Введение
Что именно относится к этим представлениям? Ю.Л.Бессмертный, анализируя тенденции мировой историографии, включил в число важнейших социокультурных представлений о власти следующие аспекты: «своеобразие восприятия отдельными индивидами или группами тех или иных властных институтов, оценка этих институтов в сознании отдельных субъектов и групп (включая "политические мифы", присущие массовому сознанию); престиж власти, как выражение мерь согласия современников на подчинение ей; признанные тем» или иными современниками и самой властью средства и формы обеспечения ее престижа; принятые (и не принятые) формы взаимоотношений между властью и разными группами подвластного населения. Все это так или иначе перекликается с господствующими в обществе топосами»3.
Социокультурные представления о царской власти в России получили достойное освещение в литературе (В.М.Живов, Г.В.Лобачева, П.В.Лукин, И.В.Побережников, М.Чернявский, Р.С.Уортман, Б.А.Успенский и др.)4. В поле исследовательского внимания оказались все слои русского общества: от крестьян и городских низов до монархов и патриархов. При этом объектом исследования было восприятие царской власти и ее конкретных носителей. Однако в обыденной жизни людям постоянно приходится сталкиваться не с монархами и президентами, а с представителями иных эшелонов власти - государственными чиновниками разного уровня и деятелями самоуправления.
Цель монографии: выяснить представления горожан о месте и роли институтов самоуправления в жизни общества, о способах их коммуникации с государственными учреждениями, о престиже должностных лиц и иерархии выборных служб.
В центре исследования не история институтов самоуправления, а повседневные практики участия горожан в общественном правлении и их социокультурные представления о власти и
обществе.
Хронологические рамки исследования определяются тем, что в конце XVIII в., на основе принципов и норм, заложенных Учреждениях для управления губерний 1775 г. и в Жалованной грамоте городам 1785 г., происходило формирование новой системы городского самоуправления. Эта система просуществовала до городской реформы 1870 г., которая в некоторых городах начала реализовываться в 1863-1864 гг.
Территориальные рамки исследования охватывают два российских региона: Нечерноземный Центр (Московская и Тверская губернии) и Западная Сибирь (Тобольская и Томская губернии). История самоуправления в Москве не была предметом анализа, исходя из статуса Москвы как столичного города, обладавшего усложненной структурой общественного управления. Каждый из этих регионов имел свое природно-климатическое «лицо», свои особенности исторического освоения и хозяйственного уклада, национального, конфессионального и социального состава населения. Многие города Подмосковья и Верхневолжья ведут свою родословную с XII-XIII вв., а города Западной Сибири возникли на территории, осваиваемой русскими лишь с конца XVI в. В Сибири становление городов («острогов» и крепостей) предшествовало формированию сельских поселений русского населения. В городах, возникших на государевой земле, первые жители принадлежали к служилым людям. Начиная с XVII в. территория региона использовалась как место ссылки, в том числе и военнопленных, а с конца следующего столетия сюда в массовом порядке высылали поляков, литовцев и представителей других этносов, боровшихся за свои национальные интересы. Таким образом, в некоторых городах Западной Сибири в конце XVIII - первой половине XIX в. существовали довольно заметные «колонии» иностранцев и нерусских подданных Российской империи. Это обстоятельство привело и к мультиконфессиональности городского населения. Впрочем, главная напряженность по конфессиональной линии была связана не с наличием католиков, протестантов иудеев и мусульман, а русских старообрядцев. Последнее обстоятельство не составляло сибирскую специфику: в отдельных городах Центра (Ржев, Торжок) существовали большие общины старообрядцев. Особенностью западносибирского региона было отсутствие помещичьего землевладения и малочисленность крепостных крестьян.
Особенности исторического развития Центра и Западной Сибири делают названные регионы интересными для сравнения, которое позволит, во-первых, сопоставить внутрирегиональные социокультурные процессы в границах соседних губерний; во-вторых, сравнить межрегиональные данные. Поэтому выборка регионов является достаточно представитель ной для характеристики состояния городского провинциального самоуправления. Разумеется, такой подход не претендует на то, чтобы достигнутые в ходе исследования результаты были экстраполированы на всю Россию. Для того, чтобы получить более полную картину сложных динамических процессов истории самоуправления в провинции, привлекались работы историков, а также архивные материалы по другим регионам страны.
