Глава III
В 70-гг. XIII в. в Золотой Орде стал намечаться второй на ряду с Поволжьем — военно-политический центр. Один из выдающихся золотоордынских военачальников темник Ногай занял обширную территорию к северу от берегов Черного моря, охватывающую значительную часть Южно-русской равнины к востоку от р. Истра1. Оставаясь подвластным Менгу-Тимуру, Ногай в 70-х гг. XIII в. приобретал все большее и большее влияние в делах Золотой Орды, и с его все возраставшим значением начали считаться и в Византии и в Египте2. Наконец, сo смертью Менгу-Тимура в Золотой Орде прямо образовались два военно-политических лагеря.
Сразу же после смерти Менгу-Тимура, при Туда-Менгу, Ногай выступил в роли самостоятельного правителя и в 1282 г. отправил свое посольство к египетскому султану3. Если не явно враждебно, то во всяком случае довольно независимо держал себя он и по отношению к захватившему (в 1287/88 г.) ханский престол Телебуге-хану4 и, тайно поддерживая связь с сыном Менгу-Тимура Токтаем (Тохтой), который бежал от Телебуги, взялся вместе с тем быть между ними посредником, утверждал, что у него имеется указ от Батыя примирять тех, кто будет «мутить в улусе его и уруке»5. Таким образом, со смертью Менгу-Тимура, т. е. с 1280-1282 гг. и до 1291 г. (нового переворота), в Орде воцарилось фактически двоевластие6. Оно явственно обнаруживается в событиях, изложенных в рассказе7 о баскаке Ахмате. Летопись говорит о двух «царях», один из них — Телебуга, другой — Ногай: «князь же Олегъ иде в орду о томъ с жалобою къ царю Τелебузе»; «Ахмать же бяше въ то время въ ордѣ у Ногоя царя» (Симеон. л.). Князья Курской «области» — Олег Рыльский и Святослав Липовичский считают «своим» царем Телебугу: «князь же Олегъ нобѣжал къ своем у Телебузѣ цаρю» (Симеон. л.); Олег говорит Святославу : «и ныпѣ затерял еси правду мою и свою ти, не идешь ни к своему цесарю, ни к Ηогою на исправу (Лавр. л.); в Троицкой летописи: «а еще не идешь ни къ своему Царю ни к Ногаю на исправу». В ставку Телебуги дважды ходил Олег с жалобой на Ахмата ж исполнял приказания Телебуги — сначала с «приставами» Телебуги разгоняет «слободы» Ахмата; впоследствии «по цареву слову» убивает Святослава, причем приводит с собою из Орды татарский отряд: «прида Олегъ изъ Орды с Тотары» (Лавр., Троицк., Симеон. лл.). Мало того, Олег считает себя правым перед баскаком Ногая Ахматом, поскольку он (Олег) разгонял «слободы» не «разбоем», а с «приставами» Телебуги («понеже сам нрав бяше предъ бесерменином»); он не осмеливается ехать к Ногаю на его зов только потому, что его «сродник» Святослав самовольно (без разрешения Телебуги), напал на слободы: «ударилъ ночи на свободу разбоемъ» (Симеон. л.). Формально, таким образом, как будто верховная власть признается за Телебугой. Но фактически в «области» царит двоевластие, так как хозяйничает все же Ногай. Баскак и откупщик дани Ахмат послан от Ногая. Ногай вызывает к себе Олега и, когда тот не приезжает, в гневе посылает на него рать: «царь же Ногой разгнѣвася и дасть рать на Олга и повелѣ его изнимати, а княжение его взяти все» (Симеон. л.). Итак, в б. Черниговском княжестве, в «княжении Курскна области», местные князья признавали себя вассалами Телебуги; но фактически царило двоевластие, и в «области» все же хозяйничал Ногай. Как же обстояло дело на Северо-востоке и какому «царю» повиновались князья Ростово-Суздальского края?
В 80 — 90 гг. XIII в. в Северо-восточной Руси образовались те две взаимно враждебные политические группы, вражду которых впоследствии так резко подчеркнул летописец, рассказывая о съезде 1297 г.; на съезде этом «сташа супротиву себе, со единои стороны князь великий Андрѣй, князь Феодор Черный Ярославский Ростиславичь, князь Костянтинъ Ростовьскыи со единого, а съ другую сторону противу сташа князь Данило Александровичь Московский, братъ его князь Михаило Ярославичь Тферскыи, да с ними Переяславци съ единого. И за малымъ упаслъ бог кровопролитья, мало бою не было; и подѣлившеся княжением и разъѣхашася кождо въ свояси» (Симеон., 1297). В одном лагере, как видим, в союзе — представители Переяславля — князь тверской и князь московский, в другом — князья ростовские, к которым примыкал их верный союзник князь Андрей Городецкий. В том же году Андрей захотел идти на Переяславль, а также на Москву и Тверь. «Братья» Данило Александрович и Михаил Ярославович собрали «противу» большую рать и не дали князю Андрею идти на Переяславль, так как князь Иван Дмитриевич, идя в Орду, приказал «блюсти» свою отчину Переяславль князю Михаилу Тверскому (см. Симеон, л.). Тверской и московский князья, действительно, находились в союзе; к ним примыкал и переяславский князь, поручивший Михаилу Тверскому «блюсти» Переяславль.
В 80-х гг. XIII в., как раз тогда, когда со смертью Менгу-Тимура в Орде фактически водворилось двоевластие, в Северо-восточной Руси обозначились две различные политические ориентации. Прочные связи по родству и «службе», которые установились у ростовских князей (в том числе и у ярославского князя) с Волжской Ордой, сделали их верными вассалами ханов Поволжья. В источниках ростовские князья и князь Андрей Городецкий выступают в качестве ставленников и вассалов волжских ханов; с другой стороны, князь Дмитрий Александрович Переяславский и, можно думать, князь Михаил Тверской оказываются вассалами «царя» Ногая и ищут поддержки у последнего. Князья ростовские и князь Андрей Городецкий, согласно летописным известиям, весьма исправно посещали не только ставку Менгу-Тимура, но и его преемников. Эта группа князей не признавала Ногая «царем»; характерно, что Ростовский владычный свод называет Ногая просто по имени (см. Акад. л. под 1281 г.: «князьже иде къ Ногою», и под 1283 г.: «Дмитрий приде отъ Ногуя»; ср. ту же летопись под 1266 г., где уже Верке-хана Ростовская летопись называет «царем»: «умре царь Беркалий»). Иной ориентации, как оказывается, придерживался князь Дмитрий Александрович со своими соратниками.
Около 1281 г. умер Менгу-Тимур. Немедленно Андрей Городецкий поспешил в Орду и, «испросивъ собѣ княжение великое подъ братомъ своимъ», пришел с татарской ратью (Кавгадыя и Алчедая)8 на Дмитрия Александровича Переяславского, имея союзников в лице Федора Ростиславовича Ярославского, Константина Борисовича Ростовского и других князей (он послал за ними, и они к нему присоединились); при этом главным пособником Андрея был какой-то «коромолникъ льстивый» Семен Тапилъевич (Симеон., Никон, лл.). Из какой же Орды пришел Андрей с татарской ратью? В летописи находим несомненные указания на то, что последний пришел из Орды Волжской: он шел сухим путем (дело было зимою, в декабре) с юго-востока в северо-западном направлении — сначала на Муром, оттуда на Владимир, Юрьев, Суздаль и Переяславль (Симеон., 1281). На следующий год «нахожденье» повторилось; снова, на Дмитрия Александровича нагрянул Андрей «ис Татаръ, а съ нимъ рать Татарская Тура и Темерь и Алынъ, а съ ними Семеиъ Тавильевичь въ воеводах» (Симеон., 1282). Великокняжеский стол, таким образом, был захвачен Андреем с помощью военной силы волжского хана. Тем не менее Дмитрий Александрович считал себя в праве начать открытую борьбу с Андреем, опираясь на силу какой-то другой власти. Из летописи не видно, чтобы Дмитрий Александрович хоть раз ездил в Орду волжских ханов. Свод Дмитрия Александровича9 открыто обличает действия Андрея и татар и дает красочное описание учиненного погрома. Согласно этому рассказу, татары рассыпались по всему краю и произвели опустошение, сопровождавшееся грабежом всего Северо-востока от Мурома и до Торжка. Грабили города, села, погосты, монастыри; угоняли стада и табуны; обирали жито, иконы и церковные сосуды; часть населения уводили в плен: «и множьство безчислено христианъ полониша» (Симеон.,. 1281). На кого же опирался Дмитрий Александрович в борьбе с братом и его «татарами» и почему Андрей принужден был все же уступить переяславскому князю великокняжеский стол? Оказывается, что Дмитрий Александрович получил поддержку от Ногая. Свод Дмитрия Александровича прямо говорит, куда поехал он, когда вторично пришел с ратью Андрей из Орды («Тукатемерь и Алынь», Акад. л.)10 «князь же Дмитрии, — читаем в Симеоновской летописи, — съ своею дружилою отъѣха въ орду къ царю Татарскому Ногою». Для Дмитрия, как видим, Ногай был «царем»; в его «Орду» он поехал и от него он получил великокняжеские полномочия11. Вместе с тем, Дмитрий Александрович тоже привел с собою, по-видимому, татарскую рать; во всяком случае, Новгородская летопись прямо отмечает, что в 1284 г. он ходил ратью на Новгород «с татары» (Новг. I, 1284). И когда в 1283 г. Дмитрий Александрович вернулся от Ногая, Андрей принужден был «смирится» с братом и уступить ему великокняжеский стол, а Семен Танильевич по повелению князя был убит.
Опираясь на право, полученное им от своего «царя» Ногая, и на ту татарскую силу, которая была в его распоряжении, Дмитрий Александрович в 1285 г. дал отпор новой попытке Андрея захватить великокняжеский стол с ордынской помощью. Андрей, получив из Волжской Орды великокняжеский ярлык, привел с собою «царевича»: «князь же великый Аядрѣй Александровичь приведе царевича изъ орды, и много зла сътвори християном; великий же князь Дмитрей Александровичь сочтався съ братиею своею царевича прогна, а бояръ княжихъ Андрѣевыхъ изнима» (Соф. I, Воскр. и Льв. лл). Софийская летопись называет обоих братьев — и Андрея и Дмитрия Александровичей — великими князьями, очевидно, не без оснований; каждый из них имел полномочия от своего «царя». Дмитрий Александрович решился, как видим, царевича изгнать, причем вместе с ним действовали его союзники — «братья». Кто были эти «братья»? Кроме Данилы Московского у Дмитрия Александровича, сколько нам известно, еще родных братьев не было (не считая Андрея)12. Выше мы говорили, что «братьями» назывались Михаил Ярославович Тверской и Данила Александрович Московский; к ним примыкал и князь Переяславский (1297 г.). Эти «братья», очевидно, уже в 1285 г. действовали заодно с переяславским князем, оказывая противодействие Андрею, который, в свою очередь, действовал с помощью волжских «татар», в качестве верного вассала волжских ханов.
