VII. Купцы, гости, посадские люди
О гостях и купцах говорит договор Игоря с греками 945 г.:
Первая статья его начинается так: "Мы от рода рускаго слы и гостье". А затем, после перечисления послов, следует перечисление "купец", т.е. гостей, приехавших в Грецию.
Греки дорожили торговыми сношениями с Русью и еще на первом договоре с Олегом обязывались давать гостям "месячину на 6 месяцев, и хлеб, и вино, и мясо, и рыбы, и овощем".
В Никоновской летописи читаем:
"Того же лета приходи свейский король с пискупом своим, в шестидесять шнеках, на гости новогородцкиа, иже из мориа шли с великим богатством в пяти лодиях; и бишася много, и неуспеша ничтоже новогородцем, и отлучиша (новогородцы) у них (у шведов) три шнеки, а избиша их сто и пятдесять"(1142).
В Воскресенской:
"Ярослав такоже прибеже един в Переаславль (после поражения у Липиц) и затворися в нем. И недоволе ему о первом зле, елико изби в Новегороде и в Торжку и на Волоце, но и ту, вбег, изнима новогородци и смолняны, иже бяху зашли гостьбою в землю его, и повеле новгородци в погребы метати, а иных в тесней избе затворити, и задуши их полтораста..." (1216).
То же значение имеет гость и в московских памятниках XVI века. В духовной грамоте Великого князя Ивана Васильевича читаем:
"А что есми подавал детем своим селци у Москвы в дворы з городскими на посадех, и дети мои в тех дворех торгов не држат, ни жытом не велят торговати, они лавок не ставят, ни гостей с товаром, иноземцев, и из Московские земли и из своих уделов в своих дворех не велят ставити. А ставятся гости с товаром, иноземци, и из Московские земли, и из их уделов, на гостиных дворех, как было при мне" (Рум. собр. I. № 144. 1504).
Гости и купцы не составляли, однако, в древности особого сословия. В старину все могли торговать: и князья, и духовенство, и служилые люди, и крестьяне, и действительно торговали. Это следует из таможенных грамот, которые предписывают сбор таможенных пошлин с людей всякого звания:
"А с пригородских людей Новогородские земли и с сельских людей имати тамги с московскаго рубля по четыре московки. ...А кто поедет москвитин изо всех пригородов и из волостей Московские земли, и смольянин, и изо всех городов и из волостей Тверские земли... с товаром, с белкою, и с воском, и со всяким товаром... А который человек служивой приедет в Новгород с товаром ино с его товару тамги и иные пошлины потомуже, как с торговаго человека... А имати им (таможенникам) тамга и пуд и все пошлины: с царева и великаго князя товару, и с митрополича, и со владычня, и с наместнича, и с боярского, и с царевых великаго князя сельчан, и митрополичих, и с владычних, и с монастырских, и с боярских, и со грамотчиков и со всех без-омены, чей кто нибуди" (АЭ. I. № 282. 1571).
Все эти торговцы, без всякого различия, приезжая в город, должны были ставиться на "гостиных дворах", в устроенных там для них помещениях, и производить из них свою торговлю (там же).
С другой стороны, лица, специально занимавшиеся торговлею, не были исключены от пользования какими-либо другими правами.
Древнейший список Правды в статье, назначающей вознаграждение за убийство, уравнивает купцов с княжескими чиновниками: за тех и за других берется 40 гривен.
Из летописей узнаем, что купцы вместе с боярами принимают участие в общественных делах.
В 1177 г. во Владимире на Клязьме собираются бояре и купцы и требуют от князя своего Всеволода, чтобы он принял решительные меры против только что побежденных им рязанских князей:
"И на третий день бысть мятежь в Володимири: всташа боляре и купци, рекоуче: княже, мы тобе добра хочем, за тя головы, своя складываем; ныне држиши ворогы своя просты, а се ворози твои оу бока, соуждалци и ростовци, любо казни их, любо слепи, или дай нам" (Сузд.).
Они участвуют в посольствах. В 1215 г. новгородцы, много думавши, посылают за князем Ярославом посадника, тысяцкого и десять человек купцов, старейших мужей.
Купцы выступают, наконец, и в качестве воинов. От X века имеем известие, что гости, обыкновенно, носили оружие. В договоре с греками 945 г. встречаем статью, которая требует, чтобы купцы, приезжающие из Руси, входили в Константинополь без оружия. Это знакомство торговых людей с оружием дело весьма понятное. При отсутствии безопасности на дорогах они сами должны были охранять свои караваны.
В Новгородской I лет. под 1195 г. читаем:
"Томь же лете, на зиму, позва Всеволод новогородьце по Чьрнигов, на Ярослава и на все Ольгово племя. И новогородьци не отпьрешася ему: идоша с князем Ярославмь огнищане, и гридьба, и купци".