История городского самоуправления XVIII - первой половины XIX в. имеет достаточно прочную историографическую традицию. Еще в дореволюционной литературе уделялось серьезное внимание истории институтов городского самоуправления, их законодательной базе, внутренней структуре и месту в системе управления Российской империи5. В советской историографии проблемы городского самоуправления указанного времени долго оставались вне поля исследовательских интересов историков. Лишь в 1958 г. вышла в свет монография П.Г.Рындзюнского6, одна глава которой была посвящена городскому самоуправлению. Выходом в свет этой книги тема городского самоуправления в первой половине XIX в. была надолго закрыта. Вместе с тем, некоторые проблемы городского самоуправления (социальный состав выборных органов, отношение к ним горожан, их взаимодействие с коронной администрацией) успешно исследовались на региональном (сибирском) материале и в советской историографии7.
До 1990-х в отечественной историографии России самоуправление, как и в целом дореформенный город, оставалось периферийной темой. Аналогичная ситуация была и в зарубежной русистике. Редкое исключение - монография М.Хильдермайера о социальной структуре, администрации и правовом положении русских горожан8. Ее анализу посвящена обстоятельная рецензия9. Советских историков сковывал «марксизм-ленинизм», точнее, негативные оценки Лениным самоуправления и «буржуазии» в России. Другими факторами, препятствовавшими лучшему пониманию истории русской провинции, были столичноцентричная ориентация большинства исследований и недоступность региональных архивов для зарубежных исследований до 1990-х гг. Поэтому, как образно писал М.Хильдермайер, «русская провинция представляет белое пятно на исторической карте и, возможно, самое большое»10.
Последние 10-15 лет наблюдается всплеск интереса к истории самоуправления11. Не были обойдены внимание историков и проблемы городского самоуправления конца XVIII - перво половины XIX в.12 Проблеме методики отбора и изучения комплекса источников, связанных с реализацией реформы управления Екатерины II, посвящено обстоятельное исследовани Н.В.Середы13. Оно имеет особую ценность для темы моей монографии в связи с тем, что выполнено на материалах городов Тверской губернии. В своей книге Н.В.Середа анализирует архивные комплексы городских учреждений Тверской губернии в контексте проблем изучения реформы управления в последней четверти XVIII в. В центре ее внимания находятся городовые магистраты, их роль в процессе управления городами, взаимодействие выборных органов и коронных властей. В итоге исследования Н.В.Середа приходит к важному выводу о «высокой степени вариативности» распределения обязанностей между городскими структурами управления. В некоторых городах, прежде всего в Торжке, роль магистратов в жизнь города была определяющей. «Укрепление власти городничих происходило здесь постепенно и на фоне недовольства горожан». В старых городах, где имелись исторические традиции самоуправления, «новые должностные лица приживались с трудом, а передача им части компетенции от магистрата задерживалась». В этих городах городничие с трудом вписывались в существующую систему управления. Напротив, в новых городах (Весьегонск, Зубцов, Калязин) в силу слабости городского сообщества была велика роль городничих14.
Это обстоятельство следует отметить особо, так как речь идет всего лишь об одной губернии. Выявленная вариативность управления городами ставит перед исследователями несколько принципиальных проблем разного уровня. Во-первых, была ли эта вариативность особенностью Тверской губернии или же мы сталкиваемся с проявлением тенденций, характерных для исторических городов, с одной стороны, и для новых городов, с другой, независимо от конкретного региона России? Во-вторых, в какой мере мы можем сегодня опираться на классические исследования авторов XIX в. по истории русского дореформенного города? Известно, что свои построения они конструировали из законодательных актов и более чем ограниченного фактического материала. Этот эмпирический материал во многом был не предметом анализа, а средством иллюстрации сложившихся у авторов априорных схем или построений, полученных на основе исследования соответствующего законодательства.
На мой взгляд, ответ на второй вопрос более однозначен. Проведенное Н.В.Середой исследование ставит под сомнение некоторые принципиальные положения отечественного городоведения. Исследовательница, в частности, отмечает, что на тверских источниках не подтвердилось мнение И.И.Дитятина, что в ходе реформа Екатерины сложилось городское общество, «как совокупность городских обывателей или как объединение домовладельцев». В Тверской губернии формирование городского общества как общества владельцев недвижимости относите уже к XIX в.15 Она убедительно опровергла и построения АА.Кизеветгера, который полагал, что магистрат был верхним этажом посадского управления, разделяя в целом точку зрения И.И.Дитятина, считавшего, что магистраты были органом управления всем торгово-промышленным населением города, включая втянутых в этот процесс дворян и крестьян, не положенных в городское тягло16. Отметим, что в источниках начала XIX в., исходящих из органов городского самоуправления, магистраты иногда называли «главой мещан». «Мещане» здесь употреблены в значении посадское население, т.е. этим сов купным понятием объединены и купцы, и мещане.
