Второй период эволюции
Прежде других люди, так сказать, среднего, уравновешенного образа мыслей стали задумываться над вопросом: «Куда же мы идем и куда, к чему придем, идя и далее в этом направлении?»
Люд, некогда шумно ликовавший свободу употребления горячих напитков, достаточно накуражившись, находился в состоянии той выбитости из колеи, того нравственного похмелья и недовольства самим собой, при котором достаточно одного умелого окрика, для того чтобы погнать это стадо в любом направлении.
Как ни велико было сравнительно недавнее увлечение свободой, но в конце концов врожденные привычки, влияние семьи вообще и женщины, всегдашней носительницы традиций, в особенности влияние общественного мнения, в значительной мере поддерживаемого авторитетом близкой Бухары, до сего времени сохранившей все наружные признаки и атрибуты показного благочестия, до раисов и побиения камнями включительно, взяли верх, и блудные сыны ислама мало-помалу стали возвращаться к пенатам.
При таких обстоятельствах голос нашей оппозиции, державшей уже в своих руках обновленное знамя ислама, призывавшее мусульман к пробуждению и единению, стал обращать на себя внимание все большей и большей части туземного общества, все больше и больше разочаровавшегося в нас, в нашей силе, в нашей культурности и в нашей правдивости.
Тогда оппозиция, подняв голову и развернув длинный скорбный лист, который неустанно и методично вела она вместе с народной памятью, стала говорить этому народу такие речи.
«Когда неверные завоевали нашу землю, малодушнейшие из нас, забыв слова Корана — «Верующие не должны брать себе в друзья неверных», бросились в объятия русских и, дабы снискать их расположение, стали глумиться над верой своих отцов, начали пьянствовать вместе с неверными или, подражая им, начали подводить им своих жен, сестер и дочерей, начали давать охотно приемлемые ими взятки, осужденные и проклятые Богом и Пророком, да благословит его Господь и да приветствует его».
«В слепоте вашей, которой Бог искушал вас, вы, порицая своих бывших правителей и все то, что было здесь до прихода русских, пленились суетностью тех кажущихся благ, которые неверные крупицами бросали вам, дабы обольстить вас, а вы, подобно псам, лизали за это руки тех, кому Предвечным уготована геенна огненная».
«Опомнитесь, осмотритесь вокруг себя, и вы увидите, что настоящее не лучше прошлого. Неверные вместе с теми из нас, которые лукавят перед лицом Бога и людей, всячески обирают наш народ и всеми способами развращают его, дабы низвести на него гнев Божий и тем его вконец ослабить при помощи их верного союзника, искусителя – Сатаны».
«Опомнитесь и осмотритесь! В тех самых урдах, в которых при ханах именитые беки и хакимы, управлявшие народом, опираясь на уставы ислама, теперь водворились волостные управители, чуть не на половину ничтожества, вытащенные из грязи руками неверных; пьяницы и мошенники, служившие прежде поварами и конюхами у русских, воровавшие у них пятаки и двугривенные, теперь они ограбляют народ на тысячи и десятки тысяч рублей».
«Квартира или собственный дом каждого такого волостного управителя – кабак, заезжий, в котором останавливаются, пьянствуют и играют в карты русские».
«Когда вы справедливо жалуетесь русскому начальству на мошеннические проделки содержателей этих кабаков, вас штрафуют или арестовывают».
Все чаще, все грозней и громче произносились эти и подобные им речи, которых не знала и не слышала наша администрация, ибо не хотела и не могла их слышать.
Она не хотела их слышать, потому что, услышав их и откровенно заговорив по их поводу, она неизбежно должна была бы выдать саму себя; она не могла их слышать, потому что оставалась окруженной живой стеной негодяев, обманывавших и ее и народ; она оставалась в отношении народа слепой, глухой и немой, ибо, сидя за стеной продажных приспешников, по-прежнему не видела народной жизни, не слышала народного голоса и не могла говорить по душам с народом, так как давно утратила доверие и расположение народа, подробно знакомого со всеми ее похождениями и авантюрами, которые методично заносились народной памятью в скорбный лист.