В Москве в XVI и XVII веках произошло уже значительное обособление служилого класса, тем не менее и там торговые люди призываются к военной службе. В походе на Казань участвуют "сурожане, суконники, купецкие люди и прочие москвичи, коим пристойно по их силе" (Рейц. 136). В 1616 г. Михаил Федорович указал:
"По Белому городу быть по воротам головам, и дьяком, и гостям для обережения..." (Дворц. разр. I. 232).
Недвижимостями купцы могли обладать наравне с лицами других специальностей.
Новгородская судная грамота не делает никакого различия между боярином и купцом по отношению к землевладению. И тот, и другой могут обладать недвижимостями:
"А целовать боярину, и житьему, и купцю как за свою землю, так и за женню" (17).
"А позовут боярина, и житьего, и купца в его земле, или в женне, ино ему отвечать... в свое место и в женне..." (18).
Древние города нередко состояли только из укрепления, которое, кроме служилых людей, постоянного населения не имело. Поэтому торговля не была у нас приурочена к городам, она развивалась и вне городов, в поселениях, которые и впоследствии городами не делались. В Церковном уставе смоленского князя, Ростислава Мстиславича, гостинная и торговая дань упоминаются в таких местностях, которые ни тогда, ни после городами не были. Таковы: Поцин и Оболв (1150 г.). Таким образом, торговля и купцы не замыкались в нашей древности в пределах городов.
То же явление наблюдается и в московское время. Торговые люди живут в деревнях и даже на владельческих землях еще в XVII столетии. В грамоте о денежном сборе князю Дмитрию Михайловичу Пожарскому с товарищами от 1632 г. читаем:
"И с тех гостей и с торговых и всяких людей, с митрополичьих, и архиепископовых, и епископовых, и с монастырских, и с боярских, имати пятая денга их животов на вспоможенье ратным людем" (Кн. разр. II. 486).
Даже в Уложении не находим безусловного запрещения торговым людям жить на владельческих землях. Оно отбирает на государя только такие торговые владельческие слободы, села и деревни, которые находятся на посадах и около (XIX. I, 5, 7, 8, 9). О тех же, которые "не близко посадов", в Уложении сказано:
"А которые патриарши, и митрополичьи, и властелинские, и монастырские вотчинные слободы, и села и деревни боярские, и окольничих, и думных, и ближних, и всяких чинов людей вотчинные и поместные слободы, села и деревни от посадов не близко, а в них живут торговые люди, а изстари они бывали посадские жильцы, и в городех у них лавки и всякие торговые промыслы, и по сыску тех торговых и промышленных людей указал государь взять в те же городы в посад на старые их тяглые места, и устроити с тяглыми с посадскими людьми" (XIX. 9).
Из этой статьи следует, что те торговые люди, которые не были посадскими жильцами, могут по-прежнему жить на владельческих землях и торговать там; только в городах не могут они иметь лавок.
Этим и надо объяснять существование лавок и целых посадов на владельческих землях и после Уложения. Весь Тихвинский посад принадлежал Тихвину монастырю Успения Пречистыя Богородицы. На посаде были целые ряды лавок, оброк с которых шел в дом Пречистыя Богородицы в монастырскую казну. В апреле 1661 г. в монастырской вотчине случилось "убивственное дело, Мишка Печонкин да Федька Жарухин да пришлой человек, попов сын, Прошка Федоров, убили Тихвина монастыря крестьянина". Для рассмотрения этого дела собрались архимандрит, старцы и посадские люди и решили отослать виновных в Великий Новгород к боярину и воеводе князю Григорью Семеновичу Куракину с товарищи, "и впредь оне, Мишка Печонкин с товарищи, к нам в монастырскую вотчину во крестьянство и в посадцкое тягло ненадобны" (АЮ. №№64 и 69. 1661 - 1669).
Занятие торговлей несовместимо с постоянной службой князю. Надо думать, что если торговые люди и поступали на службу князя, то в редких и исключительных случаях. Но, конечно, они так же могли это делать, как и люди других специальностей. Указание на это находим в договорах московских великих князей с удельными.
В договоре Дмитрия Ивановича с Владимиром Андреевичем читаем:
"А гости, и суконьников, и городских людей блюсти ны с одиного, а в службу их не приимати" (Рум. собр. 1. № 33. 1388).
Этим договором установляется исключение из общего правила. Гости, суконники и городские люди (т.е. московские городские люди) тоже поступают на службу; это старинное начало. Но Дмитрий Иванович и Владимир Андреевич обязываются отступить от этого начала и впредь не принимать их на службу. Надо думать, что это ограничение касается только торговых людей города Москвы, где Владимир Андреевич был третчиком. Этим объясняется и выражение блюсти с одиного, т.е. ведать вместе. Торговые же люди местностей, составлявших раздельное владение каждого князя, ведались, конечно, каждым из них отдельно, а не за один. Это ограничение встречается еще только в одном договоре Василия Дмитриевича с тем же Владимиром Андреевичем.
Но были некоторые общественные функции, которые близко соприкасались с торговым делом, а потому с древнейшего времени и поручались людям торговым. Сюда относятся сборы пошлин с торговли.
