Послесловие 2008 г.
Успешно выступил Глеб Лебедев (он тогда возглавлял факультетское СНО). В своем выступлении он напомнил аудитории популярную в учебниках цитату из Маркса о роли норманнов — конечно, мизерной (прибывшие норманны «быстро ославянились, что видно из их браков и имен»). Это, объяснил Глеб, цитата из неопубликованной на русском языке работы Маркса, не вошедшей в собрание сочинений. Но ведь Маркс не в спецхране, а на английском тоже читать можно! Мы прочли. Цитату в общем приводят правильно, без искажений, признал Глеб. Но у Маркса перед ней стоят еще четыре слова, а именно: «Мне могут возразить, что...». Эти слова в учебниках отсекают, и смысл меняется на противоположный. Аудитория забурлила. Послышались возгласы: «Какой позор!» А Глеб, изложив взгляды Маркса, завершил: таким образом, первым норманистом в марксистской традиции был не М. Н. Покровский, а Карл Маркс.
Сразу же после наших выступлений в президиум поступили бумажки от запланированных ораторов (из наших противников) с уведомлением, что они снимают свои выступления. Естественно: запланированы были выступления, рассчитанные на наше «самораскрытие» и на разгром антимарксистов, с соответствующей аттестацией и осуждением, а теперь это было бы, как выражаются мои студенты, совсем «не в жилу». Выступавший от противной стороны Фроянов делал большие паузы, явно пропуская целые куски из написанной заранее речи. Осторожные историографы Шапиро и Пештич выступали с соображениями о трудности источниковедческой работы, хотя Шапиро явно стремился показать свою приверженность антинорманизму.
С нашей стороны выступали еще Володя Назаренко (рассказывал о курганах, но его мало кто слушал) и Галя Федоровна (мы все-таки выпустили «тяжелую артиллерию», но это было уже без необходимости: поле боя было явно за нами).
Михаил Илларионович Артамонов, которому декан поручил щекотливую задачу председательствовать на этом заседании и подводить итог, избежал неприятной обязанности сформулировать поражение антинорманистов. Он закрыл заседание, широко улыбаясь и разводя руками: «Ну что тут подводить итог? — сказал он. — Всем все ясно».
Через несколько дней мы отмечали 60-летие Гали Федоровны Корзухиной. Сохранилось стихотворное послание семинара ей, построенное как описание ее участия в Норманнской баталии и пародирующее пушкинскую «Полтаву» (к сожалению, чернильный текст частично размыт шампанским).
Раздайся, музыка тимпанов!
То роковой, девятый вал,
Иван Васильевич Степанов
На эту битву всех созвал.
Чуть утро — серый, невесомый,
С огнем авдусинским в груди,
Спокойно шведами несомый1,
Явился Игорь впереди.
Все стихло. Выдержанный, скользкий,
Все взоры приковал Шаскольский.
Вдруг слабым манием руки
Поправил на носу очки.
И грянул бой, норманнский бой!
Доклад невнятно был прочитан
Тем, кто под грековской трубой
Был вскормлен, вспоен и воспитан.
И так далее — описывается поведение каждого, отражается занятая позиция. Конспектируя выступления в дискуссии, И. П. Шаскольский не записывал ответные слова свои и мои, пропустил выступления Пештича. Но оно имело место, и это отражено в строфах «Норманнской баталии»:
Еще за чару Лев не брался,
Еще от боя не остыл,
А уж Шапиро расстарался
Ему на миг подставить тыл.
Вид брани Клейну слаще пира -
«Силен бродяга, ах, силен!»2
И в часть филейную Шапиро
Был им немедля уязвлен.
Рванулся Пештич на подмогу,
Но как ни бился, не помог.
О том, о сем попел немного
И лучше выдумать не мог.
Но, отступая, Льва лягнул:
Мол, в чем-то где-то Лев загнул.
Поздненько Пештич спохватился,
За что жестоко поплатился!
Какие боги помогали
Варягам, придавая сил?
Присутствие отважной Гали,
Могучей Федоровны пыл.
