ВОЛЬСКИЙ Алексей Николаевич (1885 — после 1926)
Показания ВОЛЬСКОГО А.Н. 24.02.26 г.
В раннем юношестве мне приходилось неоднократно читать в различных произведениях о масонах, но за отсутствием специальной литературы хорошо познакомиться не пришлось. После окончания гражданской войны, когда я с бронепоездом прибыл весной 1921 г. в Петроград, я встретился как-то с АСТРОМОВЫМ, начал изредка к нему заходить. В одно из моих посещений АСТРОМОВ навел разговор на масонство и предложил мне вступить в члены. Сначала я отказался, т.к. не признаю никаких обрядностей, а потом дал свое согласие, с одной стороны оттого, что меня заинтересовало посмотреть все на деле, а с другой — мне казалось, что это вполне подходит к моим убеждениям, т.е. вообще братство, равенство, взаимопомощь, и вообще служить на пользу угнетенному человечеству. Но за отсутствием времени остался полным профаном, пассивным членом этой организации, присутствуя несколько раз на ритуалах при приеме новых членов.
А в общем, получился из меня масон по недоразумению. С мистикой я совершенно не знаком. Сказать что-нибудь существеннее о масонстве тоже не могу. Знаю, что каждой степени присвоен особый значок, который на ритуале вручают вновь вступающему.
Насколько я был осведомлен, масоны политикой не занимались, являются интернационалистами: каждый масон — это гражданин мира. Все переговоры о масонстве вел тов. АСТРОМОВ в отделе ГПУ в Москве, куда его, с его же слов, вызывали.
С тов. АСТРОМОВЫМ я служил в Государственном банке еще до империалистической войны, но знаком с ним не был. По возвращении из плена в 1918 г. я поступил на службу в Народный банк, где встретился и уже познакомился с ним и начал у него бывать. Относился он ко мне всегда по-дружески. Что он масон, я узнал только в 1921 г., как упоминал выше.
Масонов я знаю очень мало — товарищей ГРЕДИНГЕРА, СВЕРЧКОВА, ПЕТРОВА, СЕВАСТЬЯНОВА, КАНЕВСКОГО, ДРИЗЕНА. В каком положении русское масонство по отношению к заграничному — мне неизвестно, но мне кажется, что оно является изолированным, т.к. мне не приходилось слышать, чтобы кто-либо из русских масонов ездил за границу или переписывался, а также не слыхал и о приезде иностранных масонов в СССР. Как-то раз тов. АСТРОМОВ вызвал меня к себе и сказал, что нужно послать в Москву, в ОГПУ, заявление, что русское масонство (или, вернее, ленинградское) обязуется сократить до минимума прием новых членов и впредь не будет проявлять свою активность до того момента, пока его не признает законным Правительство СССР. По словам АСТРОМОВА, такой документ является результатом его переговоров в Москве. Не видя ничего предосудительного в этом, я подписался в нем. Подписали также его АСТРОМОВ и СЕВАСТЬЯНОВ.
В масонстве АСТРОМОВ является очень компетентным лицом, насколько мне пришлось, хотя и изредка, наблюдать.
Показания писал собственноручно. А.Вольский
24.02.26 г.
ВОПРОС: Требовал ли с Вас АСТРОМОВ деньги за то, что Вы участвуете в масонстве?
ОТВЕТ: С меня АСТРОМОВ денег не брал очевидно потому, что я находился в стесненном материальном положении. Говорил, что когда у меня изменятся условия, то необходимо будет вносить членские взносы.
Когда я посвящался, то присутствовал один АСТРОМОВ. Объяснил он это тем, что теперь такое время, что теперь все масоны разрознены. Посвящался я дважды, в очень короткий промежуток времени. Объяснял это АСТРОМОВ тем, что у него нет масонов старших степеней и ему нужны помощники при посвящении.
Изложенное написано со слов моих правильно, в чем и подписываюсь.
А.Вольский
24.02.26 г.
Допросил Уполномоченный 3-го отделения СОЧ Денисов
[АУФСБ РФ по ЛО, № 12517, л. 230-231]
Показания АСТРОМОВА-КИРИЧЕНКО Б.В. 25.02.26 г.
Прочитав врученное мне 15.02.26 г. обвинение и ознакомившись со статьями Уголовного Кодекса, на коих оно зиждется, считаю необходимым представить следствию свои объяснения.
