Введение
Такое положение со всей очевидностью выявилось, в частности, на проведенной в мае 1960 г. Научным советом по проблеме «Исторические предпосылки Великой Октябрьской социалистической революции» сессии об основных особенностях аграрного строя России в период империализма. Подводя итоги состоявшейся дискуссии, в которой наиболее важные вопросы решены не были, но были поставлены как научные задачи конкретно-исторического исследования, председатель Научного совета А. Л. Сидоров указывал на необходимость первоочередного изучения кардинальных, узловых проблем, без чего невозможно дальнейшее успешное изучение аграрной истории России империалистической эпохи. К числу таких узловых проблем он относил изучение мелкотоварного крестьянского производства, а также эволюцию помещичьего хозяйства. «В экономике,— сказал А. Л. Сидоров,— воплощением отсталости и дикости являлось полукрепостническое помещичье землевладение, помещичьи латифундии. В связи с этим наиболее важный вопрос — это вопрос о характере развития помещичьего и крестьянского хозяйства, о системе отношений, складывавшихся между ними»1.
Дискуссия 1960 г. явилась сильным импульсом для интенсивной разработки проблем аграрной истории дореволюционной России, в том числе и помещичьего хозяйства.
Методологически характер разработки темы вытекает из марксистского определения классов. Это определение, как известно, включает в себя в качестве основных черт класса его место в системе общественного производства данной эпохи, отношение к средствам производства, роль в общественной организации труда и, как следствие, способы получения «своей» доли продукта общественного производства. Поэтому в центре внимания данного исследования будут находиться наиболее важные вопросы из области отношений собственности и экономики помещичьего хозяйства: землевладение, материально-производственная база, землепользование и системы ведения хозяйства, деятельность помещиков в сфере промышленности и торговли, связь помещичьего землевладения и хозяйства с кредитно-финансовыми учреждениями и со всей системой российского монополистического капитализма. За пределами исследования, из-за необходимости ограничения темы, остаются вопросы, характеризующие место и роль помещичьего класса в общественно-политической жизни страны. Вместе с тем рассмотренные в работе проблемы как раз и имеют целью раскрыть экономические основы политического господства помещиков, показать материальные предпосылки наметившейся социально-политической дифференциации помещичьего класса и исторические причины его крушения. Понятно, однако, что предлагаемой работой данная задача не может быть решена в сколько-нибудь полном объеме, тем более что конкретное изучение помещичьего хозяйства находится еще в самом начале.
Если в исследовании крестьянского землевладения и хозяйства России начала XX в. имеются известные успехи, то этого никак нельзя сказать об изучении помещичьего «сектора». В работах, где необходимо экономическое обоснование развертывающихся в деревне процессов, обычно проводится арифметическое сопоставление размеров помещичьих латифундий или всего частного землевладения с размерами крестьянских надельных земель. Землевладение помещиков выступает в виде некой цифровой абстракции, как сила, действующая одними своими размерами. Не раскрывается механизм, при помощи которого латифундия подавляла и эксплуатировала окрестное население.
Специальный интерес представляет исследование помещичьего хозяйства с точки зрения развития капиталистических форм его ведения и степени этого развития, особенно в плане взаимоотношения помещичьего и крестьянского хозяйств, их взаимного влияния друг на друга. Без конкретно-исторического анализа указанных вопросов нельзя считать вполне выясненными и те глубинные явления, которые способствовали грандиозному крушению многовекового господства крепостников в 1917 г. Ближайшее рассмотрение экономики помещичьего хозяйства показывает, что в нем самом протекали такие процессы, которые если и не стали непосредственной причиной его гибели, то во всяком случае сильно облегчили ликвидацию помещичьего землевладения.
Дореволюционная литература, посвященная описанию отдельных помещичьих экономий, имела дело с теми относительно немногими объектами, которые действительно отличались передовой организацией и лучшими результатами ведения хозяйства. К тому же описания, как правило, замалчивали отрицательные явления, показывали лишь положительные, прогрессивные стороны, создавая крайне преувеличенное представление об уровне развития помещичьего хозяйства, о его «культурно-прогрессивной роли» в сельском производстве; здесь помещик предстает перед нами рачительным, предприимчивым, культурным хозяином.
Выяснение истинного облика правящего сословия и «культурно-хозяйственного» влияния помещичьих имений представляется поэтому немаловажной задачей.
*
К концу XIX — началу XX в. аграрный вопрос в России чрезвычайно обострился. Как указывал В. И. Ленин, революционное движение начала века «исторически характеризуется именно тем, что громадное большинство населения России, именно крестьянство, выдвинуло земельный вопрос на самое первое место»2. В 1905—1906 гг. это движение вылилось в крестьянскую аграрную революцию.
Аграрный вопрос к этому времени стал главной темой экономической и политической литературы. Появилось огромное количество книг, брошюр, статей, написанных с разных классово-партийных позиций.
Представители дворянско-апологетического направления выдвигали самые различные доводы в пользу сохранения и укрепления помещичьего землевладения, вплоть до запугивания, что Россия как великая держава погибнет, если будет обезземелено, а, следовательно, и уничтожено «первое сословие» страны — дворянство. Многие из них упорно пытались доказать, что никакого малоземелья крестьяне в России вообще не испытывают, а потому не может быть и речи о дополнительном наделении их за счет помещиков. Среди дворянских идеологов были и такие, кто, подобно графу А. А. Салтыкову, считал крестьянское малоземелье положительным явлением, благодаря которому «обеспечивается тот minimum потребности частновладельческого хозяйства и сельской промышленности в рабочей силе, без удовлетворения которого... русский народ умер бы с голоду»3. По убеждению Салтыкова, единственным способом дать приложение вакантным ныне рабочим силам населения должно быть улучшение помещичьего хозяйства, создание для него таких условий, при которых явился бы расчет его развивать и расширять, что даст заработок свободным рабочим силам крестьян4.
