Глава II. Частичные кризисы в дореформенный период
Кризис 1837 г., начавшийся в Англии осенью 1836 г. и затем перебросившийся в США, отразился и в России, главным образом на торговле ввиду большого удельного веса, какой тогда имела внешняя торговля в товарообороте страны.
Газета «Северная пчела» от 24 мая 1837 г. поместила следующую корреспонденцию из США: «Панический страх объял все сословия. Со времени последней революционной волны не запомнят подобного страха. Дела остановились повсюду; фабриканты отпускают своих работников; постройка домов и кораблей прекратилась; производство работ на железных дорогах и каналах, предпринятых частными обществами, приостановилось».
В России кризис, который переживала Западная Европа, почувствовали прежде всего экспортёр на Лейпцигской ярмарке 1837 г. В первом номере «Журнала мануфактур и торговли» за 1838 г. указывается, что «эта ярмарка может быть отнесена к числу посредственных и была тем более невыгодной, что купечество понесло чувствительные потери. Лейпциг не мог не подвергнуться влиянию денежного кризиса, который привёл к расстройству дела во многих торговых и фабричных местах». Далее журнал отмечает, что на русские продукты цены упали от 20 до 25%.
Во внутренней торговле также наблюдалось заметное снижение количества проданных товаров. Так, Курская коренная ярмарка в 1837 г. проходила при явно катастрофическом падении торговли. Привезено было товаров на 18,4 млн. руб., продано лишь на 9 млн. руб.; таким образом, непроданных товаров осталось более половины. Явный излишек обнаружился в хлопчатобумажных товарах. В том же 1837 г. было привезено хлопчатобумажных товаров на 5,6 млн. руб., а продано только на 2,3 млн. руб., осталось же непроданных товаров на 3,3 млн. руб.
Неудовлетворительно окончилась и ярмарка 1837 г. в Шуе. Всего было привезено товаров на сумму 1,6 млн. руб. Из них продано лишь на 300 тыс. руб., или менее 20%. Шерстяных и бумажных изделий было привезено на 1,2 млн. руб., а продано только на 250 тыс. руб. Кризис в торговле становится ещё более наглядным, если сопоставить объём реализации товаров на Шуйской ярмарке за 2 смежных года: в 1837 г. продано товаров на 300 тыс. руб. против 1 848 тыс. руб. в предшествующем году, т. е. продажа за один год сократилась в 6 с лишним раз.
Обороты Нижегородской ярмарки с 1830 по 1836 г. непрерывно возрастали, и привоз достиг 149 млн. руб., а реализация — 126,5 млн. руб. 1837 год впервые дал некоторое снижение, что явилось следствием понижения цен на хлеб, повлёкшего и некоторое сокращение спроса на мануфактуру. Но уже в 1838 г. обороты снова возросли как по привозу, так и по продаже. Непроданный остаток товаров, повысившись с 17,3% от привоза в 1837 г. до 20.% в 1838 г., снова снизился в 1839 г. до 17%.
Характеристику развития русской промышленности за 15-летний период дают диаграмма и таблица, составленные по материалам Департамента торговли и мануфактур (см. табл. на стр. 34—35).
Несмотря на ненадёжность этих данных в том отношении, что в разные годы они охватывают не один и тот же круг предприятий, всё же они показывают непрерывный рост числа предприятий и численности рабочих с 1827 по 1839 г. включительно. Годы слабого роста — 1832, 1833 и 1839 — отчасти отражали спад сельскохозяйственного производства вследствие неурожаев.
1834—1836 годы были периодом наибольшего увеличения числа фабрик; возможно, в этом показателе частично отразилось расширение круга учитываемых предприятий. Наибольший приток рабочих в промышленность наблюдается как раз в годы кризиса на Западе (1837—1839). Это нашло своё выражение в значительном увеличении среднего числа занятых рабочих на 1 фабрику с 51 человека в 1836 г. до 66 человек в 1839 г. Относительный прирост рабочих за этот период также высок: в 1837 г. — на 16,2%, в 1838 г.— на 9,5, в 1839 г. — на 10,2%.
Дополнительным свидетельством оживления в период 1835 — 1838 гг., резко обрывающегося в 1839 г., являются следующие данные об учреждении акционерных обществ:
Как видно из приведённых данных, кризис 1837 г. в Англии и Америке отразился на России прежде всего в области торговли, в результате падения цен на импортные и экспортные товары, а затем уже вызвал реакцию в промышленности.
О серьёзном перебое в развитии российской промышленности свидетельствует период 1840—1841 гг. Впервые за длинный ряд лет наблюдается уменьшение количества предприятий, падение общей численности рабочих и сокращение среднего числа рабочих, приходящихся на одно предприятие.
Анализ производства затрудняется отсутствием статистических сводок о работе фабрично заводской промышленности за 30-е годы. Однако для освещения данного вопроса существенное значение имеют отчётные материалы отдельных крупных предприятий. В докладной записке от 17 августа 1842 г. управляющего Александровской мануфактурой, одной из крупнейших бумагопрядильных фабрик, говорится, что в продолжение 1839 г. случилась остановка в работе, во время которой производились значительные перемены в приводах при установке новых бумагопрядильных машин. Несмотря на то, что объём продукции в натуре за этот год снизился лишь на 5%, его денежное выражение вследствие падения цен значительно упало.
Эти данные указывают на то, что в 1837 г. цены ещё продолжали оставаться высокими и продажа превысила годовой объём производства. Наводнение рынка дешёвой заграничной пряжей повлекло за собой большие затруднения в реализации пряжи отечественного производства, и около 27% выработанной фабрикой пряжи в 1838 г. осталось на складах, несмотря на снижение цен на 15%. В 1839 г. реализация вновь возрастает при падении на 1,5% средней цены. Как видно из докладной записки, сопровождавшей отчёт за 1837 г., уже в этом году цена хлопка понизилась на 8,5 руб. за пуд. Поэтому падение цен на пряжу в 1838 г. не повлекло за собой больших потерь для бумагопрядильной фабрики3. Тот факт, что цену пряжи пришлось снизить, отказавшись от сверхприбылей, которые сулило удешевление хлопка, явно говорит о переполнении рынка пряжей.
Данные об импорте хлопка, хлопчатобумажной пряжи и тканей за рассматриваемые годы показывают следующее4:
Принимая условно, что весь ввозимый хлопок в тот же год перерабатывался в пряжу, и считая средний выход пряжи равным 85% от всего хлопка, получим ряд цифр, иллюстрирующих поступление на рынок хлопчатобумажной пряжи внутреннего и внешнего происхождения:
Быстрое возрастание за 1835—1837 гг. количества поступавшей на рынок пряжи, за которым не могло угнаться ткачество, бывшее ещё в значительной части ручным, вызвало, естественно, временное затруднение в реализации пряжи. Однако эти затруднения повлекли за собою не сокращение бумагопрядения, так как импорт хлопка продолжал возрастать, а сокращение ввоза пряжи.
Некоторый свет на положение хлопчатобумажной промышленности в конце 30-х годов проливают также сведения о работе Царёвской мануфактуры, помещённые в «Коммерческой газете»: «Царёвская мануфактура, существующая 20 лет, находится в Дмитровском уезде Московской губернии в 46 верстах от Москвы; главное производство её состоит в набивке ситцев по заказам. Она имеет теперь 46 строений, полный комплект принадлежностей, богата паровыми и вододействующими машинами; на ней работает 900 человек. С помощью сделанных Управлением распоряжений и построек, мануфактура ныне приведена в такое состояние, что может выполнять в скорости все заказы, если бы они, составлявшие несколько лет от 60 до 80 тыс. кусков в год, увеличились на будущее время до 75 тыс. кусков машинной и до 35 тыс. кусков ручной набивки, всего до 110 тыс. кусков. В 1837 г. изготовлено по заказу ситцев машинного набивкою 46,5 тыс. кусков, а ручной 17,4 тыс. кусков».
В этом сообщении показательно то, что фабрика была механизирована до 1837 г., и это увеличило её мощность в 1,5 раза. Между тем в первый же год после переоборудования имела место недогрузка вследствие неуверенного состояния рынка, которое отражало резкое падение цен на Западе и вызвало соответствующее снижение цен в России на хлопок и пряжу, а затем и на готовый товар. Лишь в конце года положение улучшилось, как видно из обзора той же газеты за 1838 г. «Общий торговый перелом, возникший в Америке, который, как известно, произвёл в первой половине прошедшего года большие потрясения в ценах на хлопчатую бумагу, сырец и на бумажную пряжу, был причиной малого производства Царёвской мануфактуры; белый бумажный товар стали присылать для набивки уже осенью, и самые большие заказы поступили в декабре месяце»5.
