Ю.И. Дроздов. Как штурмовали дворец Амина
Автор этого очерка – профессиональный разведчик Юрий Иванович Дроздов во время операции «Шторм-333» руководил действиями спецподразделений КГБ – групп «Зенит» и «Гром». Его рассказ, повторяя канву событий во время штурма дворца Амина, уже знакомую читателю по воспоминаниям руководившего всей операцией В.В. Колесника, дает дополнительные сведения, раскрывающие политическую и международную подоплеку непростых решений о вводе советских войск в Афганистан.
На этом фоне еще ярче и отчетливее вырисовывается героическая роль В.В. Колесника, его воинский и гражданский подвиг.
Силы для проведения этой акции формировались постепенно. В середине сентября сразу же после захвата власти Хафизуллой Амином в Кабул прибыли 17 офицеров из спецподразделения КГБ СССР во главе с майором Яковом Семеновым. Они разместились на одной из вилл советского посольства и до поры до времени работали в различных ведомствах.
17 декабря 1979 года на 19.00 я был вызван к Ю.В. Андропову вместе с Крючковым. Поскольку уточняющие вопросы о предстоящей беседе задавать было не принято, а документы управления, требующие внимания Андропова, были доложены Крючкову, я полагал, что мог потребоваться для более подробных объяснений по их содержанию.
Андропов приветливо поздоровался с нами, предложил горячего чаю с лимоном. Он быстро рассмотрел срочные документы, касающиеся деятельности нелегальной разведки, и заговорил о положении в Афганистане. Заканчивая беседу, Андропов попросил меня вылететь на несколько дней в Кабул, ознакомиться с обстановкой на месте, посмотреть, чем занимаются сотрудники, прибывшие туда в ноябре.
Беседу он закончил словами: «Обстановка там сложная, назревают серьезные события, а ты у нас один из тех, кто по-настоящему воевал».
Я спросил: «Когда вылетать?» Юрий Владимирович посмотрел на Крючкова, который включился в беседу, и сказал: «Завтра утром в 6.30, аэропорт Чкаловский». Исходя из содержания беседы, я попросил информировать наше представительство в Кабуле о моем вылете и характере задания. Андропов сказал, что это будет сделано Крючковым, и тепло попрощался со мной.
Вернувшись в управление «С», я отдал необходимые распоряжения подполковнику Э.Г. Козлову, сказав, что завтра, рано утром, вылетаем на несколько дней в Кабул. Все в отделе следили за обстановкой в кризисной точке, и ему без слов было ясно, что необходимо сделать до вылета. Как говаривал Александр Васильевич Суворов: «Солдатские сборы недолги. Вели закладывать бричку – и поехали».
Утром 18 декабря по дороге в аэропорт, сидя в машине, вспоминал все, что мне было известно об Афганистане. Нужно заметить, что наши предки к этой стране как району возможных операций русской армии относились весьма серьезно. Что же ожидало нас?..
Впервые с афганской проблемой мне пришлось столкнуться в Нью-Йорке. Внимательный анализ ситуации еще в 1978–1979 годах подтверждал обоснованность тревоги руководства СССР за состояние южных границ страны. Изменения в политической жизни Афганистана в 1978 году серьезно обеспокоили противников Советского Союза, ибо затрудняли осуществление их планов. В ЦРУ, например, было решено с помощью специально подготовленной агентуры противодействовать укреплению режима Тараки.
Американские разведчики, готовившие агентуру из числа афганцев, утверждали, что так просто русским Афганистан не отдадут, что создадут международную вооруженную коалицию сопротивления новому демократическому режиму и всеми силами будут добиваться ослабления советского влияния в стране, вплоть до развертывания басмаческого движения в советской Средней Азии. С какой целью? Закрепление в Афганистане приблизило бы США к уникальной кладовой мира – Таджикистану.
В период «атомного бума» Советский Союз провел тщательную разведку на Памире. Ее результаты, ставшие известными Западу, особенно по запасам урановой руды, давно не давали покоя монополистам многих стран. Поэтому и сегодня всеми силами Россию пытаются вытеснить из Таджикистана, спешат построить из Исламабада на Памир автомагистраль, проложить новый Шелковый путь через Горный Бадахшан.
За спиной России, оказывающей экономическую и военную помощь Таджикистану, ряд западных и израильских фирм пытаются перекупить добычу полезных ископаемых здесь.
Недавно в Душанбе побывал гражданин Израиля Аркадий Фукс, который вел с местными руководителями переговоры о том, как не пускать в Таджикистан русские компании, а через подставные (американские, английские, китайские) фирмы произвести захват горнодобывающей промышленности Таджикистана.
При чем тут Таджикистан, если речь идет об Афганистане?
Да при том, что все это начиналось еще тогда, в 70-е годы. И речь тогда шла о необходимости защиты южных рубежей страны, о сохранении в руках советского народа перспективных источников энергии и других богатств Памира. Разведка предупреждала о возможном развитии событий. А сегодня? Практически только 201-я мотострелковая дивизия и наши пограничники своими силами и кровью гарантируют безопасность закулисных сделок западных фирм по вытеснению России из экономики Таджикистана, в создании и развитии которой она принимала и принимает непосредственное участие. Парадокс!
Инертность России в этом регионе может обойтись ей дороже, чем ошибочное решение советского руководства о вводе войск в Афганистан в 1979 году.
Бывший директор ЦРУ С. Тернер в своих мемуарах даже утверждает, что они о предстоящем вводе нашего Ограниченного контингента узнали заблаговременно, а следовательно, администрация Соединенных Штатов имела возможность, если бы хотела, воспрепятствовать этому. Располагая практическим опытом ведения длительной войны на чужой территории (Вьетнам), военно-политические круги США внимательно следили за развитием обстановки в зоне возрастающего конфликта в Афганистане.
Несмотря на то что от технических средств американской разведки не ускользнули произведенные перемещения некоторых соединений, среди американских политических деятелей и аналитиков разведки в то время все же не было единого мнения о готовности и возможности осуществления Советским Союзом военного вторжения в Афганистан. Эксперты исходили из того, что втягивание нашей армии в афганский конфликт ляжет тяжелым бременем на экономику, не говоря уже о потерях в человеческих ресурсах, чего, безусловно, не избежать. Но можно однозначно утверждать, что среди немногих, кто страстно желал всего этого, был известный своим иезуитским отношением к СССР Збигнев Бжезинский, рассматривавший обескровливание Советского Союза в афганской войне как своего рода компенсацию тех потерь, которые США понесли во время вьетнамской кампании.
Наряду с традиционными методами ведения разведки американцы определенное значение придавали проведению в Афганистане тайных операций военного характера, на что в дополнение к уже утвержденному бюджету ЦРУ Конгресс США выделил 40 млн долларов.
ЦРУ в Афганистане по-настоящему воевало с СССР. Об этом довольно обстоятельно писал в газете «Вашингтон пост» американский журналист Стив Колл. Он сообщал, что в октябре 1984 года военно-транспортный самолет С-141 «Старлифтер», на борту которого находился директор ЦРУ Уильям Кейси, приземлился на базе ВВС южнее Исламабада. Директор ЦРУ совершил эту секретную поездку для планирования стратегии войны против советских войск в Афганистане. Вертолеты доставили Кейси в три секретных учебных лагеря близ афганской границы, где он наблюдал, как повстанцы-моджахеды вели огонь из тяжелого орудия и учились делать бомбы из пластиковой взрывчатки и детонаторов, поставляемых ЦРУ. Во время визита Кейси поразил пакистанских лидеров, предложив им перенести афганскую войну на вражескую территорию – в Советский Союз. Кейси хотел переправлять подрывные пропагандистские материалы через Афганистан в южные республики СССР, где проживает преимущественно мусульманское население. Пакистанцы согласились, и вскоре ЦРУ поставило тысячи экземпляров Корана и другой исламской литературы.
Как рассказал пакистанский генерал Мохаммед Юсаф, Кейси заявил: «Мы можем причинить много вреда Советскому Союзу».
Визит Кейси был прелюдией к секретному решению администрации Рейгана в марте 1985 года, нашедшему отражение в директиве по национальной безопасности № 166 о резком усилении секретных операций США в Афганистане. Оставив политику простого противодействия советским войскам, команда Рейгана тайно решила применить на поле боя в Афганистане американские высокие технологии, чем попытаться деморализовать советских командиров и солдат. Эта новая тайная помощь США началась с увеличения поставок оружия, а также с «непрерывного потока» специалистов из ЦРУ и Пентагона, которые приезжали в секретную штаб-квартиру управления (УМР) Пакистана, находившуюся близ Равалпинди. Там специалисты ЦРУ встречались с офицерами пакистанской разведки и помогали им в планировании операций афганских повстанцев. В сезон боевых действий в Афганистане порой до 11 групп из пакистанского УМР, обученных и снабженных ЦРУ, сопровождали моджахедов через границу для наблюдения за их действиями.
По информации Юсафа и западных источников, эти группы нападали на аэродромы, склады горючего, повреждали линии электропередачи, мосты и дороги. Специалисты из ЦРУ и Пентагона снабжали моджахедов подробными фотоснимками со спутников и планами советских целей вокруг Афганистана, передавали американские радиоперехваты переговоров советского командования на поле боя.
ЦРУ поставляло надежные средства связи и обучало пакистанских инструкторов пользоваться ими. Эксперты психологической войны привозили пропагандистские материалы и книги.
Эскалация тайных операций малой войны со стороны США против СССР, начатая в соответствии с директивой Рейгана по национальной безопасности в 1985 году, содействовала изменению характера афганской войны, придавала более обостренный характер.
Летом 1994 года в США в издательстве «Атлантик мансли пресс» вышла книга Питера Швейцера под громким названием «Победа», раскрывающая тайную стратегию администрации Рейгана, ускорившую распад Советского Союза.
Швейцер, опираясь на до сих пор засекреченные американские документы, к которым он сумел получить доступ, утверждает, что США оказывали широкую финансовую помощь афганским моджахедам, способствуя наращиванию поставок современных вооружений и разведывательных данных. При этом они рекомендовали использовать эти поставки как для борьбы в самом Афганистане, так и для организации «операций непосредственно в Советском Союзе».
Конечно, решать афганскую проблему тогда надо было более резкими политическими демаршами по дипломатическим каналам. Почему этого сделано не было, мне неизвестно.
Когда 27 декабря 1979 года я разговаривал из Кабула по ВЧ с Андроповым, то он, заметив: «Это не я тебя посылаю», перечислил мне членов Политбюро, находившихся в переговорной комнате, что означало принятие продуманного коллективного (ответственного) решения.
В феврале 1992 года навестившие меня в Москве новые партнеры по бизнесу, бывшие сотрудники ЦРУ США, и американские журналисты очень интересовались участием спецназа КГБ и ГРУ в войне в Афганистане. Они были так настойчивы, что мне пришлось остановить эту атаку, сказав одному из них:
– Не будем трогать Афганистан. Из присутствующих мы двое здесь знаем правду, каждый со своей стороны. Если мы поднимем на страницах прессы эту тему, вряд ли это будет способствовать укреплению наших новых партнерских отношений. Не надо.
Американец смутился, немного подумал и ответил:
– А ведь правда, тогда очень многое проходило через мои руки. Лучше не будем трогать эту тему.
– Уже в этих двух фразах – сенсация, – подытожил корреспондент толстого американского журнала.
Американцы сдержали свое слово и в афганскую тематику в дальнейших беседах не углублялись.
Так как же все-таки все было тогда?
В воспоминаниях участников тех событий есть личное восприятие происходившего вокруг, свое понимание картины боя. Я, как и они, храню в своей памяти события тех дней и испытываю теплое чувство признательности к тем, кто был рядом, чувство вины и боль за тех, кого не уберег.
Далее, чтобы понятнее был ход событий, я приведу выдержку из книги генерала А.А. Ляховского «Трагедия и доблесть Афгана»:
«8 декабря в кабинете Л.И. Брежнева состоялось совещание, в котором принял участие узкий круг членов Политбюро ЦК КПСС: Ю. Андропов, А. Громыко, М. Суслов и Д. Устинов. Они долго обсуждали положение, сложившееся в Афганистане и вокруг него, взвешивали все «за» и «против» ввода туда советских войск. В качестве доводов необходимости такого шага со стороны Ю. Андропова и Д. Устинова приводились: предпринимаемые ЦРУ США (резидент в Анкаре Пол Хенци) усилия по созданию «Новой Великой Османской империи» с включением в нее южных республик из состава СССР; отсутствие на юге надежной системы ПВО, что в случае размещения в Афганистане американских ракет типа «Першинг» ставит под угрозу многие жизненно важные объекты, в том числе космодром «Байконур»; возможность использования афганских урановых месторождений Пакистаном и Ираком для создания ядерного оружия; установление в северных районах Афганистана власти оппозиции и присоединение этого региона к Пакистану и т. п.».
На том совещании было принято решение проработать два варианта: руками спецслужб КГБ устранить Хафизуллу Амина и поставить на его место Бабрака Кармаля; послать какое-то количество войск на территорию Афганистана для этих же целей.
Сейчас рассекречены совершенно секретные документы из Особой папки Политбюро ЦК КПСС по афганским событиям, которые приводятся ниже.
11 декабря заместитель командующего ВДВ генерал-лейтенант Гуськов поставил задачу захватить «объект Дуб» – резиденцию Амина в центре Кабула. Ни плана дворца, ни системы его охраны не было. Известно было только, что дворец охраняют примерно две тысячи гвардейцев. Штурм поручался всего двадцати двум «зенитовцам» и роте «мусульманского» батальона. 13 декабря в 15.30 личный состав получил приказ на боевые действия. Бойцы должны были за час выдвинуться из Баграма в Кабул и штурмом овладеть резиденцией Амина. Неизвестно, чем бы закончилась эта авантюра, но, к счастью, в 16 часов последовала команда «отбой!».
Сотрудники «Зенита» В. Цветков и Ф. Ерохов пристреляли снайперские винтовки на 450 метров – именно с такого расстояния они намеревались стрелять в афганского лидера. Выбрав позиции на маршруте обычного следования Амина в Кабул, они установили дежурство, но помешала усиленная охрана вдоль всей трассы.
Окончилось неудачей и покушение на Амина 16 декабря. Он был легко ранен, а его племянник Асадулла Амин, шеф афганской контрразведки, получил серьезное ранение и после операции, сделанной советским хирургом А. Алексеевым, самолетом был отправлен на лечение в Советский Союз. За находившимися в Баграме оппозиционерами во главе с Б. Кармалем из Ферганы прилетел самолет «Ан-12», и они снова улетели в СССР.
Только поздно вечером 17 декабря «зенитовцам» и «мусульманскому» батальону поставили задачу выдвинуться из Баграма в Кабул в район Дар-уль-Амана, куда перемещалась новая резиденция главы ДРА. Вечером того же дня в Москве полковник В.В. Колесник, ранее руководивший подготовкой «мусульманского» батальона, получил приказ от начальника ГРУ генерала армии П.И. Ивашутина вылететь в гражданской форме одежды в Афганистан для выполнения специального правительственного задания. Вместе с ним должен был лететь еще один офицер, но по просьбе Колесника направили подполковника О.У. Швеца. Быстро оформив все необходимые в таких случаях документы (заграничные паспорта им привезли прямо к самолету), они в 6.30 18 декабря отправились с аэродрома «Чкаловский» через Баку и Термез в Баграм. До Термеза летели с экспедитором, сопровождавшим военторговский груз, а до места назначения еще с двумя попутчиками – сотрудниками КГБ полковником Ю.И. Дроздовым и подполковником Э.Г.Козловым. В Термезе обнаружились неполадки в самолете, пришлось искать новый. Хорошо еще, что встречали сослуживцы из ТуркВО. Они организовали обед и помогли поменять самолет…
В Баграм прилетели только поздно ночью. Комитетчики уехали с какими-то людьми в гражданском, а Колесник и Швец, переночевав в первом попавшемся капонире, утром 19 декабря направились в Кабул, где представились главному военному советнику генерал-полковнику С.К. Магометову и резиденту ГРУ в Кабуле, которые были предупреждены об их прибытии. После прозвучавших в адрес командования батальона претензий со стороны Магометова В.В. Колесник, хорошо знавший майора Халбаева, взял его под защиту, сказав, что комбат толковый, хотя и немногословный. На него можно надеяться, в трудную минуту не подведет. Переговорив по телефону со своим начальством в Москве и переночевав в посольстве, 20 декабря Колесник и Швец поехали в расположение батальона, который разместился примерно в километре от дворца Тадж-Бек, в недостроенном здании, с окнами без стекол. Вместо них натянули плащ-палатки, поставили печки-«буржуйки», кровати в два яруса. Афганцы выделили им шерстяные одеяла из верблюжьей шерсти. В тот год зима в Кабуле была суровая, ночью температура воздуха опускалась до 30 градусов мороза. Продукты питания покупали на базаре. В общем, кое-как устроились.
Накануне Амин перебрался во дворец Тадж-Бек и оказался под «крылышком» «мусульманского» батальона.
