Спор о варягах

Основной тезис норманистов можно разложить на пять утверждений, объединенных в одну логическую цепь. Каждое из них обосновывается группой фактов. Вот эти пять утверждений:

1. Основателем княжеской династии Киевского государства явился варяжский вождь Рюрик, призванный восточными славянами и их соседями и приведший с собой целое племя варягов.
2. Варяги — это скандинавские германцы, норманны.
3. Пришедшее в Восточную Европу племя варягов называлось русью, и от него это название перешло на восточных славян.
4. Варяги цивилизовали славян, оказав огромное влияние на всю славянскую культуру, что отразилось в вещах и в языке.
5. Варяги создали первое восточнославянское государство.

[Остаются заключительные утверждения, как раз и выражающие суть норманизма: (6) утверждение об изначальном биологическом превосходстве северных германцев (скандинавов) над славянами как причине успешности деятельности викингов на Востоке и (7) вывод к современности. Но эти утверждения я тогда не включил в норманнскую теорию, исходя из того, что они учеными не провозглашаются, не аргументируются и остаются вне науки. А мое рассмотрение было посвящено именно научным положениям и аргументам.]
Каждому из этих положений антинорманисты противопоставили контрположение, каждой группе аргументов — контраргументы.
Рассмотрим эти аргументы и контраргументы в намеченном порядке.

ПОЛОЖЕНИЕ 1

ПРИЗВАНИЕ РЮРИКА. Основателем княжеской династии Киевского государства явился варяжский вождь Рюрик, призванный восточными славянами и их соседями и приведший с собой целое племя варягов

ДОКАЗАТЕЛЬСТВА
1. Выдержки из древней русской летописи («Повести временных лет»), приведенные выше и описывающие этот эпизод (Sammlung 1734; Bayer 1735; Schlozer 1908: XXVIII, 306-308).

2. Более поздние сообщения русских летописей об аналогичных случаях, когда восточнославянские правители, схватываясь в междоусобицах, призывали на помощь варягов, а также и других соседей — поляков, половцев, а потом иной раз не знали, как избавиться от званых гостей. Эти более поздние факты подтверждают реальность и объясняют характер более ранних (Миллер 1733: 83-85; 1749: 47-49; Погодин 1825: 31,39).

3. Топонимика Северной Руси содержит много топонимов с компонентом «рус-» или «варяг-»: в окрестностях Новгорода (район радиусом в 200 км) Р. Экблом насчитал не менее 50 таких (Ekblom 1915; Vasmer 1931).

[4. Археология подтверждает летописные сведения о призвании: в Ладоге, где, по одному из вариантов сказания (по Ипатьевской летописи), вначале обосновался Рюрик, есть много ранних следов присутствия скандинавов (Кирпичников и др. 1978; 1986; Кирпичников 1997; 1998). Да и в Новгороде, на Рюриковом городище, где Рюрик обосновался по второму варианту, таких следов достаточно (Носов 1990:184-192).]
5. Скорее всего, в каком-то скандинавском или латинском тексте речь шла об одном Рюрике, а другие два брата появились в результате ошибки одного из передатчиков легенды, слабо знакомого со скандинавскими языками и латынью. В XIX в. полагали, что первоначальный текст был «Rurik und sine getruwen» («Рюрик и его дружина»), но И. Первольф (1877: 52) считал такое объяснение курьезным. Позже объясняли дело так: эпитеты Рюрика signiotr (верный) и thruwar (победоносный) были ошибочно прочтены как имена (Беляев 1929: 244-245). Очень распространенное объяснение: в саге говорилось, что Рюрик пришел со «своим домом» (sin hous, sine hus) и «верной дружиной» (trej wory, thru varing, tru vor), откуда и образовались Синеус и Трувор (скептически о таком мнении — Мошин 1931в: 299). В России это объяснение популяризировал известный дипломат генерал А. А. Игнатьев (1941:121) и принял Рыбаков (1956: 52). Но оно основано на плохом знании шведского языка. По самому последнему объяснению, обычное для военно-исторических сочинений латинское выражение «turbarum seneus» («над толпами старейший»), поставленное после имени Рюрика, древний переводчик прочел как собственные имена — так родились Трувор и Синеус (Stender-Petersen 1934). [А Шрамм (Schramm 1980) считает, что в Древней Скандинавии были имена, близкие к именам Синеус и Трувор, и заимствование должно было произойти не позже X в., а скорее — во второй половине IX в. (см. также: Ловмянский 1985: 275).]

ВОЗРАЖЕНИЯ АНТИНОРМАНИСТОВ
1. Летописец представляет нам Игоря сыном Рюрика, но между смертью Рюрика и периодом активной деятельности Игоря слишком большой разрыв во времени, даже если принять вместе с летописцем, что по смерти Рюрика Игорь остался младенцем («бе бо детеск вельми»). В самом деле, Рюрик умер в 879 г., Игорь женился на Ольге в 903 г., а их сын Святослав родился в 942 г., то есть после сорокалетней брачной жизни, когда Игорю было уже 70 лет. К этому же времени относятся и походы на древлян, в которых «старый Игорь проявляет необыкновенную прыть» и в которых ему пришлось сложить голову. Жизнь Игоря явно искусственно растянута летописцем для того, чтобы сомкнуть его биографию с биографией Рюрика (Тихомиров 1940).

2. Кроме «Повести временных лет» ни одно литературное произведение Киевской Руси не знает Рюрика как основателя княжеского рода. Другие важнейшие исторические сочинения раннекиевской поры («Слово о законе и благодати» Иллариона и «Память и похвала князю русскому Володимеру») возводят начало династии русских князей к Игорю, именуя его «Старым» (Лихачев 1950).

3. Иноземные писатели также не знают такого русского князя — Рюрика, хотя и упоминают двух следующих князей — Олега и Игоря (Лихачев 1950).

4. Русским князьям обычно имена давались в честь предков. Между тем, вплоть до конца XI в., среди русских княжеских имен нет имени Рюрика, зато Олегов и Игорей в княжеской среде сколько угодно (Лихачев 1950).

5. «Повесть временных лет», как установлено остроумными и скрупулезными исследованиями ряда ученых, особенно ак. А. А. Шахматова, убежденного норманиста, не была написана одним автором и, что называется, в один присест. Она создавалась постепенно, в течение жизни нескольких поколений, и каждый летописец не только продолжал погодные записи своего предшественника, но и, бывало, переписывал заново весь труд, внося множество исправлений и добавлений в прежний текст. Первоначальный текст киевской летописи, который удается предположительно проследить, относится к середине XI в., последняя редакция — к началу XII в. Нет никакой уверенности в том, что рассказ о призвании варягов дошел до нас в первоначальном виде (Пресняков 1938: 260-268, глава «Русь и варяги»).

6. В летописи немало противоречий, а разные ее списки иной раз излагают одно и то же событие по-разному, с диаметрально противоположной окраской. Это говорит о том, что авторы летописи не были отрешенными от мира иссохшими старцами, что они заботились не только о запечатлении на века событий и дел своего времени, не писали, «добру и злу внимая равнодушно». Как заметил А. А. Шахматов (1916:1: XVI), «рукой летописца управляли политические страсти и мирские интересы». Поэтому нет уверенности в том, что рассказ о призвании варягов является точным изложением действительных событий, а не тенденциозным сочинением, долженствующим иллюстрировать ту или иную идею летописца и сильно исказившим первоначальное ядро легенды (Пресняков 1938; Кузьмин 1967).

7. Даже первоначальное ядро летописи отделено от событий, описываемых в рассказе о призвании варягов, почти двумя столетиями, то есть пятью-шестью поколениями. А первые местные письменные произведения появились не более, чем за век до летописи. Значит, сведения, легшие в основу летописного рассказа, могли дойти до летописца лишь через устное предание и, быть может, из иноязычных письменных источников, не дошедших до нас (Ламбин 1874). Правильно понять и истолковать лаконичные сочинения иностранных авторов того времени нелегко и современным ученым, а восстановить исторические события IX в. по устным легендам летописцу было труднее, чем нам по народным песням, сказкам и анекдотам о Петре Первом восстановить действительную историю его царствования — ведь в новое время фантазия сказателей несколько сдерживается параллельным существованием письменной истории, а тогда и этого не было (Лихачев 1945; 1950).

8. Основание династии старшим из трех братьев — сюжет, который нередко встречается в генеалогических легендах. В той же летописи говорится о Кие, Щеке и Хориве, старший из которых построил Киев. Призвание князей для наведения порядка также находит себе аналогии в других легендах: Видукинд из Корве излагает легенду о призвании бриттами саксов Хенгиста и Хорста, причем бритты характеризуют свою землю почти теми же словами, что и славяне: «terra lata et spatiosa» («земля обширна и раздольна») (Замечания 1864: 63; Томсен 1891: 92). Значит, в основе предания лежит обычный сказочный сюжет, часто применявшийся в разных местах. Как же восстанавливать из туманных легенд действительную историю (Греков 1939, ссылающийся на исследования А. Стендер-Петерсена — Stender-Petersen 1934,1953; Пархоменко 1938а; Лихачев 1950)?

9. Ранние антинорманисты предпочитали верить в реальность всех трех братьев, только не признавать их норманнами. Имя Синеус как раз помогало объявлять их славянами (есть же славянские прозвища Черноус, Сивоус и т. п. — Венелин 2003: 47) наряду со сближением имени Рюрик с западнославянским названием сокола (рарог, ререг — Классен 1854). Позже критический анализ легенды подорвал доверие антинорманистов и к этому имени.

КОНТРПОЛОЖЕНИЕ АНТИНОРМАНИСТОВ И ДОКАЗАТЕЛЬСТВА

Историческим фактом IX в. было прибытие какого-то варяжского предводителя Рюрика в Новгород в качестве приглашенного князя или вождя наемной дружины. По летописи, Рюрик умер в Новгороде, и в самих событиях видны новгородские порядки — новгородцы и позже не имели наследственных князей, а «призывали» каждый раз нового князя, рядились с князьями об условиях княжения (Иловайский 1871; 1876). Наем дружины и приглашение временного правителя могли впоследствии быть переосмыслены в призвание мудрых властителей (в этом антинорманисты используют гипотезу В. 0. Ключевского). Призвание варягов, скорее всего, было, но не на княжение, а для помощи в войне, однако призванные узурпировали власть. Вскоре славяне восстали во главе с Вадимом Храбрым и перебили варягов [(Фроянов 1991)]. Долгое время память о Рюрике только в Новгороде и теплилась — там сохранилось Рюриково городище. В начале XI в., когда Ярослав Мудрый, правивший в Новгороде, призвал на помощь варягов, новгородцы некоторое время терпели бесчинства распоясавшихся «находников», а затем напали на варягов и перебили их.
Эта история очень напоминает летописный рассказ о приходе варягов в XI ., только конец несколько отличается: там у славян начались усобицы «и не бе в них правды» — пришлось призвать варяжского князя, чтобы «рядил... по праву», а здесь Ярослав дал новгородцам «Правду», то есть закон. Сходство обеих историй подозрительно. Но поскольку запись событий осуществлялась в XI в., а не в IX, можно полагать, что поздние события повлияли на изложение ранних. Сюжет, дошедший от IX в., был осовременен и детализирован в духе событий XI в. (Черепнин 1848: 247-249). Для новгородцев рассказ о событиях IX в. был ценен как исторический прецедент, как опора для традиции «рядиться» с приглашаемыми князьями. В виде устного предания этот рассказ еще в XI в. попал в Киев, где и был подключен искусственно к родословной правившего княжеского рода. Летописцу это пришлось по душе, так как обосновывало независимое от Византии происхождение русской государственной власти и подводило под идею о политическом братстве князей Русской земли реальную основу их кровного братства (Лихачев 1950 [Лихачев 1970; Likhachev 1970]). В начале XII в. очередной летописец, редактируя предшествующие записи, особенно подчеркнул момент «призвания», чтобы освятить традицией современные ему события — призвание Владимира Мономаха в Киев в нарушение законных прав других князей (Мавродин 1945).

