Доклад о московском социал-демократическом движении на II съезде РСДПР1
И в последующие годы организации рушились как карточные домики, не успев мало-мальски окрепнуть. В начале 1898 г. мы узнаем об аресте 30 человек, из них несколько рабочих. Затем, зимою 1898—1899 гг. образуется комитет российской социал-демократической партии. В январе им выпущены две прокламации на заводе Листа, а перед Первым мая распространены воззвания, выработанные совместно с Киевским и Петербургским комитетами. Между прочим, Московский комитет призывает рабочих к общей забастовке в день международного пролетарского праздника, но таковая, конечно, не состоялась. Нужно упомянуть еще об одной прокламации Московского комитета, представляющей из себя письмо рабочего по поводу 1 Мая.
Однако со времени образования комитета произошел целый ряд арестов: в феврале, апреле, мае, июне, октябре и декабре 1899 г.
1900 год начался также арестами. Дела организации шли, по обыкновению, далеко не блестяще: 1 Мая комитет распространил 340 воззваний на красной бумаге и 200 брошюр, а в сентябре была выпущена прокламация «Memento», обращенная к молодежи.
Комитет копил силы. А потому в феврале 1901 г., когда, можно сказать, вся Москва волновалась, социал-демократический комитет молчал. Рабочие вышли на демонстрацию без всякого руководительства. В марте же комитет проваливается почти в полном составе.
В это время происходит факт, довольно характерный для положения дел в Москве. Первые номера «Искры», доставленные сюда по заказу комитета, приходится распространить хотя бы только среди интеллигенции при помощи — о, позор! — социалистов-революционеров, так как всякие следы социал-демократов исчезли на несколько месяцев.
Русский отдел организации «Искры», найдя Москву в таком печальном положении, вынужден был при первых же своих шагах обратить особое внимание на восстановление здешнего комитета. Вся весна и лето проходят в поисках остатков комитета и связей с рабочими. Получаемая в это время литература, главным образом «Искра», распространяется при помощи небольшой организации, устроенной специально только для этой цели. Надо признаться, что на заводы и фабрики газета попадает случайно и в ограниченном количестве. Москва, откуда всегда раздаются жалобы на недостаток литературы, не могла поглотить даже сравнительно незначительного количества экземпляров газеты, когда они оказались налицо.
Только в августе удается познакомиться с одним из деятелей комитета. По его словам, он разрывается на части, почти один на своих плечах выносит всю организационную работу. Нужда в людях, нужда в литературе, нужда во всем. Правда, в течение осени ожидается присоединение нескольких новых товарищей и, следовательно, улучшение дел. Есть даже проект об издании местной газеты.
Предложение члена организации «Искры» — вступить в самые тесные отношения и работать вместе с ними — принимается с большим удовольствием. Только второе свидание, по случаю отъезда москвича, откладывается на две недели. В действительности же свидание не могло состояться около месяца; а в октябре произошел провал. В числе арестованных оказался и член комитета, ведший переговоры с искровцем. Последнему приходится вновь приняться за поиски.
В конце октября к нему являются оставшиеся пропагандисты и просят помощи. Положение их было трагичное. На попечении очень молодых и неопытных людей остался целый ряд рабочих кружков, даже Рабочий комитет, состоявший из представителей нескольких заводов. Но они буквально ничего не имели, чтобы использовать хотя бы как-нибудь эти связи. Два-три студента бегали из одного кружка в другой, пропагандировали без всякого плана, имея в своем распоряжении только легальную литературу. Никаких намеков на организацию не было налицо. Полное бессилие во всех отношениях. Правда, Рабочий комитет собирается иногда, но должен бездействовать, так как комитет интеллигентов, на обязанности которого было доставлять литературу, заведовать пропагандой и вообще руководительство, фактически не существует. Тщетно дожидались некоторые рабочие кружки пропагандистов. О прокламациях и о какой бы то ни было агитации при таких условиях не могло быть и речи. Словом, требовалось возводить здание комитета с самого основания. Находившиеся тогда в Москве члены организации «Искры», нелегальные, люди с революционным прошлым, высказали свою полную готовность немедленно взяться за совместную работу. Казалось бы, что крайний недостаток в людях и то обстоятельство, что студенты-пропагандисты сами обратились за содействием к искровцам, должны были создать между обеими сторонами товарищеские отношения и полное доверие. К тому же между нами не возникало никаких принципиальных разногласий. Но действительность оказалась далеко не таковой. При первом же свидании пропагандисты охотно согласились на все условия, готовы были принять в организацию всех предложенных искровцев и в знак полной солидарности были переданы в редакцию «Искры» имеющиеся у них корреспонденции рабочих и очень скверно отгектографированная брошюра Московского комитета о легальных союзах. Последняя должна была быть обработана с литературной стороны редакцией «Искры» и отпечатана в большом количестве. К слову сказать, и здесь не повезло Москве: 5000 экземпляров этой брошюрки, готовые уже к отсылке, были арестованы в кишиневской типографии «Искры».
