Запросы научных обществ
Илимская воеводская канцелярия непосредственно соприкасалась с научными экспедициями, проходившими через северное Предбайкалье. Конечно, связь эта выражалась преимущественно в требованиях экспедиций по вопросам снабжения. Но иногда, как это делали, например, профессора Камчатской экспедиции, к воеводской канцелярии предъявлялись запросы о сборе различных научных сведений. И воеводская канцелярия, располагавшая только подьячими и писцами, с недоумением и беспокойством вчитывалась в незнакомые важные слова, смысл которых ускользал от ее понимания. Но так как запросы поступали от начальства, нередко от имени «ея императорского величества», и за неисполнение их грозило наказание, то воеводская канцелярия, пересылая полученные запросы в волости, писала строгие распоряжения приказным избам о составлении требуемых сведений.

Однако и приказные избы, хотя и приученные отвечать на всевозможные вопросы, поступавшие из воеводской канцелярии, становились в тупик перед академическими анкетами. Тогда они передавали такие запросы крестьянам, и староста с десятскими и рядовыми крестьянами составлял ответ, который без изменения пересылался в Илимск, а затем и в Петербург.

Так, на запрос Академии наук «о минералиях», посланный в 1733 году по приказным избам, воеводская канцелярия получила от крестьян Усть-Кутского острога следующий ответ: «Пашенные крестьяне десятцкие Алексей Тирской... (идет перечисление имен 16 человек) и все Усть-Куцкого присудства пашенные крестьяне... сею скаскою показали в такой силе: ... имеютца горы каменные, а леса имеютца — сосна, ельник, лисвяк, березник, кедровник, пихтовник, осинник, тальник, черемошник, ольховник... А подземельные куриозитеты и уроды минеральные, каковых костей, каменье — середолики, томпасы и протчие и минералии — медных, серебреных и свинцовых руд и колчедана, когда находились и ныне есть ли и какой воздух, про то де им, крестьяном, незнатно». Сообщали крестьяне, что имеются в лесах звери, а в реках рыба. К такому научному отчету за всех крестьян Егор Подымахин руку приложил (Фонд 75, арх. № 496, лл. 5-6).

Обер-секретарем Сената Иваном Ермоловым 15 января 1760 г. в Илимск был направлен печатный указ Сената о присылке с мест в Академию наук ответов на 30 вопросов «для сочинения новаго исправнейшаго Российскаго атласа» (Фонд 75, арх. № 2591, л. 115).

Илимская воеводская канцелярия отнеслась к запросу, как к обычной ведомственной переписке и переслала указ Сената и 30 вопросов в волости.

Нижне-Илимская слобода отвечала: «В таких ремеслах народ больше упражняется — в крестьянской работе, то есть в пахоте хлеба. И по урожаю оного имеют довольство. А когда хлеб не родитца, тогда имеют и недостаток и претерпевают крайную нужду... А больше плодовито выходит рожь и ярица... А разных гадин, окроме больше кобылки, и то времянно, видают же жители и змей, токмо их изтребляют. А кобылка сама изчезает... Показать и известия прислать (приказная изба) весьма не могла, того ради, что такие острова и моря ледовитые где имеютца и в которой стороне — неизвестно» (там же, лл. 124-131).

Кежемская приказная изба до запроса Академии наук отвечала в 1748 году на вопросы «геодезии в ранге порутчика князь Ивана Шехонского». Эти ответы были повторены в 1760 году в качестве ответов на вопросы Академии наук. Ответ на один из пунктов гласил: «Построена Кежемская слобода в лето от мироздания 7175 (1667 год) по указу из енисейской бывшей тогда приказной избы... населена Енисейскаго уезда из Рыбенскаго станку жителями: Савою и Иваном Брюхановых, Василием Пановым з братьею, Дементием Привалихиным» (там же, лл. 140-146).

Значит, в памяти народа сохранились сведения столетней давности.

Ответы Братского острога: «Обсеваются жители большее рожью, а сверх того насевают, всяк по своей возможности ярицу, пшеницу, овес, ячмень, гречуху... В Братском уезде иметца народ смешенной с некрещеными иноверцами, брацкими и тунгусами... а по ихнему языку называются они бурять. И счисления времени не знают... И закону никакого не имеют. А жену себе имеют по одной, а иные по две и по три жены вдруг... А от себя жен отлучают по своей воли» (там же, лл. 161-165).

Барлукская слобода писала: «... крестьяня содержат больше скота: быков, коров, овец, баранов, свиней (приписано другим почерком — «и кобыл с конями»)... Между деревень имеется один народ, братские при речках Барлуке — 3, Сухой — 4, при Оке — 4 юрты». Состоят под ведомством красноярской воеводской канцелярии (там же, лл. 166-168).

«Народ в Яндинском ведомстве ремесла никакого не имеет, кроме одного, что на них положено крестьянского рукоделия — пахотная земля пахать... Скот содержится: мерины, кобылы, коровы, быки, овцы малого роду и то весьма малое число», — писали из яндинской приказной избы (там же, лл. 176-177).

