27 марта. Рано поутру занялись погрузкой угля; на горизонте расставили сторожевые суда: «Урал», «Терек», «Кубань», «Олег», «Изумруд». На этих погрузках всегда разбрасываемся очень далеко и строимся чуть не два часа. Верхнюю палубу загромождать углем уже не будем, дабы не мешать действию орудий. Этой стоянкой я воспользовался для того, чтобы переправить на госпитальное судно «Орел» матроса с воспалением червеобразного отростка. До островов Натуна осталось миль сто пятьдесят. Мы будем проходить их около двенадцати — часа ночи, готовые отразить минную атаку. Команда работает чудно: спокойно, энергично.
В кают-компании еще больше поднялся спрос на музыку: все требуют наш гимн. На лету я присаживаюсь к пианино, играю гимн, какой-нибудь бравурный марш или наш любимый аврорский, который исполняет наш оркестр, грустный, но решительный марш. Он, очевидно, наиболее отвечает настоящему нашему настроению.
Вечером с броненосца «Суворов» телеграмма: «Крейсерам «Олегу» и «Авроре» из крейсерского отряда перейти в броненосный и во время боя быть в хвосте броненосной кильватерной колонны». Бедные транспорты. Зато у нас ликование! Мы — «броненосцы»! Будем сражаться вместе с броненосцами. Погибнем в настоящем линейном бою, а не при транспортах. «Аврора» — небронированный корабль с массой дерева, очень небезопасный в пожарном отношении, особенно в кормовой части, где находятся разные провизионные отделения, лазарет, заваленный старым деревом, ящиками с консервами, где тесно, темно, а выход всего один и довольно далекий — в офицерское отделение по трапу. Все опасаются, что с пожаром в корме нам не справиться: оттуда выгонит дым.
* * *
Без дела — тоска. Попробовал проглядеть оперативную хирургию — не читается. Нужно живое дело, какая-нибудь физическая работа. Стемнело. Пробита вечерняя боевая тревога, ставшая уже обычной. Орудия заряжены. Огни потушены. В полутемной кают-компании за столом сидит публика и беседует вполголоса. До островов Натуна осталось несколько часов. Меня клонит предательский сон. Не выдерживаю и ложусь. Разбудят.
28 марта. Ночь прошла мирно. На судне идет лихорадочная работа по постройке защищающих траверзов у каждого орудия: подвешиваются сети минного заграждения33, и в них кладется ряд коек. Даже освобожденные от работы больные, и те вышли принять участие в общих трудах. Суетится и несчастный чахоточный с острым кровохарканьем матрос Б. до тех пор, пока я не делаю вид, что сержусь на него. Очевидно, у всех сейчас одна и та же потребность отвлечь свои мысли работой. В моем отделении молодцом распоряжается энергичный младший боцман Соколов, а помогает ему расторопный квартирмейстер Никитин. По моему настоянию и у меня поставлено два коечных траверза. Дела! Побольше дела! Без него тоска смертная.
Наконец, мы добились того, что командир приказал на свой страх выломать и выбросить за борт все дерево. То-то пошла работа! Дело кипит: трещат рундуки, внутренний деревянный борт, обшивка, ящики с консервами. Все пришли в азарт. Точно дух разрушения овладел нами. Офицеры сами рубили топорами деревянную телеграфную рубку на шканцах и перетаскивали на плечах к борту тяжелые бревна. Дошла очередь и до нижнего лазарета: полетели за борт столы, стулья, тюфяки, шкапики. В результате было очищено масса места, и пожар стал далеко уже не так страшен.
У коков (поваров) была своя работа: они прирезали всех кур, свиней и заполнили рефрижераторы; курятники полетели за борт. В трюмах «Авроры» я разыскал великолепную вещь — длинные резиновые жгуты — и использовал их как эсмарховские, для остановки кровотечения. Почти каждый матрос получил жгут и был обучен обращению с ним.
Ночь. На крейсере тихо. У орудий прикорнули комендоры и прислуга; два вахтенных начальника (один на переднем, другой на заднем мостике) с сигнальщиками напрягают все свое зрение, зорко вглядываясь в ночную тьму. Много часов проводил и я подобным образом на мостике или на марсе с биноклем в руках. Глаза у меня хорошие, но трудно разглядеть что-нибудь; своих же судов, больших судов, идущих рядом на траверзе, кабельтовых в четырех — шести не различишь. Где же там заметить миноносцы, крадущиеся, точно тати ночные, под покровом тьмы, нарочно выкрашенные в какой-нибудь подходящий цвет.
