые солдатами, на двух автомобилях мы выехали к месту заточения моих похищенных сыновей. В сторожке, куда мы вошли, находились двое русских, по виду военных. Карпов, выхватив револьвер, сказал одному из них:
– Показывай, где сидят Кулаевы! – и, взглянув в сторону другого человека, спросил: – А это кто такой?
– Знакомый мой, приехал из армии, пришел повидаться.
Прошли за проводником в длинный сарай. Пустота. Нигде не видно ничего похожего на отверстие. Провожатый наш, которому Карпов все время угрожал револьвером, сдвинул в сторону круглый столик, стоявший посередине сарая, и тогда обнаружился люк, закрытый обитыми войлоком дверцами. На расстоянии пол-аршина вглубь шли вторые дверцы, тоже обитые войлоком: подполье было устроено так, что вполне предохраняло от возможности простуды. В подполе и обнаружил я печально сидевших пленников. Помещение это, как я узнал потом, предназначалось для меня, старика, и дети мои попали туда в силу неожиданно изменившихся для преступников обстоятельств.
Оказалось, что организатором и вдохновителем похищения являлся мой архитектор Марцинкевич, который, совместно с неким Станиславским из Харбина, арендовал у китайца заброшенный завод с пришедшими в негодность станками с целью заманить меня туда для осмотра завода и посадить в предназначавшееся мне «комфортабельное помещение», чтобы потребовать потом, конечно, солидный выкуп. При постройке здания театра «Капитол» потребовались две длинные железные балки, и Марцинкевич предложил изготовить их у себя на заводе. Я, удивившись, спросил его:
– Откуда у вас взялся завод?
Я знал, что Марцинкевич, тративший крупные суммы денег на свою даму сердца, всегда нуждался в деньгах. Он отвечал:
– Мне удалось подыскать нескольких компаньонов, с которыми я и открываю железостроительный завод.
– Ну что же, – говорю я, – если так, составляйте проект железных балок. Если они будут не выше бетонных, может быть, я и закажу их вам.
Представленный мне проект балки я забраковал. Тогда Марцинкевич предложил мне сделать у него на заводе мозаичные ступени для лестницы во вновь строящемся здании, говоря, что у него есть хороший мастер. На просьбу мою представить образцы материалов он воспользовался образцами материалов с итальянской фабрики, которые были мной одобрены. Марцинкевич, хорошо зная мою привычку лично присматривать за работами, а также мое обыкновение ходить одному пешком, рассчитывал залучить меня на завод и выполнить задуманный им план. Провидение опять спасло меня. Как раз закончилась в это время постройка бетонного перекрытия над подвалом строившегося здания, позволив производить работы по изготовлению ступеней на месте. Последнее обстоятельство исключало расходы на перевозку с завода готовых ступеней и облегчало контроль за качеством применяющихся в работе материалов.
Таким образом, заманить меня на завод не удалось. Но так как в дело по организации моего похищения было затрачено преступниками 500 или 600 долларов, которых им терять не хотелось, то у Марцинкевича со Станиславским возникла мысль похитить моих сыновей. К делу были привлечены новые сотрудники, в большинстве работавшие в редакции упомянутой мной выше газеты «Наш путь»: Меркулов, Эшапарр, интеллигентный молодой человек Голицын, юноша Соколовский и еще два человека, из бывших военных. Ни у одного из названных лиц не было опыта в подобного рода делах: похитить-то они похитили, но оставили за собой множество следов своего преступления и вскоре не знали, что им делать дальше. Более других ориентировавшийся в создавшейся обстановке Карпов, из желания выгородить себя, решил открыть это фактически уже раскрытое преступление.
Перед китайским судом позже предстали трое: Марцинкевич, Эшапарр и неизвестный мне человек, которого мы застали в сторожке. Каждого из них суд приговорил к четырем годам тюрьмы. Соколовскому и второму человеку из военных удалось бежать в армию; скрылся также и Голицын.
Недавно я прочел в газетах заметку, что Дюбрейль-Эшапарр был застрелен где-то в Южной Америке коммунистами, с которыми он повел там ожесточенную борьбу.