Из ответов Ново-Удинской слободы можно отметить один — «сеются больше плодовитых [хлебов]: ржи, ярицы, пшеницы, ячменю, овса, гречихи» (там же, лл. 178-180).

Из Орленской слободы сообщали: «Имеются в лесах и при полях вредительныя гады — змеи ползающия и гусельницы посредственные, мышей множественно... Других народов в жительстве не имеется, токмо бывают из лесов оленные ясашные тунгусы и то времянно» (там же, лл. 187-189).

«Хлеб в Киренском ведомстве больше сеется в равности, по честям: ярица, пшеница, ячмень, овес» (там же, лл. 199-203). Примечательно, что киренская приказная изба не упоминает озимой ржи. А ведь за 100 лет до того это растение было преобладающим в посевах Киренской волости.

Илимская воеводская канцелярия добавила ко всем показаниям приказных изб обобщающее замечание: «Народ больше упражняется в хлебопашестве, в промыслах и в работах и находятся в черной работе. А все оные в посредственном и состоянии бедном находятся» (там же, лл. 212-218).

Как видно из приведенных выдержек, ответы приказных изб и воеводской канцелярии содержали наряду с наивными утверждениями много ценных свидетельств о жизни крестьян того времени и, в общем, достаточно правдиво отображали некоторые черты «посредственного и бедного состояния» крестьянства.

В 1761 году илимская воеводская канцелярия получила аналогичный запрос сухопутного шляхетского корпуса с извещением, что академическая канцелярия собирает разные музейные предметы, сгоревшие при пожаре 1747 года: платье, минералы, растения и животных. Прилагалось 30 пунктов, содержащих вопросы по экономике и естественной истории.

Воеводская канцелярия опять поступила до крайности просто: она вопросы, заданные ей, переслала в волости и приказала ответить на них сельским писарям.

Ответы, разумеется, пришли. Например, из усть-кутской приказной избы писали, что «народ больше упражняется в своих крестьянских рукоделиях», что «по Лене реке островов, морей и знатных озер... не имеется», что «горы высокия имеются по Лене и Куте рекам, а на которой ветр простираются, познать об них некому», что «вредных гадин в чрезвычайном множестве: змеи и ящерицы», что «по усь-куцкой приказной избе летописцов не имеется» и т. д. (Фонд 75, опись 2, арх. № 922, лл. 29-50, 56-60).

Казенная наука получила приличествующий ей ответ.

Второй раз илимская воеводская канцелярия встретилась с точно таким же запросом, сделанным через иркутскую губернскую канцелярию. Видимо, в Петербурге долго обдумывали, потому что второй запрос пришел через 4 года после первого.

В указе сообщалось, что канцелярия Академии наук требует сбора «для императорской кунсткамеры всяких куриозных вещей» вместо сгоревших при пожаре в 1744 году.1 Из Иркутска велели исполнить этот указ «без всякого упущения и в том приложить всевозможное старание».

Собранные вещи нужно было представить иркутскому губернатору фон Фрауэндорфу для предварительного просмотра. Надлежало посылать предметы одежды, минералы, семена, чучела животных. Платье следовало выслать и мужское и женское, «дабы оное можно было надеть на болвана». Предлагалось также определить в уездах лиц из казаков или промышленников «для стреляния ретких птиц и зверей, так и для собирания в поле и в лесах семян, каки б оныя именами ни были, в том нужды нет».

За хороший сбор можно было выдавать небольшую плату, и «Академия о добром в том успехе не приминет представить Правительствующему Сенату, а при случае донести и ея императорскому величеству».

К указу прилагалась инструкция по сбору предметов, имеющих научное значение.

Теперь илимская воеводская канцелярия не могла переслать указ в волости, так как в нем прямо говорилось о необходимости выбрать сборщика в уезде. Поэтому сержант Зарубин получил от воеводской канцелярии приказание выбрать «обще с ылимскими казаками ис казаков же» как бы научного сотрудника. Казаки выбрали 12 сентября Ивана Литвинцева, «к тому знающаго». Воевода Шарыгин передал ему инструкцию и велел: «сколько им в силу того наставления всяких куриозных вещей, а в полях и лесах всяких же семян собрано будет, оные ему объявлять в ылимскую воеводскую канцелярию при репортах незабытно».

Через месяц, 14 октября, казак Литвинцев подал следующий рапорт: «по силе оного указу и наставления... ходил каждодневно, токмо оных за наступившим студеным временем, показанных куриозных вещей и семян обыскать не мог.

Того ради тот данной мне указ с наставлением, объявляю при сем». «Прозбой казака Ивана Литвинцова казак Петр Курбатов руку приложил».

Итак, казак, выбранный по академической части, оказался неграмотным (Фонд 75, опись 2, арх. № 1066, лл. 70-80).

Казенная, канцелярская постановка дела по собиранию научных сведений губила живую исследовательскую мысль, на каждом шагу затрудняя работу передовых деятелей русской науки того времени.



1В том числе сгорели коллекции, собранные участниками Камчатской экспедиции.

<< Назад   Вперёд>>