Сложнее дело обстоит с интерпретацией полученных результатов в контексте поиска ответа на вопрос о том, была ли отмеченная вариативность особенностью региона, или здесь действовали общие закономерности? Ответ на этот вопрос может быть получен лишь после проведения исследования по другим регионам со сходными параметрами исследования.
Исследования по локальной истории, выполненные в последние годы в российском городоведении, в основном выстроены на двух различных подходах: одни историки стремятся к всестороннему охвату своего предмета в относительно узких хронологических и территориальных рамках17, другие предпринимают попытки исследовать отдельные институты самоуправления на всем протяжении их существования18.
Названными подходами не исчерпывается исследования, посвященные истории самоуправления в России. Так, в коллективной монографии уральских исследователей анализируется история сельского и городского самоуправления на Урале19. А исследовательница Н.М.Дмитриенко рассмотрела проблемы экономики, демографии и управления Томска начала XIX - первой трети XX в.20 Наряду с институциональным изучением городского самоуправления, традиции которого восходят к русской историко-юридической школе историографии XIX в., в новейшей литературе нередко вопросы истории городского самоуправления рассматриваются в более широком социокультурном контексте. Так, в работах по истории регионального купечества отношение горожан к самоуправлению, их участие в деятельности выборных органов анализируется в связи с такими понятиями, как «ментальность», «образ жизни», правосознание»21.
Однако, несмотря на несомненные достижения в изучении истории городского самоуправления дореформенной России, социальная история городского общественного управления все еще остается слабо изученной. Проблема коренится в сложности объекта исследования. В работах, выполненных на архивных материалах, как правило, освещается история одного учреждения в одном городе (одной губернии), значительно реже - в одном регионе. Часто хронологические рамки исследований носят узкий характер. Поэтому редкие попытки обобщения истории самоуправления в России (Б.Н.Миронов)22 по-прежнему опираются на труды исследователей XIX - начала XX в. и анализ законодательства. Ждут исследовательского внимания целый ряд принципиальных вопросов, среди которых особое место занимают проблемы социальной сущности городского самоуправления, отношения к нему и участия горожан в его деятельности. В данной работе эти проблемы рассматривается через выяснение представлений горожан о городском самоуправлении, иерархии выборных должностей, популярности представительных органов власти в разных слоях и сословиях горожан. Специальное внимание обращается на стратегии поведения и выборные технологии избрания или уклонения от общественной службы.
Источниковую базу исследования составила, прежде всего, делопроизводственная документация органов государственной власти (центральных и местных учреждений) и городского самоуправления, представленная материалами сенатских ревизий, перепиской вышестоящих инстанций с низовыми учреждениями управлениями, отчетами, журналами заседаний городских дум, магистратов, губернских правлений, а также рапортами, указами, запросами, ответами на запросы, прошениями и другими материалами.
Среди источников канцелярского делопроизводства особую роль для понимания культуры политического горожан имеет комплекс материалов о выборах в городское самоуправление. В одних случаях эти материалы объединены в одном делопроизводстве и имеют наименование «Дело о выборах по губернии (городу)... на трехлетие с 18... года». Стандартный набор документов, содержащихся в деле: предписания губернатора о проведении выборов, рапорты дум и магистратов о реализации этих указов, отношения дум, городских голов и магистратов (ратуш) друг к другу, к главе полиции, списки кандидатов (избирателей), с указанием о взятой с них подписке о явке на выборы, пригласительные билеты, посылаемые чиновникам (стряпчим, полицмейстерам или городничим), баллотировочные списки, предписания губернаторов (губернских правлений) об утверждении избранных в должности и о приведении их к присяге, ходатайства об освобождении от службы по выборам, просьбы о допуске к должностям других лиц, служащих по найму за избранных, жалобы на нарушение законов о выборах, свидетельства о болезни и т.д. Чаще эти документы оказываются разделенными по разным делопроизводствам губернских учреждений государственного управления и органов городского самоуправления. Это требует дополнительных, иногда непростых архивных разысканий. Не всегда сохранился и полный комплекс перечисленных документов. Так, в фондах городских дум и губернских учреждений Западной Сибири часто отсутствуют списки с указанием отметки о числе поданных за кандидатов баллов. Дело здесь совсем не в плохой сохранности соответствующих фондов, а в том, что не все важнейшие составляющие этого комплекса и существовали когда-либо. Действительно, баллотировочные списки в Омске или в Барнауле и составлять-то не имело никакого смысла. Так, в Омске в 1850-х гг. на должности баллотировалось, совсем как в эпоху советской демократии, по одному кандидату23. В Барнауле пошли еще дальше в деле упрощения выборных процедур. Там в 1807 г. бургомистры были «избраны» без голосования, а в 1822 г. даже городского голову назначили «без баллотировки, с общего согласия»24. Какие уж тут могли быть баллотировочные списки?!
