С.В. Холяев. Белое движение и большевики: борьба за патриотическую позицию
Патриотизм Белого движения не подлежит сомнению, хотя бы в связи с тем, что белые правительства, оказавшись пешками в большой игре западных держав против России, как могли, сопротивлялись инициативе США о проведении в 1919 г. международной конференции на Принцевых островах в Мраморном море, в итоге так и не приехав на нее. Мотивировки отказа были разные. Главной из них признавалась ненависть к большевистской власти, отказ садиться с узурпаторами власти за один стол переговоров. Но руководитель белого правительства Северной области, генерал-лейтенант Е.К. Миллер приводил и другие, по мнению автора, не менее убедительные доводы. Ведь иностранные государства собирались на конференции перекраивать внутренние границы прежней Российской империи. По мнению Миллера, предложения президента В. Вильсона давали иностранным представителям право решать, кто из народов России получит независимость, то есть вели к расчленению России. Миллер оценил это как неприемлемое покушение на территориальную целостность страны, пояснив, что границы и независимость территорий России относятся к ее внутренней политике и не являются прерогативой международных организаций и конференций1.
Белое движение было чисто русским, оно стремилось к воссозданию единой и неделимой имперской России и потому лишалось поддержки национальных районов страны. В то время окраины страны спешили воспользоваться слабостью России, чтобы усилить права и полномочия в ее новом устройстве или вовсе получить независимость [13, с. 104]. Естественно, белая программа и вообще их политика не могла привлечь в свои ряды националистические силы, которые, за исключением калмыков, или заняли нейтральную позицию в красно-белой борьбе, или оказывали помощь большевикам [10, с. 293-294]. Добровольческая армия преследовала цель искоренения «национального большевизма», под которым понимала рост националистических настроений на окраинах империи. Например, на Северном Кавказе, в Ингушетии, против Добровольческой армии развернулось мощное партизанское движение, оказавшее заметную помощь красным в возвращении контроля над Северным Кавказом [9, с. 150].
Настроения патриотических кругов Белого движения переданы в записке А.И. Гучкова, предназначенной военному министру британского кабинета У. Черчиллю. Бывший военный министр Временного правительства сообщал английскому коллеге об антирусских настроениях, отчетливо проявлявшихся в прибалтийском регионе. Со стороны местных правительств установилось враждебное и чрезвычайно грубое отношение не только к Северо-Западной русской армии, возглавлявшейся Н.Н. Юденичем, но и вообще ко всему русскому. «Русские люди в этих провинциях совершенные парии, бесправные, беззащитные и беспомощные. Народы и правительства молодых Балтийских государств совершенно опьянены вином национальной независимости и политической свободы. С ними сейчас мирное улаживание взаимных добрых отношений невозможно»2.
Противостояние белых армий и сформировавшихся в ходе революции национальных правительств кардинально ослабляли положение белых. Страх перед возможностью возрождения белыми сильной России предопределял враждебность политики балтийских и других национальных правительств в отношении белого российского проекта3. Максимально благоприятным отношением для тыла русской армии, враждебной большевикам, по мнению белого руководства, мог быть нейтралитет. И то достигнуть его можно было только «путем самого энергичного давления со стороны Союзных Держав» на новые национальные образования4.
Однако планы Запада, в том числе об использовании против России ненависти национальных правительств, хорошо понимались белыми и теми политиками, которые их поддерживали. Ранее беззаветно преданный идее сотрудничества с Западом, бывший лидер кадетов П.Н. Милюков, практически отошедший во время Гражданской войны от руководства партией, писал в те дни о том, что на Западе выдвигается «в более грубой и откровенной форме идея эксплуатации России как колонии ради ее богатств и необходимых для Европы сырых материалов» [4, с. 337].
Действия Милюкова, предпринятые в 1918 г., показывают эволюцию тех сил, которые когда-то, накануне февраля 1917 г., входили в либеральный лагерь и считали себя не просто союзниками, но и единомышленниками, соратниками политического Запада. Милюков был связан с англо-французскими кругами более тесно, чем другие российские либералы, а как только произошла российская революция, его на Западе сочли экстремистом, так как он продолжал бороться за передачу проливов России.
