Церковное руководство использовало всевозможные аргументы, чтобы отстоять свою собственность. Оно послало во дворец дьяка Леваша Коншина с «речью». Затем глава церкви сам явился к Ивану III с подробными аргументами, изложенными в «списке». Позднее митрополит вторично направил дьяка Леваша к царю с новыми «речами».
Текст «речей» дьяка Леваша несет на себе следы редакторской работы. Бывший новгородский владыка Феодосий, живший на покое в Волоколамском монастыре, сделал приписку к тексту «Соборного ответа», обозначив «речь» дьяка Леваша как «послание». Его помощник вписал перед текстом другой «речи» Леваша заголовок «Второе послание». «Речи» Леваша можно назвать «посланиями» от членов собора к монарху.
Первое «послание» Леваша не оставляет сомнения в том, что церковное руководство было застигнуто врасплох и не успело как следует подготовиться к соборному обсуждению. Момент был исключительно ответственным. Речь шла о материальном благополучии церкви. Духовенству надо было всесторонне аргументировать тезис о неприкосновенности церковных имуществ, чтобы отклонить домогательства светской власти. Между тем первое послание митрополита к государю было совсем кратким и исчерпывалось несколькими предложениями. Глава церкви сослался па императора Константина Великого, а также князей Владимира и Ярослава, при которых святители (белое духовенство) и монастыри «земли держали».
Ко времени вызова во дворец митрополита Симона его канцелярия успела подготовить длинный «список» с подробными аргументами в защиту церковных земель. То ли из-за спешки, то ли из-за того, что Коншина задержали во дворце, Симон так и не решил, кому поручить чтение его новых «речей». По этой причине в заголовке «списка» сказано неопределенно: «сей список перед ним (государем. — Р.С.) чли».
Если бы московский книжник взялся за сочинение «послания» митрополита задним числом, через много лет после собора, он составил бы вероятнее всего образцовое риторическое произведение. Между тем «список» не является связным, литературно обработанным сочинением. Скорее это груда черновых заготовок, подборка цитат из византийских законов, византийских соборных определений и житий. Многие цитаты имеют свои особые заголовки: «От (книг) Бытия», «От Левгитския книги», «От Жития» и пр.
Визит Симона и членов собора к Ивану III и оглашение «списка» не привели к ожидаемым результатам. Митрополиту пришлось еще раз снарядить во дворец доверенного дьяка Леваша. Новое послание митрополита дает наглядное представление о повороте в ходе дискуссии, наметившемся в самом конце собора. Судя по «списку», высшее духовенство надеялось вразумить государя с помощью ссылок на византийские авторитеты. Но эти ссылки, очевидно, не произвели должного впечатления. По этой причине весь византийский материал был полностью исключен из второй «речи» Леваша, а акцент сделан на московской традиции и старине.
В первой «речи» Леваша значилось, что при князьях Владимире и Ярославе святители и монастыри «села и земли держали». В «списке» митрополичья канцелярия придала своей аргументации полемическую заостренность: князь Владимир с сыном «грады и села давали святым церквам». Как видно, новая формула вызвала возражение. В результате во втором «послании» Леваша абзац о земельных пожалованиях церкви князей Владимира и Ярослава был опущен. Составители документа вернулись к первой формуле: при Владимире и Ярославе святители и монастыри «села держали».
В последних «речах» Леваша ссылка на авторитет киевских князей приобрела принципиально новый смысл. Митрополичья канцелярия подчеркивала преемственность их с правящей московской династией: киевские князья были поименованы как «твои (Ивана III. — Р.С.) прародители», а далее перечислялись владимирские и московские князья. Перечень включал имена великих князей Андрея Боголюбского, Всеволода Большое Гнездо, Ивана Калиты, «внука блаженного Александра». В последней версии не византийские цари и святые, а московская династия выступала в роли гаранта неприкосновенности церковных имений и доходов. Совершенно очевидно, что члены собора постарались сообразовать свои аргументы с претензиями двора.