Но вернемся к переговорам, обещавшим вначале быстрое соглашение. Однако очень скоро наступило разочарование. Явились люди, недоброжелательно настроенные к «Искре», и стали внушать недоверие к ее представителям. Искровцев заподозрили в желании узурпировать власть. И тут посыпался на их головы целый ряд нелепых обвинений вроде того, что они вовсе не хотят работать вместе, а имеют в виду только открыть свою лавочку, что они дискредитируют комитетских интеллигентов в глазах рабочих, разговаривая с последними о тактических и программных вопросах, и т. д. Началась ужасная волокита. В течение почти двух месяцев шли бесплодные разговоры и споры. Только в декабре, при помощи старых членов комитета, оказавшихся уже на воле, удалось угомонить расходившуюся публику и начать организационную работу. Все соглашаются на учреждение одного центра. Составляется несколько прокламаций по поводу зубатовских собраний, но на первых порах не удается поставить даже самую примитивную технику, так как все обещания в этой области на деле оказались не исполненными. Поэтому, с грехом пополам, выпускаются только сотни три очень скверно отгектографированных прокламаций. Делаются попытки привлечь новых работников в Москву, так как при наличном составе нельзя было даже думать о разделении труда, к тому же члены организации «Искры» по роду своих работ должны были иногда выезжать из Москвы.
Наступает январь, и дни вновь сформировавшейся организации были сочтены. Вскоре после нового года жандармы начали генеральную чистку Москвы. Почти ежедневно арестовывалось до 50 человек. Среди захваченных оказались почти все наиболее активные и сознательные рабочие, весь Рабочий комитет и студенты-пропагандисты, а часть организаторов-искровцев попала в ловушку в других городах.
Таким образом, оставшимся на воле товарищам пришлось почти все начинать снова: связи с рабочими остались очень ограниченные, да и то были не совсем надежные. Русская организация «Искры», потерпев во время всероссийского февральского погрома 1902 г. довольно значительный урон, не могла мобилизовать в Москву свежие силы. Но все-таки комитет, хотя и жалкий, продолжал свою деятельность и 16 марта выпустил прокламацию, предостерегающую московских рабочих от зубатовских агентов. Но в апреле опять аресты, коснувшиеся также и комитета. Арестовано, между прочим, предмайское организационное собрание рабочих, выданное провокатором2.
Мы живо сознаем, что история социал-демократического движения в Москве дает слишком мало удовлетворения настоящему съезду. Но тем не менее мы считаем своим долгом сказать теперь голую правду, как бы прискорбна она ни была. В Москве революционная социал-демократия спасовала перед полицейским социализмом.
Рыцари Охранного отделения, начавшие в 1896 г. усиленное развращение рабочих в застенках, постепенно перешли к открытой пропаганде и агитации своих нечистоплотных идей. Общество взаимопомощи механических рабочих под председательством агентов-провокаторов, вроде Афанасьева, Красивского, патриотическая манифестация3, собрания рабочих, из которых почти единогласно изгоняется свой же брат рабочий только за то, что высказал возмущение против одного из ораторов, предлагавшего выдавать интеллигентов, сующих нос к рабочим,— вот несомненные трофеи Зубатова и К0.