Представляет интерес также сообщение об основании в 1837 г. Нарской мануфактуры, содержащееся в отчётах предприятия за 1838 г.: Для заведения бумагопрядильной фабрики Московской губернии, Верейского уезда, в селе Паре, в 65 верстах от Москвы, предположено было в конце 1837 г. составить капитал в 1 250 000 руб. ассигн., разделённый на 100 паев, в 12 500 р. каждый. К несчастью, американский кризис, отразившийся неблагоприятным образом на нашей бумагопрядильной промышленности с 1837 г. по 1840 г., был причиной того, что из 100 паев было разобрано только 57, на сумму 712 500 руб., а так как строения были возведены и паровые машины заказаны, то для окончания фабрики правление принуждено было сделать 450 000 долгу, не говоря уже о том, что и весь оборот производился на чужие капиталы. Однако, пустив в 1840 г. фабрику в 17 500 веретён, выдали дивиденды 6%, с 1841 — 48 по 10%, с 1849 по 1857 по 20%, выплатив притом 450 000 долгу, и, наконец, употребив в 1856—57 около 35 000 на перемену машин, правление сдало новой компании в 1858 г., кроме фабрик, оборотный капитал в 191 200 руб. серебром6. Чудовищная эксплуатация рабочих дала возможность Нарской мануфактуре преодолеть последствия кризиса и в течение 20 лет увеличить в 3 с лишним раза размер дивиденда — с 6 до 20%, погасить долг, равный 40% стоимости основного капитала, и накопить оборотный капитал в сумме 191,2 тыс. руб.
О работе текстильной промышленности можно также судить по колебаниям ввоза сырья и пряжи. Так, хлопчатобумажная промышленность в эти годы после максимального уровня в 1838 г. несколько сокращает своё производство. Прежний интенсивный рост сменяется понижением уровня в течение 1839—1841 гг. Как показывают приведённые выше данные, общее поступление хлопчатобумажной пряжи на внутренний рынок, как собственного производства, так и привозной, в эти годы на 30—40 тыс. пудов ниже, чем в 1837—1838 гг. Для хлопчатобумажной промышленности России 1839 год явился годом частичного кризиса и депрессии. Однако переход от подъёма, закончившегося в 1838 г., к кризису произошёл без существенных потрясений, обычно сопровождающих кризисы. В тогдашней прессе не находим сообщений о крупных банкротствах, о массовом закрытии предприятий или о росте безработицы.
На год раньше кризис наблюдался в шерстяной промышленности. Ввоз шерстяной пряжи достиг максимума в 1836 и 1837 гг., а затем начал снижаться и в течение 4 лет оставался на пониженном уровне. Лишь с 1842 г. происходит быстрый рост количества ввозимой шерстяной пряжи. Ввоз шерсти резко снижается в 1836 г., затем несколько повышается в 1837 г.; в 1838 и 1839 гг. наблюдалось снижение ввоза шерсти, а с 1840 г. ввоз шерсти опять возрос7.
Поскольку изменения в импорте отражают промышленную конъюнктуру внутри страны, следует остановиться ещё на данных о ввозе текстильных машин и оборудования как весьма характерном показателе для суждения о кризисе.
Непрерывный рост ввоза машин, начавшийся ещё в 20-х годах, резко приостановился после 1838 г. и снижался в течение 4 лет; лишь с 1843 г. импорт оборудования вновь начинает быстро повышаться. Эти данные также говорят об упадке текстильной промышленности после 1838 г.
Кроме отмеченных основных факторов кризиса, известное значение имели неурожаи, так как 1839 и 1840 годы были неблагоприятными для сельского хозяйства. Удельный вес сельского рынка для промышленности был в это время достаточно высок, а потому неурожаи отражались на общем спросе гораздо сильнее, чем впоследствии. В записке барона Корфа, относящейся к этим годам, указывается, что под влиянием постигшего страну в 1840 г. тяжёлого неурожая в Москве «остановились на зиму 1840/1841 г. и торговля и фабричное дело и всё почти движение народной промышленности». В «Коммерческой газете» за 1841 г. встречаются сообщения о плохой торговле на ярмарках, о недостатке денег.
Неурожай повлёк за собой усиленный спрос на ссуды со стороны помещиков и истребования вкладов, что побудило правительство разрешить в 1841 г. выпуск кредитных билетов на 50 млн. руб. для поддержания кредитных учреждений.
Влияние внешней торговли, как показывают приводимые ниже цифры экспорта и импорта, выразилось в том, что повышение активности баланса (главным образом за счёт хлебоэкспорта) создало на денежном рынке в России в 1838 и 1839 гг. добавочные денежные средства; что касается увеличения импорта после денежной реформы 1839 г. на несколько миллионов рублей, распределившихся к тому же на различные импортные товары, то этот фактор не оказал существенного влияния на состояние рынка9.
Интересно отметить, что промышленный кризис, наблюдавшийся в Англии в 1837 г., не помешал росту русского экспорта в 1838—1839 гг.10.
Итак, начиная с конца 1838 г. наблюдалось частичное перепроизводство в некоторых отраслях промышленности, принявшее более широкие размеры в 1839 г. Характерно при этом, что кризис 1837 г. в Англии и США на русскую промышленность сразу непосредственного влияния не оказал,— в России явления частичного кризиса начались двумя годами позже.
Кризисы частичного перепроизводства в России характеризовали собою относительное перепроизводство товаров в сравнении с низкой покупательной способностью трудящихся.
ЧАСТИЧНЫЙ КРИЗИС 1847 г.
Более отчётливой является картина кризиса в России в 1847 г. Этот кризис охватил не только две-три передовые капиталистические страны, как это бы#о при более ранних кризисах, но почти все страны Европы. Экономический кризис на Западе был осложнён кризисом политическим, вылившимся в Англии в форму чартистского движения, в Германии и Италии — в массовое революционное движение, а во Франции и Венгрии приведшим к революционным переворотам.
Кризис 1847 г. в Англии оказал влияние на экономику многих стран. Вот как характеризовал сложившуюся обстановку Маркс: «Уже в октябре сказалось влияние кризиса на континенте. Одновременно произошли банкротства в Брюсселе, Гамбурге, Бремене, Эльберфельде, Генуе, Ливорно, Куртрэ, С.-Петербурге, Лиссабоне и Венеции. По мере того как ослабевала сила кризиса в Англии, она увеличивалась на континенте и достигла таких пунктов, каких до сих пор не достигала. В худший период вексельный курс был благоприятен для Англии, и таким образом она до ноября постоянно привлекала к себе непрерывно растущий подвоз золота и серебра не только из России и с континента, но и из Америки. Непосредственным результатом этого было то, что, по мере оживления денежного рынка в Англии, он все больше сжимался в остальном торговом мире, и кризис там в такой же степени расширялся»11.
Кризис на Западе не замедлил отразиться на экономике России. Если в общих оборотах внешней торговли главных капиталистических стран торговля с Россией не играла заметной роли, составляя в 1850 г. для Великобритании лишь 5% её оборота, для Франции — 2,3%, для Бельгии — 5% и т. д., то для России, напротив, внешняя торговля с Англией достигла 40% всего ввоза и вывоза, с Пруссией — 13%, с Францией — 8,5%. Поэтому кризис в этих странах чувствительно отражался на состоянии внешней торговли России, а через неё — и на внутренней торговле. Большой удельный вес импорта в снабжении российского рынка промышленным сырьём и готовыми товарами приводил к тому, что движение цен на Западе заметно сказывалось и на российской промышленности.
В целях предупреждения возможности дальнейшего отлива благородного металла за границу царское правительство издало 12 и 23 апреля 1848 г. указы о безусловном воспрещении вывоза золотой и серебряной монеты за границу. Причём в качестве официального объяснения этой меры было указано на «весьма значительное возвышение за границей цен на золото и серебро», возбудившее опасения, чтобы при тогдашних низких вексельных курсах металлические деньги из России не ушли за границу. Действительной же причиной, вызвавшей эту меру, было ухудшение нашего платёжного баланса.
Запрещение вывоза было отменено лишь 1 декабря 1849 г., когда период острого политического и экономического кризиса в Европе миновал и сменился депрессией в экономике и победой реакции над революционным движением.
Состояние товарооборота внутри страны может быть иллюстрировано положением дел на Нижегородской ярмарке. Подъём, наблюдавшийся в середине 40-х годов, упадок в годы кризиса и последующее оживление нашли своё отражение в торговых оборотах ярмарки. Общий оборот товаров на ярмарке за время с 1843 по 1851 г. выразился в следующих цифрах (в млн. руб)12:
Как видно из таблицы, период с 1843 по 1846 г. характеризуется значительным оживлением, подъёмом торговли на Нижегородской ярмарке. Привоз товаров увеличивается с 47,9 до 57,2 млн. руб., т. е. на 19,4%; одновременно растёт и количество реализуемых товаров.
Интересную картину оживления торговли в годы, непосредственно предшествовавшие периоду кризиса, представляет торговля ситцами на Нижегородской ярмарке. С 1843 по 1846 г. привоз ситцев вырос на 18,4%; продажа же увеличилась с 2,7 млн. руб. до 3,4 млн. руб., т. е. на 26%. 1847 год отмечен дальнейшим повышением привоза и продажи ситцев: привезено было 562 тыс. кусков, или на 12,1% больше, чем в 1846 г. Однако продажа почти не дала повышения, увеличившись всего на 4%.
