У истоков большевизма. Воспоминания, документы и материалы 1894-1903

№ 1
1894 г., ноябрь 10. - из отношения директора Департамента полиции Н.И. Петрова и. д. Московского обер-полицеймейстера А.А. Власовскому об успешной пропаганде социал-демократических групп в России и росте организованности среди фабричных рабочих

Секретно.

Из имеющихся в Департаменте полиции сведений усматривается, что за последнее время революционная пропаганда социал-демократического характера, найдя для своего распространения благодарную почву в среде фабричных рабочих, начинает приобретать внутри империи серьезное значение и по своей силе едва ли не превышает пропаганду всех остальных революционных фракций.

Так, между прочим, Департаментом получены указания, что речи революционного содержания, произнесенные на рабочих сходках в Вильне, воспроизведены посредством гектографа и находятся в обращении отдельными брошюрами между рабочими многих фабрик. В Москве, Владимире, Нижнем Новгороде, Киеве, Казани, Самаре, Саратове, Харькове и Ростове-на-Дону имеются уже будто бы вполне организованные революционные рабочие кружки, преследующие чисто социал-демократические цели. Среди этих кружков возникают уже ныне толки о необходимости объединения и созыва для сего конгресса русских рабочих, на котором, между прочим, могла бы быть выяснена наличность организованных рабочих групп.

Получаемые сведения указывают, что пропаганда благодаря энергии вожаков социал-демократов и восприимчивости рабочих действует весьма успешно в смысле привлечения новых членов. До рождества минувшего года в Москве будто бы было лишь пять человек, сочувствовавших социал-демократическому движению, к апрелю же текущего года число это возросло до 20...

Об изложенном Департамент полиции считает долгом уведомить ваше превосходительство для сведения.

Директор Департамента полиции Генерального штаба генерал-лейтенант Петров.

Рабочее движение в России в XIX веке. М., 1952. Т. 3, 1885—1894. Ч. 2. 1890—1894, с. 548—549.

№ 2
1894 г., декабря 6, - Отношение И. Д. Московского обер-полицейместера А. А. Власовского начальнику Московского Губернского Жандармского Управления К. Ф. Шрамму о деятельности Московского «Рабочего Союза»

Лекарь Сергей Иванов Мицкевич стоял во главе деятельного социал-демократического кружка, который, помимо изданий на мимеографе и других копировальных аппаратах, вел правильную пропаганду и агитацию среди рабочих, сплачивая их в самостоятельную организацию, имевшую связи с иногородними рабочими центрами, находившимися между собою в оживленных сношениях и помогавшими друг другу материальными и иными средствами, а в случае арестов собиравшими по подписке деньги в пользу пострадавших; замечая, что рабочие затрудняются пользованием их брошюрами, сработанными на указанных аппаратах, а также циркулировавшими в рукописях, Мицкевич с близкими ему по делу людьми вступил в сношения с польской организацией и заграничными деятелями и получал от них транспорт социал-демократических и других групп изданий, как-то, например, имело место весной текущего года, когда только что полученный нераспакованный транспорт революционных изданий был взят по обыску у Надежды Николаевой Лебедевой, которая ныне арестована и находится под следствием в Петербурге и арестованный жених которой, Владимир Жданов, все время жил ранее до ареста совместно с Мицкевичем.

Ближайшими сотрудниками Мицкевича были лекарь Александр Николаев Винокуров, студент Московского университета Дмитрий Павлов Калафати, бывший студент Московского университета Иван Васильев Денисов и другие члены Рязанского кружка, по преимуществу социал-демократического. Из числа его знакомых известны студенты Московского университета Борис Александров Келлер и Сергей Иванов Потехин.

В настоящее время все означенные выше лица по распоряжению г-на министра внутренних дел удалены из Москвы с воспрещением им некоторое время жительства в столицах и столичных губерниях и университетских городах. Причем Винокуров выбыл в Екатеринослав, Калафати — в Николаев Херсонской губ., Денисов — в Орел, Келлер — в слободу Екатериненштат Самарской губ. и Потехин — в Арзамас Нижегородской губ.

Ввиду проявленных Мицкевичем в последнее время приемов особой конспирации в своей деятельности приступлено было на основании § 21 высочайше утвержденного положения о мерах к охране государственного порядка и общественного спокойствия к обыску в его квартире, причем у него отобраны: мимеограф со всеми принадлежностями, отчет Красного Креста и сработанные на мимеографе: 1) Сочинение гр. Л. Н. Толстого «Царствие Божие»; 2) статья «Что такое «друзья народа» и как они воюют против социал-демократов?», С.-Петербург, 1894 г.; 3) Воззвание к рабочим и другие записки и заметки предосудительного характера. Ввиду таких результатов обыска Мицкевич арестован и заключен под стражу в Сретенский полицейский дом и, согласно распоряжению г-на директора Департамента полиции, изложенного в телеграмме от 5 сего декабря за № 8536, он должен быть передан в жандармское управление для возбуждения о нем формального дознания.

Во исполнение такового распоряжения, сообщая об изложенном, имею честь при сем препроводить к вашему превосходительству протокол обыска, произведенного у Мицкевича, постановление о его аресте, протокол осмотра отобранных у него вещей, две описи их и самые вещи в одном свертке, опечатанном моею печатью.

Подлинное подписал и. д. обер-полицеймейстера полковник Власовский и скрепил начальник отделения подполковник Бердяев.

С подлинным верно: Начальник Московского охранного отделения подполковник Бердяев.

Рабочее движение в России в XIX веке. М., 1961. Т. 4. 1895—1900. Ч. 1. 1895-1897, с. 50—52.

№ 3
1895 г., июня 10. — Донесение И. Д. Московского губернатора Л. А. Баратынского Министру Внутренних. Дел и. н. Дурново о стачке рабочих фабрики т-ва Реутовской мануфактуры в Московском уезде.

В дополнение к телеграммам от 6, 7 и 8 июня имею честь представить вашему высокопревосходительству нижеследующие подробности. Утром 6 июня я получил известие о том, что на фабрике Реутовской мануфактуры, в 13 верстах от Москвы, все рабочие, в числе 2100 человек, прекратили работы, требуя прибавки заработной платы и жалуясь на некоторые неправильные по отношению к ним действия местной фабричной дирекции. Забастовка сопровождалась битьем стекол в конторе, директорском доме и некоторых других зданиях. Хотя, по полученным затем по телефону известиям (фабричный телефон сначала был испорчей рабочими, но затем телефонное сообщение было вновь восстановлено), рабочие за отъездом ненавидимого директора фабрики Осадчего временно и прекратили буйство, но тем не менее ввиду их тревожного и дерзкого настроения и недостаточного состава местной уездной полиции я счел необходимым принять энергичные меры к наискорейшему прекращению возникших беспорядков. Принимая во внимание, что после крупных беспорядков на Владимирской и Ярославской фабриках, по имеющимся у меня сведениям, среди фабричного люда вообще ощущается некоторое брожение и что беспорядки на Реутовской мануфактуре являются как бы первой попыткой к производству таковых и в Московской губ., если не считать быстро подавленную забастовку на Прохоровской Трехгорной фабрике в Москве, я решил, не давая им разыграться далее, подавить в самом начале военной силой. Посему по испрошении на то разрешения е. и. в. московского ген.-губернатора я попросил временно командующего войсками Московского военного округа ген.-лейтенанта Малахова командировать на Реутовскую мануфактуру 2 сотни казаков. Казаки находились в пешем строю на стрельбе в 15 верстах от своих квартир под Москвой и потому могли прибыть на фабрику лишь около 9 час. вечера. Между тем я продолжал получать телефонные известия от находившихся на фабрике чинов прокурорского надзора, фабричной инспекции и полиции о том, что, хотя толпа временно и прекратила свои активные действия, но что настроение ее крайне тревожное и прибытие войска является все более и более желательным. Наконец, получив уведомление о выступлении сотен, я отправился сам на фабрику. Не доезжая до нее версты 1 1/2, я услышал исходившие из нее страшные крики и шум, и прибыл как раз вовремя, чтобы оградить находящихся там чинов от возобновившихся насилий толпы. Как я уже имел честь телеграфировать вашему высокопревосходительству, прибытие войска сразу прекратило буйство, и рабочие, разогнанные по своим казармам, совершенно успокоились и притихли и затем уже во все время моего там пребывания ни разу не пытались проявлять свои неудовольствия активно и насильственно. При мне лично весь беспорядок ограничился лишь несколькими брошенными в казаков камнями, никого не задевшими, кроме одной лошади (виновных в бросании этих камней заметить в толпе не удалось за наступившими сумерками). За время беспорядков, происшедших на фабрике до прибытия войска, находившимися там чинами были замечены некоторые из рабочих, отличившиеся особым буйством, и, кроме того, в числе буйствовавших оказалось несколько человек, не служащих на Реутовской фабрике, а пришедших из других фабрик. К сожалению, трое из последних с Большой Ярославской мануфактуры, замеченные в подстрекательстве, по слухам, бежали из фабрики в окружающие ее леса, заметив подходящие войска.

Дав успокоиться рабочим, ознакомившись с предъявленными ими чинам прокурорского надзора и фабричной инспекции в начале беспорядков требованиями и предметами неудовольствия и установив план предстоящих мероприятий, я на другой день в 4 часа утра начал вызывать из казарм (из каждой поочерёдно) живущих в них рабочих для словесного с ними объяснения. Всех казарм Зив каждой из них помещается по несколько сот человек обоего пола. Толпа вошла беспрекословно, по единогласно заявила о своем нежелании продолжать работу на прежних условиях. Тогда я объявил им, что они все будут рассчитаны по день забастовки, причем расчет будет производиться небольшими партиями. На это рабочие единогласно заявили, что они согласны на расчет, но при условии уплаты им не по день забастовки, а по 1-е будущего октября (срок найма) и притом, чтобы расчет произведен был не по маленьким партиям, а всём зараз. Ввиду необходимости арестовать вышеупомянутых вожаков и предстоящей рассылки на места жительства рассчитанных рабочих я счел нужным вытребовать для конвоирования их еще пехотную часть, а для оцепления казарм и устранения возможного сопротивления при установленных мною порядке и сроке расчета, а также при заарестовании подлежащих лиц — еще сотню казаков. Сотня прибыла к вечеру 7-го, а батальон в ночь на 8-ое. Расчет рабочих был назначен на 8 июня в 5 час. утра. Одумавшиеся и устрашенные прибывшим подкреплением рабочие беспрекословно вышли из казарм, дали себя разделить на небольшие партии и при расчете почти поголовно изъявили желание продолжать работу на прежних условиях.

Во время привода рабочих к расчету замеченные коноводы были заарестованы для предания судебной власти, а несколько человек, не пожелавших продолжать работы, рассчитаны по день забастовки и направлены в Московскую центральную пересыльную тюрьму для рассылки на местожительства. Лиц первой категории оказалось около 60, а второй — около 70. В числе первых оказалось: с Богородско-Глуховской мануфактуры — 2, с Ореховской фабрики Саввы Морозова (Владимирской губ.) — 2, с Переяславской мануфактуры (Владимирской губ.) — 2, с Наро-Фоминской фабрики (Верейского у.) — 1, с Даниловской мануфактуры и Измайловской мануфактуры (обе Московского у.) — по 1-му.

В 7 час. вечера 8 июня раздался призывной свисток паровой машины, караулы и пикеты от дверей казарм были сняты и рабочие, весело разговаривая, направились из казарм в фабричные корпуса и работа началась.

Обращаясь затем к причинам забастовки и беспорядков, я впредь до окончательного разъяснения таковых судебным следствием считаю долгом доложить вашему высокопревосходительству, что, как мне кажется, таких причин... две:

Первая и главная причина — это повышение платы на Большой Ярославской мануфактуре, последовавшее, как мне сообщил ст. фабричный инспектор, после произведенного на ней разгрома, каковое известие принесено было на московские фабрики тамошними рабочими и нашло себе на Реутовской мануфактуре почву, подготовленную установленною на этой фабрике задельною платою, более низкою, чем на соседних, как, например, на Балашинской мануфактуре (почти на 20%).

Другая причина — второстепенная, но, к сожалению, основательная — это ряд мелких придирок, недочета и неправильностей, допускаемых теперешним директором мануфактуры Осадчим.

Так как эти мелкие неправильности не караются фабричным уставом, а лишь судом по заявлению обиженных, то ст. фабричный инспектор Московской губ. ограничился отобранием от него строгой подписки, которою Осадчий обязуется с первого же дня возобновления работ на фабрике более не повторять допущенных неправильностей.

8 июня в ночь по возобновлении работ на Реутовской мануфактуре я, сделав распоряжение об отпуске пехоты и сотни казаков, уехал с фабрики, оставив там временно две сотни казаков в распоряжении местной полиции для поддержания восстановившегося порядка, производства ночных разъездов внутри и вокруг фабрики и проч.

И. д. губернатора вице-губернатор Баратынский .

Рабочее движение в России в XIX веке, т. 4, ч. 1, с. 63—66.

№ 4
1895 г., сентября 5. - отношение yачальника московского губернского Жандармского управления К. Ф. Шрамма И. Д. московского обер-полицеймейстера А. А. Власовскому о сходке рабочих фабрики Даниловской мануфактуры в Московском уезде

Наблюдением жандармских унтер-офицеров дополнительного штата вверенного мне управления за фабрикой Даниловской мануфактуры, находящейся в районе 5-го стана Московского уезда и губернии, смежной с г. Москвой, на коей работает до 4500 человек, установлено, что рабочие означенной фабрики ввиду усиленного за ними надзора по уезду, вследствие отобранных у них в январе и августе месяцах текущего года книжек и воззваний преступного содержания стали собираться в последнее время в Даниловской слободе г. Москвы, в саду портерной, принадлежащей Елизавете Ивановой Деренго, и в отдельных комнатах Ново-Сахаровского трактира; так, например, подобного рода сходка рабочих имела место в вышеуказанном саду 20 минувшего августа месяца.

Об изложенном имею честь сообщить вашему превосходительству на благоусмотрение.

Ген.-майор Шрамм .

Рабочее движение в России в XIX веке, т. 4, ч. 1, с. 69—70.

№ 5
1895 г., ноября 23, - Отношение и. д. ст. Фабричного инспектора Московской губернии И. А. Федорова московскому обер-полицеймейстеру А. А. Власовскому о распространении листовок и нелегальных брошюр среди рабочих фабрики т-ва Прохоровской трехгорной мануфактуры

Секретно.

Имею честь довести до сведения вашего превосходительства, что один из владельцев фабрики Т-ва Прохоровской трехгорной мануфактуры, а именно Сергей Иванович Прохоров, явившись ко мне 22 сего ноября вечером, сообщил о замечаемом в последнее время каком-то брожении среди рабочих их фабрики.

