Вопреки мнению Казимира Валишевского и ряда других исторических публицистов, Петр I не имел ни гиперпотенции, ни склонности к гомосексуализму. Он был нормальным полноценным мужчиной, правда, не ограничивавшим себя рамками супружеской верности, но и не проявлявшим каких-либо признаков сексуальной распущенности или извращений. Его связи с женщинами в большинстве случаев были устойчивыми, многолетними. И женщин этих можно насчитать не так уж много.
Самым серьезным увлечением в жизни Петра I стала знаменитая красавица Анна Монс (Анна Маргрета Монсон), чистокровная немка, жительница Немецкой слободы. По одним сведениям, ее отец, уроженец Вестфалии, был виноторговцем, по другим — золотых дел мастером; впрочем, не исключено, что он совмещал оба эти занятия. Семейство Монсов жило очень открыто, постоянно устраивало званые обеды, праздничные вечера, маленькие балы и другие домашние светские увеселения для довольно широкого круга своих друзей и знакомых, преимущественно иностранцев. Частым гостем Монсов был Франц Лефорт, который, по некоторым сведениям, стал первым любовником Анны. Он ввел в этот дом юного Петра, которому в ту пору едва исполнилось 18 лет. Шестнадцатилетняя, не по годам развитая красавица Анна покорила сердце царя с первого взгляда. По словам историка Е. Оларта, эта девушка, «статная, видная, ловкая, с живыми огненными глазами, смелая и вечно веселая, красиво одетая в заморское платье, находчивая, бойкая на ответы, готовая потешить царя пляской, а при случае умевшая поддержать серьезную беседу и с иноземным купцом, и с заезжим ремесленником… конечно, выгодно отличалась от несчастной жены Петра»(121).
Иностранцы отзывались об Анне Монс восторженно. Секретарь саксонского посольства Георг Гельбиг называл ее «образцом женского совершенства», отмечая, что «с необыкновенной красотой, признававшейся всеми и бывшей как бы особенностью фамилии Монсов, соединяла она обворожительный характер»: «Она обладала сентиментальностью, но без томления; была пикантно своенравна, но не упряма; умна, но ее ум не вредил ее сердечной доброте; ее серьезный ум умерялся шаловливой шуткой. Все эти преимущества давали ей власть над сердцами мужчин, для обладания которыми она никогда не прибегала к искусственным мерам»(122).
Петр стал частым гостем в доме Монсов и без стеснения оказывал девушке знаки внимания. Анна какое-то время старалась казаться неприступной, завлекая державного гостя в свои сети, но вскоре, конечно, уступила. Влюбленный царь щедро одаривал свою фаворитку: он построил для нее роскошный каменный дом в Немецкой слободе, осыпал ее бриллиантами и другими драгоценностями, подарил несколько поместий, установил ей ежегодное содержание в 708 рублей — по тем временам это была огромная сумма. Кроме того, практичная Анна под руководством опытной матери умела извлекать из своего положения большую пользу. Живший в России барон Генрих Гюйссен, воспитатель царевича Алексея, писал: «..даже в присутственных местах было принято за правило: если мадам или мадемуазель Монс имели дело и тяжбы собственные или друзей своих, то должно было оказывать им всякое содействие». Анна с матерью до такой степени вошли во вкус своего привилегированного положения, что начали даже вмешиваться в ходатайства по внешнеторговым сделкам, нанимая для этой цели стряпчих(123).
Анна умела быть нежной и заботливой по отношению к Петру. Сохранились ее письма, которые она посылала царственному любовнику под Азов. По-русски она писать не умела и диктовала письма своему секретарю, а затем собственноручно делала маленькие приписки на немецком или голландском языке и ставила подпись: «Верная Анна». «Гораздо без вас скучаю, — сетовала она, — для Бога приезжайте скорей»; «предаю вас в сохранение Бога и желаю вас в радости видеть, что дай Боже». Она посылала Петру по тем временам экзотические и дорогие подарки: четыре цитрона, четыре апельсина и дюжину склянок его любимого напитка цидреоли (разновидность лимонада). «Если бы у меня, убогой, крылья были бы, — писала она в письме, сопровождавшем посылку, — я бы тебе, милостивому государю, сама бы цидреоль принесла. Не гневись, кушай на здоровье, и больше бы прислала, да не смогла достать»(124).
