Распутинская клика
Я знал, что к женщинам, почитательницам старца, присоединилась группа проходимцев, которым удалось втереться к нему в доверие. Они использовали его влияние в своих грязных, преступных целях, оказывая с помощью старца давление на всех министров. Говорят, что благодаря Распутину они передавали нашему противнику секретную информацию, но я думаю, что это преувеличение.
Невозможно назвать имена этих людей и перечислить департаменты, в которые они были вхожи; я могу только рассказать о применявшихся ими способах достичь своей цели.
Одним из приспешников Распутина был князь Андронников – его я встречал чаще всех. Надо сказать, что он был, наверное, самым безобидным из них. Он происходил из очень хорошей семьи, но имел дурную репутацию; постоянного занятия у него не было. Я всячески старался избегать его. Но однажды он оказался моим соседом по столу на обеде, который давали мои друзья. Пятнадцатиминутного разговора с ним оказалось достаточно, чтобы выяснить, что он очень хорошо знал обо всех предполагаемых назначениях при дворе. Я удивился этому, он скромно наклонил голову и сказал:
– Вы ведь знаете, что у меня нет официальной должности, но я считаю себя адъютантом Всемогущего. В этом качестве я обязан знать обо всем, что происходит в Санкт-Петербурге, – только так я могу продемонстрировать свою любовь к России. Других должностей мне не надо; я подчиняюсь Ему, Тому, Кто способствует торжеству справедливости или восстанавливает ее там, где она оказалась попранной.
Чуть позже он пришел ко мне в канцелярию. Он сказал, что поддерживает кандидатуры двух человек на пост при дворе, которые были включены в официальный, одобренный царем список, приготовленный для подписи. Я сказал, что передам его мнение министру двора. Но на этом дело не закончилось. Он заявил, что две другие кандидатуры, также внесенные в этот список, совершенно недостойны чести, которую им собираются оказать. И он начал пересказывать порочащие этих людей слухи.
– У вас есть документы, подтверждающие ваши слова?
– Я не нуждаюсь в бумагах, чтобы доказать свою правоту.
Я встал и заявил, что наш разговор закончен.
Через несколько дней мне прислали огромную рыбу, выловленную в Волге. Князь написал, что получил несколько таких рыбин и дарит одну из них мне.
Я вернул подарок без сопроводительного послания. Вскоре выяснилось, что Фредерикс тоже получил в подарок волжскую рыбу; но его повар ничего не сказал ему, приготовил ее и подал на стол. Имя дарителя выяснилось только на следующий день.
Вернуть подарок было уже нельзя – рыба была съедена.
Князь совсем не обиделся на меня за то, что я вернул его подарок. Он явился ко мне с запиской, касающейся какого-то политического вопроса, и попросил устроить ему встречу с графом Фредериксом. Записка была составлена довольно толково; в ней содержалось много хвалебных отзывов о графе и авторе этих строк, но в конце ее Андронников подверг жестокой критике деятельность одного из наших министров.
Я сделал все возможное, чтобы князь не смог увидеться с графом, Андронников засыпал меня своими записками, я передавал их Фредериксу, и, должен признать, граф читал их с интересом и даже удовольствием.
Через два года их величества уехали за границу, в Вольфгартен; их свита разместилась во Франкфурте. Андронников тоже оказался здесь. Он сказал, что приехал как специальный корреспондент одной из русских газет, и мне пришлось несколько раз принимать его у себя по разным поводам, вместе с другими представителями прессы. Он хотел во что бы то ни стало быть представленным Фредериксу; я же, под разными предлогами, отказывался организовать ему встречу с графом.
Однажды я сказал ему:
– Я не могу представить вас графу. Он отправляется в Кельн со своей женой – она возвращается в Петербург Северным экспрессом.
Конечно, не составило труда вычислить время возвращения Фредерикса из Франкфурта.
