Утверждение текстильной фабрики
В первые два десятилетия после падения крепостного права ведущим процессом в промышленности являлась повсеместная смена феодальных форм производства капиталистическими, разрушение старых хозяйственных отношений и становление новой технико-экономической структуры промышленного производства. К началу 70-х годов XIX в. развитие крупных капиталистических форм промышленности прежде всего проявилось в победе «купеческой» фабрики над отсталой, вотчинно-помещичьей мануфактурой. Одновременно значительное распространение получили мелкотоварные крестьянские промыслы и капиталистическая мануфактура с подчиненной капиталу системой домашней работы, где доминировал ручной и баснословно дешевый труд. В этот период развертывается решительная борьба механизированной фабрики с низшими формами мануфактурного производства.
Диалектика перехода от мануфактуры к фабрике в первый пореформенный период характеризовалась сложным, полным противоречий процессом с сохранением и модификацией ряда переходных, промежуточных форм, базирующихся на широком использовании выгодной для капитала системы домашнекапиталистического труда. Крупный фабричный капитал на первых ступенях своего развития широко использовал как мелкотоварные промыслы, так и мануфактуру для подчинения их себе сначала в области сбыта, а затем и производства. «Развитие форм промышленности, как и всяких вообще общественных отношений, — подчеркивал В. И. Ленин, — не может происходить иначе, как с большой постепенностью, среди массы переплетающихся, переходных форм и кажущихся возвращений к прошлому» 50.
В первые пореформенные десятилетия фабрично-заводская промышленность российского капитализма развивалась скачкообразно через периодически повторяющиеся кризисы перепроизводства, в ходе которых шло повсеместное разорение мелких производителей и ручной мануфактуры и усиливалась концентрация крупного фабричного производства.
Среди отраслей текстильной промышленности пореформенной России ведущим продолжало оставаться передовое хлопчатобумажное производство. Накануне реформы 1861 г. на предприятиях хлопчатобумажной отрасли было сконцентрировано свыше 54 % всех рабочих-текстильщиков, производивших до 68 % всей ценности производства текстильной промышленности России. В 1879 г. хлопчатобумажное производство продолжало сохранять ведущие позиции: здесь был сосредоточен 51 % всех рабочих текстильщиков, производивших 55,4 % ценности текстильного производства. Начало нового периода, однако, совпало для хлопчатобумажной промышленности с острым сырьевым кризисом 1861 — 1864 гг., вызванным резким сокращением поставок американского хлопка, на котором преимущественно работали российские бумагопрядильни. В середине XIX в. в южных штатах США производилось до 80 % мировой продукции хлопка-сырца путем чудовищной эксплуатации рабского труда негров-невольников. Гражданская война в Америке в 1861 — 1865 гг. сократила доступ хлопка в Европу. Английская буржуазия, контролирующая хлопкоэкспорт, организовала бешеную спекуляцию. За 1861 — 1864 гг. цены на хлопок-сырец на Ливерпульской хлопковой бирже возросли в 4 раза, вызвав соответствующее вздорожание и в России. Так, в Москве средняя цена на бумажную пряжу в этот период выросла втрое.
Кризис сырья сопровождался массовой ликвидацией мелких и средних неконкурентоспособных предприятий наряду с ростом и расширением крупных хлопчатобумажных фабрик. Только за 1860—1863 гг. было закрыто до 40% прядильных и ткацких предприятий. Наибольшее падение производства наблюдалось в бумаготкачестве. Из 659 цензовых ткацких предприятий к 1863 г. продолжали работать только 388 заведений. Выпуск продукции по бумагопрядению сократился примерно на 10 %, а по бумаготкачеству более чем на 15 %, при этом цены на пряжу и ткани возросли от 75 до 100 % и выше. Крупные механизированные бумагопрядильни Петербургского и Московского промышленных районов в эти годы стали внедрять на своих фабриках машинное ткачество, которое в условиях ограниченного производства пряжи стало чрезвычайно прибыльным.
В середине 60-х годов с окончанием Гражданской войны в США вывоз хлопка-сырца из страны стал возрастать. Положение российской хлопчатобумажной промышленности стабилизировалось, хотя цены на бумажную пряжу крупнейшие бумагопрядильные фирмы во главе с торговым домом «Кноп и Ко» по-прежнему держали на высоком уровне.
В первое двадцатилетие пореформенной эпохи рост хлопчатобумажного производства шел крайне неравномерно.
Таблица 30. Среднегодовой прирост хлопчатобумажного производства России за 1863—1879 гг., в %*
Подсчеты известного экономиста Д. А. Тимирязева (табл. 30) доказывают, что наименьший прирост хлопчатобумажного производства наблюдался во второй половине 60-х — первой половине 70-х годов XIX в., что особенно проявилось в бумаготкачестве, снизившись до минимума (до 2,1 %). Именно в этот период наблюдается максимальное расширение сферы домашнекапиталистической системы труда, существующей как «придаток» и к мануфактуре и к фабрике. Ручное тканье хлопчатобумажных тканей, производимое на примитивных станах в деревенских «светелках» и крестьянских избах, наибольшее распространение получило в Московской, Владимирской и Костромской губерниях. В 1866 г. выработка ручных бумажных тканей «на стороне» в сфере подчиненной фабрике домашнекапиталистической системы во Владимирской губ. составляла не менее 30 % общегубернского ткацкого производства, а в Костромской губ. достигала 71 %.
Система домашнекапиталистического труда в 60—70-е годы в огромных размерах применяется на крупнейших фабричных фирмах. Так, на Никольской мануфактуре торгового дома «Савва Морозов с сыновьями» в 1861 г. численность домашних рабочих почти в 4 раза превосходила количество фабричных. По сведениям Петербургской промышленной выставки 1861 г., на Никольской фабрике числилось фабричных (постоянных) рабочих 3,5 тыс. и на Рогожской ткацкой фабрике в Москве — 350. Кроме того, «тканье для фабрики производится через посредство комиссионеров, или так наз. мастерков, в губерниях: Владимирской, Московской, Рязанской, Тульской, Смоленской, Калужской — всего на 18 007 станках» 51.
В 1868 г., по данным «Статистического временника», только на Рогожской ткацкой мануфактуре торгового дома «Савва Морозов с сыновьями» насчитывалось 250 рабочих и на «стороне» работало 5 тыс. домашних ткачей. В 1869 г. на Никольской мануфактуре работало почти 36 тыс. рабочих, из них постоянные фабричные составляли 6,5 тыс. (18,2 %), а домашние — 25,7 тыс. человек (до 72 % всего состава наемной рабочей силы) 52. Для широкого привлечения чрезвычайно выгодной для фабрикантов системы домашнекапиталистического труда в этот период московские капиталисты в своих корыстных целях используют старообрядческую религиозную догматику. Так, большинство морозовских домашних рабочих принадлежало к старообрядческим общинам, в которые они вступали в эти годы целыми селениями. Только на этих условиях фабриканты Морозовы предоставляли крестьянам-кустарям сырье через своих агентов-мастерков и денежные авансы, необходимые для уплаты выкупных платежей, податей и разных налогов 53.
В конце 60-х годов раздаточная (рассеянная) мануфактура в хлопчатобумажной промышленности Центра принимает широкие размеры. Капиталистическим ткацким промыслом были охвачены не только отдельные селения, но целые волости и даже уезды. В первую очередь к ним относился Шуйский у. Владимирской губ., который еще до реформы славился как «уезд ткачей». В 1866 г. здесь действововали более 20 бумаготкацких мануфактур, применяющих как централизованную, так и домашнекапиталистическую систему труда. К ним относятся три крупные фирмы ивановских капиталистов Гарелиных, на которых работало свыше 6 тыс. рабочих. На трех мануфактурах шуйских капиталистов Калужских насчитывалось в эти годы до 600 фабричных и свыше 5 тыс. домашних ткачей. Эти предприятия находились в зависимости от Никольской мануфактуры Морозовых, получая от нее бумажную пряжу и заказы на производство миткаля и бязи, сбывая ей всю выработанную продукцию 54.