ВОЗРАЖЕНИЯ НОРМАНИСТОВ

Все это только предположения, а не факты. В древнеславянском мире не было традиции выводить свои династии от знатных иностранцев. Летописцев интересовали не политические вопросы, а моральные проблемы (Paszkiewicz 1954) и т. д.
[Что касается отсутствия имени Рюрик в агиографических сочинениях Киевской Руси, то Фомин (2005: 313-322) несколько ослабил значимость этого факта: при именовании князя традиция требовала только называть его отца и деда, а не основателя династии. А долгому отсутствию его в именослове Фомин привел параллель: у Михаила Романова тезка появился только через три века — в конце династии].

ВЗВЕСИМ ПОЛОЖЕНИЯ И ДОВОДЫ ОБЕИХ СТОРОН

Трактовка эпизода призвания все время колебалась, с перевесом то в одну, то в другую сторону (Нильсен 1992), и в конце концов обе крайности дискредитированы.
История, построенная антинорманистами, действительно, хотя и правдоподобна, но не доказана. Однако для сути спора это и не важно. Важно другое: достоверность норманистской версии рассказа весьма подточена. Нельзя сегодня говорить с уверенностью ни о Рюрике как родоначальнике династии князей Киевской Руси, ни о двух его братьях, ни об их благодетельной и спасительной миссии наведения порядка на Руси. Ведь это все детали позднего рассказа о давних событиях. И у нас нет оснований верить в хорошую сохранность сведений, дошедших до рассказчиков через многие руки, нет оснований верить в древность этих деталей и, наоборот, есть основания возводить эти детали к поздним обстоятельствам.
С другой стороны, кое-что от фактов, отстаивавшихся норманистами, все-таки остается. [Остается соглашение между славянами и варяжским князем о его правлении по договору — по «ряду». Это очень важная традиция в севернорусских городах (Пашуто 1874; Мельникова и Петрухин 1994).] Остается имя знатного варяга Рюрика, княжившего в Новгороде в IX в. Остается варяжское происхождение киевских князей Олега и Игоря и многих их дружинников — их имена действительно не славянские (по-славянски они ничего не означают — в отличие, скажем, от имен Святослав или Всеволод). Варяги и позже не раз приходили на берега Днепра и Волхова. Это остается.
А это уже много. Вспомним, что Погодин многое соглашался отдать Костомарову, но не хотел отдать Рюрика, Игоря и Олега... Это много — но лишь при условии, что уцелеют следующие звенья в цепи положений норманизма. А как обстоит дело с ними?

ПОЛОЖЕНИЕ 2

ВАРЯГИ = НОРМАННЫ. Варяги — это скандинавские германцы, норманны

ДОКАЗАТЕЛЬСТВА

1. В летописи указано, что варяги пришли из Заморья, а в другом месте перечислены народы, живущие на берегах моря Варяжского, и, судя по перечню, имеется в виду Балтика. Значит, варяги пришли из-за Балтийского моря, т. е. из Скандинавии (Kunik 1844-1845, Thomsen 1877; Томсен 1891).

2. Имена летописных варягов — князей и их дружинников — это не очень даже исковерканные в иноязычной передаче северные германские имена. Рюрик — это Хрё(д)рик, Игорь — Ингвар, Олег — Хелгу, есть еще Дир, Аскольд, Руальд, Свенельд, Инегельд, Фарлаф, Карлы и др. (Байер 1735; Погодин 1825 и др.).
[Примечание: долго считалось, что для Трувора и особенно Синеуса не удается подыскать удовлетворительные аналогии в скандинавском наборе имен, но потом и им нашлись вполне сносные скандинавские аналогии (Ловмянский 1985: 275).]

3. В VIII—XII вв. норманны совершали набеги на различные области Европы — от Англии до Италии, достигали Византии. Во многих местах им удавалось утвердиться надолго и стоять во главе государств. Естественно полагать, что и Восточная Европа не избежала этой участи. Странно было бы предполагать противоположное (Погодин 1846,1859а).

4. В Скандинавии в древнем героическом эпосе (сагах) сохранились песни о походах норманнских конунгов (королей) в славянские земли, в Новгород и Киев. Земли восточных славян называются в этих песнях Страной Городов (Гардарики), Новгород — Хольмгардром, по-видимому, по имени Славенского Холма, а Киев — Кенугардром и Острогардром, т. е. Восточным Городом (Байер 1735).

5. В Ютландии и Фрисландии именно в IX в. подвизался норманнский вождь Хрёрик (Рорик), который вроде бы ходил и на Восток. Хрёрик вполне закономерно должен был в славянской речи превратиться в Рюрика ([Голман 1819;] Крузе 1836а; 18366; Беляев 1930; [Касиков и Касиков 1990; Свердлов 1995]).

6. Само слово «варяг» по происхождению связано с северными германцами. Буква «я» в современном написании этого слова заменила древнерусскую букву «юс», которая читалась близко к «ин», так что в древности это слово звучало примерно как «варинги», сами скандинавы произносили это слово «верингр». «Варангами» византийцы называли гвардию императора, набиравшуюся из северных иноземцев, в основном германского происхождения — скандинавов, готов, англов, датчан и др. Эти наемники служили императору по договору, они клялись соблюдать ему верность.
Наиболее правдоподобное объяснение византийско-греческого слова «варангос» производит его от готского или герульского «варанг» "союзник" (Kunik 1844-45); иное объяснение такое: скандинавское «верингр» происходит от северогерманского корня «вер» — «клятва», родственного русскому слову «вера» (Томсен 1877 [Мельникова и Петрухин 1994]).

7. Сама реконструкция внедрения именно скандинавов в восточнославянские пределы вполне соответствует движению по «пути из варяг в греки» (Брим 1931; [Лебедев 1975]), описанному летописью (именно из варяг в греки, а не из грек в варяги) [и археологически прослеженному экспедицией Лебедева и Жвиташвили (Лебедев 1987; 1988; 1994; Лебедев и Жвиташвили 1999; Лебедев и др. 1975). Когда Исторический Музей в Москве устроил выставку археологических материалов этого пути, то она была озаглавлена «Путь из варяг в греки и из грек...» (1996) — и фраза была оборвана, проставлено многоточие, потому что путь из греков не вел «в варяги».].

8. Позже, в X—XI вв., уже вполне достоверные варяги прибывали на Русь из Скандинавии, в основном Швеции, а русские князья женились на скандинавских королевнах (например, Ярослав на Ингигерд). В скандинавских погребальных надписях есть сведения о приключениях викингов в славянских землях и Византии (Свердлов 1974), [а на арабских монетах из разных местностей «пути из варяг в греки» встречаются процарапанные рунические надписи и рисунки скандинавских кораблей (Добровольский, Дубов и Кузьменко 1991)].

9. Во многих местах восточнославянской земли найдены археологические следы пребывания норманнов. Это прежде всего поселения и могильники со специфическими чертами культуры, сближающими эти центры с раскопанными в Скандинавии и доказывающими их норманнскую принадлежность. В Бирке (Швеция) раскопаны могилы знатных норманнов, покойники лежали там внутри срубов, и вот богатые срубные погребения той эпохи обнаружены также в Киеве и Чернигове. У скандинавов был обычай погребать воинов в ладье — и под Смоленском, в Гнездове обнаружены такие погребения. Хороня своих воинов, норманны ломали их оружие и клали в таком виде в могилу — сломанные мечи обнаружены и в Гнездовских погребениях. В Швеции эпохи викингов хоронили под высокими куполообразными курганами — они отличались от низких полусферических курганов славян этого времени. Сам обычай насыпать полусферические курганы возник под скандинавским влиянием, до того славяне хоронили своих покойников под длинными валообразными курганами или вовсе без насыпей (Агпе 1952; Abman 1955; [Клейн и др. 1970; Кочкуркина 1973; Лебедев 1985; Носов 1990; Стальсберг 1994; 1998; Жарнов 1992; Богуславский 1997; Андрощук 1999; Пушкина 1999; Седых 2003]).

10. При раскопках этих поселений и могильников Киевской Руси встречается множество предметов скандинавского производства или подражающих скандинавским изделиям. Таковы длинные железные мечи, черепаховидные фибулы (овальные броши-застежки в виде щитка черепахи), обручи с подвешенными к ним маленькими молоточками — изображениями атрибута Тора (бога северных германцев), на ряде вещей орнамент скандинавского происхождения в стиле «борре» и в стиле «Йеллинг», и т. п. (Арне 1912; [Корзухина 1964; 1966; Корзухина и Давидан 1969; Клейн и др. 1970; Дубов 1970; Кирпичников 1977; Лебедев 1985; Стальсберг 1987; Жарнов 1992]).

ВОЗРАЖЕНИЯ АНТИНОРМАНИСТОВ

1. В самой летописи не указана именно Скандинавия, «из заморья» — не обязательно должно означать «с противоположного берега моря» (Н. И. Костомаров 1860; Немиров 1898; [Фомин 2003]). Издавна антинорманисты не ограничивали варягов Скандинавией — считали, что вся Европа может трактоваться как исходный очаг (Васильев 1858: 56).
2. Имена, очень близкие к летописным варяжским, есть не только в Скандинавии, но и в Юго-Восточной Прибалтике (Ломоносов 1876; 1952; ПД 1860) (примеры Костомарова приведены выше). У западных славян-вендов сокол называется Рарог, Ререг, Рурк — отсюда и имя Рюрик (Классен 1854; Шелухин 1929; [Никитин 1989; 1991]).
[З.Имя Рюрик отсутствует в именослове самих шведов, а имена Олег, Ольга там поздние, со времени христианства, ибо слово helig означают 'святой' (Грот 1997).

4. Хрёрик, или Рорик Ютландский или Фрисландский, не может иметь отношения к летописному Рюрику, потому что хронология их жизни не совпадает: в 870-е гг. Рорик был еще на Западе, а по летописи в 860-862 гг. он должен был оказаться уже в Ладоге и Новгороде (Ловмянский 1963; Яманов 2001).]

5. Саги не знают «пути из варяг в греки» по Днепру, молчат о порогах. Если бы норманны ІХ-Х вв. были варягами русских летописей, то они бы отразили это в своих сагах (Юргевич 1867: 48; Иловайский 1876: 227, 316-317; [Фомин 2005: 381-382]).

