Макаров

Темно-синее Каспийское море лениво шевелит валами. Знойный летний полдень. Отвесные лучи солнца палят нещадно. На небе ни облачка. Покачиваясь на мертвой зыби, медленно ползет самоходная баржа, оставляя за собой длинный хвост черного дыма. Баржа старая, много повидавшая на своем веку. Скрипят деревянные борта, натруженно пыхтит паровая машина. На палубе бочки, тюки, прикрытые грязным брезентом. Людей не видно, только на тесном мостике двое. У руля, расставив ноги, застыл здоровенный коренастый детина, загорелый дочерна. На скуле сквозь дубленную ветром и солью кожу темнеет синяк: видимо, неплохо гульнул вчера в Астрахани перед отходом... Рядом стоит рослый, ладно скроенный человек в офицерской фуражке и белом кителе. Китель расстегнут, одна пуговица на нем оборвана, грудь и рукава измазаны в масле. Офицер не отрываясь смотрит в бинокль на едва виднеющийся впереди низкий берег. Черный бинокль так горяч, что хочется подуть на пальцы. Офицер отвел окуляры от глаз (глаза красные, воспаленные). Хриплым, резким голосом приказал:

— Два румба вправо! Так держать.

Круто повернулся и ушел в надстройку, согнувшись в три погибели перед низкой дверью. Из носового люка на палубу поднялся немолодой матрос, спросил рулевого:

— А где их высокоблагородие?

— Там он, — кивнул затылком тот.

Матрос почтительно постучал в дверь и, услышав отрывистое «да», всунул внутрь голову. В крошечной каюте было душно, как в преисподней. Высокий человек, раздевшись по пояс, сидел за столом, заваленным бумагами.

— Степан Осипович, так что, прикажете обедать?

— Погоди. Через двадцать минут.

И Макаров снова погрузился в бумаги.

* * *

Вот уже второй месяц служит он на Каспии. А ведь так недавно совсем иные декорации окружали его! Героя войны радушно принимали во всех канцеляриях и салонах Петербурга. Ему был пожалован чин флигель-адъютанта — (это почетное звание давалось особо отличившимся обер-офицерам, они становились — теоретически, конечно, — порученцами самого императора; генералы в подобном случае получали звание генерал-адъютанта). Он был причислен к так называемому «гвардейскому экипажу», то есть к морской гвардии. «За труды при перевозке войск из портов Мраморного моря и Бургаса в Россию» (так формулировал высочайший приказ) его наградили орденом Станислава второй степени. Наконец 1 декабря 1879 года он был назначен начальником отряда миноносок на Балтике. Казалось, чего бы еще? А впереди соблазнял большой отпуск и свадебное путешествие в Италию, о котором будущие супруги договорились заранее.

Но Макаров не поехал в свадебное путешествие. Недолго довелось ему и вкушать столичные удовольствия. Средиземному морю он предпочел Каспийское. И не ради морских купаний или ловли осетров. В раскаленных степях закаспийской пустыни началась война. И он решил, что место его там.

Уже к началу XVIII столетия на территории Средней Азии многочисленные феодальные государства и владения, раскинувшиеся на гигантских пространствах от туранских степей до Памира, переживали глубокий экономический упадок. Кровавые междоусобицы местных князьков разоряли среднеазиатские народы, втягивали их в нескончаемые межплеменные войны. Процветали рабство и работорговля. По караванным тропам отправлялись печальные вереницы невольников в афганские, персидские и турецкие владения. В XVIII веке китайские отряды постоянно вторгались в Среднюю Азию, грабя и облагая данью население. В XIX веке британские колонизаторы, захватив Индию до южных отрогов Гималаев, уже протягивали свои щупальца далее на север.

В этих условиях народы Средней Азии нередко добровольно изъявляли желание принять русское подданство. Разумеется, царизм, выражая интересы буржуазии, стремился захватить новые рынки сбыта и источники сырья. Разумеется, российский и международный капитал преследовал здесь лишь собственные своекорыстные интересы. Однако в целом несомненно, что для среднеазиатских народов присоединение к России имело положительное значение. Прекращались междоусобные войны и беззастенчивый произвол крупных и мелких феодалов, уничтожались рабство и работорговля, а рабы немедленно получали свободу. Остальные районы Средней Азии втягивались в общую хозяйственную жизнь экономически более высокоразвитой России, приобщались к передовой русской культуре.

Объективно положительное значение этого процесса было отмечено основоположниками марксизма. Фридрих Энгельс, в частности, писал, имея в виду именно описываемые события: «...Россия действительно играет прогрессивную роль по отношению к Востоку... Господство России играет цивилизаторскую роль для Черного и Каспийского морей и Центральной Азии»⁸.

