Н.И. Никитин. О национальной политике российской империи (некоторые источниковедческие и историографические аспекты)
Недостатка в источниках, позволяющих проследить, как же претворялись в жизнь правительственные распоряжения, тоже нет. Но в силу массового характера таких материалов, их несистематизированности, меньшей доступности и известности здесь открываются гораздо более широкие возможности как для субъективных трактовок и оценок, так и для вполне искренних заблуждений. Можно ведь единичные явления воспринимать и преподносить как массовые и наоборот. Можно вообще «не замечать» факты, противоречащие удобной для кого-то и чего-то концепции.
Взять хотя бы такой вопрос: как относиться к челобитьям друг на друга живших по соседству представителей разных этносов - допустим, русских и татар, жаловавшихся властям на захват земель, потраву полей и лугов, самовольную рыбную ловлю и охоту в своих угодьях? Можно, конечно, приняв все это за массовое явление, прийти к заключению, что описанные в жалобах «насильства» явились главным результатом национальной политики властей и составляли суть взаимоотношений русских и татар. А если задуматься о специфике такого источника, как челобитные, вопрос покажется не столь простым. Дело здесь даже не в возможных преувеличениях и односторонних подходах, свойственным документам этого рода.
Предположим, что все они на 100% отражают исторические реалии. Можно ли, однако, представить себе ситуацию, когда русские и «иноземцы» решили известить «великого государя» о том, как мирно и дружно они живут друг с другом? Вряд ли. Если же отношения между ними «осложнились», челобитья с жалобами полетят в столицу одно за другим. Ведь само появление такого рода документов вызывалось не нормой, а аномалией, и строить лишь на них свои представления о характере тех же русско-татарских отношений в Поволжье или в Сибири дело рискованное. Нужно привлекать и другие источники, а они показывают, что взаимоотношения двух этносов складывались далеко не так драматично, как порой рисуют «челобитные дела»2.
Как же на базе самых разных источников трактуют национальную политику Российской империи - и в плане ее общей направленности, и в плане реализации на местах - современные исследователи?
В последние полтора десятилетия заметно стремление некоторых историков, литераторов и публицистов (в основном представителей наших бывших союзных и автономных республик) реанимировать давно, казалось бы, забытое определение Российской империи как «тюрьмы народов»3. Суждения сторонников этой точки зрения весьма поверхностны, тенденциозны, показывают плохое знание конкретно-исторического материала, определяются в основном эмоциями, а то и застарелыми «национальными обидами». По ироничному замечанию редколлегии серии «Окраины Российской империи», подготовившей несколько коллективных трудов по имперской проблематике, в «национальных историографиях» народов, входивших в состав Российской империи, теперь «на веру принимается стремление власти сделать жизнь своих нерусских подданных как можно более несносной». В противовес столь несерьезному подходу к столь серьезному вопросу члены упомянутой редколлегии (А.И.Миллер, А.В.Ремнев и А.Рибер) предлагают для достижения консенсуса русским - «полнее осознать репрессивность империи», а их соседям - «преодолеть односторонне негативный образ Российской империи, для которой, конечно, благополучие и свобода ее подданных никогда не были приоритетом, но которая отнюдь не была той "империей зла", какой она предстает в современных школьных учебниках соседей России»4.
Вряд ли, однако, диалог с политически ангажированными коллегами из бывших «братских республик» будет продуктивным. Во всяком случае личный опыт автора этих строк убеждает в бесполезности подобных дискуссий. Для торжества истины целесообразнее сделать максимально доступными для массового читателя на всей территории бывшего СССР мнение тех серьезных исследователей, которые, несмотря на политические катаклизмы и идеологические коллизии последних лет, остаются на почве реальных фактов и, кроме того, сохраняют способность «видеть за деревьями лес», то есть учитывать при анализе тех или иных событий и явлений историческую перспективу и ставить их в один ряд с аналогичными процессами и явлениями в других регионах и странах. Знаменательно, что к разработке «национальной проблематики» теперь всё чаще обращаются крупные историки, ранее изучавшие совсем другие проблемы и потому имеющие возможность взглянуть на национальную политику Российской империи свежим, «незамыленным» взглядом.