Система охраны дворца была организована тщательно и продуманно. Внутри несла службу личная охрана Амина, состоявшая из его родственников и особо доверенных людей. Они и форму носили специальную, отличную от других афганских военнослужащих: на фуражках белые околыши, белые ремни и кобуры, белые манжеты на рукавах. Жили они в непосредственной близости от дворца в глинобитном строении, рядом с домом, где находился штаб охраны (позже, в 1987–1989 годах, в нем разместится оперативная группа МО СССР). Вторую линию составляли семь постов, на каждом из которых располагалось по четыре часовых, вооруженных пулеметом, гранатометом и автоматами. Смена их производилась через два часа. Внешнее кольцо охраны образовывали пункты дислокации батальонов бригады охраны (трех мотопехотных и танкового). Они располагались вокруг Тадж-Бека на небольшом удалении. На одной из господствующих высот были закопаны два танка «Т-54», которые могли простреливать прямой наводкой местность, прилегающую ко дворцу. Всего в бригаде охраны насчитывалось около 2,5 тысячи человек. Кроме того, неподалеку располагался зенитный полк, на вооружении которого было двенадцать 100-мм зенитных пушек и шестнадцать зенитных пулеметных установок (ЗПУ-2), а также строительный полк (около тысячи человек, вооруженных стрелковым оружием). В Кабуле были и другие армейские части: две пехотные дивизии и танковая бригада.
21 декабря полковника В.В. Колесника и майора Х.Т. Халбаева вызвал главный военный советник генерал-полковник С.К. Магометов и приказал усилить охрану дворца подразделениями «мусульманского» батальона. Им предписывалось занять оборону между постами охраны и линией расположения афганских батальонов.
Сразу же приступили к выполнению боевой задачи. Быстро установили контакт с командиром бригады охраны майором Джандадом (он же порученец Амина), согласовали с ним расположение оборонительных позиций подразделений батальона и все вопросы взаимодействия. Для связи лично с ним Джандад предоставил небольшую японскую радиостанцию. Сам командир бригады владел русским языком (хотя и скрывал это), так как учился в Советском Союзе – в Рязани в воздушно-десантном училище, а затем окончил Военную академию им. М.В. Фрунзе. По легенде, полковник В.В. Колесник действовал в роли «майора Колесова» – заместителя командира батальона по боевой подготовке, а подполковник О.У. Швец – «майора Швецова», офицера особого отдела. Один из их попутчиков (полковник Ю.И. Дроздов) стал «капитаном Лебедевым» – заместителем Х.Т. Халбаева по технической части. Вечером же 22 декабря пригласили командование бригады на товарищеский ужин.
После согласования всех вопросов с афганцами приступили к проведению практических мероприятий. Приняли решение, спланировали боевые действия, поставили задачи ротам. Отрекогносцировали маршруты выхода и позиции подразделений и т. д. В частности, на одном из маршрутов имелось естественное препятствие – арык. Совместно с солдатами бригады построили мостик через него – уложили бетонные фермы, а на них положили плиты. Этой работой занимались в течение двух суток.
22 и 23 декабря советский посол проинформировал Амина, что в Москве удовлетворили его просьбу о направлении советских войск в Афганистан и готовы начать их ввод 25 декабря. Афганский лидер выразил благодарность советскому руководству и отдал распоряжение Генеральному штабу ВС ДРА об оказании содействия вводимым войскам.
По свидетельству С.К. Магометова, когда он разговаривал по спецсвязи с Д.Ф. Устиновым, министр обороны спросил его: «Как идет подготовка к выполнению плана по отстранению от власти Амина?» Но Магометов не знал об этом ровным счетом ничего. Через некоторое время представитель КГБ СССР генерал-лейтенант Б.Иванов, видимо, переговорив с Ю.В. Андроповым, пригласил к себе С.К. Магометова и показал ему разработанный сотрудниками КГБ план. Главный военный советник возмущался потом, говоря, что это был не план, а «филькина грамота». Пришлось разрабатывать операцию по захвату дворца заново.
Во второй половине 23 декабря В.В. Колесника и Х. Халбаева вызвали в советское посольство. Там они сначала доложили генерал-полковнику Султану Кекезовичу Магометову результаты проделанной работы, а затем прошли в кабинет на второй этаж, где размещалось представительство КГБ. Здесь находился человек в штатском, которого все называли Борисом Ивановичем (руководитель аппарата КГБ в Афганистане), а также другие сотрудники. В начале беседы Борис Иванович поинтересовался планом охраны дворца. После доклада полковником В.В. Колесником решения предложил ему подумать над вариантом действий на случай, если вдруг придется не охранять, а захватывать дворец. При этом он добавил, что часть сил батальона может выполнять другую задачу, а им придадут роту десантников и две специальные группы КГБ. В общем, сказали: идите думайте, а завтра утром приезжайте и докладывайте свои соображения. Советник командира бригады охраны полковник Попышев тоже получил задачу разработать свой вариант плана действий батальона, как человек, хорошо знающий систему охраны дворца…
В директиве № 312/12/001, подписанной Устиновым и начальником Генерального штаба Н.В. Огарковым 24 декабря, определялись конкретные задачи на ввод и размещение войск на афганской территории. Участие в боевых действиях не предусматривалось. Конкретные боевые задачи соединениям и частям не подавление сопротивления мятежников были поставлены чуть позже, в директиве министра обороны СССР от 27 декабря № 312/12/002.
…Решения по новой задаче принимались всю ночь. Считали долго и скрупулезно. Понимали, что это и есть реальная задача, ради которой они здесь. И пришли к выводу, что если в батальоне заберут две роты и одну роту (без взвода), о чем предупреждал руководитель представительства КГБ, то захватить дворец батальон не сможет, даже с учетом усиления и фактора внезапности. Соотношение сил и средств на всех направлениях складывалось примерно 1:15 в пользу афганцев. Необходимо было задействовать все силы батальона и средства усиления. Исходя из этого и разрабатывали план.
Утром 24 декабря первым докладывал полковник Попышев. Сразу стало понятно, что к своей миссии он подошел чисто формально, по принципу «чего изволите» – ведь задачу выполнять нужно было не ему. Он доказывал, что выделенных сил и средств батальону достаточно, но подтвердить свои слова расчетами не смог. Затем решение на захват дворца Тадж-Бек доложил полковник В.В. Колесник. Обосновал необходимость участия в штурме всего батальона с приданными силами и средствами, детально изложил план действия. После долгих обсуждений командованию батальона сказали: «Ждите». Ждать пришлось долго. Только во второй половине дня сообщили, что решение утверждается и батальон будет выполнять задачу в полном составе. Но подписывать этот план не стали. Сказали: «Действуйте!»
На проведение всех мероприятий, связанных с вводом войск в ДРА, отводилось менее суток. Такая поспешность закономерно повлекла за собой дополнительные потери. В 12.00 25 декабря поступило распоряжение на переход государственной границы.
…Магометов и Колесник приехали на полевой переговорный пункт, который был развернут на стадионе «Клуб-э-Аскари» недалеко от американского посольства, вечером 24 декабря. По правительственной связи позвонили генералу армии С.Ф. Ахромееву (он находился в Термезе в составе Оперативной группы Министерства обороны СССР, которая осуществляла руководство вводом советских войск в Афганистан). Телефонистка долго отказывалась соединить полковника Колесника, говорила, что его нет в специальных списках, но затем, видимо, спросив у Ахромеева, все же соединила. Первый заместитель начальника Генерального штаба приказал доложить решение. Выслушав, стал задавать вопросы по его обоснованию и расчетам. Его интересовали мельчайшие детали. По ходу разговора делал замечания и давал указания.
Затем с С.Ф. Ахромеевым переговорил Магометов. Ему была поставлена задача к утру 25 декабря доложить решение за двумя подписями (своей и Колесника). Когда выходили из переговорной кабины, Магометов сказал Колеснику: «Ну, полковник, у тебя теперь или грудь в крестах, или голова в кустах».
Тут же на узле связи написали доклад, и к двум часам ночи шифровка была отправлена. Доехали вместе до посольства, а затем Колесник поспешил в батальон. Надо было готовиться к выполнению боевой задачи… Министерством обороны СССР Колесник был назначен руководителем операции, которая получила кодовое название «Шторм-333». Руководить действиями спецподразделений КГБ было поручено Ю. Дроздову. Ставя ему задачу по ВЧ, Ю.В. Андропов и В.А. Крючков указали на необходимость продумать все до мелочей, а главное – максимально обеспечить безопасность участников операции.
Об этой операции высказывается много различных суждений, причем самых невероятных. Даже участники тех событий по-разному воспринимают их. Многое недосказывается или опускается вообще. Суммируя рассказы очевидцев и имеющийся документальный материал, можно восстановить примерно такую картину.
Амин, несмотря на то что сам в сентябре обманул Брежнева и Андропова (обещал сохранить Н.М. Тараки жизнь, когда последний был уже задушен. В итоге советское руководство два-три дня «торговалось» с Х. Амином из-за уже мертвого к тому моменту лидера апрельской революции), как ни странно, доверял советским руководителям. Почему? Если не отбрасывать версию, что он был связан с ЦРУ, то, скорее всего, он получал такие инструкции или, возможно, считал, что победителей не судят, с ними… дружат. Так или иначе, но он не только окружил себя советскими военными советниками, консультировался с высокопоставленными представителями КГБ и МО СССР при соответствующих органах ДРА, полностью доверял… лишь врачам из СССР и надеялся в конечном итоге на наши войска.
Не доверял же парчамистам, ждал нападения или от них, или от моджахедов. Однако стал жертвой политической интриги совсем с другой стороны.
В первой половине декабря на генсека НДПА было совершено покушение «недовольными партийцами из оппозиционных фракций». Он был легко ранен, пострадал и его племянник Абдулла – шеф службы безопасности. Х. Амин, расправившись с террористами, отправил племянника на лечение в Советский Союз, а сам сменил свою резиденцию в Ареге и 20 декабря перебрался во дворец Тадж-Бек.
Возвратившись примерно в три часа ночи 25 декабря из посольства в расположение батальона, полковник В.В. Колесник возглавил подготовку к боевым действиям по захвату дворца. Активную помощь в этом ему оказывал подполковник О.У. Швец.
Вечером 25 декабря 1979 года я провел совещание с командирами своих разведывательно-диверсионных групп о результатах разведки объектов и мерах по овладению ими. В основном все были готовы. Недоставало плана дворца. Ослабить оборону дворца сотрудники 9-го управления отказались по соображениям конспирации, но смогли провести разведчиков-диверсантов во дворец, где они все внимательно осмотрели, после чего генерал Дроздов составил поэтажный план Тадж-Бека. Офицеры «Грома» и «Зенита» М. Романов, Я. Семенов, В. Федосеев и Ж. Мазаев провели рекогносцировку местности и разведку огневых точек, расположенных на ближайших высотах. Неподалеку от дворца на возвышении находился ресторан, где обычно собирались высшие офицеры афганской армии. Под предлогом того, что советским офицерам якобы требуется заказать места для встречи Нового года, спецназовцы побывали в ресторане, откуда Тадж-Бек был виден как на ладони.
Все было готово. За объектом внутри и снаружи продолжалось непрерывное агентурное наблюдение. Поздно вечером 26 декабря В.В. Колесник и я вместе с Э.Г. Козловым и О.У. Швецом еще раз отработали план операции по объекту Тадж-Бек. Основным замыслом этого плана было решение главной задачи силами двух смешанных штурмовых групп «Гром» и «Зенит», действия которых обеспечивались созданием внешнего и внутреннего колец окружения силами подразделений «мусульманского» батальона и средств огневой поддержки. Особое внимание уделялось вопросам связи и взаимодействия.
Планом операции предусматривалось в назначенное время (первоначально начало операции намечалось на 25 декабря, в последующем штурм дворца перенесли на 27 декабря) тремя ротами занять участки обороны и не допустить выдвижения к дворцу Тадж-Бек афганских батальонов (трех мотопехотных и танкового). Таким образом, против каждого батальона должна была действовать рота спецназа или десантников (танковый батальон располагался с одним из мотопехотных). Командиром приданной парашютно-десантной роты был старший лейтенант Валерий Востротин. Десантники выделялись своей выправкой, подтянутостью и организованностью. Сам Востротин в Афганистане воевал трижды. Сначала командиром роты. Был тяжело ранен в одном из боев в июле 80-го. Затем командовал батальоном. Еще одно ранение. На завершающем этапе войны командовал 345-м отдельным парашютно-десантным полком и стал Героем Советского Союза.
Против танкового батальона выставляли также взвод ПТУРС «Фагот». Еще одна рота предназначалась для непосредственного штурма дворца. Вместе с ней должны были действовать две специальные группы КГБ. Частью сил предполагалось захватить и разоружить зенитный и строительный полки. Предусмотрели также охрану и резерв.
Одной из важнейших задач был захват двух закопанных танков, которые держали под прицелом все подходы к дворцу. Для этого выделили 15 человек во главе с заместителем командира «мусульманского» батальона капитаном Сатаровым, а также двух снайперов из КГБ.
От действий этой группы во многом зависел успех всей операции. Они начинали первыми.
Руководство батальона хорошо понимало, что задача может быть выполнена только при условии внезапности и военной хитрости. В противном случае им никому живыми не уйти. Поэтому, чтобы приучить афганцев и раньше времени не вызвать подозрения, разработали соответствующий сценарий и начали проводить демонстрационные действия: стрельба, выход по тревоге и занятие установленных участков обороны. В ночное время пускали осветительные ракеты. Так как ночью были сильные морозы, по графику прогревали моторы бронетранспортеров и боевых машин пехоты, чтобы можно было их по сигналу сразу завести.
Сначала это вызывало беспокойство командования бригады охраны дворца. Например, когда первый раз запустили ракеты, расположение батальона мгновенно осветили прожекторы зенитного полка, и приехал начальник охраны дворца майор Джандад. Ему рассказали, что идет обычная боевая учеба и проводятся тренировки для выполнения задачи по охране дворца, а местность освещают, чтобы исключить возможность внезапного нападения на дворец со стороны моджахедов. В последующем афганцы все время просили, чтобы не очень шумели моторы боевой техники ночью, так как мешают спать Амину. Командир батальона и «майор Колесов» сами ездили к командиру бригады охраны и успокаивали его. Постепенно афганцы привыкли и перестали настороженно реагировать на подобные «маневры» батальона. А они продолжались в течение 25, 26 и первой половины 27 декабря. Новую задачу в батальоне знали только Колесник, Швец и Халбаев.
Главная роль в начальный период советского военного присутствия в ДРА отводилась силам специального назначения. Действительно, фактически первой боевой акцией в операции «Шторм-333», которую осуществили 27 декабря советские подразделения и группы спецназа, стал захват дворца Тадж-Бек, где размещалась резиденция главы ДРА, и отстранение от власти Хафизуллы Амина.
Для широкой общественности долго оставалось тайной, что же произошло тогда в Кабуле. Об этой операции высказывалось много различных суждений, ходили самые невероятные слухи. Рассказы многих участников тех событий субъективны и часто противоречат друг другу. А картина того дня выглядела так.
Советские военные советники и специалисты, работавшие в войсках ПВО ДРА, установили контроль над всеми зенитными средствами и местами хранения боеприпасов, а также временно вывели из строя некоторые зенитные установки (сняли прицелы, замки). Таким образом была обеспечена беспрепятственная посадка самолетов с десантниками.
Ночью 24 декабря командующий войсками Туркестанского военного округа генерал-полковник Ю.П. Максимов по телефону доложил министру обороны и начальнику Генерального штаба о готовности войск к выполнению поставленной задачи, а затем направил в их адрес шифротелеграмму с докладом о готовности.
В 12.00 25 декабря 1979 года в войска поступило распоряжение, подписанное министром обороны СССР Д.Ф. Устиновым, о том, чтобы переход и перелет государственной границы Демократической Республики Афганистан войсками 40-й армии и авиации ВВС начать в 15.00 25 декабря (время московское).
Первыми переправились разведчики и десантно-штурмовой батальон капитана Л.В. Хабарова, которому предстояло занять перевал Саланг, а затем по понтонному мосту под руководством генерала К. Кузьмина пошли остальные части 108-й мотострелковой дивизии.
Одновременно самолетами военно-транспортной авиации началась переброска по воздуху и высадка основных сил 103-й воздушно-десантной дивизии и остатков 345-го отдельного парашютно-десантного полка на аэродромы столицы и Баграма. К сожалению, не обошлось без жертв – в 19.33 25 декабря при заходе на посадку в Кабуле врезался в гору и взорвался «Ил-76» (командир – капитан В.В. Головчин), на борту которого находилось 37 десантников. Все десантники и семь членов экипажа самолета погибли.
…26 декабря для установления более тесных отношений в «мусульманском» батальоне устроили прием для командования афганской бригады охраны. Приготовили плов, на базаре купили всевозможной зелени и т. п. Правда, со спиртным были трудности.
Выручили сотрудники КГБ. Они привезли с собой ящик «Посольской» водки, коньяк, различные деликатесы (икру, рыбу), другие закуски – стол получился на славу.
Из бригады охраны пришло пятнадцать человек во главе с командиром и замполитом. Во время ужина старались разговорить афганцев. Провозглашали тосты за советско-афганскую дружбу, за боевое содружество и т. д. Сами пили гораздо меньше (иногда солдаты, которые обслуживали на приеме, вместо водки наливали в рюмки советских офицеров воду). Особенно разговорчивым оказался замполит бригады, который в пылу откровенности рассказал «капитану Лебедеву», что Н. Тараки был задушен по приказу Х. Амина.
Это была тогда новая и очень важная информация. Джандад быстро распорядился, и замполита тут же куда-то увели. Командир объяснил, что замполит немного выпил лишнего и сам не знает, что говорит. В конце приема расстались если не друзьями, то, по крайней мере, хорошими знакомыми.
27 декабря воздушно-десантные подразделения 103-й дивизии генерал-майора И.Ф. Рябченко и выделенные силы от КГБ СССР согласно плану вышли к важным административным и специальным объектам в столице и «усилили» их охрану.
Части 108-й мотострелковой дивизии к утру 28 декабря сосредоточились в районе северо-восточнее Кабула.