Этот город, куда я попал поневоле, мне очень понравился именно своей благоустроенностью и порядком. Проведя всю жизнь в работе, я не мог и на новом месте сидеть сложа руки и, приобретя участок земли в центре города, занялся постройкой здания с целью его эксплуатации. В настоящее время в нем помещаются несколько магазинов, контор и один из самых популярных в городе кинотеатров «Капитал». Для постройки здания, вернее, его проектирования, мной был приглашен проживавший в Тяньцзине инженер-архитектор Марцинкевич, поляк по национальности. Марцинкевича мне рекомендовали как специалиста по бетонно-цементным работам, что мне и требовалось, ибо я являюсь большим любителем подобных работ.
Когда началось сооружение этого моего нового здания, произошло печальное событие: похищение двоих моих сыновей, Иннокентия и Александра. Поужинав в дружеской компании в популярном в Тяньцзине ресторане Кисслинга, Иннокентий и Александр около 12 часов ночи отправились на бывшую Русскую концессию, расположенную по другую сторону реки Хайхэ, проводить до дому барышень Снарских. По пути к перевозу через реку они встретили знакомого – русского эмигранта, в прошлом гвардейского офицера, носившего громкую фамилию Дюбрейль-Эшапарр. Он также присоединился к компании, сказав, что ему хочется пройтись, чтобы развеяться от утомительной работы в редакции. Эшапарр состоял в качестве переводчика с английского и французского языков в газете «Наш путь», выходившей в Тяньцзине под редакцией Разумова и руководимой Н. Меркуловым; редакция газеты помещалась в здании, находившемся как раз напротив перевоза.
Переплыв через реку второй раз и возвращаясь домой, мои сыновья увидели на набережной автомобиль. Воскликнув: «А, вот моя машина!», Эшапарр предложил им подвезти их домой. Видимо предчувствуя недоброе, они долго не соглашались, но в конце концов все-таки сдались, уступив настойчивости Эшапарра. В автомобиле сидел один незнакомый им пассажир. Машина тронулась. На первом углу от перевоза стоял человек, который что-то крикнул сидевшим в автомобиле. Со словами: «А, доктор! Садитесь, подвезем!» – Эшапарр предупредительно распахнул перед незнакомцем дверки автомобиля. Доктор уселся, и машина покатилась в противоположном нашему дому направлении. На вопрос сыновей, куда же их везут, Эшапарр ответил, что сначала он отвезет домой доктора.
Когда машина, выехав на окраину города, остановилась у заброшенного старого завода, экс-гвардеец, подкрепляя свои слова вынутым из кармана револьвером, предложил моим сыновьям без лишнего шума покинуть машину. В подобных случаях остается одно: подчиниться. Пленников моих повели во двор пустого, наработавшего завода, где стоял длинный двухэтажный дощатый сарай; в нижнем этаже его находилось подполье с выложенными кирпичом стенами. В подполье это можно было попасть через люки с двойными, обитыми войлоком дверцами. В это оборудованное «по последнему слову техники» помещение – откуда, кричи не кричи, все равно никто не услышит – спустили похитители моих сыновей, а ранним утром послали их папаше письмо с предложением уплатить выкуп в размере ни больше ни меньше как 600 тысяч долларов, с угрозой, в случае отказа, умертвить пленников. Указанные деньги я должен был доставить лично, без сопровождающих, в названное мне место и передать ожидавшему там человеку.
Конечно, эти условия были для меня неприемлемы. Заявлять же в китайскую или международную полицию не имело смысла, ибо, кроме бесполезного шума, ничего больше достичь этим было нельзя. Я посоветовался со своим добрым знакомым, Леонардом Юрьевичем Мурсом, и показал ему полученное мной письмо. Это письмо отчасти навело нас на след: оно было написано на личном бланке, о чем свидетельствовали оборванная вверху часть бланка и остатки типографского шрифта. Узнали от барышень Снарских, кто их провожал за реку, и затем я обратился к Н.А. Жебраку, который в прошлом занимал должности судьи и полицмейстера при русской консульской полиции и пользуется в Тяньцзине всеобщим доверием и уважением. Н.А. Жебрак, кстати сказать, прекрасно владевший китайским языком и поддерживавший дружеские отношения с чинами китайской и консульской полиции, организовал негласную слежку и через два дня напал на верный след. Один из преступников, не принимавший прямого участия в увозе моих сыновей, но осведомленный о всех подробностях происшедшего, догадываясь, что дело сорвалось, на третий день после похищения прибежал ко мне. Это был Карпов, являвшийся комендантом станции Тяньцзинь и находившийся в армии Чжанцзучана; по поручению Н. Меркулова он вербовал в эту армию русских солдат и офицеров.