Выводы их убедительны и однозначны. В выступлениях на научно-практических конференциях, «круглых столах», в научных публикациях в последнее время подчеркивается, что стержнем российской политики в отношении «присоединенных» народов была не этническая, а социальная ассимиляция; национальные элиты не уничтожались, не лишались своего привилегированного положения, а, как правило, инкорпорировались (пусть не сразу и не полностью) в состав господствовавших в России сословий5. «Конечно, - замечает Л.А.Преображенский, - нельзя говорить о некоем равенстве представителей народов в делах управления страной, русская администрация, вне сомнений, преобладала и даже господствовала в прошлом. Тем не менее необходим более историчный подход к данной проблеме. ...В дореволюционной России с ее эксплуататорским строем попросту не могло быть условий для представительства разных народов в государственном управлении. Нельзя опрокидывать наши нынешние представления о независимости, суверенитете, равноправии народов на минувшие века и совсем иные исторические условия»6. Однако, даже учитывая и эти обстоятельства, и то, что русские являлись самым многочисленным народом Российской империи (составляя почти половину ее населения), заслуживает особого внимания один красноречивый факт, также отмеченный А.А.Преображенским: элита российского общества - дворянство - во второй половины XIX - начале XX века наполовину состояла из представителей нерусских национальностей (точнее - неправославных вероисповеданий)7.
Важной особенностью Российской империи историками называется отсутствие в ней «имперской нации» (в отличие, например, от империи Габсбургов, где явно господствовали немцы) и то, что в ней (в отличие от Османской империи) не наблюдалось жесткого противостояния подданных, исповедовавших одну религию, всем остальным8. И если социально- экономических показателей, свидетельствующих о привилегированном, «имперском» статусе русских пока не найдено, то оснований для вывода о большей степени эксплуатации русского народа по сравнению с другими народами более чем достаточно, какую бы из ее разновидностей мы не взяли - рекрутскую повинность, налоговый гнет или крепостничество в целом9.
В дополнение к указанным в примечаниях работам будет уместно привести конкретные высказывания двух наших ведущих ученых, прозвучавшие в 1989 г. на «круглом столе», посвященном истории складывания Российского многонационального государства. «Положение "Россия - тюрьма народов" меня настораживает, ибо в первую очередь царская Россия была тюрьмой для русского народа, - заявил А.Н.Сахаров. - Хорошо было бы сравнить положение русских крестьян, рабочих, ремесленников с другими народами и регионами. По некоторым моим наблюдениям, когда мы делаем такие сравнения, они идут не в пользу русского крестьянства и рабочих». А.А.Преображенский в той же связи обратил внимание на данные демографии. По Всероссийской переписи 1897 г., «у большинства народов страны заметен был естественный прирост населения. Русские в этом отношении отставали. Уже один такой серьезный показатель не позволяет принять расхожий термин "Россия - тюрьма народов." <...> Я не считаю, что трудящиеся массы русского народа в империи выступали "господствующей нацией". Их положение было не легче, а порой и тяжелее, чем у "инородцев"». И в подтверждение своего тезиса А.А.Преображенский привел весьма наглядный пример: «...В России существовала многочисленная категория податного населения, именовавшаяся ясачными людьми. Это нерусские народности Поволжья, Севера, Сибири. Но исторические реалии были таковы, что ясачными числились тысячи русских крестьян, добровольно перешедших в это состояние. Причиной тому являлось сходство социального статуса русского и нерусского тяглого населения»10.
На основании вышеизложенного некоторые современные авторы приходят к заключению, что государство Российское было скорее антирусским, чем русским11. С таким мнением также трудно согласиться. Злого умысла в отношении народа, являвшегося становым хребтом империи, у ее правителей, конечно же, не было. Наибольшая тяжесть эксплуатации великороссов явилась следствием суровой объективной реальности. Русские, будучи самым крупным этносом России, в большинстве своем проживали в зонах, неблагоприятных для земледельческого производства: низкое плодородие почв, предельно сжатый (до 5 - 5,5 месяцев в году) цикл сельскохозяйственных работ, частые неурожаи из-за неустойчивости погоды и т.д. Поэтому в обществе с минимальным объемом совокупного прибавочного продукта (каким было российское общество) русские и стали основным источником изъятия этого прибавочного продукта12.
Национальная терпимость «верхов» невозможна в стране, где нет национальной терпимости и у «низов». И русский народ проявлял это свойство своего характера с давних времен. Исследователи обращают внимание на тот факт, что ни в устном народном творчестве, ни в русской классической литературе не воспевался русский человек как господин и повелитель других народов. Историками отмечается удивительная пластичность восточных славян вообще, их способность к вживанию в чужие этносы, приводившая порой к ассимиляции не русскими, а русских13. Примечательна позиция по «национальному вопросу» и некоторых наших западных коллег, в целом далеких от идеализации российского прошлого. Например, современный исследователь этнических проблем американец Р.Шермерхорн, настаивающий на неразрывности понятий «империализм» и «расизм», еще в 1970 г. счел необходимым оговориться, что история знает одно исключение: «Российская империя расизма не знала никогда»14.
