В. К. Кузаков. Астрология сквозь призму историографии истории астрономии
Сама проблема по-разному освещалась в историко-научной литературе. Часть исследователей была предельно категорична в своих суждениях, относя астрологию к лженауке, которая «отвлекала» силы от изучения реальностей естественного мира природы. С другой стороны, иные исследователи подходили к ней самым серьезным образом и видели в ней элементы рациональности, способствовавшие отражению реалий природы. Немало было историков науки, которые были осторожны в своих высказываниях, только фиксируя факт существования астрологии.
Необходимо отметить, что наиболее негативно относились к астрологии историки, изучающие период наибольшего развития самой астрономии. Астрология не могла не оказаться «лженаукой», мешавшей развитию астрономии как науки. Реальная оценка возникает тогда, когда сама история науки становилась достаточно самостоятельной, достаточно развитой отраслью исторической науки, чтобы найти рациональное в том, что еще недавно объявлялось лженаучным. Любая «наука» прошлого есть то, при помощи чего та эпоха решала свои сугубо «личные» проблемы бытия. Сравнивать современную астрономию как науку и астрологию того времени неестественно, - это разные предметы, разные приемы разных эпох, употребляемые для решения практически разных задач, для ответа на разные вопросы.
Перед историком, изучающим культуру допетровского времени предстает общекультурный феномен - астрология как некоторая «наука», как тот «инструмент», с помощью которого общество старается решить определенным образом один из вопросов своего бытия.
Много помогли изучению этого явления публикации памятников «отреченной литературы», осуществленные В. Н. Перетцем, А. Н. Пыпиным, Н. С. Тихонравовым, М. Н. Сперанским. Причем необходимо отметить, что подавляющее большинство публикаций и работ на эту тематику датируется концом XIX - началом XX в. С одной стороны, произошло это в силу того, что данные памятники публиковались в русле издания памятников старины вообще. С другой стороны, сама историческая наука уже могла тогда выделить из себя тех исследователей, которые бы могли в полной мере посвятить свое внимание этой тематике. Но, быть может, самое главное заключалось в том, что сам мир находился на грани великих перемен. Это было время напряженного ожидания. Недаром тогда возникают многочисленные спиритические общества, недаром многие начинают определять судьбу практически подобно тому, как это делалось некогда в прошлом.
Одной из первых интересных работ по данной тематике является труд К. Голоскевича1. Автор говорит о представлениях того времени, по которым «сообразно с реально-практическим настроением своего духа древнерусские христиане стали представлять всю природу подобно огромнейшей машине, в которой все части ее, каждое колесо, рычаг, пружину приводят в действие и направляют к своей цели известные ангелы»2. Казалось бы, перед нами нереальный, парадоксальный для тех времен образ машины домашинного периода. Но это только так кажется. На самом деле каждодневная практика Руси, в которой были гончарные круги, ткацкие станки, мельницы, разнообразные сверлильные устройства, замки, метательные орудия, ловушки, часы, была практикой «машин», практикой механики, механизмов, в которых изменение одного приводило к изменениям в другом, где причина и следствие располагались, как в механизме часов с их многочисленными зубчатыми передачами, в последовательности строжайшего порядка. «Колеса», находившиеся в общемировом «механизме», как маховые колеса, распоряжающиеся движением других «шестеренок» - светил, созвездий, сменой времен года, дня и ночи, «зацепляли» колесики человеческой жизни, превращаясь в образ огромного «колеса фортуны», «колеса судьбы».
М. Н. Сперанский, В. Н. Перетц публиковали памятники «отреченной литературы», давая им характеристику и высказывая свое отношение к астрологии. Первый считал, что в них соединились языческое гадание и христианское миропонимание и что основой были «общечеловеческие психологические черты» - стремление знать свою судьбу. Здесь мы видим проблему, которую решали и в прошлом, исходя из наличного материала культуры эпохи. Можно говорить одновременно о том, что массовость подобного рода «рецептурности» списков в конкретных условиях Руси того времени говорит и о том, что это явление было весьма широким. Древнерусская практика передачи знания основывалась именно на бесписьменной традиции, традиции передачи знания изустно («из уста в уста», как нечто переданное, «вдутое»). Так передавались сведения о том, как и когда гигантское «маховое колесо» небес зацепляет «колесики» дольнего мира, в которые практически превращались сами люди.