По его словам, рабочие стали собираться по временам в кучки и при приближении кого-либо из администрации быстро рассыпаются, пряча какие-то листки; недавно же смотрителями было замечено, что отработавшая свое время смена женщин вместо обычного немедленного выхода с фабрики на некоторое время позамешкалась у выхода, как будто о чем-то совещаясь.

До администрации фабрики дошли, кроме того, слухи, что между рабочими в последнее время особенно ходит по рукам какая-то брошюра под заглавием «Пять последних стачек».

Не так давно один из ткачей, Алексей Алексеев, улучив время, когда никого не было рабочих, сообщил с испуганным видом дозорному фабрики (прося не выдавать его, так как боится, что рабочие убьют), что у них между рабочими образовался какой-то комитет, в который хотят привлечь и его. По его словам, комитет этот состоит из 50 членов, между которыми большую роль играют 2 рабочих, бр. Кремневы. Руководит этим обществом будто бы какой-то студент, живущий в Кудрине. Комитет, собирая с рабочих по 20 коп., выписывает откуда-то брошюры и книжки, которые распространяет среди рабочих, и недавно даже послал с этой целью на фабрики г. Серпухова и Наро-Фоминской мануфактуры несколько человек выборных.

По сообщению рабочих, члены комитета собираются периодически для совещаний на Ваганьковском кладбище и недавно чуть было не были накрыты полицией.

По слухам и некоторым признакам, администрация фабрики предполагает во всем этом деле какую-то связь с студенческими землячествами.

Объяснивший мне все вышеозначенное С. И. Прохоров в тот же день предполагал выехать в Петербург до 26-го сего ноября, указав на заведующего ткацким отделением Сергея Константиновича Кольцова, как на знающего подробности сообщенного.

И. д. ст. фабричного инспектора Московской губ. И. Федоров .

Рабочее движение в России в XIX веке, т. 4, ч. 1, с. 70-71.

№ 6
1895 г., ноября 28 - показания члена московского «Рабочего Союза». Рабочего Ф. И. Полякова, данные им на следствии в московском губернском Жандармском управлении

Я желаю дать объяснения по всем обстоятельствам дела. Будучи начитан в области экономической литературы, я, хотя и не знаком хорошо с Марксом, но по тому, насколько его знаю, могу себя причислить по убеждениям к марксистам. Следя за разработкой рабочего вопроса по газетным сведениям, я осенью прошлого вода узнал о поданной в министерство финансов лодзинскими фабрикантами записке о сокращении рабочего дня. Ввиду того что рядом с этим вопросом представляется для рабочих не менее насущным и вопрос об организации материальной помощи рабочим, у меня возникла мысль, что и сами рабочие должны возбудить ходатайство по обоим этим вопросам. Ту же мысль я встретил и у некоторых из наиболее развитых знакомых мне рабочих, вследствие чего среди рабочих понемногу образовалось течение за то, чтобы, собрав возможно большее количество подписей, обратиться в министерство финансов или к государю императору с петицией о сокращении в законодательном порядке рабочего дня и о разрешении учредить рабочий союз, который заведовал бы материальной помощью нуждающимся рабочим и подысканием им заработка. Это движение охватило все заводы города Москвы, некоторые из ее фабрик, а также фабрики провинциальные, как, например, в Раменском, Измайлове и Орехово-Зуеве. Об этом я сужу по тем сведениям, которые имел от моих знакомых, имевших в свою очередь знакомых на других фабриках и заводах. Но затем это направление несколько видоизменилось: рядом с мыслями о легализации рабочей организации появилась мысль о самовольном учреждении рабочего союза, без предварительного его разрешения, с тем, чтобы рабочий союз был разрешен уже как совершившийся факт, после того, как он докажет и свою пользу и свою силу. Я лично, стремясь к подъему нравственного и умственного уровня рабочих, раздавал им разные книжки, причем между ними попадались и нелегальные. Последние я давал с выбором, наиболее развитым людям, и в ограниченном количестве. Нелегальные книжки мне приходилось получать от Константина Федоровича Бойе, у которого было больше, чем у меня, знакомых интеллигентов. Я из числа интеллигентов знал только Мартына Николаевича Мандельштама и Александра Васильевича Кирпичникова. С первым я познакомился осенью прошлого года через того же Бойе, а Кирпичникова я встречал только весной текущего года раза три или четыре на рабочих сходках. Весной была майская сходка между Кусковом и Вешняками, затем 28 мая на берегу реки Яузы и там же 4 июня. На майской сходке Мандельштам прочел и раздал рабочим гектографированное воззвание, озаглавленное «Воззвание на 1 мая», то самое, которое вы мне предъявляете. На следующих сходках обсуждался проект устава рабочего союза, прочитанный Мандельштамом. Кем он был выработан — не знаю. Рабочие в принципе отнеслись к этому проекту сочувственно, но не поняли отдельные параграфы устава, которые упоминали об отделениях союза, о порядке их действий и вообще касались подробностей организации и ее деятельности. На майской сходке собралось человек около трехсот, а на других двух — человек по пятидесяти. Я участвовал в приглашении рабочих на сходки, а задуманы они были тоже рабочими. Из лиц, изображенных на предъявляемых мне вами карточках, я никого не знаю и на сходках их не видал. По поводу предъявляемых мне вами документов объясняю: печатное воззвание, начинающееся словами: «Мы живем в такое время, когда мелкое хозяйство и мелкие мастерские все гибнут», мне знакомо; экземпляра два этого воззвания я дня за три до пасхи текущего года получил он Константина Бойе и передал в Раменском Семену Васильевичу Королеву. О происхождении этого воззвания я ничего не знаю. Воззвание, начинающееся словами: «Воззвание. Товарищи рабочие, наше положение с каждым годом все ухудшается», мне также знакомо. 7-го или 8-го июня текущего года Мандельштам через Федора Федоровича Бойе или сам, встретив меня у Бойе (хорошенько не помню), сказал мне, чтобы я пришел к нему на квартиру 9-го июня взять у него воззвания к рабочим, которые должны были быть к тому времени изготовлены, сохранить их до 11-го июня, а в этот день принести на назначенную между станциями Люблино и Люберцами, верстах в пяти от Николо-Угреши, рабочую сходку. 9-го июня, часов в пять или в шесть вечера, я пришел к Мандельштаму и получил от него сверток с упомянутыми воззваниями в количестве, мне думается, около трехсот экземпляров. Воззвания эти я отнес к Федору Бойе, а куда он их девал, я не знаю. 11 числа на сходку они были принесены рабочим-токарем Дмитрием Барбасоном, отечества его я не знаю. Сходка эта не состоялась, потому что многие не пришли, узнав о недавних арестах в Москве. Барбасон передал эти воззвания кому-то из рабочих, кому не знаю, а потом я слышал, что этот рабочий, боясь хранить воззвания у себя, разбросал их по дороге, возвращаясь со сходки. Записка, начинающаяся словами: «К. пораньше добудьте мне «Вар», писана мною Федору Бойе перед троицыным днем текущего года. В ней я просил Бойе достать мне брошюру «Варлен перед судом исправительной полиции», которую предполагал я отвезти в Раменское и передать кому-нибудь из рабочих, которых я почти всех знаю. Под литерами А. И. подразумевается Александр Иванович Хозецкой. Слова письма, относящиеся до его поездки в Раменское, «будут очень рады» означают, что раменские рабочие будут рады видеть Хозецкого. В фразе «кой-что из прежнего, если сможешь добыть», под словом прежнего я подразумевал, насколько могу припомнить, первое из предъявленных мне ныне вами воззваний. В фразе «штук 8—10 листков последнего выпуска» я подразумевал воззвание, данное мне Мандельштамом, думая, что экземпляры его где-нибудь еще сохранились. Ни одного из упомянутых в письме изданий Бойе добыть не удалось. На клочке желтой бумаги воззвание, начинающееся словами: «Товарищи, пора опомниться», было составлено мною в июле текущего года, а для напечатания я его передал знакомому мне рабочему-типографщику по имени Роману, по отчеству, кажется, Петров, а фамилия его мне неизвестна. Где он в то время работал, я также не знаю, а ранее он работал в типографии Пашкова. Роман должен был отпечатать это воззвание в той легальной типографии, где он в то время работал. Он мне отпечатал штук 30 этих воззваний, после чего я в июле месяце на сходке, происходившей в один из праздничных дней на Даниловском кладбище, раздал эти воззвания рабочим. Таким же способом через того же Романа мною были изданы предъявляемые мне вами стихотворение, озаглавленное «Награда», и воззвание, начинающееся словами: «Товарищи работники! За границей рабочие добились 8- или 9-часового рабочего дня». Стихотворение «Награда» написано самородком-поэтом Константином Голицыным, работающим на фабрике Викулы Морозова. Еще в 1892 году я списал это стихотворение из целой тетрадки стихотворений Голицына, данной мне одним моим знакомым, имени которого я не знаю. Предъявляемый мне вами рукописный экземпляр этого стихотворения писан мною и был передан мною Мандельштаму с просьбой издать его, так как я догадывался, что у Мандельштама есть какой-то способ воспроизводить различные вещи путем печати. Но Мандельштам никакого определенного ответа мне не дал. Отпечатанные Романом экземпляры «Награды» были частью розданы мною, Александром Кудриным и Сергеем Кузнецовым на рабочей сходке в июне месяце на Даниловском кладбище, частью отвезены мною в Раменское. Отпечатанные Романом воззвания были составлены мною в начале августа текущего года, отпечатано было экземпляров около ста, которые я и раздал рабочим на сходке, происходившей 15-го августа в местности близ Перова, под названием Ключики. Собрались мы там в количестве около 70 человек, в той части рощицы, которая ближе к проезжей дороге и расположена недалеко от водокачки. На этой сходке был также и типографщик Роман. Лица, изображенные на предъявленных мне карточках, мне не знакомы, и на сходке 15 августа я их не видал. На вопрос ваш, знал ли я, что у Мартына Мандельштама или у кого-либо из близких ему лиц имеется типографский станок и принадлежности к нему, отвечаю: об этом мне ничего известно не было, хотя, как я сказал выше, я об этом и догадывался. Поправки в настоящем протоколе сделаны моей рукой.

Федор Иванов Поляков.

На заре рабочего движения в Москве. М., 1932, с. 224—228.

№ 7
1895-1896 гг, — Из обзоров важнейших дознаний - О деятельности московского «Рабочего Союза»

С весны 1894 г. на некоторых московских фабриках и заводах было обнаружено брожение среди рабочих. Так, между прочим, владелец машиностроительного завода Вейхельт получил угрожающего характера письмо, предупреждавшее, что образ действий его может вызвать бунт рабочих. Затем были получены сведения о происходивших в рабочей среде сходках, и производившееся по этому поводу расследование постепенно выясняло, что в г. Москве образовался с целями преступной агитации среди рабочих особый, присвоивший себе название «социал-демократов», кружок, члены которого вели правильную пропаганду и агитацию среди рабочих, сплачивая рабочих в самостоятельную организацию, которая имела уже связи с иногородними рабочими центрами, и что деятельное участие в этом кружке принимал врач Сергей Мицкевич. Учрежденное за последним ввиду сего наблюдение действительно установило посещение им вместе с привлекавшимся ранее к дознанию врачом Александром Винокуровым помощника машиниста Московско-Брестской ж. д. Сергея Прокофьева и рабочих завода Вейхельта слесаря Константина Бойе и греческого подданного слесаря Андрея Карпузи, у которых он бывал как единолично, так и совместно со студентом Московского университета Дмитрием Калафати. Вместе с тем были выяснены сношения Мицкевича со студентом Московского университета Борисом Келлером, воспитанниками технического училища Александром и Владимиром Масленниковыми, инженер-технологом Алексеем Ганшиным, бывшим подпоручиком 107-го пехотного полка Евгением Спонти и известными ранее по привлечению к дознанию бывшим студентом Московского университета Иваном Денисовым и мещанином Григорием Мандельштамом.

Так как Мицкевич в сношениях своих принимал особые меры предосторожности, лишавшие возможности правильного за ним наблюдения, то 3 декабря 1894 г. у него был произведен обыск, по которому, кроме большого количества статей социал-демократического направления, оригинальных и переводных, писанных разными почерками, в том числе статей, озаглавленных «Беседы», видимо, составленных для малограмотного читателя, у него были обнаружены: копировальный аппарат мимеограф со всеми к нему принадлежностями и заготовленными для оттиска листками с текстом преступного содержания, гектографированное воззвание к рабочим завода Вейхельта¹, призывающее рабочих к единению, организовании союза и учреждению общей кассы для борьбы с фабрикантами путем стачек, и печатный листок, представляющий собою отрывок из воззвания к рабочим о поглощении крупным производством мелкого и эксплуатации труда капиталом. Воззвание это начинается словами: «Мы живем в такое время...» Наконец, у Мицкевича была найдена рукописная «программа русских социал-демократов», написанная «для интеллигенции и передовых рабочих». По обыску у Александра Винокурова оказались заметки по рабочему вопросу, а также статьи, оригинальные и переводные, тождественные с обнаруженными у Мицкевича. У Спонти найдены гектографированные издания социал-демократического характера и часть писанного рукою Спонти перевода на русский язык польской брошюры «Родовое общество».

Самое нахождение означенных вещественных доказательств и в особенности программы социал-демократов, в которой целью деятельности ставится «воздействие на рабочих на почве их мелких повседневных нужд» и постепенное их подготовление этим путем сперва «к единению для классовой борьбы, а затем — к политической и экономической революции», подтверждало уже имевшиеся сведения о существовании тайного кружка, занимающегося революционной пропагандой среди рабочих.

Ввиду сего при Московском губернском жандармском управлении было возбуждено дознание, а между тем расследование продолжалось, причем были получены указания на то, что непосредственное руководство революционной пропагандой приняли на себя названные выше Масленниковы, студенты Московского университета Петр Дурново и Александр Кирпичников, запасной унтер-офицер из московских мещан Мартын Мандельштам² и Андрей Карпузи, которые устраивают собрания рабочих и на таковых произносят речи о значении и необходимости организации «Рабочего союза», и что в то же время при участии Мицкевича, Винокуровых, Ганшина, помощника присяжного поверенного Аркадия Рязанова и крестьянки с. Кладбищ Нижегородской губ. Евдокии Петровой составляются, издаются и выпускаются в обращение среди рабочих соответственные брошюры и статьи социал-демократического характера, а также воззвания к рабочим. 1 Мая рабочие кружки праздновали в Сокольниках маевку, причем к этому времени были выпущены гектографированные воззвания, в коих выяснялось социал-демократическое значение этого дня для рабочего класса. 4 июня на собрании в Сокольниках обсуждался вопрос об организации на ст. Люблино 11 июня большой рабочей сходки с участием иногородних рабочих. К этому времени предполагалось отпечатать устав рабочей кассы и воззвание о значении «Рабочего союза».