В митрополичьем «списке» рассуждения о церковных имуществах были облечены в отвлеченную форму. Симон ссылался на «грады, и села, и винограды, и озера, и пошлины», принадлежавшие церкви при Константине. В последних «речах» Леваша фигурировал конкретный перечень статей дохода русской церкви. При владимирских и московских великих князьях, подчеркивал собор 1503 г., церковь «держала» грады, волости, слободы и села, а также «суды, управы, и пошлины и дани церковныя». Споры по поводу «дач» князя Владимира Святославича побудили митрополичью канцелярию включить в «речь» Леваша ссылку на Устав Владимира.
«Речи» завершались словами о том, что и в греческих, и в наших «русских странах» святители и монастыри земли «держали и держат, а отдавати их не смеют (!) и не благоволят, понеже вся таковая стяжания церковная — Божия суть стяжания…». Неповиновение воле государя собор объяснял тем, что «не смеет» отдать Ивану III Божье имущество.
Среди публицистических памятников о соборе 1503 г. выделяется «Слово иное», составленное в стенах Троице-Сергиева монастыря не ранее середины XVI в. Этот источник содержит ценные сведения о планах и домогательствах светских властей. «В та же времена, — повествует автор «Слова», — восхоте князь великий Иван Васильевич у митрополита, и у всех владык, и всех монастырей села поимати… митрополита же, и владык, и всех монастырей из своея казны деньгами издоволити и хлебом изоброчити из своих житниц».
Становится понятным, почему в последнем обращении к Ивану III митрополит и собор четко определили круг доходных статей церкви (суд, управа, дани или десятина), не подлежащих отчуждению. Судя по «Слову иному», монарх намеревался наложить руки на все доходы церкви (включая оброки с сел, десятину и пр.). Взамен он обещал обеспечить монастыри денежным и хлебным довольствием из казны.
В Москве Иван III не мог действовать теми же средствами, что и в завоеванном Новгороде. Он должен был понимать, что применение насилия в отношении московского духовенства вызовет негодование народа. Как бы то ни было, власти решили воздействовать на московскую церковь методами убеждения. От духовенства требовали добровольной жертвы, суля щедрое вознаграждение.
На какие земли претендовала казна в 1503 г.? Данные источников на этот счет противоречивы. В «Житии Иосифа Волоцкого» упоминалась лишь одна категория — монастырские «села». В других памятниках названы епископские земли. Расхождения, по-видимому, объясняются жанром произведения. Автор «Жития» повествовал об Иосифо-Волоколамском монастыре и его основателе, а потому упомянул о тех притязаниях казны, которые непосредственно затрагивали его обитель. Судя по «Соборному ответу», церковному руководству приходилось отстаивать одинаково и епископские, и монастырские вотчины, что полностью совпадает со свидетельством «Слова иного».
Если верить «Слову иному», подлинным героем соборных прений был Серапион. Троицкие книжники — авторы «Слова» хорошо знали Серапиона: в течение десяти лет он управлял обителью как игумен и еще семь лет жил там как опальный старец. Серапион был личностью примечательной. Он родился от «проста родителя» в подмосковном селе и прославился строгой монашеской жизнью.
Будучи избранным на митрополию, Симон Чиж назначил своим преемником на посту троицкого игумена Серапиона, своего ученика и помощника. Человек неробкий и прямой, игумен не раз использовал право «печалования» перед государем и иногда добивался того, чего не могли добиться ни митрополит, ни священный собор. Так, он спас от костра неких «болярынь», осужденных, по-видимому, по подозрению в чародействе. В «Житии» Серапиона упомянуто его выступление на соборе, созванном «дабы не стяжати монастырем сел, и нив, и виноградов».
Когда Иван III и его сын Василий пригласили Серапиона во дворец, чтобы склонить его на свою сторону, тот заявил, что пришел в Троицу, имея посох в руке да мантию на теле, никаких сел монастырю не давал, а значит, и распоряжаться ими не может.
<< Назад Вперёд>>
