В.А. Саблин. Уравнительный передел земли в северной деревне в 1917-1920 годах: политико-правовой контекст
Одним из актуальных вопросов современной историографии аграрной революции в России является осмысление ее политико-правовых основ. Сформулированные выводы о предопределенности «радикализации земельного законодательства и практики землепользования в России» [9, с. 353] нуждаются в дальнейшей разработке.

На Европейском Севере России к началу XX в. правовой статус крестьянского землепользования был определен Положением 1866 г. За сельскими обществами были зафиксированы земельные наделы, бывшие до этого в их фактическом пользовании при условии, чтобы они не превышали установленной нормы в 8-15 дес. К 1917 г. в большей части Вологодской губернии на этих основаниях крестьянские земли были отграничены от государственных. В Архангельской губернии поземельное устройство фактически не проводилось (исключая удельные земли Шенкурского уезда) [2, с. 10-15].

Для наделения землей населения Олонецкой губернии была установлена норма, приравнивающая 1 дес. постоянных угодий 7,75 дес. подсечного пространства. В ходе столыпинского землеустройства в губернии в площадь крестьянских земель были отведены 5 059 695 дес. «подсечного» леса2. Крестьяне получили огромные наделы, составлявшие в Повенецком уезде 76,5 дес., Петрозаводском — 46,5 дес., Пудожском — 68,7 дес. на двор [4, с. 12]. Фактические земельные угодья составляли в этих наделах ничтожную величину.

Нехватка надельной земли вынуждала крестьянство искать способы расширения своего землепользования. Постепенно формировался новый вид землепользования (росчисти-новинки, полянки, подсеки и перелоги), имевший форму сервитута. Наибольшее число «казенных» расчисток находилось в Архангельской губернии. Их площадь составляла 107 704 дес.3 Интересно, что сельскохозяйственная перепись 1917 г. зафиксировала в губернии 200 хозяйств, существовавших исключительно на расчистках [5, с. 24]. Обладание расчистками в казенных лесах регламентировалось законами 1826 и 1835 гг., определивших, в частности, 40-летний срок пользования ими, и законами 1873 и 1884 гг. для Архангельской губернии, оставлявших расчистки за прежними владельцами на срок свыше 40 лет.

Формально иной характер имели расчистки на надельных землях, основанный на местных обычаях, мирских приговорах, со сроком пользования в 6, 12-20, 40 и более лет, «до следующего передела» и т. п.4

На практике же правовое положение расчисток на казенных, удельных или надельных землях в глазах крестьянства мало влияло на их субъектный статус. Эти виды землеобладания, как правило, регулировались нормами захватного права, исходя из времени и места их производства, меры вложенного труда и капитала, характера земельных угодий и самого характера обладания (личное, коллективное, общинное). Одновременно практиковалась аренда земли у той же казны и удела (оброчные статьи).

Столыпинская реформа расширила формы крестьянского землепользования и землевладения. В итоге к 1917 г. на Европейском Севере сформировалась усложненная в правовом отношении система поземельных отношений: подворно-наследственное, общинно-укрепленное, общинно-душевое пользование и обладание надельными землями, участковое землевладение, аренда и единоличное и товарищеское владение купчими землями.

В ходе аграрной революции 1917-1921 гг. система поземельных отношений была предельно упрощена. Первые советские земельные законы изымали всю землю из гражданского оборота, национализировали ее, установив исключительное и неограниченное государственное право собственности на землю, не мешая крестьянам на первых порах решать земельный вопрос. Крестьянский мир на Севере в одинаковой степени был настроен против помещичьей, церковной и монастырской земельной собственности, равно как и выделившегося из общины и укрепившего в собственность свой надел собрата-крестьянина. Именно эти земли в начальной стадии «черного передела» подверглись распределению.

Число помещичьих хозяйств на Севере было невелико. Хуторов и отрубов по нашим данным насчитывалось чуть более 10 тыс. Средний размер хуторских хозяйств в Архангельской губернии составлял 6,7 дес., в Вологодской — 12.7, в Олонецкой — 61,3 дес. Последнее объяснялись тем, что в границы участка были включены значительные площади «подсечного леса», болота, озера и другие неудобные земли. Выделялась группа хуторов, образованных на купчих землях при среднем размере в 0,5 дес. Особое положение занимали свыше 1,5 тыс. хуторов, созданных в результате планового переселения избыточного населения из прибалтийских губерний [8, с. 16-26].