Во время заграничной поездки в составе Великого посольства любвеобильный Петр не считал нужным хранить верность своей фаворитке. Находясь в Англии в марте 1698 года, он вступил в кратковременную связь с лондонской актрисой Легацией Кросс. По завершении романа А. Д. Меншиков от имени Петра подарил ей 500 гиней (1200 рублей). Она осталась недовольна такой суммой и жаловалась на скупость царя. Александр Данилович передал ее слова своему державному другу. В ответ прозвучала достаточно циничная реплика:
— Ты, Меншиков, думаешь, что я такой же мот, как ты. За 500 гиней у меня служат старики с усердием и умом, а эта худо служила.
— Какова работа, такова и плата, — согласился Меншиков(125).
Однако эта измена ничего не значила для Петра: в первый же день по возвращении в Москву он немедленно помчался в дом Анны, даже не удосужившись навестить свою законную супругу. Австрийский посол Отто Плейер заметил по этому поводу: «Крайне, крайне удивительно, что царь, против всякого ожидания, после столь долговременного отсутствия еще одержим прежнею страстью: он тотчас по приезде посетил немку Монс»(126).
Секретарь австрийского посольства И. Г. Корб сделал 15 января 1699 года запись в своем дневнике: «День рождения какой-то девицы из простого звания (говорят, дочери золотых дел мастера, Монса) был удостоен присутствием его царского величества в доме ее отца»(127).
Ходили слухи, что Петр собирается жениться на Анне. Во всяком случае, уже через десять дней после возвращения из Великого посольства он поспешил насильно отправить свою супругу Евдокию в монастырь, что было равносильно разводу. Возросшее влияние Анны на своего венценосного любовника беспокоило Меншикова, находившегося в неприязненных отношениях с семейством Монс. Он сумел сделать так, что Петр всерьез увлекся Мартой Скавронской, нареченной при переходе в православие Екатериной Алексеевной. Новая фаворитка уступала прежней в красоте, зато ее пышные формы более соответствовали вкусу государя, чем безупречная стройность Анны. Кроме того, Екатерина умела быть гораздо заботливее и предупредительнее, чем Монс, которая была слишком горда и самолюбива. Вскоре Петр уже не мог обходиться без новой любовницы, хотя не прекращал отношения и с Анной, продолжавшей получать от него значительные подарки. Например, царь отписал ей большое поместье Дудино в Козельском уезде.
Тем не менее честолюбивая красавица сочла себя оскорбленной открытой изменой державного любовника и в свою очередь поспешила изменить ему, вступив в 1704 году в связь с молодым и красивым польским дипломатом Ф. Кёнигсеком. Разумеется, эта любовь тщательно скрывалась и Петр о ней не подозревал. Тайна раскрылась при весьма драматических обстоятельствах.
Однажды государь в сопровождении вельмож и иностранных посланников осматривал строящуюся крепость. Находившийся рядом с ним Кёнигсек при переходе по подъемному мосту оступился и упал в залитый водой глубокий ров. Плавать он не умел, поэтому тут же утонул, несмотря на попытки оказать ему помощь. Когда тело вытащили из воды, любопытный Петр не преминул осмотреть карманы покойного и обнаружил у него на груди связку бумаг. Сначала он приказал их запечатать, полагая, что это важная дипломатическая переписка; однако любопытство взяло верх. Вечером царь приказал принести ему бумаги Кёнигсека и начал их разбирать. Можно представить себе его удивление и гнев, когда он обнаружил между сложенными листками миниатюрный портрет Анны Монс, а затем нашел несколько ее страстных писем к новому любовнику.
Петр пришел в ярость. Он немедленно приказал князю Ф. Ю. Ромодановскому посадить Анну вместе с ее старшей сестрой Матреной под строжайший домашний арест; им не разрешалось даже посещать церковь. Но Юст Юль вряд ли прав в своем утверждении, что «тогда Петр I проявил недостойную его мелочность и отобрал назад все свои подарки»(128). Дворец и деревни, действительно, были конфискованы, но движимое имущество и драгоценности царь оставил бывшей возлюбленной.
