Как издавна всем ходом войны ни подготовлялось русское общество к факту падения Порт-Артура, все же весть о капитуляции его явилась неожиданностью и потрясла всю Россию. Но особенною болью отозвалась она в рядах Маньчжурской армии, сознававшей всегда, что на ней лежит святой, нравственный долг выручки своих боевых товарищей. И если в глубине России падение Порт-Артура вызвало толки о дальнейшей бесцельности войны и поставило на очередь вопрос, не своевременно ли заключить мир, то в армии чувствовали иначе: «Порт-Артур должен быть отмщен, позор его капитуляции должен быть смыт победой».
Удар, нанесенный достоинству России и славе армии, действительно, был слишком силен и обиден, чтобы не требовать ответа. Конечно, наилучшим и наиболее достойным ответом был бы немедленный переход всех трех Маньчжурских армий в наступление.
Этого требовали не только политические соображения — поднять престиж России — и психологические побуждения — отмстить, но и стратегические: надо было спешить разбить противника, пока к нему не подошло подкрепление в виде армии Ноги и численный перевес был за нами. И к этому, казалось, можно было приготовиться за три месяца бездействия!
Но и на этот раз события застигли нас врасплох: мы оказались неготовыми реагировать на них достойным образом, а гибель Порт-Артура сама по себе не настолько потрясла Куропаткина, чтобы вызвать в душе его бурю сложных чувств, рождаемых таким несчастьем, таким унижением родных знамен и торжеством соперника. Оно не создало в нем ни подъема энергии, ни решимости отчаяния. Впечатления от порт-артурской катастрофы хватило лишь на то, чтобы решиться, наконец, послать в тыл японцам отряд генерала Мищенко.
Задуман был этот набег генералом Куропаткиным еще в октябре месяце. Для своего успеха он нуждался, конечно, во внезапности появления нашей конницы в тылу японских армий, т.е. в тайне его подготовки, энергии и быстроте выполнения. Но так как главнокомандующий два месяца колебался с осуществлением этой идеи, то о набеге стали говорить не только в армии, но даже в Петербурге. И вот теперь генерал Куропаткин, наконец, решился его осуществить, «чтобы отвлечь общие мысли от участи Артура, чтобы смягчить хоть чем-нибудь произведенное этой капитуляцией впечатление на армию, Россию да и на весь политический мир»148.
С этою целью под начальством генерал-адъютанта Мищенко сформирован был конный отряд 72 1/2 сотни и эскадронов, 4 конно-охотничьих команд, при 22 орудиях, силою до 7 тыс., и ему поставлены были задачи: произвести капитальную порчу железной дороги в районе Хайчен-Дашичао-Гайчжоу, чтобы задержать перевозку армии Ноги из Порт-Артура, захватить Инкоу, уничтожить собранные там японцами запасы и поселить панику в тылу японской армии.
Утром 27 декабря отряд, разделенный на три колонны, выступил из Сыфонтая и двинулся на юг по левому берегу Ляохе. Тотчас же на всем протяжении от Давана до Ляояна зажглись огромные костры, и столбы густого черного дыма поднялись к небу. Это китайцы-шпионы давали японцам знать, что русские идут. После небольших, но горячих боевых столкновений у деревень Калихе, Сандакана и у г. Ньючжуана отряд наш 29 декабря подошел к Инкоу и 30 декабря, с наступлением вечера, атаковал ж. д. станцию.
Штурм не удался. Движение нашей штурмовой колонны (полковник Харанов) было обнаружено японцами, и они с 900 шагов открыли по ней сильнейший пачечный огонь. Вследствие выяснившейся невозможности без новых огромных потерь овладеть станцией, полковник Харанов прекратил штурм ее и отвел свою колонну к главным силам149. К утру 31 декабря для отряда сложилась следующая обстановка: со стороны Дашичао к Инкоу спешно двигались 5 японских батальонов; у Ньючжуана сосредоточивался значительный японский отряд из всех родов оружия, чтобы преградить дорогу нашему отряду; теплая погода могла окончательно испортить и без того ненадежный лед на Ляохе, правый берег которой намечался при неудаче наиболее безопасным путем отступления.
Поэтому, считая вторичную атаку Инкоу и движение на Дашичао не сулящими успеха, а дальнейшее пребывание отряда на левом берегу Ляохе, между рекою и железною дорогою, рискованным, генерал Мищенко в тот же день, 31 декабря, начал отступление и в ночь под новый 1905 год благополучно перевел все три колонны на правый берег Ляохе.
Японцы последовали на этот берег только за восточною колонною (генерал-майора Телешева), которая и выдержала 1 января у Санчахе упорный бой, заставив неприятеля прекратить преследование. 3 января отряд благополучно возвратился в Сыфонтай и 6 числа был расформирован.
Отплаты за Порт-Артур не вышло. Результаты набега были незначительны и несущественны: захвачено около 600 повозок японского обоза с продовольствием, взято в плен 19 человек и уничтожено в боях и на заставах 500–600 японцев, сожжены у Инкоу склады дров и фуража, испорчен железнодорожный путь у Хайчена и между Дашичао и Инкоу, причем произведены крушения — у Хайчена поезда, у Инкоу паровоза. Обстоятельство это хотя и вызвало задержку в отправке армии Ноги с Квантуна в Маньчжурию, но ненадолго; 2 января 1905 г. в составе 4 дивизий и 2 резервных бригад, всего около 100 тыс. человек, она двинулась на север и в начале февраля присоединилась к войскам маршала Ойямы.
Малоуспешность набега объясняется несвоевременностью его, не удовлетворительною, спешною его организацией, походившею скорее на импровизацию, и неправильно поставленной задачей его.
В октябре, когда впервые родилась мысль о набеге, не только в деревнях, но и на полях еще можно было найти значительные запасы для довольствия людей и лошадей. За истекшие с того времени два месяца они значительно убавились, а в иных местах и вовсе исчезли; это вынудило придать отряду большой обоз, сильно замедлявший быстроту его движения. Единство отряда нарушено было включением в состав его частей, дотоле мало знавших друг друга; многие части лишь накануне выступления в набег поступили в подчинение генерала Мищенко, который должен был уже в походе знакомиться с ними и их начальниками; отряд обременен был многочисленной артиллерией и огромным обозом (1500 вьюков с продовольствием)150.
Вместо пролета через тыл противника ураганом, разрушающим пути, сжигающим запасы, уничтожающим отдельные команды, заставы и посты и нигде не останавливающимся, не задерживающимся, отряду был навязан бой за овладение важным стратегическим пунктом — Инкоу.
Успех набега был бы, вероятно, больше, если бы генерал Куропаткин в то же время отвлек внимание японцев от своего тыла какой-либо демонстрацией на фронте или просто хотя бы усилением артиллерийского огня. Ничего этого сделано не было. Армия бездействовала.
Подготовка ее к наступлению началась вслед за окончанием шахейских боев. Главное внимание было обращено на увеличение ее численности.
К 12 октября в 252 батальонах состояло 140000 человек; в октябре прибыло около 8000 нижних чинов; в первой половине ноября — до 5000 нижних чинов; в конце этого месяца прибыло еще 12000 человек, а в декабре — уже 60000 человек, так что к началу января общая численность армии достигала уже 300 000 штыков. В организационном отношении эти силы были разделены теперь на три армии. Первою командовал генерал Линевич (127 батальонов, 43 сотни и эскадрона, 412 полевых орудий, 12 мортир, 8 пулеметов и 5 саперных батальонов); второю — генерал-адъютант Гриппенберг (120 батальонов, 92 эскадрона и сотни, 412 полевых орудий, 24 мортиры, 4 осадных орудия, 20 пулеметов, 3 саперных батальона) и третьей — генерал от кавалерии барон Каульбарс (72 батальона, 18 эскадронов и сотен, 294 полевых орудия, 54 мортиры, 56 осадных орудий, 12 пулеметов и 3 саперных батальона); общий резерв составляли 42 батальона при 120 орудиях и 4 пулеметах.
