Он косится на изгоев, но сам нередко становится изгоем
Люмпенизация населения в Питере после отмены крепостного права приобрела угрожающий размах. Жесткие особенности паспортной системы, по мысли властей, должны были сдерживать этот процесс: паспорта привязывали людей к своим податным общинам, к своей собственности и местам жительства; беспаспортное бродяжничество каралось в административном порядке высылкой или тюрьмой. Но административные меры не достигали цели. Об этом свидетельствует процветание в Северной столице (как ни в каком другом городе России) нищенства и проституции.
Нищенство как таковое, то есть существование за счет выпрашиваемого подаяния, было запрещено в Петербурге еще указами Петра Великого. С правовой точки зрения оно являлось административным правонарушением, как и нарушение паспортного режима. В обязанности петербургской полиции входило выявление профессиональных нищих, их задержание и либо отправление к месту постоянного жительства, если таковое имеется, либо привлечение к труду, либо определение в богадельни по состоянию здоровья. Ради оказания помощи полиции в этом деле в Петербурге с 1837 года существовал так называемый Комитет для разбора и призрения нищих; в него входили представители как полицейских властей, так и общественности. Комитет занимался сортировкой задержанных нищих и бродяг и их определением в богадельни, работные дома или препровождением к месту жительства. Однако нетрудно догадаться, что эффективность работы полиции и Комитета была невелика. Высланные возвращались, направленные в работные дома и богадельни — убегали оттуда и продолжали нищенствовать до следующей поимки. (Иной раз небезуспешно: так, в 1860-х годах наделал шуму случай, когда профессиональный нищий, некто Соловьев, умер, оставив наследникам 200 тысяч рублей капиталу.)
Помимо этого, в чопорном, ценящем добропорядочность Петербурге были широко распространены полускрытые формы нищенства. По словам В. Михневича, один севастопольский ветеран, «владея лоском светского образования... заводил блестящий разговор и, между скобок, политично вставлял словечко о своей мизерной пенсии и бедственном положении. Делал он это так ловко и остроумно, что хозяин сам предлагал ему лепту от щедрот своих». Другой отставной офицер облюбовал зимние пешеходные мостки через Неву, где нагло приставал к прохожим с требованием «оказать помощь» герою, проливавшему кровь за императора. Тут, как видим, подаяния напрямую или окольным образом просили лица, внешне вполне приличные; по виду, да и в самом деле принадлежащие к привилегированным сословиям. И таких было много. Привлечь их к ответственности при наличии паспорта было чрезвычайно трудно. Поэтому, несмотря на все запреты и неусыпную бдительность полицейских властей, нищенство в столице существовало, постоянно подпитываясь за счет неизбежной в условиях капиталистического города люмпенизации населения.
Процесс превращения добропорядочных петербуржцев в нищих люмпенов описан Достоевским в «Преступлении и наказании» — на примере бывшего чиновника Мармеладова и всего его семейства. Мармеладов, опустившись и спившись, неминуемо встает на путь нищенства. Он ночует на дровяных барках и живет за чужой счет, но административному воздействию не подлежит, ибо проживает в постоянном месте, документы его в порядке и открыто подаяния он не просит. Его жена и дети обречены либо на смерть, либо на воспитательный дом и богадельню, либо на профессиональное, противозаконное нищенство. Однако его дочь Соня идет по другому пути, вполне правовому, предусмотренному законами.
Если нищенство и беспаспортное бродяжничество не допускались, то проституция в дореволюционной России была явлением узаконенным. Вообще говоря, такой род заработка с правовой точки зрения рассматривался как частное дело. Для того чтобы зарабатывать продажей себя, женщине нужно было соблюдать «технику безопасности», то есть регулярно проходить медицинское освидетельствование, а также получить в полиции отдельный и особый вид на жительство, именуемый в обиходе «желтым билетом». Это не что иное, как паспорт проститутки: ведь вполне естественно, что профессиональная «жрица любви» едва ли проживала с мужем или отцом и, следовательно, была вписанной в его паспорт.
Подаяние. Фото А. 0. Карелина. Конец XIX в.
Живущая по «желтому билету» могла зарабатывать индивидуально, на свой страх и риск, а могла жить и «работать» в публичном доме (по второму пути в основном шли приезжие из других мест, не имеющие своего жилья женщины). Заметим кстати, что число зарегистрированных публичных домов в Петербурге неуклонно росло, в среднем прибавляясь на 10-15 заведений (7-9%) в год (о чем докладывал государю императору неутомимый Трепов в своих ежегодных всеподданнейших отчетах). В той же пропорции росло и число «одиноких» владелиц «желтых билетов».
Главное правовое стеснение, которое налагало на женщину проживание по «желтому билету», заключалось в устанавливаемом за ней полицейском надзоре; он же проявлялся главным образом в периодическом обязательном медицинском освидетельствовании на предмет выявления венерических заболеваний и в принудительном лечении, буде такие заболевания обнаружатся. Освидетельствования и вообще надзор за «законными» проститутками осуществляла особая структура, находящаяся в ведении градоначальства: Врачебно-полицейский комитет. Он же следил за санитарным состоянием и порядком в публичных домах. Для проституток, у которых выявляли признаки болезни, существовала казенная больница, где они подвергались принудительному лечению. Располагалась больница у Калинкина моста, на южном берегу Фонтанки. Это обстоятельство нашло отражение в известном стихотворении Саши Черного «Городская сказка»:
...Потом у Калинкина моста
Смотрела своих венеричек.
Устала: их было до ста...
Традиции устойчивы: до сих пор почти на том самом месте находится Областной кожно-венерологический диспансер...
Иллюстрация Η. Η. Каразина к роману «Преступление и наказание». 1893
Разумеется, не все «падшие женщины» жили по официальным документам («оседлые проститутки»), были и «бродячие». С юридической точки зрения эти последние являлись правонарушительницами, так как жили без паспорта. В качестве беспаспортных бродяжек, а вовсе не за свой род заработка, они подлежали наказанию в административном
порядке. Нет сомнения, что именно этот контингент особенно досаждал полиции и властям города, борьба с ним была столь же эффективна, как и в наше время. Процветанием незаконной, а стало быть, неконтролируемой проституции следует объяснить широкое распространение венерических болезней во всех слоях петербургского общества, особенно среди столичной молодежи. В том числе — увы, увы — среди молодых интеллигентов: гимназистов старших классов, реалистов, студентов... Позволим себе высказать предположение: среди революционно настроенной молодежи, митинговавшей под красными знаменами в сентябре—октябре 1905 года, не меньше трети переболели гонореей или были заражены сифилисом...
<< Назад Вперёд>>