Сестры Монс прожили под арестом около двух лет, пока Анна не нашла заступника в лице прусского посланника Георга Кейзерлинга, давно влюбленного в нее. Они познакомились еще летом 1702 года в доме сестры Петра, царевны Натальи Алексеевны(129). Кейзерлинг принялся ходатайствовать перед царем о смягчении участи его бывшей фаворитки. Петр уступил — указом от 3 апреля 1706 года позволил Анне и Матрене посещать церковь. Некоторое время спустя арест был полностью снят; Матрена уехала со своим мужем Федором Николаевичем Балком в Дерпт, куда тот был назначен комендантом. Анна осталась в Немецкой слободе, где поселилась в купленном ею маленьком деревянном домике.
Кейзерлинг начал настойчиво ухаживать за ней и добился ее согласия выйти за него замуж. После этого он принялся с еще большей настойчивостью уговаривать Петра взять Анну и ее младшего брата Вилима ко двору. Однажды во время обеда по случаю царских именин 29 июня 1707 года Кейзерлинг после изрядной попойки решил воспользоваться хорошим настроением государя и вновь завел разговор с ним о Монсах. Петр резко оборвал посланника:
— Я держал твою Монс при себе, чтобы жениться на ней, а коли ты ее взял себе, так и держи ее, и не смей никогда соваться ко мне с нею или с ее родственниками.
— Знаю я вашу Монс, — вмешался в разговор Меншиков. — Хаживала она и ко мне, да и ко всякому пойдет. Уж молчите вы лучше с нею(130).
Взбешенный этой явной клеветой Кейзерлинг хотел дать Меншикову пощечину, но тот парировал удар и подозвал стоявших у двери гвардейцев из своей личной охраны. Они избили прусского посланника и сбросили его с лестницы. Кейзерлинг жаловался прусскому королю на столь вопиющее нарушение принципа дипломатической неприкосновенности, но в ответ получил выговор и приказ извиниться перед царем(131).
Вопрос о браке Кейзерлинга и Анны Монс не удавалось положительно решить еще в течение пяти лет, поскольку Петр всячески ему препятствовал: бывшая фаворитка оставалась объектом его ревности. Бракосочетание состоялось только в 1711 году. К тому времени Анна уже успела родить от прусского посланника двоих детей. Через полгода после свадьбы Кейзерлинг был отозван в Берлин и по дороге неожиданно скончался от какой-то болезни. Его смерть не особенно огорчила жену, которая, по всей видимости, его не любила. Из переписки Анны с братом Вилимом видно, что она была озабочена лишь вопросом о наследстве покойного мужа, на которое заявил претензии его старший брат. Анна со свойственной ей настойчивостью вела судебный процесс в течение двух лет, сама ездила по этому делу за границу и в конце концов добилась решения в свою пользу.
К тому времени Анна Кейзерлинг была уже очень больна: бывало, чахотка держала ее в постели по целому месяцу; Она продолжала жить в своем маленьком бедном домике в Немецкой слободе с двумя детьми, прижитыми от мужа до брака, и еще одной девочкой более старшего возраста, которую она называла сиротой и любила больше своих детей (возможно, это была ее дочь от Кёнигсека). В августе 1714 года Анна умерла в возрасте сорока лет.
Вилим Монс был взят ко двору царицы Екатерины Алексеевны и стал ее камер-юнкером. Она очень симпатизировала красивому молодому человеку и без какой-либо неприязни вспоминала его сестру, свою бывшую соперницу.
Случайные амурные похождения Петра I в России трудно отследить из-за почти полного отсутствия сколько-нибудь достоверных источников, зато о его поведении во время пребывания за границей известно лучше.
В 1708 году в Варшаве Петр был приглашен на ужин в полном собрании польской знати. Одна тамошняя красавица, относившаяся к числу противников Августа II, позволила себе остроумные шутки в адрес короля и поддерживавшего его русского монарха. Тогда Петр сказал ей с резкой прямотой: «Вы шутите, сударыня, за столом при всех, так позвольте мне после ужина пошутить с вами наедине».