В середине XIX века к России были присоединены Хивинское, Бухарское и Кокандское ханства. В 70-х годах началось продвижение русских отрядов в Закаспийский край, населенный туркменами. Разнообразные связи между Россией и туркменскими племенами относятся еще к XVII веку. К XIX веку эти связи становятся все более постоянными и прочными. В середине столетия около 115 тысяч прикаспийских туркмен добровольно приняли русское подданство. Закрепление России в этом пустынном районе имело, помимо прочего, и большое стратегическое значение ввиду обострившихся русско-английских отношений. Британские агенты провоцировали господствующие слои некоторых туркменских племен на выступление против России и среднеазиатских народов, вошедших в ее состав.

Только феодальная верхушка племени текинцев, получая военную помощь от Англии, оказала вооруженное сопротивление России. Феодалам удалось повести за собой подвластное им население. В 1879 году войска текинцев нанесли поражение экспедиционному отряду генерала Ломакина. В Лондоне известие об этом было встречено с восторгом. Английские власти в Индии и Афганистане получили указание усилить антирусскую деятельность в Средней Азии. В этих условиях в Петербурге было решено ускорить события. Срочно началась подготовка к новой военной экспедиции в глубь Закаспия. Во главе войск был назначен генерал Михаил Дмитриевич Скобелев.

В Средней Азии войскам под командованием Скобелева предстояло преодолеть без малого пятьсот верст по безлюдной, выжженной солнцем пустыне: от Красноводска до современного (Ашхабада. Дорог не было. Снабжение могло поступать только морским путем из Астрахани. Скобелев внимательно изучил причины поражения отряда генерала Ломакина. Оказалось, что решающая из них — это плохое обеспечение тыла. Главным противником русских войск стали болезни, вызванные недостатком пищи и воды, а также нехватка боеприпасов и снаряжения. Итак, для успеха наступления в глубь пустыни необходимо было прежде всего наладить бесперебойное снабжение по морю. И тогда Скобелев предложил Макарову стать во главе всей морской части в предстоящей военной экспедиции (она получила название Ахал-Текинской). Знаменитый генерал познакомился с Макаровым уже после окончания военных действий, во время эвакуации русской армии с Балкан. Энергия и распорядительность командира «Константина» привлекли внимание Скобелева, ему вообще импонировали люди боевые, решительные.

Макаров принял предложение не колеблясь. Ничто в мире не было для него желаннее, чем участие в трудных и опасных предприятиях. Кроме того, он почитал для себя честью служить под началом у такого видного генерала, как Скобелев. 1 мая 1880 года Макаров уже прибыл на Каспий. «Начальнику морской части вменяется в обязанность наблюдать за всеми морскими средствами, как назначенными в мое распоряжение от Морского министерства, так и наемными. Все распоряжения о работах и посылке судов делаются через флигель-адъютанта Макарова» — так определялись его обязанности приказом от 23 мая.

Для успешного продвижения русских войск началась постройка Закаспийской железной дороги. Четыре сотни верст от Красноводского залива до Кзыл-Арвата. Через безлюдную пустыню.

В Астрахань поступали рельсы, шпалы, подвижной состав. Как переправить их через море на зыбких суденышках? К тому же осенью и зимой на Каспии часто свирепствуют жестокие штормы.

Обязанности эти были многотрудными и весьма прозаическими. В сущности, Макаров занимался хозяйственно-организационной работой в самом буквальном смысле этого скучного определения. Великое множество грузов предстояло перевезти через Каспий. Грузы были опасные (боеприпасы, нефть), были хрупкие (локомотивы, вагоны), одни боялись влаги (зерно, порох), другие — жары (рыба, мясо). Все эти перевозки не представляли бы непреодолимых сложностей, если бы в распоряжении Макарова имелись хорошие суда. А у него оказались... Нет, Макаров никогда не сквернословил, поэтому нелегко ему было выразить свое отношение к тем ужасающим посудинам, какими ему пришлось командовать.

Он увидел баркасы, которые, возможно, могли рассказать о Стеньке Разине, если бы заговорили. Небольшие парусные шхуны более походили на пиратские корабли, их команды состояли из самого последнего портового сброда, и нравы их были истинно пиратскими. Впрочем, имелось и несколько современных пароходов и грузовых барж. Но их было немного. А основной его «флот» (кавычки здесь как нельзя более уместны) состоял из ста парусных шхун, что могли принимать на борт сто-двести тонн груза или чуть больше. И всю эту разномастную армаду необходимо было подчинить своей воле, заставить работать слаженно и энергично.