В эти годы принимают особо широкие и разнообразные формы капиталистическая зависимость по типу фабрикант — мануфактурист — скупщик — светел очник — домашний рабочий. .Эта распространенная система, характерная для периода первоначального накопления, способствовала огромному обогащению и накоплению капитала. Она в значительной мере обусловливалась такими крепостническими пережитками, как сословная замкнутость общины, прикрепление крестьянина к наделу в фискальных интересах царизма. Домашний труд на фабриканта был связан, по словам В. И. Ленина, «с наибольшим развитием кабалы и личной зависимости, с наиболее тяжелым и наиболее беспомощным положением трудящихся» 55.
Широкое применение системы домашнекапиталистического труда в Центральном промышленном районе тормозило технический прогресс хлопчатобумажного производства. «В общем выводе тканье наших бумажных материй, — отмечалось в официальном обзоре 1871 г., — как в отношении устройства ткацких станков, так и в отношении скорости работы находится еще далеко не на той степени совершенства, как за границею... Машинное же тканье и поныне распространялось в России еще мало» 56.
Низкий уровень техники поддерживался стабильно высокими ценами на хлопчатобумажные изделия на внутреннем рынке, на котором господствующие позиции принадлежали крупному капиталу, диктующему цены. По данным К. А. Пажитнова, известное увеличение суммы производства на хлопчатобумажных предприятиях России во второй половине 60-х годов в основном явилось результатом повышения цен, а не производительности труда в связи со слабым прогрессом техники 57.
Думается, следует критически отнестись к распространенному в литературе утверждению о завершенности промышленного переворота в хлопчатобумажной промышленности в целом в Московской губ. в начале 70-х годов XIX в., которое базируется на статистических данных «Атласа мануфактурной промышленности Московской губернии» Н. Матисена. Но здесь за цифровыми данными выработки продукции на разного типа промышленных предприятиях скрытой остается сложная механика капиталистической эксплуатации отсталых мануфактурных форм в виде домашней системы труда фабриками, на которой авторы не фиксируют внимание 58.
В период экономического кризиса в середине 70-х годов XIX в. усиливается массовое разорение мелких производителей и мануфактурных предприятий. Заработная плата домашних рабочих в Центральном промышленном районе местами снизилась до такого уровня, что сделало ручной труд ткачей для фабрикантов выгоднее машинного. «Никакая машина не сравнится в дешевизне с ручными ткачами при настоящей низкой заработной плате», — писал обозреватель газеты «Биржа» в 1874 г.59 Конкуренция с машиной здесь оплачивалась изнурительно длинным рабочим днем, хроническим недоеданием и поистине каторжным трудом всех членов семьи домашнего рабочего. В. И. Ленин отмечал: «Известно, что в каждом капиталистическом обществе употреблению машин мешает часто непомерно низкая заработная плата (=низкий уровень потребления народных масс). Мало того: бывает даже так, что приобретенные предпринимателями машины бездействуют, ибо цены на рабочие руки падают до того, что хозяину выгоднее становится ручная работа!» 60.
В конце 70-х годов в ходе возросшей капиталистической конкуренции на внутреннем рынке повысился спрос на дешевые товары машинной выработки. В этих условиях крупная буржуазия Московского промышленного района значительно расширила фабричное ткацкое производство и сократила использование труда домашних рабочих. Так, на Никольской мануфактуре «Савва Морозов сын и К », принявшей с 1873 г. капиталистическую форму товарищества на паях, была значительно сокращена домашнекапиталистическая система труда. В 1879 г. численность домашних рабочих сократилась до 7,6 тыс., что составляло немногим более 34 % в общем составе наемной рабочей силы Никольской мануфактуры, которая вырабатывала до 26 % всей ткацкой продукции фабрики 61.
В годы кризиса и промышленного застоя 80-х годов резко усилился процесс разорения крестьян-кустарей и сокращение численности домашних ткачей одновременно с возрастанием резервной армии труда. За 1879 — 1884 гг. на Никольской мануфактуре численность домашних рабочих снизилась на 35 %, составив около 5 тыс. человек, и продолжая в последующие годы непрерывно сокращаться.
Но даже в тяжелых кризисных условиях система эксплуатации домашних рабочих как «придатка» фабрики была очень живучей. Необходимо указать, что официальная статистика давала неполные сведения о численности этой категории рабочих. В современной литературе нередко продолжают использовать заниженные подсчеты Туган-Барановского о соотношении рабочих на фабрике и «на дому» в хопчатобумажной промышленности (табл. 31.).
Исследование М. К. Рожковой показало, что в 1880 г. только в Московской губ. в бумажных ткацких промыслах насчитывалось до 45,6 тыс. станов. В частности, в официальной статистике совершенно отсутствуют сведения о мануфактурных предприятиях Клинского у., в то время как здесь, по самым заниженным данным, их числилось не менее 2 тыс.
Таблица 31. Соотношение фабричных и домашних рабочих в хлопчатобумажной промышленности в 50 губерниях Европейской России в 1866—1895 гг.*
Таблица 32. Соотношение механического и ручного производства в бумаготкацкой промышленности Москвы в 1879 г *.
Внимательный подсчет данных указателя промышленных предприятий П. А. Орлова, проведенный М. К. Рожковой, свидетельствует о значительном преобладании ручных станов в бумаготкацкой промышленности Москвы (табл. 32).
Централизованные мануфактуры Москвы широко использовали домашний труд, особенно размотчиц пряжи. Типичным примером служит старая ткацкая мануфактура торгового дома «В. Солодовников и К где на ручных станках трудилось свыше 300 рабочих, живущих там постоянно. Одновременно по заказам этой мануфактуры работало «на дому» за нищенскую плату более 800 подмосковных работниц 62.
В значительных масштабах ручной труд использовался на бумаготкацкой фабрике Викулы Е. Морозова в Орехово-Зуеве. В 1878 г. постоянных фабричных рабочих здесь насчитывалось 2 тыс., а в сфере домашнекапиталистического труда было занято до 5 тыс. домашних рабочих-ткачей. Продукция последних оценивалась администрацией на 30 % дешевле фабричных изделий, что давало значительную выгоду капиталистам 63.
Обстоятельное исследование состояния ткацких промыслов во Владимирской губ. в начале 80-х годов, проведенное экономистом В. С. Пругавиным, показывает, что наибольшее распространение кустарного бумаготкачества наблюдалось в Покровском у., где насчитывался 7221 ручной стан, размещенный в 150 селениях. Из них 2318 станов были в «светелках» мастерков, а 4903 — в крестьянских избах. Ежегодно здесь вырабатывалось 270 110 кусков (по 60 — 65 аршин в куске) на сумму 2431 тыс. руб.64 Основной продукцией были суровые темные ткани (так называемая чернота — карусет, твин, камплот и пр.) Они в те годы имели широкое распространение среди крестьянского населения, из них шили поддевки, штаны, ими крыли верх шубы. «На каждом крестьянине есть карусет», — указывал В. С. Пругавин. За работу домашнему ткачу платили от 80 коп. до 1 руб. за кусок карусета, в то время как продажная цена на рынке в эти годы считалась до 13 руб. за кусок. Таким образом, ручной труд домашних рабочих в эти годы приносил значительные выгоды фабрикантам, которые в погоне за барышами усиливали еще систему штрафов. «Средним числом штрафы поглощают у ткача, — писал Пругавин, — обыкновенно 6—8 % его заработка, у ткачей же, работающих на «Мороза», эта убыль равна 10—12 %»... «Штрафуют без всякого контроля, часто за хорошую, добросовестным образом сработанную материю. Бесконтрольное взимание штрафов служит источником вопиющих злоупотреблений. В критические для промышленности годы, каков нынешний (1881 г.), фабрикант постоянно штрафует ткачей, как бы хорошо ни был сработан товар» 65.