Был момент, правда, когда отношения между Дмитрием Александровичем и Михаилом обострились. В 1288 г. Михаил сделал попытку «не покоритися» великому князю Дмитрию Александровичу; в отличие от понятия «братьи» двоюродной или братьи как более или менее постоянных союзников, Никоновская летопись подчеркивает, что в данном случае Дмитрий Александрович соединился с «братьею роднёю» (Андреем Александровичем и Данилой Александровичем); «размирье» чуть было не дошло до столкновения (войска уже опустошили окрестности Кашина, сожгли Кснятин и двинулись на Тверь; но Михаил вышел с войском навстречу, и князья «взяли мир» (Никон. Рог. л л). В 90-х гг. союз князей тверского, московского и переяславского окончательно определился. В договорной грамоте Михаила Тверского с Новгородом, которую относят к 1294-1296 гг.13 Михаил Тверской заявляет новгородскому владыке: «то ти отьче повѣдаю: съ братомъ своимъ съ сторѣйшимъ СЪ Даниломъ одинъ есмь и съ Иваномъ; А дети твои, посадникъ и тысяцькый, и весь Новъгород, на томъ цѣловали ко мнѣ крестъ. Аже будеть тягота мнѣ от Андрѣя или отъ Татарина, или отъ иного кого, вамъ нотянути со мою, а не отступитивыся мене ни въ которое же время»14. В грамоте, таким образом, Михаил Ярославович Тверской называет Данилу Александровича Московского «братомъ своимъ старѣйшимъ с которым он «одинъ есть»; последнее относится и к Ивану Дмитриевичу, сыну Дмитрия Александровича Переяславского; с другой стороны, союз предусматривает борьбу как с Андреем, так и с «татарами», под которыми, очевидно, разумеются татары волжские. Эта борьба, или «тягота», имевшая место в событиях 1293 г., вводит нас в круг знакомых уже нам политических взаимоотношений и группировок: на одной стороне выступают князь Андрей Городецкий и князья ростовские, получающие полномочия и военную поддержку из Орды Поволжья, на другой — великий князь Дмитрий Александрович (который, как мы видели, получил великокняжеский стол благодаря поддержке Ногая), а также — Михаил Тверской.
В самом деле, в 1291 г. Ногай организовал заговор против Телебуги-хана; Телебуга и его сообщники попали в ловушку и были умерщвлены15. Вслед за тем Ногай посадил на царство Тохту. Известие об этих событиях попало и в текст Владимирского Полихрона под 1291 г.: «заратися царь Тохта съ Телебугою царемъ и со Алгуемъ и побѣди Тохта Телебугу» (Воскр. л.; ср. Льв., Соф. I, Никон, и Новг. I лл.). Но вскоре между Тохтой и Ногаем тоже начались враждебные столкновения. По Рашид-ед-дину, Тохта неоднократно вызывал к себе Ногая, но он (Ногай) «не соглашался (на это)»16. В 1294 г. (693), согласно показаниям египетских историков, Ногай казнил «множество татар»17. Слух о междоусобиях пришел и на Русь: под 1294 г. летописец записал (Симеон., и Никон., лл.), что «Тохта сел на царство, а Ногая победил» (Симеон, л.), а под 1297 г. тверская летопись, в составе Рогожской летописи, отметила: «иде царь Токта на Ногая ратию и побѣдии» (Рог., 6805)18. За судьбою Ногая и его отношениями с Тохтой на Руси, как видно, внимательно следили.
В 1293 г. в Орду пошли русские князья — «жаловатися на великого князя Дмитрея Александровичя» (Никон. л.); Никоновская летопись подробно перечисляет тех, кто пошел в Орду:
Карта движения татар Дюневой рати
«князь Андрѣй Александровичь Городецкий, князь Дмитрий Борисовичь Ростовский, да брат его князь Констянтин Борисовичь Углечский, да изъ двуродныхъ братъ ихъ князъ Михайло Глѣбовичъ Городецкий (надо — Белозерский), да тесть князя Михаила Глѣбовича Бѣлозерскаго князь Федоръ Ростиславичь Ярославский и Смоленский19, да князь Иванъ Дмитреевичь Ростовскаго, да епископ Тарасий Ростовский» (Никон., 1293). Вслед за тем на Дмитрия Александровича нагрянула рать Дюденя или, как полагают, Тудана — брата Тохты и сына Менгу-Тимура20. Татары в сопровождении Андрея Городецкого, Феодора Ростиславовича Ярославского и ростовских князей Дмитрия и Константина взяли и разорили ряд городов и «волостей». В Москву татары въехали хитростью, «обольстив» Данилу Московского. Переяславль сопротивления не оказал; «горожане переяславци», уже не раз страдавшие от татарских вторжений, услышав о приближении рати, разбежались; опустели также и «всѣ волости Переяславскыя»; как явствует из дальнейшего рассказа летописи, часть беглецов направилась в Тверь и искала защиты за стенами этого окраинного города. Михаила Тверского в городе не было; население, однако, единодушно решило оказать сопротивление Дюденю; татары осаждать Тверь не решились и прошли мимо на Волок, тем более что в город подоспел и сам Михаил.
Михаил прибыл из Орды. Но он прибыл, как надо думать, не из той Орды, откуда пришла Дюденева рать с ростовскими князьями. Через Ростово-Суздалъский край Дюденева рать прошла с востока на запад; сначала, на Суздаль и Владимир, затем на Юрьев, оттуда — на Москву и потом на Волок и «поидоша пакы къ Переяславлю и поидошла въ свояси»21 (Симеоновская летопись). Ко Владимиру они могли подойти двумя путями: или сухим, как например, пришла в 1281 г. татарская рать с Андреем Городецким: на Владимир через Муром; или водою, как, например, собирался ехать Тохта в 1312/13 г. (по сведениям персидской летописи, Тохта отправился «в страну Урусов», но «на пути» умер, «среди реки Итиля, на корабле»22; последняя возможность не исключена; даже в народной песне сохранилась память о наездах (забиравших полон) татар на Русь водою: «на червленных новых кораблях»23. Так или иначе, но не подлежит сомнению, что Дюденева рать пришла с юго-востока, из Волжской Орды, т. е. из Орды хана Тохты. Михаил, между тем, как рассказывает тверская летопись, возвращался «из орды», но, видимо, пе из той Орды, откуда пришла рать: во-первых, уже будучи «близъ къ Москвѣ», oн и не подозревал, как оказывается, что «на Москвѣ рать Татарская»: «приидо бо близъ къ Москвѣ, а не бяше ему вѣсти, яко на Mосквѣ ρать Τатарская» (Симеон, л.); во-вторых, пришедших татар летопись называет «супостатами» Михаила, от которых ему нужно было укрываться: «...како заступи богъ князя Михаила, идуща изъ орды, отъ многыхъ супостат Татаръ: прииде бо близъ къ Москвѣ...» и далее: «и обрѣтеся нѣкий ношинъ, тотъ проводи лъ бяше князя на путь миренъ. Татарове же и князь Андрѣй слышаша приѣздъ княжь Михаиловъ, не поидоша ратно къ Тфери, по постуиша на Волокъ» (Симеон, л.). Надо думать, таким образом, что Михаил тел с юга или с юго-запада, из Орды Ногая. Вместе с тем, по рассказу Новгородской I летописи, у тверского князя искал опоры спасшийся бегством Дмитрий Александрович: из Пскова он пробрался в Тверь и оттуда вел переговоры с Андреем24. Если тверской князь не хотел быть вассалом Тохты, а искал покровительства в Орде Ногая, и Тверь, судя по рассказу летописи, была готова даже оказать сопротивление рати Дюденя (или Тудана), то тверичи вслед за тем могли ожидать карательной экспедиции с Поволжья, которая, действительно, не замедлила явиться. Той же зимою на Тверь пришел «царь Токтомерь» и учинил людям «велику тягость»: одних умертвил, других захватил в полон. Выл ли это сам Тохта или, как полагает II. И. Веселовский, один из родственников хана — Токтемирь, судить не беремся25. Для нас важно только то (а это не вызывает сомнений), что рать была прислана на Тверь из Орды Тохты.
В эпоху двоевластия в Орде, в конце XIII в., произошли, по-видимому, некоторые изменения в организации эксплоатации русского Северо-востока, отразившиеся на организации ордынского владычества в последующее время. При Менгу-Тимуре (см. в 1280-1282 г.) на Русь посылались «даньщики». как видно из ярлыка Менгу-Тимура. Тексты же «ярлыков», критически разработанные М. Д. Приселковым, относящиеся к середине и ко второй половине XIV в., говорят, как и ярлык XIII в., о «писцах», но не говорят более о «даньщиках»26. «Даньщики», очевидно, из Орды в этот период уже не присылались. И действительно: уже в первой трети XIV в. великий князь владимирский (Михаил Тверской) сам собирал дань, как явствует из Рогожской летописи под 1318 г. и из биографии (жития) Михаила Тверского (см. Вел. Четии Минеи). Зная отношение к Волжской. Орде великого князя Дмитрия Александровича Переяславского, приходим к предположению, что в его княжение «даньщиков» уже не впускали, и великий князь стал сам собирать ордынскую дань, причем отвозил ее не в Волжскую Орду, а к Ногаю. Когда великим князем владимирским (в начале ХІУ в., после смерти Ногая) стал Михаил Тверской, то он пошел как бы на соглашение с Волжскою Ордой и стал платить Тохте дань, т. е. теперь дань шла в Волжскую Орду, но собирал ее сам великий князь Михаил, следуя примеру своего союзника и единомышленника — великого князя Дмитрия Александровича Переяславского.
Посылал ли Ногай баскаков во Владимирскую область, в Тверское, Переяславское и Московское княжества, признававшие Ногая, нам неизвестно. В дальнейшем мы баскаков там не видим. В Ростовском княжестве, признававшем не Ногая, а Волжскую Орду, баскаки еще в нач. XIV в. сидели. По крайней мере под 1305 г. Ростовский владычный свод сообщает о смерти «баскака» Кутлубуга27. Около 1299 г. (1298-1300 гг.) двоевластию в Орде был положен конец. Войско Ногая было разбито, и сам он погиб от руки «русского всадника из солдат Тохты»28. Событие это нашло отклик и в русской летописи: «того же лѣта, — читаем в Никоновском своде, — царь Тохта вдругии ходи на царя Ногоя и побѣди его» (Никон., 1299). Таким образом, длительный период смут в Золотой Орде окончился. Перед Тохтой (Тохтогу) встал вопрос об отношении к сильному союзу трех княжеств — Тверскому, Переяславскому и Московскому, которые, как мы видели (во всяком случае Тверское и Переяславское), занимали ранее недружелюбную позицию к Волжской Орде. С другой стороны, поскольку со смертью Ногая (около 1299 г.) над князьями вновь оставался только один «царь» — волжский, они в той или иной мере должны были теперь подчиниться власти Тохты.