Все это далось Макарову ох как нелегко! Он распекал капитанов, приучая их к порядку, сажал на гауптвахту разболтанную матросню, грозил судом жуликоватым гешефтмахерам, крутившимся вокруг выгодных военных подрядов. Бывало, что он сам вел баржу через море, когда требовалось срочно прибыть в какой-нибудь каспийский порт. А порты, боже, какие это были порты! Там не имелось ни причалов, ни пирсов, ни оборудования. Как прикажете выгружать многотонные локомотивы? Но приказывать приходилось... И вот Макаров исследует фарватеры заливов, выбирая удобные места для выгрузки, чертит планы причалов, намечает помещения для складов. И так каждый день. И испепеляющее солнце над головой.

Исполнять «просто так» свои обязанности Макаров не мог. Вот, скажем, простейший груз — шпалы. Их по обыкновению укладывали в трюм судна параллельно бортам. И однажды в шторм судно, перевозившее шпалы, развалилось на куски. Почему, задумался Макаров. Причина выяснилась скоро: слабые деревянные борта сломались под тяжестью шпал во время качки.

Таких слабоватых судов у Макарова было множество, а шпалы возить надо, и много. Тогда он решил класть лес «стыками в разгон», то есть поперек трюма от борта к борту, как бы подпирая грузом борта, в этом случав баржа представляла собой сплошной кусок дерева. Идея оказалась удачной, суда с лесом более не разбивались. Примеров такого рода можно привести множество, но это было бы скучно. Во всяком случае, Макаров доказал, что может исполнять любую службу, даже такую неблагодарную, какая выпала здесь на его долю.

Тем временем русские войска продвигались вперед. В пустыне начались бои. Разумеется, Макаров не мог не рваться в действующую армию. Правда, война шла среди песчаных барханов, то есть в среде, полярно противоположной морской стихии. Изобретательный Макаров, однако, нашел здесь выход. В его распоряжении имелось несколько военных катеров, вооруженных легкими пушками и картечницами. Поскольку никаких военных действий у морского побережья не велось, Макаров приказал снять орудия и сформировать батарею из моряков. Сам о н предполагал стать во главе этого импровизированного отряда морской пехоты.

Командование идею создания батареи одобрило, особенно его привлекали картечницы как эффективное оружие против конницы — напомним, что пулеметов тогда не было. Однако Макарову в поход пойти не разрешили. И он скрепя сердце продолжал заниматься перевозкой шпал и муки. А вести, получаемые от морской батареи, были для него как нельзя более соблазнительными: моряки шли в авангарде скобелевских войск, неоднократно отражали атаки лихих текинских всадников, приняли участие в победном штурме Геок-Тепе, твердыни Ахал-Текинского оазиса. Из 28 матросов, посланных Макаровым в поход, каждый третий был ранен, а двадцать пять награждены Георгиевскими крестами.

Тут самое время поспешить с необходимой оговоркой. Макаров в этом походе исполнял свой долг солдата, как он его понимал. И только. Военному человеку — так его воспитывали — полагается сражаться, а не рассуждать. К тому же он был еще сравнительно молод. Позже, приобретя большой гражданский и государственный опыт, Макаров уже понял необходимость «рассуждать». И не раз входил в конфликт с начальством из-за собственных «рассуждений».

Об этом будет рассказано в свое время. Здесь же следует со всей энергией подчеркнуть, что, участвуя в колониальной экспедиции царизма, Макаров, как и большинство рядовых солдат и младших офицеров, не запятнал себя ни единым расистским высказыванием или жестокостью. Ему была свойственна общая черта передового офицерства старой русской армии: уважение к другим народам, их нравам и обычаям, даже если доводилось встретиться с этими народами на поле брани.

Железная дорога строилась с невиданной для того времени быстротой, однако строители, конечно, не могли поспеть за стремительным продвижением армии. Основные перевозки осуществлялись, как и тысячу лет назад, на верблюдах. Войска располагали тридцатью тысячами верблюдов. Бедным животным пришлось тяжело — почти половина их пала от непосильного даже для них труда. Скобелев интересовался, нельзя ли попытаться доставлять грузы по реке Атрек, протекающей вдоль южной границы Туркмении. Макарову было приказано исследовать реку.

