Монголы и Русь

Карта 3. Реки Московского региона (до создания Волго-Московского канала)

I

В первой половине четырнадцатого века Золотая Орда достигла вершины своего расцвета. Однако после смерти хана Бердибека (1359 год) в Орде начался затяжной политический кризис, который продолжался около двадцати лет, серьезно отражаясь на авторитете ханов и ослабляя их власть над зависимыми народами, включая Русь. Русские воспользовались благоприятной ситуацией и попытались отстоять свою независимость. На западе, под предводительством великого князя литовского, они отвоевали значительную часть территории, первоначально оккупированную монголами, и даже, на определенное время, вышли к берегам Черного моря.
Образование в тот период двух сильных государств: Великого княжества Литовского, контролирующего ресурсы Западной Руси, и Великого княжества Московского (номинально Владимирского), управляющего большой и постоянно увеличивающейся частью Восточной Руси, – факт первостепенного значения в русской истории. Оно привело к разделению русских земель между Литвой и Московией. В конце концов, вследствие унии Литвы с Польшей, между Москвой и Польшей развился продолжительный конфликт. Политический раздел усугублялся социальными и культурными переменами и внес огромный вклад в постепенное разделение первоначально единой русской нации на три народа – великороссов (в настоящее время называемых просто русскими) на востоке, малороссов (украинцев) и белорусов на западе. Долгое время, однако, народы каждой из этих трех ветвей продолжали называть себя просто русскими.
Политическое разделение Западной и Восточной Руси частично являлось следствием неспособности монгольских ханов обеспечить русским на западе надлежащую защиту от посягательств Польши и Литвы. Пока Западная и Восточная Русь находились под контролем хана, обе были частями одного политического образования, Золотой Орды. Но после падения Ногая золотоордынские ханы стали уделять меньше внимания положению в своих западных русских провинциях, чем контролю над Восточной Русью. Тогда как Узбек счел необходимым защитить Галицию от нападения польского короля Казимира Великого в 1340 году, его преемник Джанибек оказался не в состоянии отразить вторую атаку Казимира на Галицию в 1349 году, а только помог литовскому князю Любарту выбить поляков из Волыни. Любарт, однако, хотя формально и был вассалом хана, фактически представлял интересы растущего литовского государства и потенциально являлся врагом монголов. Таким образом, мы можем сказать, что власть монголов над Западной Русью начала ослабевать в 1349 году. Вскоре после начала усобиц в Золотой Орде великий князь Ольгерд Литовский предпринял против монголов успешную кампанию с целью установления контроля над Киевом и Подольской землей. Сопротивление ему было слабым, в 1363 году он разбил силы трех монгольских князей у Синих Вод вблизи устья Буга и вышел к берегам Черного моря⁷⁷⁰.
Несмотря на то, что преемники Ольгерда в конце концов утеряли выход к Черному морю, они сохранили за собой Киев и Подольскую землю, хотя после смерти Ольгерда его сын, князь Владимир Киевский, вынужден был признать ханский сюзеренитет и выплачивать ему дань. В любом случае, большая часть Западной Руси была освобождена от монголов, чье владычество над ней теперь сменилось владычеством Литвы и Польши. Монгольскому сюзеренитету над Восточной Русью суждено было продолжаться еще около ста лет, что само по себе являлось фактором углубления различий в историческом развитии Восточной (или Великой) и Западной (Малой и Белой) Руси.
Что же касается этих названий, то Малая Русь (позже использовалось в форме МалоРусь), судя по всему, появилось в конце тринадцатого или начале четырнадцатого века. Когда в 1303 константинопольский патриарх по настоянию короля Юрия I согласился учредить в Галиче митрополичью кафедру, новый прелат получил титул Митрополита Малой Руси (по-гречески – Μικρα Ρωσια, по-латыни – Russia Minor)⁷⁷¹. Кроме Галича ему подчинялись следующие епархии: Владимир-Волынский, Холм, Перемышль, Луцк и Туров. Таким образом, Малой Русью в то время называли Галицкую, Волынскую и Туровскую земли. То, что название было связано не только с церковными делами, но получило также и политическое значение, ясно из указа Юрия II (1335 год), в котором он именует себя «князем Малой Руси» (Dux Russiae Minoris)⁷⁷².