Попытка Милюкова наладить отношения с немцами и с их помощью вывести Россию из кризиса не была случайной. Милюков осознал пагубность политики, проводившейся им накануне революции: стремления получить власть при поддержке союзников. Опора на союзников и дальше, утверждал Милюков, больше невозможна. Долю вины в разрушении российской государственности несут союзники. Немцы заинтересованы в возрождении российского государства и сами инициировали возможные перемены5. В переписке с больным М.В. Алексеевым Милюков предлагал Добровольческой армии отказаться от союзнических отношений с англичанами. «Германцы» в большей степени, чем англичане, заинтересованы в сохранении России как единого государства. Особый интерес у немцев проявляется только к Крыму и Закавказью6.
В аналитической записке для Московского правого центра Милюков писал, что немцы ищут способа сформировать в России другое, альтернативное большевикам правительство — и желательно без пересмотра Брестского договора. Но торги по территориальному вопросу с ними не исключены, так как Германия ищет преимуществ не в территориальных приобретениях, а в экономических выгодах7.
В Германии, писал Милюков, все сильнее становится течение, исходящее из военных кругов, но стремительно распространяющееся на либеральную и социалистическую части общества, выступающее «за создание из России сильной союзницы в будущем для борьбы с Англией»8. Переписка Милюкова с Алексеевым происходила в момент наибольшего могущества Германии, когда ее войска оккупировали юг России и, казалось, были близки к победе над союзниками9. Ориентация на Германию более выгодна для России: она дает стране действительный мир и выход из войны10. Тем самым Милюков невольно признавал стратегическую правоту курса большевиков на установление отношений с Германией, включая подписание Брестского договора. Такая политика выводила Россию из зависимости от Запада.
Запад был против сильной и великой России. У «союзников» существовал план расчленения России на три-четыре слабых государства: Сибирь, Кавказ, Украину и не выходившую за пределы центральной части Российской империи Московию [1, с. 19-20]. То, что белая армия не могла отказаться от сотрудничества с Западом, отталкивало от Белой идеи многих патриотов, считавших, что из-за ориентации белого движения на Антанту стоящие за ними иностранные силы подчинят Россию своим интересам [7, с. 172].
Характер взаимоотношений англичан со спектром русского общества, находившимся официально в союзнических отношениях с интервентами, напоминал поведение оккупантов на оккупированных территориях, что нагляднее всего прослеживалось на примере Северной области. Показательном еще и потому, что именно здесь, на Русском Севере, состоялась первая высадка англичан на российскую землю. Англичане воспринимали Россию как колонию нижнего уровня, в которой осуществляется прямое внешнее правление11. Сотрудник председателя правительства Северной области Е.К. Миллера писал ему об этом в очень страстной форме: «...нам, русским, разрешено быть только антантофилами, в противном случае мы — германофилы и преступники! Русофилами быть мы не смеем, русские интересы касаются союзников лишь поскольку эти интересы совпадают с ихними (так в тексте. — С. Х.)»12. В большей части английского правительства преобладало равнодушное отношение к России, а английский премьер-министр Д. Ллойд Джордж придерживался вообще антирусских взглядов13.
Сотрудничество с Западом отрицательно сказывалось на имидже Белой идеи. В отличие от них, большевики стали символом сопротивления интервентам. Вместе с тем в свое время большевистские власти, не располагая реальной военной силой для действенного отпора иностранным войскам обоих блоков, умело сыграли на противоречиях между ними. Вступив в переговоры с немцами, они вывели Россию из-под влияния союзников, а развивая дипломатические контакты с союзниками, предотвратили угрозу дальнейшего проникновения Германии вглубь страны.
В политических кругах Антанты весной 1918 г. развернулась дискуссия о возможности или невозможности контактов с большевиками. Сторонниками сотрудничества были Б. Локкарт и Ж. Садуль [3, с. 25-26].
1 марта, когда Брестский мир еще не был подписан, состоялась известная встреча Локкарта с В.И. Лениным. В ходе этой встречи Локкарта поразила непреклонная воля Ленина. Лидер большевиков говорил британскому представителю, что, если немцы активизируют войну и постараются сместить большевистское правительство, они будут бороться, даже если придется отступать за Волгу. До тех пор, пока существует немецкая опасность, сотрудничество с союзниками возможно, вплоть до получения военной помощи, уверял Локкарта Ленин [8, с. 249, 251].
Приглашение союзников высадиться в марте 1918 г. в Мурманске изначально, по меньшей мере на Русском Севере, виделось как проявление начавшегося военного сотрудничества Советской России со странами Антанты. Ведь в Мурманске получили телеграмму Л.Д. Троцкого, призывавшего не отказываться от военной помощи прежних союзников при грозящем наступлении немцев [3, с. 22].