Атрек, как и все среднеазиатские реки, сбегает с гор, рождаясь от таяния снегов. Течение ее быстрое, своенравное, она прихотливо извивается, вырвавшись на равнину, часто меняет русло. Атрек никуда не впадает: около самого Каспия вся вода расходится по арыкам на орошение полей. Итак, путешествие по воде пришлось начать с помощью... верблюдов! Паровые катера волоком протащили на катках несколько верст, пока наконец не достигли более или менее полноводного русла. Верблюдов отпрягли, катера подняли пары — пошли! Но продвижение в глубь материка оказалось немногим быстрее верблюжьего шага. Фарватер реки был невероятно извилист: Макаров подсчитал, что 10 верст по прямой вдоль береговой линии соответствовали 35 верстам движения по воде. К тому же путь преграждали мели, перекаты, пороги. Порой русло реки сужалось почти до двух саженей (около четырех метров), и вода с бешеной скоростью неслась в теснине. Не раз приходилось вытаскивать катера на прибрежную гальку, и моряки превращались в бурлаков. А ведь шла война и за каждым поворотом реки, за каждой скалой могла поджидать вражеская засада...

Но Макарова уже ничто не могло остановить. Как всегда, он увлекся порученным делом. Когда на привалах экипажи катеров в самом прямом смысле слова валились с ног, истомленные жарой и физическим напряжением, Макаров с группой добровольцев (и с оружием в руках) отправлялся на осмотр близлежащей местности. И что же — ему удалось обнаружить нефтяные источники. Увлекающийся человек, он тотчас же загорелся планами разработки и использования нефтяного топлива кораблями русского флота на Каспии. Никакого практического применения его идеи впоследствии не получили (запасы нефти того не стоили), зато случайное событие натолкнуло Макарова на изучение нефтяного дела для нужд флота. И в дальнейшем он неоднократно возвращался к этой проблеме.

На триста верст поднялась экспедиция вверх по Атреку. Наконец никакое продвижение вперед сделалось невозможным. Оказалось, что речной путь для снабжения армии создать нельзя. Ответ на этот вопрос и должен был дать Макаров. Он не ограничился одной лишь своей непосредственной задачей. По возвращении из экспедиции, продолжая неустанно хлопотать об организации армейских перевозок, он ухитрился найти время и составить подробное естественно-географическое описание реки Атрек. Этот труд не стал сколько-нибудь заметным явлением в русской науке, да и в биографии самого Макарова остался лишь незначительным эпизодом. Впоследствии ему довелось создать несколько выдающихся исследований о морях и океанах. И своенравная азиатская река дала ему первый опыт в этом деле.

Катера были отведены в Красноводский залив. Здесь они стояли без дела — ведь совершать рейсы через Каспийское море эти маленькие суденышки не могли. Макаров не терпел праздности — ни в себе, ни в окружающих. И он нашел катерам и их экипажам практическое применение, причем весьма остроумное. В Красноводске наблюдалась нехватка пресной воды. Кругом пустыня. И порой обыкновенная питьевая вода становилась дороже всего на свете. Недаром говорят древнейшие обитатели пустыни — арабы: где кончается вода, там кончается и земля. Так вот Макаров приспособил катера, имевшие паровые машины, для... опреснения морской воды! Дело было полезное, а кроме того, его более не раздражал вид бездельничающих экипажей катеров. Зрелища этого Макаров просто не переносил...

К весне 1881 года сопротивление текинцев было сломлено. Русские войска продвинулись до Ашхабада — в то время это был бедный аул с двумя тысячами жителей. Макаров выполнил свою задачу, и уже в мае его вновь отозвали в Петербург.

Известно немало самых лестных высказываний Скобелева о Макарове. Прощаясь, генерал обменялся с ним Георгиевским крестом. Через год Скобелев (ему не было еще сорока лет) внезапно скончался при неясных обстоятельствах в московской гостинице. Макаров тяжело переживал эту смерть и дорожил скобелевской реликвией. В день своей гибели Степан Осипович носил этот крест на своем адмиральском кителе...

Макаров возвратился в Петербург в начале лета. По сравнению с прошлогодней осенью отношение к нему «в сферах» не потеплело: по-прежнему сказывалось его расхождение с адмиралом Поповым. Кстати, за свою тяжелую службу на Каспии он не получил никакого повышения — для самолюбивого и честолюбивого Макарова это значило немало. Он ждал нового назначения. В то время русский флот энергично пополнялся новыми кораблями, поэтому Макаров имел все основания надеяться стать командиром одного из них — кому не хочется самостоятельной деятельности? К тому же звезда адмирала Попова стала клониться к закату: новый царь Александр III не поддержал (в отличие от своего отца) оригинальных кораблестроительных идей своенравного адмирала, и строительство круглых «поповок» прекратилось. Принципиальность Макарова, стоившая ему что-то вроде «опалы», обернулась (как это обычно и бывает в жизни) к его же пользе: теперь он, по крайней мере, не отвечал за сомнительные эксперименты в судостроении.