6. Из всей массы предметов, найденных в Гнездовском могильнике и других подобных "факториях", лишь некоторые (черепаховидные фибулы, обручи с молотками Тора, вещи с орнаментами "борре" и "йеллинг" и т. п.) действительно представляют собой скандинавские изделия или сделаны под варяжским влиянием. Подавляющее большинство найденных здесь вещей на самом деле местного, славянского образца или завезено из других стран Европы. Длинные мечи, известные по всей Европе под наименованием мечей каролингского типа, изготовлялись франками, от которых попадали и в Швецию, и к славянам. Наконечники стрел в Скандинавии преобладали ланцетовидные, а в Гнездове, как и везде у восточных славян, — ромбические. Копья у норманнов встречаются часто, в Гнездове — изредка. Шлемы у норманнов конические, в Гнездове, как и везде на Руси, — шишак, высокий, острый (Арциховский 1939; [1966]). Боевые топоры — характерное оружие норманнов. Но в раскопанных Гнездовских курганах (более 650) попался только один топор скандинавского типа, остальные И — другого облика, схожи с южными образцами. Горшки во всех гнездовских курганах чисто славянские. На одном сосуде даже процарапана славянская надпись. Правда, этот сосуд привозной с юга, но надпись процарапана не по сырой глине до обжига, а по обоженной поверхности. Норманнские же вещи — это большей частью не оружие и не хозяйственная утварь, а главным образом предметы личного убора, женские украшения, которые были обычной статьей торговли (Авдусин 1949; 1953). Итак, норманнских вещей здесь не так уж и много, да к тому же из них не каждая является, так сказать, норманнским паспортом покойника — часть вещей могла прибыть из Скандинавии в результате торговых связей и оказаться в славянских могилах. Между тем норманистам (Т. Арне и др.) достаточно было одной вещицы, чтобы окрестить весь комплекс, в котором она находилась, скандинавским. Но даже курганов с таким недостоверным норманнским паспортом в Гнездове не больше, чем явно славянских или неизвестной принадлежности, а курганов с целым комплексом скандинавских вещей — ничтожная доля.
7. Правда, в чужой стране норманны могли пользоваться местными вещами, но они не могли, оставаясь норманнами, отказаться от своих обычаев, погребальных обрядов. Как обстоит дело с этим в Гнездове и других подобных местах? Лишь некоторые курганы Гнездовского могильника действительно очень похожи на мелларские курганы Швеции, а большинство по типу местные, славянские (Арциховский 1939). Такие курганы возводились и у нас, да и не только у нас, в таких местах, где варягов вовсе не было. С другой стороны, в Бирке (Швеция) не все курганы высоки и куполообразны, есть там и низкие, полусферические. Порча оружия при похоронах и погребение в ладье встречаются у разных народов, не только у норманнов.Эти обычаи могли быть и у славян (Авдусин 1949; 1953).
Погребения в срубах по составу инвентаря и всем прочим признакам ничем не отличаются от столь же богатых погребений с кремацией покойника. Наличие сруба отличает богатые дружинные погребения от бедных. Точно также,как в могилах рядового славянского населения покоятся то скелеты, то прах от сожжения,так и в богатых дружинных могилах славян жили оба этих обряда. Только при кремации сруб не сохранился (Блифельд 1954). Стало быть, и следы обычаев тоже подтверждают, что норманнские воины здесь были, но не жили компактными группами. Нет у нас целых чисто норманнских поселений и могильников. И даже в тех могильниках, где норманны обнаружены, они не составляют большинства.

8. В Швеции зарегистрировано более 2000 рунических (норманнских) надписей ІХ-ХІ вв., а на территории СССР — только несколько, в частности, одна на острове Березани в устье Днепра, две в Старой Ладоге, две в Новгороде. [Приводившиеся Б. А. Рыбаковым цифры здесь изменены в соответствии с новыми данными.] Сопоставляя этот факт с приведенной оценкой количества скандинавских вещей и комплексов, приходится заключить, что варягов было очень немного в славянской земле (Рыбаков 1962: 37; 1966; 1982: 489).

КОНТРПОЛОЖЕНИЕ И ДОКАЗАТЕЛЬСТВА АНТИНОРМАНИСТОВ

Варяги — это славянское племя с юго-восточного побережья Балтики, близко родственное литовцам и латышам, которые, собственно, те же славяне (Ломоносов 1766; Н. И. Костомаров 1860), или тождественное западнославянскому племени вагров (Забелин 1876; Гедеонов 1876; Первольф 1876; 1877).
Высказывавшиеся по этому вопросу ВОЗРАЖЕНИЯ НОРМАНИСТОВ (о том, что все варианты этой гипотезы очень произвольны, о том, что имена варягов — это слова со скандинавскими корнями, а в других языках это чуждые слова, о том, что они не могли заимствоваться без причины и т. д.) были учтены современными антинорманистами, и ныне почти все антинорманисты признают варягов норманнами.
[Когда в 1960 г. я писал о том, что «почти все» антинорманисты отказались от идеи отождествлять варягов с западными славянами, я учитывал позицию В. Б. Вилинбахова и В. В. Похлёбкина, которые именно в 1960 г. высказались за эту архаичную идею. В основном Вилинбахов развивал эту идею в своих последующих статьях первой половины 1960-х и напомнил о себе в 1980-м. К этому времени за его идею ухватились новейшие антинорманисты А. Г. Кузьмин (работы 1970-2003 гг.) и его липецкий ученик В. В. Фомин (с 1990-х гг.) с некоторыми товарищами. Их считаные единицы, и в основном это историки.
Лингвистов и археологов среди них нет. Они опираются на некоторые высказывания археологов, в частности на работы немецкого археолога Херрмана (1986), где показаны связи западных славян со скандинавами.]

ВЗВЕСИМ ПОЛОЖЕНИЯ И ДОВОДЫ СТОРОН

В аргументации обеих сторон важное место занимает рассмотрение курганных раскопок, особенно одного могильника, Гнездовского близ Смоленска. Представители обеих сторон допустили в пылу спора ряд ошибок и преувеличений.
Т. Арне объявил оружие из Гнездовских курганов скандинавским, тогда как стрелы и боевые топоры там славянские, а мечи широко распространены по всей Европе, изготовливались наверняка у франков, вероятно, также и в Швеции (их там найдено несколько тысяч), может быть, также и в России, правда, их здесь найдено менее сотни, но у некоторых по крайней мере рукоятка несомненно сделана славянскими мастерами, а анализ металла клинков позволяет допустить и их изготовление из местных руд. Но даже если они и привозные, то откуда они попали сюда — непосредственно с Рейна или через Скандинавию, — неизвестно.
С другой стороны, Д. А. Авдусин считает, что нашел славянскую разновидность поясов с молотком Тора — Арне указал пять таких в Бирке. Л. А. Голубева трактовала черепаховидные фибулы из киевских погребений как местное украшение, а Б. А. Рыбаков — как импортные вещи, принадлежавшие, однако, местным дружинникам. Арне в ответ напомнил, что эти фибулы в стиле "борре", встречающиеся в могилах, как правило, служили застежками скандинавских женских одежд и, следовательно, не могли являться ни украшением дружинников, ни, по мнению Арне, даже предметами импорта: им нечего скреплять в одеяниях славянок — у них нет плащей, верхняя одежда другая.
Т. Арне по находке одной скандинавской вещицы в могиле готов объявить погребенного скандинавом, а по небольшой серии скандинавских вещиц, собранных из разных могил, и по следам скандинавских обрядов в некоторых курганах счесть весь могильник норманнским.
С другой стороны, Д. А. Авдусин по одной-двум славянским вещицам (височное кольцо, амфора с процарапанной славянской надписью) не только считает весь комплекс славянским, но и встреченные в нем скандинавские признаки (например, поломка меча) на этом основании отказывается считать скандинавскими. Д. А. Авдусин даже выдвинул своеобразную презумпцию славянской принадлежности неопределенных погребений. Согласно этой презумпции, на славянской территории все погребения, не обладающие ясно выраженными признаками принадлежности к славянам, норманнам или еще кому-либо, должны считаться славянскими. Иными словами, по Авдусину, на славянской земле всякий беспаспортный незнакомец должен быть принят за славянина.
Обе позиции не обеспечивают объективного решения вопроса. Если придерживаться строгой научности и объективности, то придется отказаться как от выводов Т. Арне, так и от выводов Д. А. Авдусина в оценке Гнездовского могильника и аналогичных древних курганных полей.

В основном подавляющее большинство раскопанных курганов Гнездовского могильника — многие сотни — оказались без вещей и без каких-либо примечательных следов специфических обрядов. Эти небогатые курганы мы не в состоянии отличить ни оттаких же шведских, норманнских, ни от местных, содержащих захоронения славянского рядового населения. Среди же богатых курганов, давших ученым обильный материал, только некоторые совпадают по всем своим признакам — и по обрядности, и по инвентарю — со шведскими и являются несомненными гробницами чистых норманнов. Но и таких, которые проявляли бы близкое сходство по всему облику, инвентарю и устройству с местными достоверно славянскими курганами того же времени или предшествующей поры, прямо скажем, немного.
В основном же Гнездовские курганы с погребениями состоятельных дружинников дают (в устройстве, следах обряда и вещах) разнообразные сочетания скандинавских признаков со славянскими, при явном преобладании славянских. Многие признаки вообще были общими для норманнов и славян: насыпание курганов, сосуществование вытянутого на спине захоронения трупа и кремации, и т. п. Подсыпка песка или пепла под тело, помещение урн в насыпи — славянские особенности; глиняная посуда — славянская; вооружение воинов — почти все славянское. Многие детали женской одежды и некоторые предметы вооружения воинов — скандинавские. Захоронение в ладье, порча оружия, помещаемого в могиле, а на юге, быть может, и идея сооружения срубов — скандинавский вклад.
Нельзя забывать, что мы имеем здесь дело не с крестьянским миром, сравнительно более замкнутым и, так сказать, настоянным на вековых традициях, а с дружинным окружением князей: здесь много оружия и богатых украшений, а височных колец, обычных для древнерусских крестьянок, почти нет. Эта среда была очень подвижна, восприимчива к новшествам и иноземным приобретениям. Она вобрала в себя и быстро ассимилировала варяжские отряды, несомненно, освоив при этом и кое-какие скандинавские элементы культуры. Эти скандинавские узоры были нашиты на славянскую основу. Вот почему так трудно разобраться в национальной принадлежности покойников из Гнездовских курганов, вот почему так трудно найти там и "чистых" норманнов, и "чистых" славян.

Таким образом, на этих материалах нельзя ни доказать наводнение восточнославянской земли скандинавами, как у Арне, ни свести число пришельцев к считаным единицам, как это стремится сделать Д. А. Авдусин. Но что даже в дружинной среде варяжский элемент, хотя и был весьма заметен, все же не преобладал над славянским, в этом материалы раскопок вполне позволяют убедиться.
Если, однако, вернуться к основному вопросу этой ступени спора — норманны ли варяги, имелись ли варяги на землях восточных славян, — то взвешивать утверждения сторон в этом вопросе просто даже не имеет смысла. Ясное дело, чаша норманистов камнем полетит вниз: чаша антинорманистов пуста.
[Отвержение шведского происхождения имени Рюрика не столь важно, как это представляется антинорманистам. Откуда бы ни происходили корни этого имени (пусть от кельтов или от названия реки), оно употреблялось у норманнов — хорошо известны исторические Рёрики Ютландии и других норманнских очагов. Что же касается Рёрика Ютландского-Фрисландского,то, во-первых, в его ютландско-фрисландской биографии есть лакуна для длительного пребывания на Востоке как раз в начале 60-х гг., а во-вторых, точность летописной хронологии сами же антинорманисты (да и не только они) поставили под сомнение.
А если слово «helig» с христианского времени означало в шведском 'святой', это вовсе не значит, что оно вообще не употреблялось до того в каком-то схожем значении — 'счастливый', 'блаженный', ср. эпитет Олега «Вещий».
Что касается молчания саг о ранних событиях проникновения норманнов в земли восточных славян, то мало ли по каким причинам ранние саги не отразили этих событий. Саги не энциклопедия и не географический справочник, а из ранних саг до нас дошли немногие. В скандинавской эпиграфике упоминания о приключениях викингов в восточнославянских землях (Гардарике) и Византии есть.
Так что спор на этой ступени антинорманистам не удалось выиграть, тут у норманистов перевес.]
Но сохранение этого звена "теории" необходимо норманистам лишь для удержания последующих звеньев, ибо само по себе оно не имеет существенного значения. Ну, были здесь поляки, французы, немцы, татары, воевали, даже иногда завоевывали, и все же нет такого ажиотажа. Были шведы — и ничего. А вот их предки норманны — из-за этих весь сыр-бор. Потому что от их пребывания предполгаются существенные последствия. Посмотрим же, как обстоит дело с последующими звеньями.