В 1847 г. появились первые симптомы переполнения рынка товарами и проявления кризиса. Рост машинного производства в хлопчатобумажной промышленности, значительно усилившийся в 40-х годах на базе импорта машин и отечественного производства, неизбежно порождал объективную необходимость в последующем массового обновления основного капитала. Тем самым постепенно создавались материальные предпосылки для цикличности развития промышленности.
Этот факт важно отметить потому, что ярмарочная торговля закончилась ещё до того, как разразился кризис за границей, и порождённое им паническое настроение ещё не успело охватить торговые круги России. Важно также отметить, что 1847 год был годом хорошего урожая и максимального по ценности хлебоэкспорта за весь дореформенный период, в 5 раз превысившего средний вывоз хлеба за 1841—1845 гг.
Этот скачок хлебоэкспорта в 1847 г. и отчасти в 1846 г. явился следствием постигшего Европу в 1846 г. тяжёлого неурожая. Результатом его был резкий взлёт цены на пшеницу в Петербурге, поднявшейся с 7 р. 50 к. в августе 1846 г. до 11 р. 71 к. за четверть в 1847 г. С падением экспорта цены в середине 1848 г. снова упали до 7 руб. за четверть, несмотря на неурожай, постигший Россию.
Нижегородская ярмарка 1848 г. прошла под воздействием двух отрицательных факторов — неурожая и холерной эпидемии, охватившей к началу 1848 г. весь юг России. Эпидемия в условиях почти полного отсутствия системы здравоохранения и нищенского положения трудящихся вызвала значительное расстройство хозяйственной жизни страны. Насколько серьёзна была эпидемия, можно заключить из того, что в 1848 г. число лишь учтённых умерших было на 963 тыс. человек, или на 51%, больше, чем в 1847 г. Только в Московской и Петербургской губерниях, куда холера была занесена в мае — июне 1848 г., число умерших от неё составило 60,2 тыс. человек.
Привоз товаров на Нижегородскую ярмарку в 1848 г. оказался ниже, чем в 1847 г., на 4,3 млн. руб., или на 7,7%, а против максимального уровня 1846 г.— на 9,8%; ещё больше снизилась реализация, упавшая на 10,2% против 1847 и на 13,1% против 1846 г. Привоз ситцев на Нижегородскую ярмарку падает в 1848 г. на 22,3%, а их продажа — на 26,5% в сравнении с 1847 г.
Другая ярмарка, игравшая важную роль для сельскохозяйственных районов страны,— Курская Коренная ярмарка до 1846 г. из года в год расширяла свою торговлю, а в 1848 г. закончилась провалом: из привезённых товаров на сумму в 6,6 млн. руб. было продано только на 2,8 млн. руб., т. е. всего лишь 42%, а больше половины товаров осталось непроданным.
В последующие два года —1849 и 1850 — обороты Нижегородской ярмарки хотя и повышаются, но всё ещё не достигают максимального объёма 1846 г., и лишь в 1851 г., когда этот максимум был превышен, можно считать, что последствия упадка 1848 г. были изжиты. Началось оживление, хотя этот год и был неурожайным.Однако результаты Нижегородской ярмарки в 1849 и 1850 гг., когда эпидемия миновала, указывают на отставание спроса от предложения: процент реализованных товаров падает до 82—83 против 87—88 в предкризисные годы.
Конечно, эпидемия, свирепствовавшая в стране и унёсшая столько жизней, сама по себе явилась достаточным фактором для падения торговли, особенно в сочетании с бедствием, порождённым неурожаем. Но несомненно, что кроме этих бедствий на состояние торговли оказало влияние частичное перепроизводство в конце 40-х годов.
Признаки частичного переполнения рынка промышленными товарами обнаруживались на Нижегородской ярмарке в 1846 г., несмотря на исключительно высокий процент реализации привезённых на ярмарку товаров (88%). Уже в этом году начались затруднения с продажей суконных товаров, кожевенных и металлических изделий. Об этом свидетельствует тот характерный факт, что цены на ситец понизились в 1846 г. на 16% против 1843 г.— с 8 руб. до 6 р. 72 к. за кусок. Цены на сукно за 1845—1847 гг. упали на 24%13. В 1847 — 1848 гг. падают цены на чугун; цены на ситцы снижаются ещё на 16%. Всё это даёт основание предполагать наличие перепроизводства, которое, возможно, в небольших размерах имело место ещё до 1847—1848 гг.
Влияние кризиса в Европе на положение российской торговли сказалось, помимо экспортных затруднений, ещё и в том, что банкротства западных фирм причинили крупные убытки русским торговым фирмам, занимавшимся экспортной торговлей, и усилили атмосферу неуверенности. Хотя обычных в периоды кризиса жалоб на упадок кредита или сообщений о многочисленных банкротствах в печати за 1847—1848 гг. не встречается, тем не менее упадок кредита можно видеть из того, что сходит на нет учреждение акционерных обществ. За 1844—1847 гг. было создано 10 акционерных обществ с капиталом в 10 млн. руб., в том числе в 1847 г. — 4 общества с капиталом в 4,4 млн. руб. За 1848 г. было создано всего 2 общества с капиталом в 3,1 млн. руб., в 1849 г.—1 общество с капиталом в 400 тыс. руб.14
Обратимся к статистическим данным о фабрично-заводской промышленности. Предкризисный период с 1843 г. характеризовался ростом фабричной промышленности и увеличением числа занятых в ней рабочих 15.
За четыре года, с 1843 по 1847, число фабрик увеличилось на 2 216, или на 32,5%, а численность рабочих возросла на 65,5 тыс. человек, или на 14,0%. Это даёт среднегодовой прирост предприятий на 8,1 % и числа рабочих — на 3,5%.
В 1848 г. впервые снижается число предприятий (на 1%) и численность рабочих (на 9%), чего не наблюдалось на протяжении предшествовавших 7 лет.
В 1849—1850 гг. число предприятий вновь значительно возрастает и на 9,0% превышает максимальное количество их в 1847 г. Однако число рабочих и в 1850 г. оставалось на 6% ниже предкризисного уровня. Сопоставляя данные последней таблицы с данными за 30-е годы, приведёнными ранее, сталкиваемся со следующим противоречием: в период 1827—1843 гг. среднее число рабочих на предприятии постоянно возрастало, а с 1843 по 1850 г. столь же несклонно падало. Процесс этот продолжался и в следующем десятилетии, прерываясь лишь во время вызванного Крымской войной подъёма. В этом нельзя усматривать причин случайного и преходящего характера, как, например, изменения в системе учёта (возможное расширение круга учитываемых предприятий), а тем более холерную эпидемию, влияние которой могло сказаться лишь в течение одного-двух лет. Причину надо искать в конкуренции между мануфактурой и капиталистической механизированной фабрикой. Значительное число мануфактур сократило число наёмных рабочих за счёт усиления заказов надомникам. Это и нашло отражение в некоторой децентрализации производства главным образом в текстильной промышленности16.
Подробнее на анализе этой тенденции мы остановимся в дальнейшем. Здесь же важно отметить, что процесс децентрализации производства значительно ускорился после 1847 г., затем сменился централизацией во время подъёма 1855—1856 гг. и снова возобновился с кризисом 1857 г. Заметим, что начало процесса частичной децентрализации мануфактуры в России совпадает с распространением механического бумагопрядения после отмены ограничений на вывоз из Англии текстильных машин.
Статистика производства за 1845—1850 гг., приведённая в сборнике Министерства финансов, даёт следующую картину (см. табл. на стр. 52 и диаграмму на стр. 53).
В приведённой сводке Департамента мануфактур учтены итоги по важнейшим отраслям. На первом месте по сумме годового производства стоят бумагопрядильное и ткацкое производства, на втором — производство суконных и шерстяных материй, на третьем — обработка металлов; выплавка чугуна занимает лишь пятое место. Как видно из таблицы, большая часть отраслей, за исключением суконного, льняного и полотняного производств, в 1846 г. переживала подъём и расширяла свою продукцию против предыдущего года: бумагопрядильное и ткацкое производства дали прирост на 5,7%, обработка металлов — на 57,5, ситценабивное, красильное и белильное производства— на 48,5, выплавка чугуна — на 11,5% и т. д.
Снижение выпуска продукции наблюдалось в 1847 г. в суконной, полотняной, бумагопрядильной и ткацкой отраслях производства лёгкой промышленности.
Несколько уменьшилась выплавка чугуна и приостановился рост добычи угля. Необходимо отметить, что падение производства суконных и шерстяных тканей в значительной степени объяснялось тем, что суконная Промышленность базировалась на крепостном труде и не могла конкурировать вследствие своей технической отсталости с товарами, ввозимыми из-за границы, и с шерстяной промышленностью Польши. Полотняная, также весьма отсталая в техническом отношении, сокращалась под влиянием двойной конкуренции: со стороны более дешёвых хлопчатобумажных тканей внутри страны и со стороны механизированного производства полотна на внешних рынках и в Польше.