В 1898 г. исполняющий должность московского обер-полицеймейстера в своем тайном докладе по поводу быстрого роста рабочего движения высказал пожелание: где пристраивается революционер, там обязана быть и государственная полиция. Как видите, их превосходительство, вдохновляемое Зубатовым, были очень скромны. В настоящее время полицейские агенты удобно расположились там, куда тщетно старается пробраться революционер.
В чем же лежит неуспех пролетарского социализма в Москве, в то время как повсюду он неуклонно одерживает победы и развивается вширь и вглубь. Несомненно самой главной причиной является зубатовщина. Здесь вполне оправдываются слова «Искры», что полицейский разврат нам страшнее полицейского насилия.
Еще в 1896 г., когда социал-демократы довольно небрежно относились к организационным вопросам, ловкий Зубатов сумел широко и прочно поставить организацию провокаторов и сразу захватить твердую позицию.
В особенности опасными оказались его происки в рабочей среде. Он уже тогда, благодаря своему оригинальному, но несомненному таланту, завербовал довольно значительное количество провокаторов из рабочих. Афанасьев, Красивский, Слепов, теперешние лидеры полицейского социализма, сначала очень скромно подвизались, расплываясь в рабочей массе. Как пострадавшие за правду (Афанасьев был несколько раз арестован, но всякий раз получал право жительства в Москве), они могли при помощи бесед «по душам» в течение целого ряда лет отмечать большое количество кандидатов для тюрем и ссылки. Нам достоверно известно, что до самого последнего времени, пока Афанасьев и К0 не сорвали с себя маску и не выступили на открытую арену во главе зубатовского общества, многие передовые рабочие вели с ними знакомство и не скрывали от них своих политических взглядов. Немудрено поэтому, что, как только такие рабочие заводили сношения с комитетом, они быстро попадали в лапы жандармов и влекли за собой своих новых товарищей-интеллигентов. Теперь Афанасьев и К0 получили новое назначение, и несомненно вместо них действуют в таком же духе и с неменьшим успехом другие избранники, умело скрывая свою настоящую физиономию. А при отсутствии какой бы то ни было преемственности между организациями провокаторы работают безнаказанно, узнаются слишком поздно и переживают несколько поколений революционеров, в особенности, если принять во внимание, что, как общее правило, проваливаются все сразу. Новые деятели идут ощупью и часто попадают в те же самые сети. Между прочим одним из показателей, насколько велико в московской рабочей среде провокаторство, является то обстоятельство, что сплошь и рядом интеллигенты арестовываются на рабочих квартирах.
Но за последнее время вылавливание революционеров и «сочувствующих» поставлено на более широкую ногу. Такому вылавливанию служат районные собрания под председательством членов совета обществ взаимопомощи механических рабочих. Упомянутый совет состоит исключительно из рабочих зубатовского толка. Эти господа выступают в качестве постоянных ораторов на районных собраниях, провоцируя своими речами всех отзывчивых рабочих. Что такое средство очень действительно, за это говорят красноречиво многие примеры. Был случай, когда даже опытный революционер, можно сказать, травленый волк, к тому же еще нелегальный, возмущенный всякими пасквилями на социалистов, чуть было не попал в ловушку. Только энергичные усилия бывших с ним товарищей заставили его воздержаться от обличительной речи. В конце концов очень удобным слепым орудием для Охранного отделения является масса «невинных душ», верующих в чистоту намерений устроителей легальных рабочих обществ. Таким наивным рабочим усердно прививается враждебное отношение к социалистам, будто бы самым опасным врагам не только царя-батюшки, но и рабочего класса. Запуганные таким образом невежественные рабочие немало тормозят развитие пролетарского освободительного движения в Москве.
Всеми указанными обстоятельствами объясняется, почему революционная социал-демократия до сих пор не могла упрочиться на московских фабриках и заводах. Здесь искуснее, чем где бы то ни было, оберегается доступ к рабочей массе. Хотя Зубатов — душа провокаторской системы — в настоящее время перенес свою резиденцию в Петербург, но машина, раз заведенная, действует также хорошо и при более посредственных управителях.