Публикуя «Громники» и «Лунники», В. Н. Перетц писал о том, что данный источник в свое время был популярен потому, что основывался на изучении реальных явлений природы.
Историки медицины, изучая прошлое и обнаруживая преимущественный интерес к изготовлению определенных лекарств, средств, направленных против определенных полезней, мер, направленных на предотвращение этих болезней, вправе делать вывод о времени и распространении тех или иных заболевании. Подобным же образом историк астрономии, обнаружив в тот или иной период распространение «лекарства», подобного астрологии, вправе говорить, что эти «лекарства» порождены именно специфическим «заболеванием».
Практически все историки астрономии так или иначе касались астрологии. Даниил Свитский в 1927 г. опубликовал статью, посвященную литературе еретиков Новгорода Великого конца XV в.3, а также небольшую работу об астрологе Николае Любчашше и астрологических альманахах на Руси в XVI в.4 Но Святский преувеличивал занятия еретиков литературой естественнонаучного, астрономо-астрологического плана, считая еретиков кружком интеллигенции того времени, занимавшимся проблемами «науки». Тем не менее, обратившись к этой тематике, он обратил внимание историков науки на нее. В свое время «Шестокрылом», который находился у еретиков, занимались В. П. Зубов, а также автор настоящей статьи5. Вероятнее всего, обращение еретиков к естественнонаучной литературе было не самоцелью. «Шестокрыл», как таблицы определения дат затмения, был только средством, при помощи которого решались более важные, с точки зрения самих еретиков, проблемы: понятие вечности или конечности мира в контексте православной доктрины.
Наиболее обстоятельна, хотя и небольшая по размерам, работа М. А. Шангина6. Это был доклад, прочитанный автором в феврале 1930 г. на заседании Комиссии по истории знаний АН СССР. Изучая астрологические кодексы, автор писал, что они «весьма важны для истории знаний, именно для истории естественных наук, и в частности для астрономии»7. Шангин берет греческие рукописи, находившиеся в собраниях русских монастырей, отмечая, что в них были «заданы основные методы всех естественных наук» (мир, земля и небо как единое, связанное целое). Наконец, по его мнению, астрология есть не что иное, как эксперимент, ибо «магия, преимущественно астрологическая магия, была всеобщей школой человеческого знания», т. е. историей методов науки. Шангин пишет, что астрология предшествовала астрономии. Но на самом деле все гораздо сложнее. Многое зависит от того, что мы понимаем под астрономией: возникновение научного метода, теории, или же наблюдение и рациональное использование его результата в практике повседневной жизни? С позиции последнего метода можно говорить о том, что астрономия предшествовала астрологии, и что та была своего рода «инструментом», который мог возникнуть не ранее самих наблюдений и при помощи которого определенное время решало свои специфические временные задачи.
Иначе говоря, мы возвращаемся к мысли о том, что именно те или иные задачи в рамках той или иной культуры могут сконструировать, но могут и отбросить, отложить на время подобный «инструментарий». Астрология, с одной стороны, возникает периодически по мере постановки тех проблем, которые она, как некая «конструкция», и призвана решать.
Шангин, далее, считает астрологию своеобразным стержнем народной науки: «...наиболее сильная сторона народной науки - астрология, поглощает или в ином случае окрашивает собой другие отрасли народного знания (магия ботаники - астроботаника, медицина - иатрософия, метеорология - астрометеорология)»8. Очевидно, было бы правильнее говорить о том, что человек в явлениях природы видел естественную связь с временами года, которые связывались у него с периодически возвращающимся миром Солнца, Луны и созвездий. И вообще необходимо говорить о том, что астрология есть только эпизод культуры определенного времени, который возникает только в случае определенно поставленных вопросов. Шангин ставит проблему специфики культур Запада и Руси, когда отмечает, что в России греческие астрологические рукописи вошли в культуру, а на Западе они «лежали на поверхности латинской культуры»9. Наконец, в работе есть вполне современный заход на источники прошлых культур: «астрологические кодексы говорят нам еще и о своем времени, обнаруживают социальную почву, экономические и классовые соотношения»10.