По данным Пругавина, в начале 80-х годов в Покровском у., Владимирской губ. в бумаготкацкой промышленности было характерным наличие всех стадий и переходных форм капиталистического производства. Преобладали же крупные мануфактуры — «светелки». «В крупных ручных светелках, — отмечал Пругавин, — зависимость ткача от фабриканта выражается резче, чистый заработок кустаря меньше, условия работы менее благоприятны, чем в мелких промышленных единицах. Еще шаг, и мы — в области самоткацкого производства, где кустарь-ткач уже окончательно превратился в "детального рабочего" (по Марксу) и где капитал уже совсем беспрепятственно кует свои адские цепи» 66.
Большинство владельцев ручных мануфактурных предприятий были тесно связаны в торгово-производственной сфере с такими фабрикантами, как Морозовы, которые ссужали их полуфабрикатами (пряжей) и скупали готовую продукцию. К ним относилась мануфактура П. Д. Кузнецова, отец которого еще в 1825 г. завел бумаготкацкий промысел по выделке «твина», работая по заказам фабрикантов Кононова и Морозова. В 1879 г. здесь числилось постоянных рабочих 46 человек, а «на дому» работало 1100, или в 24 раза больше. Еще крупней была мануфактура А. В. Смирнова в с. Ликине близ Орехова-Зуева, где на предприятии работало 94 постоянных фабричных, а «на дому» числилось до 1700 67.
В начале 80-х годов резко усилился процесс разорения самостоятельных крестьян-промышленников. В. С. Пругавин отмечал, что «настоящий период состояния бумаготкацкого производства в Покровском уезде есть период обострившейся борьбы между машинным и ручным производством. Но нельзя определить, как долго будет длиться этот процесс перехода ручного ткачества в самоткацкое. Хотя в последнее время технические затруднения в самоткацком производстве бумажных материй в значительной степени устранены, тем не менее и до сих пор фабриканты предпочитают работать сарпиночные и т. п. материи на ручных станках, а не на самоткацких. Одной из главных причин этого факта служит крайне низкая цена на труд, которой довольствуется кустарь-ткач. Нередко даже ручные станы работают материи, легко производимые на самоткацких станах. Это бывает, когда спрос на такого рода материи бывает очень велик и самоткацкая фабрика не в состоянии удовлетворить этому спросу. Так, при первоначальном производстве самоткацким образом кретона срезка его, заключающая в себе 60 аршин, обходилась фабриканту в 65 коп., между тем как мастеркам-посредникам платили 23 1/4 коп. с аршина, т. е. почти в 3 раза дороже. И все-таки тогда находили выгодным работать кретон и ручным способом. Отсюда мы видим, что не одни технические причины поддерживают ручное ткачество. Вообще крайне ничтожная заработная плата, которой довольствуются ткачи, работающие бумажные материи в своих селениях на ручных станах, служит одним из крупных препятствий для развития самоткацкого фабричного производства» 68.
На искусном и крайне дешевом труде домашних рабочих-ремесленников крупным фабрикантам нередко удавалось зарабатывать огромные прибыли. Так, в 1875 ., учитывая конъюнктуру рынка, требующую новый фасонный товар, фабрикант Т. С. Морозов отдал распоряжение главной конторе «корд фасонный, новый товар, и жеспе по сарже черный, коричневый и с мушкой назначить последние работать вдвое. . . на ручных станках, чтобы на самоткачах не работать: невыгодно, выгоднее суровые товары. Я полагаю, лучше прибавить по 1/4 коп. за ручную работу, но непременно назначить работать вдвое. Все товары ручной работы и самоткацкие надо принимать строго» 69.
Высокая норма эксплуатации ручного труда на морозовских фабриках в первые пореформенные десятилетия резко тормозила технический прогресс. Являясь вторым по величине основного капитала предприятием обрабатывающей промышленности, Никольская мануфактура в то же время по сравнению с более технически передовыми хлопчатобумажными фабриками Петербурга имела крайне низкий уровень энерговооруженности производства и труда. В конце 70-х годов на одного петербургского рабочего-текстильщика приходилось 0,27 л. с. мощности паровых двигателей, а на рабочих морозовских фабрик — менее 0,1 л. с., или в 2,7 раза меньше. За 30 лет (с 1853 по 1884 г.), несмотря на 9-кратное увеличение численности паровых машин на фабриках Никольской мануфактуры, средняя их мощность в расчете на паровой двигатель упала более чем в 1,5 раза, с 35 до 22,5 л. с. Академик А. М. Панкратова справедливо указывала, что фабриканты Морозовы стремились за счет «низкооплачиваемого, безропотно эксплуатируемого "рабочего населения" своих фабрик выжимать огромные прибыли, не прибегая к техническому переоборудованию предприятий по возможности в течение длительного времени» 70.
Таблица 33. Соотношение машинного и ручного производства хлопчатобумажных тканей в России в 60—70-х годах XIX в.*
Высокая норма эксплуатации труда рабочих всех категорий на Никольской мануфактуре позволяла владельцам извлекать огромные прибыли при низком строении основного капитала. Например, за 1874 — 1884 гг. стоимость фабричного имущества с машинами возросла с 1,8 млн до 2,7 млн руб., т. е. на 0,9 млн, или на 50 %, а прибыль за этот период составила 9,1 млн руб., или в 10 раз больше фондовложений 71.
Несмотря на широкое использование крепостнических пережитков крупным капиталом, в ходе капиталистической конкуренции и развивавшегося рабочего движения усиливались объективные процессы, обусловливающие внедрение системы машин и механизации труда на хлопчатобумажных фабриках. За 14 лет, с 1866 по 1879 г., коренной поворот в становлении фабрично-машинного производства в хлопчатобумажной промышленности вызвал падение удельного веса ручных станков в производстве «фабричных» тканей более чем в 3 раза, численность ручных ткачей на централизованных мануфактурах сократилась на 53 %. Об этих крутых переменах свидетельствует обстоятельное статистико-экономическое исследование Н. Я. Масленикова «К вопросу о развитии фабричной промышленности в России», опубликованное в 1889 г. в «Записках Русского географического общества», в основу которого положены ведомости фабрикантов, присылаемые в Департамент мануфактур и торговли. Автор в своих выводах давал усредненные итоговые данные развития производительности во всех звеньях хлопчатобумажного производства, что не дает еще общей картины победы машинного труда над ручным. Наибольший интерес для исследователя в этой работе представляют 14 сводных статистических таблиц, раскрывающих рост хлопчатобумажного производства в Европейской России за 1866 — 1879 гг., а также относительно полные списки бумагопрядильных, бумаготкацких и ситцепечатных фабрик с указанием их производительности, численности рабочей силы и количества машин (прядильных веретен и механических ткацких станков). На основе критической обработки и дополнений этих статистических материалов в настоящей работе составлена таблица о соотношении машинного и ручного производства хлопчатобумажных тканей в России в 60 — 70-х годах XIX в. (табл. 33). Эти расчеты дают возможность проследить с одной стороны динамику прогресса крупного комбинированного прядильно-ткацкого производства и средней машинно-ткацкой фабрики; с другой стороны, в таблице нашел отражение нарастающий упадок производства на централизованных и рассеянных ткацких мануфактурах, базирующихся на ручном труде. Кустарно-ремесленное производство тканей, потерявшее в этот период свою самостоятельность, являясь «придатком» капиталистических предприятий, хотя и возрастало в абсолютных цифрах, но относительно сокращалось по отношению к общему ткацкому производству.