В публицистике последних лет тот факт, что русские в России «так и не научились повелевать», подобно «западным» народам, одними авторами констатируется с нотками сожаления15, другими же не слишком грамотно используется как повод для прямых упреков в адрес «имперообразующего этноса». Так, некто В.Шевелев в одной из некогда популярных газет пишет: «У русского народа... не хватило ни духа, ни самосознания, ни численности, чтобы стать народом-повелителем, подобно древним римлянам, персам, византийцам, а позднее англичанам... Русский народ оказался не так воспитан, не так образован и не так культурен, чтобы стать достойным хозяином великой империи»16.
С оценкой роли и места русских в созданной ими империи вообще происходят интересные метаморфозы, обычно, правда, весьма далекие от объективного подхода к столь непростому вопросу. Русский народ не стал в Российской империи господином, и над этим обстоятельством в последнее время всё чаще иронизируют те же заступники «порабощенных народов», которые еще совсем недавно требовали от русских покаяния за «многовековое угнетение» и «великодержавный шовинизм»17. Отсутствие национальной спеси может теперь рассматриваться и как чуть ли не еще одно подтверждение «рабской сущности русского национального характера» (выражение писателя В.С.Гроссмана, популярное в начале «Перестройки»).
Появление подобных суждений при всей их надуманности и субъективности в общем и целом закономерно. Создавший империю народ, как правило, не вызывает больших симпатий у других народов империи, они его обычно «не любят» и используют любой повод для предъявления претензий. Но что примечательно: такое отношение часто меняется по прошествии какого-то времени после распада империи. С обретением независимости народы часто утрачивают и те преимущества для культурного, социального и экономического развития, которые дает жизнь в большом, богатом и сильном многонациональном государстве. Поэтому римлян ныне «любят» и гордятся даже мнимым родством с ними потомки практически всех некогда покоренных Римом народов. Прибалты с уважением отзываются о правивших ими немецких баронах. Предаются ностальгии по имперским временам и народы бывшей Австро-Венгрии. Нечто подобное немецкий историк Андреас Каппелер предсказывает и в отношении бывшей Российской империи18.
Оснований для ностальгических чувств у бывших «россиян» будет более чем достаточно, ибо судьба вошедших в состав России народов при объективном рассмотрении и соответствующих сопоставлениях оказывается сплошь и рядом не такой уж тяжкой, как кое-кем у нас порой рисуется. Имперскую национальную политику нельзя, разумеется, идеализировать, как, впрочем нельзя к ней подходить с мерками нынешней морали и этики. И в России это была политика, не чуждая многих элементов «классической» имперскости, включая, в частности, действия по древнему принципу «разделяй и властвуй». Хорошо известно, например, что царские власти активно использовали в своих интересах (главным образом для предотвращения набегов на русское население) противоречий между калмыками и казахами, башкирами и татарами, казахами и башкирами...19 Но все познается в сравнении. Серьезные ученые в последнее время не раз обращали внимание как на «отсутствие в российской политике тенденций геноцида в отношении присоединенных народов», так и на то обстоятельство, что в Российской империи «методы беспощадного разорения и ограбления завоеванных стран и народов... никогда не практиковались»20. Такие методы были крайне невыгодны правящим кругам, постоянно обеспокоенным «малолюдством» своих подданных, особенно - на окраинах.
Добавлю, что даже если бы у правителей России и появилось желание уничтожить какой-то народ, технических возможностей для этого у них было немного. Ведь Российская империя была в военно-техническом и экономическом отношениях слабее ведущих западноевропейских держав, не останавливавшихся при строительстве своих империй перед истреблением целых племен и народов. Не случайно знаменитый и уникальный в своем роде скоропалительный указ Сената от 1742 г. «искоренить немирных чукчей вовсе» (в ответ на их все более дерзкие нападения на русские отряды и находившихся в российском подданстве юкагиров и коряков) всерьез так никто и не пытался осуществить, и военные экспедиции на Чукотку закончились полной «конфузней». В итоге власти просто отказались от силовых методов присоединения Чукотского полуострова21.
