Заключение
Культура политического во многом имела патриархальный характер. Граждане, да и чиновники, полагали, что в первую очередь влиянием на городские дела должны пользоваться не только состоятельные, но и зрелые граждане («по летам и положению своему»). При этом представители старшего поколения считали родственные отношения основанием для безусловной поддержки их позиции и интересов со стороны более молодых родственников. Показательны в этом плане методы, которыми действовали купцы, недовольные итогами выборов в Осташкове в 1821 г. Как установило расследование, некоторые из подписавших письмо ничего не знали о его содержании. Так, купец А.П.Мосягин сообщил, что был приглашен в дом к своему родственнику для подписания какой-то «бумаги». На его просьбу прочитать ее содержание, купец М.Д.Мосягин сказал: «что де подписывай, читать дело не твое». Молодой купец согласился, «как я уверен, что он, Мосягин, как родственник мне не зделает чрез сие какой-либо неприятности, подписал оную, не знав вовсе содержания во оной (курсив мой. - А.К.)»277.
Именно такими патриархальными представлениями руководствовался городской голова Чухломы, настойчиво добиваясь избрания на этот пост своего племянника. Однако значение родственных связей в рассматриваемое время постепенно ослабевает. Так, избранный на эту должность вопреки своему желанию, Июдин не потворствовал дяде и другим родственникам, а выстроил линию поведения, исходящую из своего понимания справедливости и иной культуры политического, в которой важное место занимает чувство персональной ответственности и служение интересам сограждан.
В Твери и Осташкове уже в конце XVIII в. в избирательных собраниях участвовал достаточно широкий круг горожан. Возможно, в эти же годы аналогичная ситуация сформировалась и в Серпухове, но по источникам она фиксируются только с 1813г. Такое положение, когда среди выборщиков было примерно равное количество купцов и мещан, сохранилось и в начале 1860-х гг. Выборочные материалы по другим городам Московской и Тверской губерний подтверждают эту практику. Реально отстранены от повседневного участия в делах городского самоуправления оказались лишь городские неимущие низы. Аналогичная картина наблюдалась и в городах Западной Сибири278.
Законодательство стремилось создать самоуправление для верхних слоев городского населения, но граждане предпочли, чтобы в его деятельности участвовала не только верхушка, но и состоятельные мещане, обладавшие недвижимостью. Снижение имущественного статуса для участия в делах самоуправления определялось, прежде всего, малочисленностью богатого купечества, а также несовпадением представлений о социальной природе городского самоуправления у государственных сановников и у горожан. Вместе с тем, в руках у представителей верхушки купечества, избиравшихся на все престижные должности, находились и наиболее значимые властные функции, связанные с управлением городскими делами и контролем за социально-экономическим развитием города. Городское гражданство (купцы, мещане, цеховые) не было единым в правовом отношении. В привилегированном положении находились купцы первых двух гильдий. Правительственный замысел создания всесословного самоуправления потерпел неудачу. Итогом корректировки общественного управления стало реформирование органов самоуправление «сверху» в 1820-е гг. (предоставление купечеству первых двух гильдий лишь наиболее престижных должностей, учет региональных особенностей, в частности, в Сибири в 1822 г.) и «снизу» (сокращение избыточных общественных служб, слияние в большинстве регионов «общей» и «шестигласной» думы, в ряде городов передача функций принятия решений по городским делам от общества в руки доверенных лиц). Купцы 3-й гильдии и мещане избирались на эти должности, главным образом, в небольших уездных городах, в которых проживало малочисленное купеческое население.
Приведенные данные о выборах в городах Тверской и Московской губерний дают основание для вывода о том, что горожане, пришедшие на избирательное собрание, не были марионетками, послушно опускавшими шары в ящик по предложению городского головы. Особенно вдумчиво и серьезно они рассматривали кандидатов, выдвигаемым на наиболее ответственные посты в городском самоуправлении или на должности, представлявшие интересы городского гражданства в бюрократических органах власти. Вместе с тем, у части беднейших избирателей в Подольске, Дмитрове (весьма вероятно и во многих других уездных городах) отсутствовало подлинно гражданское понимание важности и значения городских выборов.