В конце 1918 — начале 1919 г. была осуществлена конфискация «нетрудовых владений» в Вытегорском, Каргопольском, Петрозаводском, Повенецком и Пудожском уездах Олонецкой губернии5. К ноябрю 1918 г. частновладельческое землевладение в основном было ликвидировано в Велико-Устюгском, Сольвычегодском, Яренском, Усть-Сысольском уездах Северо-Двинской губернии [3, с. 30]. В Архангельской губернии до свержения советской власти в начале августа 1918 г. конфискации проводились лишь в Архангельском, Холмогорском, Онежском, Пинежском, Шенкурском уездах6. В уездах Александровском, Кемском, Мезенском и Печорском советские аграрные преобразования возобновились с весны 1920 г. после падения в крае белой власти. 31 % крестьянских хуторов и отрубов Архангельской, Вологодской и СевероДвинской губерний также пошли в общий раздел [8, с. 16-26].

К разряду «владельческих» были повсеместно отнесены крестьянские купчие земли. По данным Я. Бляхера, в 62 % селений единоличные купчие земли поступали в общий раздел. Соответственно в 36 % — оставались за прежними владельцами в том случае, если они, наряду с надельной землей, не превышали принятой здесь нормы наделения. В 2 % селений была проведена частичная отрезка земли свыше нормы. Товарищеские купчие земли поступали в общий раздел в 53 % деревень [1, с. 140].

Согласно отчетам, из 300068,66 дес. земли, конфискованных и взятых на учет к концу 1920 г., было распределено 223713,30 дес. Из них 69,4 % было передано в единоличное пользование, 2,7 % — совхозам, 2,5 % — первым колхозам. Прирост размеров крестьянского землепользования в северных губерниях таким образом был крайне незначителен: 2,1 % — по предварительным сведениям 1919 г., 3,8 % — по сведениям 1921-1922 гг.

С точки зрения социально-экономических последствий аграрной революции наибольший интерес представляет вопрос о том, как на местах решалась судьба собственно крестьянских земель, подвергнутых распределению. По общему правилу земли, находившиеся ранее в распоряжении государственной власти (казны и удела) и сдававшиеся крестьянам в качестве оброчных статей, поступали в распределение наравне с другими землями и передавались в бесплатное пользование крестьян. Общая их площадь на Севере составляла в 1917 г. 135582,9 дес.

Иначе обстояло дело с расчистками и подсеками. Вопрос об их судьбе затрагивал в той или иной степени все слои крестьянского населения деревни, поэтому в ходе переделов именно эта категория земель вызывала наибольшие трения и споры [7, с. 99-111]. В большинстве волостей уравнительному переделу подлежали только те расчистки, которые превышали местную норму надела либо были куплены у других, либо запущены владельцами [3, с. 30]. Довольно часто расчистки и распашки оставались за старыми владельцами «до окончания срока пользования» (Велико-Устюгский, Вытегорский, Усть-Сысольский уезды)7, если при обработке не применялся наемный труд (Пудожский уезд)8, «до оправдания расходов по обработке» (Сольвычегодский уезд)9 и т. п. В случае изъятия таких земель в передельный фонд назначалась особая оценочная комиссия «из добросовестных людей», которая определяла размер вознаграждения хозяину расчистки (Каргопольский, Лодейнопольский и Сольвычегодский уезды)10.

Со временем почти все расчистки были пущены в общий раздел [10 с. 42]. Решение об общем переделе расчисток и распашек, например, в Архангельской губернии было принято в июне 1918 г. [5, с. 42], в Северо-Двинской — в ноябре 1920 г.11

После свержения большевиков в Архангельске в начале августа 1918 г. белое правительство, Верховное Управление Северной области, в первые же дни переворота выступило с декларацией «по действительному обеспечению прав трудящихся на землю» и поспешило отменить все советские аграрные законы. Решение всех земельных вопросов передавалось сначала в ведение восстановленных земельных комитетов, а впоследствии — впервые созданных в 1917 г. в Архангельской губернии земских органов, которые были распущены большевиками в марте 1918 г., но воссозданы с приходом к власти Верховного Управления12.