Наблюдением за помянутыми вожаками сходок было установлено, что Карпузи принес к Кирпичникову предмет, похожий на валик, употребляемый для прокатывания на бумаге, который затем был отнесен к Дурново. 9 июня Дурново и Кирпичников, имея в руках узел в ремнях и какую-то небольшую, но тяжелую коробку, отвезли ее в с. Большие Мытищи к бр. Масленниковым. Совпадение этого перемещения с близостью сходки, на которой должна была происходить раздача воззваний, вызвало необходимость принятия мер в отношении названных лиц в предупреждение возможности сокрытия ими следов преступления. Вследствие сего в ночь на 10 июня 1895 г. были произведены обыски, коими обнаружены в с. Большие Мытищи у бр. Масленниковых разные социал-демократические сочинения и полная типография, а у Мартына Мандельштама — пять экземпляров отпечатанного шрифтом этой типографии воззвания следующего содержания: «Товарищи рабочие. Наше положение, с каждым годом...»

Затем обнаружены: у Ганшина — целый склад революционных изданий, у Дурново — брошюра «Сказка о том, как царь Ахреян ходил богу жаловаться», у Кирпичникова — печатные и рукописные социал-демократические издания, мимеограф со всеми принадлежностями, записка следующего содержания: «Не забудьте, что сегодня все должно быть устроено», и письмо за подписью «г. Яр.», в котором автор просит выслать 2 экз. брошюры «Как люди на белом свете живут», у Владимира Масленникова — им самим составленное воззвание к рабочим, у Мандельштама — разные рукописи по рабочему вопросу, в том числе рукопись, озаглавленная «Как крестьянин и кустарь в фабричного рабочего превратились». Такие же рукописи, а также разные печатные социал-демократические издания оказались у супругов Карпузи, надзирательницы детского приюта в с. Мытищах крестьянки Надежды Желваковой, дочери псаломщика Анфисы Смирновой, мещанки Леонтии Биронт и студента Московского технического училища Мовши Левита, обысканных ввиду сожительства Желваковой с Дурново и сношений ея и Левита с Масленниковыми, Смирновой с Рязановым и Биронт, как близкой подруги Желваковой. Наконец, у Владимира Масленникова оказалось письмо, подписанное «Борис Константинов» и заключающее в себе описание происходившей весною 1895 г. на Ярославской Корзинкинской фабрике стачки рабочих. Ввиду сношений с Мартыном Мандельштамом и Масленниковыми были подвергнуты также обыску окончивший курс в Московском университете Николай Чекеруль-Куш и дворянин Альфонс Козловский, но у них ничего не обнаружено. В то же время были арестованы проживавшие в г. Екатеринославе Александр Винокуров, высланный из Москвы 3 декабря 1894 г. по делу об агитации по подаче петиции, и Григорий Мандельштам, отбывавший срок гласного надзора по делу Астырева. По сличении почерков рукописей, обнаруженных по обыскам у Мицкевича и Винокурова, с почерками близко стоявших к Мицкевичу лиц, каллиграфическою экспертизою было установлено, что рукописи эти были писаны Мицкевичем, Винокуровым и его женою Пелагеею, студентами Юрьевского университета Яковом Гинсбургом и Иосифом Давыдовым, Московского университета Менделем Цейтлиным и упомянутыми выше Григорием Мандельштамом и Рязановым³.

Несмотря на произведенные обыски и аресты поименованных лиц, деятельность обнаруженного сообщества продолжала, однако, и за сим проявляться, причем подтверждались имевшиеся сведения о распространении преступной пропаганды и между иногородними рабочими центрами. Так, воззвания, тождественные с отобранными у Мартына Мандельштама, успели распространиться в значительном числе и были обнаружены 15 июня вблизи мастерских металлического завода Московского Т-ва. 13 июля такое же воззвание было найдено в г. Туле у мастерового местного оружейного завода Нарышкина. При этом расследованием было выяснено, что Нарышкину воззвание это передал служивший ранее на том же заводе рабочий Николай Блинов, последний же получил 6 экземпляров этого воззвания для распространения в г. Туле на Оружейном и Патронном заводах и в железнодорожной мастерской от конторщика Московско-Курской ж. д. Александра Косарева, который, сознаваясь в передаче воззваний тульским рабочим Блинову, а также Луневу, Михаилу Маслову и Михаилу Добрынину, показал, что сам получал их для распространения в Туле от счетоводного конторщика Московско-Курской ж. д. Александра Козлова и служащего в мастерских той же дороги Александра Гузакова. Последний показал, что воззвания эти нашел разбросанными в помянутых мастерских.

Вскоре после производства обысков 10 июня на фабрике Миттина, расположенной близ Чесменской платформы по Московско-Курской ж. д., были обнаружены те же воззвания. Два таких воззвания были отобраны у задержанного вблизи означенной фабрики мещанина Ивана Попова.

26 июня на фабрике бр. Мамонтовых⁴ в с. Раменском Бронницкого у среди рабочих появилось печатное стихотворение, под заглавием «Награда». В нем описывается жалкое положение рабочего, которое сравнивается с положением фабричного приказчика; в то время как рабочий не может рассчитывать на помощь в нужде от фабриканта и за каждую провинность подвергается штрафу, фабричные приказчики получают ежегодные награды, хотя нужды не знают. Подозрение в распространении этого стихотворения пало на бывшего рабочего той же фабрики бронницкого мещанина Федора Иванова, по прозвищу Полякова, который в течение лета 1895 г. несколько раз приезжал из Москвы в с. Раменское и заводил сношения с местными рабочими.

10 августа у дверей конторы фабрики Даниловской мануфактуры были обнаружены воззвания, тождественные с найденными у Мартына Мандельштама; отрывок воззвания, начинающегося словами: «Мы живем в такое время...», тождественного с найденным у Мицкевича, и два экземпляра воззвания, написанного на малого формата листах желтой бумаги от имени рабочих и обращенного к «Товарищам». «Пора опомниться, пора взяться за ум! Довольно кормить дармоедов-хозяев и их приспешников трудами наших рук!» Так начинается это воззвание, и засим рабочие призываются «потребовать короткого рабочего дня и лучшей заработной платы». «Возьмемся,— сказано в заключение,— за улучшение нашей жизни. Кроме нас, никто не будет хлопотать и стараться. Смело за общее дело!»

По сличении шрифта, коим отпечатано это последнее воззвание, а также воззвание, взятое у Мицкевича и начинающееся словами: «Мы живем в такое время», и приведенное выше, отобранное у Мартына Мандельштама, эксперты заключили, что все эти воззвания отпечатаны на типографском станке, обнаруженном 10 июня 1895 г. в с. Большие Мытищи.

Вместе с обнаружением означенных воззваний были получены сведения, что сходки под руководством самих рабочих продолжаются. На сходке, происходившей 15 августа в м. Ключики Московского у. под руководством помянутого Полякова, собравшимся, в числе до 70 человек, рабочим раздавалось новое воззвание, обращенное к «Товарищам работникам». В воззвании этом, начинающемся словами «За границей рабочие добились 8- или 9-часового дня», указывается, что там рабочие добились платы «втрое, вчетверо» большей, чем русские рабочие. Пища и жилища их — роскошные дворцы в сравнении с сырыми и грязными конурами русских рабочих; польские рабочие, по примеру Западной Европы, добились также 10—11-часового труда, хотя находятся под гнетом одинаковых законов. «Только у нас, говорится в воззвании, произвол капиталистов-хозяев не знает пределов; только у нас рабочие трудятся 13—16 и 18 час. в сутки; только у нас еще заставляют работать ночи и праздники. Защиты ждать не от кого. Будем соединяться, узнаем, как боролись за границей, и пойдем по их следам. Соединимся, из грошей наших устроим кассу, будем помогать пострадавшим за правое рабочее дело. Вперед товарищи! Товарищи работники всех стран, соединяйтесь!» Такое воззвание, напечатанное шрифтом, однородным со стихотворением «Награда», было доставлено 16 августа 1895 г. приставу 1-го уч. Рогожской части крестьянином Московской губ. Александром Аксеновым, служащим на шелкоткацкой фабрике Мусси, и крестьянином Федором Безруковым, служащим на такой же фабрике Баулина. Названные рабочие заявили, что 16 августа они, находясь на фабрике Баулина, пили водку в компании с рабочим этой фабрики запасным унтер-офицером Алексеем Маклаковым и крестьянином Василием Алексеевым (он же Комаров). Во время разговора неизвестно откуда упало на стол означенное воззвание и когда Аксенов хотел взять его себе, то Алексеев заметил, что на следующий день на фабрику будет привезено 1000 экз. этих воззваний.

Ввиду изложенных данных были произведены обыски как у поименованных, так и некоторых других намеченных расследованием лиц, причем обнаружены у Полякова и Прокофьева стихотворение «Награда», у козельского мещанина Александра Хозецкого печатная брошюра Женевского издания «Кто чем живет», у мещанина Сергиевского посада Давида Малинова — два гектографированных листка, представляющих собою рассказы, посвященные рабочим и озаглавленные «Столковались у фабричного инспектора» и «Разговор двух фабрикантов», каковые листки, по объяснению Малинова, были переданы ему для прочтения вскоре после пасхи слесарем завода Вейхельта Александром Богомоловым.

За исключением некоторых названных выше рабочих, прочие арестованные, обвиняемые первоначально, отрицали всякое участие в обнаруженном сообществе, по поводу же найденных по обыскам вещественных доказательств, дали частью неправдоподобные, частью уклончивые объяснения, или отказались назвать лиц, таковые им передавших. Но затем обвиняемый Александр Кирпичников, Федрр Бойе, Андрей Карпузи и отчасти Мартын Мандельштам дали откровенные показания, коими установлено, что главным агитатором среди рабочих московских фабрик и заводов в период времени с конца 1894 г., непосредственно руководившим революционной пропагандой в рабочей среде, был Мартын Мандельштам. Сторонник рабочего движения, Мандельштам, по собственному сознанию, давно задумал вести пропаганду в рабочей среде с целью развития в рабочих классового самосознания и необходимости рабочей организации. В этих видах в течение минувшей зимы он занимался лично и чрез посредство рабочих Карпузи, Константина Бойе, Александра Хозецкого и Полякова раздачей рабочим различных произведений социалистической литературы. Опасаясь, однако, что в случае ареста предпринятое им дело не осуществится, он весною 1895 г. привлек к нему Кирпичникова, бр. Масленниковых и Дурново и 30 апреля пригласил этих лиц на устроенную им близ ст. Вешняки, Московско-Казанской ж. д., рабочую сходку, на которой произнес речь о необходимости союзной организации для рабочих, рабочей кассы и библиотеки и затем роздал рабочим около 60 экз. составленного им на 1 мая воззвания, разъясняющего значение этого дня для рабочих. После этой сходки Мандельштам и Кирпичников решили образовать правильную рабочую организацию и выработали устав «Союза рабочих», коим последние приглашались к устройству касс и библиотек.

Затем в течение мая собирались несколько раз для обсуждения дальнейших действий Кирпичников, супруги Карпузи, Мартын Мандельштам, бр. Масленниковы и Дурново, сначала в Сокольниках, а затем на Воробьевых горах, и предполагали собрать рабочую сходку по поводу стачки, происходившей весною 1895 г. на Ярославской Корзинкинской фабрике. В этих видах и было прислано из Ярославля бывшим студентом Московского университета Василием Кавериным⁵ отобранное по обыску у Масленникова письмо за подписью «Борис Константинов» с описанием означенной стачки, и с этой же целью Владимир Масленников вместе с Алексеем Ганшиным ездил в Ярославль для собрания сведений на месте, причем Масленников доставил Каверину 20 экз. брошюры «Как люди на белом свете живут». 28 мая на берегу р. Яузы была созвана Мандельштамом рабочая сходка, на которую явилось до 20 человек рабочих, и на сходке этой Мандельштам прочел в первый раз проект «Устава Союза рабочих»⁶. Затем 4 июня на том же месте Мандельштам при посредстве Карпузи собрал опять сходку для обсуждения вопроса об устройстве 11 июня в местности близ Николы Угреши многолюдного собрания, на котором Мандельштам предполагал вновь прочесть тот же устав и окончательно убедить рабочих в необходимости организации. Для этой сходки и было составлено сообща Мандельштамом, Кирпичниковым, Дурново, Петровой и супругами Карпузи воззвание об организации Рабочего союза, отобранное затем у Мандельштама в количестве 5 экземпляров. Содержание его обсуждалось на собрании, происходившем 7 июня в квартире Кирпичникова, в присутствии его, супругов Карпузи, Дурново и Евдокии Петровой, а на следующий день набрано Кирпичниковым и отпечатано в количестве 400 экземпляров в квартире Дурново сим последним, Петровой и Мандельштамом, который 9 июня передал таковые Полякову, с тем чтобы последний доставил их на предполагавшуюся 11 июня сходку. После этого 9 июня Кирпичников и Дурново перевезли типографию в с. Большие Мытищи, где и оставили у Масленниковых. Вышеприведенная отобранная у Кирпичникова записка: «Не забудьте, что сегодня все надо устроить» — была написана Дурново по поводу перевозки означенной типографии. Относительно самой типографии Мандельштам объяснил, что приобрел таковую в Риге, куда с этой целью ездил в августе 1894 г. Прожив там трое суток без прописки, он чрез посредство одного маклера, фамилии которого не помнит, заказал типографский станок, не объясняя цели заказа, затем купил 2 каучуковых валика и у разных рабочих, служивших в типографии, приобрел шрифт; последний, а также валики, он привез в Москву лично, станок же ему выслал маклер. После сего все типографские принадлежности он перевез в Клинический городок, в помещение опытной городской станции канализационных работ, куда ходил на дежурство, преимущественно в вечернее время, и спрятал их в полузасыпанный канализационный колодезь, выход которого был в будке, обнесенной забором, ключи же от калитки забора и от будки находились у него, как у дежурного. Приходя на дежурство и оставаясь всегда один, он отпечатал на этом станке воззвание на 1 мая и воззвание, найденное по обыску у Мицкевича, начинающееся словами «Мы живем в такое время...». Окончив в феврале 1895 г. работы на опытной станции, он по частям перенес типографию за Девичий монастырь и зарыл ее на берегу Москвы-реки, в начале июня перенес ее к себе, и, наконец, к Дурново.