«Сия резкая очная речь, — пишет Андрей Андреевич Нартов, — в такое привела ее смятение, что после не могла она ничего уже промолвить. Но государь так умел ея смягчить и обласкать, что в самом деле с нею наедине был и имел ее своею приятельницею»(132). (Надо отдать должное деликатности формулировок писателя XVIII века.)
Не вызывает сомнения факт, что в 1717 году в Версале Петр и сопровождавшие его русские дворяне привели во дворец уличных проституток, которых, по свидетельству Луи Сен-Симона, уложили «в апартаментах мадам Ментенон, рядом с комнатой, в которой спал царь». Слухи об оргиях в королевских опочивальнях дошли до самой вдовы Людовика XIV, которая с возмущением писала своей племяннице: «Мне рассказали, что царь притащил с собой девку, большой скандал в Версале, Трианоне и Марли»(133).
Более заметны длительные любовные истории Петра I, которых было немного. Самая трагическая из них связана с именем Марии Гамильтон, юной горничной при дворе царицы Екатерины. Эта девушка родилась в Немецкой слободе в семье дворян-эмигрантов, чье происхождение трактуется в источниках двояко, поскольку в России в то время жили Гамильтоны и шотландского, и шведского происхождения. Более вероятно, что она была шотландкой, но всё же не относилась к знаменитой ветви лордов Гамильтонов. Ей было суждено стать героиней очередного романа Петра I и окончить свою жизнь самым ужасным образом.
Подробности отношений царя и горничной неизвестны; можно только сказать, что Петр пленился ее молодостью и красотой и без труда добился близости с ней, поскольку девушка не решилась противоречить монарху. Факт своего сожительства с Марией царь не считал нужным скрывать, во всяком случае, от наиболее доверенных лиц. Сын любимого токаря Петра I Андрея Нартова со слов отца описал примечательный случай: «Впущена была к его величеству в токарную присланная от императрицы комнатная ближняя девица Гамильтон, которую, обняв, потрепал рукою по плечу, а потом сказал: "Любить девок хорошо, да не всегда, инако, Андрей, забудем ремесло", — после сел и начал точить»(134).
Однако сама Мария Гамильтон не испытывала к царю никаких чувств. Предметом ее страсти являлся рослый и красивый молодой человек — царский денщик Иван Орлов. Они часто виделись при дворе, а в отсутствие своих высочайших хозяев тайком встречались в Летнем саду. Свободное время Орлов проводил в выпивках и кутежах, поэтому постоянно нуждался в деньгах, выпрашивая их у возлюбленной. А у Марии средств было немного, и она в угоду своему непутевому дружку начала воровать деньги и драгоценности у царицы. Долгое время это сходило ей с рук, поскольку Екатерина не была мелочна и подозрительна.
Дважды Мария беременела — то ли от Петра, то ли от Орлова. Возможно, она и сама не смогла бы ответить на этот вопрос. В обоих случаях она сумела прервать беременность, выпив какой-то отвар. Но в третий раз зелье не помогло, и она родила мальчика. Факт его появления на свет удалось скрыть, поскольку Мария несколько месяцев не выходила из своей комнаты, ссылаясь на тяжелую болезнь. Сердобольная Екатерина не беспокоила свою горничную.
С ребенком надо было что-то делать — ни объявить о нем, ни скрывать его не было никакой возможности, и Мария решилась на ужасный поступок: она задушила младенца, а ее служанка под покровом ночи вынесла тельце из дворца и положила его возле фонтана в Летнем саду. Утром труп ребенка был обнаружен; по дворцу поползли слухи и догадки, но никаких улик против Марии не было, а служанка была щедро одарена деньгами и поэтому молчала.
