В 1916 году в Германии значительно расширились воздухоплавательные школы в Ютербоге и Дрездене. Во временное пользование им предоставили 3 учебных дирижабля.
Париж в 1916 году подвергся всего лишь одному налету, в ночь с 29 на 30 января. Атаку осуществили 2 цеппелина — LZ-77 и LZ-79. Это нападение стало неожиданностью для французов. Тревогу подняли лишь за несколько минут до падения первой бомбы. Результаты второй бомбардировки были более серьезными: на Париж и окрестности обрушилось 2500 кг бомб, 23 человека было убито и 31 ранен, а также повреждено значительное количество строений.
Один из участников этого рейда описал красочную картину происшедшего: «Ничего не видно... Что такое? Неужели отказали бомбодержатели? Или бомбы упали не разорвавшись? Секунды кажутся вечностью... Неужели все путешествие напрасно?.. Вдруг небо становится океаном света...
И тут же лучи бесчисленных прожекторов прорезают облака, кажется, будто весь Париж был разбужен этой борьбой в необъятном пространстве. Со всех сторон свистит шрапнель, слышится грохот разрывов. Минуту спустя после падения первой бомбы, один из прожекторов открывает местонахождение нашего дирижабля; люди закрывают глаза, ослепленные ярким светом; в гондоле настолько светло, что на карте можно прочесть мельчайшие надписи. Уже почти все прожекторы преследуют нас.
«Направление на северо-восток, рули глубины — на подъем!»
Дирижабль, подхваченный попутным ветром, несется со всей скоростью, все еще преследуемый снопами света и рвущейся вокруг шрапнелью...
«Бум»!.. На этот раз очень близко... Снова «бум»... Если сейчас же не уйдем в облака — мы погибли!
Вот мы во мгле... Рулевой оставляет руль глубины и берется за руль направления; больше подниматься не следует, за это можно поплатиться неожиданным спуском.
Впрочем, теперь не имеет значения лететь ли на 200 метров выше или ниже — все равно неприятельские снаряды не достигнут этой высоты.
Длинная огненная полоса свистя прорезает облака, кажется, вот-вот коснется нас. К счастью, скрывающее нас облако сопровождает нас и дальше. Второй и третий выстрелы следуют один за другим. Перехватывает дыхание от страха при мысли увидеть дирижабль, объятый пламенем. Трудно сказать, сколько времени мы так путешествуем, освещаемые прожекторами, которые находят нас даже в облаках.
Постепенно сияние прожекторов удаляется, и мы снова в царстве мрака. «Руль глубины — на спуск!» Дирижабль спускается, и справа мы оставляем Париж, который легко узнать по лучам света и темно-коричневой окраске облаков.
Лейтенант ставит на карте точку... Ветер опять переменился на юго-восточный и значительно усилился. Наклонившись над картой, офицеры проверяют направление. «Еще 40 градусов на правый борт». Вдруг откидная дверь в потолке гондолы открывается и оттуда появляются две ноги в гетрах. Это инженер, который осматривал корабль после обстрела. Он объявляет, что запасной бак бензина прострелен и уже сухой, несколько осколков попали в один из баллонов. Посовещавшись, решили остановить один двигатель, чтобы сэкономить бензин. «Как работают двигатели?» — «Без проблем». — «Тщательно осмотреть баллоны!» — «Я опущусь как можно ниже, чтобы уменьшить утечку газа».
Но вот снова мы освещены лучами сбоку и спереди, это нас нащупывают подвижные батареи. С восточной стороны небо ясно, и прожекторы там усиленно ищут нас. Они расположены в населенных пунктах и по берегам рек. Французы разместили их там, думая, что по ночам линии рек являются для нас лучшими ориентирами.
Бесчисленное множество неприятельских аэропланов, будто звезды, стараются окружить нас. Они то исчезают, то кажутся маленькими красными точками.
Дирижабль продолжает нестись по ветру по направлению к северу. Повреждение баллонов незначительное. Вахтенный офицер становится у руля глубины, так как ориентироваться невозможно, а пилот согревает себя, выпивая все содержимое термоса. Командир отдает приказание спуститься, чтобы узнать, где мы находимся.
Плотная мгла окутывает нас, в разрывах облаков мы различаем цепь маленьких красных огоньков. Это Ла-Манш — его сразу узнаешь по сверканию воды, а красные огоньки — это огни судов.
Но мы слишком низко спустились, так как внезапно появляются световые полосы прожекторов и находят нас.
«Руль глубины — на подъем! Направление 90 градусов». Корабль делает скачок в облака и опять спускается четверть часа спустя.
Успокоившись, мы согреваемся кофе и закусываем. Командир предлагает офицеру отдохнуть, и тот, несмотря на рев мотора, тряску и холод, засыпает прямо на полу гондолы. Командир, чтобы быть начеку, становится у руля направления, а пилот смотрит вниз, перегнувшись через борт.
Мы должны находиться вблизи берегов Голландии.
Командир приказывает спуститься и следить глазами за стрелкой высотомера: 800, 600, потом 400 метров.
Ориентироваться все еще невозможно: мы летим над какими-то поселками, а быть может, и над высоким берегом, опять берем то же направление, работая двумя моторами. Снова появляется инженер и предупреждает нас, что надо остановить двигатель «В»: один из вентиляторов сломался и на починку потребуется полчаса.
Командир берется за ручку телеграфа и передает: «Двигатель «Н» — на полную мощность!» Затем он осведомляется о количестве имеющегося у нас топлива.
«Около 1200 литров, господин командир».
«Это не много, но должно хватить, хорошо, что мы экономили бензин». Снова открывается окошечко, и лейтенант указывает нам, где находится цеппелин.