ПОЛОЖЕНИЕ 3
ЭТНОНИМ РУСЬ. Пришедшее в Восточную Европу племя варягов называлось Русью, и от него это название перешло на восточных славян

ДОКАЗАТЕЛЬСТВА

1. Недвусмысленное сообщение летописца: варяги, «зовомая Русь», и «от тех варяг... прозвася Русская земля» (Bayer 1735).

2. В византийской хронике Константина Багрянородного перечисляется два ряда названий днепровских порогов — один, слышанный от славян, другой — от Росов. Всего порогов семь, парные названия приведены для пяти. Славянские названия, хоть и несколько испорчены в иноязычной передаче, все же звучат действительно по-славянски: Эссупи (византиец переводит на греческий «не спи»), Островунипрах (островной порог), Неасит, т. е. Неясыть (он и в новое время называется Ненасытец), Вульнипрах (Волновой порог — он и позже назывался Волниг), Веруци («вручий» в древнерусском языке означало «бурлящий» — так это слово и переведено на греческий: «бурление воды»), Напрези (анализ этого ряда надписей —
6. Y. Shevelov 1955). А вот их «росские» названия: Улворси, Аифор, Варуфорос, Леанти, Струкун... Это явно не славянские, скорее искаженные греческой передачей скандинавские имена. В самом деле, три из шести «росских» названий порогов оканчиваются на -ворси, -форос, -фор («fors» на древнесканд. значит 'порог'), еще два по грамматической структуре являются древнескандинавскими причастиями. Конкретнее, Улворси — это скандинавское Холмфорс, «островной порог»; Аирфор — это скандинавское «Айрфор», «ненасытный порог»; Варуфорос — это скандинавское «Варуфорс», «каменистый порог»; Леанти — это скандинавское «Леанти», «Бурлящий» (Байер 1735; Thunmann 1772: 386-390; 1774; Karlgren 1947; Vasmer 1959; [Толкачев 1962]). Как видим, по смыслу те же названия, что и славянские. «Праг» вместо «порог» и южное «х» вместо «г» побуждают исследователей думать, что славянским осведомителем Константина был кто-то из южных славян (болгарин?). Фальк счел славянские названия уже украинскими (FaLk 1951), что раскритиковано другими (Shevelov 1955; [Толкачев 1962; Sahlgren 1964:77 — 86]).

3. Одна из западноевропейских хроник (Бертинские анналы) упоминает о прибытии к французскому королю Людовику Благочестивому в 837 г. каких-то подозрительных «послов». Путь их во Францию лежал через Византию. Называли они себя подданными «хакана Рос» (Rhos). Титул кагана и позже (еще в XI в.) применялся к киевскому князю. Французы опасались, не шпионы ли это страшных норманнов. И действительно, по исследовании оказалось, что они «из рода шведов» (Bayer 1735).

4. Еще один западноевропейский источник (сочинение Лиутпранда, епископа Кремонского) дает следующее перечисление народов, живущих к северу от Константинополя (с востока на запад): венгры, печенеги, хазары, «русь, которых мы называем норманнами», булгары, и т.д. (Bayer 1735).

5. Арабский писатель начала X в. Ибн-Руста рисует родину русов как большой остров с лесами и болотами. Оттуда русы на кораблях прибывают в землю славян, грабят их и продают в рабство хазарам. Сведения об острове могут относится к полуострову Скандинавии или острову Готланд (Fraen 1832).

6. Арабский писатель конца X в. Аль-Якуба говорит о нападении руссов • на Севилью в 844 г. По другим источникам известно, что в 844 г. на Севилью напали норманны (Westberg 1898; Вестберг 1903). Славяне же никогда на Севилью походом через всю Европу не ходили.

7. Еврей, которого араб Аль-Бакры называет на арабский манер Ибрагимом ибн Якубом (что, очевидно, передает имя Авраама бен Иакова), был в 973 г. при дворе Оттона I в Мерзебурге и получил там любопытные сведения о русах. Русы приходили туда, как и славяне, с востока, но они же грабили население Юго-Восточной Прибалтики, появляясь в ладьях с запада. Это может относиться к норманнам (Куник и Розен 1878).

8. Финны до сих пор называют русскими (часть финнов произносит «руотси», часть — «руосси») не восточных славян, а шведов (Г.-Ф. Миллер 1749; 1788; Thunmann 1774: 366-368). [И уже в VIII в. так называли (Falk 1981).] в Швеции есть местность, называемая Росслаген,т. е. «русские селения» (Schlozer 1774; А.-Л. Шлёцер 1809).

9. Словом «родс» на древнешведском языке назывались гребцы, а ведь норманны как раз и известны прежде всего как морские разбойники. Окончание множественного числа -R, по скандинавским фонетическим законам, очень рано, еще до выделения шведского языка, превращалось в -z (Ekbo 1958; 1981), а звук «д» перед свистящими в шведском языке легко ассимилируется, так что наряду с «Роде» должно было появиться и «Росс». Но шведское долгое «о» звучало близко к нашему «у» и при переходе слова в финский язык должно было дать «уо», а в славянском — «у» (Kalima 1955: 42).

Сравни:

греч.	шведск.	финск.	восточнослав.
δομος, δομα	dom	tuomio	(у восточных слвян «дом», а не «дум», т. к. слово это непосредственно взято у византийцев)
	stol	tuolio	стул
	loka	luokka	лук
		Suomi	Сумь

Поэтому вполне закономерно:
Рως <- rods, ross —► Ruotsi, Ruossi —► Русь

Иными словами, как шведскому «стол» соответствует финское «туоли» и наше «стул», как финское самоназвание «Суоми» превратилось у нас в Сумь (это обычное у нас оформление народных имен севера — Весь, Чудь, Водь и т, п.), точно так шведское «Росс» должно было превратиться в финское «Ру-осси», а финское «Руосси» — в наше «Русь». Значит, дело было, очевидно, так: норманны продвигаясь на восток, отрекомендовались там как «гребцы» — «Росс» (каковыми они и были). Под этим именем и прослыли у финнов все норманны. От финнов это их название усвоили восточные славяне, а впоследствии, получив от Руси княжескую династию, и сами приняли это имя (Bayer 1735: 276-279, 295-297; Г. Ф. Миллер 1749; Kunik 1844; Куник 1875; Я. Грот 1860; Крон 1871; Thomsen 1877; Томсен 1891; Куник и В. Розен 1878; А. А. Шахматов 1908; 1919; Погодин 1925; Vernadsky 1956).

ВОЗРАЖЕНИЯ АНТИНОРМАНИСТОВ

1. Назывались ли норманны исконно «русами»? Ведь известно, что варяжские наемники служили в дружинах киевских князей. Будучи киевскими послами, защищая интересы Киевского государства, варяжские дружинники, естественно, объявляли себя при иностранных дворах представителями славянского народа, чье имя было «русские». Настойчиво твердя, что они «от рода русского», эти варяги и ввели в заблуждение византийских писателей. То же происходило и в Западной Европе, а в случае с послами «кагана Рос» придворные Людовика, быть может, и не ошиблись: это могли быть попросту норманнские шпионы, выдававшие себя за киевских послов (В. Пархоменко 1938; С. В. Юшков 1940; М. Н. Тихомиров 1947).

2. Некоторые упоминания иностранных писателей (те же Вертинские анналы, беседа византийского патриарха Фотия) о росах на юге относятся ко времени до 862 г., то есть до летописной даты прибытия Рюрика. Значит, в них не имеются в виду варяги (В. И. Ламанский 1859).

3. Несколько указаний летописи, отождествляющих Русь с варягами, являются, судя по стилю и сличению разных списков летописи, поздними вставками — их не было в первоначальном тексте летописи. Например, выражение «к варягам, к Руси» звучит неловко, неуклюже. Естественнее сказать просто «к варягам» или только «к Руси». Факты подобного рода собраны А. А. Шахматовым (1908; 1916), хоть он и был норманистом, а также учеником Шахматова М. Д. Приселковым (1940).

4. Некоторые иноземные писатели с конца IX в. и позже (анонимный «Баварский географ», араб Ибн-Хордадбе и др.) недвусмысленно называют руссами славян (Хвольсон 1869; М. Н. Тихомиров 1947).

5. Почему бы это славянам не напасть в 844 г. на Севилью?! Этот подвиг вполне был им по силам (Крузе 1839).

6. Из летописи видно, что во времена ее написания русью назывались не какие-либо варяги, а восточные славяне, прежде всего Киевской земли. Более 270 раз упоминается слово «Русь» в «Повести временных лет», из них примерно 260 раз это наверняка не варяги. Время, когда варяги появились в Восточной Европе, было для летописцев далеким прошлым, а сведения, сохранившиеся с той поры, — весьма туманными преданиями, которые надо было сопоставлять и объяснять. Так что летописцы писали свое сочинение (исключая последние записи) не как репортаж о свежих событиях, а как ученый труд по истории. Поэтому летописное сообщение о происхождении слова «Русь» является для нас не свидетельством очевидца, а гипотезой ученого того времени, которую еще надо доказать. Летописец и редактор летописи Нестор, увлекавшийся поисками происхождения племен и племенных названий, имел перед собой легенду о призвании варягов и византийские хроники, в которых норманны именовались русскими. Из сличения этих данных и родилась его гипотеза, а Нестор стал, по выражению М. Д. Приселкова, первым русским «ультранорманистом», опередив Байера. «Это утверждение летописца — чистый домысел, трафарет исторического мышления летописца, его гипотеза, с которой пора перестать считаться» (Лихачев 1950).
[7.Финское Ruotsi при переходе в славянский по всем законам сравнительной фонетики должно было дать «Ручь» или «Руць», а не «Русь» (Черных 1956:100; Sorensen 1968:147-148; Горский 1989).]

КОНТРПОЛОЖЕНИЕ АНТИНОРМАНИСТОВ
«Русь» — исконное самоназвание восточных славян. Во всяком случае, название не скандинавское, а южное (Федотов 1837; Пархоменко 1923; 1924; Тихомиров 1947; Рыбаков 1953; Thulin 1981).

1. В очень древних сочинениях иноземных авторов, за многие сотни лет до варягов, упоминаются народы Северного Причерноморья, названия которых звучат близко к слову «Рос» — аорсы, роксаланы, росомоны и др. Это прямые предки восточных славян (Ломоносов 1749/1952; 1760/1952; 1766; Ewers 1814; Венелин 1836-18397/2003: 29; Гедеонов 1876; Падалка 1914; 1915; Сюзюмов 1940; Рыбаков 1953).

2. Слово это отложилось во многих местных названиях Восточной Европы от Ладожского озера до Поднепровья: Раха, Раса — название Волги, речка Рось — приток Днепра, речка Рось — приток Немана, речка Руса и город Старая Русса, и т. д. (Иловайский 1876; Кнауэр 1899). Прежние старания антинормэнистов отстоять южное происхождение самого этноса вместе с этнонимом «русь» и доказать, что никаких норманнов тут не бывало, остались историографическим эпизодом. Спор теперь идет только об имени. [Это писалось в 1960 г. и было еще так в 1967-м, когда вопрос обобщил Шаскольский (1967). Новейшие антинорманисты снова вернулись к отброшенному положению о том, что росами-русами назывались не норманны.]