1. Я ничего не могу возразить против ст. 120 в организации нелегальных масонских лож, хотя из имеющихся в деле материалов (см. доклад мой от 15.08.25 г. и статью о расах) явствует, что я был все время лоялен в отношении Соввласти. Убедившись из переговоров с наблюдающим органом СССР о подозрительном к нам отношении, а также о непризнании возможности параллельного существования эволюционной (масонской) и революционной (коммунистической) точек зрения, нам оставалось или легализоваться, или закрыться; мы избрали последнее, и если не довели его до конца, то не по своей вине.
2. (Ст. 189). Точно так же сознаюсь, что санскритскую подпись СЕВАСТЬЯНОВА сделал я; официальное закрытие ложи «Кубического Камня» состоялось раньше в присутствии того же СЕВАСТЬЯНОВА и других, так что эта бумага явилась лишь оформлением совершившегося постановления, но не самостоятельным актом — даже печати ложи на нем нет. Притом моей одной подписи и без скрепы СЕВАСТЬЯНОВА было бы вполне достаточно.
3. Здесь же сознаюсь в другом почти подлоге, который следствием не обсуждался и без моего указания и не был бы им затронут — именно о приписывании звания Великого мастера Генеральной ложи «Астреи» покойному В.А.ТЕЛЯКОВСКОМУ.
Это было мною сделано для того, чтобы создать преемственную связь между организованной мною ложей «Астрея», вышедшей из недр мартинизма, и старой масонской ложей «Астрея». Я выбрал ТЕЛЯКОВСКОГО потому, что он был масон (неотамплиер), был (подобно ЕЛАГИНУ, главе русских масонов при Екатерине) директором гостеатров и умер в 1924 г.
Это было тем легче исполнить, что обычно Великого мастера знает и видит только Генеральный секретарь. Сдать кому-либо другому должность Генерального секретаря я не мог, т.к. не было подходящих людей, к тому же, я бы тогда не смог поехать за границу (Великий мастер не может покидать территорию своей страны).
Если посмотреть историю возникновения масонских орденов, то она вся наполнена подобными мифами. Согласно ФИНДЕЛЮ (см. его «История франкмасонства») ни одна масонская организация не имеет настоящих учредительных хартий.
Создатели государств, основатели религий или строители социальных систем — все занимались мистификацией и бутафорией. Кто хочет добиться своей цели (в данном случае, основания Автономного русского масонства), не должен бояться таких мелочей, как, в сущности, никому не вредящая мистификация. Победителей история и современники не осудят.
4. Относительно ст. 180-а — взятие мною рукоятки от масонского меча Т.О.СОКОЛОВСКОЙ (см. ее обязательство держать меч всегда в витрине) я подробно касался в предыдущем дополнении (от 15.02.26 г.).
Здесь я лишь хочу привести забытую мною деталь, что эта рукоятка, «похищенная мною», хранилась у поднявшей это дело гр-ки НАГОРНОВОЙ, жившей в это время на квартире у В.А.РОССОВСКОЙ (В.О., 4-я линия, угол набережной Черной Речки). Вместе с некоторыми масонскими рукописями (в двух портфелях) я сдал ей и рукоятку на хранение (т.е. моей теще НАГОРНОВОЙ). Лишь когда она переезжала в квартиру, занимаемую моей женой, (пл. Лассаля, д. 4/6, кв. 4), я поехал к РОССОВСКОЙ и в ее присутствии взял свои рукописи и рукоятку, чтобы перевезти их домой.
Помню, РОССОВСКАЯ, только тогда впервые узнавшая о них и увидевшая рукоятку, была очень недовольна на меня и НАГОРНОВУ за то, что мы не спросили ее разрешения на хранение в ее квартире таких вещей. Но я ее успокоил, сказав, что в случае обыска отвечает квартирантка, а не квартирохозяйка, которая не может знать, что хранится в сдаваемой ею комнате.
Таким образом, НАГОРНОВА, утверждавшая, что она настаивала на немедленном возвращении рукоятки по принадлежности, сама участвовала в укрывательстве ее1.
Это уже третий случай, когда показания НАГОРНОВОЙ оказываются ложными.