Источники показывают, что русским делам в Волжской Орде уделяли не мало внимания. Мы знаем, что в 1313 г. Тохта сам даже хотел приехать в Северо-восточную Россию, и только смерть, застигшая его уже в пути, пометала выполнению этого плана29. Самый факт существования союза трех княжеств, державшихся довольно независимо по. отношению к волжскому хану, мог уже вызывать в Орде некоторые опасения. Между тем решительных шагов, резких мероприятий Орда не предпринимала. Из смуты она вышла в значительной мере ослабленной и пока только собиралась с силам30. Политика Орды в отношении к Северо-восточной Руси выразилась, на первых порах, в ряде дипломатических мероприятий.
В нашей историографии не были освещены официальный характер княжеских съездов, организованных в конце XIII и в первые годы XIV в., и та роль, которую играла в данном случае золотоордынская дипломатия. Между тем источники дают на этот счет прямые указания. В 1297 г. во Владимире, под руководством ханского посла, собрались русские князья: «бысть брань межъ князей Рускихъ, а в то время прииде посолъ изо Орды от царя Алекса Невруй, и бысть съѣздъ всѣм княземъ Русскимъ въ Володимери, комуждо князю свою обиду предъ послом глаголющу» (Никон., 6804; ср. Симеон, и Льв. лл.). Официальный характер съезда не подлежит• сомнению; съезд собирается с приездом посла Неврюя; Неврюй, очевидно, возглавляет съезд. Наконец, как мы узнаем из митрополичьего летописца, на съезд вместе с тем прибыл и сарайский епископ Измайло: «смири бо их Семион владыка да владыка Сарайский Измайло» (Льв., 6804). Присутствие последнего на съезде станет понятным, если вспомним, что еще сарайскому епископу Фогносту приходилось выполнять дипломатические поручения хана, ездить с ними в Царьград.
Через 4 года произошел другой съезд, в Дмитрове (Симеон., 1301). А спустя три года (в 1304 г.) состоялся новый съезд в Переяславле, опять-таки с чисто официальным значением. Непосредственно вслед за возвращением великого князя Андрея из Орды, в сопровождении ордынских «послов», съехались князья и митрополит и выслушали волю хана: «и ту чли грамоты царевы, ярлыки» (Симеон. л.)31.
Годы, связанные с деятельностью последних двух съездов, принесли с собою раскол среди, союзных княжеств и новую картину взаимоотношений. Вначале, на первом съезде, состоявшемся еще накануне окончательного падения Ногая, перед нами две резко враждебные партии: на одной стороне Андрей Городецкий и князья ростовские, а на другой — тверской, московский и представители г. Переяславля; это — две группы, образовавшиеся, как мы видели, в годы смут, в условиях двоевластия. Епископ саранский и владыка Семион стараются примирить обе группы; в результате съезда участники «подѣлившиеся княжением и разъѣхавшиеся кождо въ свояси» (Симеон. л.)32. Следующий съезд 1301 г. внес разлад между переяславским князем и тверским: Иван Дмитриевич и Михаил в чем-то «не докончили межи собою» (Симеон. л.). Москва в это время держала себя еще довольно независимо по отношению к Волжской Орде, что видно из захвата ею в 1301 г. Коломны, когда на стороне рязанцев были «татары». Наконец, решение съезда 1304 г. (состоявшегося со смертью переяславского князя Ивана Дмитриевича) имело в виду отношение к Орде московского князя. В 1303 г. умер бездетным Иван Дмитриевич Переяславский — и г. Переяславль занял великий князь Андрей, посадивший в городе своих «наместников». Вскоре, однако, Переяславль был захвачен Данилой Московским. Московская летопись несколько сгладила факт захвата: умер Иван Дхмитриевич, по его рассказу, и в Персяславле сел княжить Данила; только последняя фраза летописного рассказа обнаруживает ход событий: «а намѣстници князя великаго Андрѣева збѣжали» (Симеон., Троицк, лл.); с другой стороны, Московская летопись приводит основания, согласно которым Данила сел княжить в Переяславле: Иван Дмитриевич «благослови въ свое мѣсто Данила Московскаго въ Переяславли княжити; того бо любляше паче инѣх» (ibid.). В следующем году Данило умер, и, по рассказу того же свода, «но животѣ княжѣ Даниловѣ Переяславци яшася за сына его за князя Юрья» (Симеон, л.). Между тем Андрей поспешил в Орду, надеясь, очевидно, в Орде получить полномочия на владение Переяславлем. Однако, несмотря на то, что он был великим князем и, съездив в Орду, вернулся оттуда «съ послы и съ пожалованием царевымъ», Переяславль ему предоставлен не был, а был утвержден за Юрием Даниловичем: на съезде князей «чли грамоты, царевы ярлыки», и, как узнаем из летописи, «князь Юрьн Даниловичь приат любовь и взялъ себѣ Переяславль» (Симеон, л.). В Орде, очевидно, считали необходимым привлечь на свою сторону московского князя. Остался за Москвой и г. Можайск, отнятый Москвою у Смоленска в 1303 г.
Когда, на следующий год, умер великий князь Андрей, в Орду пошел Михаил Тверской, надеясь получить великое княжение, а вместе с ним Переяславль33. Вслед за ним в Орду пошел и Юрий Московский, получивший, как мы видели, Переяславль на съезде 1304 г.; Юрий, возможно, также предполагал, что ему дадут великое княжение, судя но тому, что, уезжая в Орду, он брата своего Бориса послал на Кострому (Симеон., 1305). В Орде великокняжеский стол дан был Михаилу, но в то же время на Переяславль полномочий (прямых — но крайней мере) ему не дали. Такое решение повело к вражде между князьями тверским и московским34. По приезде из Орды Михаил пошел ратью к Москве на Юрия, а в следующем году, как сообщает летопись, «на осень бысть Таирова рать», и «тое же осени князь Александръ и Борись отъѣхали в Тферь съ Москвы»; стоял ли в какой-либо связи отъезд из Москвы князей Александра и Бориса с «Таировой ратыо», нагрянувшей из Орды, сказать трудно, но во всяком случае Михаил на следующий год предпринял на Москву новый поход35.
Орда, как видим, действует достаточно осмотрительно; в ее планы входит, очевидно, привлечь московского князя на свою сторону; вместе с тем она опасается как будто усиления тверского князя, которому передала великое княжение, и не прочь восстановить московского князя против тверского.
Дальнейшие события в полной мере подтверждают наше наблюдение и яснее вскрывают основную задачу ордынской политики — использовать северо-восточного князя в интересах ордынской власти36.
В 1313 г., когда умер Тохта и на «царство» сел Узбек37, Михаил Тверской поехал в Орду38. Пока великий князь (Михаил) был в Орде, новгородцы решили изгнать его наместников из Новгорода. С этой целью они «послали» к князю Юрию; тот «тайно» снесся с князем Федором Ржевским, и последний поехал в Новгород39. В Новгороде, согласно желанию новгородцев, он согнал наместников великого князя и затем двинулся с новгородцами к Волге, где произошла встреча их с войсками князя Дмитрия Михайловича Тверского, кончившаяся миром. Новгородцы послали к Юрию, и тот прибыл с сыном своим Афанасием в Новгород40. Но из Орды вслед за тем приехал посол Арачии, и от «царя» пришло приказание, чтобы Юрий шел «къ нему во Орду безъ коснѣниа»41. Юрий отправился в Орду, а из Орды тем временем прибыл Михаил в сопровождении татар «сильных» и посла Тяитемеря42. С помощью татар он выступил против новгородцев, нанес им поражение под Торжком, а князя Афанасия препроводил в Тверь43. Новгородцы сделали попытку пойти в Орду «сами о себѣ», но тверичи их задержали и «изымали»44. На следующий год наместники Михаила принуждены были вновь покинуть Новгород, и Михаил совершил два похода на новгородцев, из которых второй окончился неудачно45. Между тем вскоре выяснилось, что Юрий был вызван в Орду отнюдь не для расправы и наказания за то, что он в отсутствие Михаила помогал новгородцам изгонять наместников великого князя. Наоборот: Узбек стал приближать к себе московского князя, женил его на своей сестре Кончазе (Кончаке), принявшей крещение с именем Агафьи46, и наконец отправил (по словам московской летописи) «на великое княженне»47.
В 1317 г. Юрий пришел из Орды вместе с послом Кавгадыем (Ковгадыем), сопутствуемый татарской «дружиной» (Рог. л. ; по тексту «Повести» с ним было «множество татаръ и бесерменъ»)48. Кавгадыю даны были от хана, как показывают дальнейшие события, широкие полномочия. В самом деле, Юрий и Кавгадый дошли до Костромы, их встретил Михаил со всеми «Суздальскими» князьями, и начались переговоры. Эти переговоры Михаил начал вести не с Юрием, а с Кавгадыем; в результате переговоров с Кавгадыем он уступил «великое княжение» Юрию, сам же ушел «в свою отчину» Тверь: «и съслався съ Кавгадыемъ състунися великого княжениа Михаилъ князь Юрию князю» (Рог. л.)49. Несмотря на то, что Михаил уступил Юрию «великое княженне», Юрий с Кавгадыем (в том же году), соединившись со всеми «суждальскими» князьями, пошли на Тверь против Михаила50. План Кавгадыя был таков: с северо-запада на Тверь должны были двинуться новгородцы, а с юга — Юрий со всеми «суждальскими» князьями. В Новгород приехал татарин Телебуган вызвал новгородцев против Михаила в помощь Юрию (Новг. л.). Новгородцы подошли к Торжку и там: ожидали срока; как было условлено они должны были двинуться от Торжка к югу (В то время как Юрий от Волока — к северу) и, таким образом, войдя в соприкосновение с войсками Юрия, ударить на Тверь: «... сърѣкаа срокъ, како пойти Юрию князю оть Волока, а Новгородцемь отъ Торжьку» (Рог. л.). Между тем войска Юрия подошли ближе к Твери и начали воевать Тверскую волость: «почата воеваш Тферскую волость, села пожгоша и жито, а люди в плѣнъ поведоша» (Рог. «летописец»). Ожидая прихода новгородцев, Кавгадый, очевидно, чтобы протянуть время, вступил в переговоры с Михаилом: тверская летопись рассказывает, что от Кавгадыя ездили «послове» к Михаилу, но не с целью покончить дело миром, а «все съ лестию» (Рог.л.)51. Новгородцы тем временем пошли к югу, прошли по тверскому рубежу, но Юрия не нашли, а столкнулись G отрядами Михаила. Не обнаружив московских войск («понеже не вѣдяху КНЯЗЯ Юрья, идѣ есть...», Новг. I л ), они заключили сепаратный мир с Михаилом и ушли в Новгород (Новг. I. Рог., Новг. IV, Соф. лл.). Кавгадый, Юрий и «суждальские» князья пошли в северо-западном или западном направлении, к Волге, В надежде, по-видимому, встретить новгородские войска. Михаил, «съвокупя свои мужи Тферичи и Кашинцы», вышел «противу Юрию»; Юрий «ополчися противу»; произошла «сѣча велка», Юрий был наголову разбит и бежал «въ малѣ дружинѣ» в Новгород. Среди пленных (в их числе были и князья) оказалась и княгиня Юрьева, сестра Узбека Кончаза (Кончака), умершая в плену52.