Силы противника определялись приблизительно следующим образом: армия Куроки — 68 батальонов, 21 эскадрон, 204 орудия; армия Нодзу — 50 батальонов, 11 эскадронов, 168 орудий; армия Оку — 60 батальонов, 29 эскадронов, 234 орудия; армия Ноги — 72 батальона, 5 эскадронов, 156 орудий и отряд Кавамуры, сосредоточивавшийся против нашего крайнего левого фланга из войск, находившихся в Корее, — в 15–20 тыс. Общая численность их была почти равна нашей численности. Таким образом, за три месяца бездействия на Шахе мы не сумели создать себе численного перевеса — и виновата в этом не столько малая провозоспособность железной дороги, сколько пассивность нашей стратегии, не сумевшей использовать время, пока Порт-Артур удерживал под своими стенами стотысячную армию Ноги и превосходство в силах было на нашей стороне. Беда была в том, что оно всегда казалось нашему полководцу «слишком недостаточным для обеспечения успеха нашего наступления при тех особенно трудных условиях, которые создавались сильно укрепленными позициями японцев и холодной бесснежной зимой».
Разработка соображений для перехода в наступление началась в конце ноября. Однако «во всех своих распоряжениях до 11 декабря, — говорит В. Новицкий, — главнокомандующий не давал никакой определенной идеи для предстоящего наступления, он, по-видимому, уклонялся от составления какого-либо стратегического плана. А в его упорных, частых требованиях от командующих армиями «соображений» ясно сквозило желание, чтобы ему подсказали решение»151. Его и подсказал главнокомандующему генерал Гриппенберг. В «соображениях» своих генералу Куропаткину 11 декабря командующий 2-й армией предлагал нанести неприятелю главный удар на его левом фланге, где местность более благоприятствовала наступательным действиям и где мы, охватывая несколько неприятельское расположение, имели уже выгодное исходное положение для обхода этого фланга.
Остальные армии должны были содействовать этому удару и затем уже перейти в решительное наступление, когда действия на главном пункте разовьются.
С идеей генерала Гриппенберга согласились все остальные командующие армиями, и она легла впоследствии в основу всех распоряжений главнокомандующего.
Труднее оказалось определить время перехода в наступление. И по этому вопросу генерал Куропаткин в своих колебаниях, видимо, искал опоры в мнениях командующих армиями. Спрошенные по этому поводу в начале декабря, они дружно ответили главнокомандующему, что необходимо дождаться прибытия всех частей 16 армейского корпуса. Спрошенные вторично, по получении известия о сдаче Порт-Артура, они остались, в общем, при прежнем мнении, хотя уже допускали возможность начать наступательные действия в период сосредоточения этого корпуса, не ожидая конца его. Наконец, 4 января 1905 г. состоялось у главнокомандующего последнее общее совещание с командующими армиями, на котором еще раз обсуждался план и время перехода в наступление, — и 6 января вопросы эти были окончательно решены предписанием главнокомандующего.
Первоначальной целью наступления ставилось оттеснение японских армий за реку Тайцзыхе с нанесением им возможного поражения. Первоначальным предметом для действия избиралась армия Оку. Способом действия указывался охват левого фланга этой армии. В зависимости от успеха действий 2-й и 3-й армий по овладению левым флангом расположения японцев на Шахе должны были начинаться и развиваться действия 3-й и 1-й армий против позиций, занятых армиями Нодзу и Куроки. Первым днем наступления было назначено 12 января, а первою задачей было поставлено овладение Сандепуским районом с четырьмя укрепленными пунктами: Сандепу — Лидиатун — Татай — Тиньяцзы. С этой целью 1-й сибирский корпус (взятый из 1-й армии во 2-ю) должен был, обойдя левый фланг неприятеля, овладеть всеми деревнями до Сумапу включительно и затем, выделив бригаду для атаки Сандепу с юга, поддержать, таким образом, атаку этой деревни с запада, возложенную на 14-ю дивизию (8 корпуса), 15-я же дивизия (того же 8 корпуса) и весь 10-й корпус должны были удерживать японцев от поддержки их левого фланга артиллерийским огнем на фронте. Сводно-стрелковый корпус (генерал Кутневич) составлял резерв атакующих войск.
Чтобы выиграть время и застигнуть японцев врасплох, 1-й сибирский корпус перешел в наступление ночью с 11 на 12 января и до рассвета еще овладел двумя укрепленными деревнями, действительно застав японцев совершенно врасплох. Затем после целого дня упорного боя он овладел еще двумя деревнями и в том числе очень важным для противника стратегическим пунктом — деревней Хегоутай.
Однако атаки Сандепу 12 января произвести не удалось. Предназначенная для этой цели 14-я пехотная дивизия перед самым переходом в наступление была распоряжением генерала Куропаткина двинута на поддержку конного отряда генерала Мищенко, которому поручено было уничтожить небольшой неприятельский отряд силою до 2 1/2 тыс. человек, появившийся в первых числах января между реками Хунхе и Ляохе. Из этой экспедиции 14-я дивизия, по настоянию генерала Гриппенберга, вернулась к своей армии лишь утром 12 января, сильно утомленною. Атаку Сандепу пришлось отложить на 13 число. С утра этого дня до полудня артиллерия 14-й дивизии обстреливала деревню, подготовляя атаку. В 1 час дня дивизия повела наступление, но скоро вынуждена была приостановить его вследствие сильного сопротивления, оказанного японцами из сел Сандепу, Баотайцзы и Лидзявопа. Бригада 1-го сибирского корпуса, назначенная для содействия атаке с юга, была на пути сама сильно атакована японцами и на поддержку ей из армейского резерва двинута была 2-я стрелковая бригада. Вследствие простановки наступления бригады на Сандепу с юга, между ею и 14-ю дивизией, двигавшейся к Сандепу с запада, образовался разрыв, в который японцы и устремились, чтобы зайти нам в тыл. Для противодействия им и заполнения интервала сюда двинута была последняя часть резерва — 5-я стрелковая бригада, а в 3 часа дня начальник атакующего отряда командир 8 корпуса генерал Мы лов приказал 14-й дивизии и вовсе приостановить наступление. Но войска, ввязавшиеся в бой, сделать уже этого не могли и медленно подвигались вперед. В 3-м часу вечера главные силы дивизии ворвались в селение и после упорного сопротивления противника, уже в совершенной темноте, окончательно в нем утвердились. Послано было донесение, что Сандепу нами взят. Но скоро наступило сперва сомнение в этом, а потом и разочарование. В 500–600 шагах от занятой нами деревни оказалась другая, сильно укрепленная и занятая противником, который сильным огнем стал поражать наши войска, залегшие среди пылающих фанз. Впоследствии оказалось, что ими занято было не Сандепу, а небольшой ее выселок — Баотайцзы. Но стрелки 14-й дивизии, уже утомленные походом, тяжким боем, поредевшие от потерь и перепутавшиеся в темноте в узких улицах выселка, не были способны для атаки нового, сильно укрепленного пункта. К тому же, по словам В. Новицкого, «некому было принять общее руководство боем, потому что никого из высших начальствующих лиц здесь не было, и ночью невозможно было разыскать их»152. На военном совете из командиров частей решено было очистить ночью деревню, чтобы с утра не подвергнуться в ней расстрелу. Решение это было приведено в исполнение, и дивизия по частям незаметно для противника покинула деревню и, отойдя на запад, заняла то положение, в котором находилась утром 13 января. 1-й сибирский корпус в течение всего этого дня упорно отстаивал занятый им Хегоутай от беспрерывных и яростных атак японцев — и удержался в нем.