Отсутствие баллотировочных списков (протоколов) - аналога современных протоколов избирательных комиссий - является ценным свидетельством отношения горожан, особенно выборных лиц и постоянных чиновников городских дум и магистратов, к действующему законодательству о выборах и самим институтам городского самоуправления. В тех городах, где самоуправлению отводилась более весомая роль, чем на Алтае, подчиненному в первой четверти XIX в. начальству Колывано-Воскресенских заводов, как, например, в Тверской губернии, баллотировочные списки дают ценнейшую информацию об отношении горожан к институтам городского самоуправления, к иерархии выборных должностей.
Изучение сохранившихся протоколов выборов на все «классные» места (т.е. такими, прохождение службы на которых считалось «за уряд» с государственными чинами) в местном самоуправлении позволяет решить вопросы о престиже и о месте, которое занимала та или иная должность в городской иерархии, о влиянии конкретных купеческих семей в управлении городом. Разумеется, это возможно при условии, что документы аккуратно заполнены и являются первичными или беловым списком баллотировочных протоколов. Нередко эти источники представляют собой уже переработанный итог первичных протоколов: в них кандидаты указаны не в порядке баллотирования, а в соответствии с набранными баллами. В результате такой обработки баллотировочных списков многие вопросы (влияние верхушки городского самоуправления на ход голосования, активность избирателей, иерархия выборных должностей, роль отдельных купеческих семей в общественном управлении и др.) остаются без ответа. Однако даже в случае, если представлены не первичные протоколы, а лишь списки баллотированных по порядку набранных баллов, то и в этом случае они могут содержать полезную информацию. Так, в списках баллотированных во время выборов в Торжке в начале 1803 г. есть сведения о числе претендентов на каждую должность, которые свидетельствуют о высоком престиже должности городского головы: 10 кандидатов против 4-5 на должности бургомистров, ратманов, словесных судей, городового старосты25.
При аккуратном заполнении баллотировочных списков, когда указаны фамилия, имя, отчество, сословный статус, возраст, наличие недвижимой собственности, прежние службы, количество избирательных и неизбирательных баллов, точная дата проведения выборов на конкретные должности, можно установить, не прибегая к другим источникам: реальную городскую иерархию выборных должностей, реноме отдельных купеческих семей, возможность небогатых горожан (мещан) занять «классные должности» в самоуправлении, влияние городского головы на ход выборов и готовность избирателей к активному отстаиванию своих интересов.
Баллотировочные списки, сохранившихся в делопроизводстве городских дум, иногда более информативны, чем в фондах губернских правлений. Это связано с тем, что в делах о выборax, хранившихся в архивах городских дум, эти источники представлены нередко черновыми протоколами, а в губернские учреждения посылали их беловой вариант. В черновых протоколах, в которых сохранилось значительно меньше, чем беловых, прослеживаются важные подробности избирательной компании. Так, в фонде Серпуховской городской думы сохранился черновой баллотировочный список о выборах «в разные должности на трехлетие с 1825 года, равно и на один ) 1825 год»26. Этот документ позволяет реконструировать все этапы организации и проведения выборов в Серпухове. Список кандидатов был подготовлен городским головой и городской думой, затем утвержден на собрании купеческого и мещанского
обществ. В ходе выборов городской голова, как председатель собрания, предлагал из этого списка кандидатуры для выборов. Две пометы «списка» обращают на себя внимание: фамилия купца 2-й гильдии В.В.Мазурина вычеркнута из числа баллотировавшихся в бургомистры, и он предлагался для голосования в качестве ратмана под вторым номером; напротив купца 2-й гильдии А.П.Солодовникова, также намечавшегося для баллотировки в ратманы, стоит отметка - «не баллотировался». В документе есть сведения, что он был избран в депутаты квартирной комиссии. Таким образом, новый городской голова внес коррективы в предложенные своим предшественником кандидатуры для голосования. Разумеется, из протокола не ясно, принимал ли он это решение единолично или же консультировался со старым руководством думы и магистрата. Обстоятельства, при которых это произошло, проясняются уже из других источников, в частности, из жалобы Солодовникова, недовольного избранием на должность депутата квартирной комиссии.