Историограф истории науки фиксирует, что на работу М. А. Шангина практически не ссылался ни один из современных нам историков астрономии. Во-первых, это происходит потому, что сама история астрономии пользуется весьма традиционным набором источников при создании истории прошлой астрономии. Наконец, потому, что история астрономии в значительной мере усвоила образ, созданный самой современной астрономией, и при написании истории науки, естественно, только громит эту «лженауку», которая на самом деле имеет все основания (основания рациональные) в культуре того времени. В известной мере эту работу «не замечали» еще и потому, что она поднимала очень сложные философские, методологические проблемы истории знания.
Астрология предстает перед нами, историками науки, как предмет гораздо более сложный, нежели астрономия, ибо астрология на самом деле есть «инструмент», составленный из многих разнообразных элементов культуры. Значит, с точки зрения истории науки вообще и истории астрономии в частности изучение астрологии гораздо более трудоемко и требует профессионального подхода скорее философско-историко-культурного, нежели историко-научного. Астрология, как предмет изучения, находится как бы между историей науки, историей культуры и историей философии. Работа М. А. Шангина заостряет внимание на том, что до сих пор в силу целого ряда причин мало замечалось историками науки. Но, в то же время, в работе нет главного: как астрология реально функционировала в самой русской культуре, т. е. читатель не найдет здесь рассказа о самом непосредственном действии.
Одним из первых в послевоенное время (уже в советский период развития исторической науки) коснулся астрологической тематики Б. Е. Райков11. На астрологической литературе «необходимо специально остановиться, потому что... она сообщала широкому кругу читателей данные о строении неба и земли»12, писал автор. Он верно оценил причины популярности этой «науки»: она «служила, так сказать, запросам жизни». «Движения небесных светил получали практическое применение для устройства дел человеческих, для решения житейских задач»13. И далее автор говорит, что в условиях Московской Руси астрология «была до известной степени положительным явлением»14. Практически всеми историками астрономии, которые не предвзято смотрели на этот феномен, и многими историками культуры отмечено, что в «основе астрологического мышления, как-никак, лежала идея закономерной связи между человеком и природой: отдаленные от нас светила, повинуясь некоторым вечным и неизменным законам, оказывают свое действие на подлунный мир и на все там находящееся»15. Таким образом, надо здраво смотреть на то, что было реалией культуры прошлого.
Одна из следующих наиболее крупных работ по истории астрономии в России принадлежит Б. А. Воронцову-Вельяминову16. Автор приходит к выводу, что в России астрология не получила такого развития, как на Западе: «причиной этого были здравые взгляды русских людей на природу»17. Вероятно, что перед Воронцовым-Вельяминовым стояла вполне определенная задача написания истории астрономии как в высшей степени «рациональной» дисциплины. Но это приводило к тому, что значительные реалии прошлого оставались в стороне. Необходимо еще добавить, что автор «Очерков» не рассматривает так называемую «народную астрономию», которая была также пронизана астрологическим «привкусом».
Дальнейшее наступление на астрологию со стороны истории астрономии было продолжено Б. В. Кукаркиным18. Автор «попытки объяснения явлений природы вмешательством и волей сверхъестественных сил» рассматривает «как попытки антинаучные, тормозящие развитие истинной науки»19. Автор относит астрологию безоговорочно в разряд «отрицательных факторов в развитии истинной науки», хотя, пишет сам, и здесь «случайно делались и научные открытия»20. Однако можно говорить и о том, что в допетровской Руси мы не фиксируем науки как таковой, и потому то, что не существует, не может испытывать отрицательных последствий.