Аграрный курс правительства наиболее полно отражал общие принципы эсеровской социализации земли. Преследовалась цель создания в деревне «крепкого» трудового крестьянского хозяйства, свободного от принудительной опеки общины. В начале 1919 г. были приняты законы, которые и составили основу земельной реформы белого правительства Северной области (постановление от 13 января «О расчистках в Архангельской губернии» положение от 19 февраля «О казенных и бывших удельных земельных оброчных статьях» и постановление от 4 апреля «О передаче монастырских, архиерейских, церковно-причтовых земель в ведение Земства»)13.

Все указанные категории земель уравнивались в правовом отношении и должны были составить единый арендный фонд, право распоряжения которым передавалось земству14. При этом указывалось на временный характер всех этих мер «впредь до разрешения земельного вопроса в полном объеме» будущим Всероссийским правительством.

Была установлена «трудовая» норма пользования расчистками и оброчными статьями в размере 11 дес. на двор. Все, что превышало норму, подлежало отчуждению и передаче в особый арендный фонд земства15.

Существенно то, что закреплялся наследственный принцип пользования указанными категориями земель (в пределах трудовой нормы) «прежними владельцами и их законными правопреемниками». При этом разрешалась передача прав пользования другим лицам16. Срок пользования земельными участками не ограничивался и не дифференцировался. Вместе с тем частные сделки (купля-продажа) на землю запрещались. Таким образом, восстанавливалось, пусть с некоторыми ограничениями, право на укрепление земли в собственность.

Принятые законы по ряду причин не нашли применения на практике. Во-первых, сама передача в ведение земства дел, касающихся лесных расчисток и оброчных статей, затянулась до конца белой власти на Севере (январь-февраль 1920 г.)17. Во-вторых, не были созданы соответствующие подзаконные акты по применению аграрного законодательства18.В-третьих, и это самое главное, реализация законов натолкнулась на острое нежелание крестьянства пересматривать результаты уравнительного передела 1917-1918 гг.

С весны 1919 г. Архангельская губернская земская управа была засыпана требованиями крестьян отложить передачу расчисток и оброчных статей прежним владельцам по крайней мере «впредь до окончания войны и установления нормальной государственной жизни». В такой обстановке власти предпочли пойти на уступки деревне, последовав примеру правительства Колчака19.

На архангельском Севере, так же как и в Сибири, «в виде исключения» разрешалось «собрать урожай с расчисток тем лицам, кому они перешли до 13 января 1919 года». Закон указывал при этом на необходимость «озаботиться, чтобы понесенные через то убытки действительным владельцам расчисток были возмещены и, чтобы таковое возмещение происходило по обоюдному согласию»20.

Как видим, за годы аграрной революции решение проблемы расчисток в конечном счете не выходило за рамки эгалитаристских представлений крестьянства.

С этих же позиций деревня подходила и к вопросу о возможности в дальнейшем разрабатывать расчистки и подсеки в государственном лесном фонде. Интересы верховного собственника земли повсеместно игнорировались, «население пошло самостийно по своему пути, обходя существующие правила и планы правительства...»21. Предотвратить подсеки или проконтролировать их стало практически невозможно. «Недостаток или, лучше сказать отсутствие лесного надзора, за последнее время в особенности, — писал В.В. Никольский, — приводило к тому, что население пользовалось лесом в неограниченном количестве, притом там, где ему вздумается. Едва ли, однако, подобные деяния подлежали бы той же юридической квалификации, как в других местах: в них нельзя не слышать отголосков старого права захватного пользования, на почве которого сложилось все вообще местное землепользование, которое проступает кое-где и теперь, например, в факте самочинного разрешения небольших по площади расчисток, без сношения с подлежащими инстанциями, или в самочинном также, на основании только общественного приговора, расширении площади усадебной оседлости» [6, с. 43].