Происхождение названия «Белая Русь» (позже Белоруссия; на польском Biala Rus) неопределено⁷⁷³. Было бы весьма заманчиво усмотреть в нем древние сарматские корни. Как мы знаем, сармато-славянское племя, поселившееся в Галиции в раннем Средневековье, в девятом столетии называли Белыми хорватами, что, согласно китайской системе цветов, значит – Западные хорваты. Возможно какое-либо другое западное сарматское племя несколько раньше вышло к верховьям Днепра. Напомним, что одна из ветвей аланской группы сарматов была известна как аорсы (белые) или аланорсы (белые аланы)⁷⁷⁴. Однако не существует убедительных свидетельств, подтверждающих гипотезу сарматского происхождения названия Белая Русь. К тому же его необходимо рассматривать вместе с «Черной Русью» (Rus Czarna), район под этим названием был занят литовцами на начальной стадии формирования Великого княжества Литовского⁷⁷⁵. Эти два названия, судя по всему, составляли ономастическую пару и поэтому должны анализироваться вместе. Возможность объяснения терминов в свете их религиозных основ рассматривается в фольклористике, по крайней мере для Белой Руси. Высказывается предположение, что название «Белая Русь» было связано с культом Белбога (Белого Бога), гипотетического языческого божества славян⁷⁷⁶. Сейчас в славянских мифологиях иногда упоминается также Чернобог (Черный Бог); используя подход, применяемый к Белой Руси, мы должны бы считать Черную Русь сферой культа Черного Бога. Однако достоверность существования Белбога и Чернобога находится под сомнением.
По другому подходу предлагается интерпретировать названия через славянскую терминологию социальных отношений. Указывается, что славянское слово «белый» имеет значение «свободный» (относительно собственности – «необлагаемый налогом»), а слово «черный» – «несвободный» («облагаемый налогом»)⁷⁷⁷. С этой точки зрения Черная Русь называлась бы так из-за своего раннего подчинения Литве, в отличие от свободной Белой Руси. Эта теория представляется малоубедительной, поскольку Белая Русь, как мы знаем, тоже была завоевана литовцами, лишь немного позднее Черной. Согласно другому толкованию, Черная и Белая Русь получили свои названия по цвету одежд жителей, что кажется самым простым объяснением, но, пожалуй, слишком ненадежным. Кроме того, различие в цвете одежды могло иметь какое-то исторически обусловленное значение.
Таким образом, проблему происхождения названий Белая и Черная Русь нельзя считать полностью разрешенной. В качестве нового предположения я хотел бы подчеркнуть факт, что в течение восьмого и девятого столетий в бассейны всех рек, впадающих в южные и восточные части Балтийского моря (от Одера на западе до Двины на востоке), проникли древние скандинавы. Как известно, Черная Русь находится в бассейне верхнего Немана, а Белая Русь – в бассейне Двины и (через волоки) верхнего Днепра⁷⁷⁸. В этой связи необходимо отметить, что ирландские хронисты, говоря о викингах, различали Белых чужестранцев (Finngaill) и Черных чужестранцев (Dubgaill). Это различение обычно трактуется как различие между «светловолосыми норвежцами» и «темноволосыми датчанами». Однако Т.Д. Кендрик считает подобное различение, имеющим «лишь относительное этнологическое значение»⁷⁷⁹. С моей точки зрения, различение основывалось не на цвете волос соответствующих викингов, а на цвете их одежд и вооружения. На Осебергских тканях есть изображение воина с белым щитом⁷⁸⁰. Насколько мне известно, в наших источниках нет ничего, что говорило бы о цвете, характерном персонально для шведов. Полагаю, что Белые и Черные были особыми объединениями викингов. Черных, по-видимому, было больше среди датчан, а Белых – среди норвежцев. Оба объединения, очевидно, существовали и среди шведов. На основании вышеизложенных соображений я склонен думать, что район, известный как Черная Русь, в определенное время, скажем, в девятом веке, контролировался Черными викингами, а территория, называемая Белой Русью – Белыми. Таково возможное объяснение происхождения этих названий.
Название «Великая Русь» (позже – Великороссия) впервые появляется в указе византийского императора Иоанна Кантакузина князю Любарту Волынскому в 1347 году, подтверждающем упразднение митрополичьей кафедры в Галиче. Император повелел «по всей Руси – Великой и Малой – быть одному митрополиту, Киевскому»⁷⁸¹. Можно добавить, что в середине семнадцатого века царь московский, Алексей (второй царь династии Романовых), сделал официальными все три названия Руси, включив их в свой титул: «Царь Всея Великой и Малой и Белой Руси» (1654).

II

В Московии постепенно складывалось централизованное царское самодержавие. В Великом княжестве Литовском, напротив, в конце концов установилось аристократическое правление. Даже на ранних стадиях своего формирования, Великое княжество являлось не централизованным государством, а политической федерацией под военным руководством великого князя. Эта федерация, с момента своего образования во время правления Миндовга, состояла как из литовских, так и из русских земель. При Гедимине вся Белая Русь и части Украины признали власть великого князя литовского. При Ольгерде эта власть распространилась на всю Украину кроме Галиции, которая, как мы знаем, была захвачена Польшей.
