Глава третья. «Почтовый ящик» действует
Посол СССР в США А. Ф. Добрынин подтвердил в своих мемуарах, что корреспондент ТАСС в Вашингтоне Георгий Большаков в течение нескольких месяцев действительно поддерживал неофициальные контакты с братом президента Робертом Кеннеди и пресс-секретарем президента Пьером Сэлинджером. «Большаков, работавший под «крышей» ТАСС, — писал Добрынин в своей книге «Сугубо доверительно», — был сотрудником нашей военной разведки в чине полковника, но ему категорически запрещалось заниматься какими-либо другими делами помимо этой связи. У него установились хорошие личные отношения со сподвижниками президента — он бывал у них дома, играл в теннис и т. п.»92
Самое интересное, что мог бы сказать Добрынин о Большакове, скрыто аббревиатурой «и т. п.».
Добрынин считал Большакова исполнительным офицером, умевшим хранить в тайне связь с Робертом Кеннеди, однако плохо знавшим дипломатическую сторону отношений с администрацией президента, бывшим не в курсе деталей некоторых переговоров или позиций обеих сторон.
Большаков, утверждал Добрынин, был «хорошим почтовым ящиком»93, но не более, разведчик давал мало дополнительной информации в силу того, что не мог достаточно квалифицированно вести беседы с Кеннеди и Сэлинджером. Утверждение это не совсем правильное и в значительной степени тенденциозное.
Большакову пришлось поддерживать контакты с Кеннеди не несколько месяцев, как утверждал Добрынин, а около двух лет, точнее, с 9 мая 1961 года по ноябрь 1962 года. Простой подсчет количества докладов Большакова об этих встречах позволяет утверждать, что за это время он встречался с Кеннеди около 50 раз и провел почти столько же переговоров по телефону. Эти встречи проходили в то время, когда деятельностью советского посольства руководил посол Меньшиков и с марта 1962 года — Добрынин. Инертному Меньшикову инициативный Большаков не мешал. Для Добрынина же он был пятым колесом в телеге. Парадокс состоял в том, что запретить Большакову встречаться с Кеннеди Добрынин не имел права, так как Большаков имел мандат ЦК КПСС, но и поощрять эти встречи он не хотел. Послу было бы гораздо интереснее, если бы он сам неофициально встречался с братом президента США.
Изменить что-либо в расстановке фигур в партии, одобренной и в Москве, и в Вашингтоне до назначения Добрынина послом, он ничего не мог. Большаков действовал в соответствии с решением ЦК КПСС, которое было принято в мае 1961 года. И Хрущев, и Джон Кеннеди были удовлетворены его работой. С другой стороны, действиями Большакова могло быть недовольно командование ГРУ, которому хотелось, чтобы разведчик занимался своими непосредственными задачами. Но коль судьба так распорядилась, в ГРУ, видимо, временно смирились с тем, что Большаков выполнял поручение Хрущева в Вашингтоне.
Назначение Добрынина советским послом в США было, несомненно, правильным решением. Он был квалифицированным специалистом, профессионально разбиравшимся в состоянии советско-американских отношений и накопившим достаточный опыт дипломатической работы в США. Но и назначение Большакова на должность заместителя главного редактора журнала «Soviet Life» было не случайно. Во-первых, Большаков в Вашингтоне работал в качестве советника посольства, а не корреспондента ТАСС. И, во-вторых, во всех служебных характеристиках, подготовленных в ГРУ, он предстает не только как исполнительный и дисциплинированный офицер разведки, но и как специалист, хорошо разбиравшийся в сложных международных отношениях.
ГРУ редко ошибается в оценках способностей своих сотрудников. Прежде чем оказаться в Вашингтоне, Большаков провел первую командировку в Нью-Йорке, которая позволила этому любознательному и политически хорошо подготовленному разведчику достаточно глубоко изучить особенности советско-американских отношений. Если бы общеобразовательная подготовка Большакова была на уровне «почтового ящика», вряд ли командование ГРУ направило бы его на высокую должность советника посольства СССР. Можно утверждать, что и Роберт Кеннеди вряд ли выбрал бы Большакова в качестве человека, способного осуществлять столь сложную миссию — передавать, в основном устные, послания президента США Хрущеву. В советском посольстве в то время трудились высокообразованные дипломаты Г. Корниенко и другие, но выбор министра юстиции США все же пал на Георгия Большакова. Это говорит о высокой профессиональной подготовке Большакова и его положительных личных качествах.