Точка зрения «умеренных» защитников частного землевладения принципиально не отличалась от взглядов Салтыкова. Признавая факт малоземелья в отношении лишь незначительной части крестьян (например, дарственников), они не возражали против дополнительного наделения из казенных, удельных, монастырских земель, но не за счет частновладельческих. Для улучшения крестьянского хозяйства «умеренные» предлагали все что угодно — замену общинного владения личной собственностью, переход к отрубному и хуторскому хозяйствам, уничтожение чересполосности земель, распространение сельскохозяйственных знаний, повышение агротехники, улучшение пород скота, введение травосеяния и технических культур, огнестойкое строительство и т. д. и т. п., но, главное, требовали, чтобы частновладельческая земля оставалась неприкосновенной.
Основной аргумент «умеренных» в защиту помещичьего землевладения, выдвинутый наиболее видным представителем этой группы бывшим министром земледелия А. С. Ермоловым, состоял в том, что доход, получаемый крестьянами с надельных и арендованных земель, якобы значительно меньше того, что они зарабатывают в качестве работников помещичьей экономии. Ермолов вычислил, что с 37 млн. дес. земли, которая находилась в собственном пользовании помещиков, крестьяне получали в виде заработков 705 млн. руб. в год, тогда как со своих надельных и арендованных земель, за вычетом издержек производства,— лишь 466 млн. руб. В случае перехода указанных 37 млн. дес. в руки крестьян за выкуп, например по 4 руб. в год за десятину, крестьяне из валового дохода в 346 млн. руб. должны будут ежегодно уплачивать 148 млн. руб. выкупных взносов, за вычетом которых вся их выручка составит только 198 млн. руб. Правда, освободившись от арендной платы, они выиграют еще 48 млн. руб., но это лишь уменьшит общую сумму потери, которая составит в итоге 459 млн. руб. Если же земли перейдут к крестьянам без выкупа, рассуждал Ермолов, они сберегут на этом 276 млн. руб., но зато от собственного, хозяйства на полученных землях будут иметь чистого годового дохода только 231 млн. руб. вместо 705 млн. руб. прежнего заработка. По расчетам Ермолова, крестьяне на этой земле смогут применить рабочую силу на 302 млн. руб.; в итоге у них останется неиспользованного труда на 403 млн. руб., которому они не найдут применения5.
Расчеты Ермолова были явно фальсифицированными. Пытавшийся опереться на них в I Государственной думе главноуправляющий землеустройством и земледелием А. С. Стишинский потерпел позорный провал. Кадет Петрункевич тогда же поймал их автора с поличным6. Выступивший тут же трудовик С. В. Аникин сказал: «Все эти опасения о том, что крестьяне останутся без работы, без заработка, напрасны. Да, конечно, если упразднить крупные имения и отдать землю мужику, кто-то останется без заработка, особенно если считать заработком казачью службу, полицейскую, получение аренды, штрафов и пр. и пр. Только без заработка останутся не люди труда»7.
Позднее буржуазный экономист С. Н. Прокопович подробно разобрал расчеты Ермолова. Прокопович показал, что если бы вся частновладельческая земля перешла к крестьянам, они получили бы полностью с обрабатываемых земель дохода на 164 млн. больше, чем зарабатывали на ней у помещиков. Доведя распашку на этих землях с 24%, как было у помещиков, до нормы крестьянских земель (43% распашки), они получили бы дополнительно еще 169 млн. руб.8
Прокопович верно указал, что для Ермолова не существует различий между землями, обрабатываемыми собственным (владельческим) и крестьянским инвентарем, ему дорого все помещичье землевладение, а потому и расчет строится в целом по средним цифрам. Но «уши либерала» видны и в расчетах Прокоповича. Ему не могло быть не известно, что за переходом к крестьянам помещичьей земли, обрабатываемой крестьянским инвентарем путем отработок, непременно последовало бы повышение ее доходности. Между тем этого Прокопович не учитывает, и его расчет доходности крестьянского хозяйства после присоединения помещичьей земли следует считать заниженным. Главное же состоит в том, что нагромождением цифр Прокопович смазывал необходимость полного отчуждения частновладельческих земель.
Либеральное лукавство Прокоповича разоблачил Ленин в своей работе «Аграрная программа социал-демократии в первой русской революции 1905—1907 годов». Он писал, что этот меньшевиствующий кадет или кадетствующий меньшевик прекрасно выразил дух и смысл либеральной аграрной программы. «Вопрос о собственно крепостнических латифундиях и о латифундиях вообще совершенно смазан»9,— замечает В. И. Ленин.
Своеобразной разновидностью апологетики помещичьего землевладения была позиция партии либеральной буржуазии — кадетов. В литературе она отчетливее всего представлена в работах А. А. Кауфмана — одного из авторов столыпинского аграрного законодательства. А. А. Кауфман не объединял в одно целое, как это делал Ермолов, капиталистические и крепостнические помещичьи имения. Более того, он соглашался, что земли крепостнических латифундий, сдаваемые крестьянам в кабальную аренду или обрабатываемые крестьянским инвентарем, должны быть изъяты у их владельцев. «Крупное землевладение при арендном хозяйстве,— писал А. А. Кауфман,— не имеет за себя никакого оправдания... То же самое приходится сказать и о тех владельческих Землях, на которых практикуются разнообразнейшие формы издольной обработки,— которые обрабатываются крестьянами из части обработанной земли или из части получаемого продукта...»10 Такого рода землевладение кадеты были согласны подвергнуть «принудительному отчуждению», конечно, по «справедливой оценке», дабы не обидеть помещиков. Из отчужденных помещичьих, а также казенных, удельных и церковных земель они предлагали образовать государственный фонд для наделения безземельных и малоземельных крестьян.
