Глава 3. Берлинский конгресс
Подписанный Сан-Стефанский договор в феврале 1878 года вызвал бурю недовольства в Европе, прежде всего в Австрии, Англии, Италии… Отовсюду шли в Россию телеграммы и письма, протестующие против унижения некогда могущественной Турецкой империи и с предложениями пересмотреть некоторые пункты договора.
Русская армия решала вопрос: входить или не входить в Константинополь, главнокомандующий принимал уполномоченных от Турции и предъявил выработанные условия мирного договора, но уполномоченные, прочитав их, решительно отказались их принять: «Это конец Турции!» – воскликнули они с ужасом. И уехали из штаба главнокомандующего советоваться с султаном, а наши войска снова пошли вперед, остановившись в трех километрах от Константинополя. И началась бурная переписка между всеми заинтересованными лицами: Александр Второй писал письма и слал телеграммы великому князю Николаю Николаевичу, императорам Вильгельму и Францу-Иосифу, султан Абдул-Гамид умолял русского императора заключить мирный договор, государственный канцлер князь Горчаков оповещал всю Европу о победе русских войск в Турции и военных условиях мира, королева Виктория выступила в парламенте с речью, лорд Биконсфильд обещал отдать приказ своему флоту войти в Дарданеллы и Босфор на помощь Турции, император Австрии под диктовку министра иностранных дел графа Юлия Андраши писал русскому императору, Бисмарку, Биконсфильду о том, чтобы Россия при заключении мира учитывала австрийский нейтралитет… Уж не говоря о послах иностранных держав в России, лорд Дерби писал лорду Августу Лофтусу чуть ли не каждый день в январе 1878 года, наставляя его в отношениях с императорским двором в России. Но стоило лорду Биконсфильду отдать приказ английскому флоту следовать на помощь Турции, как министр иностранных дел лорд Дерби подал в отставку, а Биконсфильд отозвал приказ английскому флоту. Происходило что-то вроде бури в правительствах европейских государств. Даже Румыния не согласилась отдавать часть Бессарабии России, отнятую у нее при заключении Парижского мира в 1856 году.
Александр Второй написал брату, чтобы о перемирии не было и речи, а войскам двигаться вперед вплоть до полного согласия султана и его кабинета на мирные условия, выработанные русской стороной. Великий князь Николай Николаевич так и поступил, пока уполномоченные султана не приехали в Андрианополь для продолжения переговоров. А в это время авангард генерала Струкова вступил в город в Люле-Бургас, 17 января – в городок Чорлу, недалеко от Константинополя.
26 января Александр Второй написал Николаю Николаевичу, что туркам он не верит, они лукавые и хитрые, призвал его быть готовым ко всяким пакостям и провокациям, «до окончательного заключения мира нам необходимо оставаться наготове, так как в наш век прогресса одна сила берет верх».
Посол в Англии граф Шувалов писал 27 января князю Горчакову о бурных настроениях в политической элите парламента: «Прекращение военных действий, столь пламенно желаемое, – совершившийся факт, мы изъявили крайнюю умеренность, остановясь пред оборонительными линиями Константинополя; и что же? Это вызвало лишь еще большее раздражение, и за последнюю неделю вражда к России развилась до непонятной и прямо безумной степени».
Александр Второй дал указание главнокомандующему, что если английская эскадра броненосцев направится в Дарданеллы, то, договорившись с уполномоченными Турции, немедленно занять Константинополь.
Дмитрий Милютин принимал участие во всех решениях императорского двора. 28 января, войдя в кабинет императора, он увидел императора «в крайне возбужденном состоянии», оказалось, что английская эскадра направляется в Босфор для защиты британских подданных в Константинополе.
– Этот акт – пощечина России. Честь России требует ввести наши войска в Константинополь. Я принимаю на себя ответственность пред Богом и Россией за это решение.
И тут же продиктовал Милютину телеграмму к великому князю. Милютин и Горчаков попытались уговорить Александра Второго не торопиться, но он был неумолим. Зашифровав телеграмму (напомню, что телеграммы приходили лишь через четыре-пять дней), Милютин написал Александру Второму записку, напомнив о том, что турки еще не очистили дунайские крепости и прерывать разговоры о мире преждевременно. Александр Второй, прочитав записку, согласился с ней, и телеграмму отправили с уточнением: занять Константинополь только в том случае, если англичане высадятся в столице Турции. Но султан решительно против вступления английской эскадры в Босфор, так что англичане снова оказались в проигрышной ситуации, хотя эскадра осталась в Мраморном море в угрожающем Константинополю положении.
Дмитрий Милютин все больше и больше занимался международными делами и понимал, что угрозы Англии, Австрии и противоречивое положение Бисмарка настолько серьезны, что вхождение в Константинополь – это угроза войны с европейскими странами. Очень хорошо, что великий князь Константин Николаевич призывает войти в столицу и водрузить крест на Святой Софии, что Александр Второй тоже горит желанием именно так закончить войну, уж не говоря о главнокомандующем, о генералах, офицерах и солдатах, а что это даст… Политический горизонт станет еще более смутным, противоречивым и бесперспективным, все европейские правители возмутятся и будут готовиться к войне.