Михаил, как видим, явно сильнее Юрия. Тверское княжество в эти годы представляется, таким образом, едва ли не самым сильным из всех «низовских» княжеств: Михаил разбил всех «суждальских» князей с московским князем во главе. Сила тверского князя была, очевидно, хорошо известна Кавгадыю и им предусматривалась; этим объясняется, почему он вызвал новгородцев и ожидал их прибытия. Но ни Юрий ни Кавгадый не предвидели, конечно, что новгородцы заключат отдельный мир с Михаилом и тем разрушат планы Кавгадыя. Предприятие окончилось неудачно. Так или иначе, однако, надо было выходить из создавшегося положения.
На другое утро Михаил вышел к Кавгадыю53, пригласил его и «дружину» его в Тверь и оказал ему почет, соответствующий его положению: «и поятъ его в Тфѣрь съ своею дружиною, почтивъ его и отпусти» (Рог. л). Кавгадый заверил князя, обманывая его («лестию ротяшеся»), что они воевали «его» и «волость его» «без царева слова и новелѣниа» и что он (Кавгадый) не будет «вадити» на князя к царю. Таким образом, Кавгадый с Михаилом «взяли мир» («взятъ миръ...» Рог. л.). Содержание этих переговоров нам не известно; однако можно установить, что великокняжеская территория (но крайней мере — г. Владимир) была вновь занята князем Михаилом54. Заверениям Кавгадыя Михаил, по-видимому, поверил: когда, прибыл Юрий с новгородцами. Михаил вышел к нему навстречу, заключил договор, текст которого называет обоих князей «великими князьями»55, условился с Юрием, что оба они поедут в Орду, и послал вперед сына своего Константина56. Это как будто показывает, что Михаил действительно считал себя перед Ордою правым.
Что же оставалось делать Кавгадыю? Неудача, постигшая его план, торжество Михаила требовали удовлетворения. Михаил так или иначе должен был быть наказан «царским» гневом, тем более что в тверском плену умерла Копчаза, сестра Узбека, и слухи приписывали ее смерть отравлению57. Прежде всего Кавгадый вновь соединился с Юрием с неприязненными намерениями против Михаила. По словам «Повести», Юрий «пакы соимяся с Кавгадыем» и когда на следующий год Михаил отправил в Москву посольство «о любви», посол Михаила Олекса Маркович был Юрием убит (Рог. л.; 6826) и Юрий поспешил в Орду. Вслед за тем по его «повѣлению» в Орду поехали вместе с ним «всѣ князи Низовьские и бояре з городовъ и новгородцы»58. Михаил с отъездом в Орду несколько задержался. Между тем Кавгадый, по словам тверской летописи, по приезде в Орду стал говорить «царю», что Михаил, «собравъ по градомъ многы дани, хощетъ въ зѢмци, а къ тобѣ ему не бывати» (Рог. л.)59. Есть сведения, к которым, однако, следует относиться с осторожностью, что до суда Кавгадый готов был убить Михаила и уговаривал «царя» послать на Русь татар60. Михаил в Орду прибыл «вборзѣ»; его торопил посол Ахмыл, который приехал во Владимир с приказанием от хана: «зовет ти царь, поиде вборзѣ, буди за мѣсяць», и предупреждал, что задержка, в виду обвинений Кавгадыя, может повлечь за собою рать61. Через 11/2 месяца после приезда Михаила в Орду «царь» приказал судить Михаила с Юрием или, вернее, судить Михаила. «Суд» собирался дважды62. Кавгадый был одновременно и «судьа и сутяжей». Князья ордынские собрались «во едину вежу, за царевъ дворъ и нокладаху многи грамоты на князя Михаила». Михаил обвинялся в трех преступлениях: во-первых, «царевы дани не далъ еси»; во-вторых, «нротиву посла билъся еси» и, в-третьих, «княгиню великого князя Юрья оуморилъ еси». На первое обвинение Михаил «правду глаголя и истинну, обличаше лживыа свидѣтельстваи», и кроме того (на втором суде) указывал, «колико сокровшць своих издаялъ еси цареви и князем (все бо исписано имяте)»63. На второе обвинение он говорил, что «посла паки избавих брани и со многою честию отпустих его». Наконец, «про княгиню бога послуха призывате, глаголя, яко ни на мысли ми того сотворити»64. Тем не менее судьи вынесли приговор: «достоинъ есть Михаилъ смерти»65.
Приговор привели в исполнение не сразу. Русских князей и в том числе тверского князя, прикованного к колоде, увезли вместе с Ордою, которая двинулась на юг в сторону Дербента, так как Узбек во главе многочисленной армии намеревался вторгнуться во владения иранского ильхана Абу-Осида (1316-1386)66. Текст «Повести» дает описание любопытной сцены, которая вскоре произошла в Орде. Кавгадый приказал вывести Михаила с колодой на вые «в торгъ»; там, «созва вся заимодавца» при большом стечении народа, он поставил его перед собою на колено («величаше бо ся беззаконный, — прибавляет повесть, — яко власть имыи на праведнем») и «многа словеса изрече досадна на него», а «по сем» говорил ему о «Цареве обычае» и «царском гневе». Эта сцена должна была иметь, очевидно, показательное значение: автор свидетельствует, что в то время «съехалось бѣ множество людей отъ всѣхъ язык и сшедшесь тоу зряху» тверского князя; не даром один из присутствующих сказал, обращаясь к нему: «видипш ли се, колико множество народа стоит, видяще тя в таковой оукоризнѣ: а преж слышаще тя, царствующа в свои земли...67 Под г. Тетяковым — «минувши всѣго роды высокые Ясьские и Черкаские, близ ворот желѣзных» (т. е. Дербента) — Михаила убили68. По словам повести, перед убиением князя «Кавгадый вхождаатпе къ царю и исхождааше со отвѣты на убиение блаженаго»69. В какой же мере печальная участь Михаила явилась результатом интриги князя Юрия и вообще можно ли допустить, что московскому князю принадлежала инициатива в разыгравшихся политических событиях? Источники, как мы видели, едва ли допускают такое понимание. В Орду Юрий был вызван ханским послом. Все переговоры с Михаилом — и вначале у Костромы, и затем под Тверью — вел не Юрий, а Кавгадый. К новгородцам, как мы видели, приезжал татарин Телебуга. Московская летопись говорит, что Михаила Тверского «убилъ царь Озбякъ в ордѣ» (Симеон. л.). Тверская летопись говорит, что в Орде «вадили» на князя Михаила Юрий и Кавгадый, но и она указывает, что «начал пиком всего зла» был Кавгадый (Рог. «летописец»). Но всего показательнее оценка роли князя Юрия в тверской «повести», составленной современником событий — лицом, сочувствующим Михаилу и свидетелем его смерти в Орде: Юрий Московский, согласно рассказу новости, является орудием в руках татар. Эта оценка роли Юрия невольно остановила внимание знаменитого автора исследования о «Древнерусских житиях как историческом источнике»: «Но любопытно, — пишет Ключевский, — что соперник его (Михаила) Юрий Московский остается в тени и не на него направлено тверское негодование автора. Юрий с низовскими князьями — орудия татар, невольная жертва ордынской жадности и особенно треклятого Кавгадыя, всего зла заводчика. Такое отношение тем более любопытно, что Москва в начале ХІѴ в. не была еще окружена в глазах общества блеском, прикрывавшим много, и сам автор не скрывает подробностей, не согласных с его отношением к действующим лицам рассказа»70. Вернувшись на великое княжение, Юрий в своей великой княжецкой деятельности действительно играет роль орудия ордынской политики, т. е. верного слуги хана, блюстителя ордынских интересов.
Не прошло и года после возвращения Юрия из Орды, как к нему приехал «посол» Байдера («и много зла учиниша въ Володимери»)71. По прибытии Байдера Юрий поехал в Ростов — очевидно, в связи с какими-то требованиями Орды: в Ростове, по сообщению летописи, появились «злии Татарове»72. Из Ростова он проехал в Новгород, где сидел уже его сын Афанасий, посланный туда еще из Орды73, а в Ростове между тем вспыхнули волнения и население изгнало из города прибывших татар74.
На следующий год в Катин приехали «Гаяпчаръ Татарипъ съ Жидовипомъ длъжникомъ» и «много тягости оучинили Кашину»75. Вопросы уплаты ордынского «выхода» опять таки вызвали выступление великого князя Юрия. Со Есей силою Низовскою и Суждальскою Юрий «събрався въ Переяславли, хотя к Кашину ити, Михайловичи же князь Дмитрий съ братнего съ Тфѣрскымъ полкомъ и съ Катипскымъ противу ему изыдоша къ Волзѣ и доконча мир межи ими владыка Андреи и разыдошася»76.
Военная экспедиция сделала свое дело; Михайловичи, очевидно, рассчитались с кредитором и обязались, согласно условию, вскоре уплатить определенную сумму выходного серебра: в том же году зимой Юрий взял («ноимавъ») «сребро оу Михайловичевъ выходное по докончанию»77; был ли это остаток выхода, недоимка или полностью очередной выход, мы не знаем, хотя но ходу событий вероятнее кажется первое; летопись рассказывает только, что, приняв серебро, Юрий не пошел «противу царева посла» (имя посла, при этом летопись не указывает), а поехал, захватив с собою серебро, в Новгород. Там он вынужден был, согласно обоснованному указанию А. Е. Преснякова, задержаться78. Между тем Узбек передал великое княжение Дмитрию Михайловичу, который вернулся из Орды с послом Севенчьбутой, и вместе с тем поручил послу Ахмылу звать Юрия в Орду79, Мы не имеем прямых объяснений, почему Узбек решил передать великокняжеский ярлык тверскому князю. Можно думать, что был донос со стороны того самого «царева посла», «противу» которого не вышел с серебром Юрий, и что поводом послужила задержка Юрия в Новгороде. Так или иначе, но источники свидетельствуют, что Юрий все время оставался верным слугою хана. «Противу царева посла» он не поехал, во-первых, потому, что был вызван, как сообщает Новгородская летопись, новгородцами в Новгород80, и, во-вторых, потому, что намеревался, как выясняется из дальнейших событий, непосредственно внести собранные деньги в Орду. В самом деле, из Новгорода он стремился скорее в Орду81; опасаясь нападения со стороны тверского князя, он просил новгородцев проводить его82; опасения князя были вполне основательными: на пути «во Орду на Удроме на него действительно напал князь Александр Михайлович и разграбил его «товар». Юрий принужден был спасаться бегством во Псков, откуда он переехал в Новгород83. Спустя два года мы видим, что он добросовестно действует в интересах Орды в Заволочье, после взятия новгородцами Устюга («и докончаша миръ по старинѣ и выход давати по старинѣ во Орду»)84. Наконец, в том же году он из Заволочья проезжает р. Камой в Орду, везя, очевидно, с собою собранный выход85.