Но среди помещичьих имений, продолжал Кауфман, есть еще «та категория хозяйств, которые можно назвать хозяйствами культурно-капиталистического типа». Ликвидировать их «значило бы существенным образом сократить производительные силы страны...»11 Защите этого типа хозяйств, сохранению под видом их возможно большего количества земли в руках помещиков кадетские ораторы в Думе посвятили немало речей. Однако им не удалось обмануть крестьянских депутатов, большинство которых отвергло лицемерный кадетский проект с его «справедливой оценкой», с его симпатиями к «культурно-капиталистическим» помещичьим экономиям. «Нет, г[оспода],— говорил в I Государственной думе депутат от крестьян трудовик Онипко (Ставропольская губ.), — не о сохранении культурных хозяйств вы должны заботиться, а о том, чтобы крестьяне действительно перестали голодать. Дайте крестьянству всю землю и, когда оно вздохнет, наконец, когда заживет по-человечески, тогда и идите насаждать ему сельскохозяйственную культуру, тогда эта культура действительно привьется на протяжении всего нашего отечества»12.
Защите «культурно-капиталистического хозяйства» А. А. Кауфман посвятил специальную работу, которая была опубликована в 1907 г. в кадетском двухтомнике «Аграрный вопрос»13.
В интересах «объективности» автор не навязывает читателю каких-либо выводов, читатель должен сделать их сам, осмысливая материал статьи. Но что это за материал? Работа Кауфмана построена в основном на данных описаний нескольких десятков лучших помещичьих имений (1895—1897 гг.)14. Другой источник — четырехтомное издание «Краткие сведения о некоторых русских хозяйствах» (1900—1904 гг.) — также содержал данные о «выдающихся» экономиях, доставленные самими помещиками в целях саморекламы.
Ради «объективности» автор приводит несколько примеров нерациональной постановки производства, но общая тенденция работы совершенно ясна. По его мнению, значительная доля помещичьих имений представляет собой культурные, прогрессирующие экономии, которые надо ограждать от конфискации и ликвидации.
Работа Кауфмана имела целью подвести «научный» базис под кадетскую аграрную программу — программу, которая шла, по словам В. И. Ленина, «по линии столыпинского, т. е. помещичьего буржуазного прогресса»15. В решении кардинального вопроса — о судьбах помещичьего землевладения — кадеты, называвшие себя «партией народной свободы», оказались в одном лагере с октябристско-черносотенными защитниками дворянской собственности.
Линия, разграничивающая диаметрально противоположные взгляды на решение аграрного вопроса, отделяла от либералов лагерь народнической, мелкобуржуазной демократии (эсеры, трудовики, «народные социалисты»), выступивший решительным противником помещичьего землевладения и в этом смысле вместе с рабочим классом и его партией составивший один антипомещичий лагерь. Среди народнических партий существовали различия во взглядах и колебания по вопросу о способах ликвидации и последующего распределения помещичьей земли. Так, трудовическая программа (законопроект 104-х) допускала частичный выкуп, эсеры требовали строгой уравнительности и «социализации» земли, «народные социалисты», предполагая выкуп, смыкались в этом вопросе с кадетами. Тем не менее все народнические партии исходили из необходимости ликвидации частного землевладения и в этом проявлялся их революционный демократизм.
Главным пунктом теоретических построений, исходя из которых идеологи народничества подвергали критике частную поземельную собственность вообще и крупное землевладение в особенности, служил тот факт, что существует определенная и очень существенная разница в условиях приложения капитала к земле крупным предпринимателем и мелким крестьянином: последний «не гонится за рентой и за процентом», тогда как первый не будет вкладывать капитал в землю, если он не принесет ему средней прибыли. Как известно, на это различие указывал еще К. Маркс, добавляя, что и при этих условиях преимущество в конечном счете остается за крупным хозяйством. Народники же, вслед за ревизионистами из европейской социал-демократии (Давид, Герц), опираясь на данный факт, говорили о преимуществах мелкого хозяйства перед крупным, предпринимательским. Из того, что в стоимость продукта крестьянского хозяйства прибыль и рента могут и не входить, делался в конце концов вывод о больших возможностях для развития производительных сил в мелком «трудовом», чем в капиталистическом хозяйстве. «Крупное хозяйство,— писал экономист-народник В. А. Косинский, — в технико-экономическом отношении отнюдь не выше крестьянского»; более того, «интенсивность крестьянского хозяйства должна расти и притом даже до высшего предела, чем тот, который доступен капиталистическому хозяйству»16.
Вольные или невольные заблуждения большого числа русских экономистов-народников объясняются условиями пореформенного развития страны и прежде всего русской деревни. Помещичье хозяйство далеко не безболезненно перестраивалось на капиталистический лад, многие дворяне после 1861 г. разорились. Напротив, освобожденное от крепостной зависимости крестьянство в первые десятилетия после реформы достигло некоторых успехов, оттеснив на хлебном рынке помещичье хозяйство. Аграрный кризис конца XIX в. привел к разорению части капиталистических хозяйств или к возрождению в некоторых из них отработков и испольщины. Страдавшее от помещичьей эксплуатации, податного и полицейского гнета, давления аграрного кризиса крестьянство беднело и разорялось, выделяя в то же время небольшой слой кулаков. Выход из создавшегося положения рисовался народникам во всемерном развитии мелкого хозяйства. Одним представлялось возможным достигнуть этого в рамках существующего строя с содействием правительства и «общества» (либеральные народники). Другие требовали уничтожения помещичьего землевладения, уничтожения частной собственности на землю, уравнительного землепользования (революционные народники). Последние, несмотря на утопичность их социальных прогнозов, объективно были выразителями стремления российского крестьянства к решительной ломке сложившихся аграрных отношений, к расчистке пути для свободного капиталистического развития.