Избирательные процедуры не всегда соблюдались во всей своей полноте в уездных городах. Как граждане, так и чиновники, обязанные наблюдать за порядком на выборах, действовали нередко, исходя не из буквы, а из духа законов. Еще точнее, эти действия проистекали отчасти из пренебрежительного отношения к действующему избирательному законодательству, как не учитывающему местные реалии. Но было и другое убеждение, выраставшее из трактовки городского самоуправления как сословного дела городского гражданства. Эта «привилегия» была дарована монархами для «пользы» горожан, следовательно, исходя из своих собственных интересов, купцы и мещане имеют право корректировать на практике порядок проведения выборов. Сложившиеся местные традиции выборов в самоуправление оказывались в глазах граждан фактически равными действующим законам. Такая аргументация нередко встречается в переписке выборных лиц городского самоуправления с губернскими властями. А омский градской голова Лука Баранов в 1856 г. даже писал об этом в своей жалобе царю: «Потому что порядок городских общественных выборов в Омске, проистекал от давности, обычая граждан и правил думы, одобрявшихся в продолжительное время... от того же губернского правления. Всего же более потому, что эти обычаи думы и граждан тесно связаны между собою с пользами и выгодами тех граждан»279.
Выборы 1840-1850-х гг. в городах Московской и Тверской губерний обнаруживают определенный кризис сложившийся избирательной системы. Проявились эти кризисные черты в организации института доверенных лиц, которым в отдельных городах делегировались права представлять купеческое и мещанское общества при решении различных вопросов городской жизни, требовавших согласия всего общества. Еще в большей степени кризисные явления обнаруживают себя в свертывании демократических традиций, в частности, происходило неуклонное сокращение числа кандидатов на выборные должности. Однако и к концу 1850-х гг. эта тенденция все же не достигла там уровня, характерного для некоторых сибирских городов. Так, в Омске на должность баллотировалось по одному кандидату280, а в Барнауле в первой четверти XIX в. не всегда соблюдали даже формальные избирательные процедуры, например, в 1807 г. бургомистры были «избраны» без голосования, а в 1822 г. даже городского голову назначили «без баллотировки, с общего согласия»281.
В городах Московской и Тверской губерний мне удалось установить лишь единичные факты отказа от должности городского головы за весь период с 1785 по 1861 г. В конце 1826 г. просил уволить его от должности городского головы тверской 2-й гильдии купец Ф.Г.Тетяев, который ранее неоднократно нес различные общественные службы, в том числе и должность городского головы282. Другим отказником стал в 1849 г. новоторжский купец Цвылев283. А спустя три года купец Иван Маслов ходатайствовал об освобождении от должности кандидата городского головы Весьегонска, Тверской губернии284. Полагаю, было бы серьезной ошибкой на основании этих двух отказов говорить об уменьшении престижа кресла главы города среди купцов Тверской губернии в конце 1840-х гг. Есть и совершенно противоположные прошения горожан этой губернии. Так, купец Синьков в 1849 г. жаловался на неутверждение его в должности городского головы Вышнего Волочка285. К этому же времени относится и жалоба вышневолоцкого мещанина Ивана Трудова на губернское правление за отказ утвердить его в качестве гласного думы286. Данное обстоятельство свидетельствует об определенном росте уважения граждан к институту городской думы и званию заседателя думы, не говоря уже о должности городского головы. В городах Западной Сибири должность городского головы считалась весьма престижной и избранные им, насколько удалось выяснить, от своих обязанностей не отказывались.
Полученные данные об определенном росте авторитета думы и ее членов было бы не вполне осмотрительно распространять и на другие регионы. Например, в одном из крупнейших провинциальных городов Нижнем Новгороде в эти же годы несколько купцов стремились избежать этой почетной, хотя и обременительной должности. Так поступали А.А.Брызгалов в 1785 и 1792 гг., А.М.Костромин в 1807 г., Заплатин и Колтев в 1855 г.287
В целом же идеалом поведения добропорядочного горожанина было такое же отношение к службе, как и у армейских офицеров: «Ни на что не напрашиваться, ни от чего не отказываться». Другое дело, что на практике это кредо разделяли далеко не все: одни, руководствуясь соображениями престижа; другие, находясь под давлением хозяйственной необходимости; третьи, движимые собственной корыстью и неготовностью безвозмездно служить интересам сограждан; четвертые, по состоянию здоровья и возрасту; пятые, осознавая свою невысокую компетенцию для предлагаемой должности.
