Ф.Х. Соколова. иностранная интервенция 1918-1920 гг. глазами интеллигенции Европейского Севера России
Общеизвестно, что гражданская война — это наиболее острая форма противостояния различных социально-политических групп внутри одной страны. Внешняя интервенция сама по себе не может быть первопричиной войны внутри отечества. Однако она может играть двоякую роль в гражданской войне. С одной стороны, общество перед внешней угрозой может консолидироваться и на время забыть о внутренних противоречиях. С другой стороны, международная интервенция может стать ее детонатором, когда одна из противоборствующих в гражданской войне сторон, пытается использовать иностранную интервенцию в своих целях.
Для того чтобы понять, в какой мере международная интервенция явилась предтечей перерастания острых идейно-политических противоречий в стране в открытое вооруженное противостояние конфликтующих сторон и вовлекла в водоворот событий широкие слои населения, необходимо выявить отношение общественности к иностранной интервенции. Частично данная проблема представлена в отечественной историографии [8, 12]. Однако в научной литературе не нашло должного отражения отношение интеллигенции региона к иностранной интервенции. Попытаемся представить обозначенную проблему на примере интеллигенции Европейского Севера России.
Следует отметить, что интеллигенция региона к весне — лету 1918 г. представляла собой разнородную по происхождению, составу, уровню образования, партийно-политическому облику и социально-психологическим установкам группу.
Среди нее выделялись местные уроженцы, которые при всем многообразии идейно-политических взглядов, были менее политизированы. В силу социально-психологических особенностей и по мере нарастания деструктивных тенденций, обозначившихся еще в ходе революционных процессов 1917 г., значительная часть местной интеллигенции пришла к заключению, что дальнейшее развертывание братоубийственной войны может обернуться невосполнимыми потерями для экономики и культуры. Она была склонна к стабилизации ситуации в стране и регионе, стремилась найти консенсус между различными политическими течениями, была противницей крайних политических позиций.
С другой стороны, весной — летом 1918 г. на Север начинает стекаться политически активная часть российской интеллигенции из центральных районов страны, которая делала ставку на Север как один из оплотов борьбы с большевизмом. Радикалы, приехавшие из центра, искали опору и поддержку в лице иностранных государств, что дало формальный повод для начала международной интервенции на Севере.
Отношение столь разнородной интеллигенции региона к внешней интервенции, предтечей которой стала высадка английского десанта «по приглашению» в Мурманске в марте 1918 г., было неоднозначным, продиктовано множеством мотивов и эволюционировало в пространстве времени.
Среди значительной части неполитизированных групп интеллигенции, обеспокоенной пагубными последствиями гражданской войны, приход представителей стран Антанты в определенной мере ассоциировался с надеждой на разрешение продовольственной проблемы, которая остро стояла в регионе, и преодоление деструктивных тенденций в социально-экономической сфере. Об этом свидетельствует обилие предложений по стабилизации социально-экономической ситуации в регионе, улучшению системы народного просвещения и здравоохранения, многочисленные прошения о выделении дополнительных средств на развитие основных сфер жизнедеятельности региона, на улучшение материального положения, поступавшие в адрес антибольшевистского правительства, установившегося в регионе 2 августа 1918 г.
Отсутствие страха перед интервенцией стран Антанты у части интеллигенции было продиктовано исторически сложившимися контактами Русского Севера с западными партнерами. Они стали еще более тесными в связи с тем, что в годы Первой мировой войны через единственный открытый Архангельский морской порт союзниками по Антанте осуществлялись поставки военных грузов и продовольствия в Россию. В Мурманске и на Кольской военно-морской базе постоянно находились британские военные корабли, охранявшие побережье и конвоировавшие торговые суда. Англичане оказывали помощь в защите морских судов от минной опасности.
Широкой палитрой взглядов и мнений отличалось отношение к союзникам среди политизированной части интеллигенции, вставшей под знамена антибольшевизма.
Среди некоторых представителей интеллигенции региона вполне правомерно существовали большие сомнения в искренности заверений союзного командования о том, что они не имеют «ни тени захватнических стремлений» и руководствуются желанием предотвратить «порабощение России» со стороны Германии2[5].
Сторонники социалистов-революционеров опору на внешние силы воспринимали как одно из важнейших условий успеха в борьбе за возрождение России и ценностей Февральской революции. Финансовая, материально-техническая и военная помощь стран Антанты, по их мнению, была не только возможной и желательной, но и необходимой. Вместе с тем она допускалась ими только при «невмешательстве во внутренние дела» страны. Гарантом предотвращения оккупации и легитимизации иностранного присутствия, по их мнению, должна была стать авторитетная, пользующаяся доверием и поддержкой народа, власть3[1].