27 декабря В.В. Колесник и Ю.И. Дроздов доложили новый план боя. Утвердили. Вернули без подписи со словами: «Действуйте», и началась непосредственная подготовка к штурму.
Дворец Тадж-Бек располагался на окраине Кабула в Дар-уль-Амане, на высоком, поросшем деревьями и кустарником крутом холме, который был к тому же еще оборудован террасами, а все подступы к нему заминированы. К нему вела одна-единственная дорога, усиленно охраняемая круглосуточно. Его толстые стены способны сдержать удар артиллерии. Если к этому добавить, что местность вокруг дворца простреливалась, то станет понятным, какая нелегкая задача стояла перед армейским спецназом и спецгруппами КГБ СССР.
Наши военные советники получили разные задачи: некоторые 27 декабря должны были остаться в частях на ночь, организовать ужин с подопечными афганцами (для этого им было выдано спиртное и закуска) и ни при каких обстоятельствах не допустить выступления афганских частей против советских войск. Другим, наоборот, было приказано долго в подразделениях не задерживаться, и они раньше, чем обычно, уехали домой. Остались только специально назначенные люди, которые были соответственно проинструктированы.
Утром 27 декабря я пригласил В.В. Колесника к себе в номер посольской гостиницы в баню. По старому русскому обычаю помылись, сменили белье, молча выпили бутылку коньяку. Впереди нас ждал бой….
Шла непосредственная подготовка к штурму дворца. У сотрудников КГБ был детальный план дворца (расположение комнат, коммуникаций, электросети и т. д.). Поэтому к началу операции «Шторм-333» спецназовцы из «мусульманского» батальона и группы «Гром» (командир майор Семенов) и «Зенит» (командир майор Романов) детально знали объект захвата № 1: наиболее удобные пути подхода; режим несения караульной службы; общую численность охраны и телохранителей Амина; расположение пулеметных гнезд, бронемашин и танков; внутреннюю структуру комнат и лабиринтов дворца Тадж-Бек; размещение аппаратуры радиотелефонной связи и т. д. Более того, перед штурмом дворца в Кабуле спецгруппой КГБ был взорван так называемый колодец – фактически центральный узел секретной связи с важнейшими военными и гражданскими объектами ДРА. Готовились штурмовые лестницы. Проводились и другие подготовительные мероприятия. Главное – секретность и скрытность.
В середине дня они еще раз обошли позиции батальона, проинформировали офицеров о плане операции и объявили порядок действий. Командир «мусульманского» батальона майор Халбаев, командиры спецгрупп М. Романов и Я. Семенов поставили боевые задачи командирам подразделений и подгрупп, организовали подготовку к штурму.
Личному составу «мусульманского» батальона и спецподразделений КГБ разъяснили, что Х. Амин повинен в массовых репрессиях, по его приказу убивают тысячи ни в чем не повинных людей, он предал дело Апрельской революции, вступил в сговор с ЦРУ США и т. д. Правда, эту версию мало кто из солдат и офицеров воспринимал. «Тогда зачем Амин пригласил наши войска, а не американцев?» – резонно спрашивали они. Но приказ есть приказ, его надо выполнять. И спецназовцы готовились к бою.
В это время Хафизулла Амин находился в эйфории: наконец-то ему удалось добиться заветной цели – советские войска вошли в Афганистан. Днем 27 декабря он устроил пышный обед, принимая в своем роскошном дворце членов Политбюро, министров с семьями. Формальным поводом для торжества стало возвращение из Москвы секретаря ЦК НДПА Панджшири. Он заверил Амина: советское руководство удовлетворено изложенной им версией смерти Тараки и сменой лидера страны. СССР окажет Афганистану военную помощь.
Амин торжественно произнес: «Советские дивизии уже на пути сюда. Все идет прекрасно. Я постоянно связываюсь по телефону с товарищем Громыко, и мы сообща обсуждаем вопрос, как лучше сформулировать для мира информацию об оказании нам советской военной помощи».
Днем ожидалось выступление генсека по афганскому телевидению. На съемки во дворец Тадж-Бек были приглашены высшие военные чины и начальники политорганов. Однако во время обеда многие гости почувствовали себя плохо. Некоторые потеряли сознание. Полностью отключился и Амин. Его супруга немедленно вызвала командира президентской гвардии Джандада, который позвонил в Центральный военный госпиталь (Чарсад Бистар) и поликлинику советского посольства. Продукты и гранатовый сок были немедленно направлены на экспертизу, подозреваемые повара-узбеки задержаны. Усилен режим охраны.
Когда советские врачи – терапевт Виктор Кузнеченков и хирург Анатолий Алексеев – подъехали к внешнему посту охраны и, как обычно, стали сдавать оружие, их дополнительно еще и обыскали, чего раньше никогда не было. Что-то случилось? Наши врачи определили: массовое отравление. Амин лежал раздетый до трусов, с отвисшей челюстью и закатившимися глазами. Он был без сознания, в тяжелой коме. Умер? Пощупали пульс – еле уловимое биение.
Полковники Кузнеченков и Алексеев, не задумываясь, что нарушают чьи-то планы, приступили к спасению главы «дружественной СССР страны». Сначала вставили на место челюсть, затем восстановили дыхание. Отнесли его в ванную комнату, вымыли и стали делать промывание желудка, форсированный диурез… Эта работа продолжалась примерно до шести часов вечера. Когда челюсть перестала опадать и пошла моча, врачи поняли, что Амина удалось спасти. Но, почувствовав, что назревают какие-то тревожные события, А. Алексеев заблаговременно отправил женщин из дворца, сославшись на необходимость срочно сделать в лаборатории анализ промывных вод.
Пройдет довольно значительное время, прежде чем дрогнут веки Амина и он придет в себя, затем удивленно спросит: «Почему это случилось в моем доме? Кто это сделал? Случайность или диверсия?»
Это происшествие очень встревожило офицеров, ответственных за организацию охраны председателя Ревсовета ДРА (Джандад, Экбавль). Они выставили дополнительные (даже внешние) посты из афганских военнослужащих и позвонили в танковую бригаду, чтобы там были готовы оказать помощь. Однако помощи им ждать было неоткуда, так как наши десантники уже полностью блокировали расположившиеся в Кабуле части афганских войск.
В 15.00 из посольства передали, что время начала штурма (время «Ч») установлено – 22.00, потом перенесено на 21.00. Позже оно периодически уточнялось и в конце концов стало – 19.30. Видимо, руководители операции рассчитывали, что сработает план устранения Амина путем его отравления и тогда, возможно, отпадет необходимость штурмовать дворец Тадж-Бек. Но ввиду строгой секретности этого плана советские врачи не были к нему допущены и по незнанию сорвали его выполнение.
…После бани 27 декабря 1979 года я и В.В. Колесник в полдень еще раз зашли каждый к своему руководству. В район расположения «мусульманского» батальона ехали молча, каждый думал о своем.
Пообедали, и в середине дня В.В. Колесник, О.У. Швец и я еще раз обошли исходные позиции батальона. Колесник отдал указания подходившим командирам рот, приказал с наступлением сумерек переместить одну из «Шилок» на удобную позицию для подавления возможного огня зенитной батареи. Все делал спокойно, уверенно. На одной из высоток заметил группу афганских офицеров, изучавших район обороны «мусульманского» батальона. К афганцам для выяснения причин поехал Швец. После штурма дворца ко мне приведут Джандада, который расскажет, что они получили сообщение о наших намерениях, не поверили, но на всякий случай решили провести рекогносцировку. Об этой рекогносцировке и результатах беседы доложили руководству операцией. Видимо, об этом было сообщено в Центр. Нам же передали, что штурм назначен на 15.00.
Получив это сообщение, вместе с Колесником решили срочно собрать всех командиров рот, штурмовых групп и подразделений огневой поддержки на втором этаже казармы.
Как старшему по званию, Колесник предложил мне открыть совещание. В своем кратком выступлении я дал политическую оценку обстановки, раскрыл общую поставленную задачу, дал оценку сил и средств противника и основного объекта, нашего положения, соотношения сил и средств, общее расположение сил и средств «мусульманского» батальона и штурмовых групп. После этого Колесник отдал боевой приказ подразделениям, перечислив для каждого конкретные задачи.
Около шести часов вечера Колесника вызвал на связь Магометов и сообщил, что время штурма перенесено и начинать нужно как можно скорее. Спустя 15–20 минут группа захвата во главе с капитаном Сатаровым выехала на машине «ГАЗ-66» в направлении высоты, где были закопаны танки. Танки охранялись часовыми, а их экипажи находились в казарме, расположенной на расстоянии 150–200 метров от них. В часовых должны были стрелять В. Цветков из «Зенита» или Д. Волков из «Грома».
Находившийся на командном пункте полковник Григорий Бояринов, который входил в состав «Зенита», заметно волновался, так как прибыл в Кабул лишь накануне и еще не освоился в новой обстановке. Видя это, капитан 2-го ранга Эвальд Козлов решил помочь ему, хотя и не должен был находиться в составе штурмовых групп. Ни Козлов, ни Бояринов не могли предположить, что после штурма дворца станут Героями Советского Союза, причем полковнику не суждено было вернуться из этого боя.
Когда машина Сатарова подъехала к расположению третьего батальона, оттуда вдруг послышалась стрельба из стрелкового оружия. Полковник Колесник немедленно скомандовал: «Огонь!» и «Вперед!» Одновременно кабульское небо рассекли две красные ракеты – сигнал для солдат и офицеров «мусульманского» батальона и спецгрупп КГБ. На дворец обрушился шквал огня. Это произошло примерно в четверть восьмого вечера.
Первыми по дворцу прямой наводкой по команде капитана Паутова открыли огонь зенитные самоходные установки ЗСУ-23-4 («Шилка»), обрушив на него море снарядов. Автоматические гранатометы «АГС-17» ударили по расположению танкового батальона, не давая экипажам подойти к танкам. Первой ко дворцу по плану должна была выдвигаться рота старшего лейтенанта Владимира Шарипова, на десяти БМП которой в качестве десанта находились подгруппы «Грома» во главе с О. Балашовым, В. Емышевым, С. Головым и В. Карпухиным. Майор Яков Семенов со своим «Зенитом» на четырех БТРах получил задачу прорваться к торцевой части дворца, а затем совершить бросок по пешеходной лестнице, которая вела вверх к Тадж-Беку. У фасада обе группы должны были соединиться. Общее руководство ими осуществлял полковник Г.И. Бояринов. Боевые машины сбили внешние посты охраны и устремились к Тадж-Беку.
Однако в последний момент план изменили, и первыми к зданию дворца на трех БТРах выдвинулись подгруппы «Зенита», старшими которых были А. Карелин, Б. Суворов и В. Фатеев. Четвертая подгруппа «Зенита» во главе с В. Щиголевым оказалась в колонне «Грома». Боевые машины сбили внешние посты охраны и устремились по единственной дороге, ведущей на площадку перед дворцом. Едва первая машина миновала поворот, из здания ударили крупнокалиберные пулеметы. У шедшего первым БТРа были повреждены все колеса, а машина Бориса Суворова сразу же загорелась. Сам командир подгруппы погиб, а его люди получили ранения. «Зенитовцы» вынуждены были залечь и стрелять по окнам дворца, некоторые из них при помощи штурмовых лестниц стали взбираться вверх в гору.
В четверть восьмого вечера в Кабуле прогремели сильные взрывы. Это подгруппа КГБ из «Зенита» (старший Борис Плешкунов) подорвала «колодец» связи, отключив афганскую столицу от внешнего мира.
Спецназовцы быстро выскочили на площадку перед Тадж-Беком. Командиру первой подгруппы «Грома» О. Балашову осколками пробило бронежилет; в горячке он сначала не почувствовал боли и бросился вместе со всеми ко дворцу, но затем все же был отправлен в медсанбат.
Первые минуты боя были самыми тяжелыми. На штурм Тадж-Бека пошли спецгруппы КГБ, а основные силы роты В. Шарипова прикрывали внешние подступы ко дворцу. Другие подразделения «мусульманского» батальона обеспечивали внешнее кольцо прикрытия. Ураганный огонь из дворца прижал спецназовцев к земле. Поднялись они лишь тогда, когда «Шилка» подавила пулемет в одном из окон. Продолжалось это недолго – может быть, минут пять, но бойцам показалось, что прошла целая вечность.
Единственная дорога круто серпантином взбиралась в гору с выездом на площадку перед дворцом. Дорога усиленно охранялась, а другие подступы были заминированы. Едва первая боевая машина миновала поворот, из здания ударили крупнокалиберные пулеметы. БМП была подбита. Члены экипажа и десант покинули ее и при помощи штурмовых лестниц стали взбираться вверх в гору. Шедшая второй БМП столкнула подбитую машину с дороги и освободила путь остальным. Они быстро выскочили на площадку перед Тадж-Беком. Сначала на штурм пошли спецгруппы КГБ, за ними последовали некоторые солдаты из спецназа. Для устрашения оборонявшихся, а может быть, и со страху атакующие дворец громко кричали, в основном матом…
Самым сложным оказалось ворваться в само здание. Когда бойцы выдвинулись к главному входу, огонь еще более усилился. Творилось нечто невообразимое. Еще на подступах ко дворцу был убит Г. Зудин, ранены С. Кувылин и Н. Швачко. В первые же минуты боя у майора М.Романова было ранено 13 человек. Самого командира группы контузило. Не лучше обстояло дело и в «Зените». В. Рязанов, получив сквозное ранение в бедро, сам сделал перевязку ноги и пошел в атаку. В числе первых в здание ворвались А. Якушев и В. Емышев. Афганцы со второго этажа бросали гранаты. Едва начав подниматься по лестнице, ведущей к Тадж-Беку, Якушев упал, сраженный осколками гранаты, а бросившийся к нему Емышев был тяжело ранен в правую руку. Позже ее пришлось ампутировать.
Э. Козлов, М. Романов, С. Голов, М. Соболев, В. Карпухин, А. Плюснин, В. Гришин и В. Филимонов, а также Я. Семенов с бойцами из «Зенита» В. Рязанцевым, В. Быковским, В. Макаровым и В. Поддубным первыми ворвались в здание дворца. А. Карелин, В. Щиголев и Н. Курбанов штурмовали дворец с торца. Спецназовцы действовали отчаянно и решительно.
…Бой в самом здании сразу же принял ожесточенный и бескомпромиссный характер. Если из помещений не выходили с поднятыми руками, то выламывались двери, в комнату бросали гранаты, а затем без разбору стреляли из автоматов. «Шилки» на это время перенесли огонь на другие объекты. БМП покинули площадку перед дворцом и заблокировали единственную дорогу.
Все шло как будто по плану, но случилось непредвиденное. При выдвижении подразделений батальона в район боевых действий с построенного через арык мостика свалился один бронетранспортер и перевернулся. Люки оказались закрытыми, и экипаж не мог из него выйти. Командир отделения стал вызывать по радиостанции подмогу. Он включился на передачу, безостановочно вызывал своего старшего командира. Этим в самый ответственный момент радиосвязь была парализована. Пришлось командованию батальона использовать другие средства связи. Хорошо еще, что они были предусмотрены заранее.
Другая рота и два взвода вели огонь по танковому батальону и не дали его личному составу добраться до танков. Затем они захватили танки и одновременно разоружили личный состав строительного полка. Спецгруппа захватила вооружение зенитного полка, а личный состав взяла в плен. На этом участке руководство боевыми действиями осуществлял подполковник О.У. Швец. Во дворце офицеры и солдаты личной охраны Амина, его телохранители (их было около 100–150 человек) сопротивлялись отчаянно и в плен не сдавались. «Шилки» снова перенесли огонь и стали бить по Тадж-Беку и по площадке перед ним (заранее была установка – никому из спецгрупп КГБ и спецназа на площадку из дворца не выходить, потому что живыми оттуда выпускать не будут). Но не все эту установку выполнили и поплатились за это жизнью. В здании на втором этаже дворца начался пожар. Это оказало сильное моральное воздействие на обороняющихся.
Однако по мере продвижения спецназа ко второму этажу Тадж-Бека стрельба и взрывы усиливались. Солдаты из охраны Амина, услышав русскую речь и мат, стали сдаваться высшей и справедливой силе. Как потом выяснилось, многие из них учились в десантной школе в Рязани, где, видно, и запомнили русский мат на всю жизнь. Я. Семенов, Э. Козлов, В. Анисимов, С. Голов, В. Карпухин и А. Плюснин бросились на второй этаж. М. Романову из-за сильной контузии пришлось остаться внизу.
Позже мне не раз приходилось слышать мнение, что дворец Тадж-Бек брали спецгруппы КГБ, а армейцы только присутствовали при этом. На мой взгляд, это не совсем так. Одни чекисты ничего бы сделать не смогли. Конечно, по уровню личной подготовки спецназовцам трудно было тягаться с профессионалами КГБ, но именно они обеспечивали успех этой операции.
Когда штурмовые группы разведчиков-диверсантов ворвались во дворец и устремились к своим объектам внутри здания, встречая сильный огонь охраны, участвовавшие в штурме спецназовцы «мусульманского» батальона создали жесткое непроницаемое огневое кольцо вокруг объекта, уничтожая все, что оказывало сопротивление. Без этой помощи потерь было бы значительно больше. Ночной бой, бой в здании требует теснейшего взаимодействия и не признает выделения каких-либо ведомств.