Академик Л.В.Черепнин еще в 1975 г. предостерегал историков от упрощенных подходов к национальной проблематике, особенно применительно к докапиталистическим формациям. «Русское государство - государство феодальное, - писал он, - входя в его состав, многонациональное население страны становилось объектом классовой и национальной политики царизма; ее формы и методы варьировались, менялись, но во всех случаях это была угнетательская, крепостническая политика господствующего класса. Однако чтобы получить объективный критерий в каждом отдельном случае для ее оценки, полезно сопоставить мероприятия правительст ва в отношении русского народа и других народов России»22.
Такие сопоставления проводились с тех пор не раз и приводили к совершенно определенным выводам. Современные исследователи вполне отдают себе отчет в том, что у нас «строилась империя, а не рай на земле»23. В социальном плане государственная власть обычно ставила русское и нерусское население империи в одинаковое положение, но на практике полного социального равенства населявших ее народов, разумеется, не было и быть не могло. Этому препятствовали многие факторы, по большей части объективного характера: разная степень владения государственным, русским языком; различия в уровне социально-экономического и культурного развития накануне включения в состав России; разные возможности адаптации к новым жизненным реалиям, в частности к усвоению «русского обычая» в делопроизводственной, судебной практике и других сферах общественной жизни, к втягиванию в новые формы хозяйствования и т.д.
Вошедшие в состав России народы, конечно, подвергались различным видам притеснений и эксплуатации, страдали от административного произвола, жульничества чиновников и купцов, но, как отмечалось, в массе своей не более, чем русский народ. Надо, кроме того, подчеркнуть, что ни один этнос, находясь в составе Российской империи, не повторил, вопреки некоторым расхожим представлениям, судьбу аборигенов Тасмании или Карибского бассейна. Региональные особенности национальной политики в России имели место, но ситуации, когда бы власти организовывали истребление аборигенов для «очистки» от них нужных переселенцам территорий, не были отмечены нигде. Даже в «далекой от царя» Сибири, которую теперь всё чаще сопоставляют с Америкой24, премии за скальпы, «чумные одеяла» и тому подобные атрибуты взаимоотношений европейцев и коренных жителей были просто немыслимы. Как писал незадолго до своей кончины академик А.П.Окладников, «заселение Сибири русскими проходило не за счет вытеснения и тем более истребления аборигенов, а за счет освоения свободных пространств, путем "обтекания" пришельцами мест жительства коренных народов или вкрапливания отдельных селений в компактную массу аборигенов... Это одно из коренных отличий колонизации Сибири русскими поселенцами от тех катастрофических для коренного населения событий, которые произошли в Америке или, например, Австралии в ходе колонизации этих континентов западноевропейскими пришельцами»25.
В редконаселенной Сибири правящие круги были кровно заинтересованы в максимальном сохранении численности и платежеспособности реальных и потенциальных налогоплательщиков, особенно тех, кто добывал пушнину, долгое время выполнявшую в нашей стране функции своеобразной валюты. В Сибири власти шли крайне неохотно на карательные меры даже против совершавших тяжкие преступления аборигенов (в том числе грабивших казенные грузы и убивавших ясачных сборщиков), предпочитая прощать тех, кто «приносил свои вины». А самых упорных «непослушников» предписывалось «смирять» лишь «небольшим разореньем»26.
Такая политика порой проводилась в ущерб прямым интересам переселенцев. Случалось, что местные «князцы» сильно злоупотребляли готовностью Москвы закрывать глаза на убийства русских людей и после «принесения вины» не только тут же брались за прежнее, но и подбивали своих соплеменников на антирусские выступления, ссылаясь при том на собственную безнаказанность27. Историки отмечали также беспомощное положение русских промысловиков, подвергавшихся во время охоты нападениям аборигенов. Напуганные строгими запретами «жесточить иноземцев» и предпринимать против них самовольные действия, «промышленные люди» жаловались в Москву, что «без государева указу собою оборониться» и «иноземцев против побивать» они не смеют28. Конечно, далеко не все «промышленные» и даже служилые люди были столь законопослушны: случаи грабежей и «насильств» с их стороны фиксируются многими источниками. Но в данном случае важно отметить сам факт опасения «государевой опалы» за действия, направленные против ясачных людей.
«Заботливое хотя и не бескорыстное отношение центрального правительства к инородцам» Сибири считал необходимым отметить еще классик сибиреведения С.В.Бахрушин29.