Здесь нет нужды в полемике с экономической теорией народничества. Ее до конца разгромил В. И. Ленин в своих трудах еще в 90-х — начале 900-х годов. Укажем лишь, что идеологи народничества объединяли в одну экономическую категорию помещичье землевладение и помещичье хозяйство и смешивали разные экономические типы помещичьего (отработочные, капиталистические) и крестьянского хозяйства (натуральные, простые товарные, капиталистические). В сочетании с «методом» средних цифр и общих рассуждений все это приводило к явно ненаучной, путаной критике народниками помещичьего хозяйства и частного землевладения.
Вот как сопоставлял, например, технико-экономические показатели у крестьян и помещиков представитель позднего народничества, один из экономистов так называемой организационно-производственной школы17 А. Н. Челинцев18:
Соединяя воедино помещичьи капиталистические экономии и хозяйства, обрабатываемые крестьянским скотом и инвентарем, автор получает для сопоставления средние цифры, которые в сравнении с крестьянским хозяйством (тоже в целом) дают невыгодную для помещиков картину. Автор игнорирует такой важный момент, как потребительский характер значительной доли посевов картофеля, льна, конопли, овощей у крестьян, как и тот факт, что при крестьянском малоземелье количество скота на единицу посева далеко не является показателем интенсивности хозяйства.
Немало путаницы в понимание экономического значения помещичьего землевладения и хозяйства внесли меньшевики и прежде всего «главный теоретик» меньшевизма по аграрному вопросу П. П. Маслов. Его пресловутая теория отрицания абсолютной ренты сводила на нет роль монополии частной собственности на землю, смазывала тормозящее всякий прогресс влияние крепостнических латифундий, фактически вела к отказу от необходимости решительной борьбы против помещичьего землевладения.
В. И. Ленин, как известно, подверг масловскую «теорию» резкой критике. Он писал: «Тот, кто отвергает абсолютную ренту, отвергает всякое экономическое значение частного землевладения, как препятствия для развития капитализма»19.
Действительно, даже крепостнические латифундии русских помещиков Маслов не рассматривал с этой точки зрения. Весь свой анализ экономической жизни пореформенной деревни и революционной борьбы крестьянства против помещиков он свел к борьбе крупного и мелкого, капиталистического и продовольственного хозяйства20.
Ленину пришлось также выступить против части большевиков, которые не поддержали программу национализации земли и требовали раздела конфискуемых помещичьих и т. п. земель в частную собственность крестьян. Критикуя разделистов, Ленин указывал, что они теряют из виду историческую перспективу, перескакивают через целый этап развития. Разделисты, писал Ленин, «повторяют ошибку нашей „отрезочной“ программы 1903 года. Источником этой последней ошибки было то, что, верно определяя направление развития, мы неверно определили момент развития. Мы предположили, что элементы капиталистического земледелия уже вполне сложились в России, сложились и в помещичьем хозяйстве (минус кабальные „отрезки" — отсюда требование отрезков), сложились и в крестьянском хозяйстве, которое казалось выделившим крепкую крестьянскую буржуазию и неспособным поэтому к „крестьянской аграрной революции". Не „боязнь" крестьянской аграрной революции породила ошибочную программу, а переоценка степени капиталистического развития в русском земледелии. Остатки крепостного права казались нам тогда мелкой частностью,— капиталистическое хозяйство на надельной и на помещичьей земле — вполне созревшим и окрепшим явлением.
Революция разоблачила эту ошибку. Направление развития, определенное нами, она подтвердила. Марксистский анализ классов русского общества так блестяще подтвержден всем ходом событий вообще и первыми двумя Думами в частности, что немарксистский социализм подорван окончательно. Но остатки крепостничества в деревне оказались гораздо сильнее, чем мы думали, они вызвали общенациональное движение крестьянства, они сделали из этого движения оселок всей буржуазной революции... Исправление ошибки состояло в том, что вместо частной задачи борьбы с остатками старого в земледельческом строе мы должны были поставить задачи борьбы со всем старым земледельческим. строем. Вместо очистки помещичьего хозяйства поставили уничтожение его».
И далее Ленин пояснял, почему партия решила поддержать крестьянство в его борьбе за полное уничтожение помещичьего хозяйства: «Если требование конфискации всех помещичьих земель оказалось исторически правильным... то это означало, что широкое развитие капитализма требует новых отношений землевладения, что зачатки капитализма в помещичьем хозяйстве могут и должны быть принесены в жертву широкому и свободному развитию капитализма на почве обновленного мелкого хозяйства»21.
Мы позволили себе почти полностью привести это замечательное суждение В. И. Ленина по двум обстоятельствам. Во-первых, именно в нем, как нам представляется, отчетливее, чем где-либо, дано объяснение того, почему русские марксисты не выдвигали конфискации помещичьих и национализации всех земель в стране до первой революции в качестве программного требования и выдвинули лишь в ходе революции.
Во-вторых, здесь содержится определение места и значения помещичьего хозяйства в земледельческом строе и самого земледельческого строя, вытекающее из опыта революции.