Находившиеся во дворце советские врачи попрятались кто куда мог. Сначала думали, что напали моджахеды, затем – сторонники Н.М. Тараки. Только позднее, услышав русский мат, они поняли, что атакуют свои. Алексеев и Кузнеченков, которые должны были помогать дочери Амина (у нее был грудной ребенок), нашли «убежище» у стойки бара. Вскоре они увидели Амина, который шел по коридору в белых адидасовских трусах, держа в высоко поднятых, обвитых трубками руках, словно гранаты, флаконы с физраствором. Можно было только представить, каких это усилий ему стоило и как кололи вдетые в кубитальные вены иглы.
Алексеев, выбежав из укрытия, первым делом вытащил иглы, прижал пальцами вены, чтобы не сочилась кровь, а затем довел генсека до бара. Амин прислонился к стене, но тут послышался детский плач – откуда-то из боковой комнаты шел, размазывая кулачками слезы, его пятилетний сынишка. Увидев отца, бросился к нему, обхватив за ноги, Амин прижал его к себе, и они вдвоем присели у стены.
Спустя много лет после тех событий А. Алексеев рассказывал, что они не смогли больше находиться возле бара и поспешили уйти оттуда, но когда шли по коридору, то раздался взрыв и их взрывной волной отбросило к двери конференц-зала, где они и укрылись. В зале было темно и пусто. Из разбитого окна сифонило холодным воздухом и доносились звуки выстрелов. В. Кузнеченков стал в простенке слева от окна, А. Алексеев – справа. Так судьба их разделила в этой жизни.
Амин приказал своему адъютанту позвонить и предупредить советских военных советников о нападении на дворец. При этом он сказал: «Советские помогут». Но адъютант доложил, что стреляют именно советские. Эти слова вывели генсека из себя, он схватил пепельницу и бросил ее в адъютанта, закричав раздраженно: «Врешь, не может быть!» Затем сам попытался позвонить начальнику Генштаба, командиру 4-й танковой бригады, но связи с ними не было. После этого Амин тихо проговорил: «Я об этом догадывался, все верно».
Тем временем спецгруппа КГБ прорвалась к помещению, где находился Хафизулла Амин, и в ходе перестрелки он был убит офицером этой группы. Труп главы правительства ДРА и лидера НДПА завернули в ковер… Основная задача была выполнена.
Когда спецназовцы прорывались по второму этажу, раздался женский крик: «Амин, Амин…» Кричала, видимо, его жена. Н. Курбатов из «Зенита», единственный из бойцов, кто знал местный язык, стал переводить Семенову. Вскоре спецназовцы увидели Амина, лежащего возле стойки бара.
На двух захваченных у афганцев танках к зданию дворца прибыла группа капитана Сатарова. Он доложил Колеснику, что когда они проезжали мимо третьего батальона бригады охраны, то увидели – в батальоне объявлена тревога. Афганские солдаты получают боеприпасы. Рядом с дорогой, по которой проезжали спецназовцы, стоял командир батальона и еще два офицера.
Решение пришло быстро. Выскочив из машины, они захватили командира афганского батальона и обоих офицеров, бросили в машину и поехали дальше. Некоторые солдаты, успевшие получить патроны, открыли по ним огонь, а затем и весь батальон устремился в погоню за машиной – освобождать своего командира. Тогда спецназовцы спешились и начали стрелять из пулеметов по бегущей пехоте. Открыли огонь и бойцы роты, обеспечивающей действия группы Сатарова. «Положили» очень много – порядка 250 человек, остальные разбежались. В это время из снайперских винтовок сняли часовых возле танков и чуть позже захватили их.
С командного пункта, вырытого на гребне горы рядом с одной из «Шилок», Колесник и я руководили боем. По кратким радиосообщениям чувствовался его ритм, нарастание и затухание. В какой-то момент резкое усиление огня – и наступила тишина. Даже отдельных выстрелов не было.
– Все, – сказал Колесник и добавил: – Это мой первый и настоящий в жизни бой. А у вас?
– Очередной, – ответил я после недолгого молчания.
Бой продолжался 43 минуты.
Командир роты старший лейтенант Шарипов доложил, что дворец захвачен. Полковник Колесник дал команду на прекращение огня и перенес свой командный пункт непосредственно во дворец.
Когда мы с Колесником поднялись к Тадж-Беку, к нам стали подходить командиры штурмовых групп и подразделений с докладами. В. Карпухин подошел к ним с каской в руках и показал застрявшую в триплексе пулю: «Смотрите, как повезло. Я теперь маму увижу». Раненых и погибших эвакуировали на БМП и бронетранспортерах.
Вошли во дворец. Внизу, в холле, продолжали перевязывать раненых. Разгоряченные только что закончившимся боем, проверяя, нет ли затаившихся аминовцев, ходили спецназовцы и штурмовики.
В тот вечер в перестрелке был убит общий руководитель спецгрупп КГБ полковник Г.И. Бояринов, его заменил подполковник Э.Г. Козлов. По свидетельству участников штурма, в конференц-зале осколком гранаты был сражен полковник В.П. Кузнеченков.
Всего в спецгруппах КГБ непосредственно при штурме дворца погибло пять человек и было 17 раненых. Почти все были ранены, но те, кто мог держать оружие в руках, продолжали сражаться. В «мусульманском» батальоне погибло 5 человек, ранено – 35. 23 бойца, получивших ранения, остались в строю. Например, раненный в ногу старший лейтенант В. Шарипов продолжал руководить вверенной ему ротой. Остальных раненых медик батальона капитан Ибрагимов вывез на БМП в кабульский госпиталь.
Вполне вероятно, что кто-то из наших соотечественников пострадал от своих же: в темноте личный состав «мусульманского» батальона и спецгруппы КГБ узнавали друг друга по белым повязкам на рукавах, паролю «Миша – Яша» и… мату. Но ведь все они были одеты в афганскую военную форму, а вести стрельбу и бросать гранаты приходилось часто с приличного расстояния. Вот и попробуй тут уследить ночью, в темноте, да еще в такой неразберихе, у кого на рукаве была повязка, а у кого нет…
В течение ночи спецназовцы несли охрану дворца, так как опасались, что на его штурм пойдут дислоцированные в Кабуле дивизии и танковая бригада. Но этого не случилось. Советские военные советники и переброшенные в афганскую столицу части воздушно-десантных войск не позволили им этого сделать. К тому же спецслужбами заблаговременно было парализовано управление афганскими силами.
Не обошлось и без курьезов. Ночью нервы у всех были напряжены до предела. Ждали нападения верных Амину войск. Предполагали, что во дворец ведет подземный ход. Вдруг из шахты лифта послышался какой-то шорох. Спецназовцы вскочили, стали стрелять из автоматов, бросили гранаты, но оттуда выскочил обезумевший от страха кот.
Захват остальных ключевых объектов в Кабуле прошел спокойно и с минимальными потерями, в том числе и здания Министерства обороны ДРА. Комитетчики и спецназ довольно быстро покончили с охраной, но начальник Генерального штаба Якуб сумел забаррикадироваться в одной из комнат и начал по рации вызывать подмогу, прежде всего рассчитывая на 444-ю бригаду командос. Однако никто не поспешил ему на выручку, и к полуночи, поняв всю бесперспективность дальнейшего сопротивления, он сдался на милость победителей. Милость проявлена не была. В группе захвата присутствовал афганец – один из функционеров «Парчам», по некоторым данным, Абдул Вакиль, который зачитал «предателю» Якубу приговор «от имени партии и народа» и затем собственноручно застрелил уже бывшего начальника Генштаба из пистолета.
Вечером 27 декабря на связь с находившимся на аэродроме в Баграме Бабраком Кармалем вышел Ю.В. Андропов. От себя и «лично» от Л.И. Брежнева он поздравил Кармаля с победой «второго этапа революции» и назначением его председателем Революционного совета ДРА. Кармаль сразу же распорядился перевезти его в столицу.
В ночь на 28 декабря в Афганистан вошла еще одна мотострелковая дивизия, ранее развернутая в Кушке (командир генерал Ю.В. Шаталин). Она направилась в Герат и Шинданд. Один полк этой дивизии разместился на аэродроме «Кандагар». Позже он был переформирован в 70-ю бригаду.
Утром 28 декабря прозвучали последние выстрелы операции по ликвидации аминовского режима, в ходе которой спецназ, впервые появившийся в Афганистане, сказал свое веское и решительное слово. Никто из «мусульманского» батальона не подозревал, что отгремевший ночной бой был лишь дебютом, после которого предстоит участие в сотнях операций, еще более кровопролитных, чем эта, и что последний солдат спецназа покинет афганскую землю лишь в феврале восемьдесят девятого года.
В ту ночь произошел не просто очередной государственный переворот в Кабуле, при котором власть из рук «халькистов» перешла к «парчамистам», поддержанным советской стороной, а было положено начало резкой активизации гражданской войны в Афганистане, была открыта трагическая страница как в афганской истории, так и в истории Советского Союза. Солдаты и офицеры – участники декабрьских событий искренне верили в справедливость своей миссии, в то, что они помогают избавиться афганскому народу от тирании Амина и, выполнив свой интернациональный долг, вернутся к себе домой. Они не были политологами и историками, учеными и социологами, которые должны были бы предсказать дальнейший ход событий и дать ему оценку. Они были солдатами, выполнявшими приказ…
Спецназовцы утром разоружили остатки бригады охраны. Более 1700 человек афганцев было взято в плен. Однако и здесь не обошлось без потерь. В частности, когда в здании штаба бригады охраны появился белый флаг, то из подъехавшей к нему БМП выскочил замполит роты и двое солдат (хотя было указание из машин не выходить). С крыши глинобитного строения, где размещалась личная охрана Амина, раздалась пулеметная очередь, и все трое погибли.
Убитых афганцев, в том числе и двух малолетних сыновей Х. Амина, закопали в братской могиле неподалеку от дворца Тадж-Бек (впоследствии, с июля 1980 года, там располагался штаб 40-й армии). Труп Амина, завернутый в ковер, еще ночью под руководством замполита батальона капитана Анвара Сахатова был погребен там же, но отдельно от остальных. Никакого надгробия ему поставлено не было. Оставшиеся в живых члены его семьи были посажены в тюрьму Пули-Чархи, сменив там семью Тараки.
Даже дочь Амина, которой во время боя перебило ноги, оказалась в камере с холодным бетонным полом. Но милосердие было чуждо людям, у которых по приказу Амина были замордованы их близкие и родственники. Они жаждали мести.
В середине дня 28 декабря командование «мусульманского» батальона прибыло в здание советского посольства в Кабуле.
Сперва доложили генерал-полковнику С.К. Магометову и резиденту ГРУ о выполнении задачи. Затем полковник В.В. Колесник связался с Москвой из кабинета посла и доложил генералу армии П.И. Ивашутину о результатах операции, одновременно предложив ему вывести батальон из Афганистана в Чирчик. Начальник ГРУ ГШ распорядился решать этот вопрос с командованием ТуркВО.
Я сел писать подробную шифровку в Москву. Помню, что во всех докладах командиров штурмовых групп подчеркивалось: «Претензий к десантникам нет. Молодцы». Шифровка заняла несколько страниц. В ней были перечислены наиболее отличившиеся при штурме дворца Тадж-Бек сотрудники групп «Гром» и «Зенит», а также десять офицеров и солдат «мусульманского» батальона. Это было мое предложение. Наградные же стали писать в Москве во второй половине января 1980 года.
Вечером произошел случай, чуть было не стоивший жизни всем непосредственным руководителям операции «Шторм-333». Они возвращались в расположение батальона на правительственном «Мерседесе» и, хотя заранее согласовали сигналы с генерал-лейтенантом Н.Н. Гуськовым, возле здания Генштаба ВС ДРА были обстреляны своими же десантниками. Спустя годы генерал-майор Василий Васильевич Колесник вспоминал: «Раздалась автоматная очередь. Первые пули впились в землю перед машиной, затем трасса пуль стала подниматься, машина вдруг резко остановилась и заглохла. Мы стали кричать, что свои. И после обмена паролями стрельба прекратилась». Олег Ульянович Швец выскочил из машины и бросился за придорожные кусты. Послышались возня и звук оплеух.
– Ты что, балда, не видишь, что по своим стреляешь?
Когда вышли из машины и подняли капот, увидели, что там было пять пулеметных пробоин. Я вслух сказал: «Чуть выше – и все бы погибли так бездарно». После громкой тирады мата, выплеснутой Швецом в сторону стрелявшего, я вышел из машины навстречу подошедшему офицеру и спросил:
– Твой солдат?
Лейтенант-десантник молчал.
– Спасибо, лейтенант, что не научил его стрелять, – добавил я.
Дроздов, Колесник и Швец пересели в бронетранспортер к Халбаеву, взяли на буксир «Мерседес», в котором остались Козлов с Семеновым, и поехали в расположение батальона.
По прибытии на место решили «отметить» успех. «Впятером мы выпили шесть бутылок водки, – рассказывал спустя годы генерал-майор Василий Васильевич Колесник, – а было такое впечатление, будто и не пили вовсе. И нервное напряжение было настолько велико, что, хотя мы не спали, наверное, более двух суток, заснуть никто из нас никак не мог. Некоторые аналитики оценили действия спецназа как вероломные. Но что было делать в такой обстановке? Вопрос стоял – или они нас, или мы их».
И сколько бы лет ни прошло, у каждого спецназовца штурм дворца Х. Амина останется в памяти навсегда. Это был кульминационный момент всей их жизни, и они с честью выполнили задание своего правительства.
Закрытым Указом Президиума Верховного Совета СССР большая группа сотрудников КГБ (около 400 человек) была награждена орденами и медалями. Полковнику Г.И. Бояринову было присвоено звание Героя Советского Союза (посмертно). Такого же звания были удостоены В.В. Колесник, Э.Г. Козлов и В.Ф. Карпухин. Ю.И. Дроздова наградили орденом Октябрьской Революции. Командир группы «Гром» М.М. Романов был награжден орденом Ленина. О.У. Швеца и Я.Ф. Семенова наградили орденом Боевого Красного Знамени. Получили правительственные награды также около 300 офицеров и солдат «мусульманского» батальона, из них семь человек наградили орденом Ленина (в том числе Халбаева, Сатарова и Шарипова) и порядка 30 – орденом Боевого Красного Знамени (в том числе В.А. Востротина). За «штурм дворца Амина» полковник В.П. Кузнеченков, как воин-интернационалист, удостоен ордена Боевого Красного Знамени (посмертно). А. Алексееву же дали Почетную грамоту при его отъезде из Кабула на Родину.
Участники штурма дворца, выполняя приказ, рисковали жизнью (некоторые погибли и были ранены). Другое дело – ради чего? Ведь солдаты всегда являются пешками в чьей-то большой игре и сами войн никогда не начинают…
По возвращении из Кабула в Москву 31 декабря 1979 года я с одним офицером ГРУ, принимавшим участие в операции, был на приеме у начальника Генерального штаба маршала Н.В. Огаркова. Николай Васильевич внимательно выслушал наш доклад и принял от нас единственный документ, характеризующий все особенности этого боя: лист карты с нанесенной обстановкой, задачами подразделений спецназа и таблицей взаимодействия. Маршал бросил быстрый взгляд на карту и спросил: «Почему не утверждена?» Мы промолчали. Обычно сдержанный, он выругался в адрес не утвердивших боевой документ, встал и положил лист карты в свой приоткрытый сейф.
Я не осуждаю двух генералов, которым не хватило мужества поставить свои подписи, утвердить документ, воспользоваться правом, предоставленным им руководством страны. Мы уходили выполнять задание правительства, сознавая, что можем не вернуться, оставляя, как принято в таких случаях, все на сохранение другим. Их же поступок оставил щемящее чувство досады: мы рисковали жизнью, они – возможной оглаской личной причастности к этому событию. Может быть, этот шаг характеризовал их личное отношение к решению руководства страны? Не знаю, но разделяю возмущение маршала Н.В. Огаркова.
«Афганцы» все помнят. И каждый год 27 декабря в 15.00 они встречаются на установленном еще после первого боя месте. Постоят, посмотрят друг на друга, поговорят и помолчат.
Труд солдата на Руси исстари был в почете. Опасность, нависшая сегодня над страной, настоятельно требует исправить эту ошибку. Пока не поздно, пока…
Ю.И. Дроздов,
генерал-майор
На этом фоне еще ярче и отчетливее вырисовывается героическая роль В.В. Колесника, его воинский и гражданский подвиг.
Силы для проведения этой акции формировались постепенно. В середине сентября сразу же после захвата власти Хафизуллой Амином в Кабул прибыли 17 офицеров из спецподразделения КГБ СССР во главе с майором Яковом Семеновым. Они разместились на одной из вилл советского посольства и до поры до времени работали в различных ведомствах.
17 декабря 1979 года на 19.00 я был вызван к Ю.В. Андропову вместе с Крючковым. Поскольку уточняющие вопросы о предстоящей беседе задавать было не принято, а документы управления, требующие внимания Андропова, были доложены Крючкову, я полагал, что мог потребоваться для более подробных объяснений по их содержанию.
Андропов приветливо поздоровался с нами, предложил горячего чаю с лимоном. Он быстро рассмотрел срочные документы, касающиеся деятельности нелегальной разведки, и заговорил о положении в Афганистане. Заканчивая беседу, Андропов попросил меня вылететь на несколько дней в Кабул, ознакомиться с обстановкой на месте, посмотреть, чем занимаются сотрудники, прибывшие туда в ноябре.
Беседу он закончил словами: «Обстановка там сложная, назревают серьезные события, а ты у нас один из тех, кто по-настоящему воевал».
Я спросил: «Когда вылетать?» Юрий Владимирович посмотрел на Крючкова, который включился в беседу, и сказал: «Завтра утром в 6.30, аэропорт Чкаловский». Исходя из содержания беседы, я попросил информировать наше представительство в Кабуле о моем вылете и характере задания. Андропов сказал, что это будет сделано Крючковым, и тепло попрощался со мной.