А.А.Преображенский обращат внимание исследователей на такой исторический парадокс: в то время, когда «цивилизованные» западноевропейские державы «уже вовсю вели истребительные войны, очищая от "дикарей" целые континенты, загоняя в резервации уцелевших туземных жителей... варварски-азиатский российский царизм в отсталой стране к присоединенным народам старался не применять насильственных методов»30.
Но естественно, что в той же Сибири, несмотря на строгие правительственные предписания «не жесточить иноземцев», не продавать им вина, «не пустошить» охотничьих угодий, несмотря на устройство специальных «хлебных магазинов» во время голодовок, улаживание и пресечение междоусобиц и прочие охранительные меры, - несмотря на все это, воздействие отрицательных факторов на жизнь коренного населения Северной Азии бывало значительным. На первое место здесь следует поставить инфекционные болезни, которые до контактов с русскими не были известны аборигенам. Эпидемии оспы, тифа, распространение сифилиса и пьянства наносили самый большой урон сибирским народам, намного превышавший потери от военных столкновений с русскими, тоже, впрочем, для редконаселенного края порой немалые и неизбежно сопровождавшиеся типичной для тех времен «жесточью». Отнюдь не способствовало росту численности коренных жителей и «оскудение» промысловых угодий в ходе русской колонизации, хотя в дальнейшем именно оно стимулировало переход аборигенов к земледелию и другим, более эффективным системам хозяйствования.
Эти и другие, в общем и целом не подвластные тогда воле человека, но производившие наиболее сильное впечатление на стороннего наблюдателя, а потому хорошо известные факторы, безусловно, являлись важнейшими причинами сокращения или сильного замедления роста численности ряда сибирских народов - ительменов, юкагиров, эвенков, кетов, вогулов (манси). Печальная судьба отдельных групп аборигенного населения, видимо, и послужила основанием для вывода о «вымирании сибирских народов», весьма популярного в конце XIX - начале XX века у большинства так называемых областников («сибирских сепаратистов»), а затем и в ранней советской историографии, ориентированной на разоблачение «колониальной политики русского царизма». Однако исследования Б.О.Долгих, Н.Ф.Емельянова, Н.А.Миненко, а также А.Т.Шашкова, Е.М.Главацкой, Л.М.Дамешека и ряда других современных историков Урало-Сибирского региона показан и несостоятельность тезиса о вымирании аборигенов Сибири. Оказалось, что его поборники практически не учитывали миграционные и ассимиляционные процессы у коренного населения Северной Азии, которые с ее вхождением в состав России не только не прекратились, но приобрели новые направления и формы, сохраняя во многом и старые. Например, чукчи продолжали теснить и поглощать юкагиров, а якуты - активно расселяться по всей Восточной Сибири вплоть до XIX века, ассимилируя эвенков и эвенов. В местах же массовой крестьянской колонизации происходило слияние некоторых родоплеменных групп с русскими, в то время как в отдаленных и малонаселенных северных районах шел обратный процесс - либо «растворение» в «инородческой» среде отдельных (изолированных) групп русского, как правило, промыслового, населения, либо появление в результате его смешения с аборигенами новых субэтнических общностей: колымчан, русскоустьинцев, марковцев, затундренных крестьян, камчадалов31.
К заключению о «вымирании инородцев» многие исследователи приходили в результате возведения негативных явлений локального характера в разряд всеобщих, а также проникаясь полным доверием к официальным документам учета ясачных людей, не отражавшим, как оказалось, полной картины из-за все более ширившейся практики сокрытия населения в ясачных волостях. Позже были получены более полные данные (за XVIII XIX века), и они показали, что по Сибири в целом, за исключением сравнительно небольшого числа этносов, ежегодный естественный прирост у коренных народов и русского был близок по своим показателям (1,5-2%)32. Именно поэтому историками и демографами отмечается не сокращение, а рост общей численности аборигенного населения Северной Азии. Если в XVII веке оно насчитывало 200-220 тысяч человек, в конце XVIII века - свыше 360 тысяч, то на рубеже XIX и XX веков - около 800 тысяч, а по переписи 1989 г. - свыше полутора миллионов. При этом наиболее крупные сибирские народы - буряты и якуты - увеличили свою численность более чем в 10 раз (соответственно до 421 и 382 тысяч человек)33. Такой рост невозможен, если жизнь народов в течение столетий определяют лишь отрицательные факторы. Но если здесь доминировали факторы Иного рода, то и последствия вхождения этносов Сибири в состав России для абсолютного их большинства следует признать в целом положительными.