Петр узнал и об измене своей наложницы, и о ее преступлении благодаря случайности. Однажды Орлов доставил ему какой-то важный документ; спешивший куда-то Петр засунул его в карман, который оказался дырявым. Бумага попала в прореху и провалилась за подкладку. Тем же вечером Орлов почистил царский кафтан. Наутро государь не нашел документ в кармане и страшно разгневался, решив, что денщик выронил его. Громовым голосом он призвал Орлова к себе. Тот прибежал, увидел царя в ярости и почему-то решил, что тот раскрыл тайну его связи с Марией Гамильтон. «Помилуйте, государь! — закричал он, падая на колени. — Люблю Марьюшку!»
Петр моментально сопоставил новую информацию с недавним известием об обнаружении детского трупа. Вспомнил он и о том, что Мария несколько месяцев не выходила из комнаты, ссылаясь на недомогание. Юная любовница царя, а также ее служанка и Орлов были немедленно арестованы. Всё это произошло в конце июня 1718 года, через несколько дней после смерти царевича Алексея. Государь был в это время особенно ожесточен семейной трагедией, поэтому Гамильтон не могла рассчитывать ни на какое снисхождение. Ее и служанку подвергли пыткам, и они во всём признались. Но Петра это не удовлетворило — он считал нужным узнать, не замешан ли в убийстве младенца Орлов. Царь собственноручно написал короткий указ следователям: «Пытать Гаментову вдругорядь. И буде в другом розыску скажет то же самое, что и в первом, а на Орлова ничего не покажет, и оного Орлова сослать на каторгу на время без наказания». Впрочем, вскоре царский денщик и удачливый соперник был прощен и произведен в поручики гвардии.
Следователи полностью выяснили обстоятельства детоубийства. 27 ноября 1718 года Петр I указал «девку Марию Гаментову… казнить смертью».
Казнь состоялась 14 марта 1719 года. Мария, перенесшая тяжелые пытки и девятимесячное тюремное заключение, была всё еще очень хороша — в белом шелковом платье, оттененном черными лентами. Подбирая наряд в этот день, когда ей предстояло расстаться с жизнью, девушка, возможно, надеялась тронуть сердце царя своей красотой и получить помилование. Надежда оказалась тщетной. «Без нарушения божественных и государственных законов не могу я спасти тебя от смерти, — сказал Петр своей бывшей возлюбленной. — Итак, прими казнь и верь, что Бог простит тебя в грехах твоих, помолись только ему с раскаянием и верою»(135).
Палач подхватил отрубленную голову Марии и передал ее царю. Тот поцеловал мертвые губы, а затем начал объяснять окружающим на наглядном примере устройство шейных позвонков, мышечных тканей и артерий. Закончив короткую лекцию, он распорядился сохранить голову в спирте в Академии наук, перекрестился, еще раз поцеловал губы покойной фаворитки и уехал(136). Голова Марии Гамильтон являлась академическим экспонатом до тех пор, пока не была похоронена по распоряжению Екатерины II.
Последней любовью Петра I на склоне его лет стала молодая и красивая княжна Мария Кантемир, дочь молдавского господаря Дмитрия Кантемира, который по Прутскому договору (1711) между Россией и Турцией лишился своих владений и с тех пор жил с семьей в Петербурге. Чувства государя к юной фаворитке были достаточно сильными и даже вселяли в него надежды на будущее. Петр только что пережил огромное горе: 25 апреля 1719 года умер трехлетний Петр Петрович, наследник российского престола, проживший дольше других сыновей царской четы. Государь уже отчаялся иметь их от немолодой и не очень здоровой Екатерины. А Мария Кантемир в начале 1722 года забеременела. Петр уже всерьез подумывал развестись с супругой и жениться на Марии, чтобы тем самым обеспечить наследование престола.
Той же весной царь отправился в Персидский поход, взяв с собой и жену, и любовницу. Каждая из женщин ехала в своей карете. В Астрахани Петр оставил Марию дожидаться его возвращения и готовиться стать матерью. Однако некоторое время спустя его ожидало тяжелое разочарование: у Марии случился выкидыш. Государь подозревал, что подкупленные Екатериной служанки напоили молодую женщину какими-то лекарствами, спровоцировавшими несчастье, но никаких доказательств этого предположения не нашлось, а доктора обвиняли только природу. Екатерина, притворно выражавшая сочувствие, внутренне торжествовала; Мария Кантемир, не оправдавшая ожиданий императора, была удалена(137).