В основу подсчетов соотношения машинного и ручного производства хлопчатобумажных тканей положены итоговые цифры общероссийского производства тканей. По официальным данным, в среднем из пуда пряжи изготовлялось 5 кусков ткани (кусок — 50—60 аршин). В результате в 1866 г. общероссийское производство бумажных тканей составляло примерно 9 млн кусков. Производительность машинного станка в 3 раза превосходила ручную, составляя в натуральном отношении 3,3 млн кусков различной ткани в год, или 37 % общей выработки. К 1879 г. количество механических ткацких станков возросло почти в 3,5 раза и соответственно доля машинного ткачества повысилась до 58,4 % общей выработки. Это убедительно свидетельствует, что в конце второго пореформенного десятилетия происходили глубокие качественные изменения в машинном перевооружении хлопчатобумажной промышленности России.
Важное значение при исследовании вопроса о становлении фабричного производства имеет учет численности производственного аппарата. «Для суждения о развитии крупной машинной индустрии в данной отрасли, — отмечал В. И. Ленин, — всего удобнее взять данные о числе механических ткацких станков» 72. На комбинированных прядильно-ткацких фабриках за 1866— 1879 гг. число механических ткацких станков возросло на 160,3 %, на средних механизированных ткацких фабриках число механических ткацких станков возросло за указанный период на 422,7 %, что свидетельствует о крупных процессах перестройки этой отрасли. В среднем на специализированную ткацкую фабрику приходилось 411,5 механического станка, что более чем в 2 раза было меньше, чем на крупных комбинированных фабриках, где приходилось в среднем на предприятие 845,6 ткацкого станка. Однако по показателям производства ткани на станок характерны почти идентичные результаты для обоих типов фабрик, что говорит об однотипности технического оборудования. Всего в 1879 г. на хлопчатобумажных фабриках Европейской России (без Польши) было 50,5 тыс. ткацких механических станков, на которых изготовлялось 14 323,9 тыс. кусков ткани, или 58,4 % всей товарной продукции. На мануфактурах (централизованных и рассеянных), на предприятиях «придаточного» типа и в кустарно-ремесленном производстве насчитывалось примерно 358,4 тыс. ручных ткацких станов, на которых вырабатывалось 10 176,1 тыс. кусков ткани, или приблизительно 41,6 % всей продукции.
По данным «Историко-статистического обзора промышленности России», подготовленного Комиссией по устройству Всероссийской промышленно-художественной выставки в Москве 1882 г., в пределах всей цензовой хлопчатобумажной промышленности России в 1879 г. было 76,2 тыс. станков, из них механических было 58,1 тыс. и ручных — 18,1 тыс. С 1859 по 1879 г., число механических ткацких станков на цензовых предприятиях увеличилось в 5,6 раза, а число ручных сократилось в 4,2 раза. В результате в конце рассматриваемого периода соотношение между этими видами производственного оборудования стало выражаться в следующей пропорции: 3,2:1. Таким образом, в цензовой промышленности продукция ручного ткачества резко сократилась. Но за ее пределами продолжало развиваться мелкотоварное ткачество, особенно в глубинных местностях Центра и Поволжья, где еще имелось значительное число ручных ткацких станов. Однако большинство мелкотоварных производителей уже потеряли самостоятельность, являясь, по существу, «придатком» мануфактуры и фабрики. В «Историко-статистическом обзоре» отмечалось, что «в большей части Владимирской губ., а также Костромской и Саратовской господствует или кустарная промышленность, или конторы с «мастерками»... За немногими единичными исключениями ткацкое производство в этих губерниях преимущественно производится на ручных станках по деревням, на фабриках же или, точнее, конторах сосредоточены или предварительные работы по приготовлению пряжи или тканья, как-то: размотка-снованье или отделка и отчасти окраска и набивка тканей» 73.
70-е годы особенно характерны экстенсивным развитием промышленной революции, когда все больше и больше промышленных селений втягиваются в сложноподчиненную систему зависимости от крупного капиталистического производства. Например, к концу 70-х годов, по данным Н. Я. Масленикова, в непромышленных Верейском и Волоколамском уездах Московской губ. впервые появилась разветвленная система домашнекапиталистической работы по бумаготкачеству. В книге М. К. Рожковой обстоятельно показано, как в с. Самород Симбуховской волости Верейского у. расширяется четырехстепенная сложная система капиталистической эксплуатации населения: «мастерки, раздавая полуфабрикат, готовый продукт отвозили одному купцу, хлопчатую бумагу получали от другого, пряжа моталась отдельно» 74. Широкий размах домашнее ткачество миткаля приняло в конце 70-х годов в промысловых селениях Волоколамского у. Если в 1866 г. здесь насчитывалось 41 бумаготкацкое заведение с 728 рабочими, то в 1879 г. их было 56, где числилось фабричных 1024 человека, а домашних 3639. Из них к числу крупных относилось бумаготкацкое предприятие Е. И. Власова, возникшее в 1876 г., с числом работающих 60 «фабричных» ткачей, производящих 1,2 тыс. кусков в год, и 280 домашних, выделывающих 5,6 тыс. кусков в год 75.
В конце 70-х годов впервые появляется домашнее бумаготкачество в Камышинском у. Саратовской губ. По данным Масленикова, здесь действовали 23 раздаточные конторы, в подчинении у которых было свыше 1 тыс. домашних ткачей, изготовлявших до 12 тыс. кусков ткани в год 76.
Обозреватель Московской художественно-промышленной выставки 1882 г., подчеркивая подчиненный характер бумаготкацких промыслов крупному капиталу, указывал, что «в современном состоянии кустарного ткачества наблюдается прежде всего то явление, что самая организация промысла изменилась - вместо самостоятельных кустарных производителей крестьяне все более и более становятся лишь исполнителями некоторых операций крупного фабричного производства, вместо предпринимательской выгоды они ограничиваются лишь получением задельной платы» 77.
Экстенсивный характер промышленной революции на первых стадиях ее развития был закономерным явлением этого мирового исторического процесса. Особенно широкий размах это явление принимало в странах с «запаздывающей» промышленной революцией и относительно слабым накоплением, огромной резервной армией малоквалифицированной рабочей силы и низкой стоимостью труда. Классики марксизма в этой связи на примере Германии отмечали, что «с распространением домашней промышленности крестьянство одной местности за другой втягивается в промышленное развитие современной эпохи. Это революционизирование земледельческих местностей при посредстве домашней промышленности распространяет промышленную революцию в Германии на гораздо большее пространство, чем это было в Англии и во Франции: сравнительно низкий уровень нашей промышленности делает тем более необходимым распространение ее вширь» 78.
Таким образом, становление крупного фабричного производства в развитой хлопчатобумажной промышленности в первые пореформенные десятилетия сопровождалось двумя противоречивыми процессами: с одной стороны, в ходе обострившейся конкурентной борьбы усилилась массовая ликвидация самостоятельных мануфактурных предприятий, а с другой крупный фабричный капитал широко использовал выгодную ему систему ручного труда домашних закабаленных рабочих. Так, в Бронницком у. Московской губ. в г. насчитывалось до 6,5 тыс. домашних ткачей, изготовлявших ручные ткани для 49 мануфактурных заведений.
Через 14 лет, в 1879 г., более 56 % домашних рабочих этого уезда уже трудились только на одну крупнейшую Раменскую прядильно-ткацкую фабрику Товарищества «П. Малютина сыновей», где количество фабричных рабочих было в 8 раз меньше, чем домашних. Численность окрестных мануфактурных заведений сократилась вдвое, а количество ручных ткацких станов возросло на 20 %.