Включение Северной Азии в состав крупного централизованного государства способствовало выводу многих ее народов из многовековой изоляции, установлению на ее территории законности хотя бы в самом элементарном виде, привело вначале к сокращению, а затем и к прекращению внутренних усобиц и к такому ускорению социально-экономического и культурного развития, какое было бы невозможно при сохранении прежних форм хозяйствования и быта. Под воздействием и при содействии русских переселенцев у сибирских аборигенов складывались более совершенные приемы земледелия, скотоводства и промыслов, из числа коренных обитателей края всё чаще стали выходить «люди торговые и промышленные», а потом появилась и собственная интеллигенция.
Эти факты давно уже являются классикой отечественного сибиреведения. Но они имели место, конечно, не только у народов Сибири. Вряд ли кто сможет аргументированно оспорить тот факт, что достаточно высокий уровень экономического и культурного развития многих народов - башкир, казахов, киргизов и др. - был бы в XX веке невозможен, не окажись они в свое время в составе Российской империи. Даже Фридрих Энгельс при всей своей неприязни к России (выразившейся, в частности, в употреблении в ее адрес выражений «подлость», «славянская грязь») вынужден был признать, что «Россия действительно играет прогрессивную роль по отношению к Востоку... Господство России играет цивилизаторскую роль для Черного и Каспийского морей и Центральной Азии, для башкир и татар»34.
И еще одна сторона проблемы. Как бы в настоящее время народы, входившие в Российскую империю, не относились к ней, им без грубых фальсификаций и подтасовок не оспорить тот факт, что при всей сложности взаимоотношений с «имперообразующим этносом» время пребывания в империи было для этих народов наиболее мирным. Прибалтика, веками представлявшая собой арену кровавых столкновений между сопредельными государствами, оказавшись в составе России, не знала на своей территории войн почти 200 лет. Украина, являвшаяся накануне Переяславской рады полем ожесточенных сражений между казачеством, поляками, татарами и турками, лишь в составе России получила возможность мирного развития хотя бы в своей левобережной части. В Закавказье лишь покровительство России спасло грузин и армян от физического уничтожения; «имперский» период их истории оказался, пожалуй, самым мирным и зажиточным.
Есть у этой проблемы и геополитический аспект. Здесь трудно обойтись без сослагательного наклонения, обычно нелюбимого историками, но ими же широко используемого (как правило, «про себя»), когда речь заходит о выяснении значения тех или иных событий для судеб страны и мира, то есть о многовариантности путей исторического развития. Итак, какой вариант развития событий можно предполагать в том случае, если бы Россия не расширяла свою территорию за Урал. Какой бы оказалась без России судьба народов Северной Азии?
По сути дела как раз на этот вопрос ответил в одном из интервью первый президент Якутии М.Е.Николаев: «Каким бы ни было наше прошлое, мой народ навсегда останется благодарен судьбе, породнившей нас с Россией. Только безумцы могут пойти сегодня на разрыв с Россией, рискуя попасть в зависимость к другому государству, Посудите сами, на территории Российской Федерации от Урала до Дальнего Востока проживает всего 30 миллионов россиян. В сопредельных же с этим регионом странах - 2 миллиарда человек. Мы уже сегодня испытываем на себе демографический прессинг со стороны южных соседей. К нам от них всеми правдами и неправдами уже переселились больше миллиона людей. Природа не терпит пустоты, в том числе и демографической. Что будет, если мы однажды окажемся вне России? Да нас просто сметут как этнос»35.
Нельзя в этой связи не выразить принципиального несогласия с теми историками, журналистами и публицистами, которые употребляют слово «империя», «имперский» исключительно в негативном смысле, чуть ли не как ругательство36. Такой подход грубо нарушает принципы историзма. Империи складывались в соответствии с общепринятыми и общепризнанными в то время морально-этическими и правовыми нормами, в силу вполне объективных обстоятельств. История не знает случаев, когда какое-либо государство отказалось бы от экспансионистской (имперской) политики лишь по соображениям морально-этического порядка. «Смирное» поведение тех или иных государств и в древности, и в Средние века, и в Новое время объяснялось элементарной нехваткой необходимых для экспансии ресурсов и не более того. Так что отсутствие имперского статуса никак не может быть предметом чей-то гордости, и, следовательно, его наличие не должно быть теперь поводом для самобичеваний и осуждений. Империя - закономерный, логический (хотя и не обязательный, не неизбежный) этап в развитии государства, имеющий для вошедших в нее народов как «минусы», так и «плюсы» - правда, в разных, как правило, соотношениях, в разных пропорциях, определяющих в целом позитивный или, напротив, негативный характер последствий нахождения в составе империи для каждого народа.