Между тем на роль ханского слуги Узбек не без успеха выдвигал уже брата Юрия — Ивана Даниловича. Еще в 1320 г., после вечевого восстания в Ростове, Иван Данилович «поиде во Орду ко царю Азбяку» (Никон, л.). В Орде он прожил до 1322 г., когда его послали вместе с послом Ахмылом с карательной экспедицией). Экспедиция действовала, по-видимому, добросовестно по некоторым городам Низовской земли (очевидно, в Ростовском княжестве), причем особенно пострадал г. Ярославль: «и плѣниша много людей и посѣкоша и Ярославль пожже мало не весь»86. Спустя шесть лет ему от «царя» дано было новое «повеление» — сопровождать большую карательную экспедицию на Тверь.
Дело в том, что в 1327 г. в Твери вспыхнуло восстание. Незадолго перед тем в город приехал ханский родственник Шевкал. Назначению Шевкала в Тверь, последовавшему вслед за передачей великого княжения (со смертью Димитрия) тверскому князю Александру, придавали серьезное значение87. Вместе с Шевкалом в Твери расположилось большое количество татар. Эти последние, по словам тверской летописи, стали позволять себе «насильство и грабление и битие и поругание» над горожанами88. Население ждало только повода к восстанию («искаху подобна врѣмени»), и когда представился удобный момент89, разразилось вечевое восстание: «и смятошася людие и оудариша въ вся колоколы и сташа вечемъ и поворотися градъ весь и весь народъ въ томъ часѣ събрася и бысть въ нихъ замятия и кликнута Тфѣричи и начаша избивати Татаръ»90; в числе убитых оказался и сам (ближайший родственник Узбека)91 Шевкал92.
Тверской князь (Александр) находился в это Бремя в Твери и перед восстанием, непосредственно общаясь с местным населением, разделял, как видно, общее настроение по отношению к татарам. Народ ему «многажды» жаловался на притеснения и, но уверению летописи, князь хотел «оборонять» тверичей от насильников, но не имел на то средств («и не могы ихъ оборонити, трьпѣти идъ вел яте»)93. Между тем Александр, как мы уже говорили, с 1326 г. занимал великокняжеский Владимирский стол, и, конечно, его поведение во время восстания и убиения Шевкала (даже если Александр не принимал в восстании участия, но был пассивным зрителем побоища) оценивалось как измена своему монгольскому сюзерену: недаром сам Александр впоследствии (в 1337/8 г.) признавался Узбеку в том, что он «много зла ему створил»94.
Как только весть о событии пришла к царю, он не замедлил вызвать в Орду Ивана Даниловича95. Осенью Калита отправился к хану, а зимой уже «но повелѣнию цареву» вместе с Александром Суздальским выступил с многочисленной татарской (Федорчуковой) ратью: «и бысть тогда великая рать Татарская, Федорчюк, Туралык, Сюга, и темников воеводъ, а съ ними князь Иванъ Даниловичь Московский но повелѣншо цареву»96. Экспедиция прибыла в Москву н оттуда двинулась на Тверь: «и шедъ ратыо плѣншпа Тфѣрь и Кашинъ и прочая городы и волости и села и все княжение Тферское взята и пусто сътворшпа... а князь Александра (Тверской) нобѣжалъ съ Тфери въ Псковъ»97. Великое княжение было поручено Александру Суздальскому, причем часть великокняжеской территории передана Ивану Даниловичу Московскому.
Итак, еще в 70-х гг. XIII в. в Золотой Орде стал намечаться второй, на ряду с Поволжьем, военно-политический центр, а со смертью Менгу-Тимура (т. е. с 1280-1282 г.) в Золотой Орде прямо образовалось два военно-политических лагеря. Установившееся (до 1299 г.) в Орде двоевластие непосредственно отразилось на политических взаимоотношениях на Руси. В соответствии с двумя военно-политическими центрами в Золотой Орде, в Северо-восточной Руси образовались две взаимно враждебных политических группы. Одна из них признавала «царем» Ногая: это князь Дмитрий Александрович Переяславский и его соратники; другая — не признавала: прочные связи но родству и «службе» сделали ростовских князей верными вассалами ханов Поволжья; вместе с Андреем Городецким они ориентировались на Волжскую Орду.
В эпоху двоевластия в Орде, в конце XIII в., произошли, по-видимому, некоторые изменения в системе эксплоатации русского Северо-востока, отразившиеся на организации ордынского владычества в последующее время: в эпоху двоевластия вел. князь Владимирский начал сам собирать ордынскую дань и отвозить ее в Орду.
Неизвестно, находились ли баскаки Ногая в княжествах, враждебно относившихся к Волжской Орде (Тверском, Переяславском, Московском). В дальнейшем мы баскаков там не обнаруживаем. В Ростовском княжестве, признававшем Волжскую Орду, баскак сидел еще (судя по летописному известию 1305 г.) в начале XIV в. К концу XIII в. мы видим — как результат существования двух политических ориентации — два враждебных лагеря: в одном — представители г. Переяславля, князь Тверской и князь Московский, в другом — князья ростовские, к которым примыкал их верный союзник князь Андрей Городецкий. Еще при жизни Ногая (на исходе XIII в.) волжский хан делал как будто попытку (не без помощи сарайского епископа) примирить первую группу с ростовсксой группой князей (съезд 1297 г.). С окончанием смут (около 1299 г.) и гибелью Ногая в Волжской Орде возник в новом виде вопрос об отношении к Твери, Москве и Переяславлю. На первых порах, ограничиваясь дипломатическими мероприятиями, волжский хан, по-видимому, направляет свою политику к тому, чтобы расколоть союз Твери и Москвы, независимо настроенной по отношению к Волжской Орде; далее он ведет наступление на Тверь.
Анализ событий 1317-1318 гг. (поход Кавгадыя на Тверь и убийство Михаила Тверского) показывает, что не московскому князю принадлежала инициатива наступления на Тверь. Поведение Орды в отношении к Твери вытекало из предыдущих событий (знаем, например, что тверской князь ездил к Ногаю) и определялось тем, что Тверское княжество, как выясняется из событий, было самым сильным на Северо-востоке. Отсюда понятна задача ордынской политики: изолировать Тверь и сделать московского кпязя своим послушным орудием, что и оказывается на деле: вернувшись на великое княжение Владимирское из Орды, Юрий в своей великокняжеской деятельности действительно играет роль верного слуги хана, блюстителя ордынских интересов; не без успеха на ту же роль выдвигают затем брата Юрия — Ивана Даниловича. Но и в отношении к Москве существуют опасения, соблюдается осторожность: по смерти Юрия, например, великое княжение Владимирское передается Александру (Тверскому), а после восстания в Твери и бегства Александра (1327 г.) особенное внимание Орда обращает, как сейчас увидим, на князя Суздальского.
1 См. Ρасhуmеrеs, III, 25; V, 4; см. Ипат., л., 1277 г.; ср. А. К. Марков, О монетах хана Ногая (Труды Моск. нумизм. общ., т. III, 1905); о владениях Ногая см. Тизенгаузен, I, III (о Крыме), 161, 382; Н. И. Веселовский, Хан из темников Золотой Орды Ногай и его время (Зап. Росс. Акад. Наук, VIII сер., т. XIII, № 6, 1922 г.), стр. 23. См. также у Рашид-ед-дина (Т из., II, рукоп., не изд.); Тохта «переправился через реку Узи, расположился на бер. Тарку (Берку, вар.: Бѳрды), где находился (старинный) юрт Ногая»; р. Узи — Днепр (см. выше у Тиз.).
2 См. Бейбарс (Тиз., I, 101-102); Биография Калавуна (Тиз., I, 67-68; Ρасhуmеrеs, V, 3, 4).
3 См. Ибнельфорат, Тиз., I, 362; ср. биографию Калавуна, Тиз., 1, 69.
4 На ряду с официальной версией, которая старалась скрыть истинную причину отречения Туда-Менгу, сохранились известия, что восшествие на престол Телебуги-хана сопровождалось, в сущности, дворцовым переворотом. Египетские мамелюки были союзниками золотоордынских ханов, и египетские историки (обычно — высокопоставленные лица), естественно, следовали официальной версии, тем более что в значительной мере они черпали свои сведения из официального источника. Так, в летописи Бейбарса (одного из самых приближенных лиц египетских султанов К о лаву на и Эннасыра Мухаммеда) мы читаем, что Туда-Менгу «обнаружил помешательство и отвращение от занятий государственными делами, привязался к шейхам и факирам, посещал богомолов и благочестивцев, довольствуясь • малым после большого. Ему сказали, что коли есть царство, то необходимо, чтобы им правил царь. Он указал на то, что он уже отрекся от него (царства) в пользу братнина сына своего Тулабуги, да что его душа обрадовалась этому» (Т и з., I, 105); ср. Эннувейри (Тиз., 1, 155) и др. В ином положении были персидские историки; они могли смело разоблачить интриги, бывшие при золотоордынском дворе, так как иранские ильханы обычно пребывали во вражде с Золотой Ордою. Из истории Рашид-ед-дина (был визирем в государстве хулагуидов) мы узнаем, что Туда-Менгу «царствовал (только) некоторое время. После того сыновья Менгутимура, Алгу |й] и Тогрыл, да сыновья Тарбу, старшего сына Туку-кана, Тулабука и Кунджук свергли Туда-Менгу с царства под тем предлогом, что он помешан, и сами сообша 5 лет управляли государством. Токтая же, сына Менгу-Тимура... они, заметив в нем признаки отваги и мужества, сообща решились погубить, [но] он узнал об этом, бежал от них, нашел убежище у Билыкджи... и послал к Ногаю» (см. Τиз., II, не изд., Рашид-ед-дин).