Это вынуждало местные земельные органы обращаться в Центр с просьбой расширить права местных Советов в деле обращения лесных площадей в пашню и сенокос, разрешить подсеки и расчистки. В декабре 1920 г. Наркомзем удовлетворил большинство такого рода запросов.

Кардинальная ломка поземельных отношений касалась на Севере в первую очередь крестьянских надельных земель. Власть санкционировала их перераспределение. Именно «поравнение» крестьянских наделов довело до логического завершения механику «черного передела». По закону землей наделялись все желающие ее обрабатывать. Решения об этом, как правило, принимались соответствующими земельными органами зимой и ранней весной 1918 г., и уже тогда в ряде мест стали осуществляться переделы [11, с. 248-266]. Выполнение основного объема работ брала на себя община. С мая месяца одновременно с распределением частновладельческих земель повсеместно приступили к «уверстке» крестьянской земли и делили пашню под яровой посев. Летом разделу подверглись сенокосы и пары, под осень решали судьбу озимых посевов. В тех районах, где земельная теснота считалась невыносимой, это делалось путем сплошных, «повальных» переделов, где земельный вопрос не был столь обострен — посредством так называемых скидок-накидок, т. е. отрезки или прирезки земли нуждающимся. Черный передел, к примеру, преобладал во всех уездах Вологодской22 и Северо-Двинской губерний23. В Никольском уезде Северо-Двинской губернии, например, из 2782 селений «повальные» переделы прошли в 1703 селениях (61 %), в 615 — имели место поравнения земли (22 %), в 464 селениях (17 %) переделов не было24.

В Архангельской и Олонецкой губерниях, исходя из характера землевладения, на местах все более склонялись к мысли не передела крестьянской земли, а к дополнительному наделу за счет земель, которые по Закону о социализации земли должны были перейти в земельный фонд25. Поэтому общие переделы производились лишь в Мезенском и Холмогорском уездах Архангельской губернии, Повенецком и Пудожском уездах Олонецкой губерний. Так, из 104 волостей Архангельской губернии переделы прошли в 40, что составляло 38,6 % от всех волостей. Причем переделы охватили лишь 153 земельные общины из 666-23%26.

Разверстание земли в 1918 г. не означало прекращения переделов и в последующие годы вплоть до начала коллективизации в конце 1920-х гг. «Основной закон о социализации земли» и соответствующие подзаконные акты предусматривали единый принцип наделения землей на основе «потребительно-трудовой нормы». В законе даже содержалась инструкция о порядке выработки таковой. По причине весьма громоздкого принципа ее исчисления на местах она не применялась. Как правило, в этом вопросе инициатива оставалась за общинами, волостями и уездами. Нет необходимости говорить о том, какой эпический размах приняло в стране земельное нормотворчество. На Севере преобладал упрощенный вариант рекомендованной нормы — по едокам.

В процессе переделов постепенно сглаживалась земельная дифференциация, достигалось более рациональное использование земли. Но в то же время они вносили заметную путаницу в хозяйственный строй деревни, усугубляя неустойчивость землепользования и снижали общий уровень сельскохозяйственного производства. Не случайно, что мероприятия по упорядочению землепользования становятся доминирующими в земельной политике советских органов, исходивших из необходимости регулирования и ограничения переделов. Осуществление переделов при этом было поставлено в зависимость от проведения так называемого социалистического землеустройства. С изданием «Положения о социалистическом землеустройстве и о мерах перехода к социалистическому земледелию», инструкции по его применению от 11 марта 1919 г., циркуляров НКЗ от 22 марта и 28 июня 1919 г. всякого рода беспорядочные переделы значительно сокращались27. Распоряжения Наркомзема по ограничению сплошных переделов были закреплены Декретом Совнаркома РСФСР «О переделах земли» от 30 апреля 1920 г. Согласно Декрету, производство полных переделов запрещалось в тех общинах, где произошло временное распределение земли в 1918-1919 гг. на срок «до завершения землеустроительных работ в порядке Положения о социалистическом землеустройстве». Полные переделы пахотных земель в целях уравнения землепользования ограничивались тремя севооборотами, т. е. не менее чем девятью годами28. Частичное поравнение земли существенно не регламентировалось.