Мы летим высоко над морем, а напротив бельгийское побережье. Командир и лейтенант ставят на карте точку.
Облака постепенно сгущаются, и только временами на востоке можно различить берег и маяк.
С верхней платформы раздается сигнал телефона: «Два аэроплана с левого борта!» «Открыть огонь!» — кричит в трубку командир.
Офицер-радиотелеграфист мгновенно скидывает с себя шубу и бросается к лесенке, ведущей к пулемету, который установлен наверху. Вахтенный быстро готовит пулемет в передней части гондолы. Та-та-та...
С поразительной быстротой две яркие точки приближаются спереди дирижабля с левого борта.
Мы тут же атакуем передний самолет.
Огненный шар летит на нас, рассыпается на множество маленьких потрескивающих искорок, которые проносятся мимо и исчезают позади, увлекаемые потоком воздуха.
«Недолет! Заело, черт возьми!»
Лейтенант срывает с себя перчатки, ветер сметает их с площадки, но он не обращает на это внимания, и вскоре пулемет снова работает. Вторая светящаяся точка приближается сбоку, слышится уже шум мотора, но едва успел этот самолет выпустить свои ракеты, как вдруг он стремительно падает на землю.
«Сбит!» — доносится в свисте ветра крик лейтенанта и пулеметчика. Однако первый аэроплан поворачивает и нападает сзади с правого борта. Та-та-та...
Внезапно он делает поворот перед дирижаблем, неизвестно — поврежден он или уклонился от близкой встречи.
Снова он выпускает яркую ракету — опять недолет.
В это время наш пилот стремительно поднимает дирижабль, попытка следовать за ним была бы гибелью для врага.
Опять светлая полоса направляется перпендикулярно нашему аэростату — это, очевидно, ракеты с аэроплана.
«Мотор «В» — исправен!» — доносится по телефону из задней гондолы. «Мотор «В» — полный ход!» Радиотелеграфист возвращается в свое отделение и посылает в штаб следующую радиограмму: «Успешно бомбардировали Париж. На обратном пути сбит неприятельский самолет».
Какое-то время спустя выясняется, что мы летим в окрестностях Экс-ля-Шапель. Из Кельна мы получаем по радио следующее указание: «Падение барометра. Ветер северо-восточный». Если все будет хорошо, то мы вернемся через добрых полчаса.
Вдруг раздается сигнал: «На верхнюю платформу, перед нами самолет!»
Проклятие!
Офицер опять мчится наверх, где наводчик как раз налаживает пулемет: «У нас только две ленты патронов, лейтенант».
Постепенно светящаяся точка приближается и кажется необыкновенно маленькой; два пулемета ждут, подстерегают момент, когда во мгле обрисуются контуры самолета. Но что это? Небольшой шар несется прямо на нас и, свернув, проносится мимо. У винта его захватывает воздушный вихрь и уносит от нас.
Лейтенант разражается хохотом, опасаться больше нечего. Не узнали электрического света шара-пилота!
Командир протягивает ему листок — это перехваченная депеша с Эйфелевой башни: «Этой ночью цеппелин пытался бомбардировать окрестности Парижа, артиллерия и самолеты заставили его удалиться в западном направлении. Он, вероятно, упал в море. Бомбы попали в сад, убиты женщина и ребенок. Материальные убытки незначительны».
Рассветает, и восток окрашивается постепенно в розовые и фиолетовые цвета, затем над багряными облаками показывается солнце. Но нам некогда любоваться этой картиной — мы находимся поблизости от нашей базы и наш командир отдает приказание спуститься. Пилот перекладывает руки на спуск. Дирижабль наклоняется, корма поднимается кверху настолько, что в гондоле люди должны цепляться за что-нибудь, чтобы не упасть.
Сначала мгла окутывает нас, потом исчезает весь дирижабль, и вскоре мы в полной темноте. Высотомер показывает: 1800, 1400, 1000 и 600 метров. Командир передает по телеграфу в машинное отделение: «Уменьшить ход наполовину». 500, 400, 350 метров — дирижабль замедляет ход, спускается очень медленно. 300, 280 метров, сначала проступает неясный свет, потом становится все светлее. 250 метров, легкий туман. 200 метров, ясно видно землю, мы летим над деревней, через которую проходит линия железной дороги. «Следовать по линии железной дороги».
Все перегнувшись через борт смотрят в бинокли. Через десять минут мы оказываемся невдалеке от крупного города. Сейчас мы летим как раз над ним, дети гурьбой выходят из школы, махая платками и шапками. Дальше мы видим даже раскрытые зонтики и в самом деле, оглядывая оболочку, замечаем, что дождевая вода стекает со всего корпуса дирижабля.
Показался эллинг. Несколько минут спустя командир дает сигнал причаливать...
Мы благополучно вернулись...»
Вследствие значительного усиления зенитных огневых средств фронта, потеряв во время этих налетов армейский цеппелин LZ-79, германские дирижабли больше не отваживались перелетать французские линии для атаки Парижа. И лишь 11 января 1917 были предприняты безрезультатные попытки одного цеппелина проникнуть в район столицы.
Групповые налеты германских дирижаблей стали постоянным явлением уже в 1915 году. В 1916 году их активность заметно возросла. За год было совершено 22 атаки, казалось, всего лишь на две больше, чем в 1915 году, но зато германские дирижабли сбросили 125 тонн бомб, почти в 3,5 раза больше по сравнению с предыдущим годом. Групповые налеты случались все чаще и чаще, цеппелины в конце концов «добрались» и до Шотландии.
<< Назад
Вперёд>>