Наконец, избирательные протоколы позволяют провести жесткую грань между престижными и непрестижными службами городского самоуправления. Критерием отнесения какой-либо должности к малопочетной и обременительной служит процедура выборов (тут уместней говорить не об избрании, а о назначении): без баллотирования, посредством устного голосования. Данные, полученные в результате рассмотрения избирательных протоколов из разных городов, помогают выяснить представления о престижных должностях, принятые среди купцов и мещан конкретных городов, а их обобщение - понять ситуацию в целом.
Отдельно необходимо остановиться на проблеме: в какой мере аккуратность и полнота заполнения формуляра избирательного протокола могут свидетельствовать о степени уважения и доверия горожан к учреждениям самоуправления, к выборным институтам? На мой взгляд, прямой корреляции между ними нет. Во многом тщательность и полнота заполнения формуляра баллотировочных списков зависела от требовательности губернской администрации, которая утверждала итоги голосования. Другой важнейший фактор - канцелярская градация магистратов и городских дум. Как заполнил первый секретарь думы (магистрата) или городовой староста избирательный протокол (в соответствии со своим пониманием соответствующей инструкции), так и повторялось на последующих выборах. Поэтому в одной и той же губернии бытовали различные варианты составления этих документов. Так, благодаря требовательности бюрократии Тверской губернии велись весьма подробные и информативные протоколы. Вместе с тем, абсолютного единообразия чиновникам добиться не удалось: в Осташкове протоколы заполнялись по более упрощенной форме, чем в Твери или в Торжке. Исследовательница Ю.Н.Маркова на основании отсутствия указаний в избирательных документах о сословном статусе баллотируемых на должности сделала вывод, что горожане Осташкова принципиальной разницы между купцами и мещанами не видели27. Данное утверждение вызывает серьезное сомнение. Позицию же самих горожан на причину отсутствия указаний в документах на социальный статус кандидатов помогает выявить переписка Тверского губернского правления с городским головой Осташкова Стефаном Савиным. 2 марта 1848 г. отвечая на претензии правления о том, что рядом с фамилиями кандидатов, «не объяснено звания, кто они купцы или мещане», Савин разъяснил: «потому, что баллотирование производилось согласно Св[ода] Зак[онов] 3 т. Уст[ава] о службе по выборам 371 ст. по имяному списку,; составленному на основании 367 ст. того же устава, в коем не обозначалось звание лиц, так как каждый баллотируемый известен был обществу... (курсив мой. - A.K.)»28.
Самое серьезное внимание в комплексе избирательных материалов заслуживают ходатайства граждан об освобождении от выборной службы или, напротив, жалобы на неутверждение в должности губернатором. Они представляют интерес с точки зрения репрезентации индивидом своего социального статуса и неформального статуса его семьи в городской иерархии, положения социальной группы, к которой он себя причисляет, в социуме, иерархии выборных должностей и отдельных институтов городского самоуправления. За такими ходатайствами нередко тянется длинный шлейф других документов: подробные, со ссылками на законы, мнения губернских правлений о справедливости поданной жалобы, отзывы городских обществ, учреждений городского самоуправления или городских голов на запросы губернского начальства по существу жалобы. Иногда ходатайства на результаты выборов становились предметом обсуждения в высших инстанциях империи: в министерствах, в Сенате, в Госсовете. Таким образом, в комплексе ходатайств об итогах городских выборов может присутствовать взгляд на проблему различных субъектов исторического процесса: отдельных граждан, городских обществ, выборных учреждений, губернского аппарата управления и высших органов власти Российской империи, включая императора.
