Бойтесь обывателя с Песков!
От того места, где Большая Болотная улица (ныне ул. Моисеенко) выходит к Неве, на три версты, до самого Обводного канала тянулась Калашниковская пристань — речные ворота Петербурга, его «разверстый зев», поглощающий ежедневно бездну товаров и людей, которые стекались в столицу водными путями со всех рек, речек и озер Российской империи. Сюда прибывали грузовые баржи, в огромных объемах свозились зерно, рыба, соль, уголь, кожи, сало, керосин, лес, руда и прочие товары — как для нужд столицы, так и для продажи на экспорт; здесь они перегружались в вагоны (специально была построена железнодорожная ветка от Николаевского, ныне Московского вокзала) или хранились в амбарах и на складах. Поблизости жили многочисленные рабочие — грузчики, «крючники»; тут же находился и торг: в Барановском трактире (расположенном в одноименном переулке) заключались сделки на куплю- продажу зерна. Словом, место простонародное и очень оживленное.
Обводный канал и Варшавский вокзал. Фото. Начало XX
С шумом и гамом Калашниковской набережной соседствовали тишайшие Пески — местность, прилегающая к Слоновому (ныне Суворовскому) проспекту. Основу этого района составляли десять параллельно расположенных Рождественских (ныне Советских) улиц, перпендикулярно нанизанных на ось Слонового проспекта. Здесь не существовало тогда сплошной каменной застройки; трех-четырехэтажные доходные дома перемежались с маленькими деревянными домиками и огородами. Обитателями Песков были в основном чиновники средней руки и мещане; селились также студенты, отставные чиновники и офицеры, небогатые представители интеллигентных профессий. В общем, Пески слыли бедным, но благопристойным местом, почти пригородом Петербурга.
Полицейские статистические сводки Рождественской части в какой-то мере подтверждают эту репутацию: преступлений здесь совершалось втрое меньше, чем в буйной Спасской части, но все же вдвое больше, чем в аристократической Адмиралтейской части. Но уж если совершались, то всерьез: за период с 1868 по 1877 год здесь произошло 13 убийств (в «передовой» Спасской части — 17; в Александро-Невской — 5). Тихий обыватель Песков если уж вступал на путь преступления, то делал это с обывательской основательностью.
В 1867 году в доме на 3-й Рождественской улице была убита жена водовоза, двадцатичетырехлетняя Сигклитикия Михайлова. Дело затеялось в соседнем кабаке. Несколько собутыльников, верховодил которыми крестьянин Иванов, решили ограбить водовоза, проникли в его жилище и тут повстречали хозяйку. Несчастную придушили, но она сопротивлялась и кричала, поднялся шум, преступники вынуждены были бежать, так и не успев поживиться добычей. Их отыскали и предали суду. Горше всего в этой истории было то, что полиция заранее знала о готовящемся преступлении: в кабаке работал секретный осведомитель, подслушавший сговор злодеев. Сыщики решили не мешать их планам, дабы поймать на месте преступления... Но грабители пошли на дело раньше намеченного срока — и совершилась бессмысленная трагедия.
В 1874 году в одном из домов на Тверской улице был убит дворник Дмитрий Васильев, юноша восемнадцати лет. Его зарубил топором пущенный им ночевать крестьянин Василий Михайлов; похищенными оказались тулуп, поддевка и 10 рублей денег. По горячим следам полиция отыскала его. Убийца пьянствовал в трактире у вокзала Николаевской железной дороги (то есть у Московского), где его и арестовали. Преступник был пьян и беспечен: на нем оказалась поддевка убитого. Под тяжестью этой улики (а также, возможно, и похмелья) Михайлов сознался в содеянном.
В том же (кстати, вообще урожайном на преступления) году на другом конце Песков, в Орловском переулке, что возле Знаменской площади (ныне пл. Восстания), у себя дома был задушен и ограблен отставной чиновник Фохт. Его соседи по квартире, мещанин Малинин и отставной чиновник Померанцев, исчезли. Полиция стала разыскивать их, а разыскав, обнаружила при них некоторые вещи убитого. Добрые соседи были изобличены и сознались.
Другой любопытный эпизод сентиментально-криминальной жизни Песков имел место в 1871 году. Раз летним днем хорошо одетая, молодая и эффектная дама подъехала в пролетке к одному из домов, приютившихся на тихом Греческом проспекте. В палисаднике у дома играли дети штабс-капитана Золотниковского: трехлетний Саша под присмотром старшего брата, десятилетнего Сергея. Дама вышла из пролетки, ласково заговорила с детьми, потом сунула старшему братцу двугривенный на леденцы и, пока тот с детской радостью разглядывал монеты, схватила Сашу, бросилась с ним в пролетку и скрылась. К великой гордости градоначальника Φ. Ф. Трепова, полиция скоро разыскала и задержала похитительницу. Ею оказалась молодая вдовушка Елена Разамасцева. Коротая годы вдовства в сожительстве с писарем Гутманом, она прижила от него ребенка, коего без особых раздумий отдала в Воспитательный дом (что означало безвозвратный отказ от родительских прав). Оказалось, что поспешила: Гутман хотел сына. Опасаясь лишиться любви Гутмана, а главное, потерять материальную поддержку с его стороны, Разамасцева решила похитить чужого ребенка и выдать его за своего... Любопытно, что через несколько лет молодая, темпераментная красотка по фамилии Разамасцева была осуждена за кражи драгоценностей, совершенных при весьма пикантных обстоятельствах в доме военного министа Д. Н. Милютина и во дворце великого князя Константина Николаевича. Правда, ту Разамасцеву звали Ольгой. Но имена Ольга и Елена могут быть тождественны (св. княгиня Ольга — в крещении Елена), и весьма вероятно, что дерзкая воровка и похитительница детей с Песков — одно и то же лицо (об этом см. в ч. II, гл. «Очаровательные мошенницы»).
Преступление из разряда трагедий с социальным подтекстом было совершено 23 марта 1876 года в доме на углу Калашниковского проспекта (ныне пр. Бакунина) и 2-й Рождественской улицы. Крестьянин Сергей Александров явился к своей жене Ольге Кирилловой, с которой уже давно жил врозь, попрощаться навсегда: он якобы уезжает в деревню. Ольга усадила его, жалеючи, за стол: бывший супруг был оборван и голоден, выглядел несчастно-решительным; от него сильно пахло нищетой и запоем. Стали обедать, в какой-то момент Сергей схватил нож и нанес удар жене в грудь. От ранения Ольга скончалась через несколько минут. Известный журналист того времени Владимир Михневич приводит грустные подробности беспросветной жизни Кирилловой: муж — забулдыга и пьяница, все пропивал, поколачивал жену, изменял ей направо и налево; ценой неимоверных усилий Ольге удалось добиться права на раздельное жительство; чтобы прокормить себя, ребенка и старуху мать, она пошла работать на табачную фабрику. Жизнь стала налаживаться — и вот... На следствии и суде Александров признал свою вину, но вел себя грубо, обвинял убитую в распутстве (все соседи дружно засвидетельствовали, что она вела целомудренную жизнь) и ни в чем не раскаялся. Суд, состоявшийся в июне того же года, вынес ему суровый приговор: 20 лет каторги. И поделом!
<< Назад Вперёд>>