Согласно их замыслу, таковым могло стать Верховное управление Северной области при условии придания ему статуса общероссийской государственной власти. Позицию эсеров по данному вопросу озвучил 19 августа 1918 г. на торжественном заседании Архангельского общества изучения Русского Севера (АОИРС), посвященном 10-летнему юбилею общества, член Верховного управления Северной области (ВУСО), юрист А.И. Гуковский. В своей речи он отмечал, что иностранная оккупация в глазах общественности делается правомерной только при условии признания ВУСО «верховной государственной властью, действующей от имени русского народа»4. Но этого не произошло.
Сомнение в бескорыстии иностранцев высказывали представители левых в стане антибольшевизма. 14 августа 1918 г. на страницах газеты «Возрождение Севера» появился первый отклик на обращение союзного командования к населению России. Автор был обеспокоен тем, что союзники пытаются навязать свои «колониальные порядки по типу африканских стран», так как вместо того, чтобы «призвать всех к дружной совместной работе по восстановлению России», они хотят устроить порядки, «кажущиеся им наиболее правильными»5.
Для правого крыла антибольшевизма, напротив, была характерна идеализация союзников. Они пытались играть на патриотических чувствах народа и постоянно подчеркивали, что иностранное присутствие носит исключительно антигерманский характер. Е.П. Семенов, до революции редактор Петроградского «Вечернего времени», один из лидеров правых сил Северной области в публичном выступлении перед членами АОИРС отмечал, что ввод иностранных войск обусловлен бескорыстным желанием союзников сообща «свергнуть иго германского милитаризма», восстановить единство и целостность России6.
Значительная часть либерально настроенной интеллигенции региона надеялась, что в столь критическое для России время союзники руководствуются благородными мотивами и не преследуют захватнических и корыстных целей. Председатель АОИРС В.В. Шипчинский в статье «Переживаемый момент, его значение для всей России, Севера и жизни общества изучения Русского Севера» благодарил «друзей — союзников», которые принесли «с собою всю мощь своей многовековой культуры, все богатство своей великой души». Городской голова И.В. Багриновский надеялся, что при помощи иностранных друзей «наша обновленная родина войдет в семью европейских народов такой же великой, какой она была раньше». На благородство намерений союзников указывали в своих проповедях и высшие церковные иерархи области7.
Однако фактически уже в первые месяцы пребывания «союзников» на Европейском Севере начинали вскрываться истинные цели и намерения иностранного присутствия. Соответственно наивный романтизм и вера в благородство и бескорыстие иностранцев обернулись разочарованием.
Недовольство было вызвано тем, что союзное командование полностью контролировало экономическую ситуацию, постоянно вмешивалось во внутренние дела области, санкционировало политическую цензуру, борьбу с «агентами большевизма». Приказом главнокомандующего войсками союзной экспедиции Ф.К. Пуля были запрещены «всякие митинги и прочие собрания на улицах, общественных местах и частных квартирах». Проведение каких-либо собраний допускалось только после получения особого разрешения, оформленного не позднее чем за 48 часов. На собраниях запрещалось касаться проблем текущего момента. Была введена политическая цензура на печать, которая распространялась и на официальный орган «Вестник ВУСО» [9, с. 137-138].
Зловещую славу приобрели концентрационные лагеря на острове Мудьюг и становище Иоканьга (на Кольском полуострове), созданные представителями иностранной военной интервенции. В ссыльно-каторжной тюрьме Иоканьга, основанной летом 1919 года, в несносных условиях и холодных бараках содержалось более 1200 заключенных. Весьма скудным был продовольственный паек арестантов. За малейшее неповиновение заключенных сажали в карцер, под который был приспособлен заброшенный ледник. На протяжении конца 1919 — начала 1920 г. 25 % заключенных этой тюрьмы умерли от холода, голода и различных заболеваний [7, с. 176; 10, с. 29-31].
Контроль над деятельностью ВУСО воспринимался представителями иностранных посольств как само собой разумеющийся факт. Посол Франции в России Ж. Нуланс в своих воспоминаниях писал: «Не было ничего удивительного в том, что мы считали необходимым контролировать действия политиков, допущенных впервые к руководству государственными делами». В свою очередь, глава ВУСО Н.В. Чайковский сетовал: «Политической власти Верховного управления они как будто бы не признают, а рассматривают исключительно как власть хозяйственную, муниципальную»8.