Высоко на фок-мачте в бочке сидит сигнальщик (к нему проведен телефон). Днем он сидит под зеленым зонтиком. Частенько его заносит густым удушливым дымом, частенько он там мирно засыпает и не отвечает на нервные звонки вахтенного начальника. Иллюминаторы задраены по-боевому. Огни потушены, оставлены темно-синие лампочки, и в этой опостылевшей всем полутьме мы ходим, спотыкаемся, разбиваем носы или сидим, погрузившись в тяжелое раздумье, устав после дневной работы. Непривычный мрак нагоняет тоску. Разговоры скучны и неинтересны, все об одном и том же, на жгучую тему. Где японцы? Сколько их? Где главные силы? У Сула? Лабуана? Натуна? Все подсчитываем и подсчитываем без конца по справочным изданиям число наших и японских судов и видим превосходство последних в 2–2,5 раза и числом, и качеством, и количеством орудий, снарядов, преимуществом в ходе и т.п. У японцев есть доки, есть время для подготовки и для отдыха, а, главное, есть боевой опыт. У нас же только и надежды, что на четыре новеньких броненосца, остальные... каждый с каким-нибудь недостатком. Самая разнокалиберная компания. Тот — тихоход, тот стреляет на расстояние не далее 35 кабельтовых. А транспорты! Что за обуза! Даже сейчас какое неудобство идти с ними, а в бою! Маневрировать! Все они, конечно, самые настоящие тихоходы. Из-за них мы все время должны идти с отличительными огнями. Эту ночь мы впервые перевели электрические отличительные огни на масляные — все же не так далеко видать нас.
29 марта. Как только стало светать, сквозь дымку утренней зари увидали черный четырехтрубный крейсер. Весть о появлении на горизонте военного судна наэлектризовала всех, но вскоре выяснилось, что это английский крейсер, идущий контркурсом. Разойдясь и отсалютовав нам, он тотчас же зачем-то изменил курс влево.
В японо-китайскую войну этими салютами будто бы однажды английское судно дало знать японцам о близости неприятеля. Курс норд. Идем бесхитростно прямым путем к Камрангу. Немного погодя на том же курсе встретили второй английский крейсер, двухтрубный. «Изумруд», посланный прочесть название судна, дал полный ход, пошел напересечку. На английском крейсере взвился сигнал: «Не могу различить адмиральского флага, прошу позволения не салютовать». Ответ подняли у нас поздно, какой не знаю.
Часть офицеров была оскорблена, говорили о невежестве и нахальстве англичан, сделавших вид, что не различают будто бы вице-адмиральского флага, когда и без него всему миру известно, какая эскадра идет. Другие утверждали, что англичане имели право обидеться на посылку «Изумруда». Еще показался английский крейсер... Что же это? Не дана ли им стратегическая задача открыть местонахождение русского флота? На всех это произвело дурное впечатление. Точно черное воронье стало слетаться; чуют близость сражения или просто разведчиками идут, облегчая японцам задачу. По нашим предположениям, за ними скоро должны были появиться и их друзья — японцы. Вот в 10 часов утра и первая неизвестная телеграмма по беспроволочному телеграфу... Какое-то «сяо-кяу»... Затем пошли и пошли без конца длинные разговоры, непонятные, шифрованные... На завтраке присутствовал командир, поставил шампанское и провозгласил тост за наш успех. Было требованье гимна, аврорского марша. Отдых. Впервые не спится, ворочаемся с боку на бок. Думы, что черные мухи...
12 ч 30 мин дня. Дымок на ост. Еще дымок, справа на траверзе. Сегодня предполагалась погрузка угля. Встреча с английскими крейсерами изменила планы.
В 1 ч 30 мин госпитальное судно «Орел» вышло из строя влево, прибавило ходу и скрылось за горизонтом (как оказалось потом, получив инструкцию зайти в Сайгон). Сигнал адмирала «Тереку»: «Стыдно, «Терек»!» День жаркий, душный. Вода прозрачная, изумрудная, свежая, так и манит к себе. Опять подсчет калибров — тошно! От этих разговоров я стараюсь уходить полным ходом как можно дальше. «Изумруд» и «Жемчуг» посланы вперед на разведку. За ужином публика, забыв о калибрах японских пушек, занялась старыми кадетскими воспоминаниями, большей частью сводящимися к одному и тому же: как надували одного преподавателя, как травили другого, что выделывали на уроках третьего.