О статьях 185-187 я достаточно писал в предыдущем дополнении. Сейчас хочу лишь упомянуть о своей последней попытке примирения с НАГОРНОВОЙ. В ноябре прошлого года, после отъезда моей жены, я написал НАГОРНОВОЙ письмо, где между прочим указывал, что с отъездом моей жены нам с ней нечего больше делить и ссориться, поэтому я первый протягиваю ей руку примирения. (примирительное письмо НАГОРНОВОЙ я передал лично через ее сестру Любовь Евграфовну ПОПОВУ, живущую с ней в одной комнате, которая по моей просьбе прочла сама это письмо). Конечно, если бы НАГОРНОВА вместо того, чтобы писать на меня доносы, обратилась бы ко мне со списком своих вещей, находившихся у меня, мы всегда бы пришли с ней к соглашению.
Дикая, ничем не основанная ненависть ко мне НАГОРНОВОЙ, а так же вздорные обвинения против меня, частью не выдерживающие никакой критики, частью опровергаемые фактами и свидетельскими показаниями, заставляют меня сомневаться в ее нормальности. Тем более, что она и других раньше пыталась обвинить в обкрадывании ее (и это как бы ее пунктик).
Посему я ходатайствую о назначении судебно-медицинской экспертизы ее умственных способностей.
5. Намерение перейти в итальянское подданство я мог бы, если бы хотел, давно осуществить, не выезжая из пределов СССР, т.к. я прожил свыше пяти лет в Италии, что необходимо по итальянским законам. Но тогда на кого бы я оставил свое «детище» — Автономное русское масонство? Должен добавить, что именно НАГОРНОВА советовала мне оптировать итальянское подданство, но я ей ответил, что, по-моему, каждый должен оставаться в подданстве, где родился, и в религии, в которой воспитался (даже как у меня, например, в данном случае, совершенно не исповедуя ее). Что касается будто бы желания через папскую туфлю получить графский титул (сомневаюсь, чтобы римский папа имел право давать его), то это настолько не соответствует моей настоящей деятельности и моим убеждениям масона-кропоткинца, изжившего все нелепые сословные и классовые предрассудки, что я и распространяться не буду.
6. Ст. 169. Фактов моей извращенности не отрицаю, но этим я никогда не афишировал, и это касается моей интимной, частной жизни.
Личная жизнь даже таких корифеев мысли, как Толстой и Бебель, не совсем со-ответствовала проповедуемым ими идеям.
Особенно в наше кипучее, нервное время, когда люди, дабы подвинтить свои ослабевшие нервы, ищут забвения в вине, наркотиках и женщинах.
Ввиду того, что на меня возведено тяжелое обвинение в побуждении женщин к противоестественным половым сношениям путем психического воздействия, мое дальнейшее молчание по этому поводу может быть истолковано не как желание не скомпрометировать женщину, а как намеренное затемнение дела, я готов рассказать все.
Начну с инцидента (в 1925 г.) на квартире Н.А.СВЕРЧКОВОЙ в день ее именин или рождения. Придя к ней, чтобы ее поздравить, я вечером там застал очередного ее поклонника, какого-то инженера, и гражданку Е.Л.ЮРГЕВИЧ. Было подано вино и пиво. В тот день я с утра ничего не ел (я иногда устраиваю себе это в виде тренировки), поэтому вино, смешанное с пивом, подействовало на мой голодный желудок сильнее, чем обычно. После закуски, от нечего делать, стали играть в «фанты». Мне выпал фант быть исповедником, т.е. уйти в соседнюю комнату и по очереди исповедывать остальных играющих. Первая пришла гр-ка СВЕРЧКОВА. Заперев за собой дверь, она села ко мне на колени и обвив мою шею руками, прошептала: «Поцелуйте меня!» Искушение было велико. Я не аскет, близость молодой красивой женщины, выпитое вино сделали свое дело. Проблески слабо протестовавшего рассудка успокаивала мысль, что у меня на коленях сидит не непорочная жена моего младшего друга, не хранительница его домашнего очага, давно потухшего, а легкомысленная шалая бабенка. Я стал ее целовать и рука невольно ласкала по обнаженным ногам. Скоро чей-то голос из соседней комнаты позвал ее. Соскочив с моих колен, она отбежала.
На ее смену пришла гр-ка ЮРГЕВИЧ, с которой у меня, раздразненного гр-кой СВЕРЧКОВОЙ, повторились те же поцелуи. Большего, конечно, ничего не могло быть, т.к. в комнату каждую минуту могли войти.
После этого я перестал бывать у СВЕРЧКОВОЙ, мне было неловко.
С гр-кой Е.Л.ЮРГЕВИЧ мои отношения на этом не остановились. Как-то я зашел к ней. Стали пить чай. После чая стали шутить и смеяться, и разговор невольно принял легкий оттенок, а т.к. неловкость уже прошла на квартире СВЕРЧКОВОЙ, то поцелуи были вполне естественны. Затем я рукой наклонил ее голову, она сейчас же поняла и исполнила мое желание...