Поэтому нельзя согласиться с мнением академика Струмилина о том, что кризис перепроизводства начался в этих двух отраслях промышленности ранее других. Потерю рынка в результате технической отсталости не следует отождествлять с кризисом перепроизводства, который означает перенасыщение рынка данным товаром, а не вытеснение местных товаров импортными или продукцией других отраслей.
Сохранение крепостных отношений и отсталость техники привели к падению суконного производства в 1847 г. против 1845 г. на 16,3%, несмотря на поддержку, получаемую суконными фабрикантами от казны; льняное же производство под давлением двойной конкуренции упало на 54,5%, и большое число льноткацких предприятий перешло на выработку хлопчатобумажных тканей.
О сокращении в 1847 г. выпуска продукции вследствие перепроизводства можно говорить главным образом в отношении хлопчатобумажной промышленности. Общие размеры прядильного производства в стране могут быть, хотя и неточно (в смысле распределения по годам), выяснены по размерам ввоза хлопка и пряжи за 1845—1850 гг.:
Из этой таблицы видно, что в связи с высокими цепами на хлопок (а следовательно, и на пряжу) в предкризисные годы расширение хлопчатобумажного производства в России уже в 1846 г. натолкнулось на недостаточную ёмкость рынка; о том же говорит и сокращение ввоза тканей в 1847 г. Напротив, падение цен за границей в 1848 и 1849 гг. повлекло за собой значительное увеличение ввоза сырья и позволило расширить производство внутри страны при пониженных ценах.
Сопоставляя приведённые данные, приходим к выводу, что в хлопчатобумажной промышленности России кризис начался уже в 1847 г. Однако из-за падения цен на сырьё, позволившего промышленности России снова безубыточно расширить объём производства, снизив продажные цены, перепроизводство было временно устранено. Но хлопчатобумажная промышленность вновь пережила упадок в 1850—1851 гг., когда цена на хлопок на Западе поднялась и ёмкость рынка в России снизилась, вследствие чего производство ткани пришлось сократить.
Можно констатировать, что периоды роста и сжатия хлопчатобумажной промышленности в России не совпадали с циклическими колебаниями в Англии — высокий уровень производства в России приходился на годы упадка в Англии, и наоборот. Постепенно усиливающееся от кризиса к кризису циклическое развитие хлопчатобумажной промышленности в России уже в то время начинает проступать довольно ясно — периодически промышленность наталкивается на ограниченную ёмкость рынка и вынуждена сжиматься.
Имеющиеся архивные материалы о работе Александровской мануфактуры подтверждают указанные выводы о положении хлопчатобумажной промышленности. Александровская мануфактура была наиболее передовым текстильным предприятием 40-х годов XIX в. На ней впервые в России было введено машинное прядение льна и хлопка, причём здесь же в большом количестве производились полотняные и пеньковые ткани. В 1828 г. на фабрике насчитывалось 4 тыс. рабочих и имелись 3 паровые машины в 170 л.с.
Деятельность этой фабрики по бумагопрядильному отделению за период с 1842 г. наглядно иллюстрируется диаграммой, составленной по материалам Ленинградского исторического архива.
Если приведённые ранее сводные данные Департамента мануфактур о числе заведений и рабочих, естественно, вызывают сомнения в их абсолютной верности, то архивные материалы Александровской мануфактуры, составленные по бухгалтерским отчётам и отчётам ревизионного комитета, являются более достоверными для суждения об изменениях промышленной конъюнктуры за соответствующий период.
Диаграмма свидетельствует о следующем:
Во-первых, в течение периода с 1842 по 1852 г. наблюдается снижение цен на пряжу. Это является следствием распространения в России механического прядения, с одной стороны, и снижения цен на хлопок за границей — с другой. С 1850 г. к этим факторам присоединяется изменение таможенного тарифа, которое было связано со снижением пошлины на хлопок и пряжу и уничтожением таможенной границы с Польшей, где имелась развитая текстильная промышленность.
Во-вторых, на размерах реализации в дореформенный период в известной мере отражаются колебания урожаев: в неурожайные 1843—1845 и 1850—1851 гг. реализация снижается. Исключение составляют 1847 и 1848 гг.: в 1847 г. произошло падение реализации в условиях хорошего урожая, и, наоборот, в 1848 г. имел место незначительный рост реализации, несмотря на плохой урожай. Это подтверждает положение об относительной самостоятельности развития промышленности, вне прямой зависимости от колебания смены урожайных и неурожайных лет.
В 1847 г., когда хлебный экспорт России достиг рекордной величины, казалось, можно было ожидать увеличения спроса на текстильные товары. Однако этого не случилось. Отсюда можно сделать вывод о переполнении рынка текстильными товарами, начавшемся после роста производства в 1846 г.
Из приведённой диаграммы также видно, что производство пряжи не всегда следует за спросом. Так, в 1848 г., несмотря на слабую реализацию в предшествующем году и плохие перспективы развития в связи с неурожаем, расширяется бумагопрядение на фабрике. Управление фабрики поспешило воспользоваться падением цен на хлопок во время кризиса в Англии и США.
Рост производства пряжи наблюдался и на других фабриках, как это видно из сводной таблицы на стр. 52.
Глубокая депрессия в хлопчатобумажном производстве охватывает период 1850—1852 гг., когда реализация пряжи значительно падает, несмотря на резкое снижение цен. Расширение ткацкого фабричного производства, начавшееся с 1851 г. на базе дешёвой пряжи, усиливает спрос на пряжу настолько, что в 1853 г. Александровская мануфактура реализует сразу все запасы, накопившиеся за ряд лет. Реализация в этом году в 2,3 раза превышает объём продукции. Характерная особенность этого периода депрессии состоит в том, что производство на фабрике не снижалось, хотя продукция шла больше на склад. Причина заключалась в том, что Александровская мануфактура обладала большим капиталом и пользовалась поддержкой казны.
Как отмечалось, Александровская мануфактура наряду с бумагопрядением производила льняную пряжу и полотно. На этой отрасли производства заметно сказалось падение цен за границей, так как предприятие не могло компенсировать потери снижением цен на сырьё. По официальным данным ревизии отчётов Александровской мануфактуры, за 1846—1849 гг. прибыль резко снизилась.
По общему годовому балансу прибыль от текстильных изделий и пряжи составила:
Эти общие данные о работе предприятия в целом не показывают убытков, полученных по механической мастерской, которые в 1847—1849 гг. составили свыше 10 тыс. руб.
Причиной резкого падения прибылей мануфактуры было, с одной стороны, повышение цен на сырьё, т. е. на хлопок, лён и кудель, а с другой — снижение цен на бумажную пряжу, которая продавалась в 1845 г. по 18 р. 48 к., в 1846 г. по 17 р. 79 к., в 1847 г. по 17 р. 89 к., в 1848 г. по 17 р. 69 к. и, наконец, в 1849 г. по 16 р. 78 к. за пуд. Несмотря на снижение цен на текстильные изделия, реализация происходила замедленными темпами — за 4 года было продано товаров на сумму 2 772 776 руб. В магазинах и у комиссионеров оставались из года в год непроданными товары на сумму:
Приведенные данные тем более характерны, что Александровская мануфактура была государственным предприятием, имевшим широкие возможности маневрировать при покровительстве и материальной поддержке государства в тяжёлые для неё времена.
Значительно сильнее отразился кризис на положении «партикулярных фабрик», т. е. частных предприятий. Вот как описывается положение Прохоровской трёхгорной мануфактуры: «По счёту капитала Т. В. Прохорова к пасхе 1840 г. значилось до 500 000 рублей, а в 1850 г., как писал Прохоров, мануфактурные товары, долги по продаже, фабричные машины и инструменты и самые строения упали ценностью на 40%, следовательно, кто имел миллион, у того остаётся 600 тыс., а у кого в числе миллиона половина только была собственного, а другая кредиторского капитала, то у него за убылью 400 тыс. остаётся только 100 тыс. Это-то последнее сбылось на мне, и я должен был фабрику мою и торговлю приостановить, чтобы долги своевременно и сполна выплатить. В этом я успел, но мои последние 100 тыс. тоже исчезают в остатках и расходах». И далее: «Ещё в 1850 г. по случаю нового тарифа, снова пагубно отразившегося на нашей промышленности, его фабрика в Москве, несмотря на поддержку братьев, покончила своё существование»17.
В архиве Александровской мануфактуры имеется письмо фабриканта Горяинова, также ликвидировавшего свою фабрику в 1847 г.