Более того, можно высказать предположение, что американская контрразведка, агенты которой в 1959-1960 годах часто устраивали демонстративные и тайные слежки за Большаковым, в конце концов пришла к выводу, что Большаков — представитель советской разведки. А это означало, что донесения Большакова в Москву будут учтены и доложены либо председателю КГБ, либо министру обороны и, таким образом, попадут к Хрущеву, минуя громоздкий аппарат Министерства иностранных дел. К такому выводу можно прийти на основе случайно прозвучавшего 9 мая 1961 года замечания Фрэнка Хоулмена, предложившего Большакову познакомить его с Р. Кеннеди: он как бы невзначай сказал, что это знакомство может открыть для Большакова доступ к сведениям, которые будут высоко оценены в Москве его начальниками. Такими «начальниками» могли быть председатель КГБ и неизвестный в то время Хоулмену начальник ГРУ. Кого из них имел в виду Хоулмен, трудно сказать. Но то, что американский журналист предполагал, что Георгий был связан с одной из советских спецслужб, сомнений нет. Такого же мнения придерживался и Роберт Кеннеди, санкционировавший встречу Фрэнка Хоулмена с Большаковым, состоявшуюся 29 апреля 1961 года. Бесспорно, Кеннеди исходил в выборе Большакова из того, что последний не являлся сотрудником МИД. В противном случае контакт с ним ничего не изменил бы в практике советско-американских отношений: госсекретарь Д. Раск мог при необходимости официально встречаться с министром иностранных дел СССР А. А. Громыко. В Москве и Вашингтоне действовали и американский, и советский послы, в обязанности которых также входило обеспечение связи между руководителями двух государств.
В книге «Сугубо доверительно» утверждается, что шифрованные донесения Большакова о встречах с Р. Кеннеди отправлялись «по военной линии посольства» и, минуя Громыко, попадали к начальнику ГРУ, который докладывал о них непосредственно министру обороны СССР. Последний, как утверждает Добрынин, поскольку оба министерства всегда соперничали между собой, обычно докладывал депеши Большакова прямо Хрущеву, не всегда информируя о них Громыко, либо лишь кратко излагая ему их суть. В результате Хрущев давал указания непосредственно министру обороны, который и передавал их Большакову в Вашингтон. При этом Хрущев не всегда консультировался с Громыко94.
Читатель книги «Сугубо доверительно», в которой без малого семьсот страниц, вряд ли обратил или когда-либо обратит внимание на приведенные выше несколько туманных строчек из воспоминаний советского посла. Между тем именно эти строки были необходимы для того, чтобы переложить ответственность за возникновение кризиса с Министерства иностранных дел на министра обороны Р. Я. Малиновского и начальника ГРУ И. А. Серова. Это недвусмысленно подтверждается пассажем о том, что в 1961-м и в первой половине 1962 года Р. Я. Малиновский и И. А. Серов, минуя министра иностранных дел А. А. Громыко, докладывали Хрущеву сведения, которые Большаков направлял из Вашингтона. А это привело в октябре 1962 года к возникновению напряженности в советско-американских отношениях, так как квалифицированные советские дипломаты не могли оказывать влияния на конфиденциальный канал связи или «почтовый ящик», которым был полковник Большаков. Более того, Громыко, судя по утверждению посла, тоже не всегда был детально информирован о работе Большакова. О деятельности же Большакова в период, когда Карибский кризис начался и в Вашингтоне стали искать пути его урегулирования, в воспоминаниях Добрынина не сказано ни слова.
Как же на самом деле в 1961-1962 годах работал «почтовый ящик» Большакова, и кому докладывались сведения, которые Большакову сообщал министр юстиции США Роберт Кеннеди?
Во-первых, крайне трудно понять, о каком соперничестве между министерствами иностранных дел и обороны идет речь в воспоминаниях Добрынина. Сферы деятельности этих министерств совершенно различны, а значит, и соперничать они ни в чем не могли. Что касается представителей Министерства обороны в Вашингтоне, то здесь речь могла бы идти только о сотрудниках аппарата военного или военно-воздушного атташе, но о них посол в своих воспоминаниях не говорит ни слова — как будто бы их в 1962 году в американской столице и не было вовсе и поэтому ничего полезного для урегулирования кризиса они не сделали.