Я бывал у нее несколько раз (два или три), ученицей моей она не состояла.
Да, действительно, не помню — этот или другой раз, я дал ей поцеловать пентаграмму, носимую мною на груди, чтобы показать, что я не презираю ее за то невольное унижение, в котором она, как женщина, находилась.
Собственно, с оккультной точки зрения, это не есть измена, т.к. я никаких обещаний и прочего ей не давал, а также здесь нет полного соединения в одно целое двух существ в одном порыве (как при естественном способе), нет объятий и забвения, в котором бы участвовала душа и тело обоих.
Повторяю, я рассказываю об этих инцидентах лишь потому, что они в искаженном виде вместе с фамилиями участниц уже появились в показаниях других лиц.
7. При допросе мне было высказано подозрение, не занимаемся ли мы политикой?
Все наши масонские рукописи, по которым мы учим, и весь мой архив с 1903 г., т.е. за 23 года, взят следствием, так что рассмотрев их внимательно всегда можно убедиться, что политики нет и не было в наших действиях.
Толстой учил, что существует три жизнепонимания: личное или дикое, общественное или государственное и, наконец, мировое или всечеловеческое. Мы стремились к последнему. Конечно, для этого необходимо прежде всего поднять внутреннюю культуру определенной человеческой личности.
Работа над человеком или, как говорят масоны, «работа над диким камнем, дабы сделать из него равнообделанный куб», чтобы сделать человека лучше, сознательнее и незлобивее (это нас сближает с «толстовством»), конечно, исключает всякое занятие политикой. Нельзя служить двум богам, двум идеям.
В моих письмах к ПОЛИСАДОВУ (московский масон-мартинист), которые я нарочно взял у него в свой архив и приложил к его письмам, (чтобы было полное представление об интересовавших нас вопросах), имеются факты, подтверждающие только что сказанное.
Год тому назад он познакомился в Москве с парижским масоном ЗАБРЕЖНЕВЫМ и хотел принять его (не помню в какую ложу масонскую или мартинистическую), но т.к. он принадлежал к французскому (политическому) масонству, я ПОЛИСАДОВУ тогда отсоветовал брать его.
8. Точно так же не соответствует действительности подозрение меня в сношении с заграничным масонством.
Член нашего автономного масонства Рудольф КЮН уехал в Америку в 1922 г., когда мы только организовались (нас так немного, что даже в 1925 г. мы не могли в Ленинграде открыть второй младшей ложи; свыше 10-12 человек можно открывать следующую ложу). Так что же мы тогда в 1922-23 гг. могли показать американцам? Ведь сначала надо построить дом, а потом уже звать гостей.
Было бы хорошо, если бы они помогли КЮНУ устроиться на место (с этой целью он и взял патент), но американцы даже и этого не захотели сделать. Вообще они не очень дружелюбно отнеслись к КЮНУ, подозревая в нем «агента большевиков» (к тому же еще КЮН по национальности еврей). Они были удивлены и расспрашивали КЮНА, почему подписи на его патенте сделаны на древнееврейском языке. Если бы они занимались Каббалой и другими масонскими науками, а не политикой, они бы этого не спрашивали.
Переписка с КЮНОМ у меня была очень незначительная и велась, конечно, по почте. За все три или четыре года я получил от него пять или шесть писем, значит, столько же отправил ему. К счастью, у меня есть свидетели этому, т.к. наша переписка велась через его друга КРАСНОБОРОДОВА М.Я., который состоял с КЮНОМ в оживленной переписке по делам кино (КЮН был сотрудником «Кинонедели», где служил и КРАСНОБОРОДОВ-РУДАНОВ).
Лично мне было удобнее получать письма КЮНА через КРАСНОБОРОДОВА, т.к. было вернее (он сам заносил их мне в часы моего приема клиентов по юридическим делам).
Я жил тогда один (на Большой Московской 8), но в квартире было много жильцов и письма иногда в мое отсутствие передавались соседями по комнатам с опозданием и могли вообще потеряться. Кроме того, в то время сношения с заграницей были не оживленными, власти смотрели косо на заграничную переписку, и я не хотел привлекать к себе лишнего внимания.
Я очень бы желал заполучить обратно свои письма от КЮНА (если только он их сохранил); в них ясно было бы видно, что ни о каком соглашении даже вопроса не поднималось.