Все чаще, все громче раздавались речи и вопли нашей оппозиции, пока, наконец, вызванное ими на почве наших служебных недугов нервное возбуждение, постепенно охватывавшее все большую и большую часть туземного общества всего вообще края, не разразилось в Фергане восстанием Дукчи-ишана.[592]
Быстро подавив вооруженной силой восстание ишана, мы много писали и говорили по поводу этого инцидента.
Мы много говорили и писали об идущих и не идущих к делу вещах: о косности туземцев; о мусульманском фанатизме; о происках Англии и Турции; о панисламизме; о неблагодарности туземцев, якобы облагодетельствованных Россией; о чрезмерном якобы увеличении народного благосостояния, дающего возможность туземцам заниматься не общеполезными делами, а праздными глупостями; о необходимости держать туземное население в ежовых рукавицах и т. п. Мы договорились и дописались даже до таких нелепостей, как необходимость время от времени, периодически, проходить по краю огнем и мечом, дабы производить на полудиких азиатов должное впечатление и держать их непрестанно в клетке того спасительного панического страха, который они пережили раньше, в дни победоносного вступления наших войск в постепенно занимавшиеся нами туземные города.
Статья, написанная в этом духе каким-то бесстыжим автором, в свое время была помещена в одной из русских газет.
Мы говорили и писали по поводу восстания очень много, но ни одним словом не обмолвились о самой главной, наиболее существенной причине этого восстания, о тех тяжких, хронических недугах нашей официальной жизни (служебной и общественной), которые, будучи нежелательными и вредными вообще, представляются сугубо вредными и опасными на мусульманской окраине, и географически духовно тесно связанной с значительной частью отсталого мусульманского мира, интеллигенция которого не может не интересоваться Средней Азией и не помнить о ней, ибо она в свое время дала мусульманству несколько солиднейших и популярнейших работ по части шариата, выдвинув вместе с тем и нескольких выдающихся поэтов-суфистов, как Мир-Али Шир, Ахмад Ясави и Суфи-Аллаяр.
Восстание не только не заставило нас задуматься над нашими недугами, но даже, наоборот, в особенности в Фергане, послужило к обострению этих недугов и к увеличению числа пораженных ими лиц.
И местная русская власть, и местное (русское) общественное мнение, не давая себе труда поглубже вдуматься и поосновательней разобраться во всей сумме фактов и явлений, послуживших главнейшими причинами восстания, твердили одно: «Надо прибрать туземцев к рукам, взять их в ежовые рукавицы и усилить административно-политический надзор за населением».
Я дал, как мне кажется, довольно верную картину сообща пережитого нами прошлого для того только, чтобы легче было избавить на будущее от повторения темных пятен пережитого, чтобы сделать это будущее возможно более светлым, жизнерадостным.
А теперь я прошу: довольно о прошлом; свалим этот старый хлам, этот навоз жизни в мусорную яму истории, дабы забыть старые счеты, раз навсегда повернуться спиной к злопамятству и дружно, рука об руку идти далее по широкому пути общечеловеческого прогресса и общечеловеческого единения.
* * *
Значительно более сложным выглядит вопрос: как воспринимали русских коренные обитатели завоеванной Россией Средней Азии. Свидетельств осталось немного. Первоначальное (после прихода в край) представление коренных жителей о русских (по свидетельству Наливкина) было сродни сказочному – черти с хвостами. Со временем «аборигены» убедились, что их страхи были преувеличены. Можно, очевидно, говорить о том, что в массе коренные жители относились к новым властителям равнодушно – властители так часто менялись, что в итоге они стали безразличными не только к смене властей, но и к самим властям.Несомненно, русские начальники отличались от начальников бухарских или кокандских – они были в своем большинстве людьми доброжелательными и гуманными, но привыкшие к жесткому обращению «туземцы» воспринимали такое их свойство, как слабость, тем более что они были неверными и говорили на совсем непонятном языке.
«Желают ли они по-прежнему, – писал о таджиках востоковед и путешественник А.Е. Снесарев, – пребывать во власти Бухары, тянуться ли на сторону русских или, наконец, помышляют об афганском эмире?.. Скорее всего, их политические настроения отличаются каким-то безразличием»[593]. Это безразличное отношение основной массы селян и горожан не менялось на протяжении всех пятидесяти лет существования Туркестана в составе Российской империи до той поры, когда в 1916 г. оказался под угрозой уклад их жизни – тогда они возмутились.