Как бы то ни было, но Макаров получил назначение самое неожиданное. Видно, судьба никак не хотела отлучать его от южного солнца: 27 октября 1881 года Макаров оказался в столице того государства, против которого он недавно сражался — в Константинополе. Макаров сам добивался этого назначения. Он смертельно устал от службы на Каспии и хотел отдохнуть. Он имел на это право и не считал нужным скрывать своих намерений. Просьбу Макарова удовлетворили, и он поступил в распоряжение русского посла в Константинополе.

После военного поражения султанская Турция превратилась в полузависимую страну. Великие европейские державы открыто вмешивались во внутренние дела одряхлевшей феодальной империи. Одним из внешних признаков неполной самостоятельности Турции служил тот факт, что в столице стояли на рейде иностранные военные корабли — так называемые стационеры. То были не просто гости, наносившие визит вежливости. Согласно дипломатическим узаконениям на стационер и его команду распространялись определенные привилегии и права, его подчиненность местным властям была весьма ограниченной. Среди прочих в Босфоре стоял русский стационер «Тамань». Командиром его и был назначен Макаров. По-видимому, в Петербурге не случайно избрали на этот пост боевого командира, столь досадившего туркам во время минувшей войны. В дипломатии ведь все имеет свое значение: и марка вина, наливаемого камер-лакеем в бокал, и марш, которым встречают именитого гостя, и множество иных мелочей, порой самых курьезных. В переводе с дипломатического языка на военный назначение Макарова расшифровывалось так: русским стационером в турецкой столице командует офицер, топивший ваши суда, помните об этом и имейте в виду...

Новое макаровское назначение считалось весьма почетным: ведь оно было в какой-то мере дипломатическим представительством. Командир стационера прибыл в Константинополь с супругой: ему предстояло жить здесь долго, и не просто жить и командовать кораблем, но и, кроме того, вести светскую жизнь — посещать официальные приемы, дипломатические рауты и т. п. Недаром получить такого рода должность считалось делом столь же почетным, сколь и приятным.

Макаров провел в Константинополе меньше года. И по возвращении на родину он привез с собой крупное научное открытие.

Босфор, одна из древнейших акваторий человеческой цивилизации, окутан множеством исторических преданий и легенд, где реальность причудливо переплетается с фантазией. В частности, среди местных моряков и рыбаков издавна существовало поверье, что в этом узком проливе имеются два течения: поверхностное — из Черного моря в Мраморное и глубинное — в противоположном направлении. Об этом Макаров услышал сразу же по приезде в Константинополь.

Таинственная та проблема не могла не заинтересовать его. И не только в силу присущей ему природной любознательности. Макаров был не просто любознательным, но и глубоко практичным человеком. Как и всякий талантливый и сильный практик, он не любил и не позволял себе созерцательной наблюдательности, его не влекли абстрактные туманности познания, если он не видел способа их практической реализации. И в этом была его сильнейшая сторона как военачальника, администратора, ученого. Его неиссякаемая энергия и воля направлялись к цели с прямотой и всепроникающей силой лазера. Да, в зрелом возрасте Макаров проявлял слабый интерес к искусствам, философии, отчасти и к гуманитарным занятиям вообще. Что ж, каждому свое. И к чести Макарова укажем, что, не интересуясь искусством и философией, он никогда и не позволял себе высказываться по этим проблемам — черта, которой были лишены многие люди его положения и ранга.

Итак, таинственная история с двумя течениями в Босфоре заинтересовала Макарова отнюдь не из любви к шарадам и ребусам. Босфор... Тонкая щель между двумя континентами... Узкое горло Черного моря. Через эту тонкую воронку вытекал поток русской пшеницы — миллионы пудов экспорта ежегодно! Отсюда же не раз вторгались или угрожали вторжением враждебные эскадры. Огромное стратегическое значение пролива сразу бросается в глаза, стоит лишь взглянуть на карту. А Макаров был прежде всего человек военный. Он помнил, как в тревожное лето 1878 года русский Черноморский флот ожидал вторжения английской эскадры адмирала Хорньи. В штабе флота в спешке и в глубокой тайне составлялись планы минирования черноморских гаваней — что еще, кроме мин, могли тогда противопоставить русские моряки британским броненосцам? И разумеется, прежде всего в штабе мечтали заминировать Босфор, разом закрыть дверь в черноморские воды. В те дни Макаров на «Константине» напряженно ждал известий. В его сейфе уже лежал боевой приказ на случай войны: «Вы должны быть всегда готовы приступить к исполнению возложенного на вас поручения немедленно по получении на то приказания. По окончании поставки мин или в случае преследования все более сильным неприятелем вы имеете отправиться в один из русских портов, по вашему усмотрению». Он-то был готов «приступить к исполнению», да как это сделать?.. Посоветовать ему не мог никто.