Вернувшись в управление «С», я отдал необходимые распоряжения подполковнику Э.Г. Козлову, сказав, что завтра, рано утром, вылетаем на несколько дней в Кабул. Все в отделе следили за обстановкой в кризисной точке, и ему без слов было ясно, что необходимо сделать до вылета. Как говаривал Александр Васильевич Суворов: «Солдатские сборы недолги. Вели закладывать бричку – и поехали».
Утром 18 декабря по дороге в аэропорт, сидя в машине, вспоминал все, что мне было известно об Афганистане. Нужно заметить, что наши предки к этой стране как району возможных операций русской армии относились весьма серьезно. Что же ожидало нас?..
Впервые с афганской проблемой мне пришлось столкнуться в Нью-Йорке. Внимательный анализ ситуации еще в 1978–1979 годах подтверждал обоснованность тревоги руководства СССР за состояние южных границ страны. Изменения в политической жизни Афганистана в 1978 году серьезно обеспокоили противников Советского Союза, ибо затрудняли осуществление их планов. В ЦРУ, например, было решено с помощью специально подготовленной агентуры противодействовать укреплению режима Тараки.
Американские разведчики, готовившие агентуру из числа афганцев, утверждали, что так просто русским Афганистан не отдадут, что создадут международную вооруженную коалицию сопротивления новому демократическому режиму и всеми силами будут добиваться ослабления советского влияния в стране, вплоть до развертывания басмаческого движения в советской Средней Азии. С какой целью? Закрепление в Афганистане приблизило бы США к уникальной кладовой мира – Таджикистану.
В период «атомного бума» Советский Союз провел тщательную разведку на Памире. Ее результаты, ставшие известными Западу, особенно по запасам урановой руды, давно не давали покоя монополистам многих стран. Поэтому и сегодня всеми силами Россию пытаются вытеснить из Таджикистана, спешат построить из Исламабада на Памир автомагистраль, проложить новый Шелковый путь через Горный Бадахшан.
За спиной России, оказывающей экономическую и военную помощь Таджикистану, ряд западных и израильских фирм пытаются перекупить добычу полезных ископаемых здесь.
Недавно в Душанбе побывал гражданин Израиля Аркадий Фукс, который вел с местными руководителями переговоры о том, как не пускать в Таджикистан русские компании, а через подставные (американские, английские, китайские) фирмы произвести захват горнодобывающей промышленности Таджикистана.
При чем тут Таджикистан, если речь идет об Афганистане?
Да при том, что все это начиналось еще тогда, в 70-е годы. И речь тогда шла о необходимости защиты южных рубежей страны, о сохранении в руках советского народа перспективных источников энергии и других богатств Памира. Разведка предупреждала о возможном развитии событий. А сегодня? Практически только 201-я мотострелковая дивизия и наши пограничники своими силами и кровью гарантируют безопасность закулисных сделок западных фирм по вытеснению России из экономики Таджикистана, в создании и развитии которой она принимала и принимает непосредственное участие. Парадокс!
Инертность России в этом регионе может обойтись ей дороже, чем ошибочное решение советского руководства о вводе войск в Афганистан в 1979 году.
Бывший директор ЦРУ С. Тернер в своих мемуарах даже утверждает, что они о предстоящем вводе нашего Ограниченного контингента узнали заблаговременно, а следовательно, администрация Соединенных Штатов имела возможность, если бы хотела, воспрепятствовать этому. Располагая практическим опытом ведения длительной войны на чужой территории (Вьетнам), военно-политические круги США внимательно следили за развитием обстановки в зоне возрастающего конфликта в Афганистане.
Несмотря на то что от технических средств американской разведки не ускользнули произведенные перемещения некоторых соединений, среди американских политических деятелей и аналитиков разведки в то время все же не было единого мнения о готовности и возможности осуществления Советским Союзом военного вторжения в Афганистан. Эксперты исходили из того, что втягивание нашей армии в афганский конфликт ляжет тяжелым бременем на экономику, не говоря уже о потерях в человеческих ресурсах, чего, безусловно, не избежать. Но можно однозначно утверждать, что среди немногих, кто страстно желал всего этого, был известный своим иезуитским отношением к СССР Збигнев Бжезинский, рассматривавший обескровливание Советского Союза в афганской войне как своего рода компенсацию тех потерь, которые США понесли во время вьетнамской кампании.
Наряду с традиционными методами ведения разведки американцы определенное значение придавали проведению в Афганистане тайных операций военного характера, на что в дополнение к уже утвержденному бюджету ЦРУ Конгресс США выделил 40 млн долларов.
ЦРУ в Афганистане по-настоящему воевало с СССР. Об этом довольно обстоятельно писал в газете «Вашингтон пост» американский журналист Стив Колл. Он сообщал, что в октябре 1984 года военно-транспортный самолет С-141 «Старлифтер», на борту которого находился директор ЦРУ Уильям Кейси, приземлился на базе ВВС южнее Исламабада. Директор ЦРУ совершил эту секретную поездку для планирования стратегии войны против советских войск в Афганистане. Вертолеты доставили Кейси в три секретных учебных лагеря близ афганской границы, где он наблюдал, как повстанцы-моджахеды вели огонь из тяжелого орудия и учились делать бомбы из пластиковой взрывчатки и детонаторов, поставляемых ЦРУ. Во время визита Кейси поразил пакистанских лидеров, предложив им перенести афганскую войну на вражескую территорию – в Советский Союз. Кейси хотел переправлять подрывные пропагандистские материалы через Афганистан в южные республики СССР, где проживает преимущественно мусульманское население. Пакистанцы согласились, и вскоре ЦРУ поставило тысячи экземпляров Корана и другой исламской литературы.
Как рассказал пакистанский генерал Мохаммед Юсаф, Кейси заявил: «Мы можем причинить много вреда Советскому Союзу».
Визит Кейси был прелюдией к секретному решению администрации Рейгана в марте 1985 года, нашедшему отражение в директиве по национальной безопасности № 166 о резком усилении секретных операций США в Афганистане. Оставив политику простого противодействия советским войскам, команда Рейгана тайно решила применить на поле боя в Афганистане американские высокие технологии, чем попытаться деморализовать советских командиров и солдат. Эта новая тайная помощь США началась с увеличения поставок оружия, а также с «непрерывного потока» специалистов из ЦРУ и Пентагона, которые приезжали в секретную штаб-квартиру управления (УМР) Пакистана, находившуюся близ Равалпинди. Там специалисты ЦРУ встречались с офицерами пакистанской разведки и помогали им в планировании операций афганских повстанцев. В сезон боевых действий в Афганистане порой до 11 групп из пакистанского УМР, обученных и снабженных ЦРУ, сопровождали моджахедов через границу для наблюдения за их действиями.
По информации Юсафа и западных источников, эти группы нападали на аэродромы, склады горючего, повреждали линии электропередачи, мосты и дороги. Специалисты из ЦРУ и Пентагона снабжали моджахедов подробными фотоснимками со спутников и планами советских целей вокруг Афганистана, передавали американские радиоперехваты переговоров советского командования на поле боя.
ЦРУ поставляло надежные средства связи и обучало пакистанских инструкторов пользоваться ими. Эксперты психологической войны привозили пропагандистские материалы и книги.
Эскалация тайных операций малой войны со стороны США против СССР, начатая в соответствии с директивой Рейгана по национальной безопасности в 1985 году, содействовала изменению характера афганской войны, придавала более обостренный характер.
Летом 1994 года в США в издательстве «Атлантик мансли пресс» вышла книга Питера Швейцера под громким названием «Победа», раскрывающая тайную стратегию администрации Рейгана, ускорившую распад Советского Союза.
Швейцер, опираясь на до сих пор засекреченные американские документы, к которым он сумел получить доступ, утверждает, что США оказывали широкую финансовую помощь афганским моджахедам, способствуя наращиванию поставок современных вооружений и разведывательных данных. При этом они рекомендовали использовать эти поставки как для борьбы в самом Афганистане, так и для организации «операций непосредственно в Советском Союзе».
Конечно, решать афганскую проблему тогда надо было более резкими политическими демаршами по дипломатическим каналам. Почему этого сделано не было, мне неизвестно.
Когда 27 декабря 1979 года я разговаривал из Кабула по ВЧ с Андроповым, то он, заметив: «Это не я тебя посылаю», перечислил мне членов Политбюро, находившихся в переговорной комнате, что означало принятие продуманного коллективного (ответственного) решения.
В феврале 1992 года навестившие меня в Москве новые партнеры по бизнесу, бывшие сотрудники ЦРУ США, и американские журналисты очень интересовались участием спецназа КГБ и ГРУ в войне в Афганистане. Они были так настойчивы, что мне пришлось остановить эту атаку, сказав одному из них:
– Не будем трогать Афганистан. Из присутствующих мы двое здесь знаем правду, каждый со своей стороны. Если мы поднимем на страницах прессы эту тему, вряд ли это будет способствовать укреплению наших новых партнерских отношений. Не надо.
Американец смутился, немного подумал и ответил:
– А ведь правда, тогда очень многое проходило через мои руки. Лучше не будем трогать эту тему.
– Уже в этих двух фразах – сенсация, – подытожил корреспондент толстого американского журнала.
Американцы сдержали свое слово и в афганскую тематику в дальнейших беседах не углублялись.
Так как же все-таки все было тогда?
В воспоминаниях участников тех событий есть личное восприятие происходившего вокруг, свое понимание картины боя. Я, как и они, храню в своей памяти события тех дней и испытываю теплое чувство признательности к тем, кто был рядом, чувство вины и боль за тех, кого не уберег.
Далее, чтобы понятнее был ход событий, я приведу выдержку из книги генерала А.А. Ляховского «Трагедия и доблесть Афгана»:
«8 декабря в кабинете Л.И. Брежнева состоялось совещание, в котором принял участие узкий круг членов Политбюро ЦК КПСС: Ю. Андропов, А. Громыко, М. Суслов и Д. Устинов. Они долго обсуждали положение, сложившееся в Афганистане и вокруг него, взвешивали все «за» и «против» ввода туда советских войск. В качестве доводов необходимости такого шага со стороны Ю. Андропова и Д. Устинова приводились: предпринимаемые ЦРУ США (резидент в Анкаре Пол Хенци) усилия по созданию «Новой Великой Османской империи» с включением в нее южных республик из состава СССР; отсутствие на юге надежной системы ПВО, что в случае размещения в Афганистане американских ракет типа «Першинг» ставит под угрозу многие жизненно важные объекты, в том числе космодром «Байконур»; возможность использования афганских урановых месторождений Пакистаном и Ираком для создания ядерного оружия; установление в северных районах Афганистана власти оппозиции и присоединение этого региона к Пакистану и т. п.».
На том совещании было принято решение проработать два варианта: руками спецслужб КГБ устранить Хафизуллу Амина и поставить на его место Бабрака Кармаля; послать какое-то количество войск на территорию Афганистана для этих же целей.
Сейчас рассекречены совершенно секретные документы из Особой папки Политбюро ЦК КПСС по афганским событиям, которые приводятся ниже.
4 декабря на заседании Политбюро ЦК КПСС было принято решение о направлении в Афганистан подготовленного отряда ГРУ Генерального штаба общей численностью около 500 человек. Это был так называемый «мусульманский» батальон под командованием майора Х.Т. Халбаева, состоявший из представителей коренных национальностей среднеазиатских республик. 9 и 12 декабря с аэродромов Чирчика и Ташкента его перебросили на авиабазу Баграм. Все офицеры и солдаты были одеты в афганскую военную форму, сшитую по образцам, присланным по линии военной разведки.Совершенно секретно
Выписка из протокола № 176
заседания Политбюро ЦК КПСС
от 6 декабря 1979 г.
О направлении спецотряда в Афганистан
Согласиться с предложениями по этому вопросу, изложенными в записке КГБ СССР и Минобороны от 4 декабря 1979 г.
№ 12/2/0073 (прилагается).
Секретарь ЦК Л. Брежнев
В начале декабря в Баграм прибыли еще две подгруппы специальной группы КГБ «Зенит» (по 30 человек в каждой), а 23 декабря – спецгруппа «Гром» (30 человек). Такие кодовые названия у них были в Афганистане, в Центре они назывались по-другому: группа «Гром» – подразделение «А», или, по версии журналистов, «Альфа», а «Зенит» – «Вымпел». Численность «зенитовцев» в Афганистане вместе с ранее прибывшими достигла более 100 человек. Общее руководство ими осуществлял А.К. Поляков.Совершенно секретно
ЦК КПСС
Председатель Революционного совета Генеральный секретарь ЦК НДПА и премьер-министр ДРА Х. Амин в последнее время настойчиво ставит вопрос о необходимости направить в Кабул советский мотострелковый батальон для охраны его резиденции.
С учетом сложившейся обстановки и просьбы Х. Амина считаем целесообразным направить в Афганистан подготовленный для этих целей отряд ГРУ Генерального штаба общей численностью около 500 чел. в униформе, не раскрывающей его принадлежности к Вооруженным Силам СССР. Возможность направления этого отряда в ДРА была предусмотрена решением Политбюро ЦК КПСС от 29.6.1979 № П 156/ИХ.
В связи с тем, что вопросы о направлении отряда в Кабул согласованы с афганской стороной, полагаем возможным перебросить его самолетами военно-транспортной авиации в первой половине декабря с.г. Тов. Устинов Д.Ф. согласен.
№ 312/2/0073
4 декабря 1979 г.
Ю. Андропов, Н. Огарков
Примерно в середине декабря началась форсированная переброска мелких армейских подразделений в Афганистан. С одним из них нелегально прибыл Бабрак Кармаль, который обосновался в Баграме под охраной сотрудников 9-го управления КГБ во главе с В.И. Шергиным. Здесь же находились и А. Ватанджар, С. Гулябзой и А. Сарвари, сподвижники бывшего генсека НДПА Н.М. Тараки. В середине декабря планировалось убрать Амина, и новое руководство к моменту переворота обязано было находиться в Афганистане.Секретно
Главнокомандующему Военно-воздушными силами
Командующему войсками Туркестанского военного округа
Командующему Воздушно-десантными войсками
Копия:
Главнокомандующему Сухопутными войсками
Главнокомандующему войсками ПВО страны
Начальнику Оперативной группы Генерального штаба
(г. Термез)
Переход и перелет государственной границы Демократической Республики Афганистан войсками 40-й армии и авиации ВВС начать в 15.00 25 декабря с.г. (время московское).
№ 312/1/030
25.12.79
Д. Устинов
11 декабря заместитель командующего ВДВ генерал-лейтенант Гуськов поставил задачу захватить «объект Дуб» – резиденцию Амина в центре Кабула. Ни плана дворца, ни системы его охраны не было. Известно было только, что дворец охраняют примерно две тысячи гвардейцев. Штурм поручался всего двадцати двум «зенитовцам» и роте «мусульманского» батальона. 13 декабря в 15.30 личный состав получил приказ на боевые действия. Бойцы должны были за час выдвинуться из Баграма в Кабул и штурмом овладеть резиденцией Амина. Неизвестно, чем бы закончилась эта авантюра, но, к счастью, в 16 часов последовала команда «отбой!».
Сотрудники «Зенита» В. Цветков и Ф. Ерохов пристреляли снайперские винтовки на 450 метров – именно с такого расстояния они намеревались стрелять в афганского лидера. Выбрав позиции на маршруте обычного следования Амина в Кабул, они установили дежурство, но помешала усиленная охрана вдоль всей трассы.
Окончилось неудачей и покушение на Амина 16 декабря. Он был легко ранен, а его племянник Асадулла Амин, шеф афганской контрразведки, получил серьезное ранение и после операции, сделанной советским хирургом А. Алексеевым, самолетом был отправлен на лечение в Советский Союз. За находившимися в Баграме оппозиционерами во главе с Б. Кармалем из Ферганы прилетел самолет «Ан-12», и они снова улетели в СССР.
Только поздно вечером 17 декабря «зенитовцам» и «мусульманскому» батальону поставили задачу выдвинуться из Баграма в Кабул в район Дар-уль-Амана, куда перемещалась новая резиденция главы ДРА. Вечером того же дня в Москве полковник В.В. Колесник, ранее руководивший подготовкой «мусульманского» батальона, получил приказ от начальника ГРУ генерала армии П.И. Ивашутина вылететь в гражданской форме одежды в Афганистан для выполнения специального правительственного задания. Вместе с ним должен был лететь еще один офицер, но по просьбе Колесника направили подполковника О.У. Швеца. Быстро оформив все необходимые в таких случаях документы (заграничные паспорта им привезли прямо к самолету), они в 6.30 18 декабря отправились с аэродрома «Чкаловский» через Баку и Термез в Баграм. До Термеза летели с экспедитором, сопровождавшим военторговский груз, а до места назначения еще с двумя попутчиками – сотрудниками КГБ полковником Ю.И. Дроздовым и подполковником Э.Г.Козловым. В Термезе обнаружились неполадки в самолете, пришлось искать новый. Хорошо еще, что встречали сослуживцы из ТуркВО. Они организовали обед и помогли поменять самолет…
В Баграм прилетели только поздно ночью. Комитетчики уехали с какими-то людьми в гражданском, а Колесник и Швец, переночевав в первом попавшемся капонире, утром 19 декабря направились в Кабул, где представились главному военному советнику генерал-полковнику С.К. Магометову и резиденту ГРУ в Кабуле, которые были предупреждены об их прибытии. После прозвучавших в адрес командования батальона претензий со стороны Магометова В.В. Колесник, хорошо знавший майора Халбаева, взял его под защиту, сказав, что комбат толковый, хотя и немногословный. На него можно надеяться, в трудную минуту не подведет. Переговорив по телефону со своим начальством в Москве и переночевав в посольстве, 20 декабря Колесник и Швец поехали в расположение батальона, который разместился примерно в километре от дворца Тадж-Бек, в недостроенном здании, с окнами без стекол. Вместо них натянули плащ-палатки, поставили печки-«буржуйки», кровати в два яруса. Афганцы выделили им шерстяные одеяла из верблюжьей шерсти. В тот год зима в Кабуле была суровая, ночью температура воздуха опускалась до 30 градусов мороза. Продукты питания покупали на базаре. В общем, кое-как устроились.