Древнейшее указание на это находим в дарственной грамоте новгородского князя, Всеволода Мстиславича, воздвигнутой им на Петрятине дворище церкви во имя Св. Иоанна. На строение церкви, от своего великого имения, князь дал вес вощаной. Для ведомства возникших из этого дара "ивановских дел", состоявших в разборе споров, возникавших при сборе весовой пошлины, в хранении денег и их расходовании, князь учредил особый совет из трех старост от житьих людей, тысяцкого от черных и двух старост от купцов. Этим двум старостам от купцов поручен был и самый вес воска, который они должны были производить в притворе Св. Иоанна. Двое купеческих старост избирались, но не всем купечеством, а только пошлым. Пошлыми же купцы делались "вкладом и отчиною". Т.е. пошлым купцом был: 1)тот, кто вложился в ивановское купечество, а для этого надо было внести "купьцам пошлым вкладу 50 гривен серебра", из которых только половина шла Св. Ивану, употребление другой половины не указано; 2) приобретенное вкладом право ивановского купечества переходило по смерти приобретателя к его детям.
Возникает вопрос, за что платили ивановские купцы 50 гривен, сумму, по тогдашнему времени очень значительную? Она многим превышала цену человеческой жизни. В старину исполнение всякой публичной должности вознаграждалось не жалованьем, а доходом с должности. Получали такой доход и сборщики податей. Чтобы иметь право на этот доход, ивановские купцы, надо думать, и вносили 50 гривен.
Они названы "пошлыми". Пошлина есть то, что пошло из старины. Это заставляет думать, что "ивановское купечество" есть только отдельный случай применения к потребностям церкви Св. Иоанна порядков, давно уже сложившихся, а потому пошлых. О доходах князя с торговли говорит уже Владимиров церковный устав; пошлины с веса воскового Всеволодов устав называет стариной. Можно думать, что купцы в Новгороде в глубокой уже древности приставлялись к сбору торговых пошлин и делали за это некоторый вклад в княжескую казну. Они-то, надо думать, и назывались "пошлыми купцами". Князь Всеволод берет из их ведомства часть торгового сбора в пользу церкви Св. Иоанна, предоставляет взимание его особому ивановскому купечеству и требует, чтобы и это купечество тоже было "пошлое", т.е. делало некоторый вклад за право сбора. Пошлому купечеству в грамоте противополагается не пошлое; оно не участвует в сборе пошлин:
"А не пошлым купцем старощения не держати, ни весу им не весити иваньского" (Доп. к АИ. I. № 3. Около 1134 - 1135).
В Московском государстве купцы и гости также привлекаются к таможенному делу.
Можно думать, что учрежденное Всеволодом ивановское купечество существовало в Новгороде еще в XVI веке, хотя, может быть, и с некоторыми изменениями.
Утверждаем это на основании таможенной новгородской грамоты от 1571 г. В начале грамоты говорится, что в Великом Новгороде, в государеве опришнине, на торговой стороне, тамга и все таможенные пошлины собираются гостями и купцами московскими и новгородскими. А при исчислении отдельных пошлин сделано такое исключение:
"А воск, и мед, и олово, и свинец, и квасцы, и ладон, и темьян (смесь ладана с воском для куренья) весить по старине, на крюк, у Ивана Святого под церковью, на Петрятине дворище; а таможникам в то не вступатися ни во что" (АЭ. I. № 282).
Известие это чрезвычайно кратко и было бы совершенно непонятно, если бы мы не имели вышеприведенной Всеволодовой грамоты. Исключение, надо полагать, сделано в пользу ивановских купцов, которые и в конце XVI века продолжают еще весить в притворе Св. Иоанна, но уже не один воск, а и некоторые другие товары. Кто и когда сделал это новое приношение Св. Иоанну, мы не знаем. Наша до-московская старина во многом была весьма устойчива.
В московских памятниках для обозначения торговых людей входит в употребление новое слово посадские. Думаем, что термин этот возник от сидения в лавке торговых людей, а затем сообщился и самому месту, где лавки были устроены, которое поэтому и называлось посадом. В описи города Мурома читаем:
"В Муроме ж на посаде лавки, а сидят в них муромцы, посадцкие люди, со всяким товаром... и всего в Болшом ряду, от площеди к гостину ряду, по обе стороны 38 лавок жилых" (АЮ. № 229. 1574).
Такие посады возникали, обыкновенно, около городов, непосредственно прилегая к городским стенам:
"В Муроме на посаде, за городом, государя царя и великаго князя двор, против Николы Мокрого..." (там же).
Возникновение посадов возле городов очень понятно. Многие города возникли по правительственным соображениям как пункты защиты; первоначально их постоянное население состояло единственно из служилых людей. Торговые люди являлись со своим предложением в пункты, где сосредоточивались служилые люди.
Но посадские люди и посады могли быть и в селах. В торговом монастырском селе, Веси Егонской, были свои посадские люди, ездившие с товарами в разные города (АЭ. I. № 263. 1563). В селе Дмитрия Годунова, Чаронде, был тоже посад, а в нем жили торговые посадские люди (АЭ. I. № 356. 1592). В начале XVII века Ивану Черкасскому пожаловано село "Павлов острог с посадскими людьми" (АЭ. III. № 159. 1624).