Известные успехи капиталистического развития сельского хозяйства в годы столыпинской реформы дали пищу для новых отклонений от ленинского учения об аграрном вопросе в России, нашедшие наиболее откровенное выражение в работах меньшевиков-ликвидаторов — Ю. Ларина, Н. А. Рожкова и др. Искажением действительности было утверждение Н. А. Рожкова, будто в России уже «совершилось перерождение помещичьего крепостнического хозяйства в буржуазное, капиталистическое», причем «дворяне приняли буржуазный облик, стали настоящими капиталистами-предпринимателями. Исключение — хозяйства старого типа,— конечно, все еще есть, но число их быстро идет на убыль»22.
Разоблачая эти и подобные им домыслы, В. И. Ленин писал, что Рожков «до смешного преувеличил „перерождение" крепостнического хозяйства в буржуазное»23 и что, вопреки утверждениям Рожкова, на деле кучка господствующих в стране крепостников-помещиков не бессильна, а всесильна24.
Определяя марксистские программно-тактические перспективы большевистской партии и борясь против всякого рода уклонов, В. И. Ленин глубоко изучал экономическую и социальную роль помещичьего землевладения и хозяйства. Он первым из марксистов показал природу помещичьего землевладения в России — основы полукрепостнической эксплуатации крестьян и политического господства крепостников-помещиков, определив роль этого землевладения как главного тормоза всего общественного развития страны. Сделав научное определение барщинного хозяйства, Ленин вскрыл его пережитки в земледельческом строе послереформенной России. Ленин первым ввел в научный оборот понятие «системы хозяйства» и исследовал ее особенности и развитие применительно к России. Ленину принадлежит и разработка программных установок марксистской партии по отношению к частному землевладению и помещичьему хозяйству на разных этапах капиталистической эволюции.
Этим, конечно, не исчерпывается все значение ленинских трудов для решения проблем, связанных с историей помещичьего землевладения и хозяйства. Но из сказанного ясно, что Ленин дал все главное, что необходимо для плодотворной работы в этом направлении.
И тем не менее советские историки еще очень мало сделали в области изучения помещичьего хозяйства.
Первые общие характеристики помещичьего землевладения и хозяйства, высказанные не как результат специальных исследований, а попутно с другими вопросами, мы встречаем в трудах крупнейших представителей советской марксистской исторической науки периода ее становления — М. Н. Покровского и А. В. Шестакова. М. Н. Покровский, в частности, указывал, что в ходе развития капитализма разорялись только мелкие землевладельцы — дворяне, тогда как крупное землевладение оказывалось и более прогрессивным и наиболее устойчивым25. Он считал, что земельная знать держала власть в своих руках потому, что «крупное землевладение в черноземной полосе оказывалось наиболее буржуазным»26. А. В. Шестаков выдвинул тезис о ведущей, прогрессивной роли помещичьего хозяйства: «Всюду дело начиналось частными владельцами, за которыми тянулась богатая часть деревни»27.
Не без влияния приведенных высказываний, а главным образом вследствие неизученности предмета в исторической литературе утвердились некоторые априорные положения, или целиком неправильные, или характеризующие какую-либо одну сторону сложного явления. К числу таких априорных положений, в той или иной мере разделявшихся прежде и автором данной работы, относятся, в частности, положения о том, что крупные латифундии дробились и сокращались в ходе развития капитализма, в результате чего сила их крепостнического гнета ослабевала; что империализм воздействовал на их развитие в том же направлении; что аграрная революция 1917 г. носила социалистический характер; что капиталистически организованные помещичьи хозяйства стали основной базой для создания крупного социалистического производства в виде первых совхозов, коммун, артелей. Приведенные положения встречались и в работах других авторов — отсылаем читателя к специальному историографическому исследованию К. Н. Тарковского, давшего обстоятельный разбор перечисленных выше воззрений28.
В течение целых десятилетий советские историки практически не изучали помещичье хозяйство, и лишь сравнительно недавно появились первые работы.
Начало конкретному исследованию помещичьего землевладения было положено Л. М. Ивановым, изучившим распределение земельных владений на Украине в 1877 и 1905 гг. в сравнении с Европейской Россией29. Автор убедительно показал, что, несмотря на интенсивную мобилизацию помещичьего землевладения, оно к началу первой русской революции сохраняло латифундиальный крепостнический характер и что при значительных различиях остатки крепостничества отчетливо сохранялись в землевладении всех губерний Украины. Серию последующих работ по изучению эволюции помещичьего хозяйства открыл М. И. Козин докладом о помещичьем хозяйстве Латвии на второй (Московской) сессии симпозиума по аграрной истории Восточной Европы (1959 г.)30.
Стимулирующим фактором и определенным переломным моментом в изучении помещичьего землевладения и хозяйства явилась постановка ряда актуальных вопросов аграрной истории России периода империализма на последующих симпозиумах по аграрной истории Восточной Европы. В докладах и выступлениях по этим вопросам выявились различные точки зрения на аграрный строй России, в том числе на характер помещичьего хозяйства, и подготовлена почва для более широкой постановки на обсуждение научной общественности вопроса об особенностях аграрного строя России в период империализма. Как уже указывалось, прошедшая в мае 1960 г. дискуссия помогла более четкому выявлению различий во взглядах историков на характер аграрного строя и послужила своего рода толчком к интенсивной разработке аграрной тематики, выдвинув в числе самостоятельных и первоочередных тем исследование эволюции помещичьего хозяйства.
Новым явлением на этом этапе было расширение аспектов изучения темы и круга привлекаемых источников. Л. М. Ивановым была сделана удачная попытка подойти к решению одного из важнейших и труднейших вопросов — соотношению капиталистической и отработочной систем ведения помещичьего хозяйства, для чего автором впервые были привлечены материалы земской оценочной статистики по украинским губерниям. Автор показал исключительную пестроту систем хозяйства, самое причудливое переплетение капиталистических и полукрепостнических отношений на Украине в конце XIX в.31
Интересное исследование провел Э. М. Щагин по помещичьему хозяйству Рязанской губернии, разработав бланки нехозяйственных описаний и показав засилье кабально-крепостнических форм хозяйства32.