Однако в итоге верх на Западе взяли сторонники жесткой линии в отношениях с большевиками, считавшие недопустимым сотрудничество с ними. 11 мая британский военный кабинет одобрил интервенцию в Россию. 14 июня было принято решение о создании Славяно-британского легиона, призванного составить костяк антибольшевистских сил [3, с. 27, 34, 41].
Советское правительство в дальнейшем направило несколько нот союзным представителям в России с уведомлением о невозможности дальнейшего пребывания иностранных военных судов в северных гаванях России. 25-26 июня состоялись телеграфные переговоры председателя краевого Совета в Мурманске А.М. Юрьева с руководителями СНК.
Юрьев убеждал Москву о бесполезности протеста против пребывания англичан, могущего привести к гибели русской власти. 30 июня на заседании Совета с представителями Антанты в Мурманске, при активном участии Юрьева, была принята резолюция, признававшая нереальность исполнения требований Москвы и полагавшая возможным продолжение сотрудничества с союзниками. 1 июля 1918 г. СНК объявил Юрьева вне закона [3, с. 41, 44, 45, 46]. Большевики не растерялись в осложнившейся ситуации и начали борьбу с интервенцией Запада, а белые не привлекли на свою сторону многих из тех, кто разделял патриотические убеждения.
Хватало у белых и внутренних сложностей. В ряды Белого движения входили слишком разнородные элементы (от социалистов до монархистов), там шло постоянное брожение. Как ни старались они стать надпартийной силой, представители или сочувствующие различных политических партий вносили распри в белую среду. Внутри Белого движения произошел серьезный раскол между кадровым офицерством, собственно белыми, и их главной ударной силой — казаками.
Казаки составляли примерно половину всех кадров Белого движения, были единственной массовой силой внутри него. Но в отличие от белых, мечтавших о возрождении единой и неделимой России, тогдашние руководители казачества проявили удивительную недальновидность. Они хотели лишь одного: сохранить свою самостоятельность, отстояв право проживать на Дону и Кубани, в соответствии с собственными традициями. Поэтому они очень охотно воевали с большевиками только у себя, но не желали участвовать в боевых действиях на остальной территории страны [10, с. 297, 298, 299-300].
Вступив в борьбу с казачеством, невольно белые политики решали стратегическую проблему сохранения территориальной целостности будущей послереволюционной России. Алексеев в упоминавшейся переписке с Милюковым, отвечая ему, признавал эту проблему как необычайно серьезную. «Мы должны расти за счет центра, а не Дона и Кубани, преследующих свои цели... а мы обратились в доно-кубанские войска, ибо наши доблестные офицеры и юнкера в большом числе погибли во время незаметного, но эпического похода. Только увеличив наши силы, мы можем вырваться из кольца: немцы — Дон — большевизм»14.
Казаки неоднократно в самые критические моменты отказывались выполнять указания командования и тем самым еще больше ослабляли и без того непрочное, полное противоречий Белое движение. В ноябре 1918 г. руководящими лицами движения был поставлен жесткий вопрос: о принципиальном подчинении в оперативном отношении всех вооруженных сил Юго-Восточной России командованию Добровольческой армии — А.И. Деникину. Атаман донского казачества П.Н. Краснов соглашался подчинить единому командованию одну бригаду пехоты и дивизию конницы, составлявших не более пятой части мобилизованных Доном сил. Остальные силы Краснов хотел оставить на Дону для охраны порядка. Председатель Особого совещания при главнокомандующем Добровольческой армией генерал А.М. Драгомиров, исходя из этого, делал вывод, что и сам «Краснов считает, что он не будет подчинен Верховному главнокомандующему»15.
Члены совещания признали поведение атамана противоречащим «основным принципам военного искусства» и представляющим «серьезный тормоз к достижению единого командования и единого фронта». Командование Добровольческой армии увидело в случившемся «результаты личной политики атамана Краснова», противоречащие его заявлениям о восстановлении единства России16.
Еще более жестко развернулись события на Кубани, где противоречия между добровольчеством и казаками переросли в открытый конфликт. Один член Краевой рады был казнен в конце 1919 г. генералом В.Л. Покровским, а еще одиннадцать высланы за границу [2, с. 200-201].