В Северной области не лучшим образом складывались взаимоотношения между союзническим военным командованием и российским офицерством. Верхушка офицерства выражала недовольство правительственным и военным контролем иностранцев. Г.М. Веселаго, Н.И. Звегинцев — ключевые фигуры и авторы «приглашения» союзников в Мурманск, генерал В.В. Марушевский, капитан II ранга Г.Е. Чаплин, военный прокурор области С.Ц. Добровольский оставили в своих мемуарах много нелестных слов и упреков в адрес представителей военного командования союзников. В своих воспоминаниях они пишут о вмешательстве иностранцев в русские дела, о том, что иностранная экспансия преследовала свои корыстные личные мотивы, о фактах бестактного обращения, оскорблявших честь и достоинство русского офицера9.
Генерал В.В. Марушевский впоследствии был вынужден признать, что «отношения между вновь формируемыми русскими частями и английским командованием не ладились... что большинство русских людей искренне верили в то время, что англичане пришли помочь восстановить нашу родину, тогда как, на самом деле, это была просто оккупация края по чисто военным соображениям». Он отмечает, что «вся политика области была в тисках иностранного представительства», а английская политика, за немногим исключением, была «политикой колониальной, т. е. той, которую они применяют в отношении цветных народов». На конкретных фактах и примерах этот тезис подтверждает С.Ц. Добровольский10.
Частично обвинения являлись попыткой оправдать себя и свалить на союзников неудачи начала 1919 г. на фронте, ошибки и просчеты в комплектовании и военно-техническом снабжении вооруженных сил Северной области. Вместе с тем, действительно, в руках союзников находилось оружие, военно-техническое и продовольственное снабжение, военные школы подготовки и переподготовки офицеров. Иностранцы полностью подчинили себе всю хозяйственную жизнь края. Они являлись распорядителями морского транспорта, контролировали 84 % грузооборота Архангельского морского порта. Вместе с иностранными солдатами на Север хлынули коммерсанты, скупая за бесценок высококачественную пушнину, лес, рыбу, нередко поставляя в обмен некачественные продовольственные и промышленные товары. Перфорация денег, имевших хождение в Северной области, строгое привязывание курса северного рубля к английскому фунту стерлингов поставили в зависимость от иностранного капитала всю экономику края. Экономическая подоплека иностранного вмешательства была очевидна. Северная интеллигенция нередко являлась свидетельницей конфликтов, возникавших между послами и представителями Англии, Франции и Соединенных Штатов Америки на почве коммерческих интересов11.
Наличие экономической выгоды от международной интервенции не отрицали и сами иностранцы. Ж. Нуланс, представитель французского посольства впоследствии писал: «Наша интервенция в Архангельске и Мурманске, однако, оправдала себя результатами, которых мы добились с экономической точки зрения. Вскоре обнаружится, что наша промышленность в четвертый год войны нашла дополнительный ценный источник сырьевых материалов, столь необходимый демобилизованным рабочим и предпринимателям. Все это благоприятно отразилось на нашем экономическом балансе»12. Известные мурманские исследователи А.А. Киселев и Ю.Н. Климов отмечают, что «менее чем за полтора года иностранцы вывезли с Севера продукцию на сумму 3624,4 тысяч фунтов стерлингов. Проводились повальные реквизиции скота, вплоть до оленей у кочевых народов» [7, с. 179].
С окончанием Первой мировой войны и денонсированием Брестского мира 13 ноября 1918 г. утрачивает свою значимость фактор патриотизма, на котором пытались играть бывшие союзники. Необходимость защиты отечества от угрозы порабощения германским милитаризмом, которым иностранцы хотели оправдать свое присутствие в России, Северной области и привлечь общественность на свою сторону, отпадает. Летом — осенью 1919 г. ряд представителей иностранных держав начинает склоняться к мысли о допустимости союза с Советской Россией, который мог стать залогом восстановления послевоенной экономики европейских стран. После капитуляции Германии и завершения Первой мировой войны среди зарубежной общественности все настойчивее звучит мысль о бессмысленности присутствия иностранных войск в России. Для значительной части северной интеллигенции становится все более очевидным, что «союзники» были не столько заинтересованы в «совместной борьбе с большевизмом», сколько преследовали собственные политические цели и интересы.13
Нельзя не признать, что региональная интеллигенция умеренно-демократических и кадетско-либеральных взглядов пыталась предотвратить вывод войск союзников из Северной области. С момента принятия решений правительствами стран Антанты — участниц интервенции на Севере об эвакуации иностранных войск в конце зимы — весной 1919 г. и вплоть до окончательного их вывода в октябре 1919 г. она прилагала усилия к тому, чтобы сохранить в области иностранный военный контингент. Земскими деятелями, членами Союза интеллигенции и Союза архангельских врачей были направлены телеграммы и обращения в адрес глав иностранных государств и представителей интеллектуального труда европейских стран, в которых предпринимались попытки убедить мировую общественность в том, что «малолюдная Северная область обречена на гибель, если будет предоставлена только своим силам», что союзники выполняют миссию по «созданию истинно свободной страны на демократических началах»14.