Накануне Амин перебрался во дворец Тадж-Бек и оказался под «крылышком» «мусульманского» батальона.
Система охраны дворца была организована тщательно и продуманно. Внутри несла службу личная охрана Амина, состоявшая из его родственников и особо доверенных людей. Они и форму носили специальную, отличную от других афганских военнослужащих: на фуражках белые околыши, белые ремни и кобуры, белые манжеты на рукавах. Жили они в непосредственной близости от дворца в глинобитном строении, рядом с домом, где находился штаб охраны (позже, в 1987–1989 годах, в нем разместится оперативная группа МО СССР). Вторую линию составляли семь постов, на каждом из которых располагалось по четыре часовых, вооруженных пулеметом, гранатометом и автоматами. Смена их производилась через два часа. Внешнее кольцо охраны образовывали пункты дислокации батальонов бригады охраны (трех мотопехотных и танкового). Они располагались вокруг Тадж-Бека на небольшом удалении. На одной из господствующих высот были закопаны два танка «Т-54», которые могли простреливать прямой наводкой местность, прилегающую ко дворцу. Всего в бригаде охраны насчитывалось около 2,5 тысячи человек. Кроме того, неподалеку располагался зенитный полк, на вооружении которого было двенадцать 100-мм зенитных пушек и шестнадцать зенитных пулеметных установок (ЗПУ-2), а также строительный полк (около тысячи человек, вооруженных стрелковым оружием). В Кабуле были и другие армейские части: две пехотные дивизии и танковая бригада.
21 декабря полковника В.В. Колесника и майора Х.Т. Халбаева вызвал главный военный советник генерал-полковник С.К. Магометов и приказал усилить охрану дворца подразделениями «мусульманского» батальона. Им предписывалось занять оборону между постами охраны и линией расположения афганских батальонов.
Сразу же приступили к выполнению боевой задачи. Быстро установили контакт с командиром бригады охраны майором Джандадом (он же порученец Амина), согласовали с ним расположение оборонительных позиций подразделений батальона и все вопросы взаимодействия. Для связи лично с ним Джандад предоставил небольшую японскую радиостанцию. Сам командир бригады владел русским языком (хотя и скрывал это), так как учился в Советском Союзе – в Рязани в воздушно-десантном училище, а затем окончил Военную академию им. М.В. Фрунзе. По легенде, полковник В.В. Колесник действовал в роли «майора Колесова» – заместителя командира батальона по боевой подготовке, а подполковник О.У. Швец – «майора Швецова», офицера особого отдела. Один из их попутчиков (полковник Ю.И. Дроздов) стал «капитаном Лебедевым» – заместителем Х.Т. Халбаева по технической части. Вечером же 22 декабря пригласили командование бригады на товарищеский ужин.
После согласования всех вопросов с афганцами приступили к проведению практических мероприятий. Приняли решение, спланировали боевые действия, поставили задачи ротам. Отрекогносцировали маршруты выхода и позиции подразделений и т. д. В частности, на одном из маршрутов имелось естественное препятствие – арык. Совместно с солдатами бригады построили мостик через него – уложили бетонные фермы, а на них положили плиты. Этой работой занимались в течение двух суток.
22 и 23 декабря советский посол проинформировал Амина, что в Москве удовлетворили его просьбу о направлении советских войск в Афганистан и готовы начать их ввод 25 декабря. Афганский лидер выразил благодарность советскому руководству и отдал распоряжение Генеральному штабу ВС ДРА об оказании содействия вводимым войскам.
По свидетельству С.К. Магометова, когда он разговаривал по спецсвязи с Д.Ф. Устиновым, министр обороны спросил его: «Как идет подготовка к выполнению плана по отстранению от власти Амина?» Но Магометов не знал об этом ровным счетом ничего. Через некоторое время представитель КГБ СССР генерал-лейтенант Б.Иванов, видимо, переговорив с Ю.В. Андроповым, пригласил к себе С.К. Магометова и показал ему разработанный сотрудниками КГБ план. Главный военный советник возмущался потом, говоря, что это был не план, а «филькина грамота». Пришлось разрабатывать операцию по захвату дворца заново.
Во второй половине 23 декабря В.В. Колесника и Х. Халбаева вызвали в советское посольство. Там они сначала доложили генерал-полковнику Султану Кекезовичу Магометову результаты проделанной работы, а затем прошли в кабинет на второй этаж, где размещалось представительство КГБ. Здесь находился человек в штатском, которого все называли Борисом Ивановичем (руководитель аппарата КГБ в Афганистане), а также другие сотрудники. В начале беседы Борис Иванович поинтересовался планом охраны дворца. После доклада полковником В.В. Колесником решения предложил ему подумать над вариантом действий на случай, если вдруг придется не охранять, а захватывать дворец. При этом он добавил, что часть сил батальона может выполнять другую задачу, а им придадут роту десантников и две специальные группы КГБ. В общем, сказали: идите думайте, а завтра утром приезжайте и докладывайте свои соображения. Советник командира бригады охраны полковник Попышев тоже получил задачу разработать свой вариант плана действий батальона, как человек, хорошо знающий систему охраны дворца…
В директиве № 312/12/001, подписанной Устиновым и начальником Генерального штаба Н.В. Огарковым 24 декабря, определялись конкретные задачи на ввод и размещение войск на афганской территории. Участие в боевых действиях не предусматривалось. Конкретные боевые задачи соединениям и частям не подавление сопротивления мятежников были поставлены чуть позже, в директиве министра обороны СССР от 27 декабря № 312/12/002.
…Решения по новой задаче принимались всю ночь. Считали долго и скрупулезно. Понимали, что это и есть реальная задача, ради которой они здесь. И пришли к выводу, что если в батальоне заберут две роты и одну роту (без взвода), о чем предупреждал руководитель представительства КГБ, то захватить дворец батальон не сможет, даже с учетом усиления и фактора внезапности. Соотношение сил и средств на всех направлениях складывалось примерно 1:15 в пользу афганцев. Необходимо было задействовать все силы батальона и средства усиления. Исходя из этого и разрабатывали план.
Утром 24 декабря первым докладывал полковник Попышев. Сразу стало понятно, что к своей миссии он подошел чисто формально, по принципу «чего изволите» – ведь задачу выполнять нужно было не ему. Он доказывал, что выделенных сил и средств батальону достаточно, но подтвердить свои слова расчетами не смог. Затем решение на захват дворца Тадж-Бек доложил полковник В.В. Колесник. Обосновал необходимость участия в штурме всего батальона с приданными силами и средствами, детально изложил план действия. После долгих обсуждений командованию батальона сказали: «Ждите». Ждать пришлось долго. Только во второй половине дня сообщили, что решение утверждается и батальон будет выполнять задачу в полном составе. Но подписывать этот план не стали. Сказали: «Действуйте!»
На проведение всех мероприятий, связанных с вводом войск в ДРА, отводилось менее суток. Такая поспешность закономерно повлекла за собой дополнительные потери. В 12.00 25 декабря поступило распоряжение на переход государственной границы.
…Магометов и Колесник приехали на полевой переговорный пункт, который был развернут на стадионе «Клуб-э-Аскари» недалеко от американского посольства, вечером 24 декабря. По правительственной связи позвонили генералу армии С.Ф. Ахромееву (он находился в Термезе в составе Оперативной группы Министерства обороны СССР, которая осуществляла руководство вводом советских войск в Афганистан). Телефонистка долго отказывалась соединить полковника Колесника, говорила, что его нет в специальных списках, но затем, видимо, спросив у Ахромеева, все же соединила. Первый заместитель начальника Генерального штаба приказал доложить решение. Выслушав, стал задавать вопросы по его обоснованию и расчетам. Его интересовали мельчайшие детали. По ходу разговора делал замечания и давал указания.
Затем с С.Ф. Ахромеевым переговорил Магометов. Ему была поставлена задача к утру 25 декабря доложить решение за двумя подписями (своей и Колесника). Когда выходили из переговорной кабины, Магометов сказал Колеснику: «Ну, полковник, у тебя теперь или грудь в крестах, или голова в кустах».
Тут же на узле связи написали доклад, и к двум часам ночи шифровка была отправлена. Доехали вместе до посольства, а затем Колесник поспешил в батальон. Надо было готовиться к выполнению боевой задачи… Министерством обороны СССР Колесник был назначен руководителем операции, которая получила кодовое название «Шторм-333». Руководить действиями спецподразделений КГБ было поручено Ю. Дроздову. Ставя ему задачу по ВЧ, Ю.В. Андропов и В.А. Крючков указали на необходимость продумать все до мелочей, а главное – максимально обеспечить безопасность участников операции.
Об этой операции высказывается много различных суждений, причем самых невероятных. Даже участники тех событий по-разному воспринимают их. Многое недосказывается или опускается вообще. Суммируя рассказы очевидцев и имеющийся документальный материал, можно восстановить примерно такую картину.
Амин, несмотря на то что сам в сентябре обманул Брежнева и Андропова (обещал сохранить Н.М. Тараки жизнь, когда последний был уже задушен. В итоге советское руководство два-три дня «торговалось» с Х. Амином из-за уже мертвого к тому моменту лидера апрельской революции), как ни странно, доверял советским руководителям. Почему? Если не отбрасывать версию, что он был связан с ЦРУ, то, скорее всего, он получал такие инструкции или, возможно, считал, что победителей не судят, с ними… дружат. Так или иначе, но он не только окружил себя советскими военными советниками, консультировался с высокопоставленными представителями КГБ и МО СССР при соответствующих органах ДРА, полностью доверял… лишь врачам из СССР и надеялся в конечном итоге на наши войска.
Не доверял же парчамистам, ждал нападения или от них, или от моджахедов. Однако стал жертвой политической интриги совсем с другой стороны.
В первой половине декабря на генсека НДПА было совершено покушение «недовольными партийцами из оппозиционных фракций». Он был легко ранен, пострадал и его племянник Абдулла – шеф службы безопасности. Х. Амин, расправившись с террористами, отправил племянника на лечение в Советский Союз, а сам сменил свою резиденцию в Ареге и 20 декабря перебрался во дворец Тадж-Бек.
Возвратившись примерно в три часа ночи 25 декабря из посольства в расположение батальона, полковник В.В. Колесник возглавил подготовку к боевым действиям по захвату дворца. Активную помощь в этом ему оказывал подполковник О.У. Швец.
Вечером 25 декабря 1979 года я провел совещание с командирами своих разведывательно-диверсионных групп о результатах разведки объектов и мерах по овладению ими. В основном все были готовы. Недоставало плана дворца. Ослабить оборону дворца сотрудники 9-го управления отказались по соображениям конспирации, но смогли провести разведчиков-диверсантов во дворец, где они все внимательно осмотрели, после чего генерал Дроздов составил поэтажный план Тадж-Бека. Офицеры «Грома» и «Зенита» М. Романов, Я. Семенов, В. Федосеев и Ж. Мазаев провели рекогносцировку местности и разведку огневых точек, расположенных на ближайших высотах. Неподалеку от дворца на возвышении находился ресторан, где обычно собирались высшие офицеры афганской армии. Под предлогом того, что советским офицерам якобы требуется заказать места для встречи Нового года, спецназовцы побывали в ресторане, откуда Тадж-Бек был виден как на ладони.
Все было готово. За объектом внутри и снаружи продолжалось непрерывное агентурное наблюдение. Поздно вечером 26 декабря В.В. Колесник и я вместе с Э.Г. Козловым и О.У. Швецом еще раз отработали план операции по объекту Тадж-Бек. Основным замыслом этого плана было решение главной задачи силами двух смешанных штурмовых групп «Гром» и «Зенит», действия которых обеспечивались созданием внешнего и внутреннего колец окружения силами подразделений «мусульманского» батальона и средств огневой поддержки. Особое внимание уделялось вопросам связи и взаимодействия.
Планом операции предусматривалось в назначенное время (первоначально начало операции намечалось на 25 декабря, в последующем штурм дворца перенесли на 27 декабря) тремя ротами занять участки обороны и не допустить выдвижения к дворцу Тадж-Бек афганских батальонов (трех мотопехотных и танкового). Таким образом, против каждого батальона должна была действовать рота спецназа или десантников (танковый батальон располагался с одним из мотопехотных). Командиром приданной парашютно-десантной роты был старший лейтенант Валерий Востротин. Десантники выделялись своей выправкой, подтянутостью и организованностью. Сам Востротин в Афганистане воевал трижды. Сначала командиром роты. Был тяжело ранен в одном из боев в июле 80-го. Затем командовал батальоном. Еще одно ранение. На завершающем этапе войны командовал 345-м отдельным парашютно-десантным полком и стал Героем Советского Союза.
Против танкового батальона выставляли также взвод ПТУРС «Фагот». Еще одна рота предназначалась для непосредственного штурма дворца. Вместе с ней должны были действовать две специальные группы КГБ. Частью сил предполагалось захватить и разоружить зенитный и строительный полки. Предусмотрели также охрану и резерв.
Одной из важнейших задач был захват двух закопанных танков, которые держали под прицелом все подходы к дворцу. Для этого выделили 15 человек во главе с заместителем командира «мусульманского» батальона капитаном Сатаровым, а также двух снайперов из КГБ.
От действий этой группы во многом зависел успех всей операции. Они начинали первыми.
Руководство батальона хорошо понимало, что задача может быть выполнена только при условии внезапности и военной хитрости. В противном случае им никому живыми не уйти. Поэтому, чтобы приучить афганцев и раньше времени не вызвать подозрения, разработали соответствующий сценарий и начали проводить демонстрационные действия: стрельба, выход по тревоге и занятие установленных участков обороны. В ночное время пускали осветительные ракеты. Так как ночью были сильные морозы, по графику прогревали моторы бронетранспортеров и боевых машин пехоты, чтобы можно было их по сигналу сразу завести.
Сначала это вызывало беспокойство командования бригады охраны дворца. Например, когда первый раз запустили ракеты, расположение батальона мгновенно осветили прожекторы зенитного полка, и приехал начальник охраны дворца майор Джандад. Ему рассказали, что идет обычная боевая учеба и проводятся тренировки для выполнения задачи по охране дворца, а местность освещают, чтобы исключить возможность внезапного нападения на дворец со стороны моджахедов. В последующем афганцы все время просили, чтобы не очень шумели моторы боевой техники ночью, так как мешают спать Амину. Командир батальона и «майор Колесов» сами ездили к командиру бригады охраны и успокаивали его. Постепенно афганцы привыкли и перестали настороженно реагировать на подобные «маневры» батальона. А они продолжались в течение 25, 26 и первой половины 27 декабря. Новую задачу в батальоне знали только Колесник, Швец и Халбаев.
Главная роль в начальный период советского военного присутствия в ДРА отводилась силам специального назначения. Действительно, фактически первой боевой акцией в операции «Шторм-333», которую осуществили 27 декабря советские подразделения и группы спецназа, стал захват дворца Тадж-Бек, где размещалась резиденция главы ДРА, и отстранение от власти Хафизуллы Амина.
Для широкой общественности долго оставалось тайной, что же произошло тогда в Кабуле. Об этой операции высказывалось много различных суждений, ходили самые невероятные слухи. Рассказы многих участников тех событий субъективны и часто противоречат друг другу. А картина того дня выглядела так.
Советские военные советники и специалисты, работавшие в войсках ПВО ДРА, установили контроль над всеми зенитными средствами и местами хранения боеприпасов, а также временно вывели из строя некоторые зенитные установки (сняли прицелы, замки). Таким образом была обеспечена беспрепятственная посадка самолетов с десантниками.
Ночью 24 декабря командующий войсками Туркестанского военного округа генерал-полковник Ю.П. Максимов по телефону доложил министру обороны и начальнику Генерального штаба о готовности войск к выполнению поставленной задачи, а затем направил в их адрес шифротелеграмму с докладом о готовности.
В 12.00 25 декабря 1979 года в войска поступило распоряжение, подписанное министром обороны СССР Д.Ф. Устиновым, о том, чтобы переход и перелет государственной границы Демократической Республики Афганистан войсками 40-й армии и авиации ВВС начать в 15.00 25 декабря (время московское).
Первыми переправились разведчики и десантно-штурмовой батальон капитана Л.В. Хабарова, которому предстояло занять перевал Саланг, а затем по понтонному мосту под руководством генерала К. Кузьмина пошли остальные части 108-й мотострелковой дивизии.
Одновременно самолетами военно-транспортной авиации началась переброска по воздуху и высадка основных сил 103-й воздушно-десантной дивизии и остатков 345-го отдельного парашютно-десантного полка на аэродромы столицы и Баграма. К сожалению, не обошлось без жертв – в 19.33 25 декабря при заходе на посадку в Кабуле врезался в гору и взорвался «Ил-76» (командир – капитан В.В. Головчин), на борту которого находилось 37 десантников. Все десантники и семь членов экипажа самолета погибли.