Кроме сходок, преступная пропаганда велась путем отдельных свиданий с рабочими, на которые являлись Винокуров, Мицкевич и Спонти, бывший студент Московского Технического училища Евгений Лакур и Левит, а также путем распространения среди рабочих приведенных воззваний и социал-демократических сочинений, из коих некоторые были составлены специально для этой цели, между прочим. Мартыном Мандельштамом. Таковые статьи «Как крестьянин и кустарь в фабричного рабочего превратились», «Кое-что о женщине-работнице», «Много ли мы зарабатываем» и «Много ли мы живем» и т. п. Впоследствии предполагалось составить ряд таких статей и список таковых был обнаружен при обыске у Кирпичникова. Кроме оригинальных, составлялись, как изложено выше, статьи переводные Григорием Мандельштамом, помянутым Спонти, супругами Винокуровыми, Аркадием Рязановым, Смирновой. Далее подпольные издания воспроизводились, в чем участвовали и сознались Пелагея Карпузи дочь подъесаула Мария Горбачева и крестьянин Дмитрий Буканов, переписавшие: Горбачева для Кирпичникова — экземпляр программы русских социал-демократов и Буканов — для Мицкевича часть той же программы. Для издания этих сочинений, кроме типографии, имелись мимеографы, которые хранились у Мицкевича и супругов Карпузи, самые же издания передавались на хранение Масленниковыми, Мартыном Мандельштамом и Мицкевичем обвиняемым Биронт, Желваковой, Смирновой, Пелагее Карпузи и Ивану Денисову. При этом квартира Рязанова являлась, по-видимому, местом, из которого такие издания расходились. Он, по показанию Кирпичникова, передал последнему программу социал-демократов; отобранная у Мандельштама рукопись социал-демократического характера «Кустарная промышленность в Германии» была взята Мандельштамом у Рязанова.

Ближайшими пособниками поименованных руководителей являлись, по данным дознания, рабочие козельский мещанин Константин Бойе, Андрей Карпузи, Федор Поляков, Василий Ананьев, Александр Хозецкий и Михаил Петров. Наибольшую деятельность в кружке проявляли первые трое. Константин Бойе свел рабочего Карпузи с Мицкевичем и Мандельштамом, которые и стали навещать его; через посредство Константина Бойе Мицкевич и Мандельштам распространяли преступные издания в рабочей среде. В квартире Константина Бойе происходили сходки, на которых читались рабочим вышеупомянутые «Беседы», и на эти сходки собирались рабочие с тех заводов, где работали Хозецкий, Бойе и Поляков. Карпузи, по собственному сознанию, составил владельцу завода Вейхельту угрожающее письмо, которое и было отправлено по назначению. Затем он снабжал по указанию Мандельштама революционными изданиями рабочего Дмитрия Колчина, по прозванию Барбасон, и водил его на сходки; ему же Карпузи передал хранившийся у жены его мимеограф, который Колчин доставил затем Кирпичникову. Наконец, Поляков не только распространял преступные сочинения, снабдив, между прочим, рабочего Федора Бойе воззваниями на 1 Мая, а также воззваниями об организации Рабочего союза, но и издавал таковые. Так, стихотворение «Награда» и воззвание к рабочим, обнаруженное на Даниловской мануфактуре, были отпечатаны по его инициативе. Происходившими после арестов названных вожаков пропаганды в течение июня, июля и августа на Даниловском кладбище и в Ключиках сходками руководил Поляков, проповедуя необходимость борьбы против правительства, поддерживающего капиталистов. Признавая себя также марксистом по убеждениям и сознаваясь в привлечении рабочих на сходки, раздаче рабочим нелегальных сочинений, которые в свою очередь он получал от Константина Бойе, Поляков объяснил, что лично составлял некоторые из приведенных воззваний и, печатая их, распространял затем в рабочей среде. Таким образом, воззвание «Мы живем в такое время» было передано им для распространения Колчину и проживающему в с. Раменском Семену Королеву, стихотворение «Награда» по его подстрекательству распространялось на сходках на Даниловском кладбище в июле 1895 г. рабочими Александром Кудриным и Сергеем Кузнецовым; воззвания а) начинающееся словами «Товарищи, пора опомниться», б) «Товарищи работники! Заграничные рабочие добились 8—9 час. дня», а также стихотворение «Награда» составлены им и отпечатаны по его инициативе. Получив от Мартына Мандельштама отпечатанные 7 июня воззвания об организации Рабочего союза, он передал их для доставления на сходку 11 июня рабочему Колчину, который ввиду неудавшейся сходки по случаю произведенных накануне арестов разбросал эти воззвания по пути, возвращаясь от Николы Угреши. С целью печатания составляемых им воззваний Поляков, как выяснено дознанием, познакомился с наборщиком типографии Романом Наумовым и, проводя в беседах с ним социально-революционные идеи, успел склонить Наумова к печатанию преступных сочинений. Так, из показания сего последнего выяснено, что недели через полторы после того, как Поляков познакомился с ним, он обратился к нему с просьбою отпечатать стихотворение «Награда», поясняя, что это необходимо для раздачи рабочим на сходке. Наумов работал в это время в типографии Пашкова, где и отпечатал 60 экземпляров этого стихотворения, которые были розданы Поляковым на сходках на Даниловском кладбище в июне и июле 1895 г. и в местности Ключики; затем Поляков передал Наумову еще 2 воззвания: «Товарищи, пора опомниться» и «Товарищи работники! За границею рабочие добились 8- и 9-час. дня»,— и Наумов отпечатал 40 экземпляров первого и 200 второго, присутствуя же затем на сходках в поименованных местностях, видел, как Поляков раздавал рабочим и эти воззвания. Наконец, в ноябре 1895 г., уже после ареста Полякова, по просьбе одного рабочего Наумов отпечатал, в типографии Янкевича еще одно воззвание, оканчивавшееся словами «Рабочие всех стран, соединяйтесь», в количестве 200 экз. Воззвания эти действительно были обнаружены 28 ноября 1895 г. в районе 2-го уч. Лефортовской части г. Москвы расклеенными на заборах и домах с приглашением рабочих сплотиться, чтобы требовать сокращения рабочего дня.

Ввиду изложенного как Наумов, так и все поименованные лица привлечены к дознанию в качестве обвиняемых.

Рабочее движение в России в XIX веке, т. 4, ч. 1, с. 90—101.

№ 8
1896 г., марта 12, - Докладная записка и. д. Московского обер-полицеймейстера Д. Ф. Трепова московскому генерал-губернатору вел. кн. Сергею Александровичу о разрешении немедленной высылки этапным порядком рабочих, рассчитанных с предприятий за предъявление требований к администрации

За последнее время на московских фабриках и заводах замечается частое повторение случаев заявления неудовольствия со стороны рабочих на своих хозяев, к которым предъявляются неосновательные разного рода требования, как-то: об увеличении платы, уменьшении рабочего дня и т. п. Такие претензии являются результатом подстрекательства к стачкам со стороны неблагонадежного элемента и по рассмотрении фабричной инспекцией, как неосновательные, оставляются без последствий, а недовольные рабочие получают свои расчеты и удаляются с фабрик и заводов. Рабочие эти, оставаясь без занятий, начинают бродить с фабрики на фабрику, с завода на завод, распространяя нелепые слухи и подстрекая работающих к забастовкам и с их стороны.

Донося об изложенном, имею честь почтительнейше ходатайствовать пред в. и. в. о разрешении мне удаляемых с фабрик и заводов рабочих упомянутой категории без всяких замедлений высылать этапным порядком на родину.

И. д. обер-полицеймейстера Трепов.

Рабочее движение в России в XIX веке, т. 4, ч. 1, с. 343.

№ 9
1896 г., июля 25 — письмо товарища министра финансов А. П. Иващенкова товарищу министра внутренних дел Н. А. Неклюдову о распространении листовок московского «Рабочего Союза» среди рабочих г. Москвы

Секретно.

Милостивый государь Николай Андрианович!

По дошедшим в Министерство финансов сведениям, на московских фабриках распространяются прокламации, приглашающие местных рабочих забастовать по примеру петербургских.

По поводу сего было немедленно предложено ст. фабричному инспектору Московской губ. обратить особое внимание на вышеуказанное явление и постоянно доносить о состоянии умов рабочих на фабриках названной губернии.

Ныне ст. фабричный инспектор Московской губ. представляет, что распространение прокламаций на фабриках Московской губ. (почти исключительно г. Москвы) за последнее время усиливается, причем самый характер их стал более резкий и вызывающий.

В некоторых случаях таковые прокламации адресуются специально к рабочим той или другой фабрики, приноравливаясь к местным недоразумениям и случайностям.

Среди общей массы рабочих особенного возбуждения незаметно, но на некоторых фабриках наблюдаются отдельные кучки рабочих, видимо заинтересованных содержанием прокламаций и обсуждающих сделанные в них указания и приглашения.

Отдельные указания прокламаций, касающиеся частных недоразумений и неправильностей, чинами инспекции в каждом отдельном случае негласно расследуются и таким же порядком по мере возможности устраняются.

О вышеизложенном долгом считаю довести до сведения вашего превосходительства.

Примите, милостивый государь, уверение в совершенном почтении и искреннейшей преданности.

А. Иващенков.

Резолюция вице-директора Департамента полиции С. Э. Зволянского: Спросить Москву, были ли на это какие-либо указания после ликвидации «Рабочего союза». 29/VII.

Помета: Сведения получены и доложены⁷... 2 отделение, чтобы сообщили, кто именно агитирует и что было бы желательно взять и этих. Исполнение прошу показать.

Рабочее движение в России в XIX веке, т. 4, ч. 1, с. 358—359.

№ 10
1897 г., сентября 9, - из заключения прокурора московской судебной палаты Н. П. Посникова о результатах дознания по делу о деятельности московского «Рабочего Союза» во второй половине 1896 г.

Секретно.

Арестантское.

Вследствие сообщения и. д. московского обер-полицеймейстера от 5 декабря 1896 г. за № 13393⁸ при Московском губернском жандармском управлении было произведено в порядке 1035 ст. Уст. угол. суд. дознание о «Рабочем союзе», по которому деятельность лиц, составляющих это противозаконное сообщество и к нему прикосновенных, выяснилась в следующих основных чертах.

Летом⁹ 1896 г., после того как был ликвидирован московский «Рабочий союз», на смену его выступила небольшая группа лиц, поставивших себе задачей социал-демократическую пропаганду в среде рабочего населения Москвы. Зерно нового «Рабочего союза» составили: лекарь Александр Николаев Орлов, кандидат математических наук Леонид Петров Радин, студенты императорского Московского университета медицинского факультета Николай Алексеев Корчагин и Матвей Иванов Семенов, окончивший курс юридических наук в том же университете Сергей Михайлов Синицын и домашняя наставница Лидия Константиновна Калачевская, во время производства дознания сочетавшаяся браком с врачом Орловым.

Все эти лица, отправляясь от литературного учения экономического материализма, каждый самостоятельно пришли, как сами о том свидетельствуют, к необходимости поднять умственный уровень рабочего населения, ввести его в круг идей, определяющих положение его, как рабочего «класса», и помочь ему в мирной борьбе с эксплуататорами-капиталистами.

Случайными обстоятельствами, скрепившими нелегальный союз этих людей, было сожительство Орлова с Калачевской и давнее знакомство его с Семеновым, а также совместное житье на одной квартире Корчагина и Синицына. Что касается Радина, то он, как специалист-химик, и притом способный и трудолюбивый, сосредоточил свое внимание на усовершенствовании изобретенного Эдисоном мимеографа и на применении этого прибора с целью печатания нелегальной литературы. В первоначальных опытах этого способа воспроизведения деятельным сотрудником Радина явился Корчагин. Но оба они поспешили оставить опыты и перейти к делу печатания, как скоро назрела, по мнению Корчагина, необходимость стать на место выбывших из строя членов московского «Рабочего союза». На этой именно почве практики социал-демократического движения все названные лица и сгруппировались вокруг Орлова — убежденного и неутомимого пропагандиста.

Средствами для пропаганды послужили: а) издание при помощи мимеографа оригинальных произведений и воззваний социал-демократического направления от «Рабочего союза», а также переводных сочинений социально-революционного характера и распространение этой литературы между интеллигенцией и рабочими, б) приобретение из-за границы и распространение нелегальных книг и в) личная пропаганда через посещение рабочих членами «Союза» и собеседование с ними в направлении исключительно социал-демократическом без отношения к вопросам государственного строя.

Наиболее наглядным признаком организации, придающей кружку названных лиц характер противозаконного сообщества, является разделение труда между его членами, Радин занят исключительно постановкою печатания, приобретения необходимых для того материалов и наблюдением за самою работою. В этом помогает ему отчасти Корчагин; но последний занят преимущественно редакцией воззваний и выбором с общего одобрения нелегальных произведений для перепечатки. Семенов служит посредником между членами «Рабочего союза» и лицами, занимавшимися печатанием за плату или по знакомству. Орлов преимущественно посвящает себя личной пропаганде, постепенно расширяя круг знакомства между рабочими и вводя в него Корчагина и Синицына, которые продолжают начатое Орловым. Синицын заботится о доставке из-за границы и получает транспорт нелегальной литературы, часть которой пошла для надобностей кружка. Что же касается Калачевской (Орловой), то ее роль заключалась в содержании квартиры, где был устроен небольшой склад предметов, необходимых для печатания. Эта квартира была расположена в глухом переулке, снабжена входами с трех сторон и по внутреннему устройству разделялась на две изолированные половины. Сюда почти ежедневно поутру приходили один за другим Орлов, Радин, Семенов и Корчагин, виделись, сообщались друг с другом по поводу общего дела «Рабочего союза», брали то или другое, нужное для печатания, и оставляли принесенное с собою для передачи друг другу. Здесь же хранилась довольно значительная библиотека, принадлежавшая Орлову и составленная из нелегальных произведений печатных, гектографированных и рукописных, преимущественно по рабочему вопросу. Этими книгами пользовались члены кружка и другие близкие Орлову и Калачевской лица.

Печатание при посредстве мимеографа производилось одновременно в трех местах. В начале августа 1896 г. Синицын пригласил своего знакомого рабочего Тимофея Федорова Орлова снять удобное помещение и за плату работать на мимеографе. Этому научил Тимофея Орлова Радин, принесший Орлову мимеограф, наблюдавший в течение месяца за работою Орлова и снабжавший его всем, что требовалось для печатания. Впоследствии Радина заменил Семенов. В половине сентября месяца того же года, также по рекомендации Синицына Радин устроил печатание на мимеографе при участии студентов Михайла Андреева Горюшина и Александра Петрова Сеславинского, которые взялись за это дело отчасти из любопытства, отчасти по нужде за известное вознаграждение. Как только дело было поставлено, Семенов заменил Радина в сношениях и с этими печатниками. Наконец, в половине октября Орлов уговорил своего знакомого студента Университета Евгения Владимирова Полянского заняться работою на мимеографе, который со всем, что необходимо было для печатания, был доставлен Полянскому Семеновым. Во всех этих трех местах работа производилась до 11 ноября, когда все названные лица были арестованы. Для воспроизведения при помощи мимеографа необходимо сначала изготовить так называемые трафаретки, т. е. пробить пишущей машиной на парафинированной бумаге текст, подлежащий воспроизведению. Эту работу исполняла безвозмездно по отношению к большинству изданий «Рабочего союза» знакомая Семенову домашняя учительница Варвара Константиновна Лукьянчикова.

