Золушка и фальшивомонетчики
Шел по городу отставной солдат. Зашел в портерную лавку (по-нашему — в пивную). Бытовая сценка во фламандско-русском духе. Выпил пива, расплатился десятирублевкой. Оттуда вышедши, направился, естественно, дальше: в ренсковый погреб (по-нашему — в разливуху; «ренским» тогда называли пойло, похожее на рейнское вино, так же как наш «Три семерки» — на портвейн). И там выпил и стал расплачиваться. Как можно догадаться, десятирублевкой. Что-то смутило в этой бумажке приказчика, и он принялся ее внимательно изучать, смотреть на свет и тому подобное. Солдат уже хотел забрать свою купюру и смыться, но тут в кабак вбежал приказчик портерной лавки с городовым. Солдата арестовали. Больше фальшивых ассигнаций у него не нашли, и откуда он их брал — так и не выяснили.
В Петербурге в пореформенное пятнадцатилетие (1865-1879) в среднем за год фиксировалось лишь двадцать с небольшим преступлений, связанных с изготовлением и сбытом фальшивых денег и ценных бумаг. Очень мало, даже при том что население тогдашней столицы составляло чуть больше 600 тысяч жителей — в семь раз меньше, чем теперь. Зато иные фалыиивомонетнические дела, дошедшие до суда, бывали весьма интересными.
В те времена Михайловская улица выглядела совсем не так, как сейчас. Еще не было построено помпезное здание гостиницы «Европейской»; ее место занимали несколько домов, первые этажи которых блистали дорогими магазинами и роскошными мастерскими, предназначенными для дам и господ петербургского beau-monde'a. Среди них вполне достойное место занимали магазин и ателье дамских платьев, принадлежащий модистке-француженке Жермини Акар. Надо сказать, что модные лавки нередко служили изящными ширмами, за которыми скрывались публичные дома большей или меньшей степени респектабельности. В них порой устраивались секретные свидания скучающих светских дам с услужливыми кавалерами. Очаровательные работницы этих лавок — преимущественно француженки и немки — не отказывали в благосклонности мужьям упомянутых дам. А хозяйки этих своеобразных любовно-галантерейных предприятий крепко держали в руках своих подопечных и подсчитывали барыши.
Ателье мод при Императорском филантропическом обществе. Фото К. Буллы. 1900-е
Заведение мадам Акар процветало: еще бы, самое дорогое место города, между Гостиным двором, Городской Думой и дворцом великого князя Михаила. Прямо напротив — здание Дворянского собрания (ныне Большой зал Филармонии). Клиентура здесь была великосветская. Владелица заведения имела широкие связи в обществе.
Среди ее знакомых встречались и дипломаты, в том числе молодой соотечественник-француз, некто месье Обри, служивший курьером во французском посольстве в Петербурге.
Вследствие неразвитости полиграфического дела в России фальшивомонетчики тех лет предпочитали печатать поддельные купюры за границей, чаще всего в Лондоне. При либеральном попустительстве англичан этот город в те годы — годы юности Шерлока Холмса — представлял собой столицу темных дел и Мекку темных дельцов, от политических террористов до торговцев опиумом, со всего света. Месье Обри постоянно бывал по делам в Бельгии и Голландии, где и установил контакт с коммерсантом Эмилем Янсеном. Отец Эмиля, почтенный господин Станислас, жил в Петербурге. Папа с сыном наладили дело. Янсены изготавливали фальшивки где-то под Лондоном (прямо как в Конан-Дойлевом рассказе «Палец инженера»!), перевозили их на континент и там передавали Обри. Багаж дипкурьера, естественно, не подлежал досмотру. Обри доставлял чемоданы с «товаром» в Петербург... И тут в игру вступала достойная мадам Акар.
На ее долю приходилось самое ответственное: сбыт. Делалось это просто. Давая сдачу богатым клиентам, Жермини подсовывала им вместе с настоящими десятирублевками фальшивые. Расчет был точен: сто-, пятидесяти- или даже двадцатипятирублевые бумажки богатый клиент мог бы и проверить, а возиться с «красненькими» в голову посетителям и посетительницам модного салона даже не приходило.
К несчастью для преступников, сыскную полицию Петербурга в те годы возглавлял знаменитый И. Д. Путилин. Его сыщики выследили всю шайку. Жермини Акар была предана суду. На суде она держалась уверенно, разыгрывая невинную жертву полицейского произвола, и успела настроить присяжных в свою пользу... До того момента, пока в зал не была вызвана свидетельница, тоже француженка, девица Маргарита Дозье. При перекрестном допросе выяснилось, что Дозье, совсем юная барышня, была по протекции принята на работу в ателье своей соотечественицы. Однако спустя несколько месяцев вследствие неустановленной причины была уволена хозяйкой. Причем при расчете, швырнув жалкую сумму — тринадцать рублей, — мадам Акар подсунула Дозье фальшивую десятирублевку.
Несчастная Маргерит была выброшена на улицу огромного чужого города, в котором у нее не было ни друзей, ни знакомых, да еще и без гроша... Куда она направилась, обливаясь горькими слезами, в тот роковой день — неизвестно. Через два года она явилась в зал суда, как пишет очевидец, «блистая красотою, в изящном дорогом наряде, с большими брильянтами в ушах и на пальцах». Увидев ее, обвиняемая внезапно потеряла самообладание. Какое-то, по словам того же компетентного очевидца, «воспоминание о распрях интимного характера» до такой степени выбило Акар из колеи, что, набросившись на бывшую Золушку с оскорбительными вопросами (закон предоставлял право подсудимому задавать вопросы свидетелям), забыв обо всем, она стала давать показания против себя... И была признана виновной.
Вот какие сказочные истории в духе Александра Дюма-сына разыгрывались некогда на месте нынешнего пятизвездочного «Гранд-отеля Европа». Возникает законный вопрос: каким образом Маргарита Дозье превратилась из жалкой Золушки, жертвы произвола, в блистательную принцессу? Ответ очевиден: она нашла своего принца. Правда, он был не настолько юн, чтобы жениться... Но достаточно состоятелен, чтобы взять ее на содержание. После суда, когда дело попало в газеты, пошли слухи, что здесь не обошлось без князя... И даже, может быть, высочества... Владельца особняка на Английской набережной...
К сожалению, подобные истории для Золушек куда чаще заканчивались вовсе не в великокняжеских особняках на Английской набережной, а в заведениях на Мещанской или Офицерской. И развязка бывала порой и криминальна, и трагична.
<< Назад Вперёд>>