Главнокомандующий не только не облегчил и в этот день тяжелое положение 2-й армии при помощи 1-й и 3-й армии, которые спокойно оставались на своих позициях, но даже сдерживал, без ведома генерала Гриппенберга, и без того вялые действия 10 корпуса и 15-й дивизии (8 корпуса), имевшие целью после тщательной подготовки огнем атаковать деревню Лициатунь.
Вследствие этого уже с утра следующего дня вся наступательная операция пошла на убыль. Боевые действия в течение 14 и 15 января в общем уже не имеют наступательного характера и заключаются лишь в медленной и кропотливой подготовке атаки Сандепу, откладываемой со дня на день. Только 1-й сибирский корпус в течение 2 дней и 1 ночи ведет упорный бой за удержание Хегоутая. Генерал Штакельберг обнаруживает при этом чрезвычайно активный образ действий. Для удержания за собою Хегоутая он пытается взять прикрывающую это селение с юга группу деревень, называемых Сумапу, но все атаки наших войск, называемых Оку в своем рапорте «бешеными», не достигают цели: Сумапу остается в конце концов в руках японцев. Однако движение их вперед все же было остановлено. Да и генерал Церпинский, долго сдерживаемый главнокомандующим, переходит, наконец, 15 января со своим 10-м корпусом по собственной инициативе в наступление и овладевает деревнями Лабатай и Сяотайцзы, а 15-я дивизия берет Бейтайцзы. Занятие этих деревень создало для нас чрезвычайно выгодное положение по отношению к Сандепу, которое оказывалось разобщенным теперь с соседнею укрепленною позицией японцев у Лициатуня и охваченным нами с востока.
«В этот день, 15 января, — говорит полковник Черемисов, — японцы находились в таком же отчаянном положении, как и под Ляояном. Левое крыло их с переходом в наступление 10 корпуса было окружено и подавлено численно. Маршал Ойяма вполне сознавал свое критическое положение и возможность катастрофы на следующий день, в особенности, если войска генерала Гриппенберга будут поддержаны одним, двумя корпусами»153.
Но в противоположность нашему вождю, легко отказывавшемуся от своих планов и активных действий не только при каждом решительном шаге противника, но и при одном слухе о нем, Ойяма не теряет мужества. Как и под Ляояном, опасность положения придает ему лишь смелость и дерзость отчаяния — и он приказывает армии Оку произвести общую контратаку.
Но уже неоднократно убедившись в стойкости русских войск, он ожидал, что и на этот раз атакующие колонны постигнет печальная участь. «Все они были готовы к тому, что будут уничтожены», — писал в своем донесении Ойяма, — и тем не менее он двинул их вперед, на гибель. Японские войска в течение ночи с 15 на 16 января произвели четыре сильнейших штурма Хегоутая, но все они с огромным для противника уроном были отбиты 1-м сибирским корпусом и 2-й стрелковой бригадой.
В то самое время, когда Ойяма отдавал приказ о последней, решительной контратаке наших позиций, генерал Гриппенберг делал последние распоряжения по овладению Сандепу, уже находившемуся в кольце расположения наших войск.
И вдруг, неожиданно для всех, получается приказание главнокомандующего: «войскам 2-й армии отойти на свои позиции в виду обнаруженного наступления значительных сил противника против нашей 3-й армии».
«Не знаю, — говорит генерального штаба капитан Суханов в своей книге154, — откуда были получены эти сведения и как была проверена их правдоподобность, но войскам центра, в котором пришлось быть и мне, об этом сосредоточении ничего не было известно; напротив, мы были уверены, что японцы оттянули из центра поддержки к своему левому флангу, на что указывала шаткость их на позициях центра: после нашего орудийного огня они в панике бежали с передовых позиций, наши войска готовились перейти в наступление, но оно не было разрешено».
«Возможность наступления японцев, — по словам В. Новицкого, — настолько угнетала все мысли главнокомандующего, что в отдаваемых им в эти дни распоряжениях гораздо больше говорится о возможных действиях врага, о которых можно было только фантазировать, чем о наших действиях, представлявших собою уже вполне реальный фактор кровавой борьбы» (Сандепу. С. 53).
Так как и во 2-й армии никто не верил слухам о наступлении японцев, относя их всецело на счет всем ведомой впечатлительности главнокомандующего ко всему, что касалось действий неприятеля155, генерал Гриппенберг пытался протествовать против его распоряжения об отступлении и отдал таковое по армии только после 4 телеграмм главнокомандующего об опасном положении 3-й армии и по 3-му его приказанию — отступить, с прибавлением слов: «немедленно отправить назад все учреждения, а войскам отступить в эту же ночь».
«Поздней ночью, со всевозможными предосторожностями, чтобы не подвергнуться преследованию неприятеля, — рассказывает Новицкий, участник этих событий, — части 1 сибирского, сводно-стрелкового и 8 корпусов, а также наша конница и Ляохейский отряд перешли на новые назначенные им места. Отступление затруднялось уборкой и перевозкой раненых, число которых в этот день было весьма значительно156. Стояла морозная темная ночь, и у всех, от корпусного командира до рядового, на душе было холодно и мрачно. Армия с болью в сердце покидала запорошенную снегом обширную равнину, так обильно смоченную ее кровью, так манившую своей ширью туда, на восток, где, казалось, лежала цель всех ее страстных стремлений к победе»157.
Операция наступления была прервана. Начатая при весьма благоприятной обстановке — численном перевесе нашем над противником и неожиданности для него нашего перехода в наступление, — веденная не вполне искусно, но близкая уже к победе доблестными действиями войск, она ничего не дала в конечном своем результате, кроме нового глубокого разочарования армии в способностях вождей, если не дать ей победу, то, по крайней мере, не вырывать ее у ней. Генерал Куропаткин главной причиной нашей неудачи считает «пренебрежение к серьезной подготовке штурма Сандепу, свидетельствующее как бы о недостатке должного и вполне заслуженного нашим противником уважения к нему». Но все остальные писатели, отмечая недостатки управления боем со стороны генерала Гриппенберга, единодушно винят в неудаче январского наступления самого генерала Куропаткина, страдавшего излишком «уважения» к врагу и потому слишком чуткого и впечатлительного к слухам о нем. Умом понимая необходимость перехода в наступление, он духом своим тяготел к обороне, к пассивному образу действия. Потому-то все его распоряжения и в эти дни были так двойственны и так неискренни, что дали повод заподозрить его в том, что он «искал благовидного предлога» для приостановки наступления158. И так как слух о наступлении японцев против нашего центра, явившийся обоснованием приказа главнокомандующего отступать, ничем не подтвердился и вздорность его выяснилась на другой же день, 16 января, то нам понятно возмущение генерала Гриппенберга таким нелепым и насильственным концом 4-дневных кровавых усилий его армии. Возмущение это приобрело особую остроту и приняло личный характер, когда в 5 часов утра 16 января, тотчас же по отходе войск от Хегоутая и Сандепу, получилось письмо главнокомандущего, быть может, даже заготовленное накануне, в котором за неудачу операции обвинялись войска — в медленности действий, а шесть старших начальников — в разных упущениях и в неисполнении разных его, главнокомандующего, указаний.