– Когда мы в пять часов утра появились на вокзале, – позже рассказывал мне Фредерикс, – я увидел, что у нашего вагона стоит господин, держа в руках цилиндр. Я решил, что это один из железнодорожных служащих, и подошел к нему, чтобы коротко поблагодарить за внимание железнодорожной компании. Он ответил: «Я не служащий этой компании, я русский князь и пришел сюда, чтобы выразить свое восхищение кавалеру». – «Кавалеру?» – «А разве вы только что не совершили рыцарский поступок?» – «Да, но что вы имеете в виду?» – «Проводили г-жу графиню в Кельн!»
После этого Андронников, к великому неудовольствию Фредерикса, проводил его до гостиницы, где тот остановился; здесь, невзирая на протесты графа, Андронников взял его чемодан и отнес в комнату, не уставая осыпать Фредерикса довольно пошлыми похвалами.
Такое знакомство, по мнению Фредерикса, совсем не располагало к дальнейшему общению. Но он ошибся: на следующий день князь зашел к Фредериксу, представившись «другом графа», и больше получаса разговаривал с ним.
С тех пор графиня Фредерикс регулярно получала от князя цветы и коробки с конфетами.
Андронников прислал еще несколько записок, но они были адресованы непосредственно графу. Он передал их мне, в них не содержалось ничего, что могло бы заинтересовать министра двора. Я положил их в свою папку.
Однажды ко мне приехал Андронников.
– Я собираюсь издавать газету, ее задача – укреплять преданность русских людей к императорской семье. Императрица распорядилась, чтобы эта газета не подвергалась цензуре.
– Такой приказ мог отдать только император, – ответил я. – Более того, распоряжения подобного рода в устной форме могут быть переданы мне только одним из генерал-адъютантов его величества. Если я не ошибаюсь, вы ведь всего лишь адъютант Всемогущего; так что, сами понимаете, я не могу выполнить этот приказ.
С тех пор князя Андронникова я больше не видел.
Я попытался с помощью своих друзей выяснить, что стояло за этим случаем.
Но мне не удалось узнать ничего наверняка; предполагали только, что князь лгал, когда утверждал, что сама императрица дала такое распоряжение.
Думаю, что этого достаточно, чтобы обрисовать характер этого господина. В квартире князя постоянно бывал Распутин; здесь он принимал посетителей, которых не мог принять у себя дома.
Невозможно назвать имена этих людей и перечислить департаменты, в которые они были вхожи; я могу только рассказать о применявшихся ими способах достичь своей цели.
Одним из приспешников Распутина был князь Андронников – его я встречал чаще всех. Надо сказать, что он был, наверное, самым безобидным из них. Он происходил из очень хорошей семьи, но имел дурную репутацию; постоянного занятия у него не было. Я всячески старался избегать его. Но однажды он оказался моим соседом по столу на обеде, который давали мои друзья. Пятнадцатиминутного разговора с ним оказалось достаточно, чтобы выяснить, что он очень хорошо знал обо всех предполагаемых назначениях при дворе. Я удивился этому, он скромно наклонил голову и сказал:
– Вы ведь знаете, что у меня нет официальной должности, но я считаю себя адъютантом Всемогущего. В этом качестве я обязан знать обо всем, что происходит в Санкт-Петербурге, – только так я могу продемонстрировать свою любовь к России. Других должностей мне не надо; я подчиняюсь Ему, Тому, Кто способствует торжеству справедливости или восстанавливает ее там, где она оказалась попранной.
Чуть позже он пришел ко мне в канцелярию. Он сказал, что поддерживает кандидатуры двух человек на пост при дворе, которые были включены в официальный, одобренный царем список, приготовленный для подписи. Я сказал, что передам его мнение министру двора. Но на этом дело не закончилось. Он заявил, что две другие кандидатуры, также внесенные в этот список, совершенно недостойны чести, которую им собираются оказать. И он начал пересказывать порочащие этих людей слухи.
– У вас есть документы, подтверждающие ваши слова?
– Я не нуждаюсь в бумагах, чтобы доказать свою правоту.
Я встал и заявил, что наш разговор закончен.
Через несколько дней мне прислали огромную рыбу, выловленную в Волге. Князь написал, что получил несколько таких рыбин и дарит одну из них мне.