5 Из истории Рашид-ед-дина и из летописи Бенакити мы узнаем, что, когда Тохта (Туктай) убежал от Телебуги и его сообщников и послал к Ногаю, последний сказал: «ни с одною думою (никаких) пререканий и воинственных замыслов не затеваю... но у меня есть указ от Сеинхана, чтобы примирять тех, кто будет действовать беспутно и мутить в улусе его и уруке. В тайн е же он. предупредил Τуктая, чтобы он был наготове» (Бенакити; см. Τиз., II, рукоп.).
6 Окончательно двоевластию был положен конец, как мы увидим, только около 1299 (1298-1300) г.
7 Рассказ этот мы читаем в летописи под в 1283-1284 гг. Он повествует о событиях 1287/88-1293 гг., как можно установить на основании персидских и арабских источников (Рашид-ед-дин, Бейбарс, Эннувейри и т. д.); таким образом, он является уже позднейшей вставкой в летописный текст (под 1283-1284 гг.).
8 По Никон. л.: Кавгадый и Алчедай; по Акад. л.: Кодай, Алчедай; по Воскр. л.: Кавадый (Кавгадый, Кавыдай) и Алчедай.
9 Под сводом Дмитрия Александровича мы разумеем Великокняжеский свод 1283 г. На существование последнего на основании изучения летописи «между 1263 — 1285 гг.» указывалось (см. в ст. М. Д. Лриселкова, в сборн. «Века», I, 1924, стр. 30). О летописном тексте 1283 — 1284 гг. см. у нас выше, стр. 70, примеч. 3.
10 По Никон, л.: Турантемир и Алын; по Акад. л;: Тукатемерь и Алынь; по Симеон, л.: Тура и Тёмерь и Алын; по Рог. л. (отнесено к первой рати,. 1281 г.): Таитамери Алын.
11 Дмитрий Александрович поехал к Ногаю «съ своею дружиною» (Симеон. л.) или «з дружиною своею и со княгинею и з дѣтьми и со всѣм дворомъ своимъ » (Никон, л.). Можно думать, что одного из своих сыновей (Александра) он оставил в Орде Ногая в качестве заложника; по крайней мере, в Новг. I л., под 1292 г., читаем: «преставися у великого князя Дмитрия сынъ Александръ в Татарехъ» (Новг. I л.).
12 А. В. Экземплярский, Великие и удельные князья Северной Руси, т. I (родосл. табл.); Василий Александрович умер в 1271 г. (ibid. стр. 286).
13 См. С. Г. Г. и Д. , I, № 4; А. А. Шахматов, Исследование о языке новгородских грамот (Иссл. по русск. языку, I, стр. 200-230 и далее); датировка — 1294-1301 гг.; этими годами (гл. обр. — 1294-1296) грамоту датируют и другие исследователи (Соловьев, Барзаковский, Пресняков).
14 С. Г. Г. и Д., I, № 4.
15 Тизенгаузен, I, 107-108; подробное описание см. у Рашид-ед-дина (Тиз., II, не изд.).
16 См. у Рашид-ед-дина: «несколько раз посылал послов к Ногаю и, давая ему равные хорошие обещания, приглашал его к себе, но Ногай не соглашался», и сокращенно у Бенакити: «неоднократно требовал» (Тиз., II, рукоп.).
17 Бейбарс (Тиз., I, 109.)
18 По словам Рашид-ед-дина, во время вражды Ногая с Тохтой, Ногай «постоянно отправлял к государю ислама (Газану; ильхан, властитель Персии, 1295-1340)... почетных послов и просил его о помощи, заявляя о желании (своем) сделаться подданным его величества (Газана)». Газан отказался воспользоваться затруднительным положением Тохты и сохранял дружественные отношения как с Тохтой, так и с Ногаем (Тиз., II, не изд.).
19 С. Соловьева: История отнош. между русск. князьями Рюрикова дома. Поправки — согласно с примеч. 1 на стр. 282 соч., М., 1847.
20 О Тудане см. Н. И. Веселовский, Изв. отд. русск. яз. и слов. Акад. Наук, 1916, т. XXI, кн. I, стр. 1-10.
21 Эти города и волости подверглись опустошению и разграблению (Симеон. л.). В начале того же известия в общем перечислении городов упомянуто, что татарами были заняты («взяты») еще Муром, Коломна, Дмитров, Углич и Можайск. В летописном описании татарского пути они не упомянуты; в виду этого общее перечисление вызывает сомнение. Ср. также выражение: «а всѣхъ городовъ взяша Татарове 14» с текстом о Батыевом нашествии под 1237 г.: «и взяша городов 14» (Симеон, л.), хотя все же возможно, что города эти (Муром, Коломна, Дмитров, Углич и Можайск) или некоторые из них и были в действительности заняты татарами.
22 «но на пути... он умер в пределах Сарая среди реки Итиля, на корабле», см. Летопись царей и султанов, современных султану Олджайту (Тиз., II, не изд.) Ср. о том, что князь Иван Михайлович Тверской в 1412 г. поехал в Орду «рѣкою Волгою на судѣхъ» (Никон., 1412).
23 Песнь о Марье Юрьевне из собрания Якушкина (Буслаев, Русская народная поэзия, I, 1861, стр. 425).
24 Новг. I, 1239; ср. Пресняков, Обр. вел. гос.
25 Изв. отд. русск. яз. и слов., Акад. Наук, т. XXI, в. I, стр. 15.
26 Приселков, Ханские ярлыки русским митрополитам, 1916.
27 На окраинах Рязанского княжества «баскаки и сотники») сидели во второй трети XIV века, как свидетельствует грамота Феогноста на Червленый Яр. Но весьма вероятно, что окраинные города тех мест были на особом положении, находясь в непосредственной зависимости от татар, подобно г. Туле, которую при царице Тайдуле «баскащі вѣдали», и на которую, вероятно вскоре после начала ордынских смут во второй половине XIV в., распространил свою власть Димитрий Московский.
28 Первое столкновение Ногая с Тохтой произошло в начале 1298 г. (или в самом исходе 1297 г.); ср. Бейбарс (Тиз.; I, 110), Эннувейри (Тиз., I, 158 и Эльмакрыз и Τиз., I, 435). Сражение происходило при р. Яксае (Аксае); Тохта был разбит; войска бежали до р. Дона, и часть их утонула в реке. По Рашид-ед-дину, битва происходила на берегу р. Дона. Тохта был разбит и бежал в Сарай (Тиз., II, рукоп.). Второе столкновение кончилось полным поражением Ногая и его смертью. Оно произошло, по Бейбарсу и Эннувейри, в 699 г. (28 сент. 1299-16 сент. 1300 г.); к этому времени Рашид-ед-дин относит первое сражение (вероятно, к 1300 г.); второе, по ходу изложения им событий, произошло вскоре после первого (Тиз., II, рукоп.). Случилось так, что несколько эмиров изменили Ногаю и перешли к Тохте. После этого Тохта двинулся на Ногая. Ногай с сыновьями выступил тоже. «Оба войска сошлись в местности, называемой Куканлык, и сразились». Ногай был разбит и обратился в бегство. «Настиг его Русский из войска Тохты» и отрубил ему голову и принес Тохте. Тохта приказал умертвить этого русского за то, что он «умертвил такого великого по сану человека, а не представил его султану»; см. Бейбарс и др. (Тиз., I, 113-114 и др.). По Рашид-ед-дину, когда Тохта набрал большое войско и пошел на Ногая, Ногай отступил. В войске последнего произошло тем временем восстание, которое едва удалось усмирить. Узнав о несогласии Ногая с войском, Тохта с 60 тьмами войска «переправился через реку Увп, расположился на берегу реки Тарку (Берку; вар.: Берды), где находился (старинный) юрт Ногая». Произошло сражение. Ногай был разбит. Сыновья его бежали к Курулям и Башгирдам (см. Тиз., II, рукоп., а также и о том, что его схватил «Русский всадник из солдат Тохты, нанес ему рану» и повел к Тохте, но по дороге Ногай «отдал богу душу»).
29 Летопись царей и султанов, современных султану Олджайту; Владения Дешткипчака (Тиз., II, рукоп.).
30 «С тех пор, — говорит Рашид-ед-дин, разумея события 1288 г., — до этого времени, то есть благословенной эпохи государя Ислама (Газана)... у них столкновений не было. Вследствие слабости (своей) они (золотоордынцы) предпочли согласие вражде, открыто высказывают дружбу и единодушие и постоянно посылают к Гавану послов с извещениями о делах (своих) с дарами и приношениями» (Тиз., II, рукоп.).
31 Ср. о соглашении («A présent nous, Timur-kagan, Toctoga, Tchabar, Toga et autres, descendants de Djenguis-khan), объединившем улусы монгольской империи (о котором упоминает Олджайту в письме к Филиппу IV) и состоявшемся в начале XIV в. (см. W. КоtWісz, Les Mongols promuteurs de l'idée de paix universelle au début du XIV-е siècle, Varsovie, 1933).
32 В том же году Андрей Александрович, собрав рать, хотел идти на Переяславль, а также к Москве и к Твери; как мы говорили уже выше, князья тверской и московский, со своей стороны, вышли с войском и не позволили ему «ити на Переяславль»: «бяше бо князь Иванъ Дмитриевичь, ида в орду, приказал блюсти свою отчину Переславль князю Михаилу Тфѣрскому» (Симеон, л.).
33 Симеон., 1305: «преставися князь великий Андрѣй Александровичь и положенъ бысть на Городцѣ. Того же лѣта Михайло Тферскый в орду пошелъ, а по убиении Акинфовѣ вышелъ изъ орды на княжение великое». Когда Юрий, отъезжая в Орду, в отсутствие Михаила, послал брата своего Бориса на Кострому, там его «изнимавъ да повели на Тферь». Когда Иван Данилович приехал в Переяславль и сел на нем, произошла под Переяславлем битва между тверским боярином Акинфом и Иваном Даниловичем, к которому присоединилась Переяславская рать, а затем подошла и Московская. Акинф был разбит и умерщвлен «у Переславля», и дети его бежали в Тверь. И Юрий и Михаил находились в это время в Орде (Симеон., 1306; ср. Новг. I, 1304).
34 В последствии мы видим, что Переяславль оказывается изъятым из состава территории Московского княжения и включенным в состав великокняжеской территории.
35 Симеон., 1306-1308; Рог. л. и Тв. сб., 1307-1308.
36 «Для того, чтобы поддержать рознь среди русских князей, — писал Маркс, — н чтобы обеспечить их рабское подчинение, монголы восстановили достоинство великого княжения (Владимирского)» («То entertain discord among the Russian princes, and secure their servile submission, the Mongols had restored the dignity of the Grand Princedom» op. c. p. 78).