В этих несправедливых и жестоких обвинениях так ярко сказалось отсутствие у генерала Куропаткина критического отношения к собственным своим действиям, такая вера в свою непогрешимость и такая склонность во всех неудачах винить всех других, что генерал Гриппенберг признал дальнейшую деятельность свою совместно с генералом Куропаткиным совершенно невозможною. В то же утро он обратился в Петербург по телеграфу с просьбой об отчислении его от должности командующего 2-й Маньчжурской армией и, получив приказание немедленно прибыть в Петербург, покинул армию159.
Вслед за генералом Гриппенбергом вынужден был покинуть армию и генерал барон Штакельберг, отчисленный от командования 1-м сибирским корпусом, по выражению главнокомандующего, «за вредные для дела действия», которые ныне всеми иностранными и русскими военными писателями о минувшей войне признаются блестящими и обнаруживающими на этот раз в печальном герое Вафангоу верное понимание военного дела и правильные приемы в решении боевых задач. Война послужила, очевидно, для этого генерала хорошей школой, но когда он в ней выучился и закалился, то оказался вредным для пассивной стратегии генерала Куропаткина160.
Временно армия наша лишилась и третьего генерала, имя которого было самым обаятельным на войне, — Мищенко. Деятельно содействуя со своим конным отрядом наступлению 2-й армии, он врезывается глубоко в расположение противника, отбрасывает японцев к Ландулгоу и здесь 14 января, налетает на сильные резервы армии Оку и останавливает их движение к атакуемому Штакельбергом Сумапу. Завязывается горячий бой, в котором Мищенко, лично ободрявший цепь спешенных казаков, получает тяжелую рану в ногу. Конный отряд лишается своего славного начальника и в последующем Мукденском сражении уже не играет той активной роли, какая требовалась от него в эти страдные для нашей армии дни.
* * *
Отведя войска 2-й Маньчжурской армии от Хегоутая и Сандепу, генерал Куропаткин не отказался, однако, от мысли осуществить задуманное наступление.
Согласно с мнениями всех командующих армиями, и на этот раз наступление должно было совершиться по тому же плану, по которому мы действовали в сентябре на Шахе и в январе под Сандепу. Первоначальною целью наступления опять ставилось оттеснение японских армий за реку Тайцзыхэ с нанесением им возможного поражения. Первоначальным предметом для действий опять избрана была левофланговая армия Оку. Способом действий опять намечался охват левого фланга названной армии.
Начать наступление должна была опять 2-я армия и опять атакой Сандепу. Определение первого дня наступления Куропаткин предоставил Каульбарсу. Первоначально оно было назначено на 10 февраля, но затем, «вследствие утомления войск 2-й армии от усиленных работ по укреплению позиции», согласно ходатайству генерала Каульбарса, отложено было на два дня.
К этому времени наши армии были расположены: на правом фланге по линии Сыфонтай — Чжаньтань — Холянтай, протяжением в 23 версты, — 2-я армия (1-й сибирский, 8-й и 10-й армейские и сводно-стрелковый корпуса, бригада 3 сибирского корпуса и сводная бригада 5 сибирского корпуса), силою в 126 батальонов, т. е. 75–85 тыс. штыков; в центре, по линии Холянтай — Линшенпу — Сахепу — Шанланцза, протяжением в 16 верст, — 3-я армия (5-й сибирский корпус, без одной бригады; 17-й армейский корпус и одна дивизия 6 сибирского корпуса), силою в 72 батальона, т. е. 45–53 тыс. штыков, и на левом фланге по линии 46 верст — Шанланцза — Люцзянтунь — Эрдагоу — Лиученгутунь и далее по правому берегу Шахе до Гаутулинского перевала — 1-я армия (1-й армейский корпус, без одного полка; 4-й, 2-й и 3-й сибирские корпуса, последний без одной бригады; 71-я пехотная дивизия, отдельная сибирская резервная, бригада и 2 забайкальских пеших батальона), силою в 128 батальонов, т. е. 75–85 тыс. штыков. Отдельные отряды 1-й армии стояли у Ценхечена и Синцзинтина, охраняя фланг. В стратегическом резерве оставались 16-й армейский корпус (в окрестностях Угольного разъезда), 72-я пехотная дивизия (за правыми флангами 3-й и 1-й армий у сел Тасудяпу и Юсантунь) и 146-й пехотный Царицынский полк (за правым флангом 1-й армии, у села Хуавьшань), всего 44 батальона, т.е. 26–30 тыс. штыков.
Вследствие тревожных донесений командира Отдельного корпуса Заамурского округа пограничной стражи генерала Чижова, в конце января 1905 г. о том, что в Монголии преимущественно против участка ж. д. Гунжулинъ — Куанчендзы появились значительные скопища хунхузов и отряды японской конницы с артиллерией, угрожающие нашему единственному железнодорожному пути, главнокомандующий для охраны его двинул в тыл бригаду 41-й пехотной дивизии и всю Донскую казачью дивизию и, кроме того, предоставил в распоряжение начальника тыла армии генерала Нядарова 15 тыс. запасных нижних чинов из числа следовавших на укомплектование армии 80 тыс. человек161.
Вместе с тем для усиления войск Приморской области и гарнизона Владивостока, относительно которых после падения Порт-Артура опасения усилились, направлена была туда из 1-й армии сводная бригада (6 батальонов).
В итоге мы имели под Мукденом к началу февраля 370 батальонов пехоты, 142 эскадронов и сотен кавалерии, 1100 полевых и горных орудий, 200 осадных орудий и 88 пулеметов, всего 220–250 тыс. штыков. Японцы имели против нас 263 батальона, 66 эскадронов, 900 полевых и горных орудий, 170 осадных орудий и около 300 пулеметов, всего 300–350 тыс. штыков. Силы эти распределялись так: против нашего правого фланга стояли армии Оку и Ноги (106 тыс.); против центра — Нодзу (60 тыс.); против левого фланга — армии Куроки и Кавамуры (92 тыс.); в стратегическом резерве у Ойямы было 33 тыс. штыков.
Днем перехода нашей армии в наступление избрано было, как уже сказано выше, 12 февраля. Японцам это стало известно, и они, как всегда, поспешили захватить инициативу действий в свои руки. 8 февраля они первыми перешли в наступление, избрав первоначальным предметом своих действий 1-ю армию.
Вначале это наступление не отличалось особой энергичностью. Но уже 11 февраля японцы сосредоточивают против 3-го и 2-го сибирских корпусов и Цинхеченского отряда значительные силы, вынуждают последний к отступлению и угрожают обходом левого фланга Гаотулинской позиции. Их атаки становятся все яростнее и настойчивее. Для противодействия им «с целью не только остановить противника, но и развить активные действия» главнокомандующий перебрасывает с правого фланга на левый на поддержку 1-й армии 1-й сибирский корпус и часть своего стратегического резерва, всего 64 батальона. С прибытием этих подкреплений наступление армии Куроки и Кавамуры было остановлено. Ценою потерь до 40 тыс. человек японцам удалось за это время, с 8 по 19-е февраля, оттеснить лишь наш Цинхеченский отряд162 и завладеть Далинским перевалом. Перевал этот, лежащий на пути к Фушуну и Мукдену, имел для них важное стратегическое значение, но японцы были уже обессилены и продвинуться вперед не могли. Все их атаки не только на крайний левый фланг нашей 1-й армии, но и против ее центра были отбиты. Не помогла им и осадная артиллерия, бросавшая ежедневно по 3000 снарядов на наши позиции. Отбив шестнадцатую атаку, войска 1-го армейского корпуса сами перешли в наступление и гнали японцев до главных их позиций. К 20 февраля японцы прекратили всякие активные действия против нашего правого фланга, вследствие чего 1-й сибирский корпус был возвращен на левый фланг, в свою 2-ю армию. В 1-й армии царило такое бодрое, приподнятое успехами настроение, что, считаясь с ним, генерал Линевич просил у главнокомандующего разрешения перейти со всею армией в наступление. Переход этот не состоялся, по признанию генерала Куропаткина, «вследствие преувеличенных донесений о силах противника».