Мы уже говорили ранее, что астрология принадлежит в ее «русском варианте» к культуре. Вряд ли стоит каждый раз приводить те аргументы, которые мы встречали у М. А. Шангина и с которыми нельзя не согласиться. Интересно то, что в полемике против астрологии историки астрономии не затрагивают этой серьезной и аргументированной работы. Необходимо отметить и то, что в своем функционировании на Руси такая астрология в известной мере противопоставлялась доктринам церкви, не бывшим в состоянии ответить на вопросы о судьбе каждого человека. Недаром русская церковь так решительно выступала против астрологии в ее любом проявлении. Еще более определенно высказался Б. В. Кукаркин по поводу астрологии в другой своей работе: «...обычно историки естествознания много внимания уделяют изучению этих лженаучных концепций. Некоторые историки утверждают, что астрология способствовала развитию астрономии. Ни астрология, ни религия по своему существу не могут способствовать развитию науки»21.
Механизм науки и ее развития слишком сложен, чтобы можно было его так легко определить. Как ни парадоксально, но многие препятствия на пути развития науки есть факторы, одновременно способствующие ее росту и развитию. Кукаркин готов изучать астрологию скорее в плане борьбы с ней рациональной астрономии. И, изучая ее, обнаруживает, что «астрономические наблюдения, сделанные в целях астрологических предсказаний, неоднократно и с успехом использовались для научных целей»22. Автор выступает не против того, что найдено рационального, а против самой системы, в которой это совершилось. Но, отбрасывая эту «лженауку», он тем самым отнимает у астрономии то, что она взяла у астрологии. Астрологии нет и не может быть без того, без чего нет и не может быть астрономии. Если же автор ведет речь о целях, стоящих перед астрономией как наукой и астрологией, то их смешивать неправомерно. Астрология была одновременно и «наукой», которая отвечала на вопрос, и одновременно ответом, но эта система вопрос-ответ уже не принадлежит астрономии. Разные вопросы - разные «науки» - разные ответы. Астрология есть историко-культурная реалия, но, вероятно, еще более она играла роль фактора, приема, снимавшего психологическое напряжение, в иных конкретных условиях достигавшего максимума.
Рационализм, который обычно ищут историки науки, сравнивая современную науку и «несовременное прошлое», должен быть изучаем в историческом контексте культуры. Сплошь и рядом современная история науки пользуется критериями современного знания и, не найдя аналогий, зачисляет некоторые явления в разряд «лженаук». Важность того или иного явления в истории сплошь и рядом определяется не тем, как это явление вписывается в наше понимание, а тем, какое место оно занимало в прошлом. То, что мы зачастую оставляем в стороне от науки, на самом деле имело огромное значение для самой культуры, частью которой в известной мере оказывается и сама наука.
1См.: Голоскевич К. Астрология в России в XV-XVI вв. Остров, 1897.
2Там же. С. 22.
3См.: Мироведение. 1927. № 2.
4См.: Астролог Николай Любчанин и альманахи на Руси XVI в. // Известия научного ин-та им. П. Ф. Лесгафта. 1929. Т. XV, вып. 1 и 2.
5См.: Кузаков В. К. О восприятии в XV в. на Руси астрономического тракта «Шестокрыл» // Историко-астрономические исследования. М., 1975. Вып. XII.
6См.: Шангин М. А. О роли греческих астрологических рукописей в истории знания//Изв. АН СССР. 1930. Отд-ние гуманит. наук.
7Там же. С. 309.
8Там же. С. 312.
9Там же. С. 315-316.
10Там же. С. 313.
11См.: Райков Б. Е. Очерки по истории гелиоцентрического мировоззрения в России. М.; Л, 1947.
12Там же. С. 65.
13Там же. С. 72.
14Там же.
15Райков Б. Е. Указ. соч. С. 94.
16См.: Воронцов-Вельяминов Б. А. Очерки истории астрономии в России. М., 1956.
17Там же. С. 8.
18См.: Кукаркин Б. В. Некоторые методологические вопросы истории астрономии//ИАИ. M., 1961. Т. VII.
19Там же. С. 133.
20Там же. С. 134.
21Кукаркин Б. В. Первые шаги в развитии астрономии//ИАИ. М., 1966. Вып. IX. С. 142.
22Там же. С. 142.
<< Назад Вперёд>>