Л. П. Минарик провела значительную работу по конкретному изучению многих помещичьих имений и групп владений. Ею восстановлена история образования земельных состояний крупнейших собственников, а для самых крупных сделана удачная попытка определить преобладающие системы ведения хозяйства. Л. П. Минарик выявила владельцев почти всех латифундий, учтенных статистикой землевладения 1905 г. и предприняла критическую проверку этой статистики по крупным владениям33. Исследуя историю Ракитянского имения Юсуповых, Л. П. Минарик показала, что даже в этом образцовом для своего времени имении Черноземного центра преобладающей оставалась отработочная система и другие кабальные формы хозяйствования34.
Некоторые важные вопросы развития помещичьего хозяйства в отдельных районах рассмотрены в появившихся в последнее время статьях Д. И. Будаева, Е. Н. Гуменюка, Э. М. Савицкого35. Несколько статей было ранее опубликовано автором данной работы в ходе ее подготовки36.
Крупным событием в литературе по истории аграрных отношений в России явился выход в свет двухтомного исследования П. Н. Першина37. На основе самого разнообразного материала автор дал широкую обобщающую картину эволюции сельского хозяйства страны и крестьянского революционного движения от реформы 1861 г. до 1917 г., а также хода и результатов аграрных преобразований Великой Октябрьской социалистической революции. В монографии четко показан процесс разложения феодальных форм ведения помещичьего хозяйства и смены их капиталистическими, превращения значительной части крепостнического землевладения в буржуазную земельную собственность. Несмотря на интенсивность этих процессов, автор приходит к выводу, что продажа дворянских имений владельцам других сословий не меняла существенно общей картины распределения земли и что «разоренные массы деревни, придавленные крепостнической эксплуатацией, были вынуждены вести полуголодное существование»38. Несмотря на то, что исследование помещичьего хозяйства не составляет специального предмета в работе П. Н. Першина, многочисленные материалы монографии показывают исключительное обострение противоречий между помещиками и крестьянством, неизбежность решительной войны между ними.
Из краткого обзора литературы по теме очевидно, что имеющиеся работы не могут пока еще составить основу для широких обобщений. В силу этого приходится почти все главные вопросы решать на первичном материале источников. Между тем положение с источниками таково, что его мало назвать трудным.
Как известно, земская статистика накопила огромный, до сих пор еще не освоенный историками материал по экономике крестьянского хозяйства, в том числе на ценнейшей основе подворных описей. Помещичьи же хозяйства сплошному нехозяйственному обследованию впервые были подвергнуты только в 1916 г., и полученные таким образом данные не с чем сравнить. Да и сами материалы переписи 1916 г. (как и последующей переписи 1917 г.) опубликованы в виде поуездных итогов, не позволяющих выделить типы хозяйств. Имеется весьма ценная разработка итогов переписи 1916 г. по помещичьим хозяйствам, сгруппированным по размерам посева, использованная нами для характеристики их в годы первой мировой войны39. Частично эта сводка, именуемая далее «Сводом по России»,, используется и в настоящей работе, но она представляет свод по всей стране, без выделения районов, и не содержит данных о землевладении той или иной посевной группы, что опять-таки не дает, возможности выделить типы хозяйств.
В работе используются материалы проводившихся некоторыми земствами оценочных обследований частновладельческих хозяйств. К сожалению, таких переписей очень мало, по изучаемой территории они распределены весьма неравномерно и проводились в разное время, по разным программам. В частности, обследования частновладельческих хозяйств были проведены в разное время и по отдельным уездам Вологодской, Псковской, Калужской, Харьковской, Казанской, Петербургской, Новгородской, Тульской, Херсонской губерний и тем не менее это все-таки самые ценные источники.
Другой вид источников составляют изданные описания имений. Среди них есть описания, проводившиеся правительственными органами; сборники сведений, сообщаемых по анкетам самими частными владельцами; описания, составлявшиеся по заказам владельцев для всемирных и всероссийских выставок.
При решении целого ряда вопросов привлекаются разнообразные документальные публикации: «Материалы по статистике движения землевладения в России»40, «Статистика землевладения 1905 года»41, отчеты Государственных Дворянского42 и Крестьянского банков43, итоги Всероссийских сельскохозяйственных переписей 1916 44 и 1917 гг.45, материалы по долгосрочному кредиту46 и т. д. Пороки официальной царской статистики, о которых писал В. И. Ленин, чрезвычайно затрудняют исследование и заставляют иногда пользоваться теми осредненными показателями, какие в пей есть.
Определенное количество сведений о помещичьем хозяйстве содержится в специальной сельскохозяйственной литературе, а также в периодической сельскохозяйственной печати, представленной многочисленными центральными и местными сельскохозяйственными журналами, бюллетенями, листками и т. п. Из столичных (петербургских и московских) журналов наибольшее значение имели «Земледельческая газета», «Вестник Московского общества сельского хозяйства», «Хозяин» (с 1906 г. — «Нужды деревни») и др. Большое распространение получили региональные органы: «Юго-восточный хозяин», полтавский «Хлебороб» и др.
В работе использованы архивные фонды. Это прежде всего многочисленные личные архивы владельцев имений, фонды центральных правительственных учреждений (Совета министров, министерства внутренних дел, Главного управления землеустройства и земледелия и др.), Государственного Дворянского земельного банка, ряда земельных банков, сельскохозяйственных обществ и т. д. Особенно ценным представляется собрание дел Дворянского банка, содержащих однотипные подробные описания заложенных имений, нередко с поверочными, а иногда и с повторными (при перезалогах). Учитывая, что в этом банке и его Особом отделе было принято в залог свыше 33 тыс. имений и многие перезакладывались (всего дел по имениям свыше 64 тыс.), разработка этого документального массива, несомненно, дала бы ценнейшие результаты. А главное, появилась бы твердая основа для строго обоснованного, научного решения важного вопроса о преобладающих системах ведения помещичьего хозяйства как до отдельным районам, так и по стране в целом.