Неудача, постигшая японцев на нашем левом фланге, заставила Ойяму перенести центр тяжести своих действий против нашего правого фланга.
Здесь в первые дни февраля, пока 1-я армия отражала наступление японцев, дело ограничивалось перестрелкой и частными переходами в наступление отдельных частей. По бессвязности и разрозненности действий они успеха не имели. Так, например, в ночь на 13 февраля войска 17 корпуса взяли с боя ж. д. мост на Шахе, но удержать его не смогли, так как не были поддержаны соседними частями; 14 февраля части 2-й армии атаковали предместье Сандепу, взяли его, но за собою не удержали по той же причине. От общего же наступления 2-й армии, лежавшего в основе плана операции, отказались сразу же, как и в дни сентябрьского наступления. И инициативой действий снова завладел Ойяма, который, меняя свободно центры тяжести своих ударов, заставляет теперь наши корпуса метаться с одного атакованного фланга на другой.
Сведения о сборе против 2-й армии за Сандепу у Сяобейхэ значительных неприятельских сил (предполагалось — армии Ноги) обязывали генерала Каульбарса быть особо бдительным и сильным на правом фланге расположения своей армии — на сильно укрепленной Сыфонтайской позиции. Но 13 февраля он очищает эту позицию и уводит занимавшие ее полки частью в армейский резерв, частью на левый берег реки Хунхэ, а частью на правый. Вместо пехоты эта позиция занимается конницей, что ослабляет нашу разведку. Таким образом, в то время когда японцы начали движение с левого берега на правый к селу Калама, в обход нашего правого фланга, наша 2-я армия начала обратное движение с правого на левый берег.
Первое донесение о появлении значительных колонн Японской пехоты на левом берегу Ляохэ было получено 15 февраля; в то же время стали получаться сведения о движении японцев и по правому берегу Ляохэ, а также о появлении их отрядов в Синминтине.
Требовалось принять быстрые меры для встречи обходящих японских войск на пути их к Мукдену. Генерал Куропаткин 15 же февраля приказал генералу Каульбарсу принять немедленные меры к точному определению сил противника у Калама, намерений его и направления движения. 18 февраля он повторил это приказание и предложил барону Каульбарсу составить предположение о наилучшем способе действий. Наконец, утром 20 февраля главнокомандующий в третий раз просил Каульбарса выяснить, где находится левый фланг армии Ноги.
«Ни одно из этих приказаний, — заявляет ныне генерал Куропаткин, — выполнено не было, в результате чего главнокомандующему приходилось основывать свои решения на недостаточных и неверных сведениях о силах и расположении японцев, действовавших на правом берегу реки Хунхэ».
Вместе с тем генерал Каульбарс «ни 14, ни 15, ни 16 февраля не представил своих соображений о том, какой план действий он предполагал бы принять для лучшего обеспечения правого фланга всех трех армий от обхода войсками армии Ноги».
Сбор достаточных сил для отражения этого обхода требовал нескольких дней, почему было важно выставить, не теряя времени, к западу от Мукдена сильные заслоны, приостановить наступательное движение передовых частей противника и уже под прикрытием этих заслонов произвести сбор сил, необходимых для перехода в наступление. Главнокомандующий предполагал возможным, опираясь на позиции 3-й армии, с отводом правого ее фланга на линию Линышинпу-Шоуялинцза, оставить для обороны участка (между 3-й армией и рекой Хунхэ и участка на правом ее берегу) против частей армии Оку всего 48 батальонов; остальные же 48 батальонов 2-й армии перевести на правый берег и, подкрепив их 24 батальонами 16 корпуса и 32 батальонами, собранными из 3-й и 1-й армий, двинуть для действий против армии Ноги.
Командование войсками, собиравшимися на правом берегу Хунхэ, было поручено генералу Каульбарсу, причем ему несколько раз было указано на особую важность быстрых и энергичных действий против обходящих войск, угрожавших Мукдену и нашему единственному пути сообщения.
Вместо этого генерал Каульбарс 16 февраля производил в непосредственной близости противника сложный и странный маневр: сводному стрелковому корпусу он приказывает перейти с правого берега реки Хунхэ на левый, а 8-му корпусу — с левого на правый. Маневр этот был выполнен только в одной части: стрелковые полки ушли с правого берега на левый, очистив важный участок фронта 2-й армии — Чжантань — Чандионь, а 8-й корпус на правый берег не попал. Японцы воспользовались этим и быстрым движением вперед, вдоль правого берега реки Хунхэ оттеснили наши относительно слабые части, оставшиеся на правом берегу.
Затем генерал Каульбарс приостановил уже начатое движение сводной дивизии генерал-майором Голембатовского, высланной к Салинпу как заслон, и этим лишил возможности уже 17 февраля, собрав у этого пункта 48 батальонов, остановить голову японских колонн. Наконец, 5-я стрелковая бригада генерал-майора Чурина, двинутая по приказанию главнокомандующего для действий против армии Ноги, распоряжением же генерала Каульбарса 18 февраля была приостановлена в долине Хунхэ, на правом берегу, и не попала в состав войск, действовавших против армии Оку.
Все эти распоряжения генерала Каульбарса ввиду начавшегося наступления японцев на правый фланг 2-й армии — оставление с. Сыфонтай, увод войск с правого берега Хунхэ, смена втянувшихся уже в бой корпусов и задержка уже следовавших к Мукдену войск, — по словам генерала Куропаткина, не только открыли японцам возможность свободно продвигаться вдоль правого берега реки Хунхэ, но и замедлили поход к угрожаемому фронту подкреплений из 2-й армии.
Утром 17 февраля генерал Каульбарс передает большую часть конницы, предназначенной действовать против обходной армии Ноги, под начальство генерала фон-дер-Лауница для действий против армии Оку. Вследствие этого распоряжения наша конница была разбита на две группы, и против обходящих колонн армии Ноги оставался только генерал-майор Греков с 20 сотнями и эскадронами; но и он в тот же день без видимой причины бросает наблюдение за головами колонн Ноги и, никем не теснимый, быстро уходит от Салинпу за дорогу из Синминтина в Мукден. Вследствие этого сбор наших сил у Салинпу конницей не прикрывался, и генерал Топорнин, ведший 19 же числа атаку этого пункта, действовал «в темную». Тем не менее он действовал успешно и 18 утром удачно продолжал начатую накануне атаку на Салинпу.
Но 18 утром в отряд Топорнина прибыл генерал Каульбарс и, «ввиду обозначившегося обхода правого фланга наших войск, без какого-либо давления со стороны противника, приказал отступать к западным мукденским укреплениям, где войска и расположились, не заняв, вопреки полученным указаниям, ни насыпи старой железной дороги, ни укрепленной позиции западнее села Линминсанза».
Отдавая генералу Топорнину приказание об отступлении, генерал Каульбарс вместе с тем не принял мер, чтобы установить и поддерживать связь с бригадой 41-й дивизии генерала Биргера, выдвинутой к селу Каулитунь на Синминтинской дороге для противодействия глубокому обходу противника вдоль реки Ляохэ. Между тем отступление наших войск от Салинпу ставило эту бригаду в тяжелое положение. Противник быстро надвигался, охватывая западный наш фронт, и уже 18 февраля, перейдя частью сил большую Синминтинскую дорогу, стал угрожать Мукдену с севера. Возвращавшаяся от Каолитуня бригада эта после неупорного боя отошла к станции Хушитай.