В 1989 г., подводя итоги работы «круглого стола», на котором обсуждались последствия присоединения различных народов к России, А.А.Преображенский сказал: «История межнациональных отношений... была мало похожа на идиллию. Немало пережито сложностей, драматических моментов, принесено ненужных жертв. Если же говорить о своего рода доминанте прозвучавших здесь мнений и оценок, то она выражается в признании по преимуществу прогрессивного характера присоединения для последующих судеб народов»37.
За минувшее десятилетие достоянием научной общественности стали данные, значительно расширяющие и конкретизирующие наши представления о национальной политике Российской империи. Но они лишь подтверждают правильность выводов выдающегося ученого.
1См., например: Открытия русских землепроходцев и полярных мореходов XVII века на северо-востоке Азии: сб. док. М., 1951.С. 359, 364.
2См.: Никитин Н.И. О взаимоотношениях русских и татар в Сибири XVII-XX веков // Проблемы социально-экономического и культурного развития Сибири XVII-XX вв.: сб. науч. тр. Новосибирск, 2005. С. 29-37. (Фронтир в истории Сибири и Северной Америки; вып. 5).
3См. об этом: Вдовин А .И., Зорин В.Ю., Никонов А.В. Русский народ в национальной политике. XX век. М., 1998. С. 4.
4Сибирь в составе Российской империи. М., 2007. С. 5, 9.
Сибирь в составе Российской империи. М., 2007. С. 5, 9.
5Александров В.А. Политика российского правительства по национальному вопросу (середина XVII-XVIII вв.) // Национальная политика в России. М„ 1992. Кн. 1: Середина XVII - конец XVIII в. с. 40, Цимбаев Н.И. Россия и русские: (национальный вопрос в российской империи) // Вестник МГУ. Сер. 8, История. 1993. № 5.с.27; Вдовин А. И., Зорин В.Ю., Никонов А.В. Указ. соч. С. 7-8.
6Российское многонациональное государство: формирование и пути исторического развития: [материалы «круглого стола», Звенигород, 20-24 нояб. 1989 г.] // История и историки. М., 1995.
7Там же. с 44
8Цимбаев Н.И. Указ сочинений с.30
9Кабузан В.М. Народы России в XVIII веке. Численность и этнический состав. М., 1990. с.63; Козлов В.И. О сущности русского вопроса и его основных аспектах // Вестник МГУ. Сер. 8, История.1993. №5. С. 34; Его же. Национализм, национал-сепаратизм и русский вопрос // Отечес твенная история. 1993. № 2. С. 51.
10Российское многонациональное государство ... С. 36,45.
11Коршунов С. Имперские амбиции и национальные интересы // Независимая газета, 1997. 11 сент. С. 5.
12Милое Л.В. Великорусский пахарь и особенности российского исторического процесса. М., 2001. С. 563—564.
13Карлов В.В. Об основах этнического воспроизводства русского народа // Вестник МГУ. Сер. 8, История. 1993. № 5. С. 50; Левандовский А.А. Сибирь из нас не «вытянешь»... // Родина. 1995. № 2. С. 100; Сибирь в составе Российской империи. С. 29.
14Цит. по: Лурье С В. Русские в Средней Азии и англичане в Индии: доминанты имперского сознания и способы их реализации // Цивилизации и культуры: науч. альманах. М., 1995. Вып. 2: Россия и Восток. С. 253.
15Коршунов С. Указ. соч.
16Шевелев В. Распад России неизбежен // Подмосковье. 1997. 20 дек.
17См.: Родина. 1990. № 5. С. 75; Московские новости. 1991. № 26. С. 5.
18Каппелер А. Россия - многонациональная империя. Возникновение. История. Распад. [М., 2000]. С. 289.
19Любавский М.К. Обзор истории русской колонизации с древнейших времен и до XX века. М., 1996. С. 502, 515; Очерки по истории Башкирской АССР. Уфа, 1956. Т. 1, ч. 1. С. 200-201.
20Милое Л.В. Природно-климатический фактор и особенности российского исторического процесса // Вопросы истории. 1992. № 45. С. 51; История России. XX век. М., 1996. С. 18 (раздел, написанный А.Н.Бохановым); Вдовин А.И., Зорин В.Ю., Никонов А.В. Указ. соч. С. 8.