Указывая на особенности развития хлопчатобумажного производства в России на рубеже 1870- 1880-х годов, осведомленный автор «Историко-статистического обзора» отмечал, что «сосредоточение всех операций по выделке ткани на более крупных фабриках - таково явление, замечаемое ныне в нашей хлопчатобумажной промышленности, и если это сосредоточение не идет быстро, то только потому, что его останавливает относительная дешевизна ручного труда, в котором начинают принимать заметное участие женщины и малолетние. Применение технических усовершенствований распространяется слабо; в фабрикантах не замечается стремление удешевить свое производство, приспособляться к вкусам потребителя и искать новых рынков для сбыта» 79.
В годы промышленного кризиса начала 80-х годов усиливается падение заработков домашних рабочих-ткачей, резко ухудшившее их положение (см. табл. 34). Обозреватель Московской всероссийской художественно-промышленной выставки 1882 г. Голубев писал, что «частое колебание фабричной промышленности и застой в делах вынуждают фабрикантов сокращать свое производство, вместе с тем постепенно понижается заработная плата, упавшая ныне на 40—50 процентов сравнительно с прежними годами».
Таблица 34. Падение заработной платы домашних ткачей в 1878-1882 гг. *
В годы кризиса усилилось губительное действие конкурентной борьбы мощных фабрик, уничтожавших самостоятельное значение мелкотоварного кустарного производства, повсеместно превращавшегося в домашнюю форму капиталистической промышленности. Отмечая тяжелое положение мелкого бумаготкацкого производства, обозреватель Всероссийской художественно-промышленной выставки в Москве в 1882 г. писал, что «нет сомнения, что все эти ручные станки обречены гибели в ближайшем будущем, но они так упорно держатся даже в самой Москве, посреди громадных механических фабрик, что их вымирание все-таки будет постепенное» 80. О массовой ликвидации кустарных бумаготкацких промыслов писал во «всеподданнейшем» докладе владимирский губернатор И. М. Судиенко в 1880 г.: «Ткацкие светелки кустарей не выдержали соперничества многоэтажных фабрик капиталистов-предпринимателей, а они сами или поступили в массу фабричных рабочих, или обратились к другим промыслам» 81.
К концу 70-х годов особенно отчетливо выявилась важнейшая особенность развития российской хлопчатобумажной промышленности — высокая концентрация производства (см. табл. 35).
Таблица 35. Концентрация производственного аппарата на бумагопрядильных фабриках России в 1860-1879 гг.*
В 1879 г. производственный аппарат четырех фабрик-гигантов в 3,6 раза превосходил средний фабричный уровень. В их состав входили: Товарищество Кренгольмской мануфактуры (290,7 тыс. веретен), Компания Невской бумагопрядильной мануфактуры (165,5 тыс. веретен), товарищество Никольской мануфактуры «Савва Морозов сын и Ко» (104 тыс. веретен) и Товарищество Ярославской бумагопрядильной и ткацкой фабрики (100 тыс. веретен).
Прогресс концентрации сопровождался комбинированием основных звеньев текстильного производства (прядение, ткачество, набивка, крашение и отделка), что стало ведущим процессом на крупнейших фабриках Петербурга, Прибалтики и Центра. Если в 1866 г. насчитывалось 18 комбинированных прядильно-ткацких фабрик в Европейской России (без Польши), то к 1879 г. их стало 32. В 1866 г. на комбинированных хлопчатобумажных фабриках было изготовлено 1106,3 тыс. пуд. пряжи, или 58,4 % всего фабричного производства, в 1879 г. — 2752,8 тыс. пуд. пряжи, или 64,2 %. Являясь объективной тенденцией машинного производства, комбинирование способствовало концентрации условий непрерывного труда, росту производительности и увеличению прибавочной стоимости при эксплуатации кооперированных рабочих. К. Маркс указывал, что «только благодаря этому они могут использоваться так, что их более высокая эффективность в процессе труда сопровождается меньшими издержками на них...» 82.
Самым мощным хлопчатобумажным комбинатом России была Кренгольмская мануфактура, открытая в октябре 1858 г., но строительство фабрик было завершено в 1862 г. Это было крупное комбинированное предприятие с основными звеньями производственного цикла — прядением и ткачеством (без набивки и отделки). Она поставляла свою продукцию (суровую пряжу и миткаль) бумаготкацким и ситценабивным фабрикам Центрального промышленного района. В состав правления Товарищества Кренгольмской мануфактуры, возглавляемой Л. Г. Кнопом, входили крупные московские текстильные капиталисты К. Т. Солдатёнков, А. И. Хлудов. Управляющим мануфактурой длительное время был Э. Кольбе. Техническое оснащение Кренгольмской мануфактуры было в руках английских капиталистов, интересы которых в правлении представлял Р. Барлоу. Этот высокоприбыльный текстильный комбинат непрерывно расширялся. В 1870 г. была открыта 2-я прядильная фабрика, в 1876 г. введен в строй новый многоэтажный корпус ткацкого отделения. В 1884 г. выстроена Иоальская ткацкая фабрика. Энергетической базой Кренгольмской мануфактуры были гидросилы Нарвского водопада. Первоначально здесь были установлены четыре вододействующих центробойных колеса общей мощностью в 980 л. с., которые в 70 —80-е годы были заменены девятью мощными гидротурбинами системы Жонваль общей мощностью в 7,2 тыс. л. с. При этом на два прядильных корпуса приходилось пять гидротурбин мощностью свыше 4 тыс. л. с.83 Эта система энергетики обеспечивала низкие издержки производства.
Это крупнейшее хлопчатобумажное предприятие отличалось наивысшим ростом производительности труда среди прядильщиков России. Так, с 1866 по 1879 г. численность рабочих прядильного отделения фабрики возросла на 58 %, а выработка пряжи на 219,5 %. В среднем на одного рабочего годовой прирост продукции достигал максимальной цифры — 104,4 %, что более чем вдвое превышало среднероссийский уровень выработки пряжи на одного рабочего (см. табл. 36). Но особенно высокий рост производительности был в стоимостном выражении, увеличившись за 1866 — 1879 гг. на 235 %, что обусловливало высокую рентабельность и огромную прибыльность предприятия. За первые 15 лет существования Кренгольмской мануфактуры ее основной капитал вырос в 3 раза, достигнув 15 млн руб., дивиденды ее в среднем составляли 33 % на пай, что значительно превосходило средний уровень доходности российских текстильных фирм в тот период.
В начале 80-х годов XIX в. ведущее хлопчатобумажное производство в России, по меткому замечанию П. Г. Рындзюнского, «показывало картину крайней контрастности» 84. Среди моря мелких и мельчайших мелкотоварных и мануфактурных заведений действовала небольшая горстка фабрик-гигантов, стягивающих подавляющую часть рабочих.
Общие условия развития российского капитализма, отягощенного пережитками крепостничества, давили даже на такую передовую отрасль промышленности, как хлопчатобумажное производство, в значительной степени обусловливая живучесть отсталых форм и застойность капиталистической организации производства. Это явление нашло свое отражение в низкой энерговооруженности труда, слабых темпах модернизации технического оборудования и застойности производительности в общероссийских масштабах.
Таблица 36. Динамика производительности на Кренгольмской мануфактуре в 1866-1879 гг. *
Защищенные стеной покровительственных таможенных тарифов от иностранной конкуренции, российские капиталисты в условиях слабости рабочего движения и крайней дешевизны рабочей силы предпочитали экстенсивные формы развития предприятий, связанные с максимальной эксплуатацией живого труда и длительным использованием промышленного оборудования. Это являлось главной причиной длительной задержки внедрения прядильных сельфакторов-автоматов в российское бумагопрядение. Об этом говорилось в докладе экономиста А. Н. Державина Обществу для содействия улучшению и развитию мануфактурной промышленности, где отмечалось, что «до конца 70-х годов тонкая пряжа работалась исключительно на ручных мюль-машинах» на бумагопрядильных фабриках 85.
В результате в первый пореформенный период развития российского капитализма главной тенденцией роста промышленного производства являлся непрерывный рост абсолютного числа рабочих в текстильной промышленности при низких темпах машино-, фондо- и энерговооруженности труда.