…26 декабря для установления более тесных отношений в «мусульманском» батальоне устроили прием для командования афганской бригады охраны. Приготовили плов, на базаре купили всевозможной зелени и т. п. Правда, со спиртным были трудности.
Выручили сотрудники КГБ. Они привезли с собой ящик «Посольской» водки, коньяк, различные деликатесы (икру, рыбу), другие закуски – стол получился на славу.
Из бригады охраны пришло пятнадцать человек во главе с командиром и замполитом. Во время ужина старались разговорить афганцев. Провозглашали тосты за советско-афганскую дружбу, за боевое содружество и т. д. Сами пили гораздо меньше (иногда солдаты, которые обслуживали на приеме, вместо водки наливали в рюмки советских офицеров воду). Особенно разговорчивым оказался замполит бригады, который в пылу откровенности рассказал «капитану Лебедеву», что Н. Тараки был задушен по приказу Х. Амина.
Это была тогда новая и очень важная информация. Джандад быстро распорядился, и замполита тут же куда-то увели. Командир объяснил, что замполит немного выпил лишнего и сам не знает, что говорит. В конце приема расстались если не друзьями, то, по крайней мере, хорошими знакомыми.
27 декабря воздушно-десантные подразделения 103-й дивизии генерал-майора И.Ф. Рябченко и выделенные силы от КГБ СССР согласно плану вышли к важным административным и специальным объектам в столице и «усилили» их охрану.
Части 108-й мотострелковой дивизии к утру 28 декабря сосредоточились в районе северо-восточнее Кабула.
27 декабря В.В. Колесник и Ю.И. Дроздов доложили новый план боя. Утвердили. Вернули без подписи со словами: «Действуйте», и началась непосредственная подготовка к штурму.
Дворец Тадж-Бек располагался на окраине Кабула в Дар-уль-Амане, на высоком, поросшем деревьями и кустарником крутом холме, который был к тому же еще оборудован террасами, а все подступы к нему заминированы. К нему вела одна-единственная дорога, усиленно охраняемая круглосуточно. Его толстые стены способны сдержать удар артиллерии. Если к этому добавить, что местность вокруг дворца простреливалась, то станет понятным, какая нелегкая задача стояла перед армейским спецназом и спецгруппами КГБ СССР.
Наши военные советники получили разные задачи: некоторые 27 декабря должны были остаться в частях на ночь, организовать ужин с подопечными афганцами (для этого им было выдано спиртное и закуска) и ни при каких обстоятельствах не допустить выступления афганских частей против советских войск. Другим, наоборот, было приказано долго в подразделениях не задерживаться, и они раньше, чем обычно, уехали домой. Остались только специально назначенные люди, которые были соответственно проинструктированы.
Утром 27 декабря я пригласил В.В. Колесника к себе в номер посольской гостиницы в баню. По старому русскому обычаю помылись, сменили белье, молча выпили бутылку коньяку. Впереди нас ждал бой….
Шла непосредственная подготовка к штурму дворца. У сотрудников КГБ был детальный план дворца (расположение комнат, коммуникаций, электросети и т. д.). Поэтому к началу операции «Шторм-333» спецназовцы из «мусульманского» батальона и группы «Гром» (командир майор Семенов) и «Зенит» (командир майор Романов) детально знали объект захвата № 1: наиболее удобные пути подхода; режим несения караульной службы; общую численность охраны и телохранителей Амина; расположение пулеметных гнезд, бронемашин и танков; внутреннюю структуру комнат и лабиринтов дворца Тадж-Бек; размещение аппаратуры радиотелефонной связи и т. д. Более того, перед штурмом дворца в Кабуле спецгруппой КГБ был взорван так называемый колодец – фактически центральный узел секретной связи с важнейшими военными и гражданскими объектами ДРА. Готовились штурмовые лестницы. Проводились и другие подготовительные мероприятия. Главное – секретность и скрытность.
В середине дня они еще раз обошли позиции батальона, проинформировали офицеров о плане операции и объявили порядок действий. Командир «мусульманского» батальона майор Халбаев, командиры спецгрупп М. Романов и Я. Семенов поставили боевые задачи командирам подразделений и подгрупп, организовали подготовку к штурму.
Личному составу «мусульманского» батальона и спецподразделений КГБ разъяснили, что Х. Амин повинен в массовых репрессиях, по его приказу убивают тысячи ни в чем не повинных людей, он предал дело Апрельской революции, вступил в сговор с ЦРУ США и т. д. Правда, эту версию мало кто из солдат и офицеров воспринимал. «Тогда зачем Амин пригласил наши войска, а не американцев?» – резонно спрашивали они. Но приказ есть приказ, его надо выполнять. И спецназовцы готовились к бою.
В это время Хафизулла Амин находился в эйфории: наконец-то ему удалось добиться заветной цели – советские войска вошли в Афганистан. Днем 27 декабря он устроил пышный обед, принимая в своем роскошном дворце членов Политбюро, министров с семьями. Формальным поводом для торжества стало возвращение из Москвы секретаря ЦК НДПА Панджшири. Он заверил Амина: советское руководство удовлетворено изложенной им версией смерти Тараки и сменой лидера страны. СССР окажет Афганистану военную помощь.
Амин торжественно произнес: «Советские дивизии уже на пути сюда. Все идет прекрасно. Я постоянно связываюсь по телефону с товарищем Громыко, и мы сообща обсуждаем вопрос, как лучше сформулировать для мира информацию об оказании нам советской военной помощи».
Днем ожидалось выступление генсека по афганскому телевидению. На съемки во дворец Тадж-Бек были приглашены высшие военные чины и начальники политорганов. Однако во время обеда многие гости почувствовали себя плохо. Некоторые потеряли сознание. Полностью отключился и Амин. Его супруга немедленно вызвала командира президентской гвардии Джандада, который позвонил в Центральный военный госпиталь (Чарсад Бистар) и поликлинику советского посольства. Продукты и гранатовый сок были немедленно направлены на экспертизу, подозреваемые повара-узбеки задержаны. Усилен режим охраны.
Когда советские врачи – терапевт Виктор Кузнеченков и хирург Анатолий Алексеев – подъехали к внешнему посту охраны и, как обычно, стали сдавать оружие, их дополнительно еще и обыскали, чего раньше никогда не было. Что-то случилось? Наши врачи определили: массовое отравление. Амин лежал раздетый до трусов, с отвисшей челюстью и закатившимися глазами. Он был без сознания, в тяжелой коме. Умер? Пощупали пульс – еле уловимое биение.
Полковники Кузнеченков и Алексеев, не задумываясь, что нарушают чьи-то планы, приступили к спасению главы «дружественной СССР страны». Сначала вставили на место челюсть, затем восстановили дыхание. Отнесли его в ванную комнату, вымыли и стали делать промывание желудка, форсированный диурез… Эта работа продолжалась примерно до шести часов вечера. Когда челюсть перестала опадать и пошла моча, врачи поняли, что Амина удалось спасти. Но, почувствовав, что назревают какие-то тревожные события, А. Алексеев заблаговременно отправил женщин из дворца, сославшись на необходимость срочно сделать в лаборатории анализ промывных вод.
Пройдет довольно значительное время, прежде чем дрогнут веки Амина и он придет в себя, затем удивленно спросит: «Почему это случилось в моем доме? Кто это сделал? Случайность или диверсия?»
Это происшествие очень встревожило офицеров, ответственных за организацию охраны председателя Ревсовета ДРА (Джандад, Экбавль). Они выставили дополнительные (даже внешние) посты из афганских военнослужащих и позвонили в танковую бригаду, чтобы там были готовы оказать помощь. Однако помощи им ждать было неоткуда, так как наши десантники уже полностью блокировали расположившиеся в Кабуле части афганских войск.
В 15.00 из посольства передали, что время начала штурма (время «Ч») установлено – 22.00, потом перенесено на 21.00. Позже оно периодически уточнялось и в конце концов стало – 19.30. Видимо, руководители операции рассчитывали, что сработает план устранения Амина путем его отравления и тогда, возможно, отпадет необходимость штурмовать дворец Тадж-Бек. Но ввиду строгой секретности этого плана советские врачи не были к нему допущены и по незнанию сорвали его выполнение.
…После бани 27 декабря 1979 года я и В.В. Колесник в полдень еще раз зашли каждый к своему руководству. В район расположения «мусульманского» батальона ехали молча, каждый думал о своем.
Пообедали, и в середине дня В.В. Колесник, О.У. Швец и я еще раз обошли исходные позиции батальона. Колесник отдал указания подходившим командирам рот, приказал с наступлением сумерек переместить одну из «Шилок» на удобную позицию для подавления возможного огня зенитной батареи. Все делал спокойно, уверенно. На одной из высоток заметил группу афганских офицеров, изучавших район обороны «мусульманского» батальона. К афганцам для выяснения причин поехал Швец. После штурма дворца ко мне приведут Джандада, который расскажет, что они получили сообщение о наших намерениях, не поверили, но на всякий случай решили провести рекогносцировку. Об этой рекогносцировке и результатах беседы доложили руководству операцией. Видимо, об этом было сообщено в Центр. Нам же передали, что штурм назначен на 15.00.
Получив это сообщение, вместе с Колесником решили срочно собрать всех командиров рот, штурмовых групп и подразделений огневой поддержки на втором этаже казармы.
Как старшему по званию, Колесник предложил мне открыть совещание. В своем кратком выступлении я дал политическую оценку обстановки, раскрыл общую поставленную задачу, дал оценку сил и средств противника и основного объекта, нашего положения, соотношения сил и средств, общее расположение сил и средств «мусульманского» батальона и штурмовых групп. После этого Колесник отдал боевой приказ подразделениям, перечислив для каждого конкретные задачи.
Около шести часов вечера Колесника вызвал на связь Магометов и сообщил, что время штурма перенесено и начинать нужно как можно скорее. Спустя 15–20 минут группа захвата во главе с капитаном Сатаровым выехала на машине «ГАЗ-66» в направлении высоты, где были закопаны танки. Танки охранялись часовыми, а их экипажи находились в казарме, расположенной на расстоянии 150–200 метров от них. В часовых должны были стрелять В. Цветков из «Зенита» или Д. Волков из «Грома».
Находившийся на командном пункте полковник Григорий Бояринов, который входил в состав «Зенита», заметно волновался, так как прибыл в Кабул лишь накануне и еще не освоился в новой обстановке. Видя это, капитан 2-го ранга Эвальд Козлов решил помочь ему, хотя и не должен был находиться в составе штурмовых групп. Ни Козлов, ни Бояринов не могли предположить, что после штурма дворца станут Героями Советского Союза, причем полковнику не суждено было вернуться из этого боя.
Когда машина Сатарова подъехала к расположению третьего батальона, оттуда вдруг послышалась стрельба из стрелкового оружия. Полковник Колесник немедленно скомандовал: «Огонь!» и «Вперед!» Одновременно кабульское небо рассекли две красные ракеты – сигнал для солдат и офицеров «мусульманского» батальона и спецгрупп КГБ. На дворец обрушился шквал огня. Это произошло примерно в четверть восьмого вечера.
Первыми по дворцу прямой наводкой по команде капитана Паутова открыли огонь зенитные самоходные установки ЗСУ-23-4 («Шилка»), обрушив на него море снарядов. Автоматические гранатометы «АГС-17» ударили по расположению танкового батальона, не давая экипажам подойти к танкам. Первой ко дворцу по плану должна была выдвигаться рота старшего лейтенанта Владимира Шарипова, на десяти БМП которой в качестве десанта находились подгруппы «Грома» во главе с О. Балашовым, В. Емышевым, С. Головым и В. Карпухиным. Майор Яков Семенов со своим «Зенитом» на четырех БТРах получил задачу прорваться к торцевой части дворца, а затем совершить бросок по пешеходной лестнице, которая вела вверх к Тадж-Беку. У фасада обе группы должны были соединиться. Общее руководство ими осуществлял полковник Г.И. Бояринов. Боевые машины сбили внешние посты охраны и устремились к Тадж-Беку.
Однако в последний момент план изменили, и первыми к зданию дворца на трех БТРах выдвинулись подгруппы «Зенита», старшими которых были А. Карелин, Б. Суворов и В. Фатеев. Четвертая подгруппа «Зенита» во главе с В. Щиголевым оказалась в колонне «Грома». Боевые машины сбили внешние посты охраны и устремились по единственной дороге, ведущей на площадку перед дворцом. Едва первая машина миновала поворот, из здания ударили крупнокалиберные пулеметы. У шедшего первым БТРа были повреждены все колеса, а машина Бориса Суворова сразу же загорелась. Сам командир подгруппы погиб, а его люди получили ранения. «Зенитовцы» вынуждены были залечь и стрелять по окнам дворца, некоторые из них при помощи штурмовых лестниц стали взбираться вверх в гору.
В четверть восьмого вечера в Кабуле прогремели сильные взрывы. Это подгруппа КГБ из «Зенита» (старший Борис Плешкунов) подорвала «колодец» связи, отключив афганскую столицу от внешнего мира.
Спецназовцы быстро выскочили на площадку перед Тадж-Беком. Командиру первой подгруппы «Грома» О. Балашову осколками пробило бронежилет; в горячке он сначала не почувствовал боли и бросился вместе со всеми ко дворцу, но затем все же был отправлен в медсанбат.
Первые минуты боя были самыми тяжелыми. На штурм Тадж-Бека пошли спецгруппы КГБ, а основные силы роты В. Шарипова прикрывали внешние подступы ко дворцу. Другие подразделения «мусульманского» батальона обеспечивали внешнее кольцо прикрытия. Ураганный огонь из дворца прижал спецназовцев к земле. Поднялись они лишь тогда, когда «Шилка» подавила пулемет в одном из окон. Продолжалось это недолго – может быть, минут пять, но бойцам показалось, что прошла целая вечность.
Единственная дорога круто серпантином взбиралась в гору с выездом на площадку перед дворцом. Дорога усиленно охранялась, а другие подступы были заминированы. Едва первая боевая машина миновала поворот, из здания ударили крупнокалиберные пулеметы. БМП была подбита. Члены экипажа и десант покинули ее и при помощи штурмовых лестниц стали взбираться вверх в гору. Шедшая второй БМП столкнула подбитую машину с дороги и освободила путь остальным. Они быстро выскочили на площадку перед Тадж-Беком. Сначала на штурм пошли спецгруппы КГБ, за ними последовали некоторые солдаты из спецназа. Для устрашения оборонявшихся, а может быть, и со страху атакующие дворец громко кричали, в основном матом…
Самым сложным оказалось ворваться в само здание. Когда бойцы выдвинулись к главному входу, огонь еще более усилился. Творилось нечто невообразимое. Еще на подступах ко дворцу был убит Г. Зудин, ранены С. Кувылин и Н. Швачко. В первые же минуты боя у майора М.Романова было ранено 13 человек. Самого командира группы контузило. Не лучше обстояло дело и в «Зените». В. Рязанов, получив сквозное ранение в бедро, сам сделал перевязку ноги и пошел в атаку. В числе первых в здание ворвались А. Якушев и В. Емышев. Афганцы со второго этажа бросали гранаты. Едва начав подниматься по лестнице, ведущей к Тадж-Беку, Якушев упал, сраженный осколками гранаты, а бросившийся к нему Емышев был тяжело ранен в правую руку. Позже ее пришлось ампутировать.
Э. Козлов, М. Романов, С. Голов, М. Соболев, В. Карпухин, А. Плюснин, В. Гришин и В. Филимонов, а также Я. Семенов с бойцами из «Зенита» В. Рязанцевым, В. Быковским, В. Макаровым и В. Поддубным первыми ворвались в здание дворца. А. Карелин, В. Щиголев и Н. Курбанов штурмовали дворец с торца. Спецназовцы действовали отчаянно и решительно.
…Бой в самом здании сразу же принял ожесточенный и бескомпромиссный характер. Если из помещений не выходили с поднятыми руками, то выламывались двери, в комнату бросали гранаты, а затем без разбору стреляли из автоматов. «Шилки» на это время перенесли огонь на другие объекты. БМП покинули площадку перед дворцом и заблокировали единственную дорогу.
Все шло как будто по плану, но случилось непредвиденное. При выдвижении подразделений батальона в район боевых действий с построенного через арык мостика свалился один бронетранспортер и перевернулся. Люки оказались закрытыми, и экипаж не мог из него выйти. Командир отделения стал вызывать по радиостанции подмогу. Он включился на передачу, безостановочно вызывал своего старшего командира. Этим в самый ответственный момент радиосвязь была парализована. Пришлось командованию батальона использовать другие средства связи. Хорошо еще, что они были предусмотрены заранее.
Другая рота и два взвода вели огонь по танковому батальону и не дали его личному составу добраться до танков. Затем они захватили танки и одновременно разоружили личный состав строительного полка. Спецгруппа захватила вооружение зенитного полка, а личный состав взяла в плен. На этом участке руководство боевыми действиями осуществлял подполковник О.У. Швец. Во дворце офицеры и солдаты личной охраны Амина, его телохранители (их было около 100–150 человек) сопротивлялись отчаянно и в плен не сдавались. «Шилки» снова перенесли огонь и стали бить по Тадж-Беку и по площадке перед ним (заранее была установка – никому из спецгрупп КГБ и спецназа на площадку из дворца не выходить, потому что живыми оттуда выпускать не будут). Но не все эту установку выполнили и поплатились за это жизнью. В здании на втором этаже дворца начался пожар. Это оказало сильное моральное воздействие на обороняющихся.