В качестве косвенных показателей, говорящих о разорении русских фабрикантов, может служить увеличение в годы кризиса количества пожаров. В истории Клинцовской шерстяной промышленности известно значительное число пожаров, происходивших в моменты промышленных кризисов. Очевидно, это не было случайностью. Машковский в своей автобиографии проговаривается об истинных причинах пожаров на его фабрике (в периоды 1848—1850 гг.). Причина заключалась в том, что страховая премия превышала стоимость зданий и оборудования. В журнале Министерства внутренних дел за 1849 г. .отмечается, что в 1848 г. пожаров было в 2 раза больше, чем в 1847 г.18
Возвращаясь к предыдущей таблице, показывающей динамику производства различных отраслей, сталкиваемся с тем фактом, что 1848 год даёт увеличение производства не только по бумагопрядильной промышленности, но и по шерстяной и льняной. Оживление шерстяной промышленности имеет причину, аналогичную с бумагопрядильной: низкие цены на шерсть в Лондоне вызвали в 1848 г. усиленный ввоз шерсти и понижение ввоза пряжи. Кроме того, имело значение повышение заказов для армии в связи с походом в Венгрию Николая I для подавления венгерской революции.
Снижение ввоза шерсти и шерстяной пряжи в стоимостном выражении в 1846 и 1847 гг. вряд ли было вызвано сокращением ёмкости рынка, так как поступление шерсти из-за границы в натуральном выражении в эти годы росло. Более вероятным здесь, очевидно, является отражение кризиса вотчинной мануфактуры.
Особо следует остановиться на выплавке чугуна, сократившейся уже в 1847 г. Повышение импорта чёрных металлов в течение 1847—1850 гг. не покрывало снижения производства, несмотря на то, что цены на чугун в Англии были низкие, особенно в 1848 г. Отсюда можно сделать несомненный вывод, что сокращение выплавки чугуна в 1847 г. явилось следствием перепроизводства, а не каких-либо других причин.
Почти все прочие отрасли показывают сокращение производства в 1848 г.
Таким образом, можно констатировать наличие довольно ясных симптомов перепроизводства уже в 1847 г. в двух отраслях — в хлопчатобумажной промышленности и в чёрной металлургии. В последней низкий уровень наблюдался в течение трёх лет, до 1850 г., в то время как в хлопчатобумажной отрасли благодаря удешевлению производства и снижению продажных цен, напротив, острота кризиса временно ослабла и даже произошло расширение производства в течение 1848—1849 гг. Однако в 1850—1851 гг. в хлопчатобумажной промышленности снова обостряется кризис сбыта и объём производства снижается.
В этот период-циклического хода воспроизводства всё более возрастающее влияние на возникновение кризисов оказывают внутренние факторы. «Расширение рынков,— писал Энгельс,— не может поспевать за расширением производства. Столкновение становится неизбежным, и так как оно не в состоянии разрешить конфликт до тех пор, пока не взорвет самый капиталистический способ производства, то оно становится периодическим»19.
Характеризуя особенности кризиса 1847—1848 гг., следует признать, что цикличность в работе промышленности в 40-х годах становится более заметной, что соответствовало развитию капиталистических производственных отношений.
Тем не менее кризис перепроизводства в тех конкретных исторических условиях носил лишь частичный характер, затрагивая отдельные отрасли и не вызывая серьёзных потрясений в хозяйственной жизни страны.
КРИЗИС 1857—1858 гг.
Осенью 1857 г. разразился кризис в США, быстро распространившийся на Англию и принявший характер мирового экономического кризиса. Этот мировой экономический кризис охватил и Россию, где он протекал в условиях феодально-крепостнического строя.
Кризис 1857—1858 гг. в России явился частичным промышленным кризисом, который последовал за подъёмом, начавшимся ещё до Крымской войны и усиленным ею.
Военное поражение русского царизма в Крымской войне, экономическая отсталость России и нарастание революционного движения в стране наиболее ярко отражали гнилость и слабость крепостной России.
Статистика фабрично-заводского производства говорит о том, что расширение производства после депрессии в 1850—1851 гг. началось в основных отраслях с 1852 г., а в 1853 г. рост продукции наблюдался почти во всей промышленности. Исключение составляли лишь три отрасли: 1) производство стекла, фарфора, фаянса; 2) добыча угля в Донбассе; 3) шёлковая промышленность20.
Подготовка и ведение войны 1854—1855 гг. вызвали рост производства в большинстве отраслей промышленности, связанных с удовлетворением военных нужд. В объяснительной записке директора Горного департамента от 5 апреля 1857 г., представленной министру финансов, указывается, что если с 1850 по 1852 г. по нарядам военных ведомств горные заводы производили 949 тыс. пудов чугунных орудий, снарядов и других видов продукции, то в 1854 1856 гг. изготовлено 1 363,6 тыс. пудов этих видов продукции, т. е. на 44% больше.
На военных заказах широко наживались фабриканты. Так, в годы Крымской войны, когда казённые горные заводы не могли полностью удовлетворить потребности в поставках военной продукции, правительство размещало заказы на частных заводах по значительно более высоким ценам. Например, чугунные снаряды обходились на казённых Уральских и Олонецких заводах от 72 коп. до 1 р. 15 к. за пуд, в то время как частным заводчикам уплачивалось от 1 р. 37 к. до 2 р. 75 к., или примерно в 2 раза больше.
Вместе с тем Крымская война отрицательно отразилась на работе хлопчатобумажной промышленности, так как вследствие объявленной Англией блокады было затруднено снабжение сырьём. Рост импорта хлопка, наблюдавшийся с начала 40-x годов, прерывается с войной, и в 1854—1855 гг. происходит снижение ввоза на 300—400 тыс. пудов, т. е. на одну пятую против 1853 г. Это вызвало значительный рост цен и на хлопок и на пряжу, достигших максимума в 1856—1857 гг.
Снижение хлопчатобумажного производства в 1854—1855 гг. следует считать поэтому не результатом перепроизводства. Оно было вызвано военными обстоятельствами.
Несомненно, что частичное сокращение внешней торговли России угнетающе подействовало на торговые сферы, связанные с экспортом сельскохозяйственных товаров, а также вызвало затруднения в ряде производств, которые нуждались в материалах и сырье, поступавших морским путём из-за границы.
Сокращение внешней торговли в связи с блокадой видно из следующих цифр (в млн. руб.)21:
Затруднения, вызванные войной в ряде отраслей, особенно на отдельных промышленных предприятиях, несомненно, отразились на объёме производства продукции 1854 г.
Общая стоимость промышленной продукции по 50 губерниям Европейской России (без Польши и Финляндии) в 1854 г. оказалась несколько ниже, чем в 1853 г., но это произошло главным образом в связи с сокращением производства в хлопчатобумажной промышленности на 8,2 млн. руб.
1855—1856 годы дают картину роста продукции почти всех отраслей (кроме угля, полотняного и льняного производств). 1857 год вследствие уменьшения военных заказов показывает снижение по ряду производств — суконному, кожевенному, выплавке чугуна, обработке металлов; снижается также бумаготкацкая продукция.
Известный русский буржуазный экономист второй половины XIX в. Без образов следующим образом характеризовал этот период развития промышленности:
«Коренное оживление наших промышленных и коммерческих дел принадлежит к 1854—1857 гг. Оно началось ещё до заключения мира. Оно проявилось чрезвычайным усилением фабричной деятельности, преимущественно в северной промышленной полосе... необычайной бойкостью оборотов на всех внутренних ярмарках, быстрым увеличением сбыта как отечественных, так и иностранных мануфактурных товаров... Апогей этого движения внутри России был в 1855 и 1856 гг., о которых решительно все участники нашей промышленной и коммерческой деятельности говорят, как о золотом времени... Фабриканты и купцы всюду говорили нам об этом времени: «Мы тогда озолотились». Фабрики не успевали изготовлять товары, которые быстро расхватывались; строились новые фабрики и расширялись старые; удваивалось число рабочих часов, работали ночью»22.
Оживление в России, которое имело место в 1855 и 1856 гг., усиливалось тем, что война велась в значительной мере за счёт денежной эмиссии. Бюджетный дефицит за 1854—1856 гг. составил 651 млн. руб., из которых 356 млн. были покрыты путём выпусков кредитных билетов. За 3 года сумма их в обращении увеличилась больше чем вдвое. Эти деньги осели у населения, и так как соответствующего расширения товарной продукции не могло последовать, то избыток покупательных средств сказался в инфляционном росте цен. Особенно возросла цена на хлопчатобумажные товары, так как во время войны производство их было сокращено. Выше мы приводили средние продажные цены на пряжу Александровской мануфактуры в Петербурге, из которых видно, что перед войной средняя цена на хлопчатобумажную пряжу была 14—15 руб. за пуд. В 1857 г. цена пряжи в Москве достигла, по данным русского экономиста Соболева, 21 руб. за пуд, а во Владимирской губернии (город Шуя) — даже 24 р. 50 к.
Жалобы на дороговизну раздавались со всех сторон. В «Экономическом указателе» в начале 1857 г. читаем: «Отовсюду слышны жалобы на дороговизну: в Петербурге, Москве, Одессе, Харькове. Всё, что относится до хозяйственной жизни, в последнее время непомерно повысилось в цене. То же самое заметно и в других странах23. Дороговизна проникла и в такие мало промышленные районы, как, например, Калужская губерния. «С некоторого времени жизненные потребности в Калуге сильно вздорожали. С 1855 г. цены на жизненные потребности в Калуге заметно стали подниматься и теперь на некоторые припасы удвоились, даже утроились...»24.