Первым по времени появления изданием «Рабочего союза» была брошюра «Стачка рабочих на Московско-Курской ж. д.», представляющая описание этого незначительного инцидента, происшедшего 2 июля 1896 г. и окончившегося удовлетворением всех требований рабочих. За нею следовали выпущенные в сентябре того же года две брошюры. Первая из них носит заглавие «Касса, для чего она нужна рабочим и как ее устроить». В этом издании ссылкой на пример западноевропейских товарищей доказывается необходимость русским рабочим для успеха в борьбе с фабрикантами строить боевую нелегальную кассу, которая послужит для поддержки забастовщиков, для помощи заключенным товарищам и для приобретения нелегальной литературы. Следующая брошюра озаглавлена «Отчет делегатов русской социал-демократии, читанный на Международном социал-демократическом конгрессе в Лондоне в 1896 г.». В ней описываются успехи рабочего движения в России за последнее время и выражено суждение о том, «что русский абсолютизм» стоит на страже интересов предпринимателей. Дознанием не был обнаружен автор первой из упомянутых брошюр. «Касса» была перепечатана с гектографированного нелегального сочинения, а «Отчет» представляет перевод с немецкого, взятый в рукописи по обыску у Корчагина.

14 октября 1896 г. кружком было воспроизведено и распространено воззвание, составленное лекарем Орловым и обращенное «Ко всем московским рабочим». В нем перечисляются случаи столкновений, имевших место в последнее время между представителями труда и капитала в разных городах, и в частности в Костроме на фабрике Зотовых, столкновений, окончившихся повсеместно торжеством трудящихся масс, а в заключение сказано: «Мы должны гордиться и радоваться этому; в нашем сознании противоположности классовых интересов, в нашей борьбе с ненасытными эксплуататорами заключается вся наша сила, в ней залог нашего освобождения от ненавистного ига капитала. Будем же откликаться посильной помощью на всякую попытку рабочих других заводов. Их интересы — наши интересы, и каждая их победа ведет к победе всего русского пролетариата».

3 ноября того же года ввиду слухов о возникшем брожении в среде учащейся молодежи Центральный комитет «Рабочего союза» обратился к московским студентам с прокламацией, убеждая их бросить бесцельную борьбу на академической почве и посвятить свои силы рабочему делу. Касаясь причин студенческих волнений, составители воззвания упоминают, что «правительство с воцарения Александра III вплоть до настоящего времени систематически душит все живое и мыслящее в России, уничтожает всякую тень проявления свободы с чьей бы то ни было стороны». Это воззвание было распространено в Московском университете и вызвало даже гектографированный ответ «нескольких лиц, участвующих в студенческой организации» в сочувственном тоне.

Последнее воззвание «Рабочего союза» появилось 4 ноября, за неделю до ликвидации кружка. Оно обращено ко всем рабочим завода Дангауэр в Москве и заключает в себе совет предъявить хозяевам ряд требований и в случае неисполнения их не выходить на работу. Главное из этих требований — сокращение рабочего дня до 10 час. с перерывом на 1 час для обеда. Прокламация была распространена, но никаких практических последствий не имела.

Этими нелегальными произведениями ограничилась самостоятельная издательская деятельность кружка; но, кроме того, им предпринята была перепечатка на мимеографе двух заграничных подпольных сочинений: «Манифеста коммунистической партии» Маркса — Энгельса и биографического очерка «Фридрих Энгельс». Однако ни та, ни другая работа не была окончена вследствие ареста Тимофея Орлова и Полянского. По обыскам у этих лиц, кроме мимеографов со всеми к ним принадлежностями, были найдены неоконченные печатанием вышеназванные два издания. Равным образом и у Семенова был отобран мимеограф, бывший уже в употреблении. У Корчагина оказались разные принадлежности, необходимые для того же способа печатания и употреблявшиеся им при первоначальных опытах тиснения, а у Калачевской — мимеограф, не бывший еще в деле, и другие относящиеся к нему материалы.

Все вышеупомянутые издания «Рабочего союза» и предметы, до тиснения относящиеся, были при дознании предъявлены сведующему лицу — представителю торгового дома «Ж. Блок» в Москве, который признал в данном случае вполне целесообразное и успешное применение прибора Эдисона как средства воспроизведения...¹⁰

Не довольствуясь распространением перечисленных собственных изданий, кружок озаботился приобретением из-за границы значительного количества нелегальной литературы. Синицын выписал ее чрез некоего Бонч-Бруевича из Цюриха в Любек, где транспорт книг около 2 пудов был сложен у жителя г. Любека Манна. Отсюда груз был взят служащим на германском торговом судне Штрангманом и перевезен в Либаву, где его получил некто Пуце, привезший затем транспорт в Москву. Это предприятие осуществилось вследствие участия в нем студента Московского университета юридического факультета латыша Эрнеста Христофорова Ролау. По просьбе Синицына, Ролау уговорил Пуце, с которым был раньше знаком, взять на себя доставку тюка с литературою и дал Пуце свой адрес в Москве, на Арбате, в доме Кожина, в квартире чухонки Ратнек. 11 октября, когда Пуце с транспортом прибыл по этому адресу, Ролау жил уже в другом месте, но продолжал столоваться у Ратнек. Сюда, по извещению Ролау, прибыл Синицын в сопровождении Корчагина. Они поделили привезенное Пуце на две части и унесли. (Пуце за участие в этом деле и за принадлежность к противозаконному кружку привлечен в качестве обвиняемого к дознанию, производимому при Курляндском губернском жандармском управлении...)

Вся описанная деятельность членов «Рабочего союза» была направлена к пропаганде в массе фабричного населения. Этой отрасли посвятил себя всецело лекарь Орлов; менее его работал в том же направлении Корчагин и еще менее нетерпеливый и неустойчивый Синицын. Данные, обнаруженные в этом отношении агентурным наблюдением и в большинстве подтвержденные формальным дознанием, указывают на то, что пропаганда в краткий четырехмесячный период времени захватила до тридцати рабочих, из которых около 10 человек были заняты в мастерских императорского Московского технического училища и железных дорог Брестской и Московско-Казанской, остальные же работали на восьми частных заводах. Обыкновенно Орлов завязывал знакомство с двумя-тремя лицами в трактире или пивной, узнавал, к кому из них удобнее приходить на квартиру, и затем этих лиц обходил более или менее регулярно и часто. Он по преимуществу вел устные беседы с своими знакомыми, расспрашивая их о будничных интересах их трудового существования и постоянно внушая им по каждому поводу пользу совместного действия (солидарности) и необходимость упорной борьбы с хозяевами.

Связи Корчагина в том же кругу были приобретены чрез Орлова и рабочего Якова Ларионова, причем Корчагин предпочитал объяснительное чтение для рабочих, избирая притом подчас, по собственному признанию, материал, плохо усвояемый слушателями («Манифест коммунистической партии»).

Сношения с рабочими Синицына носили, по-видимому, случайный и отрывочный характер. При посещениях рабочих названные лица снабжали их подпольной заграничной литературой; однако, по данным дознания, представляется несомненным, что присущая трудящемуся населению любознательность не могла быть удовлетворена чтением таких книг, вследствие чего пропагандистам поневоле приходилось носить своим знакомым рабочим сочинения беллетристического, описательного и исторического содержания.

Дознанием не было установлено ни одного случая, где противозаконная деятельность «Рабочего союза» вызвала бы к жизни действительное столкновение на почве отношений труда и капитала. Кружку не удалось также сделать что-либо существенное для организации «Рабочего союза» или каких-либо вспомогательных к нему учреждений вроде кассы.

В этом отношении заслуживает упоминания разве попытка взаимного ознакомления рабочих разных заводов и фабрик, предпринятая А. Орловым и Корчагиным. 10 ноября вечером на Хапиловской улице в комнате студента Технического училища Александра Романова Бриллинга по приглашению Орлова собралось около 10 человек рабочих, в числе которых были из привлеченных к настоящему дознанию слесари Александров Михайлов Богомолов и Капитон Максимов Сухов. Общий разговор в этом собрании завязался нелегко и коснулся выбора книг для чтения. Через несколько часов устроители и некоторые из участников сходки были арестованы.

В заключение этого общего очерка необходимо упомянуть о скудости средств, которыми располагал кружок. В числе лиц, его составляющих, нет ни одного, материальное положение которого могло бы считаться удовлетворительным. Известно только, что Корчагин, Радин и Синицын вложили в дело сумму, едва ли превышающую 500 руб. из собственных средств и занятых денег¹¹...

Прокурор Палаты Посников.

Рабочее движение в России в XIX веке, т. 4, ч. 1, с. 389—396.

№ 11
1897 г. - Из обзора важнейших дознаний — О революционной деятельности московского «Рабочего Союза»1896 г.

1) В г. Москве еще весной 1895 г., под влиянием преступной агитации впоследствии арестованных врача Сергея Мицкевича¹² и студента Московского университета Мартына Мандельштама, некоторые рабочие стали сами вести противоправительственную пропаганду среди своих товарищей. Из числа таких рабочих сознательным и решительным отношением к делу выделялись мещанин Федор Поляков и крестьянин Дмитрий Колчин. Поляков с своей стороны привлек к агитации крестьянина Романа Наумова, дело о котором, за окончанием дознания о кружке Мицкевича, выделено в особое производство. Последним выяснена прикосновенность к кружку новых лиц из рабочей среды, а именно крестьян: Федора Киселева, Ивана Горбунова, Ивана Царева, Павла Чернова, Василия Никитина, Петра Гончарова, Андрея Маклакова, Ивана Пыльцева и мещан Федора Игнатьева и Александра Кудрина.

Названные лица, работавшие на разных фабриках и заводах Москвы, участвовали в сходках под Даниловым монастырем и в Ключиках, причем Киселев, Кудрин, Чернов, Горбунов, Царев и Никитин, не ограничиваясь посещением сходок, вели знакомство с некоторыми из непосредственных руководителей агитации. Из них Кудрин оказывал содействие Полякову и Наумову при распространении среди рабочих возмутительных воззваний. Чернов передавал Наумову социал-демократические издания. Никитин и Царев привлекали рабочих на сходки и вели беседы с товарищами о способах борьбы против капиталистов. Наконец, Киселев, состоявший ткачом на фабрике Т-ва Белова в Москве доставлял на завод и отдельным рабочим прокламации московского «Рабочего союза».

Затем был обнаружен тайный кружок среди студентов Московского технического училища. Еще осенью 1896 г. имелись агентурные указания, что по инициативе окончившего курс названного училища Николая Башкова образовался социал-демократический кружок, в состав которого вошли студенты училища: Илья Бабаджан, Вацлав Воровский, окончивший курс того же училища Владимир Хатунцев, сын чиновника Николай Малинин и некоторые другие лица.

Вследствие сего в течение апреля и мая 1897 г. у намеченных розысками лиц были произведены обыски, по которым обнаружены в квартире Каммера, в Москве, главным образом, его ученика, потомственного почетного гражданина Бориса Арманда в с. Пушкине: 1) аппараты для печатания, а именно: 4 мимеографа, из них на двух оказались следы производившихся работ; машина Ремингтона; два гектографа и большое количество трафареток, изготовленных для воспроизведения на мимеографе следующих изданий: «Как министр заботится о рабочих», воззвание Центрального комитета «Рабочего союза» к московскому студенчеству от 3 ноября 1896 г., воззвание «Рабочего союза» по поводу ноябрьских арестов в Москве от 14 ноября 1896 г., «Развитие научного социализма» Энгельса, «В защиту правды» — речь Либкнехта; 2) издания, только что воспроизведенные на этих аппаратах полностью или в части, или заготовленные к печатанию брошюры: «Хитрая механика», «Кто чем живет», «Голос за русский народ», «Первые шаги молодого монарха», 174 экз. отчета денежных сумм «Рабочего союза» от 15 октября 1896 г., более 200 экз. трех первых страниц брошюры «Развитие научного социализма» Энгельса, около 200 экз. примечания и несколько первых страниц брошюры Плеханова «Чего хотят социал-демократы», 7 экз. сброшюрованных и около 40 несброшюрованных, статьи Геда «Коллективизм», введение и 8 страниц брошюры К. Маркса «Наемный труд и капитал» и предисловие и первые 13 страниц издания «Рабочего союза», «Манифест коммунистической партии»; воззвания: рабочим завода Гужона, к московским студентам, к московскому студенчеству, к дню празднования двадцатипятилетия Парижской коммуны. Кроме того, при означенном обыске обнаружены некоторые упомянутые воззвания в рукописях, а также целый склад изданных в разное время печатных сочинений социал-демократических, народовольческих и польской социалистической партии. Все вышеприведенные воззвания значатся изданными от имени «Рабочего союза» или Центрального комитета «Рабочего союза», за исключением прокламации от 6 марта 1896 г. о праздновании 25-летия Парижской коммуны, которая подписана «Сознательные московские рабочие». В воззвании к рабочим завода Гужона эти последние призываются, по примеру петербургских товарищей, обсудить свое положение и дружно потребовать себе облегчения, «все за каждого и каждый за всех». В воззваниях от 3 ноября 1896 г. к московским студентам и к московскому студенчеству Центральный комитет «Рабочего союза» приглашает студентов ввиду плачевных результатов последних студенческих беспорядков, примкнуть к существующим революционным партиям для борьбы с общим врагом — царским правительством. В воззвании от 14 ноября 1896 г. указывается, что ближайшая цель «Рабочего союза» — уничтожить правительство, что оно напугано рядом стачек и что посему необходимо теперь же настаивать на возможно скором издании закона о сокращении рабочего дня и добиваться государственного страхования рабочих, права стачек и союзов. Затем у Малинина оказались: скоропишущая машина и валик для накатывания краски, а также разные революционные издания, у Арманда же найден рецепт для изготовления гектографа. По обыску у других лиц обнаружены: у Хатунцева — печатные прокламации «К нашим товарищам в России» (перевод с английского), а также рукописи некоторых вышеозначенных отгектографированных уже сочинений, заготовленные, по-видимому, для печатания, списки рабочих, привлекавшихся в последнее время в Москве по политическим дознаниям, списки нелегальных изданий, писанные студентом Московского технического училища Александром Бриллингом; у Воровского — большое количество рукописей революционного содержания, преимущественно на польском языке, о деятельности тайных сообществ в Привислинском крае. Наконец, преступные издания найдены у домашней учительницы Валерии Урбанович и рабочего Василия Романова.