В этом процессе политического поглощения Западной Руси Литвой определенное количество удельных русских князей сохраняли свои отчины и большинство бояр свои имения. Большие княжества, однако, такие, как Киевское и Волынское, отходили литовским князьям – потомкам Гедимина. Собственно говоря, Киев после его разрушения монголами в 1240 году несколько лет находился под их прямым контролем, а когда в начале четырнадцатого века монголы позволили русскому князю править в Киеве, то выбрали одного из второстепенных князей (по-видимому, Черниговского дома). Факт, что древняя традиция престолонаследия в Киеве была, таким образом, нарушена, облегчил Ольгерду задачу сделать одного из своих сыновей (Владимира) князем киевским. В случае с Волынью, где древний правящий дом Романа Мстиславича (отца Даниила и Василько) пресекся, не могло быть никаких препятствий на этом основании для вторжения сына Гедимина Любарта; к тому же, как уже отмечалось, он мог претендовать на определенную степень родства с древним правящим домом через свою жену.
В то время как литовские великие князья присоединяли русские земли к своим владениям, они оставляли в неприкосновенности все традиционные русские социальные и политические институты. Русский язык и «русская вера» никоим образом не затрагивались. Напротив, влияние русской цивилизации распространялось на собственно Литву. Например, некоторые слова в литовском языке, касающиеся церкви и церковной службы, заимствованы из русского⁷⁸². Тогда как в четырнадцатом веке основная часть литовцев все еще оставались язычниками, многие литовские князья приняли греческое православие, особенно после того как взяли русских жен. Хотя Ольгерд, по политическим причинам, не желал афишировать своей церковной принадлежности, есть основания полагать, что он был православным; все его сыновья приняли русскую веру и не скрывали этого, даже если некоторые из них, как Ягайло, позже по политическим соображениям перешли в католичество. Русское влияние было так же велико в организации литовской администрации. В княжествах Вильно и Тракай – составляющих самое сердце великокняжеских владений – для обозначения должностных лиц различных административных служб употреблялись русские термины, такие, как городничий (глава города), тивун (судья), конюший (смотритель конюшен). В сфере социальных отношений в Литве использовалось русское слово «боярин»⁷⁸³, хотя в конце концов оно приобрело там несколько другое значение. Еще более значимым является факт, что русский язык стал главным инструментом великокняжеского суда. Даже значительно позже, в шестнадцатом столетии, когда русский язык в официальных документах уже в значительной степени заменяла латынь, Литовский статут (впервые опубликован в 1529 году) был составлен на русском (древнем белорусском). Фактически это был русский свод, получивший законную силу во всем Великом княжестве.
Хотя литовцы сами были неукротимыми воинами, русские подданные великого князя тоже играли заметную роль в его армии; и особенно в начальный период роста государства русские составляли значительную часть литовского военного личного состава. Как свидетельствуют немецкие хронисты, такие, как Питер Дуйбургский и Виганд Марбургский, русские приняли активное участие в борьбе литовцев против тевтонских рыцарей⁷⁸⁴. Тевтонская угроза юному литовскому государству существовала в течение всего четырнадцатого столетия, и великим князьям требовалось прилагать много усилий, чтобы избежать опасности с этой стороны. По соглашению великий князь Ольгерд и его брат Кейстут – каждый взяли на себя определенную задачу. В то время как Кейстут, который был выдающимся военачальником, принял руководство борьбой против рыцарей, Ольгерд, умелый политик, получил возможность сосредоточить свое внимание на русских и польских делах⁷⁸⁵. После смерти Ольгерда (1377) его сын Ягайло (по-литовски Jogaila; по-польски Jagiello) был признан великим князем, хотя и не без некоторого сопротивления. Вскоре, однако, между Кейстутом и Ягайло начался конфликт. Ягайло обманом захватил своего дядю и тайно задушил его в замке Крева (1381). Поскольку Кейстут был у литовцев популярным героем, особенно в среде приверженцев старой веры (он до конца оставался язычником и был кремирован в соответствии с древними языческими ритуалами), его смерть произвела болезненное впечатление и привела к сильной оппозиции по отношению к Ягайло со стороны многих влиятельных князей и бояр. Кроме того, теперь Ягайло вынужден был сам защищать страну от тевтонских рыцарей, для чего он оказался недостаточно силен. Выход из сложной ситуации, казалось, был найден, когда поляки (которые, в свою очередь, тоже боролись с рыцарями) предложили объединить силы двух наций через династический брак. Ягайло должен был взять в жены королеву Ядвигу Польскую и cтать королем Польши, оставаясь великим князем литовским. Ягайло и ведущие литовские бояре приняли предложение, и 15 августа 1385 года в Креве Ягайло подписал документ объединения за себя и от лица всех удельных князей Великого княжества. Затем его приняли в лоно католической церкви под именем Владислав (Wladislaw).