В то время существовали только так называемые якорные мины: на дно укреплялся якорь и мина подвешивалась на тросе определенной длины (в соответствии с глубиной акватории). Ясно, что скорость и направление течения имели в этих условиях большое значение. Так что слухи о двух течениях в Босфоре не могли не заинтересовать Макарова самым серьезным образом. По своему обыкновению он взялся за дело тотчас же. Прежде всего он, естественно, изучил лоции (то есть руководства для плавания по морям). Уже 1 декабря он доложил своему непосредственному начальнику — главному командиру Черноморского флота адмиралу А. А. Пещурову про слухи о двух течениях в проливе и о том, что «в лоциях не существует по этому поводу никаких указаний» и он поэтому намерен исследовать проблему на месте.

Макаров стал расспрашивать местных жителей, но они ничего достоверного не могли ему сообщить. Иностранные моряки, долго плававшие в тех местах, единодушно отвечали на его расспросы, что два течения в Босфоре — это сказки. Тогда командир «Тамани» принялся за изучение специальной литературы. В старых книгах имелись сообщения о двух противоположных потоках в проливах и даже приводились соответствующие доказательства. Ученые — современники Макарова держались, однако, противоположного мнения. Английский капитан и гидролог Спратт, исследовавший Босфор в 1870 году и издававший его карты, решительно утверждал, что никакого нижнего течения в проливе нет. Мнение Спратта считалось последним и авторитетным приговором науки.

Чем более сложной была задача, тем больший интерес к ее решению проявлял Макаров. Так случилось и на этот раз. Пользуясь непривычно спокойной обстановкой своей новой должности, он начал производить в Босфоре опыты. Никакого специального оборудования или приборов для этой цели на «Тамани» не имелось, «...я не рассчитывал изучать течение в Босфоре, — рассказывал впоследствии Макаров, — а поэтому не только не был должным образом знаком с литературою предмета, но и не запасся соответствующими инструментами». Действительно, в Константинополе трудно было достать необходимые для работы книги. Макаров знал, что еще в 1681 году в Риме было издано (по-латыни) сочинение итальянского ученого с характерным для своего времени заглавием: «Наблюдение над Босфором Фракийским, или проливом Константинопольским, изложенное в письме ее святейшему королевскому величеству Христине, королеве шведской, Луиджи Фердинандом Марсальи». Ровно за двести лет до Макарова итальянец обнаружил два течения в Босфоре. Точка зрения Марсальи была известна ученым, но не признавалась ими.

Макаров очень хотел ознакомиться с самим оригиналом. Сделать это оказалось, однако, непросто, книга была редкой. Командир стационера воспользовался своей причастностью к дипломатической службе и через посольские каналы навел розыск. Книга отыскалась, и вот Макаров читает ее. Читает медленно, поминутно заглядывая в словарь, с трудом продираясь сквозь витиеватую средневековую словесность. Вскоре стало ясно: сочинение старого ученого мало могло ему помочь, ибо очень уже изменился за два века метод научных исследований и доказательств.

Если книги хоть и с грехом пополам удавалось достать, то с приборами дело обстояло куда хуже. Кое-что Макаров сумел исхлопотать в Николаеве, где находилась база Черноморского флота: ему доставили батометр, ареометр и несколько других инструментов для изучения удельного веса, температуры и солености воды. Но этих приспособлений было недостаточно для исследований широкого масштаба. А где взять их? Ведь не покупать же в константинопольском магазине! Турки не хуже Макарова понимают стратегическое значение пролива, и их контрразведка не замедлила бы поинтересоваться: зачем это специалисту по минному делу изучать босфорские воды? Итак, измерять скорость течения было нечем. И тогда Макаров... изобрел необходимый ему прибор. Для описания его предоставим слово самому конструктору: «Сделанный мною инструмент для определения скорости течения на глубине весьма удался, он заключается в винте, вращающемся от действия течения. При каждом обороте винта колокольчик, привязанный к нему, делает один удар, и таким образом на поверхности можно считать, сколько оборотов делает винт, а следовательно, знать скорость течения.

Первоначально мы могли слушать удары колокольчика только на глубине не более 5 сажен, но затем, когда инструмент был улучшен и найден прекрасный способ выслушивания ударов из кормового трюма, то число оборотов можно было считать даже у самого дна пролива на глубине 22 сажен».

Командир «Тамани» приступил к практическому изучению Босфора, не дожидаясь, пока у него появятся все необходимые приборы и книги. Метод исследований, найденный им, был весьма интересным и, как часто бывает в подобных случаях, весьма несложным. На самой обыкновенной шлюпке Макаров с несколькими офицерами и матросами выходил на середину пролива. На глубину опускался обычный бочонок, наполненный водой. Гребцы убирали весла и... И открывалось поразительное явление: шлюпка с опущенным грузом шла против видимого течения! Поверхностный слой воды увлекал ее в сторону Мраморного моря, но бочонок попадал в нижнее течение и служил своеобразным подводным парусом, двигая шлюпку в обратном направлении.