Во-вторых, Большаков вступил в контакт с братом президента США по указанию ЦК КПСС, члены которого вынуждены были одобрить установление этого конфиденциального канала между Хрущевым и Кеннеди, так как советский посол Меньшиков не смог наладить деловые отношения с руководителями Госдепартамента США. Американский посол в Москве Л. Томпсон тоже не пользовался авторитетом в советском Министерстве иностранных дел, что и заставило Кеннеди искать альтернативные способы связи с Москвой.
Судя по содержанию некоторых бесед Томпсона с Громыко, можно предположить, что то ли послы не понимали, чего от них требуют их руководители, то ли в столицах СССР и США хотели от послов получить то, чего они при всем желании не могли сделать. Причина тому — общий вектор в развитии советско-американских отношений в годы холодной войны: в США и СССР открыто говорили о возможности возникновения атомной войны и усиленно готовились к ней. О позитивном развитии отношений между двумя государствами говорилось редко. В Москве и Вашингтоне бушевали страсти вокруг Западного Берлина, Лаоса и проблемы ядерных испытаний. В таких условиях выполнение послами их миссий было чрезвычайно сложным делом. Неофициальный канал связи был первым шагом на пути поиска возможных решений назревших проблем. Как свидетельствовал уже после окончания кризиса Громыко, в Москве тоже проводилась интенсивная работа по поиску таких решений, поэтому ЦК КПСС и санкционировал создание канала связи. Когда же он был создан, на него не могли воздействовать ни влиятельные представители ЦРУ, ни авторитетные генералы Пентагона. Именно их Кеннеди и его сподвижники стремились в первую очередь исключить из круга лиц, знавших о попытках установления доверительных отношений между Вашингтоном и Москвой.
Большаков регулярно информировал Меньшикова, а затем и Добрынина о своих встречах с Кеннеди. В ГРУ сохранились донесения резидента военной разведки, в которых неоднократно подчеркивалось, что советский посол «информирован о результатах встречи Большакова с Р. Кеннеди». Большаков рассчитывал на совет и профессиональную помощь со стороны Добрынина и, видимо, неоднократно ее получал. Поэтому говорить о том, что депеши Большакова уходили в Москву без согласования с послом, по крайней мере, некорректно.
В-третьих, наиболее важные донесения о результатах встреч Большакова и Кеннеди направлялись в Москву по каналам не военной разведки, а МИД, то есть адресовались не начальнику ГРУ, а министру иностранных дел. Поэтому можно вполне обоснованно утверждать, что Громыко знал о наиболее важных сообщениях, которые получал Большаков. Более того, в нарушение существовавших правил, а возможно и по указанию Добрынина, резидент ГРУ сообщал Центру лишь о том, что Большаков такого-то числа, в такое-то время провел очередную встречу с Р. Кеннеди. Обязательно сообщалось, что встреча прошла продуктивно. Резидент также докладывал, что сведения, полученные Большаковым, сообщены послу, который направил их министру иностранных дел. Поэтому утверждение Добрынина о том, что министр обороны Р. Я. Малиновский с подачи начальника ГРУ И. А. Серова что-то лично сообщал Хрущеву и получал от него секретные указания для передачи Большакову, можно считать литературным вымыслом. В то же время нельзя сказать, что за этим вымыслом нет желания переложить ответственность за неудачи советской дипломатии на Большакова и начальника ГРУ, а затем показать, что урегулирование Карибского кризиса было достигнуто только благодаря усилиям советских дипломатов, главным образом самого Добрынина. Неслучайно ведь в его книге в главе «Начало кризиса. В центре событий» о деятельности Большакова не сказано ни слова95.
В то же время возникла еще одна интересная ситуация. Она была связана с тем, что в ГРУ пришли к выводу о том, что пора завершить служебную командировку Большакова в США. Узнав о возможном отъезде советника в Москву, Добрынин высказался против, сообщив руководителю Большакова в Вашингтоне, что «решение о замене Большакова необходимо согласовать с соответствующими инстанциями в Центре, так как хотя его роль в связи с контактами с Р. Кеннеди и является чисто технической, тем не менее в настоящее время полезно иметь такой конфиденциальный канал». О чем это говорит? О том, что заменить Большакова в тот момент было некем, а переключить на себя связь с Робертом Кеннеди посол не решился. Возможно, в тот момент он не был полностью готов к такому развитию событий.