Да и у стен городских могли селиться не одни только специалисты, торговые люди, но и крестьяне; может быть, они и были первые посадские торговцы. Существование таких двух элементов в посадах объясняет тот факт, что к городам приписывались пахотные земли. В той же описи Мурома читаем:
"В Муроме ж на посаде дворы черные тяглые.... И всего в Муроме на посаде... в живе черных тяглых дворов 111 дворов... Пашни у всего посаду с московские дороги, и перелогу и животиннаго выпуску, во всех трех полях худые земли... 608 четьи; а сошнаго писма во всем посаде... 12 сох без чети без малой трети и пол-пол-полчети сохи".
К посадам бывали приписаны целые деревни:
"От царя и Великаго князя, Ивана Васильевича, всея Руси, на Усложню Железополскую, на посад: старостам и сотцким и пятидесятцким и десятцким и всем крестьяном, посадцким людем. Пожаловал есми княж Юрьеву Васильевича княгиню, старицу Александру, Устюжною Железополскою, посадом и деревнями, что к посаду, со всеми доходы..." (АЭ. I. № 279. 1570).
Посад и деревни составляют здесь одно административное целое, а крестьяне названы посадскими людьми.
Как далеко заходила деревня в посад, это ясно видно из дозорной книги посада Чаронды, в которой читаем:
"Да к погосту же на Чаронде на посаде тяглых дворов: двор Иванко Петров... Да двор пашенного человека, Мишки Иванова; да двор пуст пашенного же человека, Гришки Краснова, а пашни его пол чети выти впусте... Да пашенных же людей пожженых дворов места (следует перечисление 14 дворовых мест)".
"Да на Чаронде же на посаде непашенных людей дворы, а живут в них непашенные люди, а кормятся рыбною ловлею, а платят государевы доходы с пашенными крестьян ы вместе с рыбные ловли (следует перечисление 19 дворов, и в том числе один "двор, торговой человек, Торопко Веяков, да у его ж двора лавченко") (А. до юр.б. № 128. П. 1615).
В приходной книге Туринского острога всяким государевым доходам 1622 г. читаем:
"Посадские люди:
"Фомка Ортемьев. И на нынешний на 131 год, по окладу, с двора испашниис сенных покосов годоваго оброку взято шестнацеть алтын четыре денги" (за этим следуют еще шесть посадских, обложенных оброком с пашен и сенных покосов).
"Годовой оброк с лавок:
"У государева пашеннаго крестьянина, у Куземки у Никонова, с онбара на нынешней на 13 1 год, по окладу, оброку взято шесть алтын четыре денги" (А. до ю.б. № 142. II).
Посадские люди пашут, крестьяне торгуют.
Первые формальные различия между посадскими людьми и крестьянами находим в постановлениях Судебников о бесчестье. Но они не отличаются большой точностью и определенностью.
В царском Судебнике находим по этому предмету такие определения:
"А гостем болшим безчестьа 50 рублев; а женам их вдвое против их безчестьа. А торговым людям и посадцким людем (двух последних слов в Татищ. сп. нет), всем (и всяким, Толст. I) середним, безчестьа 5 рублев; а женам их безчестьа против их безчестья вдвое... А крестьянину пашенному и непашенному (в 4 сп. нет) безчестьа рубль; а жене его безчестьа два рубля. А боярскому человеку молотчему или черному городцкому (вар. посадцкому) человеку молотчему безчестьа рубль же; а женам их безчестьа вдвое" (26).
Такие определения, как большие, средние и молодшие люди, указывают, конечно, на значительную неопределенность формальных различий. Где оканчиваются большие гости и начинаются средние? В каждом отдельном случае это должно было решаться усмотрением судьи. Молодший городской приравнен крестьянину. А если крестьянин имеет лавки и ведет значительный торг? Его, конечно, можно было отнести к торговым людям, под которыми Судебник разумеет всех средних купцов, и взять за его бесчестье 5 рублей.
Подтверждение такому толкованию находим в близкой по времени к Судебнику судной грамоте удельного князя, Владимира Андреевича:
"А безчестья посадским людем и волостным добрым пять рублев" (АЭ. I. № 257. 1561), в которой добрые волостные крестьяне уравнены со средними посадскими людьми Судебника.
Эта близость посада к селу и деревне объясняет общие челобитные посадских людей и волостных крестьян XVI века. Царю Ивану бьют челом:
"Шенкурцы и Вельского стану посадские люди и всего Важского уезда становые и волостные крестьяне, которые станы приписаны судом к Шенкурье, к посаду, и к Вельскому стану" (АЭ. I. № 234. 1552).
Здесь посадские люди живут и в Вельском стану, а не в городском только посаде.
Только с конца XVI века московское правительство начинает принимать меры к большему обособлению торгового класса, но только лучших его людей.