Однако по мере продвижения спецназа ко второму этажу Тадж-Бека стрельба и взрывы усиливались. Солдаты из охраны Амина, услышав русскую речь и мат, стали сдаваться высшей и справедливой силе. Как потом выяснилось, многие из них учились в десантной школе в Рязани, где, видно, и запомнили русский мат на всю жизнь. Я. Семенов, Э. Козлов, В. Анисимов, С. Голов, В. Карпухин и А. Плюснин бросились на второй этаж. М. Романову из-за сильной контузии пришлось остаться внизу.
Позже мне не раз приходилось слышать мнение, что дворец Тадж-Бек брали спецгруппы КГБ, а армейцы только присутствовали при этом. На мой взгляд, это не совсем так. Одни чекисты ничего бы сделать не смогли. Конечно, по уровню личной подготовки спецназовцам трудно было тягаться с профессионалами КГБ, но именно они обеспечивали успех этой операции.
Когда штурмовые группы разведчиков-диверсантов ворвались во дворец и устремились к своим объектам внутри здания, встречая сильный огонь охраны, участвовавшие в штурме спецназовцы «мусульманского» батальона создали жесткое непроницаемое огневое кольцо вокруг объекта, уничтожая все, что оказывало сопротивление. Без этой помощи потерь было бы значительно больше. Ночной бой, бой в здании требует теснейшего взаимодействия и не признает выделения каких-либо ведомств.
Находившиеся во дворце советские врачи попрятались кто куда мог. Сначала думали, что напали моджахеды, затем – сторонники Н.М. Тараки. Только позднее, услышав русский мат, они поняли, что атакуют свои. Алексеев и Кузнеченков, которые должны были помогать дочери Амина (у нее был грудной ребенок), нашли «убежище» у стойки бара. Вскоре они увидели Амина, который шел по коридору в белых адидасовских трусах, держа в высоко поднятых, обвитых трубками руках, словно гранаты, флаконы с физраствором. Можно было только представить, каких это усилий ему стоило и как кололи вдетые в кубитальные вены иглы.
Алексеев, выбежав из укрытия, первым делом вытащил иглы, прижал пальцами вены, чтобы не сочилась кровь, а затем довел генсека до бара. Амин прислонился к стене, но тут послышался детский плач – откуда-то из боковой комнаты шел, размазывая кулачками слезы, его пятилетний сынишка. Увидев отца, бросился к нему, обхватив за ноги, Амин прижал его к себе, и они вдвоем присели у стены.
Спустя много лет после тех событий А. Алексеев рассказывал, что они не смогли больше находиться возле бара и поспешили уйти оттуда, но когда шли по коридору, то раздался взрыв и их взрывной волной отбросило к двери конференц-зала, где они и укрылись. В зале было темно и пусто. Из разбитого окна сифонило холодным воздухом и доносились звуки выстрелов. В. Кузнеченков стал в простенке слева от окна, А. Алексеев – справа. Так судьба их разделила в этой жизни.
Амин приказал своему адъютанту позвонить и предупредить советских военных советников о нападении на дворец. При этом он сказал: «Советские помогут». Но адъютант доложил, что стреляют именно советские. Эти слова вывели генсека из себя, он схватил пепельницу и бросил ее в адъютанта, закричав раздраженно: «Врешь, не может быть!» Затем сам попытался позвонить начальнику Генштаба, командиру 4-й танковой бригады, но связи с ними не было. После этого Амин тихо проговорил: «Я об этом догадывался, все верно».
Тем временем спецгруппа КГБ прорвалась к помещению, где находился Хафизулла Амин, и в ходе перестрелки он был убит офицером этой группы. Труп главы правительства ДРА и лидера НДПА завернули в ковер… Основная задача была выполнена.
Когда спецназовцы прорывались по второму этажу, раздался женский крик: «Амин, Амин…» Кричала, видимо, его жена. Н. Курбатов из «Зенита», единственный из бойцов, кто знал местный язык, стал переводить Семенову. Вскоре спецназовцы увидели Амина, лежащего возле стойки бара.
На двух захваченных у афганцев танках к зданию дворца прибыла группа капитана Сатарова. Он доложил Колеснику, что когда они проезжали мимо третьего батальона бригады охраны, то увидели – в батальоне объявлена тревога. Афганские солдаты получают боеприпасы. Рядом с дорогой, по которой проезжали спецназовцы, стоял командир батальона и еще два офицера.
Решение пришло быстро. Выскочив из машины, они захватили командира афганского батальона и обоих офицеров, бросили в машину и поехали дальше. Некоторые солдаты, успевшие получить патроны, открыли по ним огонь, а затем и весь батальон устремился в погоню за машиной – освобождать своего командира. Тогда спецназовцы спешились и начали стрелять из пулеметов по бегущей пехоте. Открыли огонь и бойцы роты, обеспечивающей действия группы Сатарова. «Положили» очень много – порядка 250 человек, остальные разбежались. В это время из снайперских винтовок сняли часовых возле танков и чуть позже захватили их.
С командного пункта, вырытого на гребне горы рядом с одной из «Шилок», Колесник и я руководили боем. По кратким радиосообщениям чувствовался его ритм, нарастание и затухание. В какой-то момент резкое усиление огня – и наступила тишина. Даже отдельных выстрелов не было.
– Все, – сказал Колесник и добавил: – Это мой первый и настоящий в жизни бой. А у вас?
– Очередной, – ответил я после недолгого молчания.
Бой продолжался 43 минуты.
Командир роты старший лейтенант Шарипов доложил, что дворец захвачен. Полковник Колесник дал команду на прекращение огня и перенес свой командный пункт непосредственно во дворец.
Когда мы с Колесником поднялись к Тадж-Беку, к нам стали подходить командиры штурмовых групп и подразделений с докладами. В. Карпухин подошел к ним с каской в руках и показал застрявшую в триплексе пулю: «Смотрите, как повезло. Я теперь маму увижу». Раненых и погибших эвакуировали на БМП и бронетранспортерах.
Вошли во дворец. Внизу, в холле, продолжали перевязывать раненых. Разгоряченные только что закончившимся боем, проверяя, нет ли затаившихся аминовцев, ходили спецназовцы и штурмовики.
В тот вечер в перестрелке был убит общий руководитель спецгрупп КГБ полковник Г.И. Бояринов, его заменил подполковник Э.Г. Козлов. По свидетельству участников штурма, в конференц-зале осколком гранаты был сражен полковник В.П. Кузнеченков.
Всего в спецгруппах КГБ непосредственно при штурме дворца погибло пять человек и было 17 раненых. Почти все были ранены, но те, кто мог держать оружие в руках, продолжали сражаться. В «мусульманском» батальоне погибло 5 человек, ранено – 35. 23 бойца, получивших ранения, остались в строю. Например, раненный в ногу старший лейтенант В. Шарипов продолжал руководить вверенной ему ротой. Остальных раненых медик батальона капитан Ибрагимов вывез на БМП в кабульский госпиталь.
Вполне вероятно, что кто-то из наших соотечественников пострадал от своих же: в темноте личный состав «мусульманского» батальона и спецгруппы КГБ узнавали друг друга по белым повязкам на рукавах, паролю «Миша – Яша» и… мату. Но ведь все они были одеты в афганскую военную форму, а вести стрельбу и бросать гранаты приходилось часто с приличного расстояния. Вот и попробуй тут уследить ночью, в темноте, да еще в такой неразберихе, у кого на рукаве была повязка, а у кого нет…
В течение ночи спецназовцы несли охрану дворца, так как опасались, что на его штурм пойдут дислоцированные в Кабуле дивизии и танковая бригада. Но этого не случилось. Советские военные советники и переброшенные в афганскую столицу части воздушно-десантных войск не позволили им этого сделать. К тому же спецслужбами заблаговременно было парализовано управление афганскими силами.
Не обошлось и без курьезов. Ночью нервы у всех были напряжены до предела. Ждали нападения верных Амину войск. Предполагали, что во дворец ведет подземный ход. Вдруг из шахты лифта послышался какой-то шорох. Спецназовцы вскочили, стали стрелять из автоматов, бросили гранаты, но оттуда выскочил обезумевший от страха кот.
Захват остальных ключевых объектов в Кабуле прошел спокойно и с минимальными потерями, в том числе и здания Министерства обороны ДРА. Комитетчики и спецназ довольно быстро покончили с охраной, но начальник Генерального штаба Якуб сумел забаррикадироваться в одной из комнат и начал по рации вызывать подмогу, прежде всего рассчитывая на 444-ю бригаду командос. Однако никто не поспешил ему на выручку, и к полуночи, поняв всю бесперспективность дальнейшего сопротивления, он сдался на милость победителей. Милость проявлена не была. В группе захвата присутствовал афганец – один из функционеров «Парчам», по некоторым данным, Абдул Вакиль, который зачитал «предателю» Якубу приговор «от имени партии и народа» и затем собственноручно застрелил уже бывшего начальника Генштаба из пистолета.
Вечером 27 декабря на связь с находившимся на аэродроме в Баграме Бабраком Кармалем вышел Ю.В. Андропов. От себя и «лично» от Л.И. Брежнева он поздравил Кармаля с победой «второго этапа революции» и назначением его председателем Революционного совета ДРА. Кармаль сразу же распорядился перевезти его в столицу.
В ночь на 28 декабря в Афганистан вошла еще одна мотострелковая дивизия, ранее развернутая в Кушке (командир генерал Ю.В. Шаталин). Она направилась в Герат и Шинданд. Один полк этой дивизии разместился на аэродроме «Кандагар». Позже он был переформирован в 70-ю бригаду.
Утром 28 декабря прозвучали последние выстрелы операции по ликвидации аминовского режима, в ходе которой спецназ, впервые появившийся в Афганистане, сказал свое веское и решительное слово. Никто из «мусульманского» батальона не подозревал, что отгремевший ночной бой был лишь дебютом, после которого предстоит участие в сотнях операций, еще более кровопролитных, чем эта, и что последний солдат спецназа покинет афганскую землю лишь в феврале восемьдесят девятого года.
В ту ночь произошел не просто очередной государственный переворот в Кабуле, при котором власть из рук «халькистов» перешла к «парчамистам», поддержанным советской стороной, а было положено начало резкой активизации гражданской войны в Афганистане, была открыта трагическая страница как в афганской истории, так и в истории Советского Союза. Солдаты и офицеры – участники декабрьских событий искренне верили в справедливость своей миссии, в то, что они помогают избавиться афганскому народу от тирании Амина и, выполнив свой интернациональный долг, вернутся к себе домой. Они не были политологами и историками, учеными и социологами, которые должны были бы предсказать дальнейший ход событий и дать ему оценку. Они были солдатами, выполнявшими приказ…
Спецназовцы утром разоружили остатки бригады охраны. Более 1700 человек афганцев было взято в плен. Однако и здесь не обошлось без потерь. В частности, когда в здании штаба бригады охраны появился белый флаг, то из подъехавшей к нему БМП выскочил замполит роты и двое солдат (хотя было указание из машин не выходить). С крыши глинобитного строения, где размещалась личная охрана Амина, раздалась пулеметная очередь, и все трое погибли.
Убитых афганцев, в том числе и двух малолетних сыновей Х. Амина, закопали в братской могиле неподалеку от дворца Тадж-Бек (впоследствии, с июля 1980 года, там располагался штаб 40-й армии). Труп Амина, завернутый в ковер, еще ночью под руководством замполита батальона капитана Анвара Сахатова был погребен там же, но отдельно от остальных. Никакого надгробия ему поставлено не было. Оставшиеся в живых члены его семьи были посажены в тюрьму Пули-Чархи, сменив там семью Тараки.
Даже дочь Амина, которой во время боя перебило ноги, оказалась в камере с холодным бетонным полом. Но милосердие было чуждо людям, у которых по приказу Амина были замордованы их близкие и родственники. Они жаждали мести.
В середине дня 28 декабря командование «мусульманского» батальона прибыло в здание советского посольства в Кабуле.
Сперва доложили генерал-полковнику С.К. Магометову и резиденту ГРУ о выполнении задачи. Затем полковник В.В. Колесник связался с Москвой из кабинета посла и доложил генералу армии П.И. Ивашутину о результатах операции, одновременно предложив ему вывести батальон из Афганистана в Чирчик. Начальник ГРУ ГШ распорядился решать этот вопрос с командованием ТуркВО.
Я сел писать подробную шифровку в Москву. Помню, что во всех докладах командиров штурмовых групп подчеркивалось: «Претензий к десантникам нет. Молодцы». Шифровка заняла несколько страниц. В ней были перечислены наиболее отличившиеся при штурме дворца Тадж-Бек сотрудники групп «Гром» и «Зенит», а также десять офицеров и солдат «мусульманского» батальона. Это было мое предложение. Наградные же стали писать в Москве во второй половине января 1980 года.
Вечером произошел случай, чуть было не стоивший жизни всем непосредственным руководителям операции «Шторм-333». Они возвращались в расположение батальона на правительственном «Мерседесе» и, хотя заранее согласовали сигналы с генерал-лейтенантом Н.Н. Гуськовым, возле здания Генштаба ВС ДРА были обстреляны своими же десантниками. Спустя годы генерал-майор Василий Васильевич Колесник вспоминал: «Раздалась автоматная очередь. Первые пули впились в землю перед машиной, затем трасса пуль стала подниматься, машина вдруг резко остановилась и заглохла. Мы стали кричать, что свои. И после обмена паролями стрельба прекратилась». Олег Ульянович Швец выскочил из машины и бросился за придорожные кусты. Послышались возня и звук оплеух.
– Ты что, балда, не видишь, что по своим стреляешь?
Когда вышли из машины и подняли капот, увидели, что там было пять пулеметных пробоин. Я вслух сказал: «Чуть выше – и все бы погибли так бездарно». После громкой тирады мата, выплеснутой Швецом в сторону стрелявшего, я вышел из машины навстречу подошедшему офицеру и спросил:
– Твой солдат?
Лейтенант-десантник молчал.
– Спасибо, лейтенант, что не научил его стрелять, – добавил я.
Дроздов, Колесник и Швец пересели в бронетранспортер к Халбаеву, взяли на буксир «Мерседес», в котором остались Козлов с Семеновым, и поехали в расположение батальона.
По прибытии на место решили «отметить» успех. «Впятером мы выпили шесть бутылок водки, – рассказывал спустя годы генерал-майор Василий Васильевич Колесник, – а было такое впечатление, будто и не пили вовсе. И нервное напряжение было настолько велико, что, хотя мы не спали, наверное, более двух суток, заснуть никто из нас никак не мог. Некоторые аналитики оценили действия спецназа как вероломные. Но что было делать в такой обстановке? Вопрос стоял – или они нас, или мы их».
И сколько бы лет ни прошло, у каждого спецназовца штурм дворца Х. Амина останется в памяти навсегда. Это был кульминационный момент всей их жизни, и они с честью выполнили задание своего правительства.
Закрытым Указом Президиума Верховного Совета СССР большая группа сотрудников КГБ (около 400 человек) была награждена орденами и медалями. Полковнику Г.И. Бояринову было присвоено звание Героя Советского Союза (посмертно). Такого же звания были удостоены В.В. Колесник, Э.Г. Козлов и В.Ф. Карпухин. Ю.И. Дроздова наградили орденом Октябрьской Революции. Командир группы «Гром» М.М. Романов был награжден орденом Ленина. О.У. Швеца и Я.Ф. Семенова наградили орденом Боевого Красного Знамени. Получили правительственные награды также около 300 офицеров и солдат «мусульманского» батальона, из них семь человек наградили орденом Ленина (в том числе Халбаева, Сатарова и Шарипова) и порядка 30 – орденом Боевого Красного Знамени (в том числе В.А. Востротина). За «штурм дворца Амина» полковник В.П. Кузнеченков, как воин-интернационалист, удостоен ордена Боевого Красного Знамени (посмертно). А. Алексееву же дали Почетную грамоту при его отъезде из Кабула на Родину.
Участники штурма дворца, выполняя приказ, рисковали жизнью (некоторые погибли и были ранены). Другое дело – ради чего? Ведь солдаты всегда являются пешками в чьей-то большой игре и сами войн никогда не начинают…
По возвращении из Кабула в Москву 31 декабря 1979 года я с одним офицером ГРУ, принимавшим участие в операции, был на приеме у начальника Генерального штаба маршала Н.В. Огаркова. Николай Васильевич внимательно выслушал наш доклад и принял от нас единственный документ, характеризующий все особенности этого боя: лист карты с нанесенной обстановкой, задачами подразделений спецназа и таблицей взаимодействия. Маршал бросил быстрый взгляд на карту и спросил: «Почему не утверждена?» Мы промолчали. Обычно сдержанный, он выругался в адрес не утвердивших боевой документ, встал и положил лист карты в свой приоткрытый сейф.
Я не осуждаю двух генералов, которым не хватило мужества поставить свои подписи, утвердить документ, воспользоваться правом, предоставленным им руководством страны. Мы уходили выполнять задание правительства, сознавая, что можем не вернуться, оставляя, как принято в таких случаях, все на сохранение другим. Их же поступок оставил щемящее чувство досады: мы рисковали жизнью, они – возможной оглаской личной причастности к этому событию. Может быть, этот шаг характеризовал их личное отношение к решению руководства страны? Не знаю, но разделяю возмущение маршала Н.В. Огаркова.
«Афганцы» все помнят. И каждый год 27 декабря в 15.00 они встречаются на установленном еще после первого боя месте. Постоят, посмотрят друг на друга, поговорят и помолчат.
Труд солдата на Руси исстари был в почете. Опасность, нависшая сегодня над страной, настоятельно требует исправить эту ошибку. Пока не поздно, пока…
Ю.И. Дроздов,
генерал-майор
<< Назад Вперёд>>