Небезразличным, то есть стабильно враждебным, было отношение к новой власти мусульманских священнослужителей и сонма святош (ишаны, пиры, дервиши и т. п.), эксплуатировавших религиозные чувства и невежество тех же дехкан и жителей старых среднеазиатских городов.
Лояльно к русской администрации относились местные предприниматели (промышленники, купцы, торговцы), которые очень быстро осознали все выгоды, которые принес режим иностранцев и иноверцев: многие из этой категории населения не только были связаны с торговыми связями с Россией, но были компаньонами в русском бизнесе. Для этих людей возврат к ханским временам стал бы катастрофой. Они старались селиться среди русских, воспринимая образ жизни последних.
Существовала еще одна, весьма малочисленная группа, которую с полным правом можно назвать интеллигенцией (советские и нынешние историки-патриоты этим термином обозначали и обозначают книжников, знатоков и толкователей Корана, никакого отношения не имевших к этому слою общества). Представители этой группы мыслили смело и трезво – всего лишь горсть интеллектуалов. Самыми крупными были казах Чокан Валиханов (1835–1865) и таджик Ахмад Дониш (1827–1897).
Валиханов писал: «Мы без России пропадем, без русских мы только Азия и ничем другим без нее не можем быть»[594]. Точно к такому же выводу приходил бухарский сановник, дипломат и поэт А. Дониш. Дониш несколько раз в составе посольств посетил Петербург и другие города России, он был хорошо осведомлен о тех преобразованиях, которые проводят в соседнем с Бухарским эмиратом Туркестанском крае российские власти. Все, что он видел и узнал, привело его к непоколебимому убеждению, что присутствие России в Средней Азии – несомненное благо для ее народов. России он посвятил несколько восторженных стихотворений. О Петербурге, поразившем его воображение, Дониш писал:
Естественно, люди типа Валиханова и Дониша не могли оказать сколько-нибудь заметного влияния на своих соотечественников.
С тех пор, как Петербург стал твоей столицей,
О нем говорят как о земном рае,
То не земля, а подобие неба,
Где на каждом шагу – сверкающий луч звезды;
В этом день и ночь одинаково светлы[595].
Атмосфера мощного экономического, духовного, культурного и политического подъема, характерного для России эпохи перелома веков (XIX и XX), не могла не иметь отзвука во всех концах империи, даже на такой далекой не только в географическом, но и цивилизационном смысле окраине, какой была Средняя Азия.
Отзвуком этого почти тектонического явления стало движение джадидизма в Туркестане. Термин «джадидизм» происходит от арабского словосочетания «усул-и-джадид», что означает «новый метод». Вдохновителем и идейным вождем движения принято считать крымско-татарского общественного деятеля Исмаила бей Гаспарали, чье имя в русифицированной версии звучало как Исмаил Гаспринский (1851–1914).
Этот мусульманский книжник оказался намного умнее и дальновиднее своих коллег и осознал, что мусульманство законсервировалось в архаике и настоятельно нуждается в модернизации. Достаточно хорошо образованный, знающий иностранные языки, Гаспринский пришел к убеждению о необходимости реформировать прежде всего курс обучения в коранических школах на территории всей Российской империи. Он ратовал за то, чтобы в мусульманских учебных заведениях наряду с изучением догм ислама, языков арабского, фарси и русского велось преподавание основ медицины, физики, химии, ботаники, геометрии. В этот новый список дисциплин была включена и астрология. В 1884 г. в Бахчисарае он основал школу, составил программу обучения и написал учебное пособие, с помощью которого вел обучение 12 учеников. Метод обучения Гаспринского стал известен как «новый метод» – «усул-и-джадид». Пропагандой «нового метода» активно занялась газета Гаспринского «Таржимон» («Переводчик»). По мысли Гаспринского, его «новый метод» был призван стать универсальным и должен был внедряться посредством единого для всех тюркских этносов литературного тюркского языка (которого пока в природе не существовало).