С развитием буржуазного самосознания у деятелей городского самоуправления им все теснее становилось в рамках абсолютистского государства. В конце периода наблюдается не просто недовольство деятельностью отдельных лиц, возглавлявших административно-полицейскую власть на местах, но самой системой, когда бюрократические органы обладают функцией контроля за муниципальными органами. В городском обществе крепнет мнение, что в условиях преобразования крестьянского быта, в эпоху начинающихся реформ необходимо ликвидировать мелочную опеку городского самоуправления государственными структурами. Общественные деятели стремились к большей, подлинной самостоятельности городских учреждений, к расширению их компетенции. Рост правовой и политической культуры купечества, общая атмосфера в стране толкали верхушку торгово-промышленного населения не к прежним формам (жалобы в верховные органы власти) и старому содержанию (борьба против нарушений законов чиновниками, протесты против нарушений прерогатив выборных органов власти, отстаивание корпоративных и городских привилегий) - все это имело место, но к реформированию самой системы органов местной власти, к отмене всех отживших законов и инструкций, сковывающих инициативу выборных лиц, к расширению полномочий институтов самоуправления за счет сокращения компетенции органов государства на местах. Эти требования были отчасти учтены имперской властью при подготовке новой городской реформы в начале 1860-х гг.
Можно констатировать, что существовали, по меньшей мере, три дискурса власти: официальный (чиновничий), простонародный и гражданский, формулируемый общественно активной частью купечества. На принципиальное несовпадение дискурсов «городских сословий» и чиновников обратил внимание министра внутренних дел осташковский городской голова Ф.К.Савин. 14 декабря 1861 г. среди оков, мешающих развитию «гражданственности», он назвал и существующую практику обращения городских дум и городских обществ к центральной власти через губернские правления, которые, пересказывая эти обращения, нередко искажали их смысл. Савин просил, чтобы общественные приговоры поступали министру внутренних дел, «хотя и чрез посредство губернских правлений, но в подлинниках, ради того, чтобы как сущность содержания, так и самый дух оных могли сохраняться в настоящей своей силе... (курсив мой. - А.К.)»288.
Сама система городского самоуправления, базировавшаяся на принципах сословного представительства и непосредственного участия граждан в управлении государством, вынуждена была в условиях реформ уступить место новому городскому самоуправлению, основывавшемуся на принципе собственности и профессионализации муниципального управления. В 1860-х гг. верховная власть, стремясь привлечь к управлению городом наиболее состоятельные и образованные слои населения, независимо от их сословного статуса, закрыла доступ к участию в городском управлении для основной массы мещан и отчасти купцов. Тем самым, большинство горожан оказалось законодательно и фактически отстранено от принятия решений, связанных с их повседневными жизненными интересами. Однако во многих городах Центра России (в Московской и в Тверской губерниях) к середине XIX в. большинство граждан было уже в основном отстранено или самоустранилась от механизма принятия решений и практики управления городом.
275 Бурдьё П. Социология политики. М.: SOCIO-Logos, 1993.
276 ЦИАМ. Ф. 54. Оп. 175. Д. 558. Л. 56-56 об.
277 ГАТвО. Ф. 1048. On. 1. Д. 440. Л. 179-179 об.
278 Рабцевич В.В. Социальный состав органов городского самоуправления Западной Сибири в 80-х гг. XVIII - первой четверти XIX в. // История городов Сибири досоветского периода (XVII - начало XX в.). Новосибирск, 1977. С. 80-96; Куприянов А.И. Русский город в первой половине XIX века. С. 25-36.
279 РГИА. Ф. 1287. Оп. 37. Д. 1665. Л. 28 об.
280 Там же.
281 ГААК. Ф. 1. Оп. 2. Д. 2759. Л. 19-19 об.; Д. 2963. Л. 7.
282 ГАТвО. Ф. 466. Оп. 1. Д. 2063. Л. 3.
283 Там же. Д. 13212, 13348.
284 Там же. Д. 14656.
285 Там же. Д. 13303.
286 Там же. Д. 12588.
287 Савельев А.А. Столетие городского самоуправления в Нижнем Новгороде, 1785-1885. Н. Новгород, [1885]. С. 13-14.
288 РГИА. Ф. 1287. Оп. 37. Д. 2379. Л. 13.
<< Назад Вперёд>>