37 Согласно продолжателю рашид-ед-диновой истории, в момент смерти Тохты Уэбек находился в походе. «Эмиры и найоны стали спорить (между собою) относительно (перехода) царской власти. Эмир сарайский Кутлуктимур сказал: «царство принадлежит сыну Токты, но сперва нужно схватит:. Узбека, потому что он враг (наш), а после того уже можно сделать царем сына Токты. Они (эмиры) согласились с этим. Узнав о смерти Токты, Узбек покинул войско и прибыл в Сарай, не подозревая (ничего) о помыслах и намерении эмиров. В числе их находился один эмир по имени также Кутлуктимур; он известил Узбека о замысле их. Причиною вражды эмиров к Узбеку было то, что Узбек постоянно требовал от них обращения в правоверие и ислам и побуждал их к этому. Эмиры же отвечали ему на это: «ты ожидай от нас покорности и повиновения, а какое тебе дело до нашей веры и нашего исповедания и каким образом мы покинем закон и устав Чингисхан а и перейдем в веру арабов». Но он (Узбек) настаивал на своем мнении; они же вследствие этого чувствовали к нему вражду и отвращение и старались устранить его». Заговор не удался. Узбек, «собрав войско, одержал верх (над ними). Сына Тохты с 120 царевичами из рода Чингис-ханова он убил, а тому эмиру, который предупредил его, оказал полное внимание и заботливость. Это тот (самый) Кутлуктимур, который долгое время управлял областями Дешт-Кипчака и Харезма. Узбек сделался государем на престоле царства Джучиханова и стал могущественным властителем...» (Тиз., II, рукоп.). Краткое упоминание об этих событиях см. у Эльбирзали: «он умертвил нескольких эмиров и вельмож, умертвил большое количество уйгуров, т. е. лам и волшебников, и провозгласил исповедание ислама» (Т и з., I, 174); Эльмуфаддаля (Т из., I, 197); Эддзехеби (Т и з., I, 206); Ибндукмака (Тиз., I, 323); Ибнхальдуна (Тиз., I, 384 — 385); Эласади (Т и 8., I, 446); обстоятельства умерщвления эмиров изложены у Элайни (Т из., I, 516). В русской летописи события отразились лишь в кратком указании летописца, что Узбек вступил на царство «и обесерменился» (Симеон., 1313).
38 «Князь великии. Михаило поиде въ орду, такоже и Петръ митрополитъ всеа Рѵси, духовный пастухъ, вкупѣ съ княземъ съ великимъ поиде къ орду того дѣля, понеже тогда Тохта царь умре, а новый царь Озбякъ сѣлъ на царствѣ и обесерменился» и далее: «но милостию божиею вборзѣ отпущенъ бысть Петръ митрополитъ отъ царя ивъ орды и прииде на Русь» (Симеон., 1313).
39 Новг. I, 1314; Никон., 1314.
40 Симеон., Никон., Новг. I, лл., 1314; «и ради быша новгородци своему хотѣншо» (Новг. I л.)•»
41 Никон., 1315; ср. Новг., 1315: «поиде князь великыи Юрьи изъ Новгорода, позванъ въ Орду отъ царя марта 15 в суботу Лаэорзву, оставивъ в Новгородѣ брата своего Афанасья».
42 Симеон., 1315: «То же осени прииде изъ орды князь великии Михаило, «а съ нимъ посолъ Тяитемерь, и много зла учини въ Русской земли»; в Никон. л. 1315 г.: «... а съ нимъ лосолъ Таитемирь и Имаръхожа и ИндрыГг» (ср. Акад. л.: «а съ нимъ послове Тайтемерь, Махрожа, Инды»), Рог., 1315: «... а съ нимъ Татарове силни» (ср. Тв. сб., 1315). Новг. I л. «ведый съ собою Татары оканьнаго Тантемеря».
43 Новг. I, Никон, лл , 1315. Новг. I л.: «Тогда же поиде князь Михаило со всею Низовською землею ис Татары к Торжку» и т. д. Рог. л.: «и иде къ Торжку с Татары и съ князи Суждалскыми...» (ср. Никон, л., 1315).
44 Никон., 1315.
45 Новг. І, Никон., Симеон, лл.; Рог., 1316.
46 Д Рог., 1317; Никон., 1317: «прииде князь великы Юрьи Даниловичь Московьский на великое княжение изо Орды женився, у царя сестру его понявъ именем Коньчаку; егда же крестися и наречено бысть ей имя Агафиа».
47 Симеон., 1317.
48 Рог., 1317; Вел. Четии Минеи, ноябрь, М., 1914; «убиение великого князя Михаила Ярославичя Тверьскаго от безбожнаго царя Азбяка», л. 1078. Как установил Ключевский, первоначальное сказание о Михаиле мы имеем в списке, попавшем в Вел. Четии Минеи; в древние летописи оно не попало, а позднейшие летописные сборники занесли его на свои страницы уже в переделке XV в. «По содержанию и основной мысли это сказание не житие в настоящем смысле слова, а повесть об убиении кн. Михаила в Орде». Автор — тверяк — был современником Михаила и очевидцем событий его кончины (см. Др.-русск. жития свят, как историч. источник, М., 1871, стр. 71-72); см. также и Серебряно кий, Др.-русск. княж. жития, стр. 247-253.
49 Рог. л., Тв. сб., Никон, л., 1317.
50 Эти события остались не понятыми А. Е. Пресняковым, так как он совершенно не использовал (или, вернее, не оценил) основной (и древнейший) текст для этих событий — Рог. л. (см. Обр. вел. гос., стр. 129). В основу добавлений летописной переделки XV в. жития Михаила (П. С. Р. Л., т. VII) взят летописный рассказ, но передача «великого княження» изложена неверно, а в дальнейшем введен мотив «смирения». Первоначальное сказание о Михаиле (см. выше стр. 83, примеч. 6) осталось Пресняковым не попользованным при изложении этих событий.
51 Рог. л., Тв. сб., Никон, л., 1317. Как видим, нет оснований предполагать, чтобы Кавгадый во время переговоров с Михаилом требовал от него недоимок (или вообще «серебра»), тем более что ни летописи, ни повесть об убиении Михаила на это не указывают.
52 Рог. л., Тв. сб., Η икон., Симеон., Новг. IV лл., 1317; Новг. 1, 1318.
53 Когда Юрий, по рассказу Рог. л., «въ малѣ дружинѣ» бежал в Новгород, Кавгадый «повелѣ дружинѣ своей стягы поврѣщи, а самъ не любоул поиде въ станы» (Рог.,1317). Из рассказа Рог. л. не ясно, принимала ли непосредственное участие «дружина» Кавгадыя в битве или стояла только с поднятыми стягами. Напомним, что «рать великая» Юрия была действительно разбита наголову и что в числе пленных кроме жены Юрия попали князь Борис Данилович и др. «многим князи» (ср. Рог., Симеон., Моск. лл.). По Никон, л., в числе пленных были и «татары», но после свидания Михаила с Кавгадыем, князь «татаръ Кавгадыевыхъ избивати не повелѣ».
54 См. в «Повести»: «бывшу же ему в Володимерѣ и се приде тоу посолъ изо орды...» (В. М. Ч., ноябрь).
55 «Се доконча князь Великий Гюрги съ братомъ своимъ Великимь Княземь Михаиломъ...»(С. Г. Г. и Д., I, № 14; А. А. Шахматов, Исслед. о языке новгор. грамот).
56 «Тое же зимы великий князь Михаилъ посла сына своего Костянтина в Орду» (Рог., 1317; см. «Повесть», Вел. Четии Минеи, ноябрь).
57 Симеон., 1317.
58 Вел. Четии Минеи, ноябрь. Посланным в Орду пришлось, как увидим, через 41/2 месяца сопровождать Узбека в походе через Дербент.
59 Рог., 1318, Бел. Четии Минеи, ноябрь.
60 Никон., 1318.
61 Вел. Четии Минеи, ноябрь (застал орду у устья Дона); Рог., 1318.
62 Рог., 1318; Вел. Четии Минеи, ноябрь.
63 Вел. Четии Минеи, ноябрь. Была ли в этом обвинении доля правды и в какой мере условия могли позволить Михаилу утаить собранную дань, судить трудно. Скорее можно допустить, что Михаилу не удалось собрать всей дани. Бо всяком случае, Михаил пришел из Орды в сопровождении Таинемеря, и с ним были «татарово силны». Московская летопись ничего не говорит о подобном злоупотреблении со стороны тверского князя. Тверской автор летописи и тверской автор «Повести» нисколько не скрывают обвинения, предъявленного Михаилу, повидимому далекие от мысли, что читатель заподозрит Михаила в этом преступлении. Напомним также, что в 1321 г. в Кашин приехал «Гаянчаръ татаринъ съ жидовиномъ длъжникомъ, много тягости учинили Кашину»; «должник» — это кредитор, заимодавец. Согласно мнению Экземплярского (а вслед зa ним и А. Е. Преснякова), приезд «должника» был вызван долгами Михаила (см. Пресняков, Обр. вел. гос., стр. 132, примеч. 2; Экземплярский, II, 469). Если так, то и Михаилу приходилось в Орде занимать в долг. Ссудные сделки с купцами в Орде были довольно обычным явлением. За их помощью, косвенно, обращался даже сам Узбек. Так, по рассказу Эннувейри (ум. в 1333 г.), когда султан сватал «девушку из рода Чингис-ханова», Узбек предложил египетскому послу внести приданое. «Тот стал извиняться, что при нем нет денег. Тогда он (Узбек) сказал: «мы прикажем купцам ссудить тебя тем, что (следует) внести», и приказал им сделать это. Он занял 20000 динаров чистым золотом и внес их. Потом он (Узбек) сказал: «необходимо устроить пир, на котором собрались бы хатуни». Он (посол) в другой раз занял денег, говорят 7000 динаров, и устроил пирушку» (Тиз., I, 169). Мы знаем также, что, когда Александр Михайлович в 1325 г. возвращался из Орды, с ним были «должници и много бысть тяготы на Низовьской земли» (Новг. I, л.); что в 1371 г. Дмитрий Иванович вернулся ив Орды «съ многыми длъжникы и бышеть отъ него по городомъ тягость данная велика людемъ» (Рог., 6879). В договорных грамотах, наконец, встречаем прямо указание на «долг бесорменьскый» (см. С. Г. Г. и Д., I, № 33, стр. 56).
64 Ср. Духовную новгородца Климента XIII в.; меновую грамоту 1538 г., где «послухами» являются «бог, Николай Чудотворецъ, апостолы Петр и Павел». (А. С. Лаппо-Данилевский, Архивные курсы. Очерк русской дипломатии частных актов, II, 1920, .стр. 47).
65 І Вел. Четии Минеи, ноябрь; Рог., 1318.