Идеи Гаспринского нашли отклик в ограниченном кружке реформистски настроенных исламских книжников Туркестана, на которых положительно повлиял сам И. Гаспринский, появившийся в Ташкенте в 1893 г. Затем неутомимый реформатор отправился в Бухару, где долго уговаривал эмира открыть новометодную школу: эмир сдался и открыл одну джадидскую школу.
В Туркестанском крае джадиды (так стали называться последователи «нового метода») не встречали сопротивления со стороны российских властей. Джадиды были противниками феодально-клерикальных порядков, пропагандировали достижения современной науки и культуры. Они были сторонниками реформ традиционных быта и семейных отношений, улучшения положения женщин.
То, что делали джадиды, согласовывалось не только с видами официальных властей, но и российского бизнеса: и тем и другим нужны были грамотные приказчики и младшие чиновники, умеющие правильно оформить торговые книги, канцелярские дела старшины, волостного начальника и бумаги о налогах. В 1911 г. в крае насчитывалось 63 новометодные школы с 4016 учащихся[596].
Реформа в методике образования должна была, по мнению джадидов, привести к коренным изменениям в традиционном быте и обеспечить развитие местного предпринимательства. Идеолог джадидизма М. Бехбуди (1875–1919) писал: «Мы должны реформировать на основе современной культуры школы, мастерские и все то, где сохраняется старый образ жизни»[597].
Джадиды мечтали превратить Туркестан в «цветущий сад» для местного предпринимательства.
Джадиды призывали местных купцов и промышленников взять богатства края в свои руки и не делиться ими с иноземцами (читай: русскими). «Они [иноземные купцы] получают прибыли, а вы разоряетесь, – писал А. Фитрат (1886–1938), видный деятель джадидского движения, юрист, получивший образование в Турции. – В результате у вас уже отняли торговлю хлопком и шелком»[598].
Бехбуди в пьесе «Отцеубийца» (1913) устами своего героя призывал состоятельных людей коренных этносов отдавать детей в русские гимназии и университеты, чтобы те смогли стать «участниками в управлении Российским государством».
Можно, видимо, говорить о джадидах как о людях с «двойным дном», с раздвоенным сознанием: оттеснить, выгнать иноземцев (русских) и в то же время стать «участниками управления Российским государством». При этом джадиды не были сторонниками русских державников, которые стремились к сближению всех этносов Российской империи на основе «российской гражданственности».
Джадиды смотрели в сторону Турции, откуда в начале XX в. исходили идеи панисламизма и объединения всех тюркских народов – пантюркизм; эти идеи составляли сердцевину их идеологии. Одновременно они проповедовали самые верноподданнические взгляды. Тот же Бехбуди писал: «Поможем русскому правительству, будучи его сторонниками. Наш Царь разрешил нам говорить о наших нуждах. За это мы много и много благодарны ему»[599]. Первая в Туркестане джадидская газета «Тарракы» («Прогресс») писала: «Всем известно, что русское правительство никогда не делает того, что противоречит шариату»[600].
Было известно, что российское правительство в своей деятельности в последнюю очередь руководствовалось шариатом, но дразнить своих мусульман не хотело. Кстати сказать, то самое российское правительство, которое «соблюдает нормы шариата», не мешало издательской деятельности джадидов. В 1905–1907 гг. туркестанские джадиды издавали в Ташкенте несколько газет: «Тарракы» («Прогресс»), «Хуршид» («Солнце»), «Шурхат» («Слава»), «Туджор» («Купец»).
Джадиды публично изображали преданность России и ее Государю, но сердца их были на стороне Турции, которая в конце XIX в. «вспомнила», что является лидером мусульман всего мира, и постаралась возглавить движение панисламизма. Панисламисты проповедовали идею объединения всех мусульман для борьбы против неверных, отрицали какие бы то ни было противоречия внутри так называемого мира ислама, разжигали религиозную нетерпимость и фанатизм. Что же касается панисламизма в Туркестане, то он имел определенную политическую цель – отторжение Средней Азии от России и восстановление среднеазиатских ханств в том виде, какими они были до прихода в край русских.