На Нижегородской ярмарке 1856 г. в сравнении с 1855 г. произошло повышение оборотов на 9%. Значительно увеличился привоз хлеба, соли, рыбы, железа, кубовой краски и чая, а также повысились цепы на большую часть товаров, в особенности на мануфактурные25.
Приведённые сообщения не оставляют сомнений в том, что в стране в торговом обороте ощущались излишние деньги. Порождённые войной прибыли сказались на быстром росте вкладов в тогдашних кредитных учреждениях — Заёмном и Коммерческом банках и Приказах общественного презрения. Вклады эти не находили себе применения в обычном банковском кредите и в значительной доле использовались для кредитования казны. К концу 1857 г. позаимствования казны в банках достигли 521 млн. руб.
Как только миновали военные обстоятельства, стеснявшие предпринимательскую деятельность, в России началась учредительская горячка. Страна, где прежде в год учреждалось две-три акционерные компании, да и то большей частью путём преобразования единоличных фирм, где общая сумма акционерных капиталов составляла к началу войны всего лишь 27,2 млн. руб., в послевоенные годы показала необычайный размах учредительства, стремившегося использовать высокую конъюнктуру послевоенных лет. Это видно из следующей таблицы26:
Ещё в середине 1858 г. «Вестник финансов, промышленности и торговли» писал, что, несмотря на временное затишье внешней торговли вследствие отражения боязливого состояния торговли европейской, отражения тем более сильного, что вся внешняя торговля России находится в руках иностранных домов, внутренняя экономическая жизнь империи живёт полной жизнью. Не успеет составиться новая компания — смотришь, все акции её разобраны нарасхват до дня официальной продажи и тотчас же начинают ходить из рук в руки с надбавкой.
Автор, как увидим; ошибался в оценке положения и биржевой ажиотаж принимал за полнокровную хозяйственную жизнь, в то время как страна уже стояла на пороге экономического кризиса.
Если учесть, что вся сумма фабрично-заводской продукции страны (вместе с Польшей) к концу войны не достигала 200 млн. руб., то станет ясным, что для и учредительства в таких масштабах не имелось достаточной почвы. Реальных капиталов в стране для реализации столь обширных учредительских планов, конечно, не было, как не имелось и пролетариата для проектировавшихся предприятий. Беспочвенность этого учредительского бума обнаружилась очень скоро, и прежнее увлечение широких деловых кругов акциями сменилось паникой. Большинство вновь образовавшихся компаний прекратило своё существование, не успев приступить к практической деятельности.
Тем не менее в эти годы имел место заметный рост крупной промышленности и транспортных предприятий, никогда ранее не наблюдавшийся в таких размерах. Расширение производственной базы промышленности повлекло за собой значительный по тому времени рост производства, продолжавшийся и после того, как конъюнктура рынка изменилась к худшему.
Акционерная горячка вызвала большой отлив вкладов из кредитных учреждений, что подтверждается движением вкладов и ссуд во всех кредитных учреждениях за 1855— 1859 гг. (в млн. руб.)28.
В 1858 г. Министерство финансов снизило процент по вкладам с 4 годовых до 3, а по ссудам — с 5 до 4. Это снижение, уменьшившее приток новых вкладов, совпало с отливом средств для приобретения акций и с усилением спроса на кредит для той же цели. Банки попали в затруднительное положение, и казна пришла им на помощь, частично погасив свою задолженность Заёмному банку путём новых выпусков кредитных билетов. Выдача ссуд под залог недвижимости была сначала затруднена, а потом, с 1 сентября 1859 г., и вовсе прекращена, что ещё более обострило денежный кризис.
Денежное обращение за эти годы характеризуют следующие данные29:
Размах учредительской деятельности уже в 1858 г. совершенно изменил положение на денежном рынке. Прежнее обилие денежных капиталов, не находивших себе применения во время войны, скоро сменилось их недостатком. К этому присоединилось влияние кризиса на Западе, принёсшего убытки экспортёрам. Так, в «Экономическом указателе» за 1857 г., в декабрьских номерах, читаем: «...некоторыми домами получены обратно векселя, неоплаченные в чужих краях, вследствие чего 2 дома уже приостановили платежи, впрочем, на суммы не очень важные. Такое состояние дел, конечно, не может быть благоприятным для нашей внешней торговли, а потому почти все русские товары остаются в настоящее время без требования»30. Что это указание на застой внешней торговли не является чисто субъективной оценкой, видно из приведённых выше цифр экспорта России, показавших в 1858 г. значительное снижение. Через неделю тот же журнал писал: «Денежный кризис на европейских рынках не прекращается... Такое, почти небывалое, замешательство повсеместно поставило торговлю в крайне затруднительное положение, а в наших портах вовсе остановило её. Здесь и в Риге никакого нет требования на все русские товары для будущего года; все дела здешней биржи ограничиваются спекуляциями на сало»31.
В «Вестнике промышленности» в «Заметках о ходе торговой промышленности в Московской губернии в 1857 г.» обозреватель пишет следующее: «К концу года течение коммерческих дел, частично, вследствие иностранного торгового кризиса, стало склоняться к постепенному понижению цен... Стали увеличиваться в Москве продажи в кредит и притом на долгие сроки на 12 месяцев и более, и это показывает, что коммерческие дела переходят постепенно в то же положение, в каком они были до последней войны».
С 1858 по 1862 г. наблюдались всё усиливавшийся денежный голод, падение цен и недостаток ссудных капиталов.
Объясняется этот факт тем, что с 1858 г. произошло нарушение денежного обращения, которое привело к постепенному исчезновению металла из обращения, сначала золота, затем полноценной серебряной, а впоследствии и разменной монеты. Так как кредитные билеты обладали принудительным курсом, то они после прекращения размена и падения их курса стали быстро вытеснять золотую и серебряную монету.
Золото частью ушло за границу, частью было тезаврировано, а частично превратилось в товар и объект для спекуляций, перестав выполнять функции средства обращения. Кроме металла и кредитных билетов некоторую роль в крупном обороте играли и вкладные билеты Коммерческого банка. По свидетельству современников, оборот на Нижегородской ярмарке в те годы происходил почти всецело при помощи вкладных билетов. С отливом вкладов и обращением их па покупку акций роль вкладных билетов стала падать, но зато временно в качестве суррогата выдвинулись акции, которые охотно принимались в платежи в коммерческом обороте, пока длился биржевой ажиотаж.
Отлив металла за границу был неизбежен, так как период падения цен на Западе, вызванный кризисом 1857 г., совпал с высоким уровнем цен в России и прекращением размена. Пассивность торгового баланса, порождая падение вексельного курса, уже сама по себе вызывала отлив золота, а прекращение размена в этих условиях влекло за собой усиленное тезаврирование монеты населением. Несвоевременное понижение Министерством финансов процентов по вкладам в 1858 г. подлило масла в огонь: вкладчики бросились приобретать не только акции, но и русские займы, котировавшиеся за границей, подняв их курсы выше, чем на иностранных биржах. Это повлекло за собой усиленный спрос на облигации русских займов заграничными держателями и дальнейший отлив золота за границу.
Разросшийся торговый оборот с высоким уровнем цен внезапно очутился перед фактом острого недостатка денег в обращении. Некоторое время оборот пользовался кроме кредитных рублей суррогатами денег в виде вкладных билетов Коммерческого банка, акций, облигаций. Но с отливом вкладов и уменьшением количества вкладных билетов, с потерей доверия к дутым акциям недостаток средств в обращении вновь резко обострился. Потребности экономического развития России настойчиво диктовали необходимость упорядочения денежного обращения.
Таким образом, кризис перепроизводства, назревший уже в 1857 г., был значительно обострён расстройством денежного обращения.
Политика, которую проводило правительство с целью добиться восстановления курса рубля до паритета и возобновления размена, усилила в дальнейшем торгово-промышленный кризис, придав ему затяжную форму.
Падение цен началось уже в конце 1857 г. За 2—3 года сильно снизились цены на текстильные товары, сахар и железо. Например, пряжа № 30—40, по данным, содержащимся в «Памятной книжке Владимирской губернии за 1862 г.», стоила в Шуе в 1856—1857 гг. 24 р. 50 к. серебром за пуд. В 1858 г. цена её упала до 18 р. 50 к., в 1859 г.— до 18 руб. и в 1860 г. — до 16 руб. за пуд — за 3 года падение на одну треть. По данным Соболева, цена пряжи в Москве за 1857—1859 гг. упала на 18,5%. Отчётные материалы Акционерного общества Невской мануфактуры показывают следующую динамику продажных цен пряжи и покупных цен хлопка32:
Приведённую в таблице цену хлопка, конечно, нельзя считать среднегодовой ценой его на русском рынке, так как хлопок мог закупаться сразу большими партиями по цене и выше и ниже средней. Но если условно принять её за среднюю цену, то мы можем констатировать следующее: до войны движение цен на хлопок в России происходит параллельно с движением цен на хлопок в Англии, во время блокады хлопок дорожает, а в 1856 г. устанавливается прежнее соотношение. Начиная с 1858 г. цена хлопка в золотых рублях падает, более или менее отражая удешевление его в Англии, а в кредитных рублях, напротив, растёт, отражая процесс инфляции в России. Для обеспечения себя тем же количеством сырья предприятие в 1859 г. должно было затратить на 30% средств больше, чем перед Крымской войной.