Многие строфы сопровождаются моими дружескими шаржами. Сейчас мне жаль, что изображения наших оппонентов были не очень дружескими. В частности, были злорадно гиперболизированы черты внешности Игоря Павловича (у него был большой хрящеватый нос с горбинкой, изогнутый еще и вбок). Но Шаскольского я еще рисовал уважительно. Другие рисунки (профессора Шапиро, например) и приводить не стоит. Наше тогдашнее отношение к В. В. Мавродину видно из строфы о нем:
Но, мудр и опытен премного,
Владимир Старый ждал итога,
Чтобы с дороги не свернуть
И к победителям примкнуть.
Победителями были мы. Санкции остались нереализованными, а нас долго звали «декабристами» (дискуссия была в декабре). Мы отстояли на ряд лет возможность продолжать работу семинара. Студенты писали у меня курсовые работы по варягам, Глеб был прямо с четвертого курса принят на кафедру ассистентом, а на следующий год из семинара в штат кафедры был зачислен Василий Булкин, еще через несколько лет — Игорь Дубов. Другие члены семинара поступали на работу в ИИМК и Эрмитаж.
Для подведения итогов дискуссии с большого расстояния я приведу
РЕДАКЦИОННОЕ ВВЕДЕНИЕ ЖУРНАЛА «СТРАТУМ-ПЛЮС» К ПУБЛИКАЦИИ МАТЕРИАЛОВ ПО ЗО-ЛЕТИЮ ДИСКУССИИ
35 лет тому назад в Ленинграде развернулась «варяжская баталия», которая была событием, быть может, не столько в истории российской науки, сколько в истории русской культуры. Это был эпизод в трехвековом споре. Этот спор трижды за три века приводил к острым публичным состязаниям норманистов с антинорманистами, каждый раз во второй половине века. По напряжению, пожалуй, последняя схватка была самой острой.
Все участники спора прекрасно понимали, что речь шла о возможности заниматься наукой и даже вообще о свободе в буквальном смысле слова. Что побежденным не миновать разгона, а кое-кому тюрем и лагерей. Вот если выстоять, то дело кончится... тем же, но несколько позже. Но свободу действий удалось отстоять еще на ряд лет. И не только для себя. В атмосфере свободы для занятий норманнским вопросом выросли многие из следующего поколения исследователей.
Некоторым кажется, что теперь-то дискуссии в старом ключе положен конец. Думается, что это лишь иллюзия. Стимулы для обострения спора всегда шли извне, из не-науки. Питательная почва для этого остается, пока на Востоке Европы сохранятся противоречия между реальной ситуацией и национальными амбициями. Эти противоречия порождают уязвленное национальное самолюбие, комплекс неполноценности и страсть к переделке истории. Чтобы история была не такой, какой она была, а такой, какой она должна была быть. Чтобы она питала новый национальный миф.
Однако, помимо эмоций и политических коннотаций, в этой дискуссии есть и чисто научные аспекты. И сегодня, к счастью, мы можем заняться именно ими (Стратум-плюс 1999, 5: 91).
Фактические свои аргументы мы изложили в большой совместной работе трех участников дискуссии, и у нас ее взял для публикации Игорь Павлович Шаскольский. Это, конечно, свидетельствует о том, что его восприимчивость к критике, отмеченная мною в выступлении, продолжала сказываться и дальше. Не забудем также, что в сущности важные шаги в критике норманистских взглядов были сделаны именно в книге И. П. Шаскольского, и я это использовал в своем выступлении как трамплин. Не забудем также, что и в моем выступлении не все точки над «і» были расставлены — это было и невозможно. Просто мы решились на более смелое продвижение. Но начат был этот путь к более объективному исследованию именно Шаскольским. Чтобы подтвердить свою объективность, в дальнейшем он выступил с критикой антинорманизма (Шаскольский 1983), что немало рассердило воинствующих антинорманистов. Работа же над томом, в котором оказалась наша статья, затянулась на несколько лет, но в 1970 г. он вышел (Клейн, Лебедев и Назаренко 1970). Об этом — следующий раздел книги.
1Т. е. Шведы его критиковали. — Л.К.
2Г.Ф. Корзухина - из устных высказываний
<< Назад Вперёд>>