66 См. «Летопись царей и султанов, современных султану Олджайту: «в 718 г. (5 марта 1318 — 21 февр. 1319 г.) со стороны Дешткипчака дошла молва, что царь Узбек с бесчисленным войском по Дербентской дороге направился в этот край (Иран)... Государь (Абусаид) и эмиры (его) двинулись в Карабаг». Поход кончился поспешным отступлением Узбека (Τиз., II, рукоп.); см. Летопись Вассафа: «В середине зимы 718 г. (1318-1319) царевич Узбек появился от границ Саксинских и кипчацних с огромным и бесчисленным войском... прошли через Желевные ворота (Дербент). Охранение этой окраины поручено было (Хулагуидами) эмиру Теремтазу с личной тысячью. Так как племена лезгин — да дарует (нам) Аллах неоднократно победы над ними! — из-за скверных намерений и дурных наклонностей (своих) имели большую связь с той (золотоордынской) стороной, то они ему (Теремтазу) не дали знать о прибытии этой неожиданной армии». Далее читаем об остановке войска Узбека на берегу р. Куры, и затем — о поспешном отступлении из опасения, что войска противника зайдут в тыл (Тиз., II, рукоп.).
67 Вел. Четии Минеи, ноябрь.
68 Бояре и слуги Михаила («бояре ж его и слуги») подверглись избиению: «а иных изымаше, волочаху нагих, терзающе нещадно... и приведше въ станы своя, оутвердиша и во оковѣхъ» (Вел. Четии Минеи, ноябрь). Часть их (с князем Константином) нашла спасение у «царицы («котории успѣша убѣжати во орду КЪ царицы со княземъ КОНСТАНТИНОМЪ»), Смерть «Озбяковой царицы» (Боялынь) отмечена в русских летописях под 1323 г.: «царица Овбякова въ ордѣ именем Боялынь умре» (Симеон, л.). О Боялунь (третьей хатуни Узбека), дочери византийского императора, см. подробный рассказ у Ибнбатуты (Тиз., Ï, 294 295) — о ее «состарадательностп» и об отношении к прибывшим; ср. в Anaîceta Franciscana, III, 1β97, ρ 519 — 520, в главе incipit passio fratris Stephani de Hungaria in civitate Sarav Tartar or urn, 301 — 305: о ее путешествии в Константинополь. Книга Clvezza была мне недоступна: M. de Ciνеlla, Histoire universelle des Missions Franciscaines, trad, de l'italien... par le P. Victor-Bernardin de Rouen, Paris, 1898 — 1899, t. I, Asie: Tartane (Grande Tartarie, Chine, Perse, Indes, Paptchak, Thibet, Turkectan), 1898.
69 «Повесть» рассказывает далее, что «самиж князи и бояре в единой вежи бяхоу, пиюще и повѣствующе, ктож какову вину изрек на святого» (В. М. Ч., там же). Очевидно, это были те самые «князи низовьские и бояре з городовъ», которые «по повелѣнию Кавгадыеву» прибыли в Орду, когда он готовил осуждение Михаилу в Орде (см. В. М. Ч., ноябрь).
70 Вел. Четии Минеи, ноябрь.
71 «Древнерусские жития святых как исторический источник», стр. 73-74; и далее: «Увидев брошенное без одежды тело Михаила, Кавгадый «с яростью» обратился к Юрию: ведь он брат тебе старший, все равно, что отец, зачем лежит так его тело? (После убиения Михаила его «вежу» разграбили «Роусь и Татарове», а тело его было брошено «небрежено»: Вел. Четии Миней, ноябрь; А.Н.). После убийства и русские князья G боярами, в одной веже с ордынскими, пили вино и хвастались, какую кто вину выдумал на пострадавшего князя» (там же, стр. 74). Об этом см. выше, примеч. 5.
72 Никон., 1320: «Князь велики Юрьи Даииловичь Московский приидоша на великое княжение...» «Того же лѣта приходил изъ Орды посолъ Байдера къ великому князю Юрью Даниловичю и много зла учиниша въ Володимери. Того же лѣта князь велики Юрьи Даниловичь посла въ Новъград на столъ брата своего Афанасиа Даниловичя»; ср. Новг. I, Новг. IV лл., 1319 г.
Имя Байдара мы встречаем у Ибнбатуты: когда ханша Узбека Баялунь, дочь византийского императора, отправилась в Константинополь, ее провожал «эмир Байдара с 5000 своего войска»; когда они доехали до пограничной, византийской крепости Махтули, «эмир Баядера вернулся со своим войском, а с хатунью поехали лишь ее люди» (Т из., I, 302, 304).
73 Акад. л.: «Князь Юрьи приеха в Ростовъ, а из Ростова еха в Новъгородъ... Того же лѣта быша златаровѣ в Ростовѣ...» (ср. Воскр., 1320). Следует заметить также, что за год перед тем в Ростов из Твери перевезли тело Кончазы, сестры Узбека и жены великого князя Юрия, где она была похоронена в церкви св. Богородицы (Акад., 1319; Воскр., 1317; Новг. IV, 1319).
74 См. Новг. IV л.: «а Юрьи изъ Орды приела брата Афанасья в Новъгородъ намѣстникомъ»; ср. Новг. I л.
75 Акад., 1320: «..и собравшеся людие, изгониша ихъ изъ града»; ср. Воскр. л. Последствием этих волнений, как увидим, явилась карательная экспедиция 1322 г.
76 Рог., 6829.
77 Там же.
78 Рог. л.; Тв. сб., 6829. См. «Образование великорусского государства», стр. 133, примеч. 3; ср. также текст, стр. 133-134.
79 Симеон., Никон., 1322; ср. Никон, л.• «...и пожалова его царь Ав бякъ великымъ княжениемъ Володимерскымъ подъ великымъ княземъ Юрьем Даниловичем; а преже сего той же Азбякъ царь дал великое княжение Володимерьское Юрью Даниловичю Московскому подъ великым князем Михаиломъ Ярославичемъ Тверскимъ».
80 Новг. I, 1322: «приде князь Юрьи в Новъгородъ позванъ Новгородци».
81 Никон., 1322. Из Орды прибыли в этом году посол Ахмыл («по Юриа князя») и с ним князь Иван Данилович (Рог. л., Тв. сб., Никон, л.).
82 Новг. I, 1322: «...много моливъ Новъгородци а быша и проводили».
83 Новг. I л.; ср. Рог. л. и Тв. сб.
84 Никон., 1322; Новг. I л.; Рог. л.
85 Там же. Встреча С Дмитрием Михайловичем оказалась роковой для Юрия: в Орде он был убит тверским князем. Убийство было совершено «бозъ царева слова», т. е. не по приказанию Узбека, и на следующий год Дмитрий Михайлович был царем казнен (Новг. I л.); вместе G ним убили и князя Александра Hовосильского (Симеон., Рог. лл:). Великое княжение передали Александру Михайловичу Тверскому.
86 Акад., 1322; ср. Воскр. и Симеон, лл.; Ростов был на этот раз пощажен (см. ниже).
87 Это Видно из того, как передает Тверская летопись обстоятельства назначения Шевкала в Орде царем; см. со слов: «потом, ва мало днии...» до слов: «... и повелѣ ему царь сътворити тако» (Рог. л., Тв. сб., 1326).
88 Рог. л., Тв. сб., Никон, л., 1326.
89 В праздничный день (15 августа), когда, очевидно, в город (на «торг») стекалось много народу, «в полоутра, как тоρгъ сънимается», один дьякон-тверяк, прозвищем Дудко, повел кобылицу «младу и зѣло тучиу» поить к Волге. «Татарове же видѣвше отъята ю» (Рог. л., Тв. сб., 1326). Ср. о татарах у Киракоса: «Не довольствуясь тем, что они ели и пили, они требовали еще коней и дорогих одежд; но особенно они любили лошадей, которых забирали во всей стране. Никто не смел открыто держать лошадей и мулов, разве скрывали где-нибудь, и то для нужд при исполнении военных повинностей. Где только они ни находили лошадей, а особенно, когда замечали на них свои клейма, то отбирали их себе» (Патканов, II, 40). Когда пострадавший поднял крик, ему пришли на помощь: «и бысть между ими бои, татарове падѣющеся на самовластие, начаша сѣчи и абие сътекошася человѣци»; вслед за тем ударили в «колоколы», и «весь народ» стал сбегаться на вече, кончившееся избиением татар (Никон, л. упоминает, что Шевкал хотел «своя творити въ собрании людей»; что, однако, подразумевается здесь под «собранием людей», из контекста совершенно не ясно; см. ІІикон. л., 1327 г.),
90 Рог. л., Тв. сб., 1326; ср. Цикон. л., 1327 г. Ср. в песне «Щелкан Дудентьевич», записи XVIII в. в сборн. Кирши Данилова, выражение: «Тверь старая, Тверь богатая...» (Сборн. изд. Публ. библ., СПб., 1901, стр. 14).
91 Шевкал (Рог. л., Тв. сб.), Щолкан (Новг. 1 л., КТ) или Щелкан Дюденевич (Никон, л.) назван в Никон, л. «братаничем» Узбека; словом «братанич» обычно обозначали сына брата, а «братаном» двоюродного брата (см. Срезневский, Материалы, I, 166-167). По-видимому, Шевкал был сыном Тудана и внуком Менгу-Тимура, т. е. приходился двоюродным братом, а не племянником Узбеку (см. Карамзин, IV, 125; H. Pl. Веселовский, Изв. отд. русск. яз. и слов. Акад. Наук, 1916, т. XXI, кн. I, стр. 6-10).
92 Рог. л., Тв. сб., 1326; Никон., Новг. I л., 1327.
93 Рог. л., Тв. сб.; ср. Троицк, л.; Новг. I л., не касаясь подробностей, сообщает: «Того же лѣта, на Успѣнье святыя Богородицы, князь Александра Михайловичи• изби Татаръ много во Тфѣри и по инымъ городомъ, и торговци гость хопыльскый исѣче: пришел бо бяше посолъ силенъ изъ орды, пмеяемъ Шевкалъ (Щолканъ, КТ) съ множествомъ Татаръ». В тексте Владимирского Полихрона XV в. (Соф. I, Новг. IV, Воскр. лл.) мы имеем уже версию, согласно которой Александр принимал активное участие в избиении татар.
94 Рог. л., Тв. сб., 6845: «господине царю, аше много зло сътворих ти, во се есмь предъ тобою, готовъ есмь на смерть» (Рог. л.); здесь разумеются также и события, имевшие место после 1328 г. (см. ниже).
95 См. Никон, л., 1327 г.: «слышавъ же сиа царь Азбяк... посла на Русь по князя Ивана Даниловичя Московьскаго»; ср. Рог. л , 6835 г. Отправляясь в Орду, Иван Данилович послал своих наместников в Новгород: «того же лѣта присла князь Иван Даниловичь намѣстникы своя в Новъгородъ, а сам иде въ Орду» (Новг I, 1327).
96 Сим. л.; в Новг. I л.: «приде рать Татарьская множство много».
97 Симеон., Никон. лл.; ср. Рог. л. 1327 г.
<< Назад Вперёд>>