Однако наиболее массовые группы региональной интеллигенции: основная часть педагогов, члены медико-ветеринарного фельдшерского общества, техники, сельскохозяйственная интеллигенция, часть земских чиновников — начинают склоняться к мысли о необходимости прекращения братоубийственной гражданской войны и восстановления советской власти, так как «порядки в регионе не лучше, чем в большевистской России»15. Они поддержали власть советов, восстановившуюся в регионе в феврале 1920 г. В частности, на губернских собраниях членов профсоюзов учителей (23 мая 1920 года), служащих лечебно-санитарных учреждений (7 марта 1920 года), ветеринарного персонала (25 апреля 1920 года), архитектурно-строительных рабочих (20 апреля 1920 года) прозвучали слова приветствия в адрес советской власти. Медицинские работники благодарили «пролетарскую армию и ее вождей, позволивших гражданам Севера вздохнуть свободно». Они давали «клятву употребить всю свою силу, все свои знания, всю свою энергию на укрепление нового фронта». Педагоги признавали, что борьба советской власти с армией Е.К. Миллера есть «борьба прогресса с регрессом». Новую власть поддержали уездные чиновники и многие члены губернской земской управы, среди них: П.Т. Синицын, Г.И. Виноградов, И.М. Соболев, П.И. Полонский, Г.И. Преображенский и другие16.
Резюмируя в целом, следует отметить, что иностранная интервенция в лице бывших союзников России по Антанте явилась ключевой в развязывании широкомасштабной Гражданской войны на Европейском Севере. Справедливо утверждение В.И. Голдина, что «без иностранного военного вмешательства антибольшевистский фронт здесь имел малые шансы на возникновение и длительное существование, и внутренняя борьба здесь вряд ли вылилась бы в форму гражданской войны» [3, с. 103].
При всей неоднозначности взглядов значительная часть интеллигенции региона ей активно не противилась, наивно полагая, что союзники выполняют благородную и бескорыстную гуманитарную миссию по «созданию истинно свободной страны на демократических началах» в ущерб собственным национальным интересам17. А приезжие радикалы из центра, напротив, делали на нее ключевую ставку в борьбе с большевизмом. Однако вскоре на фоне реальной политики, проводимой интервентами, идеалистические представления оборачиваются разочарованием. Интеллигенция региона начинает понимать истинные цели и намерения иностранной интервенции. В свою очередь, иностранцы ушли с Севера, оставив много нелестных эпитетов в адрес либерально-настроенной интеллигенции, которая «никогда не будет править в России», так как неспособна адекватно судить об общественных настроениях»18.
Уроки, извлеченные в ходе взаимодействия интеллигенции с представителями так называемой «союзной» интервенции в годы гражданской войны, весьма значимы для России. Наивно полагать, что страны мира в своей внешней политике руководствуются бескорыстными мотивами помощи другим государствам в ущерб собственным национальным интересам. Дополнительное тому доказательство — «гуманитарные интервенции» XXI в., осуществленные под лозунгом привнесения демократии и защиты прав и свобод человека, которые имели в своей основе конкретные прагматичные цели и интересы определенных государств. Как правило, привнесенные извне, без учета социально-политической и культурно-исторической специфики страны, ценности и модели устройства общества производят обратный эффект.
Список литературы
1. Белый Север. 1918-1920 гг.: Мемуары и документы. Вып. 1. / Сост., авт. вст. ст. и коммент. В.И. Голдин. Архангельск: Правда Севера, 1993. 416 с.
2. Воронин Д.В. О роли интервентов в развязывании Гражданской войны // Гуманитарные проблемы военного дела. 2019. № 1 (18). С. 25-30.
3. Голдин В.И. Россия в Гражданской войне. Очерки новейшей историографии (вторая половина 1980-х — 90-е годы). Архангельск: Изд-во «Боргес», 2000. 280 с.
4. Голдин В.И. Север России на пути к Гражданской войне: Попытки реформ. Революции. Международная интервенция. 1900 — лето 1918. Архангельск: САФУ, 2018. 623 с.
5. Заброшенные в небытие. Интервенция на Русском Севере (1918-1919) глазами ее участников / Сост. В.И. Голдин, Предисл. В.И. Голдин и Дж.У. Лонга. Архангельск: ПГУ, 1997. 505 с.