Например, в одном из писем я ему пишу: «...скажи этим безграмотным, в смысле масонской науки, людям, что нам ничего от них не нужно, даже их признания нас регулярными масонами; важно, чтобы они Тебе помогли устроиться на сносное место». (Жаль, что я не выписал эти письма и не приложил, подобно Полисадовским, к своему архиву).
В том же 1922-23 г. через уезжавшую в Англию знакомую НАГОРНОВОЙ, Ольгу СИВЕРС, была послана мною приветственная записка (из нескольких строк) масону Свану ЛОМБАРТУ (на эту открытку он сам даже не ответил), опять-таки частного содержания, где намекалось (по совету той же НАГОРНОВОЙ, что он раскачается и пришлет «АРУ») на наше тяжелое материальное положение, что нельзя подвести под желание завести сношения с английским масонством.
Выходит, что если бы ЛОМБАРТ был депутатом английского парламента, меня за письмо к нему можно было бы обвинить в завязывании сношений с английским парламентом.
Конечно, если бы в те тяжелые экономически годы ЛОМБАРТ «раскачался» и прислал бы нам продукты, мы приняли бы их с благодарностью; точно так же как с благодарностью принимала Соввласть материальную помощь Нансена и АРА во время этого стихийного бедствия.
Наконец, самое наше название «Автономное Русское Масонство», как официально мы именовались, исключает даже намек на возможность установления такого подчинения иностранной Генеральной ложе или иностранному Востоку. Ведь мы же связаны в этом своим автономным Уставом.
В этом мы всецело следуем традициям Ордена мартинистов (сделавшегося автономным в 1912 г.), от которого мы произошли.
Вообще, при добром желании разобраться в нашей масонской науке (я всегда готов быть в этом полезен) и при беспристрастном отношении к отбираемым фактам, очень легко установить как нашу полную аполитичность (см. например, в моем архиве 22 речи «мастера стула»; я ходатайствую о приобщении их к делу), так и отсутствие желания заводить сношения, а тем более соподчиниться иностранному масонству.
25.02.26 г. Б.Астромов
[АУФСБ РФ по ЛО, № 12517, л. 233 — 236об]
Показания АСТРОМОВА-КИРИЧЕНКО Б.В. 27.02.26 г.
В дополнение к предъявленному мне документу о том, что я необходим GXR в качестве свидетеля, разъясняю:
Я был выставлен свидетелем Г.О.М., у которого было дело по каким-то мелким правонарушениям, каким именно — не помню за давностью.
ВОПРОС: В своем показании Вы пишете, что вопрос о ТЕЛЯКОВСКОМ следствием не разбирался. Так ли это?
ОТВЕТ: Я предполагал, что следствие не предполагало «мифичности» ТЕЛЯКОВСКОГО, и потому позволил себе врать следователю. Указанные мною в предыдущих показаниях люди ТЕЛЯКОВСКОГО не выбирали.
ВОПРОС: Признаете ли Вы все Ваши предыдущие показания ложными?
ОТВЕТ: Нет, не признаю. Все мои предыдущие показания абсолютно правильны, может быть, за исключением некоторых деталей. Детали эти я забыл. Все, что я показывал, показывал вполне искренне. Больше в свое оправдание показать ничего не имею.
Вышеизложенное записано со слов моих правильно, в чем и подписываюсь.
Б.Астромов
27.02.26 г.
Допросил Уполномоченный 3-го отделения СОЧ Денисов
[АУФСБ РФ по ЛО, № 12517, л. 238]
1 Сохранилась записка-обязательство О.Е. Ивановой-Нагорной, связанная расчетами между нею и Б.В. Астромовым, из которой следует, что рукоятка масонского меча, похищенного Астромовым у Соколовской, хранилась у Нагорновой, и та удерживала ее в качестве залога. Вот этот документ: "Обязуюсь возвратить рукоятку, если получу от Бориса Викторовича Астромова-Кириченко-Ватсона обещание вернуть все мои вещи, поставленные мною в квартиру его, и полный реестр этих вещей. Вещи возьму после отъезда Джеллы. Реестр проверю и оставлю то, что считаю подаренным. О. Иванова-Нагорнова. В компенсацию за пентаграмму на золотой цепочке приму тахту, кресло и стулья, стоящие у Казанских. О. Иванова-Нагорнова". [АУФСБ РФ по ЛО, № 12517, л. 615 - 615об]
<< Назад Вперёд>>