Царевич Алексей Петрович по примеру отца завел любовницу — финку Евфросинью Федорову, которая прежде была служанкой у его бывшего воспитателя князя Никифора Вяземского. По отзывам современников, она была некрасивой, маленькой, рыжей, коренастой, толстогубой и неряшливой(138). Однако для царевича она оказалась дороже всех на свете.
Бежав за границу, Алексей Петрович взял с собой Евфросинью, которая под видом пажа путешествовала в мужском костюме. Когда П. А. Толстой и А. И. Румянцев выследили беглецов в Неаполе и предложили Алексею вернуться в Россию, обещав прощение Петра I, Евфро-синья умоляла царевича уступить. В конце концов он объявил посланцам, что вернется в Россию, если отец разрешит ему жениться на Евфросинье. Согласие Петра было получено.
После возвращения царевича в Россию его любовница некоторое время оставалась в Берлине. Встретившись с отцом 3 февраля 1718 года, Алексей послал Евфросинье трогательное письмо, показывающее силу его чувств к ней: «Друг мой сердешный, Афросиньюшка, здравствуй, матушка моя, на множество лет… Слава богу, что нас от наследия отлучили, понеже останемся в покое с тобою, дай Боже благополучно пожить с тобою в деревне, понеже мы с тобою ничего не желали, только б жить в Рожествене (дворцовом селе, принадлежавшем царевичу. — В.Н.). Сама ты знаешь, что мне ничего не хочется, только с тобою до смерти дожить»(139).
Евфросинья вернулась в Петербург 15 апреля 1718 года и была сразу же доставлена в Петропавловскую крепость. В надежде на снисхождение Петра I она дала показания против Алексея и даже предоставила следствию черновики его писем, которые послужили поводом к продолжению дела царевича. С целью самооправдания Евфросинья даже утверждала, что «вступила в любовную связь по принуждению: на нее замахивались ножом и грозились смертью в случае ее сопротивления»(140).
Евфросинья получила прощение Петра I и была отправлена на свободное жительство в деревню. Дальнейшая судьба ее неизвестна.
Сведений о внебрачных связях соратников Петра I в источниках не обнаружено, за исключением упоминания Ф. В. Берхгольца о 76-летнем вдовце П. А. Толстом: «Жены у него нет, но есть любовница, которой содержание обходится ему весьма дорого»(141). Прочие лица из окружения государя либо не имели метресс, либо, что более вероятно, вели себя осмотрительнее и их любовные интрижки не попали в поле зрения иностранных наблюдателей.
121. Там же. С. 44.
122. Гельбиг Г. Русские избранники / Пер. с нем., предисл., прим. В. А. Бильбасова. М., 1999. С. 74.
123. См.: Оларт Е. Указ. соч. С. 56 — 58.
124. См.: Там же. С. 52,54.
125. Цит. по: Павленко Н. И. Петр Великий. С. 76.
126. цит. по: Оларт Е. Указ. соч. С. 50.
127. Корб И. Г. Дневник путешествия в Московское государство. С. 118.
128. Юль Ю. Указ. соч. С. 111.
129. См.: Бушкович Л. Указ.соч. С. 241.
130. Цит. по: Oларт Е. Указ. соч. С. 64.
131. См.: Бушкович П. Указ. соч. С. 269; Оларт Е. Указ. соч. С. 64.
132. Нартов А. А. Указ. соч. С. 112 — 113.
133. См.: Труайя А. Указ. соч. С. 242,244.
134. Нартов А. А. Указ. соч. С. 61.
135. Цит. по: Оларт Е. Указ. соч. С. 118.
136. См.: Труайя А. Указ. соч. С. 350 — 351.
137. См.: Там же. С. 353 — 355.
138. См.: Там же. С. 268 — 269.
139. Цит. по: Павленко Н. И. Царевич Алексей. М., 2008. С. 130.
140. Вебер Х. Ф. Указ. соч. Вып. 7. Стб. 1452.
141. Берхгольц Ф. В. Указ. соч. С. 165.
<< Назад Вперёд>>