Я вернул подарок без сопроводительного послания. Вскоре выяснилось, что Фредерикс тоже получил в подарок волжскую рыбу; но его повар ничего не сказал ему, приготовил ее и подал на стол. Имя дарителя выяснилось только на следующий день.
Вернуть подарок было уже нельзя – рыба была съедена.
Князь совсем не обиделся на меня за то, что я вернул его подарок. Он явился ко мне с запиской, касающейся какого-то политического вопроса, и попросил устроить ему встречу с графом Фредериксом. Записка была составлена довольно толково; в ней содержалось много хвалебных отзывов о графе и авторе этих строк, но в конце ее Андронников подверг жестокой критике деятельность одного из наших министров.
Я сделал все возможное, чтобы князь не смог увидеться с графом, Андронников засыпал меня своими записками, я передавал их Фредериксу, и, должен признать, граф читал их с интересом и даже удовольствием.
Через два года их величества уехали за границу, в Вольфгартен; их свита разместилась во Франкфурте. Андронников тоже оказался здесь. Он сказал, что приехал как специальный корреспондент одной из русских газет, и мне пришлось несколько раз принимать его у себя по разным поводам, вместе с другими представителями прессы. Он хотел во что бы то ни стало быть представленным Фредериксу; я же, под разными предлогами, отказывался организовать ему встречу с графом.
Однажды я сказал ему:
– Я не могу представить вас графу. Он отправляется в Кельн со своей женой – она возвращается в Петербург Северным экспрессом.
Конечно, не составило труда вычислить время возвращения Фредерикса из Франкфурта.
– Когда мы в пять часов утра появились на вокзале, – позже рассказывал мне Фредерикс, – я увидел, что у нашего вагона стоит господин, держа в руках цилиндр. Я решил, что это один из железнодорожных служащих, и подошел к нему, чтобы коротко поблагодарить за внимание железнодорожной компании. Он ответил: «Я не служащий этой компании, я русский князь и пришел сюда, чтобы выразить свое восхищение кавалеру». – «Кавалеру?» – «А разве вы только что не совершили рыцарский поступок?» – «Да, но что вы имеете в виду?» – «Проводили г-жу графиню в Кельн!»
После этого Андронников, к великому неудовольствию Фредерикса, проводил его до гостиницы, где тот остановился; здесь, невзирая на протесты графа, Андронников взял его чемодан и отнес в комнату, не уставая осыпать Фредерикса довольно пошлыми похвалами.
Такое знакомство, по мнению Фредерикса, совсем не располагало к дальнейшему общению. Но он ошибся: на следующий день князь зашел к Фредериксу, представившись «другом графа», и больше получаса разговаривал с ним.
С тех пор графиня Фредерикс регулярно получала от князя цветы и коробки с конфетами.
Андронников прислал еще несколько записок, но они были адресованы непосредственно графу. Он передал их мне, в них не содержалось ничего, что могло бы заинтересовать министра двора. Я положил их в свою папку.
Однажды ко мне приехал Андронников.
– Я собираюсь издавать газету, ее задача – укреплять преданность русских людей к императорской семье. Императрица распорядилась, чтобы эта газета не подвергалась цензуре.
– Такой приказ мог отдать только император, – ответил я. – Более того, распоряжения подобного рода в устной форме могут быть переданы мне только одним из генерал-адъютантов его величества. Если я не ошибаюсь, вы ведь всего лишь адъютант Всемогущего; так что, сами понимаете, я не могу выполнить этот приказ.
С тех пор князя Андронникова я больше не видел.
Я попытался с помощью своих друзей выяснить, что стояло за этим случаем.
Но мне не удалось узнать ничего наверняка; предполагали только, что князь лгал, когда утверждал, что сама императрица дала такое распоряжение.
Думаю, что этого достаточно, чтобы обрисовать характер этого господина. В квартире князя постоянно бывал Распутин; здесь он принимал посетителей, которых не мог принять у себя дома.
<< Назад Вперёд>>