Командировка Большакова в США была продлена еще на один год.
О чем Большаков летом 1962 года беседовал с Робертом Кеннеди, можно судить по некотором его отчетам. Во время одной из встреч Кеннеди сказал, что главной причиной возникновения напряженности между СССР и США, является «...непонимание друг друга и неправильное толкование намерений и действий другой стороны». Именно поэтому, сказал он, президент добивается расширения информирования советского руководства о своей политике «новых рубежей» и требует, чтобы каждый его помощник «имел в Вашингтоне своего русского». Кеннеди упомянул также, что именно с этой целью в марте 1962 года он санкционировал поездку американской кинозвезды Ким Новак в Москву.
Это вполне откровенное признание брата президента позволяет сделать вывод о том, что администрация Кеннеди не понимала устремлений советского руководства и поэтому не могла определить возможные пути поиска снижения напряженности в отношениях между двумя государствами. Видимо, это было важное признание, которое заслуживало особого внимания в Москве и ответных действий.
В донесении о встрече Большакова с Кеннеди, состоявшейся 3 июня 1962 года, резидент ГРУ писал: «Марк провел встречу с Робертом Кеннеди на даче министра юстиции. Обсуждались вопросы о положении в Германии, состоянии советско-американских отношений и внутреннего положения в США. Роберт Кеннеди заявил, что на днях военные представили президенту доклад, в котором утверждают, что сейчас США превосходят СССР в военной мощи, что есть «ретивые» военные, которые выступают за решающее столкновение с СССР. Однако президент не одобрил такой выбор. Роберт Кеннеди отказался назвать имена и фамилии этих военных».
Что же важного для понимания состояния и возможных перспектив развития советско-американских отношений было в том, что Кеннеди сообщил Большакову во время беседы на загородной вилле?
Во-первых, то, что администрация Кеннеди испытывает нарастающее давление со стороны представителей Пентагона, которые хотели бы, основываясь на добытых ЦРУ сведениях о состоянии советских Ракетных войск стратегического назначении (РВСН), воспользоваться моментом, найти предлог и нанести по СССР удар, который радикально ослабил бы Советский Союз в военном и экономическом отношениях.
Во-вторых, Роберт Кеннеди сообщил Большакову о том, что администрация президента против обострения отношений с Советским Союзом, поэтому президент «не одобрил выбор военных».
И, в-третьих, сообщая эти сведения Большакову, Роберт Кеннеди хотел бы ускорить принятие советским руководством решений, которые способствовали бы поиску компромиссных подходов к существующим проблемам.
Были ли поняты в Москве эти сигналы? Судя по дальнейшему развитию событий, ни в Москве, ни в Вашингтоне эти намерения положительного развития не получили.
По личному поручению Хрущева, Большаков 18, 19 и 29 июня встречался с Робертом Кеннеди для передачи устных посланий премьера. Роберт Кеннеди также сообщил Большакову важные сведения о планах Америки, в частности, о том, что « администрация США планирует начать через 10-14 дней вывод войск из Таиланда, о чем уже начаты переговоры с союзниками ».
Кеннеди также выразил беспокойство по поводу «концентрации большого количества китайских войск на материке напротив Формозы».
Насколько полезными и информативными были встречи Кеннеди с Большаковым, мог бы более конкретно сказать Хрущев, задания которого он выполнял, или Роберт Кеннеди, просьбы и послания которого Большаков передавал советскому премьер-министру. Но ни в воспоминаниях Хрущева, ни в книге Роберта Кеннеди «13 дней» по этому поводу ничего нет. Остается сделать только один вывод: если «почтовый ящик» действовал, значит, он был необходим и полезен как Хрущеву, так и Джону Кеннеди, иначе они вели бы официальный диалог через своих послов.
92Там же. С. 38.
93Там же.
94Там же. С. 39.
95Добрынин А. Ф. Сугубо доверительно. М.,1996. С. 65-71.
<< Назад Вперёд>>