Регресс российской бумагопрядильной промышленности особенно резко выявился в период кризиса 1873—1877 гг. Выход из кризиса проходил при минимальном обновлении основного капитала, в основном за счет экстенсивных форм капиталистической организации производства, главное, за счет максимальной эксплуатации живого труда. Если в 60-е годы выход из кризиса крупный капитал нашел на путях значительного обновления основного капитала, модернизации технического оборудования, широкого внедрения машин, то это отразилось на следующих показателях: общая ценность производства за 1860—1869 гг. возросла почти на 35 %, количество фабричных рабочих — на 25 %, выработка хлопка на рабочего — почти на 30 %, средняя ценность производства в расчете на рабочего — на 9,4 %. В 1874— 1879 гг. российское бумагопрядение характеризует слабый рост органического строения капитала, застойность производственного оборудования и максимальный приток живого труда, что отразилось в следующих показателях: общая ценность производства увеличилась на 8,5 %, количество рабочей силы — на 75,5 %, или в 3 раза больше, чем за предыдущее десятилетие. В это же время выработка хлопка на рабочего упала более чем на 23 %, а средняя ценность производства в общероссийском масштабе сократилась почти на 38 %.
Таблица 37. Погубернское соотношение машиновооруженности и производительности труда на хлопчатобумажных предприятиях России в 1879 г.*
Отсталые формы капиталистической организации доминировали в главном российском текстильном центре — Центральном промышленном районе во главе с Москвой, на который приходилось 2/3 хлопчатобумажного производства страны. Остальные — Польский, Петербургский и Прибалтийский, количественно уступая Московскому, превосходили его своей техникой и организацией (см. табл. 37). Петербургские фабриканты в отличие от московских и владимирских капиталистов не имели под рукой рынка дешевой рабочей силы, в которой они остро нуждались. Под давлением усиливающейся стачечной борьбы петербургского пролетариата и в жестких условиях узкого рынка труда столичная буржуазия вынуждена была переходить к интенсивной эксплуатации труда, усиливать механизацию и энерговооруженность производства.
Погубернский анализ свидетельствует о значительном разрыве в механизации прядильного производства на хлопчатобумажных фабриках Петербургского и Московского промышленных районов, достигавшем на предприятиях Владимирской губ. максимальных размеров — 1:5,5. Однако в фабричном ткацком производстве разница в механизации была незначительной, а в Тверской губ. даже превосходящей уровень передового Петербургского района, но показатели производительности раскрывают глубокое различие в формах капиталистической организации производства. Производительность труда рабочих в среднем на петербургских фабриках была в 2 раза больше, чем на владимирских, и 2,8 раза больше чем на московских ткацких предприятиях. В то же время производительность ручного труда ткачей в Саратовской губ. более чем в 400 раз была меньше, чем на Кренгольмской мануфактуре в Эстляндской губ.
Отсталые формы организации капиталистического производства особенно резко выявлялись при сравнении с производительностью на английских хлопчатобумажных фабриках, где в 1878 г. в расчете на механический ткацкий станок приходилось 300 кусков ткани, а годовая выработка на рабочего достигала 875 кусков 86. Эти расчеты показывают, что хотя на передовых предприятиях Петербургского района ткацкие станки соответствовали английскому уровню, но тем не менее производительность труда была в несколько раз ниже.
В начале 90-х годов в Обществе для содействия улучшению и развитию мануфактурной промышленности в России был заслушан доклад представителя товарищества Никольской мануфактуры «Саввы Морозова сын и Ко» Т. Д. Анофриева с обстоятельным разбором причины огромной разницы себестоимости бумагопрядильного производства и производительности труда в английской и российской хлопчатобумажной промышленности. Сравнивая данные официальных отчетов манчестерских бумагопрядилен и крупных фабрик Московской, Владимирской и Тверской губерний, автор пытался показать преимущество интенсивных форм эксплуатации труда. Так, на английских фабриках рабочий год состоял из 50 недель по 56 рабочих часов, или 2800 час. в год. На российских фабриках царила 24-часовая ежедневная сменная работа, достигая в год до 6078 час., или более чем в 2 раза. При этом на одного английского рабочего приходилось 328 механических веретен и заработок при 10-часовой денной работе составлял 329 руб. 34 коп. в год. На российских же бумагопрядильнях число веретен на смену рабочих составляло до 80 шт., а заработок при 12-часовом рабочем дне — 136 руб. в год. Вывод свидетельствовал, что в России оплата труда рабочих в 3,4 раза меньше, а численность рабочих больше в 4,1 раза 87.
Российская текстильная буржуазия, защищенная от иностранной конкуренции стеной высоких покровительственных таможенных пошлин, извлекала огромные прибыли при низком органическом строении капитала, широко используя полукрепостнические приемы эксплуатации труда. Так, на Никольской мануфактуре товарищества «Саввы Морозова сын и Ко» в 1879 г. «чистая» прибыль на основной капитал достигала 35,5 %, что в несколько раз превышало среднюю норму прибыли передовых английских фабрик» 88. Как отмечалось выше, в 1879 г. на Никольской мануфактуре более 26 % ценностей производства составляла продукция, извлекаемая с помощью хищнической системы домашнекапиталистического труда.
Внедрение машинного производства в хлопчатобумажной промышленности России значительно удешевило себестоимость продукции, однако цены на внутреннем рынке держались на относительно высоком уровне. Только в годы экономического кризиса 1873—1877 гг. произошло резкое падение цен на миткаль — до 43,4 % и на бумажную пряжу — на 41 %. В последующие годы цены на хлопчатобумажную продукцию стали вновь возрастать. Особенно стабильно высокой была цена за пряжу-уток. В 1881 г. в Москве цена за пуд бумажной пряжи № 20 в среднем была 11 руб. 17 коп., что соответствовало уровню средних цен на пряжу в 1873 г.89 В отличие от западноевропейских стран, где внедрение машинного производства сопровождалось резким падением цен на фабричную продукцию, в России крупный капитал широко использовал выгоды охранительного таможенного протекционизма и господствовал на внутреннем рынке.
На прядильном рынке господствующие позиции принадлежали торговому дому «Кноп и Ко», владевшему мощной Кренгольмской мануфактурой и входившему в состав правлений ряда крупных московских хлопчатобумажных компаний. Хорошо осведомленный немецкий экономист Г. Шульце-Геверниц указывал, что в 60—80-е годы «фирма Кноп могла устанавливать цены на пряжу для всей России. Возможные конкуренты не были в состоянии сбить эти цены, так как всем им производство обходилось гораздо дороже, чем на Кренгольмской мануфактуре. Три раза в год ездил старый Кноп в Москву, чтобы установить цену на пряжу. Никто не продавал, прежде чем Кноп не назначал цену. Ткачи просто «подписывались» 90. Сохранение в пореформенной России полукрепостнических пережитков определяло и специфические, отсталые формы внутренней торговли, появлением ранних монополий низшего типа. Рассматривая различие между английской и российской хлопчатобумажной торговлей, Шульце-Геверниц писал, что «в Англии готовая пряжа продается за наличные, по колеблющемуся ежедневно курсу на Манчестерской бирже; в Москве прядильные фабриканты запродают свой будущий товар в кредит, часто на целые месяцы вперед при установленных ценах. Кноп постоянно держал русских фабрикантов пряжи под некоторым давлением со стороны фабрикантов-ткачей» 91. Эти отсталые формы торговли были характерны для периода первоначального накопления и начальной эпохи промышленной революции, когда господствовал неэквивалентный обмен. Эти формы торговли доминировали в первые пореформенные десятилетия. К. Маркс в этой связи указывал в «Капитале», что «в противоположность английской, русская торговля, напротив, оставляет незатронутой экономическую основу азиатского производства» 92.