Произведенным по этому поводу дознанием установлено, что обнаруженный в г. Москве новый кружок «Рабочего союза» был преемственно организован вслед за арестами врача Орлова, Озерова, Манакова, Рума, Николая Величкина, Батурина, Чичкина и других, являясь непосредственным продолжением деятельности этих лиц. Еще находясь на свободе, Величкин и Рум, по словам Хатунцева, склоняли последнего к агитационной деятельности среди рабочих и познакомили с рабочим Николаем Трусовым, дважды привлекавшимся уже к дознаниям за участие в преступной пропаганде. Трусов свел Хатунцева с рабочими: Николаем Ивановым, Василием Романовым, Иваном Ивановым и др., и Хатунцев под вымышленными именами «Степана Степановича» и «Александра Александровича» стал посещать этих рабочих и вести с ними беседы об увеличении заработка,сокращении рабочего дня, рекомендуя для того устройство кассы и стачек. Так начала постепенно вновь распространяться среди рабочих преступная пропаганда и стал формироваться тайный кружок. Сознавая, что одни устные беседы далеко не достаточны для успеха этого дела, Хатунцев раздавал рабочим разные нелегальные издания и сочинения, не запрещенные, но подобранные в известном направлении, получая всю эту литературу от Бабаджана и Башкова, которые совместно с Воровским, Каммером и студентом технического училища Демидом Карагодиным занялись в то же время приобретением и воспроизведением соответствующих целям кружка подпольных сочинений. Уже в начале осени 1896 г. Вашков и Бабаджан стали доставлять в квартиру Малинина на хранение свертки нелегальной литературы; в сентябре того же года Воровский доставил к Малинину транспорт с заграничными революционными сочинениями, уложенными в пачках. Затем в марте 1897 г. Бабаджан принес в квартиру Малинина печатную машину системы Меррит, небольшой мимеограф и портфель покончившего тогда жизнь самоубийством товарища его по училищу Николая Рыкачева с разными нелегальными изданиями, тетрадями и рукописями. В то же время Каммер, с лета 1896 г. проживавший в с. Пушкино в семействе Арманд в качестве репетитора Бориса Арманда, вел с ним беседы о рабочем движении в России, о средствах поднять это движение, а осенью 1896 г. сообщил, что примкнул к кружку, составившемуся из студентов и занимающемуся распространением нелегальной литературы и пропагандой среди рабочих. В начале 1897 г. Каммер обратился к Арманду с просьбой разрешить перевезти в Пушкино и спрятать в его комнате разные нелегальные вещи кружка, доставленные ему частью Бабаджаном и Башковым, частью же переданные Чичкиным и Батуриным, и, получив согласие, в разное время доставил к Арманду пишущие машины и прочее революционное имущество, обнаруженное по обыску. Из этих складов нелегальные издания по мере надобности брали Бабаджан, Вашков и Каммер, передавая, как изложено выше, Хатунцеву и сами распространяли их среди знакомых; передачею таковых занимался и Малинин, снабдив этими сочинениями Валерию Урбанович. Вместе с тем на упомянутых машинах и других аппаратах Вашков, Бабаджан, Каммер, Воровский и Карагодин воспроизводили приведенные выше преступные сочинения, причем Вашков руководил действиями других. В работе этой принимал участие Арманд, исправлявший по поручению Каммера неясный текст приготовленный для отпечатания на гектографе запрещенной статьи Геда «Коллективизм». В марте 1897 г. Вашков передал Хатунцеву вышеупомянутый отобранный по обыску список рабочих вместе с 75 руб. для раздачи рабочим. Хатунцев приступил к собранию сведений об этих рабочих, он же составил и приведенный выше проект воззвания от 26 февраля 1897 г. к рабочим завода Краснова. По объяснению Воровского, за транспортом заграничной литературы он выезжал на одну из ближайших станций Московско-Брестской ж. д. и получил таковой в одном из вагонов поезда от неизвестного ему лица, которое узнал по описанным ранее приметам¹³...

Рабочее движение в России в XIX веке, т. 4, ч. 1, с. 654—658.

№ 12
1899 г., февраля 5. - Справка департамента полиции о революционной деятельности И. Ф. Дубровинского в московском «Рабочем Союзе» в 1897 г

.

Дубровинский Иосиф Федоров, курский мещанин, привлечен к дознанию по делу «Рабочего союза». Содержался под стражей с 12 декабря 1897 г. по 12 ноября 1898 г., а затем отдан под особый надзор полиции в Орле. Основанием для привлечения Дубровипского к дознанию послужили агентурные указания о его принадлежности к «Рабочему союзу» и результат обыска, но которому отобрано, кроме значительного количества революционных изданий, 124 экз. только что отмимеографированного воззвания к рабочим.

Дознанием выяснено, что Дубровинский принадлежал к так называемой «центральной группе», находился в непосредственных сношениях с рабочими. Рабочий Ястребов знал Дубровинского под кличкой «Петровского» и получил от него экземпляр воззвания; Дубровинский стал посещать Ястребова после ареста Розанова. Рабочему Николаю Дроздову Дубровинский был известен под кличкой «Николая Петровича».

Из переписки Минятова с женою усматривается, что по приезде в Орел (в октябре 1895 г.) Минятов останавливался у Дубровинского. В письме от 5 февраля 1897 г. Лидия Семенова просила Минятову выслать какой-то ящик, оставленный в имении Минятовых, в Калугу, на имя Дубровинского.

В Калуге Семенова жила вместе с Минятовым. Здесь оба они успели отпечатать на мимеографе «Манифест Коммунистической партии» (в количестве 400 экз.). В апреле 1897 г., после отъезда Семеновой из Калуги в этот город переехал Никитин, составивший и издавший вместе с Дубровинским воззвание «Ко всем московским рабочим». В октябре 1897 г. 255 экз. этого воззвания были переданы Никитиным Дубровинскому (приехавшему в Москву); 124 экз. взяты затем у последнего по обыску, а остальные успели разойтись по рукам.

Дознание закончено и 30 ноября 1898 г. направлено к прокурору Московской судебной палаты.

Помета: «30 января с. г. дело это поступило в Министерство юстиции».

Делопроизводитель — (подпись).

Рабочее движение в России в XIX веке, т. 4, ч. 1, с. 662—663.

№ 13
1898 г., января 16. - Из донесения ст. Фабричного инспектора московской губ. И.А. Федорова в департамент торговли и мануфактур о стачках и волнениях на фабриках московской губ

.
Совершенно секретно.

...Что же касается сообщения Департамента полиции о возможности с наступлением нового года на фабриках и заводах Московского района значительных волнений и стачек рабочих, вызываемых новым законом, то таковые ожидались и фабричной инспекцией Московской губ. Закон 2 июня 1897 г. вызвал коренные изменения на фабриках в порядке производства работ, а также более или менее затронул заработок рабочих. Не всем фабрикантам и сразу удалось выработать новое распределение работ, удовлетворяющее интересам и удобствам обеих сторон. Многие из них (часть средних и большинство мелких), несмотря на убеждения фабричной инспекции, не нашли возможным при сокращении рабочего времени повысить с 1 января с. г. сдельные расценки и, таким образом, обеспечить рабочим сохранение прежнего их заработка; очень многие отложили это до выяснения на деле заработка рабочих при новых правилах и предполагали сойтись и сторговаться с ними по этому поводу в будущем при проявлении действительного их недовольства.

Кроме сего, поводом к предположению возможных волнений были частые сведения о распространении среди рабочих некоторыми из них превратных толкований закона и ожидание ими от последнего больших, чем следует, льгот. Ожидалось также, что введение на разных фабриках (иногда совершенно однородных по характеру производства) разнообразных норм рабочего времени (9, 10 и 11 1/2 час. в сутки) может вызвать желание рабочих добиться наименьшей из них, введенных где-либо.

Все эти предположения на самом деле в некоторой степени оправдались. За последние дни декабря и начало января в Московской губ. было обнаружено в связи с введением нового закона 16 случаев волнения и беспорядков среди рабочих фабрик. Кроме фабрик наследников Соколова, П. Зотова, Т-ва Гюбнер, Завидовской м-ры и Кацепова, о беспорядках на которых мною было сообщено Департаменту, волнения были на фабриках Садковской м-ры, Каулен и Кост., Сабион, Караваевской писчебумажной, Эрмен, Даниловском сахарорафинадном заводе, Скальского, Кириллова, Шабарова и бр. Кудряшевых.

Более или менее значительные размеры приняли беспорядки лишь на фабриках, о которых мною были сделаны сообщения, на остальных же все ограничилось кратковременным волнением и незначительным перерывом в работе.

Все эти случаи волнений, кроме имевших место на фабриках н[аследни]ков Соколова, П. С. Зотова и Кацепова, закончились мировым соглашением при посредстве инспекции, на первых же трех фабриках роспуском рабочих. Кроме сего, на некоторых из этих фабрик были произведены по распоряжению губернских и столичных властей аресты, подробности о которых инспекции не известны.

Все эти волнения и беспорядки имели основанием своим почти исключительно недовольство расценками, сокращением праздников, работой под праздники, а также желание добиться более сокращенного, чем им предлагалось, времени работы.

Хотя наиболее критическое время для неизбежных при введении нового закона недоразумений и волнений, по-видимому, уже прошло, но все-таки еще возможны отдельные случаи таковых, в особенности в первой половине февраля, когда должен выясниться заработок рабочих по новым правилам и про-известись расплата за январь.

Ст. фабричный инспектор Московской губ.

И. Федоров.

Рабочее движение в России в XIX веке. М., 1963. Т. 4. 1895-1900. Ч. 2. 1898-1900, с. 49-52.

№ 14
1898 г., марта 12, - Донесение и. д. московского обер-полицеймейстера Д. Ф. Трепова в департамент полиции о деятельности московского «Союза борьбы за освобождение рабочего класса» и аресте его членов

.
Секретно.

В ночь на 12 сего марта ликвидирована группа, именовавшая себя двояко: московский «Союз борьбы за освобождение рабочего класса» или «Русская социал-демократическая партия». Группа эта занималась распространением заграничных изданий среди учащейся молодежи и, главным образом, среди фабричного населения столицы. В практической деятельности она руководствовалась не столько пропагандой, сколько агитацией, придерживаясь правил, указанных в известной брошюре «Об агитации», которая, впрочем кружком была переиздана на гектографе. Следуя основной агитационной тактике — агитировать исключительно на почве мелких нужд и требований, члены кружка, вступая в сношения с рабочими отдельных фабрик и заводов, старались прежде всего узнать нужды каждой фабрики и завода в отдельности, записывали их со слов рабочих и затем воспроизводили в форме прокламаций. В этой программе выпущены воззвания: «К рабочим фабрики Зелиха», «К рабочим Садовнической фабрики десятичных весов и пожарных труб» и «К рабочим Иваново-Вознесенского района».

Одновременно с сим группа энергично стремилась к расширению связей в рабочей среде и в различных ее пунктах столицы, добиваясь во что бы то ни стало организовать рабочую демонстрацию 19 апреля (1 мая н. ст.).

Наиболее деятельными членами группы являлись: студенты императорского Московского технического училища Ксенофонт Васильев Ситнин, Алексей Иванов Любимов, Александр Алексеев Вановский, Лев Яковлев Карпов, а равно студент Московского университета Николай Иванов Малинин, мещанин Виленской губ., Ошмянского у., перекрещенный еврей Константин Константинов (Абрам Мовшов) Солодухо¹⁴ и сын подполковника Виктор Алексеев Вановский.

Ближайшее отношение к центру имели: дочь ст. сов. Елизавета Казимирова Павликовская, дворянка Анна Николаева Варыпаева и студенты императорского Московского технического училища Хаим Менделев Водогинский, Ионас Соломонов Биек, Вольф Абрамов Милявский, Николай Дмитриев Цюрупа, а также студенты Московского университета кн. Дмитрий Николаев Чегодаев, Вадим Михайлов Щербаковский, Андрей Николаев Ляпунов, Алексей Федоров Богословский, Евгений — Александр — Рудольф — Иоган — Кентман, Сергей Александров Первухин.

Печатание и вообще постановка техники были возложены кружком на крестьянина Московской губ., Коломенского у., с. Озеры¹⁵ Сергея Александрова Щербакова, работавшего вместе с братом своим Михаилом Александровым. (Людей интеллигентных и очень состоятельных.)

Ввиду того что помощник присяжного поверенного Александр Александров Иогансон имел конспиративное свидание на Чистых Прудах с Виктором Ваковским и посещал Елизавету Казимирову Павликовскую, в квартире коей (помещение Капцовского городского начального училища) 10-го сего марта происходило собрание главных членов группы: братья Ваковские, Ситнин, Любимов и Солодухо¹⁶, он, Иогансон, совместно со своим сожителем присяжным поверенным Николаем Константиновым Муравьевым и невестой своей Александрой Аароновой Ратнер был обыскан, и все трое они заключены под стражу. Мера эта представлялась необходимою уже потому, что еврей Солодухо, проживая в Москве без прописки и встречаясь в условленных местах с другими членами, прибыл в Москву из Киева, где значился на жительстве в доме № 17 по Константиновской улице — адрес зубного врача Сарры Померанец, известной по наблюдению за бывшим студентом Киевского университета Иосом Эдельман. Циркулирование в кружках специально киевского издания — газеты «Вперед»¹⁷ и нахождение в столице Солодухи указывали на влияние Киевского Союза борьбы на деятельность и программу Московского Союза. То же обстоятельство, что Эдельман близко знаком с Иогансоном, последний с Павликовской, а Павликовская с Солодухо, заставляет думать, что Александо Иогансон явился связующим звеном двух организаций. Помимо Иогансона, Муравьева и Ратнер, обыскан и арестован присяжный поверенный Тесленко, находившийся с последними в постоянных оживленных сношениях и при этом уличенный документальными данными, переданными в распоряжение начальника Московского губернского жандармского управления, в том, что чрез его посредство всегда можно получить революционные издания.

В интересах формального дознания и для большего убеждения в действительной виновности главных руководителей «Союза борьбы» решено было поставить за ними неотступное наблюдение и арестовать их в тот момент, когда появятся какие-либо подозрительные свертки, или в тот момент, когда они будут находиться в трактире или другом месте с рабочими, тем более что при конспиративности и осторожности этих главарей трудно было рассчитывать на серьезное поличное в их собственных квартирах, а Солодухо к тому же и вовсе не имел определенного местожительства. Таким способом было арестовано 14 человек.

1) Ситнин был задержан И марта в то время, когда он сидел в трактире вместе с крестьянином Смоленской губ., Гжатского у., дер. Заболотье Иваном Васильевым (без фамилии) и крестьянином той же губернии и уезда, дер. Аниконова Иваном Гавриловым Гавриловым, которые также были вместе с ним доставлены в охранное отделение. При личном осмотре Ситнина обнаружено: 1. Рукописное стихотворение «Ткачи», 2. Листы из записной тетради с рукописным изложением на них статьи «Судьбы капитализма в России», 3. На Ситнине была надета (для конспирации) барашковая шапка, а форменная фуражка (формы технического училища) спрятана в кармане пальто.