Наметившиеся сдвиги в упорядочении землепользования получали дальнейшее развитие в проведении государственных землеустроительных работ. Более того, успех многих мероприятий прямо зависел от завершенности или незавершенности землеустройства. Однако ведущее место в работах по землеустройству занимало межволостное и межселенное устройство. До землеустройства единоличных хозяйств, на что больше всего надеялись крестьяне, по сути дела руки не доходили. Поэтому государственное землеустройство не смогло существенно повлиять на общинные переделы земли и в целом на внутриобщинное землепользование, что явилось одной из основных причин продолжавшихся переделов.

Таким образом, аграрная (земельная) революция, разбудившая самые архаичные формы крестьянского поведения и общинного сознания, привела к существенным изменениям в аграрном строе северных губерний. «Черный передел» привел к исчезновению частных форм владения землей и тем самым резко изменил правовой контекст поземельных отношений. Подавляющая часть земли (92,7 %) оказалась в юридическом пользовании сельских общин или в фактическом пользовании индивидуальных крестьянских хозяйств, входящих в их состав. Минимальный прирост крестьянского землепользования — на 3,2 % при возрастающих темпах увеличения дворов неизбежно приводил в условиях уравнительного землепользования к измельчанию хозяйств землепользователей, обрекал их на замыкание в рамках натурального, потребительского производства.

Список литературы



1. Бляхер Я. Современное землепользование по данным специальной анкеты ЦСУ 1922 г. // Вестник статистики. 1923. Кн. 13. С. 131-155.

2. Гиппиус Л.В. Север Европейской России: [К вопросу о его заселении] / Сост. Л. Гиппиус; М-во зем. Переселенческ. упр. — Пг.: [б. и.], 1918. 51 с.

3. Иванов Н.Д. Первые шаги к социализму: Революционные преобразования в экономике Коми края в 1918-1920 гг. Сыктывкар: Коми кн. изд-во, 1967. 96 с.

4. Кищенко И. Леса местного значения в Карелии // Вестник Карело-Мурманского края. 1924. № 9. С. 5-14.

5. Мартынов М. Расчистки в Архангельской губернии // Журнал Отдела земледелия Временного правительства Северной Области. 1919. № I. С. 20-44.

6. Никольский В.В. Быт и промыслы населения западного побережья Белого моря. (Сороки — Кандалакша): по материалам исследования летом 1921 г.: (с приложением карты и с 12 рисунками в тексте) / Вс. В. Никольский. М.: издание Научно-технического управления ВСНХ, 1927. 233, [3] с.

7. Саблин В.А. Аграрная революция на Европейском Севере России. 1917-1921: (Соц. и экон. результаты) / В.А. Саблин; Сев.-Зап. акад. гос. службы. Фил. в г. Вологде. Вологда, 2002 (ООО ПФ Полиграфист). 342 с.

8. Саблин В.А. Хуторское хозяйство на Европейском Севере России в сфере государственной политики 1917-1920-х гг. // Вестник Поморского университета № 1(7). 2005. С. 16-26.

9. Собственность на землю в России: История и современность / Сарат. гос. соц.-экон. ун-т, Ин-т общест. мысли; под общ. ред. Д.Ф. Аяцкова. М.: РОССПЭН, 2002 (ГУП ИПК Ульян. Дом печати). 590 с.

10. Тубанов С. О расчистках // Большевистская мысль. 1926. № 4. С. 36-44.

11. Шумилов М.И. Октябрьская революция на Севере России / Петрозавод. гос. ун-т им. О.В. Куусинена. Петрозаводск: Карелия, 1973. 336 с.