Кревская уния (ратифицирована в 1386 году) была много большим, чем просто династическое или личное соглашение⁷⁸⁶. Она означала полное соединение Литвы и Польши. Римский католицизм становился официальной религией Литвы; литовские аристократы, после обращения в католичество, получали все права и привилегии польской аристократии. Хотя это последнее условие вполне устраивало литовских и русских бояр, русские немедленно выступили против попытки урезать права Православной церкви. К тому же, и литовцев, и русских возмутил план ликвидации государственной самостоятельности Великого княжества. По этим причинам король Владислав-Ягайло не смог навязать кревскую унию своим народам и в 1392 году вынужден был признать лидера оппозиции – своего двоюродного брата Витовта, сына Кейстута (по-литовски Vytautas, по-польски Witold), великим князем Литовским под своим сюзеренитетом.
В области международных отношений самым важным плодом польско-литовской унии стала решительная победа объединенных польских и литовско-русских войск над тевтонскими рыцарями у Таннеберга в Восточной Пруссии (1410). Тремя годами позже Польша и Литва заключили новый договор в Гродно. Хотя принципы объединения Литвы и Польши были в нем подтверждены, было, между тем, согласовано, что после смерти Витовта литовские бояре (паны) и аристократия (шляхта) выберут в качестве своего следующего великого князя кандидата, приемлемого для короля Польши. Это означало, что их право избирать своего великого князя было в принципе признано, хотя и с некоторыми формальными ограничениями. Фактически Великое княжество Литовское имело полную автономию при Витовте, который к концу своей жизни стал самым могущественным правителем Восточной Европы.

III

Москва впервые упоминается в русских летописях под 1147 годом. В то время она была лишь небольшим поселением в центре одного из владений князя Юрия I Суздальского⁷⁸⁷. Несколькими годами позже этот князь построил крепость на высоком берегу Москвы-реки, основную часть Кремля. Ко времени монгольского нашествия город, несомненно, вырос значительно, поскольку в нем правил князь, сын великого князя Юрия II.
Возвышение Москвы началось вскоре после ее разрушения монголами в 1238 году. Как и подъем Твери в то же самое время, оно частично было обусловлено миграцией населения вследствие монгольских набегов. Хотя при своем первом нападении на Русь монголы разрушили Москву и разграбили Тверское княжество, разорение центрального района Восточной Руси было, все-таки, не таким ужасным, как Суздальской и Рязанской земель. И в последующие годы тоже Москва и Тверь в целом меньше страдали от карательных экспедиций монголов, чем Суздальское княжество.
Однако причиной притока людей в московский и тверской регионы была не только монгольская угроза более доступным для них районам. Благоприятным фактором являлось выгодное для торговли географическое положение этих двух городов. Оба лежат в западной части русской «Месопотамии», в междуречье верховий Волги и Оки. Этот район находится в центре системы русских речных путей: с одной стороны, притоки верхней Волги и Оки соединяют его с притоками верхнего Днепра, а с другой стороны, верхняя Ока и ее притоки протекают вблизи верховий Донца, Дона и их притоков⁷⁸⁸. Тверь расположена при слиянии Волги и Тверды, чьи истоки лежат рядом с истоками Мcты, которая впадает в озеро Ильмень. Таким образом, Тверь – ворота в речной путь из Новгорода в волжскую систему.
Ключевский в Лекции⁷⁸⁹ своего знаменитого «Курса русской истории»⁷⁹⁰ – эту лекцию можно назвать поистине классической – подчеркнул важность того факта, что Москва контролирует внутренний путь, связывающий верхнюю Волгу с верхней Окой: вверх по Шоше (притоку Волги) и Ламе (притоку Шоши), а затем, через короткий волок, вниз по Истре и Москве. О важности этого речного пути свидетельствует ранний рост города Волоколамска (Ламский Волок) на полпути между верховьями Волги и Москвой. Из Москвы, далее на юг, купцы легко могли спуститься по Москве-реке в Оку, при слиянии которых находится город Коломна, очень привлекавший князя Даниила Московского и, как мы видели, в конце концов им захваченный. Если в начале четырнадцатого века могло казаться, что шансы Москвы и Твери в борьбе за первенство примерно равны, то к концу века Москва, вне всякого сомнения, лидировала в гонке и фактически выигрывала ее. Каковы же были причины?