Торговые спекуляции являлись важнейшим фактором в механизме извлечения прибыли российского капитала, чему способствовала хроническая инфляция в финансовой системе царской России в 60—80-х годах XIX в. Так, циклический подъем конца 70-х годов в известной степени был связан с инфляционным «бумом», вызванным резким падением курса бумажного, кредитного рубля, что затруднило импорт продукции капиталистических стран с золотой валютой, на которую перешли в этот период западноевропейские страны. Инфляция даже стала стимулировать российский товарный экспорт, где преобладали спекулятивные цели в связи с огромной выручкой валютной премии. Только за 1875—1879 гг. средний курс кредитного рубля на золото упал на 26,3 %, вызвав резкое повышение товарных цен на внутреннем рынке. Инфляционный рост цен был тяжелым ударом для трудящегося населения страны. В 1878 г. цена на ситец — объект массового крестьянского спроса — возросла на 47 % по сравнению с предыдущим годом 93. Цена на бумажную пряжу в мае 1879 г. в Москве подскочила до 21 руб. за пуд, или на 80 % за год 94. Повышение цен целиком шло в пользу торгово-промышленной буржуазии. Газеты наперебой сообщали, что «в торговле хлопчатобумажными и шерстяными изделиями господствует замечательное оживление, особенно хорошо торгуют крупные торговые фирмы, несмотря на значительную надбавку цен» 95. Цены на хлопчатобумажные ткани в России были в 3—4 раза выше, чем в западноевропейских странах, разоряя беднейшее население 96.
Промышленно-инфляционный «бум» достиг своего апогея в 1879 г., способствуя непомерно высокому росту прибылей крупного российского капитала. По свидетельству экономиста В. П. Безобразова, промышленные прибыли «достигали неслыханных, колоссальных размеров», доходя «до 40 %, 50 % и даже до 70 % на складочный капитал» 97. В эти годы чрезвычайно возросли прибыли у крупных хлопчатобумажных фирм России. Так, Невская бумагопрядильная мануфактура в 1879 г. выдала 55 % дивиденда на акцию, а «чистая» прибыль общества Самсониевской прядильно-ткацкой фабрики в Петербурге достигала 57 % на основной капитал 98.
Но почва промышленного подъема конца 70-х годов в России была крайне шаткая. Он происходил в условиях прогрессирующего разорения крестьянства, ничтожной покупательной способности рабочего населения, обилия глубоких пережитков крепостничества, тормозивших развитие народного хозяйства страны. Развязку очередного, еще более глубокого экономического кризиса ускорил катастрофический неурожай в 1880 г. и связанный с ним голод и массовая нищета, еще больше подорвавшие покупательную способноость трудящихся масс России.
Зимой 1880/81 г. сокращение хлопчатобумажного производства и увольнение рабочих с фабрик Московской и Владимирской губерний приняли массовый характер. В газетах запестрели сообщения о том, что «многие мануфактурные фабрики в Москве сокращают выработку своих произведений наполовину». В промышленных селениях Богородского у. Московской губ. «застой небывалый»; «фабриканты один за другим сокращают производство... Заработная плата понижена многими фабрикантами почти на 40 %». Резко сократили производство фабриканты Морозовы на своих хлопчатобумажных фабриках в Орехове-Зуеве Владимирской губ., на Богородско-Глуховской мануфактуре, близ г. Богородска (ныне г. Ногинск) и Тверской мануфактуре, выкинув на улицу тысячи рабочих-текстильщиков. Газеты сообщали, что зимой 1880 г. с морозовских фабрик «толпы рабочих из дальних губерний без копейки денег направляются на родину» 99.
Экономический кризис начала 80-х годов глубоко захватил шерстяную промышленность, ткацкие предприятия которой использовали экстенсивные формы развития, дешевый ручной труд ткачей. По подсчетам К. А. Пажитнова, в 1879 г. в суконной промышленности России имелось 2840 механических и 15 750 ручных станков. Механический станок в этот период был в 3 раза производительнее ручного. В результате механическое ткачество давало до 35 % всей продукции 100. Обозреватель Московской художественно-промышленной выставки 1882 г. отмечал, что «ткачество на суконных фабриках пользуется предпочтительно ручным трудом» 101. В то же время кустарное производство сукон все более и более вытеснялось крупным фабричным и мануфактурным. «Это объясняется большей требовательностью даже со стороны незажиточного потребителя, который вместо прежних грубых сукон домашней выделки покупает более тонкое, фабричное сукно; технические же условия производства таковых сукон требуют дорогих и сложных машин, недоступных для кустаря». Этим же объясняется и минимальное число работающих на дому. В 1879 г. из 48,1 тыс. рабочих в суконной промышленности на долю домашних ткачей приходилось всего 1 тыс. человек, или около 2 % всего состава. Таким образом, старая суконная промышленность, связанная с казенными заказами Военного ведомства, продолжала находиться в стадии полумеханизированной централизованной мануфактуры.
Экстенсивные формы развития были характерны и для московских шерстоткацких, камвольных предприятий, но в меньшей степени, чем на суконных. В 1879 г. здесь имелось 7 тыс. механических и примерно 6 тыс. ручных станков. Кроме того, здесь получила развитие система домашнекапиталистического труда, занимая свыше 19 % всей рабочей силы, или свыше 5 тыс. рабочих. В Московской и Владимирской губерниях числилось до 12 тыс. кустарных ткацких станков с выработкой шерстяных и полушерстяных тканей на сумму 4,9 тыс. руб., что составляло 22,4 % от фабричной суммы производства. К. А. Пажитнов считал, что удельный вес механического ткачества в камвольной промышленности равнялся приблизительно 60 %. Он справедливо считал, что в целом шерстяная промышленность в 1879 г. находилась лишь на пороге завершения промышленного переворота 102.
Экспертиза Всеросийской художественно-промышленной выставки 1882 г. в Москве указывала на слабый рост шерстяной промышленности по сравнению с хлопчатобумажной, отмечая, что за последние 25 лет цены на некоторые изделия шерстяной промышленности снизились всего на 25 — 30 %. Особенно отставала шерстяная промышленность в оснащении паровой энергетикой. В 1878 г. на 1144 учтенных цензовых предприятиях шерстяной промышленности приходилось всего 250 паровых машин мощностью в 5,6 тыс. л. е., что примерно в 6 раз было меньше паровой энерговооруженности хлопчатобумажной промышленности с учетом на предприятие. При этом на 463 суконных фабриках насчитывалось 190 паровых машин мощностью в 3,8 тыс. л. с., а также 101 водяное колесо в 2,5 тыс. л. с., 13 водяных турбин мощностью в 800 л. с. и 20 конных приводов. На 137 камвольных предприятиях имелось 48 паровых машин в 639 л. с. и 8 водяных двигателей в 117 л. с.103 Таким образом, только 1/3 шерстоткацких предприятий были оснащены паровыми двигателями, что резко тормозило их производительность.
Таблица 38. Паровая энерговооруженность текстильной промышленности России в 1875-1878 гг.*
Из табл. 38 видно, что во второй половине 70-х годов более 64 % мощности паровых двигателей в текстильной промышленности России приходилось на более развитое хлопчатобумажное производство, где наибольшей была и энерговооруженность рабочих.
В пореформенный период крайне затянулась техническая перестройка льняной промышленности. Если в льнопрядении наблюдались значительные сдвиги в механизации производства, где число механических веретен за 1866—1879 гг. возросло на 77 %, то в основном производственном процессе — льноткачестве продолжал преобладать ручной труд. В 1879 г. в полотняных предприятиях мануфактурно-фабричного типа в состав производственного оборудования входило 2151 механических и более 7,5 тыс. ручных станков. Таким образом, удельный вес механических станков составлял всего 22 % общего числа станков и по производительности они всего лишь на 50 % превосходили ручной станок.