Карпов сообщил мне, что ему известно, где спрятаны мои сыновья, и что с помощью китайской полиции, не больше как через полчаса, он доставит их домой. Вместе с Карповым в полицию направился мой третий сын, но вскоре вернулся, так как полицейские власти требовали, чтобы соответствующее заявление было подано мной лично. Делать нечего, отправился я сам. После выполнения формальностей, сопровождаемые солдатами, на двух автомобилях мы выехали к месту заточения моих похищенных сыновей. В сторожке, куда мы вошли, находились двое русских, по виду военных. Карпов, выхватив револьвер, сказал одному из них:
– Показывай, где сидят Кулаевы! – и, взглянув в сторону другого человека, спросил: – А это кто такой?
– Знакомый мой, приехал из армии, пришел повидаться.
Прошли за проводником в длинный сарай. Пустота. Нигде не видно ничего похожего на отверстие. Провожатый наш, которому Карпов все время угрожал револьвером, сдвинул в сторону круглый столик, стоявший посередине сарая, и тогда обнаружился люк, закрытый обитыми войлоком дверцами. На расстоянии пол-аршина вглубь шли вторые дверцы, тоже обитые войлоком: подполье было устроено так, что вполне предохраняло от возможности простуды. В подполе и обнаружил я печально сидевших пленников. Помещение это, как я узнал потом, предназначалось для меня, старика, и дети мои попали туда в силу неожиданно изменившихся для преступников обстоятельств.
Оказалось, что организатором и вдохновителем похищения являлся мой архитектор Марцинкевич, который, совместно с неким Станиславским из Харбина, арендовал у китайца заброшенный завод с пришедшими в негодность станками с целью заманить меня туда для осмотра завода и посадить в предназначавшееся мне «комфортабельное помещение», чтобы потребовать потом, конечно, солидный выкуп. При постройке здания театра «Капитол» потребовались две длинные железные балки, и Марцинкевич предложил изготовить их у себя на заводе. Я, удивившись, спросил его:
– Откуда у вас взялся завод?
Я знал, что Марцинкевич, тративший крупные суммы денег на свою даму сердца, всегда нуждался в деньгах. Он отвечал:
– Мне удалось подыскать нескольких компаньонов, с которыми я и открываю железостроительный завод.
– Ну что же, – говорю я, – если так, составляйте проект железных балок. Если они будут не выше бетонных, может быть, я и закажу их вам.
Представленный мне проект балки я забраковал. Тогда Марцинкевич предложил мне сделать у него на заводе мозаичные ступени для лестницы во вновь строящемся здании, говоря, что у него есть хороший мастер. На просьбу мою представить образцы материалов он воспользовался образцами материалов с итальянской фабрики, которые были мной одобрены. Марцинкевич, хорошо зная мою привычку лично присматривать за работами, а также мое обыкновение ходить одному пешком, рассчитывал залучить меня на завод и выполнить задуманный им план. Провидение опять спасло меня. Как раз закончилась в это время постройка бетонного перекрытия над подвалом строившегося здания, позволив производить работы по изготовлению ступеней на месте. Последнее обстоятельство исключало расходы на перевозку с завода готовых ступеней и облегчало контроль за качеством применяющихся в работе материалов.
Таким образом, заманить меня на завод не удалось. Но так как в дело по организации моего похищения было затрачено преступниками 500 или 600 долларов, которых им терять не хотелось, то у Марцинкевича со Станиславским возникла мысль похитить моих сыновей. К делу были привлечены новые сотрудники, в большинстве работавшие в редакции упомянутой мной выше газеты «Наш путь»: Меркулов, Эшапарр, интеллигентный молодой человек Голицын, юноша Соколовский и еще два человека, из бывших военных. Ни у одного из названных лиц не было опыта в подобного рода делах: похитить-то они похитили, но оставили за собой множество следов своего преступления и вскоре не знали, что им делать дальше. Более других ориентировавшийся в создавшейся обстановке Карпов, из желания выгородить себя, решил открыть это фактически уже раскрытое преступление.
Перед китайским судом позже предстали трое: Марцинкевич, Эшапарр и неизвестный мне человек, которого мы застали в сторожке. Каждого из них суд приговорил к четырем годам тюрьмы. Соколовскому и второму человеку из военных удалось бежать в армию; скрылся также и Голицын.
Недавно я прочел в газетах заметку, что Дюбрейль-Эшапарр был застрелен где-то в Южной Америке коммунистами, с которыми он повел там ожесточенную борьбу.
<< Назад Вперёд>>