«Отход прямо к Мукдену, — говорит генерал Куропаткин, — ставил наши войска в очень невыгодное положение, давая возможность японцам, продолжая обход, делать его все более глубоким и опасным». Но генерал Куропаткин признает вместе с тем, что все же к полудню 19 февраля мы располагали достаточными силами для перехода на правом берегу Хунхэ в решительное наступление.
Поэтому, прибыв в Мукден 18 февраля, он подтвердил генералу Каульбарсу необходимость не терять ни одного дня и 19 февраля атаковать противника. Но и этого приказания командующий 2-й армией не исполнил, ссылаясь на неприбытие еще на правый берег частей 2-й армии. Между тем в его распоряжении было 119 батальонов, и если он бездействовал с ними, то, вероятно, только потому, что «не знал, где расположены вверенные его командованию войска».
Бездействие 2-й армии следует понимать, однако, только в смысле непроявления активности. В смысле же пассивности части 2-й армии продолжали действовать по-прежнему.
Так, в ночь на 19 февраля части 2-й армии очистили важное село Сухудяпу, а генерал Иванов в то же время без боя отвел войска своей 15-й дивизии с порученной ему для обороны позиции между Хунхэ и правым флангом 3-й армии, который, таким образом, был обнажен. Остававшиеся же на правом берегу части этой армии (бригада 5-го сибирского корпуса и 9 сотен конницы) близ села Тунчензы перешли на левый берег.
В течение потерянного нами для наступательных действий дня 19 февраля армия Ноги продолжала свой становившийся глубоким и для нас опасным обход. Поэтому главнокомандующий вновь приказал генералу Каульбарсу 20 числа атаковать левый фланг противника, сосредоточив для сего достаточные силы. Для этой цели был образован особый отряд силой в 49 батальонов под начальством командира 1-го сибирского корпуса генерала Гернгросса163. Но сосредоточение этого отряда совершалось крайне медленно, и только около 2 часов дня он двинулся с линии Сахедза — Хоуха. Японцы и на этот раз не дождались нашего перехода в наступление, и пока отряд генерала Гернгросса медленно собирался, они сами атаковали левый фланг 2-й армии и правый фланг 3-й, чтобы, разобщив их, прорваться к переправам на Хунхэ и к железной дороге.
«Обеспокоенный, — по выражению генерала Куропаткина, — преувеличенными донесениями генерала Церпицкого об упорных атаках японцев» и полагая, что главная опасность угрожает ему с запада от Оку, генерал Каульбарс не только приостановил наступление отряда генерала Гернгросса до выяснения результатов боя на левом фланге 2-й армии, но и ослабил этот отряд на 16 батальонов, высланных к левому флангу армии. Таким образом, имея 20 февраля в своем распоряжении на правом берегу Хунхэ 113 батальонов, генерал Каульбарс «опять бездействовал».
21 февраля у генерала Каульбарса было 116 батальонов, но и в этот день он «почти бездействовал». Правда, ввиду требования главнокомандующим энергичных действий, наступление нашим правым флангом продолжалось; но веденное еще с меньшими, чем накануне, силами (33 батальона), притом крайне неэнергично и разрозненно, оно было остановлено упорным сопротивлением японцев у села Люцзяхуань. Не введя в бой всех войск отряда генерала Гернгросса, командующий 2-й армией остановил наступление и приказал перейти к обороне.
В результате, несмотря на значительность сил 2-й армии и прибывшие к ней подкрепления в составе 50 батальонов, мы за три самых важных дня, 19, 20 и 21 февраля, продвинулись вперед нашим правым флангом только на несколько верст и остановились, перейдя и на западном фронте к обороне. В частности, уже 21 февраля в составе войск, действовавших против армии Ноги, не было ни одного батальона из 2-й армии, а между тем их должно было действовать 40 (16 батальонов дивизии Голембатовскаго, 16 батальонов отряда генерала Топорнина и 8 батальонов бригады Чурина). Все 96 батальонов 2-й армии 21 февраля были расположены для обороны против войск армии Оку.
«Такое распределение войск, — говорит генерал Куропаткин, — совершенно не соответствовавшее обстановке и поставленной генералу Каульбарсу задаче — остановить армию Ноги, составляет одну из главных причин неудачи действий наших войск под Мукденом».
Начиная с 20 февраля, японцы произвели ряд атак на наши позиции западного и северного фронта. На левом фланге западного фронта все атаки их всюду были отбиты войсками генералов Церпицкого и Гершельмана, силою в 49 батальонов, а в центре этого фронта неприятель имел частичный успех, заставив 22 февраля части 25-й дивизии на время отступить из деревни Юхуантунь. Но на северном фронте, наиболее опасном для нас, японцы достигли серьезных успехов, овладев 22 и 23 февраля целым рядом деревень (Цуанванче, Цаохатунь, Паодяотунь, Падяза и Тхентунь). Отсюда противник неоднократно атаковал наш северный отряд генерала Лауница (25 батальонов), занимавший села Тахентунь — Сантайцзы — Кунцзянтунь. В то же время японские колонны продвигались все глубже на север, и 22 февраля их передовые части показались уже в 10 верстах от станции Хушитай. Для противодействия этому движению главнокомандующий направил к селу Цуэртунь отряд полковника Борисова из 6 батальонов.
Чтобы обеспечить отход армии к Телину, на случай если бы не удалось отбросить армию Ноги, главнокомандующий вечером 22 февраля отдал приказание 1-й и 3-й армиям, занимавшим слишком выдвинутое положение, отойти ночью на наши укрепленные позиции южнее Мукдена — у Фулина и Фушуна.
«С болью и злобою в сердце, — пишет участник этого отступления, — ваши войска очищали позиции, которые они своей кровью отстояли от яростного напора японцев, о чем свидетельствовали груды неприятельских трупов, валявшихся пред окопами. Вместо с нетерпением ожидаемого перехода в наступление — опять отступление! Японцы, кажется, не верили в свое счастье, так нерешительно следовали они за отступающими»164.
Потерпев неудачу в своих попытках остановить обходившую наш правый фланг армию Ноги первоначально на линии Салинпу — старая насыпь железной дороги, а затем по линии большой Синминтинской дороги, главнокомандующий решил еще раз попытаться остановить этот обход на линии Кусатунь — Цуэртунь, а при благоприятных условиях и перейти в наступление с этой линии.
Для этой цели 24 февраля мы располагали отрядами полковника Борисова (6 батальонов), занявшего села Тунчанцза, Кусатунь и Сеситунь, генерал-майора Артамонова (9 батальонов) у села Цуэртунь и генерал-лейтенанта Гершельмана (14 батальонов), взятого из резерва 2-й армии и направленного к селу Цуэртунь всего 29 батальонами.
Общее командование этими силами было поручено командиру 8 корпуса генерал-лейтенанту Мылову, которому главнокомандующий указал 24 февраля совместно с войсками генерала Лауница атаковать село Тхеинтунь. Атака эта велась, однако, разрозненно, без тщательной разведки и соглашения с генералом Лауницем и успеха не имела. К тому же сильная буря, поднявшая тучи песку, затрудняла действия войск. Японцы, утвердившись в селе Тхеинтунь и отчасти в селе Сантайцзы, продолжали наступление на северо-восток.