Командование Кавказской армии во главе с П.Н. Врангелем неоднократно жаловалось Деникину на качество пополнения, прибывавшего с Кубани, подверженного пропаганде самостийничества, автономии Кубани. В октябрьские дни 1919 г. Деникину стало известно о подписании летом того года в Париже договора между кубанской делегацией и меджлисом горских народов, согласно которому кубанские войсковые части переходили под юрисдикцию горского правительства. Деникин увидел в этом акте измену Кубани делу общероссийского национального единства, приказав подвергнуть членов кубанской делегации военно-полевому суду. Командующий Кавказской армией Врангель возложил на подчиненного ему генерала Покровского задачу удалить из Краевой рады главных смутьянов, от 10 до 40 человек, противников переподчинения казачества Деникину [2, с. 184, 192, 195].
Между тем ситуация в Екатеринодаре складывалась не в пользу деникинцев. Конфликт здесь тихо тлел ровно год, с того самого памятного ноября 1918 г. На заседании кубанского правительства, проходившего еще 15 ноября 1918 г., член кубанского правительства, сторонник соглашения с Добровольческой армией Д.Е. Скобцов заявил, что имеет на Кубани репутацию «пасынка-монархиста». Противостоявший ему на том заседании Л.Л. Быч, в будущем член пресловутой кубанской делегации, не скрывал того, что ему ближе не белые генералы, а эсеры. «Двигаться на север для разрушения большевизма — наша цель. Но если это для “покорения” — то я не согласен. Нам нужен путь соглашения с демократией»17.
В прениях, проходивших в кубанском правительстве, еще одним критиком казачьего радикализма оказался Н.М. Воробьев. «Я не видел искренности в наших действиях к Добровольческой армии, которая нам братская». На всех заседаниях со стороны отдельных членов «была ругань ее». И ни Быч, ни Н.С. Рябовол не сделали ничего, чтобы ослабить конфликтность. На что Быч возразил: «Нами хотят распоряжаться те, кто мечтают о будущем троне и собираются находиться у его подножия». Это был намек на якобы присущий добровольчеству монархизм. Как мы сейчас знаем, это предположение не соответствовало действительности18.
Преодолеть кубанский радикализм деникинцам так и не удалось. Казнь через год А.И. Калабухова — противника прямого подчинения казачества белому руководству — ничего не решила, хотя к тому времени в составе деникинских противников в краевой Раде произошли существенные изменения. Лидеров этого направления там уже не было: Н.С. Рябовол был убит летом 1919 г., а Л.Л. Быч выехал за пределы Кубани. Несмотря на это, во главе кубанских политических структур остались противники единоначалия добровольцев над казачьими формированиями [2, с. 200, 202].
В создавшихся условиях, не сумев подчинить себе даже казаков, Белое движение объективно не могло повести за собой большинство населения России и потерпело закономерное поражение. Поражение белых означало, что теперь единственным восстановителем порядка в стране могла быть только партия большевиков. В условиях смуты, начавшейся в феврале 1917 г., красные (большевики) и белые являлись силами возвращения общества к порядку. Это были два вида меньшинства, противостояли которым настроения широких народных масс, прежде всего крестьянства, страстно желавшего установления собственных представлений о жизни. Широкое народное море выражало недовольство и красными, и белыми.
Патриотизм белых и красных выражался в том, что первые боролись за единство страны, а вторые объективно способствовали сохранению ее целостности. Белые не были стороной Гражданской войны, равной большевикам, — их ресурсы и возможности заметно уступали большевистским. Но у них имелась своя линия фронта: главной заслугой Белого движения являлось вытеснение эсеров на периферию антибольшевистского лагеря. Нахождение эсеров во главе антибольшевистских сил потенциально создавало угрозу создания мощной коалиции против большевиков. Объединенным усилиям армейских формирований, крестьянских повстанческих отрядов и координирующему их действия Западу большевики были бы бессильны сопротивляться. Эсеры оказались лояльны к политике западных государств во главе с Великобританией [5, с. 214]. Возглавление белыми антибольшевистского лагеря помогло большевикам, так как крестьяне в самый трудный момент войны перестали активно противодействовать советской власти.