3. Уже до призвания варягов и прихода Рюрика в Киев росы известны в Византии, стало быть, это славяне. Византийцы различали росов и варягов и никогда не смешивали этих понятий. Если норманны включались в варяжскую гвардию императора, то кто же росы-русь? Никак не норманны, а славяне (Васильевский 1874 — 1875).

4. Даже сам термин иногда принимается за исконно русский, т. е. восточнославянский — из корней «руд-» (рудой, т. е. рыжий, русый!), «рушить» (польское «ruszyc» — 'идти', 'двигаться', ср. «русло»), с этим, мол, связаны Старая Руса, Порусье (0tr§bski 1960; [Rospond 1977; Роспонд 1979]). Но так как логика такого выведения этнонима неясна, то попытка реализовать эту идею возникла весьма поздно и повисла в воздухе. Впрочем, другой вариант этой идеи, но исходящий не от внешности, а от символики, привлек сторонников. Имеется в виду противопоставление красного другим цветам в символизации этносов (Завитневич 1892; [Паранин 1990; Шарымов 2004]).

5. Антинорманисты XIX в. воодушевились идеей вывести этноним от западных славян побережья Балтийского моря — рутенов, ругов и проч. (Венелин 1848; Гедеонов 1876) [что подхватили современные антинорманисты (Кузьмин 1970). Но так как руги все-таки (по крайней мере, по происхождению) германцы, а этимология этнонима рутены неясна, пришлось подумать и о кельтском происхождении названия, предложенном вне антинорманизма (Unbegaun 1969; Pritsak 1986) — идею принял Кузьмин (1974 и др.)].

6. Местные древние названия территории нашей страны с этим корнем тоже постепенно пришлось признать неславянскими. Антинорманисты готовы были принять иранское (скифо-сарсмтское) происхождение этнонима: руке, рохс, рош и т. п. — «светлый» (Толстов 1947; Vernadsky 1956; [Вернадский 1986: 268, 286, 289; Седов 1982: 111-112) или индоарийское (Трубачев 1977), лишь бы не скандинавское. В связи с этим стоят и предложения истолковать названия порогов с осетинского, т. е. иранского языка (Брайчевский 1985)].

7. Скандинавскому названию противостояла также и одна гипотеза, выдвинутая не антинорманистами, — о готском происхождении этнонима, но от hrods «слава» (Куник 1875; Будилович 1890[; Soderlind 1978]). Однако в готском языке согласные не могли пережить такие превращения — отпадение h и превращение д в русское сь (Браун 1892). [Большей частью все формы с «рос» имеют в древнем виде не «о», а ер («ъ»). А в русском языке этот звук в «у» не переходил (Назаренко 1980; Schramm 1982; Константин 1989: 301).] Поэтому готская гипотеза не принята ни норманистами, ни антинорманистами.

ВОЗРАЖЕНИЯ НОРМАНИСТОВ
1. Примерно то же, что выдвинуто против готской гипотезы, может быть предъявлено и всем антинорманистским гипотезам. Древний термин «Рос» нельзя связывать со словом «Россия»: в восточнославянской терминологии оно появилось лишь в московское время, да и то под влиянием греческой и латинской литературы. А там этот термин либо обозначал тех же скандинавских пришельцев, либо был отражением библейского «Рош» (у греков, не умевших произносить «ш», это звучало «Рос», а термин этот в Библии обозначал предводителя гибельных племен Гог и Магог (Флоровский 1925; Сюзюмов 1940).

2. Местные этнонимы подобного звучания широко распространены по всему миру. В Киевское же время самоназванием служило только слово «Русь». Названия древних народов и по звучанию весьма далеки от слова «Русь», а сами эти народы не являются родственными славянам по происхождению.

3. Конкретные пути превращения этих названий в слово «Русь» невозможно увидеть — нет таких закономерных звуковых соответствий между языками, которые позволили бы предположить такое превращение. Как же термин «Рос» превратился в «Русь»? Первое объяснение: под влиянием польского языка — ср. наши «бог», «мой», «король», «толстый» и польские: «буг», «муй», «круль», «тлусты» (Ломоносов 1952: 33). Второе объяснение: сказался приход в Поднепровье масс северорусского населения, которое в некоторых именах «о» произносило как «у», поэтому на юге речка Рось, Россава, на севере — Старая Русса; южные соседи греки писали «росы», арабы же, заходившие далеко на север, — «русы»; на севере Булгар, на юге — болгары; у автора VI в. — Боз, у автора XII в. — Бус (Рыбаков 1953:100). Но поляки в Киевской Руси никогда не имели существенного влияния, а второе объяснение (ак. Рыбакова) чересчур гипотетично, чтобы служить доказательством. Да и какое северное нашествие славян предполагается на раннюю Киевскую Русь?

4. Норманны-послы «хакана Рос» не были самозванцами. В 871 г. король Людовик Немецкий в письме к византийскому императору Василию I Македонянину писал, что титул кагана (caganum) носят правители авар, хазар, болгар и норманнов (nortmannorum). Хазарский каганат известен, авары и болгары — тоже кочевники, а норманнов приходится отнести к «хакану Рос», каковым титулом именовали себя киевские князья.

5. Выявленное В. Г. Васильевским византийское различение варягов и росов относится к позднему периоду — начиная с XI в. (Васильевский и сам строго соблюдал этот временной предел). В IX в., когда русь нападала на византийские города, как и на западноевропейские города (Севилью!), термин «варанг» в Византии еще не применялся, различения еще не было, и росы могли быть только норманнами. Кстати, только от них греки и могли получить термин «рос». Славяне ведь произносили этот термин «русь». К XI же в. (время Ярослава) термин «русь» уже ассоциировался с Киевским государством и его населением (принявшим этот этноним от своего верхнего слоя), варяги в Киеве — со скандинавами, а в Византии — с европейскими воинами разного происхождения — англами, скандинавами и другими.

6. Что же касается выведения слова «русь» из славянских корней с «ру-» («русый», «русло» и проч.), то созвучий можно найти сколько угодно, но конкретные пути превращения этих слов в этноним не засвидетельствованы, а главное — тогда необъяснимы все приведенные выше противопоставления русских (норманнских) и славянских этнических словоупотреблений.

7. Трудности же выведения термина «Русь» из Ruotsi отпадают, поскольку переход -ts- в -ss- произошел еще в финноязычной среде — там произносилось и Ruossi].

[7. Взгляните еще раз на пары названий Днепровских порогов у Константина Багрянородного (греческая передача славянских и русских имен и перевод):

слав.	росск.	сканд.
Островунипрах	Улворси	Хольмфорс (островной порог)
Неясыть	Аифор	Айрфор(ненасытный порог)
Веруци (вручий)	Леанти	Леаонти (бурлящий)

Перед лицом такого соответствия попытки истолковать «росские» названия как скифские (Брайчевский 1985) или во всяком случае оспорить их скандинавское звучание (Тимофеев 1999) выглядят безнадежными — итог подведен в подробных комментариях к изданию Константина Багрянородного коллективом под руководством Г. Г. Литаврина и А. П. Новосельцева (Константин 1989: 318 — 326)].

ДОПОЛНИТЕЛЬНЫЕ КОНТРПОЛОЖЕНИЯ АНТИНОРМАНИСТОВ

1. Русь — вообще не этнический термин, а социальный: название княжеской дружины и знати, военного сословия, верхнего слоя общества, потом распространившееся на весь народ (Соловьев 1858; Падалка 1914; Юшков 1940: 37-59; Тивериадский 1942; Юшков 1949: 57-63; [Акопов 1967]).
2. Высказывалось еще компромиссное предположение: оба утверждения справедливы, было название Русь или, точнее, Рос на юге до варягов, но Русью назывались и варяги, пришедшие с севера, оба эти названия слились в одно (Брим 1923 и др.).

ВОЗРАЖЕНИЯ НОРМАНИСТОВ

1. Социальное значение термин «русь», несомненно, имел — и на раннем этапе своего существования, и на позднем, его никто не отрицает. Но это значение не противоречит этнической окраске. Вопрос же стоит о происхождении и этническом характере термина при попадании в славянскую среду, о его приходе из Скандинавии (Smal-Stocky 1949; [Хабургаев 1979: 215-220; Лебедев 1985: 241-249; Мельникова и Петрухин 1989; Stang 1996]).

2. Что же касается компромисса со слиянием южного и северного терминов, то, как отмечает Д. С. Лихачев, «так можно предполагать разве только с отчаяния перед сложностью проблемы» (1950: 241). Это не совсем так. Термины встречались, существование одного влияло на другой, люди связывали живые и близкие им термины с новыми и чужими. Но это не отменяет вопроса об их происхождении и доминировании.

Реально у нас остаются только два взаимоисключающих положения. Впрочем, даже если не считать их взаимоисключающими, это еще не делает их равнозначными по убедительности.

ВЗВЕСИМ ПОЛОЖЕНИЯ И ДОВОДЫ СТОРОН

При сравнении обоих положений и их доказательств бросается в глаза, что положение, выдвинутое норманистами, значительно прочнее обосновано, чем противоположное. Возражения антинорманистов лишь ставят под сомнение некоторые доводы (например, происхождение «Росс», «Русь» от rods — 'гребцы'), но не разрушают всю систему доказательств. Неважно, что на самом деле означало на севере Ross (смысл названий этносов чаще всего утерян), важно, кого оно обозначало. А оно у финнов означало шведов, и это непреложный факт, снимающий любые возражения. Да и не все эти возражения убедительны. Трудно представить, чтобы варяги могли ввести в заблуждение византийских писателей, назвав себя чужим именем, именем, взятым у славян, когда византийцам были хорошо знакомы и те и другие, причем варягов они узнали гораздо позже, чем славян, и первоначально из других источников — с Запада.
Упоминания о росах на юге до 862 г. можно было бы считать веским возражением против отождествления их с варягами, если бы дата прибытия Рюрика считалась абсолютно достоверной и если бы можно было оставаться в уверенности, что до Рюрика варяги не показывались в славянских землях. Если бы...
Но это не так — ни то, ни другое. Все этапы путешествия слова «Русь» из Скандинавии прекрасно прослеживаются в языках живых народов. Изменения этого слова в дороге имеют не случайный характер, а подчиняются всем законам словотворчества, всем правилам общения между конкретными языками. Стало быть, если бы даже признать, что утверждение летописца — гипотеза, а не факт (что само по себе тоже гипотетично), то надо признать также и то, что это хорошо обоснованная, очень правдоподобная гипотеза, имеющая на своей стороне веские аргументы.
Иначе обстоит дело с противоположным утверждением. Его аргументы несостоятельны. Возражения, предъявленные со стороны норманизма, снимают их целиком и полностью. От них не остается ничего, кроме благих пожеланий. Лингвистическое построение Б. А. Рыбакова не может избегнуть общей участи других доказательств этого ряда. Его сопоставления натянуты.
Византийцы услышали впервые слово «Росс» у себя на родине от самих норманнов, которые его произносили через «о» (да и аллюзии с библейским «Рош» действовали), арабы же узнали это слово в славянских землях, очевидно, сначала от славян, которые, согласно звуковому закону, изложенному выше, произносили это слово через «у». Имя Боз взято у германского автора (Иордан), Бус — у славянского («Слово о полку Игореве»). «Булгар» — самоназвание тюркского племени, воспринятое в такой форме многими славянскими языками (в том числе южными — напр. хорватским), а восточные славяне не произносили это слово через «у» ни на севере, ни на юге.
Неманская Рось находится на той же широте, что и Старая Русса; оба эти места из древних славянских племен первыми узнали кривичей — отнюдь не южное племя. Стало быть, на этих нескольких сопоставлениях, большей частью отражающих произношение неславянских народов, реконструировать двойное произношение внутри восточнославянского языка никак нельзя, ставить ли это раздвоение в зависимость от территории (север-юг) или от времени (сер. I тыс. — конец I тыс.). Если корень Рос-, встречаемый в некоторых географических названиях Среднего Поднепровья, был связан с названием народа, то отчего же он не изменился в Русь вместе с этим названием, подчиняясь тому же звуковому закону? Остается заключить, что этот корень, как и трезвучие «Рос», вылущиваемое из названий некоторых народов Северного Причерноморья, очевидно неславянских, никак не связаны с названием Киевской Руси.
Этот пункт спора вызывал и отчасти еще продолжает вызывать особенно бурное кипение страстей. Между тем, если трезво поразмыслить, вопрос того не заслуживает. В чем причина особого упорства антинорманистов в этом вопросе? Несомненно, здесь сказалось чувство патриотизма — но патриотизма ложно понимаемого. Антинорманистам казалось зазорным носить национальное имя чужеземное, заимствованное у скандинавов. Да и не только антинорманистам — даже такой ярый норманист, как Погодин, понимал дело точно так же. «Я долго боролся с самим собою относительно норманнского происхождения руси, — говорил он, — мне трудно было верить, что русь были не славяне...»
Да полноте, зазорно ли это? Ведь речь идет о чисто лингвистическом происхождении имени, о термине, о слове, а не о его реальном значении. Звучанию имени народного придают красоту и особую, волнующую силу не грамматические элементы слова, не происхождение его составных частей, а славные дела народа, его роль в истории, его место в современном мире. Не в духе передовой отечественной науки да и не к лицу любому культурному человеку кичиться знатностью предков или чистотой рода.