Именно эта сторона панисламизма – непримиримая вражда к неверным – привлекла к нему внимание турецких султанов. Многие органы мусульманской печати в Турции, Афганистане, Индии и Египте в конце XIX в. активно пропагандировали панисламистские идеи. Корреспонденты (они же – агенты) панисламистских изданий проникали на территорию Туркестана, Кавказа и Крыма, где не только вели панисламистскую пропаганду, но и собирали средства для своих изданий и в пользу турецкого султана, считавшегося преемником Мухаммеда. Средства собирались немалые.
Активными проповедниками панисламистских идей в Туркестане были члены суфийских орденов – шейхи, ишаны и огромная армия их последователей – мюриды. Именно суфии (суфий – человек, носящий власяницу, сермягу) способствовали деятельности посланцев из Турции, через них шло распространение привозных панисламистских изданий, в которых читателю навязывалась мысль о необходимости «имуществом, и телом, и душой, и кровью помогать Турции защищать ислам. За неоказание помощи Турции мы несем ответственность перед Аллахом. Если кто пойдет против турок, тот будет вероотступником и место его в аду»[601].
Российское правительство было хорошо осведомлено о панисламистской пропаганде и, естественно, весьма обеспокоено. Свидетельства поступали с разных сторон. Так, в мае 1910 г. русский консул в Адрианополе докладывал послу России в Стамбуле об антироссийской деятельности руководителей младотурецкого движения: «..Знакомый мой узнал, что младотурки уже несколько месяцев тому назад послали в Россию под видом купцов, возвращавшихся из Мекки богомольцев и т. п. несколько десятков начитанных и преданных новым идеям ходжей для проповеди среди мусульман идеи солидарности мусульманского мира в противовес христианскому»[602]. Русская полиция отлавливала этих «купцов» и «богомольцев» и высылала за пределы империи.
Из Турции в Среднюю Азию поступали не только брошюры соответствующего содержания, но и предметы «наглядной агитации», в частности плакаты в виде географических карт, предназначенные для коранических школ.
Чиновник особых поручений Министерства внутренних дел в докладе в сентябре 1910 г. сообщал: «Мне лично пришлось видеть в Ходженте у местного мингбаши (тысяцкого) на стене приемной комнаты турецкие географические карты, причем особенное внимание мое привлекла карта, изображающая земные полушария, над которыми в виде владыки мира изображен турецкий султан, держащий в своих руках оба полушария. Карта, несомненно, правильно рассчитана на определенный эффект, производимый ею на темные умы среднеазиатских мусульман»[603].
Особенно изобретательной и агрессивной панисламистская да и пантюркская пропаганда стала после 1905 г. В правительственных кругах Петербурга это хорошо понимали. На одном из закрытых совещаний по мусульманскому вопросу в 1910 г. в Петербурге отмечалось: «Первый толчок, выведший русское мусульманство из состояния относительного равновесия и спокойствия, был дан несчастной России японской войной. Внутренние события, разыгравшиеся после этой войны, внесли в мусульманский мир полный переворот»[604].
Джадиды, будучи людьми просвещенными, лучше, чем кто-либо еще, заметили признаки ослабления самодержавного режима и обратили свои взоры в сторону Турции: они открыто контактировали с турецкими эмиссарами, посылали своих учеников завершать образование в турецких учебных заведениях. Тем не менее, когда их преследовали мусульманские фанатики, они обращались за поддержкой к русским властям. Джадиды резко выступали против революционных событий 1905–1907 гг. Джадидская газета «Туджор» в конце 1907 г. писала: «В России ликвидируются забастовки, митинги и политические движения. Надеемся, что правительство примет соответствующие меры против хулиганов и оградит от них интересы народа». На стороне правительства джадиды были и в 1916 г., во время самого крупного среднеазиатского мятежа, а в годы войны собирали деньги в пользу Турции.
Такова была природа этого отряда национальных просветителей. И неудивительно, что один из самых активных деятелей джадидского движения Мунавар-кары Абдурашидханов в своих воспоминаниях (уже в советское время) писал: «Желанием джадидов было уничтожение царского правительства»[605]. Наверное, это было правдой, но того, что искренне желали джадиды, не случилось и после гибели империи.
<< Назад Вперёд>>