Автор, естественно, не мог ставить перед собой столь грандиозную задачу, а потому и не связывает себя обязательством решать этот вопрос в какой-либо категорической форме, оставляя за собой право на гипотетические суждения, ограниченные пределами изученного материала. В целом источники исследования представлены массой разнообразных, разнохарактерных и противоречивых материалов, сведение и анализ которых представляют большие трудности.
Наличие и качество источников и имеющаяся литература диктуют определенные ограничения работы. Об одном из сюжетных ограничений уже было сказано — это отказ от попытки определения преобладающей системы ведения собственного помещичьего хозяйства. Некоторые другие вопросы, такие, например, как торгово-ростовщическая деятельность помещиков, частный кредит и др., рассматриваются из-за недостатка источников не в полном объеме.
Источники же подсказывают и введение некоторых формальных моментов в само определение помещичьего хозяйства. Дело в том, что статистика, как правительственная, так и земская, оперировала, как правило, двумя категориями хозяйств: крестьянские и частновладельческие. К числу последних относились все, независимо от размеров, хозяйства «некрестьянского» типа, в том числе и такие, которые в экономическом отношении были ближе к крестьянским. Стремясь по возможности исключить их из рассмотрения, мы даем следующее приблизительное определение помещичьего хозяйства: достаточно крупные размеры землевладения или землепользования (на собственной или арендованной земле) не менее 50 дес. или, при меньшей площади, достаточно крупные размеры капитала, вложенного в те или иные отрасли сельского хозяйства, независимо от сословной принадлежности владельца.
Исключаемая этим определением доля частновладельческих хозяйств довольно велика, но удельный вес ее в землевладении незначителен (не более 15%). Поэтому, когда нет возможности выделить собственно помещичье хозяйство, рассматривается частновладельческое хозяйство в целом. При столь большом удельном весе (85%) все существенные признаки помещичьего хозяйства сохраняют свое значение и в случае указанного суммарного изучения.
Так как главным объектом исследования предполагается крупное землевладение и хозяйство, установлены следующие границы групп (дес.):
Грани эти очень условны, в разных районах значение размеров групп имело неравный экономический смысл, но они необходимы как средний определитель, облегчающий группировку и анализ конкретных данных. В тех случаях, когда источник не позволяет выделить высшие группы по размерам землевладения или хозяйства, для рассмотрения берется все помещичье хозяйство. Это допущение становится возможным потому, что удельный вес крупного землевладения достаточно велик (72%); таким образом, именно эта группа определяла все существенные признаки всей категории в целом. Другим выходом из положения является рассмотрение данных по дворянскому сословию, так как именно дворяне концентрировали в своих руках львиную долю крупного землевладения (в 1905 г. — 72%) и составляли основную массу помещиков. Другие ограничения и допуски, вызываемые состоянием источников, оговариваются по ходу изложения.
Наконец, ограничения в области обобщений и выводов. Относительность, неокончательный характер научных выводов не лишают их права на существование. В ряде случаев мы ограничиваемся либо указанием на преобладающую тенденцию, либо постановкой вопроса в виде предмета для дальнейших исследований.
Появлением в свет данной монографии автор обязан большому числу товарищей по работе в Институте истории АН СССР, многим историкам других научных учреждений и вузов. С особой признательностью автор отмечает неоценимую помощь своих покойных учителей — доктора исторических наук профессора А. Л. Сидорова и доктора исторических наук профессора В. К. Яйунского. Их памяти и посвящается эта книга.
1 «Особенности аграрного строя России в период империализма. Материалы сессии Научного совета по проблеме „Исторические предпосылки Великой Октябрьской социалистической революции”. Май 1960 г.» М., 1962, стр. 343.
2 В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 25, стр. 238.
3 А. А. Салтыков. Голодная смерть под формой дополнительного надела. (К критике аграрного вопроса). СПб., 1906, стр. 29.
4 Там же, стр. 30.
5 А. С. Ермолов. Наш земельный вопрос. СПб., 1906, стр. 49—58.
6 Крестьянин, сказал, в частности, Петрункевич, имеет 15 руб. дохода с десятины, обрабатывая ее в качестве батрака, и получит всего 5 руб., когда земля сделается собственностью этого крестьянина. Но «ведь к этому чистому доходу надо причислить и ту заработную плату, которую крестьянин сам себе заплатит, и я полагаю, что он заплатит себе эту заработную плату более щедро, чем получает в экономии помещика». Однако буржуазному либералу Петрункевичу эти доводы были нужны, конечно, отнюдь не для защиты интересов крестьянства («Работы Первой Государственной думы» СПб., 1906, стр. 244).
7 Там же, стр. 263.
8 С. Прокопович. Крестьянское малоземелье. — «Товарищ», 13 марта 1907 г.; он же. Доходность крестьянского хозяйства. — «Товарищ», 10 апреля 1907 г.
9 В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 16, стр. 210.
10 А. А. Кауфман. Аграрный вопрос в России. Изд. 2. М., 1918, стр. 220.
11 Там же, стр. 222, 225.
12 «Работы Первой Государственной думы», стр. 255.
13 А. А. Кауфман. К вопросу о культурно-хозяйственном значении частного землевладения. — «Аграрный вопрос», т. II. М., 1907.