Но причем здесь происхождение этнического термина «Русь»!
В 1917 г. в пророческих стихах изливал свое чувство любви к Родине Андрей Белый:

И ты, огневая стихия,
Безумствуй, сжигая меня:
Россия, Россия, Россия —
Мессия грядущего дня!

Что для этого живого чувства грамматическая история слова «Россия»?
И позже Маяковский гремит во весь голос:

Я русский бы
выучил
только за то,
Что им
разговаривал Ленин.

А не за то, что слово «русский» по происхождению исконно славянское.
И откуда бы ни пришло тысячу лет тому назад слово «Русь», по каким бы причинам ни приобрело свое позднейшее значение — все так же нежно и победно будут звучать слова и мелодия чудесной песни:

Россия, Россия,
Россия — Родина моя!

Известно, что личные имена, издавна живущие в русском народе, в большинстве заимствованы, как и имена остальных европейцев, из нескольких источников. Значительная часть их (такие как Иван, Михаил, Гавриил, Даниил, Семен, Яков, Иосиф, Илья, Анна, Мария и др.) взята из Библии, то есть из древнееврейского языка. Другая часть, которая из Евангелия и Миней (Александр, Алексей, Леонид, Николай, Георгий, Федор, Василий, Андрей, Антон, Петр, Степан, Дмитрий, Ирина, Настасья, Елизавета, Екатерина, Елена, Софья и др.), — из греческого. Есть еще группа имен (оттуда же) латинского происхождения (Валерий, Виталий, Виктор, Павел, Максим, Галина и др.). Есть имена скандинавские (Игорь, Ольга, Олег, Рюрик), английские (Артур), болгарские (Борис), грузинские (Тамара, Нина), немецкие (Эдуард, Герман, Роберт), польские (Станислав), татарские (Тимур) и проч.
Имя Руслан только кажется русским — по созвучию. Оно поступило от татар. На деле это переделка тюркского Арслан — «Лев». Имя Лев — вроде бы русское, но так как львов на Руси не было, то и оно заимствовано — из греческого Леон (сначала русские, не любившие зияния гласных, произносили Левон, как до сих пор в белорусском, потом сократили до Лев). Владимир тоже звучит по-русски, но, очевидно, это «народная этимология», т. е. подлаживание к русским корням чуждого имени, видимо, германского (а по более глубокому происхождению — кельтского) Вольдемар. Ведь древнерусское звучание — «Володимер», а не «Володимир».

Лишь очень немного имен исконного восточнославянского происхождения живут у нас по сей день (Ярослав, Святослав, Вячеслав, Всеволод, Вера, Надежда, Любовь, новообразованное Светлана). И дивное дело — никому все это не кажется зазорным.
Французы справедливо гордятся своим народным именем, им приятен звук слова «Франция», хотя в далеком прошлом страна и ее нынешнее население получили это имя от германского племени франков. Болгары, народ славянский, получили свое название от тюрского племени булгар, пришедших на Дунай с Волги и утвердивших в славянской стране свою династию. Многие названия современных народов обязаны своим происхождением случаю, происхождение большинства вообще неизвестно, теряется в потемках...
Не пора ли сказать норманистам: «Да, в этом вопросе вы правы. Ну и что из того?» Не пора ли перестать спорить по пустякам и сконцентрировать внимание на более существенных вопросах?
Обратимся и мы к ним.

ПОЛОЖЕНИЕ 4
КОЛОНИЗАТОРЫ и КУЛЬТУРТРЕГЕРЫ. Варяги колонизировали и цивилизовали славян, оказав
огромное влияние на всю славянскую культуру, что отразилось в вещах и в языке
Вот это уже вопрос существенный! Ну-ка, доказательства сюда!

ДОКАЗАТЕЛЬСТВА

1. С IX в. резко меняется весь облик культуры и быта восточных славян, заметен крутой подъем во всех сторонах народной жизни, появляются города, а ведь именно в IX в. прибыли варяги (Шлёцер 1773; 1809; Paszkiewicz 1954).

2. По всей Киевской Руси имеется значительное количество крупных варяжских колоний, бывших центрами цивилизации, — они сразу выделяются своим богатством и более высокой культурой по сравнению с туземной средой. Таковы поселение Старая Ладога, Гнездовские поселение и могильник под Смоленском (несколько тысяч курганов), Черниговские курганы и пр. (Спицын 1899, Агпе 1914; 1952). От мест обитания славян эти колонии отличаются именно богатством и высоким культурным уровнем. Как уже было указано, в Бирке (Швеция) раскопаны могилы знатных норманнов, где покойники лежали внутри срубов, и вот такие же срубные погребения той эпохи обнаружены также в Киеве и Чернигове, именно богатые.

3. Свидетельства варяжского культурного влияния сохранились и в нашем языке. До сих пор мы называем теплые рукавицы варежками, очевидно, в память того, что этот вид рукавиц занесли к нам варяги. Из языка северных германцев заимствованы слова: «ларь», «лавка», «ящик», «стул», «скиба», «кнут», «скот», «шнека» («корабль»), «якорь», «стяг» и др. В. Томсен (1891) насчитывал таких заимствованных слов 27, новейшая исследовательница Тёрнквист (Thornquist 1948) — около 150 (включая даже «щи»), из них надежно установлено около 30.

ВОЗРАЖЕНИЯ АНТИНОРМАНИСТОВ

1. В IX в. действительно чувствуется значительный сдвиг в общественно-экономическом развитии славянских народов, но совпадение во времени — еще не доказательство причинной связи.
Кроме того, этот сдвиг начался определенно раньше прихода варягов. И летописец указывает, что варяги, придя в Восточную Европу, стали оседать в городах, где уже до их прихода жили кривичи, и весь, и меря, и другие местные племена. Оседать в городах, а не строить города. И древние песни самих норманнов показывают, что страна славян поразила северных пришельцев своим богатством, обилием городов. Да и название ее в скандинавском эпосе — Гардар, позже — Гардарики, «страна городов» (Доленга-Ходаковский 1837; Самоквасов 1873: 91; Ключевский 1904:155; Мавродин 1945).

2. Богатые центры времен начала Киевской Руси, выдаваемые норманистами за норманнские «колонии» или «фактории», на самом деле не являются таковыми. Они резко отличаются от поселений и могильников Скандинавии и не отличаются по культуре от остальных славянских мест обитания и захоронения. За варяжские они были приняты именно потому, что выделялись своим богатством. Здесь порочный ход рассуждений: высокоразвитые — значит варяжские. Иными словами, в доказательство было превращено как раз то, что еще требуется доказать. Да и культура Скандинавии того времени не является более высокой, чем славянская, а скорее наоборот — более низкой, что показывают не только песни норманнов, но и раскопанные поселения и могильники (Мавродин 1945; Греков 1953: 77; Авдусин 1949).

3. Достоверно норманнские курганы оказались в Гнездове как раз не самыми богатыми. Наиболее выдающийся из курганов с норманнскими признаками оказался в Гнездове только на третьем месте по величине и богатству. Значит, привилегированное положение норманнов по отношению к славянской массе не подтверждается, кроме, разумеется, самих первых князей. Знатными дружинниками были и норманны, и славяне, точно так же, как и рядовыми (Арциховский 1939).

4. Далеко не все скандинавские заимствования в русском языке, установленные северными учеными, достоверны. Но даже если их и счесть достоверными — хоть все 150! — они не составляют сплошного массива терминологии ни в одной важной отрасли культуры и народной жизни, а представляют собой отдельные разбросанные словечки, главным образом обозначения некоторых бытовых предметов. Даже в области военного дела и мореходства — этих, можно сказать, специальностей варягов — скандинавская лексика в русском языке очень незначительна. В целом скандинавский пласт в русском словаре куда тоньше татарского или греческого. Словарь, таким образом, не подтверждает цивилизаторской роли варягов в стране восточных славян (Обнорский 1946; Филин 1949; Булаховский 1950: 24-25 и др).
[Современные антинорманисты (Фомин 2005: 392) сводят его к нулю.]
Итак, норманнов было немного в нашей стране, а их культурное влияние неощутительно.

КОНТРПОЛОЖЕНИЕ АНТИНОРМАНИСТОВ

Появление высокой и богатой древнерусской культуры Киевской Руси IX-XIII вв. было вызвано к жизни становлением нового общественного строя — феодализма. Этот общественный сдвиг был закономерным результатом длительного экономического развития славянства. И культура Киевской Руси, будучи в содержании своем вызвана к жизни новыми общественными силами, не создавалась на пустом месте и из ничего, а также подготовлена в своих формах и материалах всем многовековым культурным развитием славянства, она построена из материала культурных достижений, накопленных славянством за много веков, продолжает древние славянские культурные традиции. Кроме того, она вобрала в себя и различные инородные влияния, наслоившиеся на славянскую основу, — византийское, иранское, финно угорское и др., в том числе и варяжское. Варяги, как и другие носители этих внешних влияний, не явились создателями древнерусской культуры, и не эти влияния обусловили ее основные черты.
Итак, древнерусская культура была вызвана к жизни внутренними причинами, а не внедрением варяжского элемента в славянскую среду.
Наоборот, сами варяги приняли славянскую культуру и через несколько поколений совершенно ассимилировались, ославянились. Более того, даже население самой Скандинавии кое-что заимствовало у славян, так что влияние не было сугубо односторонним.