Жалобы на итоги выборов важны не только для изучения ментальности горожан и чиновников, степени их юридической осведомленности, иногда они помогают высветить и отсутствующие в других источниках подробности проведения выборов в отдельных городах. Так, купец 2-й гильдии И.С.Плотников, избранный в депутаты квартирной комиссии г. Серпухова на трехлетие с 1819 г., в своей жалобе губернатору писал, что был внесен в список для баллотирования не в головы или бургомистры, как следовало бы ему по статусу, но в ратманы. Когда городской голова стал предлагать его на эту должность, то общество «единогласно объявило, чтобы Плотникова в ратманы не баллотировать, назначив его к балтированию в депутаты, в квартирную комиссию»29. Очевидно, избирателям было ясно, что городской голова вел себя некорректно по отношению к нему, предлагая его на должность ратмана, в то время как в бургомистры и даже городские головы баллотировались купцы третьей гильдии, что подтверждается и сохранившимся баллотировочным списком30.
Важным источником для понимания ментальности и социальных ценностей городского гражданства служат петиции жалобы, прошения и другие ходатайства горожан, а также ответы городских обществ на запросы правительства.
В правление Екатерины II правительство нередко интересовалось мнением городских общин и отдельных сословных групп по отношению к тем или иным вопросам внутренней политики. Так, по распоряжению императрицы наказы депутатам в Уложенную комиссию 1767 г. были тщательно обработаны, «а содержащиеся в них мнения систематизированы с таким совершенством, которого в настоящее время не всегда достигают социологи, специализирующиеся на изучении обществвенного мнения. Пожелания, содержащиеся в наказах, помогли императрице составить программу социальных реформ, которую она в дальнейшем и реализовала»31. Но в дальнейшем от этой практики почти полностью отказались. Редчайшее исключение - ответы городских обществ и учреждений городского самоуправления на запрос правительства об объединении судов первой инстанции: магистратов и ратуш, с одной стороны с уездными судами, с другой. Формально эти отзывы следу отнести к числу обычной канцелярской переписки, начатой по инициативе правительства. Однако вопрос, поднятый в 1837 г о возможности объединения судов первой инстанции в единый орган был расценен купцами и мещанами, как наступление на их юридические права и социальные привилегии. Поэтому многие ответы городских обществ поднялись на уровень идеологического обоснования сохранения незыблемости существующих учреждений общественного самоуправления. Большой интерес представляет сопоставление аргументов граждан различных регионов. Ответы горожан на эту инициативу правительства отложились в различных архивохранилищах: в ЦИАМ (отзывы городов Московской губернии), ГАОО (отзывы городов Западной Сибири), ГАТвО (отзывы городов Тверской губернии) и РГИА (материалы по всей империи).
Заметное место в исследовании занимают судебно-следственные материалы, позволяющие исследовать многие стороны культуры политического горожан, особенно их представления и чести, престиже, власти, социальном статусе и сословном устройстве общества. Наряду с этим, отдельные судебно-следственные дела содержат данные, благодаря которым история некоторых учреждений культуры обрастает новыми, неизвестными ранее и весьма важными в социальном и культурном плане подробностями. Комплекс судебно-следственной документации позволяет реконструировать как правовые и нравственные нормы, распространенные в конкретной социальной среде, так и отклонения от них. В этих источниках порой содержится разнообразная информация о культуре и ментальности людей минувших эпох. Так, в случаях «повальных обысков» они нередко содержат сведения о возрасте, исповедании, отношении к исповеди и причастию, социальном и семейном положении, образовательном уровне, поддающиеся социологическому анализу.
Невысокий профессиональный уровень полицейских чинов, которые в дореформенную эпоху за редчайшим исключением не имели специального образования, приводил к тому, что среди судебно-следственных материалов нередко оказывались сведения и справки, «которые были до того странны, что их можно отнести только или к намеренному продолжению дела, или к весьма мелочному, вовсе не служебному любопытству». Такое положение вещей с удивлением обнаружил в 1854 г. в тюменском уездном суде тобольский гражданский губернатор В.А.Арцимович, выпускник училища правоведения32.
Анализ социокультурных представлений горожан об обществе, социальной иерархии, городском самоуправлении связан, прежде всего, с использованием источников личного происхождения: дневников, писем, мемуаров, автобиографий. В этой группе источников особенно ценны письма и дневники горожан, поскольку они отражают сиюминутную реакцию человека на происшедшие события, а не рефлексию на них, отдаленную иногда немалым временным интервалом. В книге использовались дневники горожан разного сословного происхождения и разного социального статуса, как опубликованные (дмитровского купца И.А. Толченова, чухломского купца И.В.Июдина, жителей г. Опочки - мещанина П.С.Лобкова и купеческого сына И.И.Лапина и др.] так и хранящиеся в архивах (осташковского мещанина И.А.Нечкина, московского купца П.В.Медведева и др.). Определенная информация о самых разных сторонах городского самоуправление содержат также и воспоминания: городских голов Кузнецка - И.С.Конюхова и Томска - А.М.Серебренникова, деятеля городского самоуправления И.Ф.Парфентьева, иркутского купца А.Литвинцева, клинского протоиерея С.С.Модестова и калязинского протоиерея И.Беллюстина.