1 Статья подготовлена в рамках проекта «Сельское хозяйство в контексте модернизации Европейского Севера России в 1920-1930-е годы», осуществляемого при поддержке РФФИ (20-09-00238 а).
2 Российский государственный архив экономики (РГАЭ). Ф. 478. Оп. 11. Д. 70. Л. 5 об.
3 Статистический сборник за 1913-1917 г. Вып. I. Труды ЦСУ. Т. VII. Вып. 1. М., 1921. С. 166.
4 Вестник Временного правительства Северной области.1918. 15 декабря.
5 Вестник областного комиссариата земледелия. 1919. № 6. С. 805; № 7. С. 210, 218; № 18. С. 523; РГАЭ. Ф.478. Оп. 6. Д.817. Л. 26.
6 Государственный архив Архангельской области (ГААО). Ф. 105. Оп. 8. Д. 5. Л. 8, 9 об., 13-16, 18, 30.
7 Великоустюгский центральный архив (ВЦА) Ф. 54. Оп. 1. Д. 15. Л. 15 об.; Национальный архив Республики Карелия. Ф. 108. Оп. 1. Д. 7/66. Л. 3; РГАЭ. Ф. 478. Оп. 6. Д. 1016. Л. 21.
8 РГАЭ. Оп. 6. Ф. 478. Д. 813. Л. 191-192 об.
9 ВЦА. Ф. 54. Оп. 1. Д. 8. Л. 111 об.; РГАЭ. Ф. 478. Оп. 6. Д. 743. Л. 164.
10 ВЦА. Ф. 54. Оп. 1. Д. 64. Л. 201 об.; РГАЭ. Ф. 478. Оп. 6. Д. 811. Л. 4 об.; Д. 813. Л. 16.
11 ВЦА. Ф. 54. Оп. 1. Д. 170. Л. 76.
12 ГААО. Ф. 1865. Оп. 1. Д. 152. Л. 11 об, 15 об, 17 об.
13 Собрание узаконений и распоряжений Верховного Управления и Временного правительства Северной области, издаваемое Консультацией при Управляющем отделом юстиции со 2 августа 1918 по 15 ноября 1919 г. Архангельск, 1919 (далее — Собрание узаконений и распоряжений...). № 6. Ст. 279; № 9. Ст. 361; № 12. Ст. 398.
14 Там же. № 1. Ст. 82, 115; № 6. Ст. 279, § 1-5; № 9. Ст. 361, § 1-4; № 12. Ст. 398, § 2.
15 Там же. № 6. Ст. 279, § 10; № 9. Ст. 361, § 9-13.
16 Собрание узаконений и распоряжений... № 6. Ст. 279, § 3, § 9; № 9. Ст. 361, § 3, § 8.
17 ГААО. Ф. 1865. Оп. 1. Д. 115. Л. 18. Д. 386. Л. 8-10, 13; Д. 737. Л. 32 об. — 33.
18 Там же. Д. 219. Л. 314, 317.
19 Правительственный вестник (Омск). 1919. 10, 13 апреля.
20 ГААО. Ф. 1865. Оп. 1. Д. 219. Л. 34, 21б об.; Д. 717. Л. 120.
21 Национальный архив Республики Коми. Ф. 499. Оп. 1. Д. 74. Л. 19 об.
22 Государственный архив Вологодской области (ГАВО). Ф. 20. Оп. 2. Д. 3388. Л. 4-14; Ф. 267. Оп. 1. Д. 55. Л. 18-23; Д. 332. Л. 270; РГАЭ. Ф. 478. Оп. 6. Д. 643. Л. 10 об. Д. 732. Л. 37; Д. 757. Л. 12 об., 22.
23 ГАВО. Ф. 20. Оп. 2. Д. 3388. Л. 14-18; Ф. 267. Оп. 1. Д. 4. Л. 19; ВЦА. Ф. 43. Оп. 1. Д. 7. Л. 1; Ф. 54. Оп. 1. Д. 8. Л. 98, 51 об.; РГАЭ. Ф. 1943. Оп. 1. Д. 3007. Л. 93 об.
24 ВЦА. Ф. 54. Оп. 1. Д. 8. Л. 8.
25 ГААО. Ф. 1868. Оп. 1. Д. 219. Л. 127.
26 Всероссийская сельскохозяйственная и поземельная перепись по Архангельской губернии. Вып. 2. Архангельск, 1920. С. 176-255.
27 Сборник распоряжений по социалистическому землеустройству. Грязовец, 1921. С. 79.
28 Декреты Советской власти. Т. VIII. М., 1976. С. 128.

<< Назад   Вперёд>>