Иную картину даёт движение цен на пряжу. После повышения перед войной и в начале войны цена пряжи в 1855 г. снижается, несмотря на рост цены сырья и сокращение объёма бумагопрядения. Здесь мы сталкиваемся с временным сокращением спроса на пряжу во время войны и с фактом перепроизводства, т. е. с отставанием ткачества от прядения. Приведённая на стр. 64 таблица выпуска продукции, характеризующая падение ткацкого производства в 1854—1855 гг., указывает на большую достоверность этого положения. 1856 год даёт картину взлёта цен, свойственного предкризисным годам,— цена пряжи растёт вне всякого соответствия издержкам. В следующем году начинается кризис перепроизводства. Со второй половины 1857 г. цены стремительно падают, и в 1860 г. пряжа реализуется на 30% ниже максимальной цены. Разница между ценой пуда пряжи и пуда хлопка составляет 9 р. 29 к. в 1853 г., 11 р. 26 к. в 1857 г. и снижается до 6 р. 46 к. в 1860 г.
Не лучше обстояло дело с ценами и на другие товары. Цена сахара за 1857—1859 гг. снизилась в золотых рублях примерно на 30% (с 8 р. 78 к. до 6 р. 24 к. за пуд); в кредитных рублях его цена снижается с 8 р. 92 к. до 7 р. 48 к., или на 16%. Цена русской шерсти в кредитных рублях упала за 2 года на 12%, а в золотых —на 24% и т. д.
Движение цен не оставляет сомнений в том, что в начале 1857 г. происходил послевоенный «бум», сменившийся кризисом уже в конце 1857 г.
Снижение цен дало фабрично-заводской промышленности возможность значительно расширить своё производство за счёт вытеснения мелких предприятий с ручным трудом. Вполне возможно, что если бы мы имели данные о всей промышленности, включая кустарное производство, то сводные данные о стоимости продукции в период кризисных лет не дали бы такого повышения.
Статистика количества предприятий и занятых на них рабочих даёт следующие итоги по России (без Польши и Финляндии) для всей обрабатывающей промышленности33:
Прежде всего наблюдается непрерывный рост числа предприятий. Если в период кризиса 1848 г. имелись случаи уменьшения числа предприятий, то период кризиса и депрессии 1857—1861 гг., напротив, показывает интенсивный рост числа предприятий: за 4 года прибавилось 4 051 предприятие, что даёт прирост 34% к 1857 г., в среднем по 8% в год. Эти данные гармонируют с динамикой продукции в ценностном выражении, объём которой тоже растёт до 1861 г. Если учесть происходившее падение цен, то следует сделать вывод о том, что физический объём продукции возрастал ещё быстрее.
Совершенно другую динамику показывает изменение занятых фабрично-заводских рабочих: интенсивный рост их числа до 1858 г. и последующее сокращение, составившее 18% за 4 года — с 1858 по 1862,— явление, до того не наблюдавшееся в истории русской промышленности. Это противоречие между ростом продукции и снижением числа рабочих, находит себе объяснение в двух процессах, протекавших параллельно и взаимно связанных между собой: с одной стороны, происходила механизация производства, замена ручного производства механическим, что влекло за собой сокращение числа рабочих, а с другой — конкуренция между мануфактурой и фабрикой заставляла владельцев мануфактуры искать выхода в переходе к надомному производству, позволявшему резко повысить степень эксплуатации рабочих.
Разукрупнение мануфактуры под давлением конкуренции механизированной фабрики, широкое распространение работы на дому, кабальная зависимость сотен мелких производителей от скупщика-капиталиста, создавшая систему наиболее напряжённой эксплуатации,— вот главное объяснение того факта, что прогресс промышленности, переход её на более высокую техническую ступень, принёсшую в дальнейшем огромную концентрацию производства, на первых порах вызвал в России сокращение среднего числа рабочих в крупных промышленных предприятиях.
В. И. Ленин характеризовал капиталистическую работу на дому как потогонную систему. Показывая её историческую обусловленность, В. И. Ленин писал, что «капиталистическая работа на дому встречается на всех стадиях развития капитализма в промышленности, но наиболее характерна она именно для мануфактуры»34. Повышение общей стоимости продукции в большинстве отраслей промышленности и рост производительности труда в период кризиса и депрессии также свидетельствуют о заметных успехах в механизации производства за последние годы дореформенного периода. Несомненно, что закон анархии и конкуренции, присущий капитализму, всё в большей степени проявлял силу своего воздействия на производство по мере развития капиталистических отношений в России. Это ярко обнаруживалось в победе фабрики над мануфактурой, что через кризисы открывало простор для широкого внедрения машинной техники.
Как видно из приведённой ниже таблицы, ввоз оборудования и собственное производство за эти годы, несмотря на кризис в некоторых отраслях, быстро прогрессировали:
Машиностроение в рассматриваемый период развивалось темпами, значительно превышавшими общий рост промышленности и по числу предприятий и по объёму продукции, не говоря уже о численности рабочих. В то время как за 4 года (1856—1860) для всей обрабатывающей промышленности характерен рост числа предприятий на 33%, рабочих—на 8,9%, за пятилетие (1856—1861) количество механических заводов возрастает в 3,5 раза, численность рабочих и выпуск продукции — в 1,9 раза.
Переход значительной части промышленности на более высокую техническую ступень позволил ей безболезненно расширить производство при снижающихся ценах, вытесняя с рынка малопроизводительный ручной труд.
Но если для более крупных предприятий снижение цен было средством устранения более слабых конкурентов, то для промышленности в целом годы, последовавшие за подъёмом 1855—1856 гг., были годами частичного кризиса и депрессии.
Наличие перепроизводства в хлопчатобумажной промышленности можно усмотреть также из материалов, характеризующих деятельность механизированных предприятий того времени, а именно двух петербургских фабрик — Александровской мануфактуры и Невской мануфактуры. Отчётные данные Александровской мануфактуры указывают на затруднения с реализацией пряжи, которые фабрика испытывала уже в 1857 г. После рекордной продажи в 1856 г. реализация 1857 г. падает более чем вдвое — с 349,2 тыс. руб. до 162,5 тыс. руб. В последующие два года стоимость проданной пряжи снижается ещё на - 30% и в 1860 г. — снова на 30%. В течение 1850—1859 гг. фабрика хотя и не снижала производства, но больше работала на склад, сокращение производства последовало лишь в 1860 г., когда надежды на скорую реализацию накопившегося товара были потеряны. Нежелание. казны дальше субсидировать предприятие, постоянно нуждавшееся в оборотных средствах, привело к ликвидации фабрики как казённого предприятия и передаче её в начале 60-х годов в частные руки.
Другое предприятие — Невская мануфактура после небольшого снижения производства в 1858 г. в дальнейшем, напротив, расширяет его более чем вдвое при сильно сниженных продажных ценах за счёт вытеснения с рынка немеханизированных предприятий, не выдерживавших низких цен. Прибыль Невской мануфактуры, достигшая в 1857 г. максимума — 307 тыс. руб., в 1859 г. падает до 78 тыс. руб.
Высшая точка уровня продажной цены на пряжу по обоим предприятиям относится к 1857 г.: 18,5 руб. за пуд по Александровской мануфактуре и 19,3 руб. по Невской. В 1860 г. цена падает до 14 руб. и в 1861 г. до 13,6 руб.35
Продажа на Нижегородской ярмарке в 1858 г. проходила на несколько более высоком уровне, чем в предыдущие годы, что видно из прилагаемой диаграммы (на стр. 79). На Ильинской (июльской) ярмарке в Полтаве также не было застоя торговли. Только на Петербургской товарной бирже, где была сосредоточена большая часть экспортной торговли страны, продажа товаров претерпевала значительные колебания.
Уже 1858 год отмечен крупным ростом банкротств: число их возрастает с 24 в 1856 г. до 192 в 1858 г., сумма их пассивов увеличивается с 1 112 тыс. руб. до 3 609 тыс. руб., а в 1859 г. доходит до 7 118 тыс. руб.
В 1859 г. под влиянием резкого падения цен разражается биржевой кризис. «Недостаток сбыта, накопление непроданных товаров, трудность и медленность денежных оборотов, высокий дисконт, недостаток капиталов и высокий процент, всеобщее безденежье» — так характеризует Безобразов хозяйственную обстановку в России в 1859—1860 гг. Фабрики сократили своё производство, многие вовсе закрылись. Нижегородская ярмарка этого года прошла вяло.