Теперь мы должны упомянуть еще об одной стороне зубатовщины. Со времени подвигов Рума4 среди москвичей очень широко развита своего рода мания — везде видеть провокаторов. Благодаря этому сношения между товарищами, работающими случайно независимо друг от друга, завязываются чрезвычайно туго. Нам лично известно несколько примеров за 1901 и 1902 гг., когда отдельные лица, имеющие связи с рабочими, только после долгих размышлений решались вступить в сношения с организацией, но всякий раз, когда наступал день свиданий, у них не хватало храбрости довести дело до конца. Боязнь провокаторства у некоторых дошла до такой степени, что они стали принципиально отрицать возможность какой-либо организации в Москве. По их мнению, только одиночки в состоянии поддерживать более продолжительные сношения с рабочими и таким образом, может быть, медленно, но зато верным путем проведут идеи социализма в широкие массы. Конечно, такие рассуждения ни на чем не основаны, так как провокаторство за последнее время особенно сильно проявляет себя в рабочих кварталах. И в силу этого непонятно, почему одиночка будет реже налетать на провокатора, чем член организации. А между тем при сравнительно незначительном количестве социал-демократических сил их постоянное раздробление оказывает несомненно очень вредное влияние на московское движение. Кроме того, провокаторство наложило особенно сильный отпечаток на среду «сочувствующих». Здесь уже боязнь переходит в трусость, а потому сношения с такими людьми делаются часто совершенно невозможными.
Нам осталось сказать еще несколько слов о других причинах, затрудняющих развитие социал-демократического влияния в Москве, но не имеющих непосредственного отношения к зубатовщине.
Первой такой причиной является полное отсутствие опытных революционеров. Москва тщательно очищается от неблагонадежных элементов, и раз скомпрометированный человек, если он не желает поступить на службу в Охранное отделение, почти на всю жизнь лишается права въезда в Москву. И таким образом получается, что громадный промышленный центр, могущий вместить в себя все население Киева, Харькова, Екатеринослава, Ростова-на-Дону и еще других городов, располагает революционными организаторами, которые выходят главным образом из рядов бывших ссыльных и поднадзорных, даже в меньшей степени, чем каждый из перечисленных пунктов в отдельности. Правда, за последнее время с легкой руки организации «Искры» Москву стали посещать нелегальные, но приток их был случайный и крайне незначительный, а потому они не могли оказать существенного влияния на лучшую постановку организации.
Но наряду с отсутствием опытных революционеров в Москве наблюдается громадный недостаток в революционной молодежи. Петербург также беден людьми испытанными, но там этот недостаток компенсируется до некоторой степени наплывом все новых и новых революционных сил. Наиболее энергичные и ищущие политической жизни элементы прежде всего стремятся в Петербург, И, по-видимому, только на худой конец мирятся с Москвой. Наконец, мы должны коснуться жилищ рабочих, крайне неудобных для пропагандистских и агитационных целей. И в этом отношении Москва и окружающий ее промышленный район находятся в особенно неблагоприятных условиях. Не говоря даже о фабричных рабочих, живущих преимущественно в казармах, даже заводские, наиболее оплачиваемая и культурная часть пролетариата, ютятся обыкновенно в очень многолюдных квартирах с фиктивными перегородками, даже семейные часто не имеют отдельных каморок. Всего чаще рабочие снимают «углы». Поэтому в большинстве случаев приходящий интеллигент принужден агитировать или пропагандировать на глазах совершенно посторонних людей. В такой обстановке всякая конспирация теряет свою силу. И насколько нам известно, ни одной московской организации, при сравнительно больших ассигновках рабочим на наем подходящих квартир для собраний, никогда не удавалось добиться значительных улучшений в этом отношении. Но это зло, на наш взгляд, легко поправимо, стоит только движению разрастись вширь и вглубь и захватить работниц, совершенно почти не затронутых до сих пор социал-демократическим влиянием. Тогда же мы легко будем находить достаточно ловких и предприимчивых хозяек для содержания конспиративных квартир. А широко раскинувшаяся Москва, со своими предместьями и сохранившимися патриархальными в полицейском отношении уголками, покажет, что она всегда готова дать серьезным революционерам надежный приют, которого уже нельзя найти не только в Петербурге, но, пожалуй, даже в некоторых провинциальных городах. Но все перечисленные исключительно неблагоприятные условия, не позволяющие до сих пор укрепиться социал-демократии в Москве, не должны нас пугать в будущем, раз образуется строго объединенная партия, так как самый решающий момент в нашем деле — пролетариат — обладает и здесь всеми свойствами революционного класса. За это говорят упомянутые факты 1895, 1896 и 1901 гг., кроме того, наши личные наблюдения и наблюдения товарищей показывают, что почва здесь для социал-демократии самая благоприятная. Нужны только умелые сеятели. Но пока вся революционная энергия находится в скрытом состоянии. Московский пролетариат проявит немедленно свою могучую революционную силу, как только во главе него встанет крепкая социал-демократическая организация.