Действия белых можно сравнить с применением мертвой воды в русских сказках, соединяющих разрубленные части тела мертвого богатыря [11, с. 713]. Сопротивление белых распаду гибнущей империи, в частности борьба с казачьим сепаратизмом, работало на сохранение государства. Но белые не могли защитить страну от главной угрозы — зависимости от Запада. Избавить Россию от внешней зависимости, а также вновь объединить страну было по силам только большевикам. Их политику можно сравнить с применением живой воды, возвращающей к жизни почти погибшую страну. Два меньшинства, белые и красные, добились реанимации России, но поскольку оба они являлись силами, по-разному видящими будущее страны, политически сохраниться должен был только победитель. Это и стало причиной трагического финала в конце Гражданской войны — расправы над патриотическим офицерством, испортившего общее положительное восприятие от восстановления Российской империи, пусть и в виде ее новой реинкарнации — Советского Союза.
Список литературы
1. Антисоветская интервенция и ее крах / Редкол. Ю.В. Мухачев и др. М.: Политиздат, 1987. 208 с.
2. Белое дело. Кубань и Добровольческая армия / Сост. С.В. Карпенко. М.: Голос, 1992. 349 с.
3. Голдин В.И. Интервенция и антибольшевистское движение на Русском Севере. 1918-1920. М.: Изд-во МГУ, 1993.200 с.
4. Думова Н.Г. Кадетская контрреволюция и ее разгром (октябрь 1917-1920 гг.). М.: Наука, 1982. 416 с.
5. Игнатьев А.В. Русско-английские отношения накануне Октябрьской революции. М.: Наука, 1966. 400 с.
6. Кара-Мурза С.Г. Дорога в СССР. Как «западная» революция стала русской. М.: Алгоритм, 2016. 208 с.
7. Кожинов В.В. Россия. Век XX (1901-1939). История страны от 1901 до «загадочного» 1937 года. Опыт беспристрастного исследования. М.: ЭКСМО-ПРЕСС, 2002. 448 с.
8. Локкарт Р.Б. Агония Российской империи. Воспоминания офицера британской разведки. М.: Алгоритм, 2016. 368 с.
9. Матиев Т. Причины и особенности роста влияния пробольшевистских сил в Ингушетии в 1918-1920 гг. // Власть. 2011. № 7. С. 149-152.
10. Миронов С.С. Гражданская война в России. М.: Вече, 2006. 416 с.
11. Пушкин А.С. Руслан и Людмила // Пушкин А.С. Сочинения. Т. 1. М.: Художественная литература, 1985. С. 653-718.
12. Фельштинский Ю.Г. Крушение мировой революции. Брестский мир: Октябрь 1917 — ноябрь 1918. М.: ТЕРРА, 1992. 656 с.
13. Цветков В.Ж. Как Врангель и Ленин чуть не объявили войну Англии // Родина. 2011. № 2. С. 103-107.
1 ГАРФ. Ф. Р-5867. Л. 4 об., 5, 99, 100.
2 ГАРФ. Ф. Р-5868. Оп. 1. Д. 10. Л. 88-89.
3 ГАРФ. Ф. Р-5868. Оп. 1. Д. 10. Л. 110.
4 ГАРФ. Ф. Р-5868. Оп. 1. Д. 10. Л. 11.
5 ГАРФ. Ф. Р-5827. Оп. 1. Д. 49. Л. 3 об.
6 ГАРФ. Ф. Р-5827. Оп. 1. Д. 65. Л. 1 об.
7 ГАРФ. Ф. Р-5827. Оп. 1. Д. 65. Л. 1-2.
8 ГАРФ. Ф. Р-5827. Оп. 1. Д. 65. Л. 1 об.
9 ГАРФ. Ф. Р-5827. Оп. 1. Д. 49. Л. 1 об.
10 ГАРФ. Ф. Р-5827. Оп. 1. Д. 65. Л. 2.
11 ГАРФ. Ф. Р-5867. Оп. 1. Д. 25. Л. 119, 120.
12 ГАРФ. Ф. Р-5867. Оп. 1. Д. 16. Л. 43.
13 ГАРФ. Ф. Р-5868. Оп. 1. Д. 70. Л. 5.
14 ГАРФ. Ф. Р-5827. Оп. 1. Д. 49. Л. 2.
15 ГАРФ. Ф. Р-5827. Оп. 1. Д. 85. Л. 1 об. — 2.
16 ГАРФ. Ф. Р-5827. Оп. 1. Д. 85. Л. 2 об.
17 ГАРФ. Ф. Р-5827. Оп. 1. Д. 84. Л. 1.
18 ГАРФ. Ф. Р-5827. Оп. 1. Д. 84. Л. 1 об. — 2.
<< Назад Вперёд>>