За службу в таможенных и кружечных дворах и у соболиной казны оно начинает жаловать торговых людей гостинным именем (Котошихин. X. 1) и дает на это звание грамоту с красной печатью (Улож. XVIII. 8). Звание гостя из бытового явления переходит в отличие, жалуемое московскими государями за верную службу. Если Уложение назначает гостю по 50 р. бесчестья, то это надо понимать о купце, пожалованном гостинным именем, следовательно, о совершенно определенном разряде лиц. Мы даже знаем число их. Котошихин говорит: "А будет их близко 30 человек".
Гостям, в силу жалованных грамот, предоставлялись, обыкновенно, некоторые привилегии. Вот одна из таких грамот:
"Божиею милостию мы, великий государь, царь и Велики князь, Борис Федорович, всея Русии самодержец, и сын наш, царевич князь Федор, пожаловали есмя нашие отчины Великаго Новагорода торговаго человека Ивана, Онаньина сына, Соскова гостинным имянем. Велели ему быти в гостех и на дворе его стоялщиком никаким не ставитися, опричь наших походов; и всякое питье велели ему держати безьявочно и безвыимочно про себя, а не на продажу. А в которые городы Иван поедет, или его дети, или племянники с его товары, и в тех городех наши наместники и воеводы и всякие приказные люди их не судят ни в чем, а судим мы, великий государь, царь и Великий князь Борис Федорович, всея Русии самодержец, и сын наш, царевич, князь Федор, или кому повелим судити. Дана грамота на Москве, лета 7107, сентября в 15 день. А припись у тое государевы жало-валные грамоты дьяка Посника Дмитриева" (Доп. к АИ. I. № 147, 1598).
Такие привилегии не составляют, однако, изобретения XVI века. Они получили свое начало гораздо ранее. Древнейшая из дошедших до нас льготных грамот купцам принадлежит Великому князю Дмитрию Ивановичу. Он освободил новоторжца, Микулу, с детьми и сиротами, от всяких даней и суда своих наместников. "Микулу с его городищанами судит сам великий князь. Что (Микула) купит или продаст, или его дети, не надобе им ни тамга, ни восминичее... ни костки, ни которая пошлина, ни побережное, ни весчее..." (Доп. к АИ. I. № 9); грамота очень плохо сохранилась, а потому мы и не приводим ее целиком. В начале грамоты Дмитрий Иванович говорит, что он пожаловал Микулу "по деда своего князя великаго грамоте". Таким образом, Иван Данилович давал уже привилегии купцам. Нет ни малейшего основания думать, что он был в этом деле новатором. Такой порядок вещей, конечно, идет из самой глубокой старины.
Жалованные грамоты устанавливают привилегии в пользу отдельных лиц, а не целого класса торговых людей.
Некоторое исключение из этого порядка вещей представляет Новгород. В новгородских договорах с князьями встречается общая привилегия для всех торгующих. Она выражается в такой формуле:
"А дворянам твоим по селом у купцев повозов не имати, разве ратной вести".
Новгородские купцы дают подводы княжеским слугам только в случае отправки гонца с известием о войне.
Эта привилегия встречается уже в договоре Новгорода с тверским князем Ярославом Ярославичем, заключенном в 1265 г., повторяется во многих договорах с тверскими князьями XIV века и в последний раз упоминается в договоре с Москвой 1471 г., хотя в этих последних договорах и без прибавки "по селом". Думаем, однако, что "по селом" предполагается и позднейшими договорами.
Что же значит это "по селом"? Нельзя допустить, что привилегия дана только сельским купцам. Здесь, надо думать, разумеются торговые люди, находящиеся в дороге с товаром и застигнутые княжескими дворянами во время остановки в селе. Эта привилегия дана всем торгующим, чтобы не останавливать, без важной причины, их торгового движения; а не купцам в смысле особого класса. Такая же привилегия, как увидим из приводимой ниже грамоты, давалась и в Москве, но отдельным лицам. Новгород же Великий ограждал не лица, а торговлю.
В Москве хотя и начинается некоторая организация торговых людей, но она не была рассчитана на развитие торговли и промыслов. Надо сказать даже более, эта организация была прямо противоположна интересам торговли и промыслов.
С конца XVI века московское правительство начинает брать по городам лучших людей из черных сотен и слобод и устраивать из них в Москве особые сотни: гостиную и суконную (АЭ. II. № 49). Цель этих новых сотен так определена Котошихиным:
"Гостиная, суконая сотни устроены для того: на Москве и в городех бывают у зборов царские казны в целовальниках, и торги своими торгуют же и всякими промыслами промышляют" (X. 2).