Прежде всего, можно подчеркнуть, что положение Москвы в центре внутренних путей сообщения «Месопотамии» не только давало ей значительное преимущество в торговле, но и представляло собой первостепенную стратегическую ценность во время военных действий. Далее, как уже было сказано, при митрополите Петре Москва стала церковной столицей Руси, и все последующие попытки тверских князей перенести митрополичью кафедру в собственный город плодов не принесли. Не менее важным обстоятельством было то, что Новгород скорее предпочитал встать на сторону Москвы, чем Твери. Это частично можно объяснить опасением новгородцев, что тверской князь, являясь их непосредственным соседом, будет склонен подавлять их свободы, а в случае, если такое желание возникнет, будет иметь для этого больше возможностей, чем князь московский. Таким образом, случилось так, что в большинстве конфликтов между Тверью и Москвой, последняя могла рассчитывать на поддержку Новгорода. Эта поддержка была не столько военной, сколько финансовой. Из Новгорода московские князья получали огромные субсидии, которые не только увеличивали резервы их казны, но и могли использоваться ими для продвижения их интересов при ханском дворе.
И последнее, но далеко не по значимости, обстоятельство заключалось в том, что московские князья много лучше тверских умели извлечь пользу из своих ресурсов и преимуществ. В русской историографии существуют две точки зрения относительно личностных характеристик московских князей. Платонов подчеркивает их таланты и практичность как важный фактор возвышения Москвы. Ключевский, напротив, считает их посредственностями, которые обязаны своим успехом благоприятным историческим обстоятельствам. С его точки зрения, ни один московский князь до Ивана III не отличался индивидуальностью; каждый был простым повторением одного фамильного типа. Они «как две капли воды похожи друг на друга, так что наблюдатель иногда затрудняется решить, кто из них Иван и кто Василий»⁷⁹¹. Не обсуждая способностей московских князей, трудно согласиться с саркастической характеристикой Ключевского «Иванов» и «Василиев». Действительно, по крайней мере, с моей точки зрения, практически каждый московский князь имел яркие характерные черты, отличающие его от других. Сравните дерзкого и агрессивного Юрия III и его спокойного и снисходительного брата Ивана I. Сопоставьте «кроткого» Ивана II с его отважным и энергичным сыном Дмитрием Донским. Обратите внимание на разницу между сыном Дмитрия Василием I, искусным дипломатом, и сыном последнего Василием II, правителем без выдающихся способностей, однако стойким и упорным, не отступающим перед неудачей. В фамильном типе, о котором говорит Ключевский, наблюдалось большое разнообразие. С другой стороны, мы можем согласиться с Ключевским в том, что большинство московских князей было хорошими хозяевами и эффективно управляли своими имениями и состояниями. В этой черте он усматривает узость их интересов и недостаток государственного мышления.
Собственно говоря, любые политические устремления русских князей того времени неизбежно должны были вращаться в ограниченной сфере зависимой нации. Выступление против ханской администрации было бы смелой политикой – но была ли бы она конструктивной? Тверские князья попытались и проиграли. Подчинение московских князей власти монголов до периода больших усобиц в Золотой Орде являлось горькой необходимостью. То, что в этом отношении они следовали традициям своего предка Александра Невского, свидетельствует об их политической мудрости, а не об узости интересов. Будучи ограничены в своих политических действиях добровольно избранной лояльностью к хану, Московские князья, естественно, вынуждены были сосредоточиться на экономической активности. Становясь богаче и прибавляя к своим владениям новые города и территории, они накапливали ресурсы, необходимые для будущего сопротивления. Когда Дмитрий Донской увидел шанс успешно выступить против монголов в 1370-тых годах, он ударил, не колеблясь. Мятеж Дмитрия, однако, оказался преждевременным, и битву Москвы за полную независимостьотложили еще раз.
Отдавая дань уважения московским князьям за их роль в создании Московского государства, мы не должны забывать, что своим успехом они в значительной степени обязаны поддержке бояр и церкви. С ростом Москвы все больше знати собиралось при дворе великого князя московского и владимирского, поскольку служить ему стало выгоднее, чем второстепенным князьям. Кроме того, литовские и западнорусские князья и бояре переходили к Москве, когда их не устраивали условия жизни дома: после смерти Ольгерда и, даже больше, после попытки Ягайло навязать польско-литовскую унию и урезать права греческой православной церкви в Западной Руси.