Одни московские товарищи, предоставленные исключительно только своим собственным силам, не в состоянии были добиться успеха. Недостаточной оказалась и помощь «Искры». Но что было недоступно отдельным организациям, то может и должна сделать партия.
Прежде всего партия при помощи Центрального комитета должна взять в свои собственные руки распределение революционных сил, а не оставлять это дело в ведении Департамента полиции, как это было до сих пор.
И на самой первой очереди стоит Москва. Сюда необходимо командировать сразу значительную группу испытанных революционеров, чтобы они могли взять все дело в свои руки, поставив организацию на принцип строгого разделения труда. Причем все связи с рабочей средой должны устанавливаться революционерами-рабочими, так как только они, расплываясь в массе и наблюдая изо дня в день окружающих, могут с большим успехом избегать провокаторских ловушек.
Мы не предлагаем никаких новых специфических средств для возрождения социал-демократического рабочего движения в Москве. Таких средств нет. Нужно только, чтобы организационная работа перешла в надежные руки; своих собственных сил для борьбы в Москве недостаточно. А потому дело московского пролетариата партия должна сделать своим собственным делом. Пока существовал хаос в наших рядах, мы волей-неволей должны были мириться с печальной участью московского социал-демократического движения. С того же момента, как Российская социал-демократическая рабочая партия вновь организуется, мы обязаны во что бы то ни стало поставить на ноги социал-демократическую работу в Москве. Завоевание крепости зубатовщины есть вопрос долга и чести обновленной партии. Первые успехи в Москве будут лучшим залогом нашей скорой и окончательной победы.
Второй съезд РСДРП. Июль — август 1903 года: Протоколы. М., 1959. с. 631—639.
1 Часть доклада с описанием социал-демократического движения в 1895— 1897 гг. опущена, поскольку этот период освещен в отчете Центрального комитета московского «Рабочего союза» (см. настоящее издание, с. 118—133).
2 Далее в подлиннике зачеркнуто: «В течение 1902 и 1903 гг. положение дел в Москве очень мало изменяется к лучшему. Об этом смотри доклад второго делегата5».
3 Так называемая патриотическая манифестация рабочих Москвы к памятнику Александра II в Кремле была организована зубатовцами при поддержке московских властей 19 февраля 1902 г. В манифестации участвовало более 50 тыс. человек.— 222.
4 Л. Н. Рума — один из деятелей московского «Рабочего союза». Арестован 6 июля 1896 г., а затем был завербован охранным отделением (С. В. Зубатовым) и стал провокатором.— 223.
5 Доклад второго делегата от Московской организации РСДРП Л. С. Цейтлина (Вейсмана) охватывает период с весны 1902 г. до лета 1903 г. (см.: ЦПА НМЛ при ЦК КПСС, ф. 24, оп. 4 н, д. 1362, л. 1—8).—221.
<< Назад Вперёд>>