Итак, два течения в Босфоре существовали. Однако пока это была еще гипотеза, предположение, а не научно установленный факт, и Макаров прекрасно понимал, что работа только началась. Для того чтобы сделать научно обоснованный вывод, следовало провести большое число подобных опытов, исключающих всякую случайность. А раз так — вперед, за дело, засучив рукава!

Как обычно, энтузиазм Макарова увлек окружающих. Весь экипаж «Тамани» не за страх, а за совесть помогал своему командиру. 22 января 1882 года он сообщал в Петербург, что им «сделано уже до 500 наблюдений над верхним и нижним течениями». Одновременно изучались плотность и соленость воды, температурный режим и т. д.

Таков был размах исследований!

Позже Макаров рассказывал о своей работе на Босфоре:

«Аппетит приходит во время еды», — говорят совершенно справедливо французы. Когда я убедился, что нижнее течение существует, то захотелось точно определить границу между ним и верхним течением. Когда сделалось очевидным, что граница эта идет по длине Босфора не горизонтально, а с некоторым наклонением к Черному морю, захотелось выяснить этот наклон, наконец захотелось выяснить подмеченные колебания границы между течениями, в зависимости от времени года и дня, от направления ветра и пр. Точно так же было интересно определить относительную скорость течения на разных глубинах и распределение воды по удельному весу.

Одно наблюдение вызывало другое, и в сумме к концу моего командования, т. е. к осени 1882 г., накопился довольно большой, хотя и весьма разбросанный материал...»

Работа осложнялась тем, что Макаров не имел никаких официальных поручений и разрешений для такого рода работы. А турки весьма подозрительно наблюдали за кораблем своего недавнего военного противника и частыми шлюпочными прогулками его командира. В этих условиях проводить дальнейшие опыты на шлюпках было рискованно и, кроме того, крайне неудобно. К несчастью, «Тамань» стояла далеко от фарватера, а менять место стоянки без разрешения турецких властей стационеры не имели права.

И тут Макарову помог случай. Однажды в Константинополь пришел английский корабль и отдал якорь около той бочки, у которой стояла «Тамань». Макаров схитрил. Он не препятствовал англичанам стать рядом (хотя имел на это право). А потом приказал поднять якорь и перевести стационер на другое место — как раз на середину фарватера! Представителям турецких властей, которые не замедлили потребовать у него объяснений, Макаров заявил, что он не может стоять с другим судном около одного мертвого якоря, этим, мол, и вызвана перемена места его стоянки. На всякого рода переговоры по этому поводу ушло около пяти дней. Все это время Макаров потратил на опыты, которые проводились теперь в гораздо более благоприятных условиях, чем раньше на шлюпках. Когда русский стационер должен был наконец покинуть средину фарватера, материал многочисленных исследований позволил сделать твердое заключение: да, в Босфоре на разных уровнях существуют два противоположных течения.

Весну и лето Макаров провел в энергичных трудах. Как всегда, его хватало и на другие дела. Он написал несколько объемистых записок о способах ремонта кораблей, о боевой подготовке экипажей и т. п. А кроме того, он был мужем молодой красивой женщины — положение, обязывающее ко многим хлопотам. Макаров и его элегантная супруга регулярно посещали приемы и рауты, на которые так богат дипломатический быт. Капитолина Николаевна пользовалась неизменным успехом — светская жизнь оказалась истинной ее стихией. Да и Макаров, хоть стихия его была совсем иная, тоже умел себя показать. Он прослыл хорошим рассказчиком, остроумным собеседником, свободно объяснялся на нескольких европейских языках. В семье Макаровых появился уже первый ребенок, дочь Оленька — предмет восторженного обожания отца.

Судьба улыбалась молодому подполковнику. Впрочем, и в чинопроизводстве он тоже шагал вверх довольно бодро: уже в тридцать три года ему довелось стать полковником.

В январе 1882 года по флоту был отдан приказ. Под номером 48 значились три короткие строчки:

«Производится:

По линии: из капитанов 2-го ранга в капитаны 1-го ранга

Флигель-адъютант Макаров 2-й».

(В ту пору в русской армии и на флоте было принято однофамильцев именовать с порядковыми номерами, причем первый номер давался старшему по службе.)