Людям гостиной сотни давались также привилегии, как и гостям. Вот жалованная грамота царя Шуйского торговому человеку гостиной сотни:
"И яз царь и Великий князь, Василий Иванович, всея Русии пожаловал Ондрея Окулова и его детей: где он на ком учнет искати или отвечати, в котором приказе ни буди, а дойдут по суду до крестного целованья, и ему самому и его детям креста не целовати, а целовати крест в их место людем их. И питье ему держати про себя безъявочно. Также есми Ондрея Окулова и его детей пожаловал: где ему случится в отъезде быти самому, или его братье, или его детем, или его племянником, которые с ним не в разделе, или их людем нашего государьства по всем городом, и наши бояре, и воеводы, и дьяки, и всякие наши приказные люди ни в чем их не судят; а кому до них дело, ино их сужу яз, царь и Великий князь, Василей Иванович, всея Русии на Москве или мой казначей. И с черными сотнями никаких ему дел не делати и не тянути ни в чем, опричь своей гостиныя сотни. И подвод у него в отъезде во всех городех нашего государства и по ямам не имати; и стоялщиков у них во дворе и всяких иноземцев не ставити. А кто их чрез сию мою жалованную грамоту чем изобидит, тому от меня, царя и Великаго князя, Василья Ивановича, всея Русии быти в опале. Дана ся наша царьская жаловалная грамота на Москве, лета 7114 июня в день" (АЭ. II. № 49. 1606).
За усердную службу в таможенных и кружечных дворах люди гостиной сотни жалуются "гостиным имянем". Под усердной же службой разумелась такая, которая в результате своем имела прибыль государевой казны (Улож. XVIII. 8).
Нельзя не заметить некоторого родства между новгородскими пошлыми купцами и московскими гостями и людьми гостиной и суконной сотни. И те и другие состоят при сборе пошлин. Но это очень отдаленные родственники. Они различаются всем громадным различием строя новгородской и московской жизни. В Новгороде стать пошлым купцом есть дело свободы, досуга и призвания; в Москве это тяжелая обязанность, которая отрывает от торговли и промыслов всех лучших торговых людей. Жалуемые им привилегии далеко не окупают тех потерь, которые они должны нести, передавая ведение своих предприятий в чужие руки. Московская организация торговых людей находится в прямом противоречии с интересами торговли, для которой нужна свобода, а не обязательная служба. Хорошо известно невыносимое положение этих невольных государевых слуг во время отчетности их пред московскими приказами, которая нередко, благодаря знаменитой московской волоките, тянулась год, а иногда и более и совершенно расстраивала торговые дела купцов. Петру Великому суждено было усмотреть недостатки московской организации и положить начало новому порядку вещей. Но обратимся к старине.
Гостиная и суконная сотни были расписаны на статьи: большую, среднюю и меньшую. Каждой статье Уложение определяет особое бесчестье. Самое большое, 20 руб., полагается человеку гостиной сотни большой статьи; самое меньшее, 5 руб., человеку суконной сотни меньшей статьи (X. 94).
Эти различия представляют нечто совершенно определенное. Но здесь определенность и оканчивается.
За бесчестье крестьян Уложение, как и Судебник, назначает 1 рубль. Между же крестьянами и меньшей статьей суконной сотни поставлен следующий неопределенный разряд: люди черных сотен и слобод и посадские тяглые. Лучшим из них Уложение назначает 7 рублей бесчестья, средним - 6, меньшим - 5.
Это не посадские только, но еще какие-то люди черных слобод и сотен. Можно думать, что здесь торговые люди по-старому смешиваются с крестьянами, которые тоже торгуют, но для которых сидение в лавке не составляло специальности. Лучшие и средние люди этого-то смешанного класса, среди которого могут быть и земледельцы, так как и в XVII веке при посадах есть пахотные земли, поставлены выше меньшей статьи людей суконной сотни.
Уложение и посадских людей прикрепляет к месту, где они записаны в государево тягло (XIX. I. 2, 22). Но этим не достигается никакого принципиального различия между городом и деревнею, так как посады существуют не при городах только, а и при селах, а с другой стороны, и городские посадские люди владеют пахотными землями.
Мысль Екатерины II, что в городах обитают мещане, которые упражняются в ремеслах, художествах, в торговле и науках, а в селах и деревнях - сельские жители, обрабатывающие землю, произведениями которой питаются все сословия, и "сие есть их жребий", совершенно чужда нашему законодательству XVI и XVII веков.
В литературе вопрос о торговых людях до последнего времени не возбуждал особенно крупных разногласий. Можно было считать общепринятым положение о том, что наша древность не знала никаких формальных ограничений права торговли и что купцы не составляли особого класса с сословной организацией. Против такого взгляда высказался ныне уже умерший профессор Варшавского университета, Никитский, хотя и нельзя сказать, чтобы он развил свои положения с достаточной определенностью. На основании рассмотренного нами выше устава Всеволода Новгородского церкви Св. Иоанна на Опоках он утверждает, что этим уставом была основана в первой половине XII века новгородская купеческая гильдия (Св. вел. Иван на Опоках в "Журн. М-ва нар. пр." 1870. Т. 150. С.207 и след.). Автор утверждает, что 6 членов, назначенных для ведомства ивановских дел, "сосредоточивали в своих руках всю торговую администрацию". По числу членов "комисия" эта напоминает ему екатерининскую шестигласную думу; а тысяцкий, председатель комиссии, "играл, по его мнению, в своем роде роль городского головы". Думаем, что такого рода сближения не нуждаются в опровержении. Усмотрев сходство с шестигласной думой, автор не обратил должного внимания на то, что комиссия из 6 членов учреждена для ведомства не торговых дел вообще, а только ивановских; что тот же памятник рядом с "пошлыми купцами" знает и "купцов не пошлых"; и что, наконец, из 6 членов ивановской комиссии только два купца, а остальные житьи люди и тысяцкий, как представитель черных людей вообще. Несмотря на значительные успехи новгородской жизни, купцы не обособились, однако, в Новгороде от других классов населения и не получили там специально купеческой организации.