14 «Описания отдельных русских хозяйств», вып. 1—13. СПб., 1895—1897.
15 В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 16, стр. 222.
16 В. А. Косинский. К аграрному вопросу, вып. 1. Одесса, 1906, стр. 478.
17 Организационно-производственная теория представляла крестьянский двор как замкнутую хозяйственную единицу, по сути дела игнорируя ее связи с окружающей средой.
18 А. Челинцев. Помещичье хозяйство в России перед революцией. — «Записки института изучения России», т. II. Прага, 1925, стр. 52, 54.
19 В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 17, стр. 161.
20 П. Маслов. Аграрный вопрос в России, т. II. СПб., 1908, стр. 138—140.
21 В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 16, стр. 268—270.
22 Н. Рожков. Современное положение аграрного вопроса в России.— «Наша заря», 1913, № 6, стр. 42.
23 В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 20, стр. 401.
24 См. там же.
25 М. Н. Покровский. История России с древнейших времен, т. V. изд. 2. М., 1918, стр. 95—96.
26 Там же, стр. 93—94.
27 А. В. Шестаков. Капитализация сельского хозяйства России. М., 1925, стр. 69.
28 К. Н. Тарновский. Проблемы аграрной истории России периода империализма в советской историографии (1917 — начало 1930-х гг.)—«Исторические записки», 78.
29 Л. М. Иванов. Распределение землевладения на Украине накануне революции 1905— 1907 гг.— «Исторические записки», т. 60.
30 М. И. Козин. Капиталистическая эволюция помещичьего хозяйства Лифляндской губернии во второй половине XIX в.— «Ежегодник по аграрной истории Восточной Европы. 1959 год». М., 1961.
31 Л. М. Иванов. О капиталистической и отработочной системах в сельском хозяйстве помещиков на Украине в конце XIX в.— «Вопросы истории сельского хозяйства, крестьянства и революционного движения в России». М., 1961.
32 Э. М. Щагин. К вопросу об уровне развития капитализма в деревне среднечерноземной полосы России в конце XIX — начале XX в. (По неопубликованным материалам рязанской статистики).— «Ученые записки Хабаровского гос. пед. ин-та», т. IX, 1961.
33 Л. П. Минарик. Состав и история землевладения крупнейших помещиков России.— «Материалы по истории сельского хозяйства и крестьянства СССР», сб. 7. М., 1966; она же. «Статистика землевладения 1905 года» у как источник по изучению крупного помещичьего землевладения России в начале XX века.— «Малоисследованные источники по истории СССР XIX—XX вв.» М., 1964.
34 Л. П. Минарик. Помещичье хозяйство Ракитянского имения Юсуповых в 1907—1913 гг.— «Научные доклады высшей школы. Исторические науки», 1960, № 4; она же. Система помещичьего хозяйства в Ракитянском имении Юсуповых (1900—1913 гг.) — «Материалы по истории сельского хозяйства и крестьянства СССР», сб. 5. М., 1962; она же. Происхождение и состав земельных владений крупнейших помещиков России конца XIX— начала XX в.— «Материалы по истории сельского хозяйства и крестьянства СССР», сб. 6. М., 1965; она же. Об уровне развития капиталистического земледелия в крупном помещичьем хозяйстве Европейской России конца XIX — начала XX в.— «Ежегодник по аграрной истории Восточной Европы. 1964 год». Кишинев, 1966.
35 Д. И. Будаев. Соотношение капиталистической и отработочной системы в земледельческом хозяйстве помещика Барышникова Дорогобужского уезда Смоленской губернии во второй половине XIX — начале XX в.— «Ежегодник по аграрной истории Восточной Европы, 1964 год»; Е. Н. Гуменюк. Магнатское поместье в Галиции в период капитализма (1871—1910 гг.) (По материалам архива Потоцких). — Там же; Э. М. Савицкий. Помещичье землевладение и землепользование в Белоруссии в начале XX в. (1905—1917 гг.) — Там же.
36 А. М. Анфимов. Частновладельческое лесное хозяйство в России в конце XIX—начале XX в.— «Исторические записки», т. 63; он же. Хозяйство крупного помещика в XX в.— «Исторические записки», т. 71; он же. Кардовское имение Мекленбург-Стрелицких в конце XIX — начале XX в.— «Материалы по истории сельского хозяйства и крестьянства СССР», сб. 5; он же. Прусский путь развития капитализма в сельском хозяйстве и его особенности в России.— «Вопросы истории», 1965, № 7.
37 П. Н. Першин. Аграрная революция в России, кн. I и II. М., 1966.
38 П. Н. Першин. Аграрная революция в России, кн. I, стр. 82—83.
39 А. М. Анфимов. «Свод по России» как источник для изучения помещичьего хозяйства XX века.— «Проблемы источниковедения», т. VIII. М., 1959.
40 «Материалы по статистике движения землевладения в России», вып. XIII. СПб., 1907; вып. XXV. Пг., 1917.
41 «Статистика землевладения 1905 года». СПб., 1907.
42 «Отчет Государственного Дворянского земельного банка» за 1887—1916 гг. СПб,—Пг., 1889—1918.
43 «Отчет Крестьянского поземельного банка» за 1883—1913 гг. СПб.— Пг., 1885—1915.
44 «Предварительные итоги Всероссийской сельскохозяйственной переписи 1916 года. (По подсчетам, произведенным местными переписными учреждениями)», вып. 1. «Европейская Россия». Пг., 1916.
45 «Поуездные итоги Всероссийской и поземельной переписи 1917 года по 57 губерниям и областям».— «Труды ЦСУ», т. V, вып. 2. М., 1923.
46 «Статистика долгосрочного кредита в России. 1915 г.». Пг., 1915.
Вперёд>>