6 сентября 1882 года «Тамань» бросила якорь в Николаеве: служба Макарова в Константинополе завершилась, его отзывали в Петербург. Он сдал командование, с этой целью был произведен смотр вверенному ему кораблю. Результаты смотра отражены были в приказе по Черноморскому флоту: «Главный командир Черноморского флота и портов, произведя вчерашнего числа смотр возвратившегося со станции в Константинополе пароходу «Тамань», нашел его по внутренней чистоте и порядку в отличном состоянии, команда отличалась бодрым и здоровым видом, претензий не оказалось... Работы производились вполне отчетливо, с полным усердием, знанием дела и без малейшего шума и замешательства. Оставшись вполне доволен этими результатами, его превосходительство изъявляет свою признательность командиру парохода флигель-адъютанту Макарову, благодарит всех офицеров и поручает командиру объявить свое спасибо команде за молодецкую службу и хорошее поведение».

Как видно, усиленные ученые занятия ничуть не отвлекли Макарова от исполнения основного своего долга. Служба есть служба...

Сразу же по прибытии в Петербург Макаров засел за работу. Он привез с собой множество записей, таблиц, графиков. Однако этот огромный материал еще предстояло обработать. До сих пор Макаров никогда не занимался географией и тем более узким разделом этой науки — гидрологией. Теперь он вновь садится за книги и карты. Он обращается за советом к различным специалистам. Так, он познакомился с преподавателем Морской академии, известным ученым-гидрологом капитаном Ф. Ф. Врангелем. Позднее Врангель, ставший самым близким другом Макарова, вспоминал об их первом знакомстве: «Меня крайне заинтересовали важные результаты его наблюдений; и еще более поразила меня его личность, которую можно было вполне оценить, лишь видя его в работе. Даровитых русских людей я встречал часто, но редко природная быстрота соображения и проницательность ума соединяются с таким неутомимым трудолюбием, как у Степана Осиповича Макарова, с такой настойчивостью в преследовании намеченной цели».

Тем временем морская служба Макарова продолжалась своим чередом и также требовала немалых сил и хлопот.

21 февраля 1883 года он был назначен флаг-капитаном (помощником) командира Практической эскадры Балтийского моря адмирала Н. М. Чихачева. Летом Макаров много времени проводил в море. Нередко ему приходилось замещать Чихачева и самостоятельно командовать эскадрой.

Наконец исследование о течениях в Босфоре было завершено. И тогда пришел заслуженный триумф. Случилось это 21 мая 1885 года. В этот день Макаров прочитал на заседании физико-математического отделения Российской Академии наук доклад «Об обмене вод Черного и Средиземного морей». В том же году эта капитальная работа была опубликована в академических «Записках». Макаров не только подробно описал движение вод в Босфоре, но и дал объяснение этому явлению. Верхнее течение порождается тем, что уровень Черного моря несколько выше, чем Мраморного. Вода Мраморного моря более соленая, поэтому имеет больший удельный вес. Следовательно, нижнее течение объясняется этим фактором: вода стремится из области высокого давления в область давления малого.

Макаров установил, что из Черного моря вытекает почти в два раза более воды, чем притекает. Объясняется это просто. В Азовское и Черное моря впадает множество рек, в том числе такие полноводные, как Дунай, Днепр, Дон. Реки опресняют морскую воду, а испарение воды в черноморских широтах не слишком сильное. В итоге Черное море как бы переливается «через край» в море Мраморное, а затем и в Средиземное.

Таковы (в самом кратком изложении) выводы объемистого макаровского труда. Теперь, по прошествии многих десятилетий, можно с уверенностью сказать, что материал его исследований оказался добротным. В 1917–1918 годах известный немецкий океанограф Мерц провел фундаментальное исследование Босфора. В его распоряжении были не бочки с водой, а сложные приборы, которых не знали во времена Макарова. Да и не приходилось Мерцу тайком выходить в пролив на шлюпке — нет, турецкие власти всячески помогали ему. И что же? Оказалось, что все основные выводы и подсчеты, выполненные немецким ученым, полностью согласуются с соответствующими положениями Макарова, и сам Мерц с большим уважением отозвался о работе нашего соотечественника.

Фундаментальное исследование Макарова, высоко оцененное современниками и безусловно признанное потомками, сразу поставило его в ряд крупных ученых России. И как признание этого Академия наук в 1887 году присудила ему премию митрополита Макария. Этой весьма почетной наградой отмечалась раз в два года лучшая работа по физико-математическим дисциплинам. Остается добавить, что во время первой мировой войны командование русского Черноморского флота использовало открытие Макарова при разработке планов минирования Босфора.

Вот чем закончилась годичная служба Макарова на стационере «Тамань», служба, которая для многих осталась бы просто-напросто приятным времяпрепровождением...

⁸ К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 27, стр. 241.

<< Назад   Вперёд>>