Изыскания о торговых людях весьма нередко приводят к исследованию вопроса об отделении города от села. К этому вопросу пришел покойный Пригары в своем сочинении "Описание исторического состояния городских обывателей в восточной России" (1865). Он думает, что уже в конце XV века города начинают обособляться от сел и что причина этому лежит в заботах правительства об исправном поступлении тамги, с каковой целью торговлю и начинают ограничивать городами (5).
Организация сбора (таможенного) с торговли, конечно, должна была повести к ограничению мест торговли. Таможенные сборы устраивались в таких пунктах, где существовала сколько-нибудь развитая торговля. Учреждение в таких местах таможенников вызывало иногда перенос торговли в новое место, где таможенников не было. Это причиняло подрыв государевой казне, и вот вследствие этого-то мы и находим в таможенных грамотах дозволение торговли в одних местах и запрещение ее в других. Но при этом и речи нет об исключительном приурочении торговли к городам. И в конце XV, и в течение всего XVI века торговля разрешается как в городах, так и в селах.
В древнейшей белозерской таможенной грамоте читаем:
"А кто приедет из Московские земли, и из Тверские земли, и из Новогородские земли, и изо всех монастырей Московские земли, и из Тверские, и Новогородские, и из Белозерьских монастырей, всем им всяким товаром и житом торговати в городена Белеозере; а за озеро всем им торговати не ездити; а по волостем им и монастырем не торговати ни житом, ни всяким товаром, опроче одные Белозерские волости Углы. А на Угле быти торгу по старине, а тамга имати у них по томуж, как емлют на Белеозере, в городе... А городским людем белозерцем и посажаном (вместо посадских) за озеро ездити по старине торговати" (АЭ. I. № 134. 1497).
Здесь различены приезжие торговцы из других земель и местные. Приезжие торгуют только в городе Белоозере да в волости Угле. Местные купцы могут ездить торговать и за Белоозеро по волости. Это особая их привилегия.
Из жалованной грамоты дмитровского князя, Юрия Ивановича, 1521 г., узнаем, что есть мытчики (сборщики торговых пошлин) Задубровской слободы, Устенские и Дубенские (АЭ. I. № 170). Все это не города.
В пятидесятых годах XVI века возникло любопытное таможенное столкновение у архимандрита Симонова монастыря с князем Михаилом Федоровичем Прозоровским. Архимандрит бил челом государю о том:
"Что де в Бежецком Верху, в Городецком уезде, в их монастырском селе, в Веси Егонской, торг еженедель по вся дни, и на тот де торг съезжаются торговые люди со всякими товары; и в том де торгу тамгу и все таможные пошлины откупают бежачане, городецкие посадские люди, и сельские крестьяне; и от тех де от откупных таможников их монастырским людем и крестьяном... чинятся обиды и продажа великие и откупу де таможеннаго на ту тамгу дают наддачу великую".
Вследствие этого архимандрит просил, чтобы государь пожаловал, отдал им тамгу без наддачи в оброк за 35 р. Государь пожаловал, отдал.
Через два года после этого приказчики князя Прозоровского устроили в его вотчине, селе Старой Холопей, лавки, кабаки и завели торг. По челобитью князя в его вотчине тоже была устроена таможня и торг отдан на откуп за 3 рубля. Но оба села находились на одной и той же реке Мологе. Вследствие этого торговцы, плывшие в Весь-Егонскую, останавливались в вотчине Прозоровского и торговали. Монастырь усмотрел в этом ущерб своим интересам. Пошли жалобы на недобор пошлин. Дело тянулось более трех лет и решено в пользу монастыря. Торг в Старом Холопее был уничтожен, а три рубля тамги присоединены к монастырскому оброку (АЭ. I. № 263).
Из 17 таможенных грамот, отпечатанных в I т. АЭ., в 9 речь идет о торговых местах в селах и волостях (кроме трех приведенных выше, см. №№ 342, 352, 356, 362, 363, 366). Таким образом, и в XVI веке, так же как и в XII, торговля не ограничивается городами. А так как города ставились в целях обороны, то можно допустить, что были города, в которых не было никакой торговли.
Профессор Владимирский-Буданов также думает, что торговля концентрируется правительственными мерами в одних городах, ради удобства взимания пошлин. Ссылаясь на белозерскую уставную грамоту 1488 г., начало этой концентрации он относит к концу XV века (Обзор. I. 103).