19 февраля – общая радость и ликование, подписан мир с Турцией в Сан-Стефано на очень выгодных для России условиях, император в отличном настроении, уладился к этому моменту и вопрос о конференции, которая состоится в Берлине под председательством Бисмарка. Но кто поедет на конференцию? Граф Шувалов? Князь Горчаков очень хочет туда поехать, но он болен, хотя постоянно заявляет, что он поправится и поедет.
Милютин поздравил императора с заключением мира, а он на этой же записке написал: «Спасибо от души тебе; ибо твоему усердию мы обязаны многим в достигнутых результатах».
Одновременно с этим празднованием мира пришла и скорбная весть: скоропостижно скончался князь Черкасский от апоплексии мозга. Он уже начал поправляться от сильного тифа, приступил к работе в гражданской администрации, так что смерть вырвала его неожиданно из рядов крупных чиновников в Турции. «Жаль человека умного и способного, – записал Милютин в дневнике 20 февраля. – Он имел свои недостатки, навлекшие на него, особенно в последнее время, сильные нападки со всех сторон. Но при нашей бедности в людях, обладающих государственными способностями, потеря такого человека крайне прискорбна».
Положение России с заключением договора с Турцией значительно ухудшилось. Англия и Австрия готовили свои планы, князь Горчаков откровенно говорил, что ручается за сохранение мира, Англия так и ищет любого повода для конфликта с Россией. Приехавший военный министр Турции Реуф-паша для обмена ратификаций побывал и у Милютина, в ходе разговора с которым у русского военного министра возникло противоречивое отношение к нему: с одной стороны, Реуф-паша полностью соглашался с пунктами договора, с грустью говорил о том, что Турция разбита, подавлена, единственная надежда на дружеские отношения с Россией, на конгресс в Берлине турки не надеются; а с другой стороны, заметил Милютин, Реуф-паша с гордостью признался, что у Турции есть еще 250 тысяч войска, есть еще материальные средства для защиты не только Босфора, но и Дарданелл.
Что это – восточное лукавство или простодушие побежденного? Над этим долго думал Дмитрий Милютин. Ведь Реуф-паша обещает исполнить дело Босфора, а кто не знает, что великий визирь Мютерджим Мехмед – Рюшди-паша – отъявленный приверженец Англии и ее интересов? Нет, не справится.
Никак европейские страны не могут договориться о созыве конференции в Берлине, сначала вроде бы все согласились, но потом Англия, затем Австрия выказали недовольство тем, что они могли бы получить в ходе переговоров в Берлине. Австрия уже недовольна тем, что получала Боснию и Герцеговину, Игнатьев ездил в Вену, но так ничего и не добился, Англия все козыряла своим флотом, готовым войти в пределы Турции. Нависла угроза новой войны со всей Европой, лишь князь Горчаков обещает в петербургских салонах проучить всю Европу, а вот военный министр Милютин заявляет о неготовности нашей армии к войне, что новая война – это бедствие, нужно вести переговоры.
В это время князь Бисмарк предложил Англии удалить флот из Мраморного моря, а России отступить с войсками от Константинополя на одинаковое число часов пути. Допустим, флот отстоит от столицы в 30–35 часов плавания, а русской армии нужно 40 часов до столицы. Так что никаких передвижений ни флоту, ни армии. Это предложение обрадовало императорский двор. Но вскоре узнали, что эта мысль Бисмарку была внушена английской королевой, на деле это предложение было более выгодным для Англии. Тотлебен в связи с этим тут же предложил мортиры и мины погрузить на суда и ждать указаний в случае угрозы со стороны англичан.
Не раз поражал собравшихся князь Горчаков, чуть ли не по каждому поводу выступавший против императора, горячился, вспыхивал, говорил, что, когда обсуждают военные вопросы, он не вмешивается, дипломатия, с его точки зрения, это нечто совсем другое, чем война. Император не раз его мягко поправлял, но князь снова вспыхивал. И Милютин в этих случаях всегда вспоминал барона Жомини, который частенько писал письма русским послам, редактировал ноты и обращения. А ведь барон Жомини – ничтожество, человек без всяких убеждений, легкомысленный космополит, совершенно чуждый России и способный из-за «красного словца» проводить какие угодно взгляды. Это бойкий редактор, думал в этих случаях Милютин, которого настоящее призвание писать по заказу газетные статьи. Сам канцлер, так же как и главный его советчик, вовсе не знает дел, касающихся внутренних дел Турции. «Мы, присутствующие, дивились терпению государя, – записал в дневнике 30 марта Дмитрий Милютин, – который на сей раз сохранил спокойствие, что было нелегко. С кн. Горчаковым нет возможности обсуждать дело; он не слушает, не усваивает себе того, что ему говорят, и привык перебивать своего собеседника на первых словах, не входя вовсе в существо предмета. Можно ли ожидать чего-нибудь хорошего для России от такого представителя ее интересов на конгрессе?» (Милютин Д.А. Дневник. Т. 3. С. 39).
Отношения с Веной и Лондоном ничуть не улучшались, напротив, новые предложения в Вене были отвергнуты, дескать, они еще хуже предложений Сан-Стефанского договора, а Лондон предложил разделить Болгарию на две половины и предложить им равные права автономии. Но угроз уже не было.
<< Назад Вперёд>>