21Зуев В Н. К вопросу об изучении так называемой «чукотской войны» (30-70-е гг. XVIII в.) // Русские первопроходцы на Дальнем Востоке в XVTI-XIXвв.: ист.-археол. исследования. Владивосток, 1995. Т. 2. С. 231—237; Зуев А.С. «Немирных чукчей искоренить вовсе» // Родина. 1998. № 1. С. 38; Его же. Русские и аборигены на крайнем северо-востоке Сибири во второй половине XVII-первой четверти XVIII в. Новосибирск, 2002. С. 66-70.
22Черепнин Л.В. Некоторые вопросы истории докапиталистических формаций в России // Коммунист. 1975. № 1. С. 72-73.
23Вдовин А.И., Зорин В.Ю., Никонов А.В. Указ. соч. С. 8.
24Резун Д.Я. Фронтир в истории Сибири и Северной Америки в XVII-XX вв.: общее и особенное. Новосибирск, 2005.
25Предисловие А.П.Окладникова к публикации «Описание Тобольского наместничества» (Новосибирск, 1982, с. 6-7).
26Якутия в XVII веке: очерки. Якутск, 1953. С. 276, 283, 287.
27Историкам давно известен пример с тунгусским «князцом» Зелемеем, говорившим своим сородичам: «Что вы, глупые люди, не разумеете и русских переводов не знаете, вы бы так же жили, как я, Зелемей, живу; самим вам известно, сколько я русских людей побил, а как над собою увижу какую немеру, то я к русским людям приклонюся, и до меня... русские люди лучше прежнего» (см.: Соловьев СМ. Сочинения. М., 1991. Кн. VI. С. 568-569; Фирсов Н.Н. Чтения по истории Сибири. М., 1915. Вып. 1. С. 28-28).
28Якутия в XVII веке. С. 13; Павлов П.Н. Промысловая колонизация Сибири в XVII в. Красноярск, 1974. С. 30-43.
29Очерки по истории колонизации Севера. Пг., 1922. Вып. 2. С.79.
30Преображенский А.А. Урал и Западная Сибирь в конце XVI-начале XVIII в. М., 1972. С. 171.
31Бахрушин С.В. Научные труды. М., 1955. Т. III, ч. 2. С. 22; История Сибири с древнейших времен до наших дней. Л., 1968. Т. 2. С. 59; Очерки общей этнографии. Европейская часть СССР. М., 1968. С. 83; Сибирь в составе Российской империи. С. 205-207.
32Емельянов Н.Ф. Население Среднего Приобья в феодальную эпоху: (состав, занятия и повинности). Томск, 1980. С. 66, 69, 233234; Древний город на Оби: история Сургута. Екатеринбург, 1994. С 210; Нягань. Город на историческом фоне Нижнего Приобья. Екатеринбург, 1995. С. 62; Югорск. От легенды до точки на карте. Екатеринбург, 1997. С. 83-84, 88, 90; Дамешек Л.М. Историко-топологические модели инкорпораций нерусских народов в состав Российской империи: сибирский вариант // Проблемы социально-экономического и культурного развития Сибири XVII-XX вв. С. 40-43.
33Очерки истории СССР. Период феодализма. Конец XV-начало XVII вв. М., 1955. С. 682-700; Долгих Б.О. Родоплеменной состав Родов Сибири в XVII в. М., I960; Очерки общей этнографии, Азиатская часть СССР. М., 1960. С. 275-358; История Сибири с древнейших времен до наших дней. Т. 2. С. 505; Кабузан В.М. Указ.соч. с.230; Национальный состав населения СССР: по данным Всесоюзной переписи населения 1989 г. М., 1991.
34Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. 2-е изд.Т.27, с.241
35Мир новостей. 2000. 2-е сентября. с.3. На незавидное положение нацменьшинств в сопредельных с Сибирью странах обращают внимание в той же связи и другие массовые издания: см. например рецензию Сергея Маркуса на монографию Н.П. Москаленко "Этнополитическая история Тувы в 20 веке" (М.,2004)в приложении в "Независимой газете" от 11 ноября 2004 г.(с.6)
36См.например: Измайлов И. Счеты и просчеты императорских историков// Родина 1994. №8. с.28-33.
37Российское многонациональное государство... с.47-48
<< Назад Вперёд>>