6. Калашников В.В. Иностранная интервенция как фактор гражданской войны в России // Гражданская война в России. Проблемы истории и историографии. Сборник докладов межвузовской научной конференции. 2014. Т. 2. СПб.: Из-во СПБГЭТУ. С. 43-56.
7. Киселев А.А., Климов Ю.Н. Мурман в дни революции и гражданской войны. Мурманск: Мурманское кн. изд-во, 1977. 224 с.
8. Новикова Л.Г. Интервенция и Гражданская война на Русском Севере: к переоценке проблемы // Отечественная история. 2007. № 4. С. 113-126.
9. Овсянкин Е.И. Архангельск: годы революции и военной интервенции. 1917-1920 гг. Архангельск: Сев.-Зап. кн. изд-во, 1987. 240 с.
10. Потылицын А.И. Мы помним и не забудем. Архангельск: Архангельское областное государственное изд-во, 1950. 52 с.
11. Сенявская Е.С. Соперники, союзники, враги... // Научно-аналитический журнал Обозреватель — Observer. 2010. № 5 (244). С. 86-101.
12. Трошина Т.И. Интервенты в восприятии населения Архангельской губернии // Защитники Отечества: материалы XXXV, XXXVI, XXXVII, XXXVIII общественно-научных чтений по военноисторической тематике, Архангельск, 2016-2019 / Сост. А.В. Буглак, Архангельск: Лоция, 2019, С. 459-467.
1 Статья написана в рамках исследования, поддержанного грантом Российского фонда фундаментальных исследований (проект № 18-09-00237 «Глобальные изменения в локальном измерении: население северной провинции и события 1917-1918 гг.»).
2 Обращение союзного командования к населению России. Август 1918 г. // Заброшенные в небытие. Интервенция на Русском Севере (1918-1919) глазами ее участников. Архангельск, 1997. С. 448.
3 Мельгунов С.П. Н.В. Чайковский на «белом» Севере // Белый Север. 19181920 гг.: Мемуары и документы. Вып. 1. Архангельск, 1993.С. 80-81.
4 Северное Утро. 1918. 25 августа.
5 Возрождение Севера. 1918. 14 августа.
6 ИАОИРС. 1918. № 8-9. С. 152; Отечество. 1918.26 сентября.
7 Северное Утро. 1918. 25 августа; ИАОИРС. 1918. № 8-9. С. 145; ГААО. Ф. 352. Оп. 1. Д. 25а. Л. 29-32.
8 Нуланс Ж. Моя посольская миссия в Советской России. 1917-1919 гг. // Заброшенные в небытие. Интервенция на Русском Севере (1918-1919) глазами ее участников. Архангельск, 1997. С. 102.
9 Чаплин Г.Е. Два переворота на Севере // Белый Север. 1918-1920 гг. Мемуары и документы. Вып. 1. Архангельск, 1993. С. 63.
10 Марушевский В.В. Год на Севере (август 1918 — август 1919 г.) // Белый Север. 1918-1920 гг. Мемуары и документы. Вып. 1. Архангельск, 1993. С. 186, 187, 188, 239-240, 256, 339; Добровольский С.Ц. Борьба за возрождение России в Северной области // Архив русской революции в 22 томах. Т. 34. М., 1991. С. 35.
11 Марушевский В.В. Год на Севере (август 1918 — август 1919 г.) // Белый Север. 1918-1920 гг. Мемуары и документы. Вып. 1. Архангельск, 1993. С. 195, 202, 282; Добровольский С.Ц. Указ. соч. С. 94-96; Русский Север. 1919. 25 апреля, 8 мая; Отечество. 1919. 10 сентября.
12 Нуланс Ж. Моя посольская миссия в Советской России. 1917-1919 гг. // Заброшенные в небытие. Интервенция на Русском Севере (1918-1919) глазами ее участников. Архангельск, 1997. С. 100.
13 Северное Утро. 1919. 14 декабря.
14 Отечество. 1919. 5 августа, 10 августа.
15 Возрождение Севера. 1919. 8 августа.
16 ГААО. Ф. 218. Оп. 2. Д. 95. Л. 4-9; Д. 100. Л. 1-27; Д. 113. Л. 27, 46; Ф. 352. Оп. 1. Д. 158. Л. 41.
17 Отечество. 1919. 5 августа, 10 августа.
18 Письмо консула США в Архангельске Коула послу Фрэнсису // Заброшенные в небытие. Интервенция на Русском Севере (1918-1919 гг.) глазами ее участников. Архангельск, 1997. С. 438-439.
<< Назад Вперёд>>