Текст публикуемых документов передан в соответствии я правилами орфографии: титла раскрыты, выносные буквы вставлены в строку, вышедшие из употребления буквы заменены буквами современного алфавита. Исключения допускались лишь для отдельных случаев, когда орфография передавала колорит источника. Орфографические ошибки, описки, не имеющие смыслового значения, исправлены без оговорок. Слова приводимые в документах в сокращенном виде, восстанавливались в квадратных скобках в тех случаях, когда это было необходимо для их понимания. Знаки препинания расставлены в соответствии с принятыми ныне нормами правописания.
Почти все документы публикуются полностью. Часть документов опубликована с сокращениями, которым были подвергнуты повторы других документов и незначительные подробности. Данные купюры не отразились на содержании и характерных особенностях документов. Опущенные фрагменты обозначены отточием, заключенным в угловые скобки.
Заголовки документов, как правило, даны составителем. Часть документов объединена в тематические подборки, имеющие развернутый заголовок. В этом случае заголовки отдельных документов, вошедших в подборку, фиксируют только краткие сведения о них.
В работе использованы неопубликованные источники из архивохранилищ Москвы, С.-Петербурга, Барнаула, Омска, Твери, Тобольска и Томска.
Хочу выразить искреннюю признательность Российскому гуманитарному научному фонду. I, III и IV главы этой книги написаны в рамках проекта «Городское самоуправление русской провинции, 1780-1860-е гг.», осуществленного при финансовом содействии фонда. II глава книги является частью продолжающегося исследовательского проекта «Выборы в русском городе (1785-1870): межрегиональное исследование», поддержанного РГНФ (грант № 08-01-00423а).
1 В Москве и ряде городов реформа стала осуществляться в 1862-1864 гг., а в Петербурге еще в 1846 г.
2 См.: Кром М.М. Новая политическая история: темы, подходы, проблемы// Новая политическая история: сб. науч. работ. СПб.: Изд-во Европ. ун-та в С.-Петербурге: Алетейя, 2004. С. 7-17.
3 Бессмертный Ю.Л. Некоторые соображения об изучении феномена власти и о концепциях постмодернизма и микроистории // Одиссей. Человек в истории, 1995. М.: Наука, 1995. С. 16.
4 Живов В.М., Успенский Б.А. Царь и бог. Семиотические аспекты сакрали-зации монарха в России // Языки культуры и проблемы переводимости. М., 1987. С. 47-153; Лобачева Г.В. Самодержец и Россия: образ царя в массовом сознании россиян (конец XIX - начало XX в.). Саратов: СГТУ, 1999; Лукин П.В. Народные представления о государственной власти в России XVII века. М.: Наука, 2000; Побережников И.В. Монархизм в народной политической культуре России XVIII-XIX вв. // Ежегодник историко-антропологических исследований, 2001/2002. М.: ЭКОН-ИНФОРМ, 2002. С. 184-199; Уортман Р.С. Сценарии власти: мифы и церемонии русской монархии: в 2 т. М.: ОГИ, 2004; Успенский Б.А. Царь и патриарх: харизма власти в России: (византийская модель и ее русское переосмысление). М.: Языки русской культуры, 1998; Успенский Б.А. Царь и император: помазание на царство и семантика монарших титулов. М.: Языки русской культуры, 2000; Cherniavsky М. Tsar and People: Studies in Russian Myths. New Haven; London, 1961.
5 Муллов П. Историческое обозрение правительственных мер по устройству городского общественного управления. СПб., 1864; Дитятин И.И. Устройство и управление городов России. Т. 1: Города России в XVIII столетии. СПб., 1875; Кизеветтер А.А. Городовое положение Екатерины II 1785 г.: опыт исторического комментария. М., 1909; Он же. Гильдия московского купечества: исторический очерк. М., 1915.
6 Рындзюнский П.Г. Городское гражданство дореформенной России. М., 1958.
7 Рафиенко Л.С. Социальный состав сибирских магистратов в 40-80-х гг. XVIII в. // Известия СОАН СССР. Сер. обществ, наук. 1967. Вып. 1, № 1. С. 89-97; Рабцевич В.В. Сибирский город в дореформенной системе управления. Новосибирск, 1984.