2) У Гаврилова переписанное им самим стихотворение «Московским фабрикантам» тенденциозного содержания.

3) У Васильева ничего предосудительного не обнаружено.

4) Павликовская задержана на улице в Чернышевском проезде и доставлена глухими переулками в Тверской полицейский дом. При ней оказалось: 1) 2-й № журнала «Социал-демократ» 1890 г., 2) Черновик прокламации «Ко всем рабочим и работницам Иваново-Вознесенска».

5) и 6) Малинин задержан в Соколовском переулке около дома Ивановой у Брестских мастерских в то время, когда он шел в статском платье с рабочим, крестьянином Смоленской губ., Юхновского у., Ольховской вол. Александром Алексеевым Федоровым. У обоих у них ничего явно преступного не обнаружено, оказались лишь у Малинина интересные записи.

7) Солодухо арестован на Чистопрудном бульваре в то время, как выходил со сходки, бывшей в квартире студента Технического училища Карпова. При нем оказалось: 1) Брошюра Л. Кольцов «Закон 2 июня», 2) Брошюра «Рабочий день», Женева, 1897 г., 3) «Листок «Работника» № 6 февраль 1897 г., 4) Тетрадь рукописная «Теоретическое основание рабочего движения» и «Внутренний распорядок организации», 5) Гектографированное издание «Октябрьская стачка рабочих Иваново-Вознесенска», 6) Два черновика каких-то разных неоконченных прокламаций, 7) Заметки на английском, французском и немецком языках, 8) Список рабочих с пометками их требований, 9) Несколько писем от интеллигентов, 10) Шифр для сношений и И) 55 руб. 90 коп. денег.

8) Биек задержан у Никитских ворот тотчас после того, как он отделился от Водогинского. При осмотре отобраны два свертка с революционными изданиями: 1) «О задачах социалистов в борьбе с голодом в России», 2) «Материалы для характеристики русской истории», Женева, 3) 8 брошюр «О штрафах», 4) «Что нужно знать и помнить...» — 11 экз., 5) Два экз. «Рабочий день», 6) «Десятилетие Морозовской стачки» — 11 экз., 7) 6 экз. «Закон 2 июня», 8) «Листок работника» № 3 и 4 1897 г., 9) «Как министр заботится о рабочих» — 6 экз., 10) «Речи рабочих Алексеева и Агапова» — 3 экз., И) 3 экз. № 1 «Русского рабочего» 1896 г., 12) 2 экз. «Задачи рабочей интеллигенции в России». В другом свертке: 1) 2 экз. № 3 Киевской газеты «Вперед», 2) 5 экз. «Листка «Работника» № 3—4, 3) 11 экз. № 5 «Листка «Работника», 4) 16 экз. «Сказки» и «Стачка лжи»; 5) «Рабочей революции» — 7 экз., 6) «О сущности конституции» Лассаля — 2 экз., 7) «Рабочий день» — 2 экз., 8) «Десятилетие Морозовской стачки» — 5 экз., 9) «Секретный циркуляр» — 5 экз., 12) «Сборник Работника» №№ 1—2 и 3—4— 1 экз., 13) «Как бельгийские рабочие боролись за свободу» — 2 экз., 14) 1 экз. «Фридрих Энгельс о России», 15) № 2 «Рабочей газеты» 1892 г., 16) Два воззвания с листком сборов за №№ 154 и 156 от Всеобщего союза России и Польши, 17) Два листка сборов пожертвований от «Московского Красного Креста» за № 27—28, 18) Отчет Московского кружка распространения народного образования среди евреев с января по октябрь 1897 г., 19) Листок от того же общества, 20) Две брошюры на еврейском языке.

В боковом внутреннем кармане жилета: 1) «Петербургский Рабочий Листок»

№ 2 — 6 экз., 2) 7 экз. «Листка «Работника» № 5, 3) Того же листка № 6-й — 7 экз., 4) «Царское правительство и рабочие» — 6 экз.

В боковом кармане пиджака:

1) «Сущность конституции» Лассаля — 4 экз., 2) «О штрафах» — 5 экз., 3) «Что нужно знать...» — 1 экз., 4) «Как министр заботится о рабочих» — 1 экз., 5) «Летучий листок» № 37 1897 г.

В боковом наружном кармане жилета: 1) Клочок бумажки со словами: «желательно составить небольшую брошюру по следующему плану», 2) Записка к одному из членов группы.

9) Варыпаев задержан на Воздвиженке. При нем оказался листок с перечнем революционных изданий.

10, 11, 12 и 13) у Цурюпы, Водогинского, Карпова и Варыпаевой ничего заслуживающего внимания не обнаружено.

14) Вановский Виктор арестован по выходе со сходки от Карпова; взяты заметки о мелких нуждах и требованиях различных промышленных заведений.

Независимо сего по обыскам, произведенным как у вышеупомянутых лиц, так и у прочих обысканных обнаружено:

1) У братьев Сергея и Михаила Щербаковых: пишущая машина «Меррит», мимеограф с принадлежностями, бывший в употреблении гектограф, 140 экз. гектографированных прокламаций иваново-вознесенским рабочим, 100 с лишком печатных революционных изданий,, пачка восковой и шелковой бумаги для мимеографа.

2) У Щербаковского Вадима до 200 экз. разных заграничных изданий.

3) У Вольфа Милявского брошюра на еврейском языке, секретный циркуляр и лист под заглавием «Шведская поэма».

4) У Ольги Ваковской «История революционного движения в России», рукопись и переписка.

5) У Алексея Любимова — «О сущности конституции» Лассаля, каталог рукописный 35-ти социал-демократических заграничных изданий с пометкою против каждого наименования числа полученных и числа выданных экземпляров.

6) У Николая Малинина — брошюра «18-е Брюмера» и заметки.

7) У Сергея Первухина — литографированное издание в 8-ую листа «О сущности конституции» Лассаля.

8) У Ольги Павликовской — гектографированная брошюра «Об агитации», изд. Московского Союза борьбы.

9) У Андрея Ляпунова — 4 заграничные социал-демократические брошюры.

10) У Елизаветы Павликовской — «Петербургский рабочий листок» № 2.

11) В квартире братьев Ваковских — рукописная тетрадь «Классовая борьба», процесс Нечаева и выписки из Каутского.

12) На квартире у Йонаса Виска по обыску оказались: а) «Десятилетие Морозовской стачки», б) «О штрафах», в) «Работник», г) Рукопись «Стачка лжи».

У прочих обысканных, поименованных в прилагаемом при сем общем списке, ничего преступного не обнаружено.

Об изложенном имею честь сообщить Департаменту полиции в дополнение к телеграмме от 12-го сего марта за № 1473.

И. д. обер-полицеймейстера полковник Трепов.

Рабочее движение в России в XIX веке, т. 4, ч. 2, с. 61—66.

№ 15
1900 г., не ранее июня 5¹⁸.— Д министра юстиции Н. В. Муравьева Николаю II о результатах дознания По делу о деятельности членов московского комитета РСДПР

Весною 1899 года в г. Москве среди служащих на заводе Густава Листа появились в обращении гектографированные воззвания от имени «Московского комитета Российской социал-демократической партии», приглашавшие рабочих к устройству стачек.

Вследствие сего 13 апреля 1899 года в Москве были произведены аресты 14 лиц, заподозренных в прикосновенности к социалистической пропаганде, и по обыску у некоторых из задержанных обнаружены подпольные издания, а в квартире дворянки Смидович оказались принадлежности гектографа и оттиск указанных выше преступных прокламаций.

На возникшем формальном дознании установлено, что в январе 1899 года в г. Москве образовалось тайное сообщество, присвоившее себе наименование «Московского комитета Российской социал-демократической партии», члены коего старались возбудить в трудящемся классе недовольство своим экономическим положением и вызвать рабочих к упорной борьбе с капиталистами и правительством в видах изменения в будущем современного общественного строя.

Во главе помянутой организации находились: 1) Ольга Гермогенова Смидович (29 лет, православная, дворянка, незамужняя, окончила курс гимназии и прослушала педагогические курсы в Москве, домашняя учительница); 2) Анна Сергеева Карасева (29 лет, православная, дочь чиновника, незамужняя, окончила курс гимназии, домашняя учительница); 3) Андрей Васильев Шестаков (21 год, православный, крестьянин, холост, грамотный, слесарь); 4) Владимир Иванов Николаев (22 лет, православный, мещанин, холост, кончил курс уездного училища, учитель начальных училищ) и 5) Константин Павлов Павлов (24 лет, православный, мещанин, холост, грамотный, наборщик).

Согласно данным расследования, Ольга Смидович и Анна Карасева печатали на гектографе воззвания, подстрекавшие фабричное население к массовым беспорядкам, вступали в сношения с рабочими, приглашали их на сходки, где раздавали присутствовавшим произведения подпольной прессы и произносили речи, в коих знакомили слушателей с сущностью социалистических учений.

Наряду с этим те же обвиняемые, равно как Шестаков, Николаев и Павлов,, стремясь к дальнейшему развитию преступной пропаганды, задумали устроить, тайную типографию, для чего приобрели валик и около 20 фунтов шрифта, но осуществить своего намерения не могли вследствие начавшихся арестов, во время которых лица, оставшиеся необнаруженными, успели, однако, скрыть типографские принадлежности. Сверх того, Шестаков и Николаев в марте 1899 года написали прокламацию противоправительственного направления к наборщикам московских типографий, отгектографированную затем Ольгою Смидович в значительном количестве экземпляров.

По обыску у Смидович кроме упоминавшегося ранее гектографа отобраны рецепты для изготовления гектографической массы, заметки со сведениями о положении рабочих в московских фабриках и переписка конспиративного характера, а в квартире Павлова найдены 2 брошюры социалистического содержания под названиями «Кто чем живет» и «Наше время».

Привлеченные к делу Ольга Смидович, Анна Карасева, Шестаков и Павлов представили чистосердечные объяснения, Николаев же дал уклончивые показания.

Членами означенного кружка состояли:

6) Александр Федотов Журавель (20 лет, православный, мещанин, холост, грамотный, наборщик); 7) Алексей Павлов Борисов (23 лет, православный, мещанин, холост, грамотный, наборщик); 8) Сергей Захаров Косарев (18 лет, православный, крестьянин, холост, грамотный, наборщик); 9) Алексей Трофимов Ильичев (18 лет, православный, крестьянин, холост, грамотный, наборщик); 10) Михаил Афанасьев¹⁹ — без фамилии²⁰ (24 лет, православный, мещанин, женат, детей не имеет, грамотный, модельщик); 11) Николай Ефимов Корольков (20 лет, православный, мещанин, холост, грамотный, служит в правлении железной дороги); 12) Мария Сергеева Карасева (21 года, православная, дочь чиновника, незамужняя, окончила курс гимназии, служит в правлении железной дороги); 13) Герасим Филиппов Иванов (21 года, православный, крестьянин, женат, имеет сына, грамотный, чернорабочий); 14) Мария Ильина Ульянова (21 года, православная, дочь д. ст. сов., незамужняя, окончила курс гимназии, домашняя учительница) и 15) Андрей Ипполитов Смирнов (36 лет, православный, крестьянин, женат, имеет 3 детей, грамотный, фабричный рабочий).

Из числа названных лиц Журавель, Борисов, Косарев и Ильичев, сочувствуя противоправительственным стремлениям Ольги Смидович, Карасевой, Шестакова и Павлова, похищали из типографий, в которых служили наборщиками, шрифт и краску, а затем передавали Павлову все указанные принадлежности тиснения, зная, что последние предназначались для устройства задуманной поименованными агитаторами тайной типографии²¹; те же Журавель и Ильичев, равно как Афанасьев, Корольков и Мария Карасева, распространяли среди рабочих получавшиеся от Ольги Смидович книги и воззвания преступного направления; Иванов приискивал помещение для конспиративных сходок, и, наконец, Ульянова и Смирнов приобретали у руководителей кружка подпольные издания с целью ознакомления с их содержанием.

При осмотре квартиры Борисова были отобраны принадлежавшие ему 9 экз. нелегальных сочинений, в том числе брошюры, озаглавленные: «Что нужно знать и помнить каждому рабочему» и «Объяснение закона о штрафах»²²; в вещах Королькова — запрещенный сборник под названием «Программа террористической партии»; Ульянова же хранила значительное количество рукописей революционного характера и фотографические портреты деятелей социалистической пропаганды в России и за границею.

На допросе обвиняемые этой группы не отрицали достоверности уличающих их обстоятельств.

По имеющимся в Министерстве юстиции сведениям, Корольков данными другого дознания, производившегося при Московском губернском жандармском управлении, изобличен в том, что, вступив в состав образовавшегося осенью 1898 года в г. Москве тайного кружка, снабжал ремесленников и мастеровых противоправительственными изданиями. Означенное дело, разрешенное о прочих соучастниках высочайшим повелением 1 марта 1900 года, относительно Королькова приостановлено для совместного рассмотрения с настоящим расследованием.

В предварительном заключении находились: Ольга Смидович и Анна Карасева— свыше 5 месяцев; Николаев, Шестаков и Корольков — около 3 месяцев; Павлов и Мария Карасева - 1 1/2 месяца; Журавель — почти месяц; Смирнов, Иванов и Ильичев — 3 недели; Борисов—16 дней и Ульянова — 9 дней.

Вследствие изложенного я, согласно с мнением Министерства внутренних дел, полагал бы разрешить настоящее дознание административным порядком, с тем чтобы во вменении Ольге Смидович, Ульяновой, Анне и Марии Карасевым в наказание предварительного содержания под стражею:

I. Выслать Ольгу Смидович под гласный надзор полиции в Вологодскую губ. на три года.

II. Подвергнуть заключению в тюрьме: Михаила Афанасьева — на шесть месяцев; Николая Королькова — на пять месяцев; Александра Журавеля — на три месяца; Андрея Шестакова, Владимира Николаева, Константина Павлова, Алексея Ильичева, Алексея Борисова, Сергея Косарева, Герасима Иванова и Андрея Смирнова — на два месяца.

III. Подчинить гласному надзору полиции: Анну Карасеву — на три года, а Марию Карасеву и Марию Ульянову — на один год в избранных ими местах жительств, но вне столиц С.-Петербургской и Таврической губ., университетских городов и тех местностей фабричного района, в коих присутствие их Министерством внутренних дел будет признано нежелательным, воспретив, кроме того, Анне и Марии Карасевым пребывание в течение указанных сроков надзора в Московской губ., и

IV. Принятием означенной меры взыскания относительно Николая Королькова разрешить и другое приостановленное о нем дознание, производившееся при Московском губернском жандармском управлении.