Таким образом, и 24 числа противник не был отброшен с наиболее угрожавшего нам направления. Между тем вечером того же дня получено было донесение о походе еще утром противника к реке Хунхэ, преимущественно против участка Фулинь — Сяофаншинь, занятого слабыми частями 1-й армии, 4-го и 2-го сибирских корпусов.
Считая положение опасным и полагая, что «при дальнейшем промедлении отходом к Телину несколько наших корпусов, наиболее выдвинутых к югу и юго-западу, будут отрезаны». Главнокомандующий вечером того же 24 числа приказал в ночь на 25 февраля начать отступление к Телину165.
В этот же роковой день, 24 февраля, японцы прорвали около села Шуйан расположение нашей 1-й армии, отбросив от этого пункта части 4-го сибирского корпуса. Командир соседнего, 2-го сибирского корпуса, генерал Засулич отнесся к этому прорыву пассивно и, продолжая занимать позицию на реке Хунхе у села Сяофаншинъ, только загнул свой правый фланг. Противник же распространился по долине Сесышуа-Хушинпу, и сделанная ночью попытка выбить его из последнего селения успеха не имела.
За ночь с 24 на 25 февраля положение наше еще более ухудшилось: на правом фланге японцы отбросили отряд полковника Борисова к селу Сяогоуза, а против Сантсейцзы ворвались в рощу императорских могил; на востоке значительные отряды японцев появились в виду Мандаринской дороги, назначенной служить путем отступления 3-й армии. Один из прорвавшихся сюда японских отрядов с высот у села Синдягоу открыл даже артиллерийский огонь по этой дороге у села Тава.
Между тем отданное еще 20 февраля приказание об отводе обозов своевременно не было исполнено, и теперь часть обозов 2-й и 3-й армий, вытянувшись из-под Мукдена лишь в ночь на 25 февраля, задержала отход 5-го и 6-го сибирских и 17-го армейского корпусов. Прорвавшиеся у Щузана японцы с утра 25 числа начали сильно теснить левый фланг войск генерала Мейендорфа (1-й армейский корпус). Высылаемые на подкрепление войска действовали разрозненно и были оттеснены на северо-запад. К 10 часам утра войска генерала Мейендорфа находились в полном отступлении и не на северо-восток, а на северо-запад к Мандаринской дороге, которую и перешли между селами Тава и Пухе. Части 6-го сибирского корпуса начали отступать преждевременно и этим обнажили правый фланг 1-го армейского и левый фланг 17-го армейского корпусов. Вместо фронта на юг им пришлось занять позиции фронтом на юго-восток. После горячего боя эти части, силою до 30 батальонов, также были вынуждены преждевременно отступить и отошли не к селу Тава, а к западу от Мандаринской дороги, южнее его. Этим отходом японцам был открытъ доступ к Мандаринской и далее к железной дороге на участке между Мукденом и Унгентунем. Выдвинувшись на этот участок около 2 часов пополудни, когда не только арьергарды, но и хвосты главных сил 2-й армии еще не прошли село Вазые, японцы взяли во фланг наши войска, вследствие чего мы оставили и село Сантайцзы, быстро занятое японцами. Тогда между селами Вазые и Сантайцзы образовалось дефиле шириною менее чем в четыре версты, через которое и должны были пробиваться части 2-й и 3-й армий, поражаемые с двух сторон166. Некоторые части (отряды генералов Ганьенфельда и Соллогуба), пытавшиеся пробиться восточнее этого дефиле, погибли или были взяты в плен.
К 10 часам утра расстояние между японскими войсками, действовавшими к западу от железной дороги (Тунчанцза-Тхенитунь) и прорвавшимися к Мандаринской дороге с востока (Синдягоу), составляло всего 10 верст.
Необходимо было не допустить дальнейшего сжатия района отступления 2-й армии, остановив наступление противника к железной дороге с запада и особенно с северо-запада.
Для этого главнокомандующий выдвинул из своего резерва два отряда: 18 батальонов под начальством генерала Зарубаева и 10 батальонов 72-й пехотной дивизии. Первый отряд надежно прикрыл железную дорогу между станциями Хушитай и Сантайцзы, а второй остановил наступление противника и поддержал правый фланг отряда генерала Артамонова. Организация обороны Мандаринской дороги у села Тава возложена была главнокомандующим на генерала Дембовского. Продержавшись здесь с утра до 4 часов пополудни, генерал Дембовский очистил позицию и вынужден был уклониться к западу от нее. С наступлением темноты бой стих.
Ночью войска продолжали отступление под прикрытием арьергарда генерал-лейтенанта Мылова и отряда генерала Зарубаева и 26 февраля начали занимать позицию в 12 верстах южнее Телина на реке Фанхэ.
28 февраля передовые части противника подошли к этой позиции и 1 марта ее атаковали, но были отбиты с большим уроном.
Двухнедельные бои сильно расстроили многие части войск, особенно 2-й и 3-й армий. Надо было собрать массу отделившихся от своих частей нижних чинов, надо было разобраться в обозах и парках, часть которых ушла за Телин, надо было пополнить боевые запасы, а для этого необходимо было выиграть пространство между нами и японцами. Эти причины и обнаруженный нашей конницей обход противником по правому берегу Ляохэ (на Факумынь) правого фланга наших армий заставили главнокомандующего отказаться от принятия боя у Телина, и 1 марта он отдал приказ об отступлении всех армий на Сыпингайские позиции.
Во время всех этих боев, длившихся безпрерывно две недели, мы потеряли убитыми, ранеными и без вести пропавшими: генералов, офицеров и чиновников — 2165 и нижних чинов — 89300. Кроме того, мы потеряли 34 орудия, главным образом при отступлении, вследствие паники, скопления обозов на переправах и переездах.
Мы изложили здесь события грандиозной по своим размерам битвы по труду генерала Куропаткина, поскольку он стал уже достоянием гласности, чтобы иметь возможность привести его суждения о причинах этой новой нашей неудачи.
Таковыми он считает:
1) вероятное превосходство сил противника;
2) слишком позднее обнаружение нашей конницей обхода противником нашего правого фланга, когда «значительные колонны японской пехоты появились уже у села Калама, на одной высоте с правым флангом наших позиций»;
3) совершенно недостаточную энергию командующего 2-й армией в деле отражения обходившей нас армии Ноги, вследствие чего мы потеряли семь наиболее важных дней, с 16 по 25 февраля;
4) совершенно недостаточную осведомленность командующего 2-й армией о силах и расположении противника, обходившего правый фланг 2-й нашей армии, вследствие чего некоторые распоряжения главнокомандующего являлись излишними или ошибочными;
5) непринятие командующим 2-й армией при полной к тому возможности должных мер к восстановлению нарушенной большим перемешиванием войск корпусной, дивизионной и бригадной организации и необразование им резерва из 10 армейского корпуса, чем восстанавливалась бы организация других корпусов и к чему 23 февраля была полная возможность;
6) отставление им же 19 февраля от командования своими корпусами генералов Мылова (8-м), Топорнина (16-м) и Кутневича (сводным стрелковым), без замены их другими лицами, вследствие чего бездействовали и штабы этих корпусов;
7) отмена им атаки отрядом генерала Лауница 25 февраля деревни Тхенитунь, облегчавшей отступление армии, без доведения о том до сведения главнокомандующего;
8) совершенное непонимание им обстановки, что видно из того, что, теряя время, растягиваясь кордоном, действуя только оборонительно, он, видимо, не признавал опасным появление армии Ноги севернее Мукдена и обход ею наших позиций;
9) недостаточную 25 февраля энергию начальствующих лиц 3-й армии в преодолении препятствий на путях отступления ее частей и пассивное отношение их к выходу японцев к Мандаринской дороге, выразившееся в том, что вместо атаки противника колонны 3-й армии уклонились к западу на пути отступления 2-й армии;
10) неисполнение начальством 2-й и 3-й армий отданного главнокомандующим еще за несколько дней до начала отступления приказания об отводе в тыл к северу обозов, очутившихся впоследствии чуть не в боевой линии, что и вызвало потерю нами значительного числа орудий, зарядных ящиков и повозок;
11) недостаточную энергию начальника 2-й сибирской пехотной дивизии и командира 2-го сибирского армейского корпуса (генерала Засулича) в воспрепятствовании как прорыву противника у Юузана, так и к дальнейшему распространению его частей на север от Мандаринской дороги.