8 Hildermeier М. Burgertum und Stadt in Russland: Rechtliche Lage und soziale Struktur. Koln; Wien: Bohlau Ver., 1986.
9 Лебедев С.К., Миронов Б.Н. Новая концепция русского доиндустриального города: Манфред Хильдермайер о русском дореформенном городе // Государственные институты и общественные отношения в России XVIII-XX вв. в зарубежной историографии. СПб., 1994. С. 32-53.
10 Hildermeier М. Liberates Milieu in Russischer Provinz. Kommunales Engagement, biirgerliche Veriene und Yivilgesellschaft 1900-1917 // Jarbucher fiir Geschichte Osteuropas. 2003. Bd. 51, Hf. 4. S. 505.
11 Институты самоуправления: историко-правовое исследование. М., 1995; Городское самоуправление и государственная власть. М., 1995; Еремян В.В., Федоров М.В. Местное самоуправление в России (XII - начало XX вв.). М., 1998; Городское самоуправление в Западной Сибири в дореволюционный период: становление и развитие / А.П.Толочко, И.А.Коновалов, Е.Ю.Меренкова, О.В.Чудаков. Омск, 2003; Сельское и городское самоуправление на Урале в XVIII - начале XX века / Е.Ю.Апкаримова, С.В.Голикова, Н.А.Миненко, И.В.Побережников. М.: Наука, 2003; Местное самоуправление в истории Сибири XLX-XX веков. Новосибирск, 2004; и др.
12 Середа Н.В. Реформа управления Екатерины Второй: источниковедческое исследование. М, 2004; Семенов А.К. Городское самоуправление провинциальных городов России и задачи имперской модернизации в конце XVIII - XX вв. Липецк, 2005.
13 Середа Н.В. Реформа управления Екатерины Второй: источниковедческое исследование. М., 2004.
14 Там же. С. 438-439.
15 Там же. С. 440-441.
16 Там же. С. 443.
17 Середа Н.В. Реформа управления Екатерины Второй; Четырина Н.А. Сергиевский посад в конце XVIII - начале XIX вв. М., 2006. С. 79-163. (Глава «Органы управления Сергиевского посада»).
18 Ковалева М.В. Орловская городская дума (1787-1913 гг): автореф. дис. на соискание учен. степ. канд. ист. наук. Орел, 2003; Семенов А.К. Указ. соч.
19 Сельское и городское самоуправление на Урале в XVIII - начале XX века.
20 Дмитриенко Н.М. Сибирский город Томск в XIX - первой трети XX века: управление, экономика, население. Томск, 2000.
21 Бойко B.1I. Томское купечество конце XVIII-XIX вв. Томск, 1996; Разгон В.Н. Сибирское купечество в XVIII - первой половине XIX в.: региональный аспект предпринимательства традиционного типа. Барнаул, 1999; Комлева Е.В. Енисейское купечество (последняя половина XVIII - 22 первая половина XIX века). М., 2006.
22 Миронов Б.Н. Социальная история России периода империи (XVIII - начало XX в.). Т. 1. СПб, 1999. С. 491-509.
23 РГИА. Ф. 1287. Оп. 37. Д. 1665. Л. 28 об.
24 ГААК. Ф. 1. Оп. 2. Д. 2759. Л. 19-19 об.; Д. 2963. Л. 7.
25 ГАТвО. Ф. 466. Оп. 1. Д. 158. Л. 107-110.
26 ЦИАМ. Ф. 1036. Оп. 1. Д. 326. Л. 24 об.-29.
27 Маркова Ю.Н. Деятельность городских дум в городах Тверской губернии в конце XVIII - начале XIX века // Дни славянской письменности и культуры: сборник докладов и сообщений. Вып. 5. Тверь, 1999. С. 57-66.
28 ГАТвО. Ф. 466. On. 1. Д. 12524. Л. 28-28 об.
29 ЦИАМ. ф. п. on. 1. Д. 5211. Л. 6-8.
30 Там же. Д. 6743. Л. 4-5 об.
31 Миронов Б.Н. Социальная история России периода империи (XVIII - начало XX в.). Т.2. СПб, 1999, С.252
32 Скропышев А.С. Тобольская губерния в пятидесятых годах: 1854-1858 // Виктор Антонович Арцимович. Воспоминания. Характеристики. СПб., 1994. С.22
Вперёд>>