30 марта. Грузим уголь ботами. В случае появления неприятеля приказано все: боты, катера, барказы — оставлять на воде и живо строиться в походный строй. «Наварин» сигналит: «Имею повреждение в машине, могу исправить к шести часам вечера». Неприятная история, которая вовсе не входила в наши расчеты. Аврорцы, как всегда, лихо грузят: на этот раз принято 270 тонн. Шикарно! В 5 ч 30 мин «Ослябя», приспустив до половины кормовой флаг, поднял молитвенный: на судне, значит, покойник. Сегодня моя очередь на ночную вахту с десяти до двух сигнальщиком в помощь вахтенному начальнику. Команда, уставшая после погрузки, спит особенно крепким сном.
31 марта. Утром подошли к аннамским берегам*26, к бухте Камранг, возле которой и держимся в ожидании, пока наши миноносцы и катера, посланные вперед, протралят бухту. На горизонте видны суда — это ходят наши сторожевые крейсера.
При эскадре есть водоналивное судно «Метеор», но, к счастью, теперь уже редко кто пользуется с него водой: все научились экономить собственную воду. Младший инженер-механик Ш. был на одном из коммерческих транспортов. Там струхнули не на шутку. Бранятся: «Ввязались мы с вами в грязную историю! Что теперь с нами будет! Ой-ой! Пропали наши бедные головушки! Знали бы, так не пошли бы». Веселый Ш., глядя на них, вместо того, чтобы посочувствовать им, пособолезновать, все животики себе от смеха надорвал. Вечный шутник Б. говорит:
— Хорошо армейцам — отбежали за кочечку, в овражек спрятались, а тут на-ко — спрячься.
От скуки стали рассказывать свои сны — всем теперь снится ужасная чертовщина. Мы приняли с транспорта «Владимир», согласно приказанию адмирала, для офицерской кают-компании тридцать пудов консервированного мяса; очень неважное, но и за то спасибо. Новый уголь (кардиф в брикетах) страшно разъедает лицо, руки, вызывает эритему, припухание кожи, конъюнктивиты. Заболевания инфлуэнцей, малярией продолжаются.
Наш командир тоже ведет дневник. Он мастер на все руки. На «Воине» я помню его лихим парусником; оказывается, он знает хорошо и машинное дело, он и естественник, много читает и вообще всем интересуется. Отношение его к команде самое гуманное. На судне у него есть детище ненаглядное — удав. Нередко днем командира можно застать в каюте читающим в лонгшезе, а у ног его, свернувшись калачиком, лежит этот зверь. Перелом на спине давно сросся, но подвижность и чувствительность не вполне восстановились. По моему совету, через день производится искусственное питание: в стеклянную водомерную трубку набивается мелко изрубленное сырое мясо. Евгений Романович держит удава, а я раздвигаю челюсти шпателем, вставляю трубку и шомполом препровождаю содержимое в желудок. Однажды я прибавил коньяку, но удав остался таким же меланхоликом, не стал буйствовать. От хорошей спокойной жизни и бездельничанья он очень разжирел и на днях переменил свою шкуру, причем она сошла у него одновременно с эпителием роговиц.
* * *
К вечеру траление бухты было окончено, штурмана расставили буйки. Транспорты вошли в бухту. Боевые суда остались пока еще на рейде. С трудом сохраняя строй, мы толчемся на одном и том же месте. Течение сносит к северу. На госпитальном «Орле» должна прибыть почта и провизия из Сайгона. Была погрузка. Вместо тридцати приняли сто тонн. Работы окончили сегодня рано. Транспортам разрешено войти в бухту. Они, видимо, сильно обрадовались этому приказанию, так как поразительно быстро зашлепали своими винтами, работающими наполовину в воздухе вследствие разгруженного состояния транспортов. Ночью у орудий сонное царство, в бочке храпит сигнальщик, на юте у ракетного станка, развалившись на забытом вестовыми лонгшезе, храпит во всю носовую завертку дежурный комендор. Когда я подошел и окликнул его, то бедняга со страху чуть за борт не выскочил — так всполошился.
33 Здесь и далее под «сетями минного заграждения» подразумеваются противоторпедные сети. В дореволюционном российском флоте торпеда называлась самодвижущейся миной Уайтхеда.
*26Аннам — устаревшее название Вьетнама (Ред.).
<< Назад Вперёд>>
