Весной 1796 года из города Луцка мы пошли под Тульчин. Туда собралась вся армия на ревию, и было объявлено, что Суворов будет смотреть все собравшиеся там войска.
Мы обрадовались надежде увидеть снова Суворова, и шли походом весело.
— Да, скажи, пожалуйста, за что вы так любили Суворова? — спросил я, удивленный неоднократными обращениями старика к памяти героя и желая знать подробнее причины столь безграничной привязанности, ибо старик беспрестанно повторял: «Ах, когда б был жив Суворов!..»
— Помилуйте, Ваше благородие, — вскричал старик с каким-то обидным удивлением, — да он отец наш был, он все наше положение знал. Жил между нами, о нем у нас каждый день только и речи было. Он у нас с языка не сходил, он отец наш был. О, Суворов был солдатский генерал! Первое — кроток, второе — в приступах резонен. Он никогда не проигрывал, как скажет, так по его и станется.
Да, он не только был солдатский отец, но и России всей отец. Он умел побывать везде и посмотреть на правом и на левом фланге. Он прозорлив был и позицию знал хорошо.
— Походом шли около месяца, и перед Петровым днем прибыли в лагерь под Тульчин.
— Любопытно было бы знать, как вы там стояли лагерем?
— А вот извольте прослушать, я вам сейчас расскажу. Там была пехота, конница и артиллерия.
— Знаю, дедушка, что у вас войска всякого звания было достаточно, да желательно бы знать, как оно было расположено.
— Извольте-с, я вам объясню и это.
Старик, видимо, был доволен вопросом, на который мог положительно отвечать. Достал тавлйнку, понюхал табаку и весело продолжал:
— Конница была во всех лагерях и располагалась везде с правого фланга пехоты.
Кавалерия стояла также в палатках, в каждом полку все эскадроны в одну линию, а четыре полковые орудия ставились по два с боков двух передних бекетов{130}, выставляемых перед 3-м и 8-м эскадронами и в 200 шагах впереди линии коновязей.
Таким образом, впереди полкового лагеря было два бекета, а сзади один — палочный.
По приходе в лагерь лошадей пускали в табун, а когда, бывало, объявят, что на такое-то число назначается ученье, то с вечера пригоняли табун, разлавливали лошадей и ставили их на коновязи.
Впереди располагались коновязи, за ними солдатские палатки, по 6 на каждый эскадрон. За солдатскими палатками — офицерские, а за ними — обоз и кухни.
В каждой солдатской палатке помещалось по одному капральству, которых в эскадроне было шесть. Палатки целого эскадрона вместе с тремя офицерскими палатками возились обыкновенно в одном палаточном ящике, который и ставился на правом фланге палаток своего эскадрона.
Палатки были круглые. В средине ставилось одно древко. И вся палатка на манер зонтика натягивалась веревками к шести кольцам. Солдаты ложились спать в палатках ногами к древку, головами врозь.
Кроме того, в каждом полку была церковная палатка. Службы в ней отправлял полковой священник. Под городом Тульчином тоже была разбита церковная палатка. Суворов каждое воскресенье приезжал в нее молиться Богу, а из полков ходили туда по желанию — кто хотел. Особого же наряда для этого не делали.
Обыкновенные ученья производились по полкам, когда учились пешие по конному, то есть выходили в строй без ружей, с одними саблями, а когда по пешему — так и с ружьями, и со штыками.
Разводы делались перед полком и весьма просто. Музыка играла редко. В каждом эскадроне было два трубача и один барабанщик, а в целом полку был литаврщик.
<< Назад Вперёд>>