Внутренний товарооборот снова показывает в 1859 г. признаки резкого ухудшения. Даже такой буржуазный апологет, как Н. Бунге, вынужден был признать, что в конце 1858 г. биржевой кризис становится заметным, и в половине 1859 г. он ни для кого уже не составлял тайны.
В заключение сошлёмся на экономический обзор за 1859 г., данный в «Журнале для акционеров»:
«Обращаясь воспоминаниями к прошедшему году, прежде всего выпадает на мысль желание, чтобы впредь никогда не повторялся подобный год самых тяжких испытаний в сфере финансовой, промышленной и торговой, год страданий, помрачивших едва ли не все проявления нашей экономической жизни. Денежный кризис, с его пагубными последствиями, как то: исчезновение монеты, крайнее колебание и ослабление вексельного курса, быстрое падение кредитных ценностей, непомерное вздорожание предметов потребления, стеснение сбыта товаров, прекращение платежей, ликвидация могучих коммерческих фирм — всё это прервало всякого рода хозяйственные соображения и расчёты, жестоко потрясло доверие и парализовало все обороты»36.
Особенностью биржевого кризиса в России в 1859—1860 гг. было то, что он не предшествовал промышленному кризису, как это обычно наблюдается в странах развитого капитализма, а наступил на год-полтора позднее.
Кризис и депрессия 1857—1861 гг. имеют много особенностей по сравнению с обычными кризисами в капиталистических странах. Во-первых, биржевой кризис переплёлся с кризисом денежного обращения, явившимся несколько запоздалым последствием войны и оказавшим большое влияние на торговый оборот. Во-вторых, как уже указано, биржевой кризис в России не предшествовал торгово-промышленному кризису, а разразился позднее, когда последний был в разгаре. В-третьих, кризис протекал в обстановке сохранения в стране феодально крепостнических отношений, неизбежно разрушаемых снизу стихийным развитием капитализма. На ход и углубление кризиса не могла не оказать влияния революционная ситуация, предшествовавшая реформе 1861 г.
Частичный кризис 50-х годов в России имел также ту особенность, что он переплетался с кризисом мануфактуры. Механизированная фабрика развивалась, вытесняя мануфактуру, которая уступала свои позиции и сокращала производство, частично переходя на использование работы на дому.
Расстройство денежного обращения, явившееся следствием бюджетного дефицита и нарушения экономики в условиях Крымской войны, послужило важным фактором обострения кризиса.
Пагубное влияние крепостничества и самодержавия задерживало развитие российской промышленности. Это проявлялось в застое ряда промышленных отраслей, в слабом развитии тяжёлой промышленности и отсталости металлургии, в острой нужде в кадрах «свободного» пролетариата, в архаической финансово-кредитной системе. Развитие производительных сил страны явно тормозилось устаревшими феодальными производственными отношениями.
Подводя итог предистории экономических кризисов в России (дореформенный период), следует ещё раз подчеркнуть, что капитализм с присущими ему производственными отношениями и внутренними противоречиями, порождающими кризисы общего перепроизводства, находился в процессе становления. Поэтому кризисы в торговле и промышленности дореформенного периода в своей основе имели не столько основное противоречие капитализма, сколько были в значительной степени обусловлены внешними для промышленности России факторами, такими, как влияние промышленных кризисов на Западе, сокращение покупательной способности населения на промышленные товары вследствие неурожаев, войн и т. д.
Все эти явления в дореформенный период могли привести к частичным кризисам в торговле и в промышленности лишь на определённой ступени развития производительных сил, когда производство в ряде отраслей промышленности всё более приобретало общественный характер при частнокапиталистической форме присвоения результатов труда.
1 Без заводов горных, винокуренных и пивоваренных.
2 Прирост в 1836 г. дан в сравнении с 1833 г.
3 Центральный Государственный архив внутренней политики, культуры и быта, фонд Александровской мануфактуры, оп. 21, № 81.
4 Там же.
5 «Коммерческая газета» № 54, 1838 г.
6 См. «Вестник промышленности», т. II, 1859 г., стр. 98.
7 «Сборник сведений по истории и статистике внешней торговли России» под ред. В. И. Покровского, т. 1, таблицы, Спб. 1902, стр. 134.
8 Количество шерсти условно приравнено к 50% пряжи.
9 «Сборник сведений по истории и статистике внешней торговли России», стр 104, 117, 141.
10 Есть основания полагать, что денежная реформа 1839 г. оказала депрессивное влияние на внутренний торговый оборот, лишив его спекулятивных доходов, получаемых от неустойчивых цен при обращении неразменных ассигнаций с колеблющимся лажем.
11 К. Маркс и Ф. Энгельс Соч., т. VIII, стр. 225.
12 «Журнал мануфактур и торговли», т. III, 1849 г., стр. 425; «Народное хозяйство России», ч. 1, Приложение VIII, 1882, стр. 301—302.
13 «Журнал мануфактур и торговли», т. III, 1849 г. В отношении понижения цен на сукно следует отметить, что оно вызывалось также конкуренцией иностранных и польских товаров.
14 «Вестник финансов, промышленности и торговли», т. III, № 29, 1900 г., стр. 104—105.
15 Туган-Барановский, Русская фабрика, стр. 65.
16 В ноябре 1840 г. фабрикант Прохоров писал одному из своих покупателей: «Что же касается второй отрасли производства — ткачества, — то тут дела обстояли много хуже. Наводнение русских рынков английской пряжей подняло кустарное ручное ткачество до невероятных размеров. Производство миткалей, отчасти и других хлопчатобумажных тканей, вследствие конкуренции кустарей, в городе стало делом совсем невыгодным. Дальнейшее развитие производства возможно было только при переходе к механическому ткачеству, что и было сделано» («Материалы к истории Прохоровской трёхгорной мануфактуры, годы 1799—1915», стр. 163).
17 «Материалы к истории Прохоровской трёхгорной мануфактуры, годы 1799—1905».
18 «Журнал Министерства внутренних дел» № 26, 1849 г., стр. 448.
19 Ф. Энгельс, Анти-Дюринг, 1953, стр. 259.
20 Производство стекла, достигнув максимума производства в 1852 г., переживало затем упадок до конца войны. Добыча угля возросла лишь во время войны. В шёлковой промышленности длительная депрессия также окончилась лишь после войны. Ввиду того что в.этой отрасли имелось много мелких мастерских, нельзя быть уверенным в том, что статистика охватывала всегда одинаковый круг предприятий и производств; кроме того, могла иметь место децентрализация производства, не учтённая статистикой. Ещё в 70-х годах производство кустарных мастерских в шёлковой промышленности составляло не менее половины общей суммы производства шёлковых фабрик.
21 «Сборник сведений по истории и статистике внешней торговли России», стр.105, 133, 134, 141.
22 В, П. Безобразов, О некоторых явлениях денежного обращения в России, ч. II, 1863, стр. 20—21.
23 «Экономический указатель», 28 февраля 1857 г.
24 Там же.
25 «Нижегородская ярмарка 1857 г.»
26 «Мировые экономические кризисы 1848—1935 гг.», т. III, стр. 799, 802.
27 Данные за период с 1799 по 1854 г. Цифры последнего столбца явно не соответствуют цифрам второго для 1857—1858 гг., когда шло усиленное учредительство. По- видимому, учёт включал в сумму прироста акционерных капиталов не все выпуски акций, а лишь те, которые успели отразиться на балансах действующих предприятий. Акции предприятий, ещё не приступивших к работе пли хотя и приступивших, но не представивших своих балансов, в итоги прироста, очевидно, не попадали. Все сообщения прессы говорят о том, что выпускавшиеся акции немедленно раскупались. Поэтому нельзя предположить, чтобы разрешённые к выпуску акции наделе не выпускались. Нельзя также предположить, чтобы в 1857 и 1858 гг. много акционерных предприятий было ликвидировано, что могло бы отразиться на данном показателе в с торону уменьшения (большинство новых компаний погибло позже — в 1859 и 1860 гг.).
28 И. Кауфман, Статистика русских. банков, ч. 1, 1872, стр. 6.
29 М. Кашкаров, Денежное обращение в России, т. 1, 1898, стр. 72—169; Я. Кауфман, Статистика русских банков, ч. 1, 1872, стр. 5.
30 «Экономический указатель», 5 декабря 1857 г.
31 Там же.
32 Центральный Государственный исторический архив в Ленинграде (ЦГИАЛ), ф. 1438.
33 См. С. Г. Струмилин, Промышленный переворот в России. 1944, стр. 37.
34 В. И. Ленин, Соч., т. 3, с р. 386.
35 Центральный Государственный архив внутренней политики, культуры и быта, фонд Александровской мануфактуры, № 334/13, л. 94—95.
36 «Журнал для акционеров», 6 января 1860 г., стр. 1291.
<< Назад Вперёд>>