На приведение таких предположений в исполнение всеподданнейше испрашиваю высочайшее в. и. в. соизволение.

Ст. секретарь Муравьев.

Помета министра юстиции: «Высочайшее соизволение последовало 28 февраля 1901 г. в С.-Петербурге».

Рабочее движение в России в XIX веке, т. 4, ч. 2, с. 291—294.

№ 16
1903 г., марта не позднее 5²³. - Доклад министра юстиции Н. В. Муравьева Николаю II о деятельности Ореховобогородской организации РСДПР и привлечении к дознанию И. В. Бабушкина и других ее членов

.
В конце 1901 г. были получены агентурные сведения о том, что в с. Орехове Покровского у. Владимирской губ. среди фабричного населения ведется пропаганда противоправительственных идей и распространяются произведения подпольной прессы.

На возбужденном по сему поводу формальном дознании выяснено, что в 1901 г. между местными рабочими возник тайный кружок, присвоивший себе наименование «Орехово-Богородской организации Российской социал-демократической рабочей партии» и поставлявший своей задачей подготовить трудящийся класс к борьбе с капиталистами и правительством в видах изменения существующего государственного и общественного строя.

Для достижения означенных целей помянутые агитаторы составляли воззвания преступного содержания, причем, находясь в непосредственных сношениях с представителями революционной группы, издававшей журнал «Искра»²⁴, печатали прокламации в типографии названного сообщества и снабжали фабричных социалистическими сочинениями.

Наряду с этим кружок основал особую кассу, денежные средства коей предназначались на приобретение нелегальной литературы, наем конспиративной квартиры и поддержку арестованных по политическим делам. Руководителем Орехово-Богородской организации являлся: 1) Крестьянин Иван Васильев Бабушкин (29 лет, православный, холост, грамотный, слесарь), который устраивал сходки членов кружка и в произносимых на этих собраниях речах между прочим указывал «на необходимость свержения самодержавия» для улучшения быта трудящегося класса, а также однажды читал «письмо студентов», в коем предлагалось ремесленникам подготовить общую забастовку на фабриках. Вместе с тем Бабушкин поддерживал связи с участниками тайного сообщества «Искра»²⁵ и привозил в с. Орехово, в видах дальнейшего распространения, значительное количество запрещенных сочинений.

По обыскам у Бабушкина найдены следующие противоправительственные произведения: воззвание Орехово-Богородской организации, призывающее мастеровых к революционной борьбе за «свободу», 2 номера газеты «Южный рабочий», стихотворения «Рабочая марсельеза» и «Нагаечка», а также зашифрованные рукописи, содержание коих осталось невыясненным.

Привлеченный к дознанию Бабушкин отрицал свою виновность.

Ближайшими помощниками Бабушкина в его преступной деятельности были: 2) Андрей Никитин Воробьев (30 лет, крестьянин, православный, женат, имеет 2 детей, грамотный, фабричный рабочий), 3) Алексей Митрофанов Захаров, он же Ульянов (28 лет, крестьянин, православный, женат, грамотный, фабричный рабочий), 4) Климент Константинов Лапин (22 лет, крестьянин, православный, женат, имеет сына, грамотный, фабричный рабочий), 5) Игнатий Васильев Бугров (32 лет, крестьянин, православный, женат, имеет сына, грамотный, ткач) и 6) Сергей Дмитриев Сельдяков (28 лет, крестьянин, православный, женат, имеет дочь, грамотный, ткач), которые, сочувствуя социалистическим стремлениям Бабушкина, проявляли энергичное участие в обсуждении способов пропаганды и оказывали названному лицу содействие в осуществлении его замыслов. Так, Воробьев, распоряжаясь денежными средствами группы и вербуя вместе с Сельдяковым новых членов сообщества, занимал в кружке столь видное положение, что Бабушкин указывал на него, как на своего преемника по руководительству организацией. Захаров и Лапин допускали в своей квартире конспиративные свидания Бабушкина с мастеровыми и хранили значительное количество нелегальных сочинений; Бугров же составлял прокламации группы и другие рукописи, касавшиеся агитации.

По обыску в помещении Бугрова обнаружены: написанное им воззвание преступного содержания, программа деятельности Орехово-Богородской организации и кассы при ней. Из последнего произведения видно, что организация предполагала выпускать периодические листки с описанием быта рабочих на фабриках и созывать еженедельные тайные собрания для принятия мер к подготовлению стачек и поддержанию их, а также точного формулирования требований ремесленников; независимо от сего, у Бугрова отобрано более 9 фунтов типографского шрифта и различные заметки по рабочему вопросу.

Допрошенные по делу Воробьев, Сельдяков, Захаров, Лапин и Бугров не признали себя виновными в приписываемых им деяниях.

В состав сообщества входили также: 7) Николай Агафонов Симонов (24 лет, крестьянин, православный, холост, грамотный, фабричный рабочий), 8) Федор Васильев Шпионов (19 лет, крестьянин, православный, холост, грамотный, ткач), 9) Матвей Андреев Годунов (31 года, крестьянин, православный, женат, имеет сына, грамотный, ткач), 10) Ефим Иванов Барулин (22 лет, крестьянин, православный, холост, грамотный, столяр), 11) Иван Ефимов Рубцов (23 лет, мещанин, православный, женат, имеет сына, грамотный, фабричный рабочий), 12) Алексей Архипов Барышников (34 лет, крестьянин, православный, женат, имеет 4 детей, грамотный, фабричный рабочий), 13) Иван Иванов Каракозов, он же Губинский (28 лет, крестьянин, православный, женат, имеет 2 детей, грамотный, фабричный рабочий), 14) Асаф Иванов Павлов (25 лет, крестьянин, православный, женат, имеет 2 детей, грамотный, фабричный рабочий) и 15) Федор Моисеев Скворцов (25 лет, православный, крестьянин, женат, имеет дочь, грамотный, ткач).

Поименованные лица посещали означенные выше сходки рабочих и обменивались между собою нелегальными книгами. Кроме того, Шпионов переписал революционное стихотворение под заглавием «Рабочая марсельеза», отобранное затем у Бабушкина.

В вещах Шпионова, Павлова и Скворцова оказались в небольшом количестве номера подпольного журнала «Искра»; у Павлова, кроме того, найдена запрещенная брошюра «Красное знамя в России».

Наконец, к дознанию привлечен 16) Сергей Степанов Надувалкин (26 лет, православный, крестьянин, женат, грамотный, фабричный рабочий), хранивший экземпляр помянутого выше издания «Искра».

На допросах Надувалкин дал откровенные показания, остальные из перечисленных в этой группе обвиняемых представили уклончивые объяснения.

По имеющимся в Министерстве юстиции сведениям, некоторые из привлеченных к сему дознанию лиц уже были прикосновенны к делам политического характера.

Так, Бабушкин за принадлежность к С.-Петербургскому союзу борьбы за освобождение рабочего класса, на основании высочайшего повеления 29 января 1897 г., по вменении в наказание предварительного ареста, подчинен гласному надзору полиции в избранном месте жительства, вне столичных губерний и университетских городов, на 3 года.

В 1902 г. Бабушкин привлекался в Екатеринославском губернском жандармском управлении к расследованию, данными коего изобличен в том, что, проживая с 1899 г. в Екатеринославе, занимался пропагандой социал-демократических идей среди рабочих и образовал несколько тайных кружков, которые снабдил «уставами» и нелегальными брошюрами.

О Симонове же производилось в 1901 г. при Владимирском губернском жандармском управлении особое расследование, коим установлена его виновность в хранении противоправительственных изданий «Искра» и «Красное знамя».

Последние два дознания по состоявшемуся между министерствами Внутренних дел и Юстиции соглашению приостановлены в отношении Бабушкина и Симонова для совместного рассмотрения с настоящим делом.

Под стражей содержатся Воробьев, Сельдяков, Лапин, Захаров и Бугров — с 24 декабря 1901 г.

В предварительном заключении находились: Бабушкин — свыше 7 месяцев, Симонов — более 6 месяцев, Шпионов и Скворцов — около 6 месяцев, Барышников— почти 5 месяцев, Годунов, Рубцов и Барулин — свыше 3 1/2 месяцев, Павлов — немного менее 3 1/2 месяцев, Каракозов и Надувалкин — в течение 2 месяцев.

Вследствие изложенного, я, согласно с мнением Министерства внутренних дел, полагал бы разрешить настоящее дознание административным порядком с тем, чтобы:

I) по вменении в наказание предварительного ареста выслать под гласный надзор полиции: а) в Восточную Сибирь Ивана Бабушкина на 5 лет, б) в Архангельскую губ. Андрея Воробьева и Игнатия Бугрова на 4 года и в) в Вологодскую губ. Алексея Захарова, он же Ульянов, Климента Лапина и Сергея Сельдякова на 4 года;

II) подчинить Николая Симонова, по вменении ему в наказание предварительного заключения, гласному надзору полиции в избранном им месте жительства, кроме столиц, губерний столичных, Таврической, Саратовской и Полтавской, на 3 года;

III) вменить Федору Шпионову, Матвею Годунову, Ефиму Барулину, Ивану Рубцову, Алексею Барышникову, Ивану Каракозову, он же Губинский, Асафу Павлову, Федору Скворцову и Сергею Надувалкину в наказание предварительное содержание их по сему делу под стражей;
и IV) принятием указанных мер взыскания в отношении Бабушкина и Симонова разрешить и другие о них дознания, производившиеся о первом при Екатеринославском и о втором — Владимирском губернских жандармских управлениях.

На приведение таких предположений в исполнение всеподданнейше испрашиваю высочайшее ваше императорского величества соизволение.

Статс-секретарь Муравьев.

Помета Н. В. Муравьева:

«Высочайшее соизволение последовало 5 марта 1903 г. в С.-Петербурге».

Рабочее движение в России в 1901—1904 гг. Л., 1975. с. 43—46.

---

¹ Не обнаружено.— Примечание источника.
² Мартын Мандельштам привлекался в 1892 г. к дознанию в Москве по делу об издании и рассылке преступных воззваний и по высочайшему повелению 15 декабря 1893 г. был подвергнут аресту при тюрьме на две недели. Обзор XVII, с. 292.— Примеч. документа.
³Григорий Мандельштам привлекался в 1892 г. к дознанию в Москве по делу об издании и рассылке преступных воззваний и по высочайшему повелению 15 декабря 1893 г. был по вменении в наказание времени, проведенного в предварительном заключении, подчинен гласному надзору полиции на три года в избранном месте жительства, за исключением столиц, столичных губерний, университетских городов, Твери и Нижнего Новгорода. Обзор XVII, с. 9, 290.

Иосиф Давыдов привлекался в 1893 г. к дознанию при Лифляндском губернском жандармском управлении по делу о тайном кружке, организованном с целью совместного чтения запрещенных изданий. По высочайшему повелению 12 июля 1895 г. подчинен гласному надзору полиции на три года в избранном месте жительства, за исключением столиц, столичных губерний и университетских городов. Обзор XVII, с. 320; Обзор XVIII, с. 47.

Аркадий Рязанов в бытность студентом Московского университета привлекался в 1889 г. к дознанию в Москве по делу о хранении революционных изданий. По высочайшему повелению 22 ноября того же года по вменении в наказание времени, проведенного в предварительном заключении, был подчинен надзору учебного начальника сроком на один год, с заменой сего надзора в случае выхода из университета ранее истечения означенного срока гласным надзором полиции в месте его жительства. Вед. XIV, с. 14, 60.— Примеч. документа.
⁴ Видимо, Малютиных.
⁵ Василий Каверин привлекался в 1893 г. к дознанию при Пензенском губернском жандармском управлении по делу о распространении революционных изданий. По высочайшему повелению 9 ноября 1894 г. был подвергнут аресту на один месяц, после чего подчинен гласному надзору полиции в избранном месте жительства сроком на один год. Вед. XVII, с. 47.— Примеч. документа.
⁶ Не обнаружен.— Примечание источника .
⁷ Одно слово неразборчиво.
⁸ В деле не обнаружено.— Примечание источника.
⁹ В документе слово летом вписано под зачеркнутым словом осенью.— Примечание источника.
¹⁰ Здесь и далее опущены ссылки на тома и листы дел материалов дознания.
¹¹ Далее опускается список обвиняемых с изложением их биографических данных, предъявленного каждому из них обвинения и намечаемых мер наказания. Всего к дознанию было привлечено 58 человек.
¹² С. И. Мицкевич был арестован 3 декабря 1894 г.
¹³ Опущено описание деятельности московского «Рабочего союза», изложенное частично в док. № 12.
¹⁴ В. Д. Перазич.
¹⁵ В тексте ошибочно: Озера.
¹⁶ На этом собрании, происходившем в Капцовском училище на квартире Е. К. Павликовской, был образован первый Московский комитет РСДРП в составе братьев В. А. и А. А. Ванновских и К. В. Ситнина.— 293.
¹⁷ «Вперед» — киевская рабочая газета, одна из первых социал-демократических газет в России; выходила в 1897—1900 гг.; всего вышло 10 номеров. Первые два номера (1897 г.) были изданы киевской социал-демократической группой «Рабочее дело» (Ю. Мельников, П. Б. Эйдельман, Н. Вигдорчик). Начиная с третьего номера газета выходила как орган киевского «Союза борьбы за освобождение рабочего класса» (после I съезда — комитета РСДРП). Газета не носила четко выраженного политического характера.- Последние номера газеты выражали явно «экономистское» направление (см.: Первый съезд РСДРП: Документы и материалы,. М., 1958, с. 330),—293.
¹⁸ Датируется по черновику доклада.— Примечание источника.
¹⁹ М. Афанасьев — в 1901 г. и после один из рьяных приверженцев зубатовской организации в Москве под названием «Общество взаимного вспомоществования рабочих в механическом производстве».— 297.
²⁰ В дальнейшем проходит как Афанасьев.
²¹ Весной 1899 г. МК РСДРП через землемера В. Д. Новодворского поставил в г. Тамбове в его доме нелегальную типографию, в которой в апреле того же года было отпечатано 1500 экземпляров написанной Г. В. Плехановым первомайской листовки «Наш светлый праздник» за подписью комитета (ЦГАОР СССР, ф. 124, 1899 г., д. 30, л. 123 об., 129). Типография была демонтирована осенью 1899 г,— 297.
²² Брошюра В. И. Ленина «Объяснение закона о штрафах...» в 1899 г. широко распространялась в Москве в революционной среде.— 297.
²³ Датируется на основании даты рассмотрения доклада Николаем II.— Примечание источника.
²⁴ Имеется в виду газета «Искра».— Примечание источника.
²⁵ Деятельность названного сообщества составляет предмет особого расследования, производящегося при Московском губернском жандармском управлении.— Примеч. документа.

<< Назад