Впрочем, главным виновником Мукденской неудачи генерал Куропаткин называет в своем отчете самого себя по следующим основаниям:
1) он не проявил должной настойчивости в сборе перед началом операции возможно большего стратегического резерва;
2) он оказал излишнее доверие донесениям генерала Чичагова о сборе значительных отрядов японской конницы и хунхузов для нападения в тылу у нас на железную дорогу, для которой он ослабил себя ко времени решительного боя на бригаду пехоты и казачью дивизию;
3) он недостаточно энергично боролся против перемешивания частей войск и по ходу боя вынужден был подчас сам способствовать такому перемешиванию;
4) убедясь в пассивности и малой энергии командующего 2-й армией, он не принял на себя лично командование войсками на правом берегу Хунхэ и таким образом не обратился в командующего армией; в другом случае он не обратил себя в корпусного командира и, наконец,
5) он не взвесил должным образом относительного настроения наших и японских войск и качества начальствующих лиц, вследствие чего упорствовал в надежде победить японцев: несмотря на неудачные действия 17–31 февраля войск 2-й армии, он, главнокомандующий, отдал приказ об отступлении позже, чем то следовало сделать; вера в победу войск 2-й армии под Мукденом должна была исчезнуть у него днем раньше — и тогда отступление армии могло совершиться в полном порядке.
Несмотря на все кажущееся беспристрастие этих самообличений генерала Куропаткина, все же ясно стремление его главную ответственность за неудачу возложить на генерала Каульбарса.
«Но не из злой же воли, — говорит генерального штаба полковник Шеманский в своем разборе мукденской операции, — генерал Каульбарс упустил и не исполнил части поручений: очистил село Сыфонтай, увел войска с южного берега Хунхэ, затеял «шассе круазе» (как выразился генерал Куропаткин) войск сменою их, замедлил высылку 48 батальонов в резерв, отменил 18 атаку Салинпу с отводом Топорнина ближе к Мукдену... Навьючивать на человека явно не шибких способностей и энергии без числа поручения — значит поступать неискусно», — говорит Шеманский, отмечая, что «всего вниманию генерала Каульбарса поручалось для весьма сложной, поспешной и кипучей деятельности дюжина отдельных частей, страшно разбросанных и плохо с ним связанных». — «Тут легко ждать промахов и странно им только удивляться. Взяться самому за организацию операции против японского обхода было бы проще»167.
Мы полагаем, что основные причины неудачи и на этот раз были все те же: отказ от инициативы наступления, подчинение своих действий воле противника и забвение психологически верного суворовского правила: «Атакуй, с чем Бог послал...»
148 Свечин Мих., генерального штаба капитан. Набег конного отряда генерал-адъютанта Мищенко на Инкоу. Изд. 1907 г. С. 70–71. — Прим. авт.
149 Мы потеряли при этом штурме убитыми 4 офицера и 57 нижних чинов, ранеными, контуженными и без вести пропавшими 20 офицеров и 262 нижних чина. — Прим. авт.
150 Генерал Куропаткин настаивал еще на том, чтобы, кроме вьючного обоза с двухдневным запасом, отрядом был взят с собою еще транспорт двуколок с двухдневным запасом для лошадей и четырехдневным для людей, и, сверх того, желал иметь на людях еще двухдневный запас людского и конского продовольствия. (См.: Свечин Мих. Набег на Инкоу... С. 17–19). — Прим. авт.
151 Новицкий В. Ф. Сандепу. Стратегический очерк наступления 1-й Маньчжурской армии в январе 1905 г. Изд. В. К. Шнеура. С. 10. — Прим. авт.
152 Новицкий В. Ф. Сандепу. С. 44–45. — Прим. авт.
153 См.: Новицкий В. Ф. Русско-японская война 1904–1905 гг. 2-е изд. С. 25. — В своем донесении об этих боях Ойяма писал: «Утром 15 января русские обстреливали тыл японского центра. Сражение продолжалось целый день и всю ночь 15 января. Японцы повсюду были придавлены численностью русских...». — Прим. авт.
154 Суханов. Краткий очерк операций на Шахе и под Мукденом. Ревель, 1906. С. 29–30. — Прим. авт.
155 Новицкий В. Ф. Сандепу. С. 62. — Прим. авт.
156 Общее количество потерь, понесенных 2-й армией во время боев 12–15 января, определяется в 12 000 человек убитыми, ранеными и без вести пропавшими. Много раненых замерзло, так как в эти дни стояли сильные морозы (18–20°) при резком ветре. — Прим. авт.
157 Новицкий В. Ф. Сандепу. С. 63. — Прим. авт.
158 Новицкий В. Ф. Сандепу. С. 65. — Прим. авт.
159 В командование 2-й армией вступил генерал от кавалерии барон Каульбарс; командовавший 1-й армией временно принял генерал от кавалерии барон Бильдерлинг. Впоследствии, уже после Мукденского сражения, командующим ею был назначен генерал от инфантерии Батьянов. — Прим. авт.
160 Командиром 5 сибирского корпуса назначен был генерал-лейтенант Гернгросс. — Прим. авт.
161 30 января японцы действительно напали на железную дорогу севернее станции Гунжулинъ и взорвали ж. д. мост. В тот же день близ монгольской границы отряд нашей пограничной стражи имел жаркое дело с значительными силами японцев и хунхузов. — Прим.. авт.
162 Первоначально им командовал генерал Алексеев. Последнего сменил генерал Ренненкампф. О деятельности его см. кн.: Ренненкампф, генерал-лейтенант — Мукденское сражение. 20-дневный бой моего отряда. СПб.: Изд. В. Березовского. 1908. — Прим. авт.
163 1-й сибирский корпус к этому дню только что прибыл с нашего левого фланга на правый, сделав 65-верстный переход. — Прим. авт.
164 Суханов. Краткий очерк операций на Шахе и под Мукденом. С. 47. — Прим. авт.
165 По свидетельству военного корреспондента итальянской газеты «Corriero della sera» при японской армии Луиджи Барцини, «японские армии были поражены неожиданным отступлением русских после продолжительной и геройской обороны. На некоторых пунктах боя было такое впечатление, что сражение безусловно потеряно» (японцами); «Ноги находился под Мукденом в том же положении, как Куроки под Ляояном». У японцев повсюду начинал чувствоваться упадок духа» («Японцы под Мукденом» / Пер. с итальян. Изд. В. Березовского). «По японским описаниям теперь выясняется, — говорит Суханов, — что в этот день утомление японцев достигло высшей степени». — Прим. авт.
166 1-я армия, отделившаяся после прорыва японцев у Щузана от остальных армий, отступила в полном порядке. — Прим. авт.
167 Шеманский А. Д. Мукденская операция русско-японской войны 1904–1905 гг. Военное сообщение, сделанное в собрании офицеров генерального штаба варшавского военного округа. — Прим. авт.
<< Назад
Вперёд>>