ДОКАЗАТЕЛЬСТВА

1. Успехи развития хозяйства (пашенное земледелие, стойловое скотоводство, высокий уровень ремесел), на основе которых стала возможной феодальная эксплуатация и соответствующая организация общества, не появились в IX в. внезапно, а постепенно, медленно накапливались и росли в течение многих веков на землях восточных славян и их финноязычных соседей — это хорошо прослеживается по материалам многочисленных раскопок. Чем ближе к эпохе Киевской Руси, тем совершеннее изделия первобытных кузнецов, разнообразнее хозяйственный инвентарь поселений; уже за несколько веков до прихода варягов появляется железный наральник — предок плужного лемеха (Третьяков 1932; Артамонов 1935; Арциховский 1939; и др.).

2. В культуре Киевской Руси основу составляют не заимствования, а древние традиции — самобытные, восточнославянские. К ним примешались и традиции местного неславянского населения, ассимилированного славянами или длительное время жившего в соседстве и контакте с ним (финноязычные, ираноязычные и тюркоязычные племена). На развитии и продолжении всех этих традиций построены основные элементы культуры: устройство жилища (срубная изба на севере и полуземлянка на юге), характер домашней утвари (в частности — тип глиняной посуды), набор орудий труда, способ погребения мертвых, облик одежды и проч.
Даже византийское влияние по сравнению с этим мощным наслоением вековых наследственных культурных богатств, постоянно приумножаемых, выглядит тонкой поверхностной прослойкой. А ведь это Византия, от нее христианство и грамота! Что уж говорить о варяжских заимствованиях. Даже если бы многие из вещей, на которые претендуют норманисты, оказались подлинно скандинавскими, все же в киевскую пору на огромной глыбе векового культурного наследия славянства они должны были выглядеть отдельными занесенными с севера камнями, разбросанными там и сям (Мавродин 1945; 1949).

3. Поселившись среди славян, варяги смешались со славянами и через несколько поколений стали разговаривать по-славянски и давать детям славянские имена. И действительно, уже сын Игоря и Ольги носит чисто славянское имя Святослав, а дети и внуки Святослава называются Святополк, Ярополк, Владимир, Изяслав, Мстислав, Ярослав, Всеволод, Вышеслав, Позвизд, Судислав, Переслава, Доброгнева. Все это имена чисто славянские, и только Олег и Глеб в их числе звучат по-варяжски (Мавродин 1945).

4. В самой Швеции встречены восточнославянские изделия (несколько киевских поливных глиняныхяиц), на шведских глиняных горшках—типичный славянский орнамент волнообразными линиями ([Седов 1995]), а в шведском языке — слова, заимствованные из древнерусского: имя Гюрги (Георгий — Юрий) — «гардр» (восточнославянский город), «торг», «толк» (перевод), «палаты», «лодья» и др. (Рыдзевская 1934).

ВОЗРАЖЕНИЯ НОРМАНИСТОВ

Термин «гардр» означал в Скандинавии не 'город' (для этого у скандинавов были термины «бю», «стадр», «борг»), а 'огороженный двор', т. е. 'усадьбу1, 'небольшое укрепленное поселение', княжий или епископский двор. Русские города норманны так называли потому, что укрепления этих городов были деревянными и походили на скандинавские дворы, а не города (Томсен 1891: 73-74; Мельникова 1977а).
[Но Рыдзевская возражает, что скандинавские города не отличались по типам укрепления от восточнославянских, а термином «гардр» варяги называли все города на востоке по созвучию своего «гардр» с восточнославянским «город» (Braun 1924; Рыдзевская 1978)].
Подготовка и становление культуры Киевской Руси прослежены советскими учеными внутри территориальных границ Киевской Руси. Это было основано на убеждении в автохтонности, т. е. исконном проживании восточных славян на почти всех этих землях. Однако ныне этого убеждения придерживаются далеко не все советские ученые, да и те, кто склонен к нему, признают его гипотетичность. На значительной части земель Киевской Руси славяне оказались, несомненно, незадолго до IX в. — это признают все. Но и на небольшой территории в юго-западном углу позднейшей Киевской Руси они, вполне возможно, появились хотя и раньше, но тоже на несколько веков, а не на несколько тысячелетий.
Стало быть, все факты, которыми доказывалось длительное предварительное развитие экономической основы Киевской Руси и древнерусской культуры, могут оказаться взятыми из истории других народностей, не славян. Значит, эти факты, возможно, и не относятся к делу, ими ничего доказать нельзя. Славянский же вклад в культуру Швеции реконструирован из слишком незначительных фактов. К тому же эти элементы могли попасть в Швецию не в результате торговых связей, а явиться добычей воинов, и не только из земли восточных славян, но и из славянских поселений балтийского Поморья.

ВЗВЕСИМ ПОЛОЖЕНИЯ И ДОВОДЫ СТОРОН

Всемерное увеличение количества варягов в Древней Руси важно для норманистов не само по себе, а как повод к заключению о могучем и всеобъемлющем влиянии варягов на русскую культуру вообще, о цивилизаторской и культуртрегерской роли варягов. А именно те доводы, которые развивали мысль норманистов в этом направлении, оказались разбиты. Чаша антинорманистов перевесила.
Правда, в числе собственных доказательств антинорманистов одно очень важное для прочности их контрположение, в настоящее время действительно не выглядит хорошо реализованным на конкретном материале (хоть многим оно и казалось таким еще совсем недавно): связи культуры Киевской Руси с культурами предшествующей поры прослеживаются очень плохо в силу плохой освещенности предкиевского периода истории восточных славян. Это придает положению весов в данном вопросе, в общем благоприятному для антинорманистов характер некоторой неустойчивости.
Многое зависит от решения последнего, самого важного пункта спора. Посмотрим же, каким получается это решение.

ПОЛОЖЕНИЕ 5
СОЗДАТЕЛИ ГОСУДАРСТВА. Варяги создали первое восточнославянское государство
ДОКАЗАТЕЛЬСТВА

1. До сложения Киевской Руси у восточных славян не было государства (Schlozer 1774; Шлецер 1908).

2. Первыми новгородскими и киевскими князьями были варяги Рюрик, Олег, Игорь и их преемники, они-то и создали Киевское государство (А. A. Kunik 1845; Thomsen 1877; Томсен 1891).

3. Древнерусские князья были скандинавами, шведами, не только по своему национальному происхождению, но и по своей политической принадлежности: Рюрик оставался в подданстве у шведского короля Олафа, так что Новгородско-Киевская Русь представляла тогда провинцию шведского государства — «Великую Швецию». Позже русское государство является производным, дочерним по отношению к шведскому (Агпе 1912, Nermann 1929, Таубе 1947). [Династия Рюриковичей является боковой ветвью более древней (с VI в.) скандинавской династии Скьёлдунгов (Пчелов 2001).]

4. Варяжское воздействие ощущается в русском государственном устройстве. Восточнославянское «полюдье», «кормление» повторяет скандинавскую вейцлу, типично норманнский способ сбора дани, когда князь со своей дружиной периодически кормится у того или иного вассала, в том или ином поселении. «Почестей пир» князя дружине и родичам также устраивался по образцу пиров конунга (Погодин 1846; 1859а).

5. Одна из важнейших сторон государственной жизни Киевской Руси — русское право — выводится из скандинавско-германских источников. Именно там мы находим в предшествующее время характерные особенности русского права: кровную месть, изменение виры в зависимости от сословия, суд двенадцати, испытание железом и судебный поединок, уплата виры округой за убийство на ее территории. Оттуда же пришел закон о езде на чужом коне, оттуда и размер пени: в Русской Правде — 3 гривны, в Дании — 3 марки. Вообще числа 3, 6,12 и 40 типичны для Русской Правды и северных законов (Schlozer 1774; Strube de Pyrmont 1785; Погодин 1946, т. Ill; Norrback 1943).

6. Хоть норманнских заимствований в древнерусском языке и немного, но это большей частью слова, относящиеся к одной узкой области — к терминологии государственного устройства: обозначения важнейших понятий власти, названия государственных органов и т. п. Например, в слове «князь» первоначально на месте «я» стояла буква «юс», произносившаяся как гласная с призвуком звука «н»; буква «з» появилась в результате смягчения первоначального «г», сохранившегося в слове «княгиня»; после «к» стояла гласная «ъ», впоследствии ставшая непроизносимой (иногда в древних рукописях встречалось и «конязь»). Итак, «князь» в древности звучало близко к «конинг». Норманисты производят это слово из скандинавского древнегерманского «конунг» («король»). Подобным же образом из Скандинавии выводятся древнерусские: «витязь» («вождь», «герой» — от «викинг»), «вира» («штраф»), «вервь» («община»), «гридь» («воин») и др. (Томсен 1891).

ВОЗРАЖЕНИЯ АНТИНОРМАНИСТОВ

1. Олег и Игорь не были первыми киевскими князьями: первыми из варягов, судя по летописи и арабским сообщениям, в Киеве утвердились Аскольд и Дир. Но это лишь маловажное уточнение. Существеннее другое — что и вообще до скандинавских пришельцев в Киеве уже сидели местные, славянские князья. Конечно, есть возможность предполагать, что Кий, Щек и Хорив, упоминаемые летописцем, — это просто родовые божества — предки, личности мифические, но самый факт трактовки одного из них как первого киевского князя говорит о том, что древнейшая литературная традиция не считала варягов первыми киевскими князьями, что в памяти народной хранились какие-то смутные предания о древнейших местных, славянских владыках Киева, о князьях, власть которых была узурпирована варягами. У древлян был свой князь — Мал, у новгородцев — Гостомысл (Добролюбов 1858, Бахрушин 1938; Греков 1939, радикальнее в изд. 1949).

2. Киевская Русь не была первым восточнославянским государством. В «Повести временных лет» есть воспоминания о временах, когда центр восточного славянства был на Дунае. Арабский писатель Масуди (X в.) сообщает, что волыняне некогда стояли во главе других славянских племен и что царю волынян повиновались все прочие князья славян (Греков 1939).

3. Самое главное: государство не может быть создано волей, желанием и действиями отдельных личностей — князей, царей и героев. Государство возникает на основе делений общества на классы, в ходе классовой борьбы, как орудие обеспечения интересов класса, господствующего экономически. Это закономерный итог длительного хозяйственного и общественного развития. Отдельные личности или группы могут принять то или иное участие в этом процессе, но не в силах ни вызвать его, ни остановить, ни повернуть вспять. Это давно доказано марксисткой наукой на обширном материале, и здесь нет надобности повторять эти доказательства. Труды Маркса, Энгельса, Ленина, Плеханова, Сталина и других теоретиков марксизма, относящихся к данному вопросу, общеизвестны. Это понимают и признают не только марксисты.

Как пишет Б. Д. Греков (1953:12),

«решение этого больного вопроса в духе возможности основания государства отдельными героями (Ромул и Рем, Генгист, Попель и Пяст, Рюрик с братьями и другие) и в какой-либо определенный год решительно перестало удовлетворять исследователей. Казалось бы, успехи теоретической мысли, археологии, лингвистики и истории должны гарантировать науку от возврата к наивным представлениям наших предков... Сейчас как будто для всех стало ясно, что образование государства есть не внезапное происшествие, а процесс, причем процесс длительный. Этот процесс заключается в образовании наиболее сильного экономически и политически класса, который берет в свои руки власть над массой населения, организует эту массу».

Но если возникновение древнерусского государства нельзя рассматривать как внезапное и неожиданное происшествие, если оно является закономерным этапом длительного процесса экономического и политического развития страны, то как можно приписывать это дело недавним пришельцам — варягам! Это столь же разумно, как приписывать первой ласточке (и даже не первой, а второй или третьей) рождение весны... Наоборот, именно накопление богатств, появление разветвленной организации по выкачиванию этих богатств у населения и сосредоточение этих богатств в народившихся организационных центрах должно было привлечь охочих до легкой добычи норманнов в эти центры.