Следует согласиться с выводом обстоятельного исследования К. А. Пажитнова, что в льноткацком производстве «даже на предприятиях крупнокапиталистического типа к началу 80-х годов промышленный переворот еще далеко не завершился, поскольку преобладающая часть товарной продукции продолжала сходить с ручных станков» 104.
В первые пореформенные десятилетия незначителен был технический прогресс в шелковом производстве, центрами которого были Московская, Владимирская и Петербургская губернии. Передовое место в техническом оборудовании занимали московские шелковые предприятия, где насчитывалось 434 механических ткацких станка, 21 паровая машина мощностью в 179 л. с. (против 6 паровых машин мощностью в 41 л. с. в 1866 г.).
В целом техника шелкового производства в основном продолжала сохранять ручной характер, механические станки составляли лишь 7,6 % их общего числа; из 6 тыс. ручных станков около 30 % составляли жаккардовые (ножные) станки. Паровые двигатели имелись на 1/5 шелкоткацких предприятий. Среди 132 цензовых предприятий преобладали мануфактурные заведения, хотя в Петербурге и Москве было несколько небольших фабрик. За 1866—1879 гг. производительность труда в шелкоткацком производстве повысилась всего на 27 %, с 707 руб. на одного рабочего до 900 руб. 105.
Несмотря на успехи крупнокапиталистического производства, значительную роль продолжали играть мелкотоварные, кустарные заведения. По данным обследования 1870 г., в Московской и Владимирской губерниях находилось в действии 12 тыс. шелкоткацких станков с выработкой на сумму 9,5 млн руб.106 Распространение шелкоткацкого промысла шло одновременно с ликвидацией в промышленных селениях бумажного ткачества под давлением фабричного производства. Кризис начала 1880-х годов особенно поразил мелкое кустарное шелкоткацкое производство, вызвав массовую ликвидацию этих промыслов.
Таким образом, текстильная промышленность России в 60—70-х годах XIX в. переживала сложный переходный период от мануфактуры к фабрике.
49 ЦГИА СССР. Ф. 18. Оп. 2. Д. 1770. Л. 105; Орлов П. А. Указатель фабрик и заводов Европейской России. СПб., 1881. (Подсчеты процентов наши. — А. С.).
50 Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 3. С. 536.
51 Китарры М. Я. Обозрение Санкт-Петербургской выставки мануфактурной промышленности 1861 г. СПб., 1861. С. 133-134.
52 Статистический временник Российской империи за 1868 г. СПб., 1872. Сер. 2, вып. 6. С. 153; Мануфактура и фабрики торгового дома под фирмой «Савва Морозов с сыновьями». М., 1870. С. 8 — 13.
53 Пругавин В. С. Промыслы Владимирской губернии. М., 1882. Вып. 4. С. 62—63.
54 ЦГИА СССР. Ф. 20. Оп. 12. Д. 274. Л. 40.
55 Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 3. С. 445.
56 Военно-статистический сборник. СПб., 1871. Вып. 4. С. 381.
57 Пажитнов К. А. Очерки истории текстильной промышленности дореволюционной России: Хлопчатобумажная, льно-пеньковая и шелковая промышленность. М., 1958. С. 77.
58 Арсеньева Е. В. К вопросу о завершении перехода мануфактуры в фабрику в хлопчатобумажной промышленности Московской губ. (1860—1870 гг.) // Науч. докл. высш. шк. Ист. науки. 1961. № 1. С. 64; Пажитнов К. А. Указ. соч. С. 82-83.
59 Биржа. 1874. 10 окт.
60 Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 4. С. 162.
61 ЦГИА г. Москвы. Ф. 342. Оп. 6. Д. 172. Л. 6-7; Лаверычев В. Я., Соловьева А. М. Боевой почин российского пролетариата. М., 1985. С. 32—33.
62 ЦГИА СССР. Ф. 20. Оп. 12. Д. 122. Л. 3.
63 Там же. Д. 280. Л. 566-567.
64 Пругавин В. С. Указ. соч. С. 11-13.
65 Там же. С. 21, 25.
66 Там же. С. 35.
67 Маслеников Я. Я. К вопросу о развитии фабричной промышленности в России // Зап. Рус. геогр. о-ва. 1889. Т. 6, прил. С. 274.
68 Пругавин Я. С. Указ. соч. С. 73.
69 ЦГИА г. Москвы. Ф. 357. On. 1. Д. 13. Л. 20.
70 Морозовская стачка, 1885 — 1935: Сб. ст. и документов. М., 1935. С. 6.
71 Лаверычев В. Я., Соловьева А. М. Указ. соч. С. 26.
72 Ленин В. И. Полн. собр. соч. Т. 3. С. 473.
73 Историко-статистический обзор промышленности в России. СПб., 1883. Т. 2, ч. 2. С. 117.
74 Рожкова М. Я. Формирование кадров промышленных рабочих в 60—начале 80-х годов XIX в.: По материалам Московской губернии. М., 1974. С. 156.
75 Маслеников Я. Я. Указ. соч. С. 285.
76 Там же. С. 289.
77 Историко-статистический обзор... Т. 2, ч. 2. С. 119.
78 Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 21. С. 342.
79 Историко-статистический обзор. . . Т. 2, ч. 2. С. 119.
80 Отчет о Всероссийской художественно-промышленной выставке 1882 г. в Москве / Под ред. В. П. Безобразова. СПб., 1883. Т. 6. С. 268.
81 ЦГИА СССР. Ф. 1284. Оп. 70. Д. 198. Л. 176.
82 Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 47. С. 500.
83 Кренгольмская мануфактура: Ист. описание, 1857 — 1907. СПб., 1907. С. 43.
84 Рындзюнский Я. Г. Указ. соч. С. 292.
85 Державин А. Я. Сельфактор для высоких номеров хлопчатобумажной пряжи. СПб., 1894. С. 2.
86 Радциг А. А. Хлопчатобумажная промышленность России. СПб., 1891. С. 46.
87 Анофриев Т. Д. О стоимости бумагопрядильного производства на английских фабриках // Изв. О-ва содействия улучшению и развитию мануфактур, пром-сти. 1893. Т. 2. С. 4.
88 ЦГИА г. Москвы. Ф. 342. Оп. 5. Д. 27. Л. 12.
89 Соболев М. Я. Таможенная политика России во второй половине XIX в. Томск, 1911. Прил. С. 4-6.
90 Шульце-Геверниц Г. Крупное производство в России: Московско-Владимирская хлопчатобумажная промышленность. М., 1899. С. 41.
91 Там же. С. 43.
92 Маркс К. Соч. 2-е изд. Т. 25. Ч. 1. С. 367.
93 Свечин И. В. Вексельный курс. СПб., 1879. С. 37.
94 ЦГИА СССР. Ф. 20. Оп. 15. Д. 846. Л. 20.
95 Биржевые ведомости. 1878. 18 июня.
96 Радциг А. А. Указ. соч. С. 25.
97 Безобразов В. Я. Народное хозяйство России. СПб., 1882. Ч. 1: Московская (центральная) промышленная область. С. 276.
98 Россия в революционной ситуации на рубеже 1870—1880-х годов. М., 1983. С. 61.
99 Неделя. 1880. 26 окт., 23 нояб.
100 Пажитнов К. А. Очерки истории текстильной промышленности дореволюционной промышленности России: Шерстяная промышленность. М., 1955. С. 137.
101 Историко-статистический обзор... Т. 2, ч. 2. С. 169.
102 Пажитнов К. А. С. 139.
103 Историко-статистический обзор... Т. 2, ч. 1..С. 35.
104 Пажитнов К. А. С. 238.
105 Там же. С. 358.
106 Историко-статистический обзор... Т. 2, ч. 1. С. 207—212.
<< Назад Вперёд>>
