В тихом омуте Коломны
В начале 1870-х годов, например, несколько молодых коломенских обывателей, среди которых был один офицер, совершили групповое изнасилование — весьма редкий в те благопристойные времена вид преступления. Жертвой их стала соседка, сирота, дочь отставного унтера, содержавшего портерную лавку (по-нашему — пивную). Еще при жизни отца, помогая ему за стойкой, она привлекла внимание молодого соседа, военного; тот ухаживал за ней, и не вполне безуспешно. Но ему хотелось всего и сразу. Кончилось дело тем, что ухажер и его приятели, хорошенько выпив, заманили девицу за город (как в песне поется: «Поедем, красотка, кататься!»). С прогулки девица вернулась под утро, в слезах... и прямо в полицейский участок.
Здание Коломенской части до 1851 г. Литография
Несколько лет спустя другой житель тихого омута, четырнадцатилетний подросток, ночью топором зарубил родного отца. Перед потрясенными соседями и чинами полиции мальчонка оправдывался тем, что он, как Мцыри, хотел воли, а отец ему ее не давал...
Любопытство в обществе возбудило убийство мелкого чиновника и домовладельца Лейхфельда, совершенное на любовной почве. В один непрекрасный день в дворницкую дома возле Покровской площади, покачиваясь, вошел бледный полуодетый молодой человек и заявил, что он ранен. За ним следом прибежала взволнованная женщина, стройная худощавая брюнетка со жгучими, по-восточному блестящими глазами. Прибывшая полиция выяснила, что молодой человек — Лейхфельд — ранен револьверным выстрелом в грудь, а стреляла в него эта самая «восточная женщина», оказавшаяся, по наведении справок, его сожительницей Александрой Рыбаковской. Тем временем раненому стало совсем плохо, его увезли в больницу, где он несколько дней спустя скончался. Следователь успел допросить его в больнице, но показания потерпевшего были противоречивы: он то лепетал что-то о несчастном случае, то обвинял сожительницу в злодействе. Что касается Рыбаковской, то она утверждала, что ранила своего возлюбленного нечаянно: рассматривала револьвер, вертела его, шутя, в руках, а он возьми и выстрели.
Под защиту городового. Литография
Но суд выяснил о Рыбаковской много компрометирующих ее подробностей. Она долгое время вела весьма предосудительный образ жизни бульварной барышни и содержанки, сожительствовала одновременно с разными джентльменами, а в последнее время всячески старалась принудить Лейхфельда к женитьбе на ней. С этой целью симулировала болезнь, чахотку (хитрая бестия тайком пила бычью кровь, ее потом рвало, каковое явление она выдавала за кровохарканье). Более того, родив в свое время ребенка, она преспокойно отдала его в сиротский дом, а позднее, желая покрепче привязать Лейхфельда к себе, скрытно взяла чужое дитя из приюта, выдавая его за своего сына от Лейхфельда. Несмотря на эти фокусы, сожитель все более тяготился ею, вел дело к разрыву... И тут прозвучал выстрел.
Рыбаковскую осудили за преднамеренное убийство. Приговор был суров. Не возымели успеха попытки защитника К. К. Арсеньева вызвать сочувствие к своей подопечной аргументами типа «среда заела» и выжиманием слезы намеками на то, что в детском возрасте несчастная стала жертвой жестокости и беспутства своего отца (что именно имелось в виду, защитник не пояснил). Присяжных и судей раздражило поведение подсудимой: она долго скрывала свое настоящее имя и происхождение, водила суд за нос, выдавая себя за «персидскую княжну Омар-Бек». Кроме того, и в одиночной камере Дома предварительного заключения она не теряла времени даром, вследствие чего забеременела. Из-за этого обстоятельства суд приходилось несколько раз откладывать.
Не такой уж тихой была Коломна. Впрочем, это естественно. Криминальный колорит этой части города придавали три-четыре фактора. Во-первых, в северном углу Коломны, между Офицерской улицей, Мойкой и Крюковым каналом, было расположено мрачноватое здание бывших казарм Литовского мушкетерского полка, так называемый Литовский замок, главная тюрьма Петербурга. (Это здание с башнями по углам было сожжено во время Февральской революции, а его место застроено заново в 1930-1960-х годах ушедшего века.) Во-вторых, при здании Коломенской полицейской части находилась единственная на весь город тюрьма для несовершеннолетних преступников. В-третьих, по соседству с Коломной, сразу за Калинкиным мостом, располагалась Калинкинская венерическая клиника, в которой проходили принудительное лечение «падшие женщины» со всего Петербурга. За другой речкой — Пряжкой — возвышались хмурые стены сумасшедшего дома, больницы св. Николая Чудотворца. И наконец, множество сомнительных гостиниц и трактиров, да и просто домов терпимости, разбросанных по Офицерской улице, дополняли число очагов девиантности старой Коломны.
Самое своеобразное из «злачных мест» располагалось прямо напротив Литовского замка, через Крюков канал. Это был трактир «Роза», заведение поистине многофункциональное. Здесь был недорогой ресторан и «нумера». Но главной специализацией «Розы» были «бракоразводные дела» (об этом см. в ч. И, гл. «Незабудки и самоубийцы»).
Пока в «Розе» занимались такого рода юридическими процедурами, напротив, в здании Литовского замка, шла совершенно иная жизнь. Условия содержания здесь были несравненно лучше, чем в нынешних российских тюрьмах... Но тогдашние узники этого не знали. Литовский замок считался ужасным местом, мрачной юдолью слез... Однако подробнее о тюрьмах императорского Санкт-Петербурга — в следующей главе.
<< Назад Вперёд>>