Даже если варяжские князья действительно оказались первыми в Киеве и если бы Киевская Русь оказалась первым восточнославянским государством, иными словами, если бы все остальные возражения антинор-манистов по этому вопросу утратили силу (чего, однако, нет), то одного лишь этого соображения было бы достаточно для марксиста, чтобы отвергнуть мысль о норманнском происхождении восточнославянской государственности. Правда, тогда следовало бы все же отвести норманнам внешне более видное, более заметное место в истории нашей страны, но от этого характер и существо их роли совершенно не изменились бы. Здесь, а не в чем либо ином, корень разногласий.

4. И действительно, это теоретическое положение подтверждается конкретными материалами в данном случае. Появление имущественного неравенства на базе накопления излишков продукции, начало расслоения общества на классы можно увидеть на наших землях на много веков раньше прихода варягов.
Три тысячи лет тому назад поднялись в наших лесах земляные валы первых укреплений — почти за две тысячи лет до того, как в этих лесах зазвучали имена первых варягов. Еще Ходаковский смущал Калайдовича трудными вопросами: если наши городища — это остатки укрепленных поселков, то почему их сохранилось такое множество, почему они располагаются не полосами (по границам стран), а сплошь по всей стране? Ходаковский делал из этого вывод, что на площадках за валами не было жилищ, а были места жертвоприношений. Но раскопки опровергли это мнение. Они показали, что городища — действительно остатки укрепленных поселков, зародыши городов. Значит, не только в пограничных районах были частные вооруженные столкновения, было что охранять и было от кого охранять. Значит, каждому поселку грозила опасность не только от иноземцев, но и от ближайших соседей. Это как раз та картина, которую первые европейцы застали у многих индейских племен Северной Америки — военные походы удальцов на соседние поселки, одобряемый общественной моралью разбой на дорогах и ограбление соседей, осторожные торговые операции на рубежах — с товарами в одной руке и оружием в другой, бесчисленные мелкие войны — род на род — и кровная месть. Все это первые проявления пробуждающегося чувства собственности, первые ростки стяжательства, первые — еще очень скромные — результаты начавшегося процесса накопления имуществ... Когда варяги подошли к славянским рубежам, прикидывая, далек ли путь «в греки», этот процесс уже имел за плечами солидную историю, многие укрепленные поселки уже давно превратились в покинутые городища, валы их расплылись и поросли лесом, а другие разрослись и превратились в настоящие города с княжескими резиденциями и ремесленными посадами. На это ссылается и Б. Д. Греков (1939). Таким образом, городища оказались важным аргументом в споре, может быть, даже решающим.

5. Везде, где этот процесс шел и где он подходил к определенному рубежу, достигал определенной ступени накопления хозяйственных достижений, определенного уровня общественного развития, неминуемо наступал тот же этап, который у нас выразился в образовании Киевской Руси — замки и укрепленные поселки превращались в крупные ремесленно-торговые города, возникала феодальная организация общества, складывалась из накопленных культурных элементов новая, феодальная культура, возникали феодальные государства. Это происходило везде, вне зависимости оттого приходили туда к этому моменту норманны или нет.
Значит, и у нас все шло бы тем же ходом, если бы варягов и вовсе не было. Варяги оказываются здесь ни при чем.

6. Русское право не имеет норманнского облика и происхождения, оно выработалось независимо и самостоятельно — это положение выдвинул немец, дерптский (юрьевский) профессор Эверс (Ewers 1826; Артемьев 1845).
Из особенностей русского права лишь кое-что взято, быть может, у варягов — да оно и естественно, поскольку князья оказались варягами. Но лишь кое-что, далеко не все, что похоже на скандинавское. Сходства объясняются не только заимствованиями, но и общим источником — единым наследством от общих индоевропейских предков, а также сходными условиями существования и одинаковым уровнем общественного развития. Наконец, кроме элементов, схожих со скандинавскими, в русском праве есть много своеобразного: вече, свидетели, свод, наследство, пограничные знаки и пр. Все это регулируется собственными, исконно славянскими правилами. Призывая варяжских князей, славяне ждали от них не введения права, а защиты и укрепления существовавшего у славян права (Chodakowski 1818, Доленга-Ходаковский 1819; Rakowiecki 1820-22; 1833; Surowiecki 1824).

7. Некоторые дополнительные доводы дает анализ скандинавских заимствований в древнерусском языке. Часть слов, использованных норманистами, не представляют собой бесспорные заимствования — они могли попасть в оба языка из какого-либо третьего источника или войти из древнейшего общего германо-балтославянского языкового фонда. Таково, например, слово «князь», которое есть и в литовском языке (кнингас), и в языках тех славянских народов, которые не имели контакта с норманнами.
Какая-то часть этих слов действительно попала к нам от варягов, но для объяснения этого факта вполне достаточно признать скандинавское происхождение княжеской династии и какой-то части дружинников. Естественно, приноравливаясь к терминологии князей, высшие слои древнерусского общества усвоили несколько скандинавских названий для понятий, связанных с деятельностью государственного аппарата, и некоторые из этих новых терминов прижились рядом со старыми или вытеснили их. Скандинавских заимствований в нашем языке гораздо меньше, чем татарских, хотя в русских городах не сидели, подобно варяжским князьям, татарские ханы, а только временами появлялись их баскаки. Значит, воздействие варягов на славян было гораздо слабее татарского, а ведь татарам не приписывалась такая роль в России, какую норманисты отводили варягам (Греков 1939).
Место этих заимствованных терминов в русском языке, и, в частности, в русской государственной терминологии, очень невелико. Множество основных терминов этого назначения осталось славянскими: власть, государство, право, закон, вина, суд, воин, рать, дань, стол (престол) и проч. Наоборот, в язык древних скандинавских германцев вошли русские слова «торг», «толк» (перевод), «ладья» и другие, обозначающие важные понятия цивилизации.
Совсем иную картину представляло норманнское вторжение в Англию. Офранцуженные массы норманнов, хлынув из Франции в страну англосаксов за Вильгельмом Завоевателем, внесли в английский язык столько французских слов, что современный английский словарь состоит, пожалуй, наполовину из исконной для англосаксов германской лексики, а наполовину — из французской. По сравнению с этой массой группа — несколько десятков, от силы полторы сотни — скандинавских слов в русском языке выглядит жалко и убого.
8. Домыслы о зависимости первых русских князей от шведского короля опираются лишь на устные народные сказания скандинавов и на косвенные заключения: они не подтверждаются ни летописями, ни записями путешественников, ни дипломатическими договорами. Масуди прямо говорит, что русы не подчиняются ни «царю», ни законам.

КОНТРПОЛОЖЕНИЕ АНТИНОРМАНИСТОВ
Вооруженные варяжские отряды, придя в Восточную Европу, застали здесь давно возникшие государственные образования, возглавляемые местными властителями, варяжские предводители сумели утвердиться на вершинах этих образований, но... не смогли остаться варягами.
Академик Б. Д. Греков в следующих словах сформулировал историю варяжского «призвания» в славянские земли:
«Скандинавские саги твердят о том, что русские князья нанимают на время варяжские дружины. Это — вспомогательное войско. Но оно в то же время и притязательное войско. Владимир чуть было не поплатился властью, когда варяги заявили свои претензии на Киев. Того, что счастливо избежал Владимир, очевидно, не удалось Гостомыслу и его сторонникам. После длительной борьбы власть оказалась в руках Рюрика, который, конечно, никакого государства не организовывал. Он укреплял лишь свою власть в стране, уже давно знавшей государственную власть и ее аппарат.
Варяжская дружина очень хорошо поняла, что необходимо для удержания в своих руках захваченной власти, и варяги заговорили на русском языке, стали молиться славянским богам, называть своих детей славянскими именами и выполнять задачи, давно поставленные перед русским государством всем ходом предшествующей истории.
Объединение Новгорода и Киева... освобождение из-под власти хазар славянской территории, проникновение к Дунаю и к Черному морю, установление ранее неустойчивой западной государственной границы — таковы в самых общих чертах эти задачи».

ДОКАЗАТЕЛЬСТВА

1. Аналогии с позднейшими эпизодами варяжско-славянских отношений.
2. Аналогии с положением варяжских наемников в Византии в качестве гвардии императора.
3. Свидетельства собственных древних сказаний скандинавов.
4. Договоры киевских князей с византийцами. В этих договорах «слы» (послы) носят большей частью скандинавские имена (Ивор, Вуефаст, Искусеви, Слуды, Улеб), а вот князья, от имени которых они выступают, носят в большинстве уже имена славянские (Святослав, Владислав, Передслава). Любопытно, что у болгар неславянские родовые имена царей господствовали в течение двух веков (Тихомиров 1947).
А главные доказательства — те, что приведены выше как возражения на доводы норманистов.

ВОЗРАЖЕНИЯ НОРМАНИСТОВ

Данные возражения тоже направлены главным образом не на доказательства служебного, зависимого положения варягов в землях восточных славян, а на концепцию докиевской государственности славян.

Арне напоминает, что хоть Киев и существовал до прихода варягов, но представлял собой, судя по раскопкам советского профессора М. К. Каргера, три небольших разрозненных поселка. Объединение их и превращение в крупный город состоялось уже при князьях-варягах.
Арне также не преминул указать на то, что городища славян предкиевской поры еще не удалось определить с должной достоверностью, что поиски ближайших предков киевских славян еще не увенчались успехом, что все построения ученых по этому вопросу весьма гипотетичны. Где же те конкретные материалы, которые должны подтвердить наличие государственности у предков киевских славян до варягов?

ВЗВЕСИМ ПОСЛЕДНИЕ ПОЛОЖЕНИЯ И ДОВОДЫ СТОРОН

Вся система доказательств норманистов опрокинута и разрушена уничтожительной критикой со стороны антинорманистов. Уже непосредственно в этой критике заключено не только отрицающее начало, но и положительное, созидающее: из нее естественно вырастает контрположение антинорманистов, опровергающие возражения превращаются в положительные доказательства; к ним добавлено еще несколько, и все вместе они создают очень внушительную основу для построения антинорманистов.
Самое слабое звено в этой системе подметил старый и опытный норманист Арне — это недостаточная изученность конкретных славянских обиталищ предкиевской поры. Уверенность, которую проявили еще недавно с территории Украины на роль остатков докиевской славянской культуры, сегодня представляется в глазах советских ученых неосновательной.
Но во-первых, от выпадения этого доказательства не рушится вся система, хотя она, конечно, и теряет какую-то долю убедительности.
А во-вторых, здесь перед нами как раз тот случай, когда ослабевшее или выпавшее доказательство может быть тут же безболезненно заменено равноценным и равнозначным. Пусть мы не уверены в том, что древнейшими славянскими являлись как раз те городища, которые до сих пор считались таковыми. Но ведь аналогичные укрепленные поселки были в одно и то же время распространены по всей Восточной и Центральной Европе, а из Азии ныне славян уже никто не выводит: при современном уровне наших знаний о древностях Азии для предков славян там места нет.
Пусть мы не уверены в том, что остатки земледельческой культуры, которые до сих пор считались славянскими, на самом деле принадлежали славянам. Остатки культуры того же примерно уровня (чуть развитее, богаче или чуть примитивнее, беднее — нюансы здесь не важны) откапываются учеными на обширной территории вокруг облюбованных ранее антинорманистами очагов. Какие бы из них ни оказались, по тщательном исследовании, подлинно праславянскими, это не изменит прочности всей системы доказательств контрположений антинорманистов.
Таким образом, в этом вопросе поле битвы остается за антинорманистами.

<< Назад   Вперёд>>