Иначе взглянул на вопрос профессор Чичерин. Он не ищет обособления городов ни в XV, ни даже в XVI веке. Он относит его к половине XVII. "Стремление к устройству и обособлению городов, - говорит он, - выразилось в первый раз в указе 1648 г., подтвержденном в Уложении" (Опыты. 36).
Вот относящиеся сюда две статьи Уложения:
"А которые в городех на посадех и около посадов патриарши, и властелинские, и монастырские вотчины, и боярские, и окольничих, и думных, и всяких чинов людей вотчины же и поместья, ... а сошлися те вотчины и поместья с посады, дворы с дворами, или близко посадов; и те вотчины и поместья взяти за государя и устроити к посадом податьми и службами" (XIX. 8).
"А которые в городех патриарши и пр. села и деревни... (повторено определение предшествующей статьи). А в которых их в тех селах и в деревнях объявятся пашенные крестьяне, и тех крестьян указал государь описати себе статьею" (XIX. 9).
Государь указывает взять за него к посадам частные вотчины и поместья, которые сошлись с городскими посадами; пашенных же крестьян, которые могут оказаться в этих вотчинах и поместьях, описать особой статьей. Из предыдущего мы уже знаем, что в посадах были крестьяне и пахотные земли. Новая мера этого порядка вещей не только не изменяет, а, пожалуй, еще усиливает крестьянский элемент в некоторых посадах. Обособление города от деревни этою мерою, следовательно, не достигается. Но здесь, действительно, производится разграничение, только не между городом и деревней, а между людьми, непосредственно зависящими от государя, и теми, которые в силу прикрепления были поставлены в зависимость от частных владельцев. Это размежевание государя с патриархом, митрополитами, боярами и всяких чинов владельцами. Эти владельцы, земли которых прилегают к землям государевых посадских людей, устраивали в соседстве с ними лавки, амбары и всякие промышленные заведения; их люди делали конкуренцию государевым посадским людям в торговле и промыслах, а тягла посадского не несли. В видах ограждения государева интереса и принята эта крутая мера.
Население посадов по-прежнему остается смешанное из торговых людей и пашенных крестьян. Пашенные крестьяне могут там иметь лавки и торговать на условии посадского тягла.
Выше (с. 315) были уже приведены свидетельства, доказывающие, что еще в XVI и начале XVII века крестьяне не только занимаются торговлею в городах, но и имеют там лавки.
Уложение произвело размежевание между вольными государевыми крестьянами и владельческими. Последние лишены им права иметь лавки в городах. Они могут только производить торг с возов. Но это нововведение проникает в жизнь очень туго, оно постоянно нарушается, и само правительство по временам отступает от него, делая распоряжения в отмену статей Уложения.
В 1669 г. костромичи, посадские люди, подали царю и Великому князю, Алексею Михайловичу, челобитную, в которой пишут:
"Из приходных де слобод, и из сел, и из деревень монастырские и помещиковы и вотчинниковы крестьяне и дворники на Костроме в рядех и на площади походя торгуют и промышляют хлебом, и солодом, и солью, и хмелем, и холстами, и рыбою свежею и соленою, и в лавки кладутся, и всякими торговыми и ремесленными промыслы промышляют, и у приезжих де иных городов, у торговых людей, которые на Кострому приезжают со всякими товары, цену на те товары накладывают большую, и в торгах де и в промыслах им, посадским людям, чинят обиду болшую, а тягла де с ними не тянут".
На эту жалобу последовало такое распоряжение на имя костромского воеводы, Василия Степановича Корсакова, и подьячего, Семена Прокофьева:
"И вы б на Костроме монастырским и помещиковым и вотчинниковым крестьяном и дворником и всяких чинов людем, которые в Костроме похотят торговыми всякими промыслы промышлять и ремесленные люди рукодельем своим кормиться, на площади и в рядех в лавки товары свои класть, - велели с тех торговых и ремесленных людей, с промыслов их, земским старостам в Земскую Избу имать с них оброк, по промыслам их смотря, а с товаров, с покупки и с продажи, таможенным головам наши великого государя пошлины, что б те торговые и ремесленные люди безоброчно не торговали" (АЭ. IV. № 169).
Этим уничтожалась и та межа, которая проведена Уложением между вольными и владельческими крестьянами.
Торговые и ремесленные крестьяне занимались торговлей и ремеслами и имели лавки, конечно, не в городах только, но и в селах и деревнях. С точки зрения суда и управления села и деревни тоже не были обособлены от городов. Таким образом, отношение между торговыми людьми и крестьянами, между городом и селом и в конце XVII века остается почти то же, какое было в самой глубокой древности.
Между двумя рассмотренными мнениями профессор Градовский занимает среднее положение. Он думает, что "указы царя Михаила Федоровича и Уложение царя Алексея Михайловича тщательно выделяют города из состава прочего населения" (Сист. мест, управл. // Сб. гос. зн. VI. С.99).
<< Назад Вперёд>>
