Проспект терпимости
Михневич, тридцать лет проработавший репортером столичных газет, имел все основания для того, чтобы назвать Невский проспект «артерией суеты и разврата». Эта великолепная парадная перспектива в те времена (впрочем, как и сейчас) за строгостью мостовых и фасадов, блеском вывесок и витрин дорогих магазинов, важными физиономиями банковских швейцаров, респектабельным видом посетителей дорогих ресторанов скрывала все пороки политической и криминальной столицы империи. Ни одна другая улица города, наверное, не упоминалась так часто в полицейских отчетах того времени; нигде (кроме, разве что, одиозной Сенной площади и ее округи) не совершалось такого количества разнообразнейших преступлений — от карманных краж и мелкого хулиганства до миллионных растрат и громких убийств.
В садике у памятника Екатерине II тайно встречались для обделывания шантажных афер фигуранты «дела Седковой». Неподалеку от Троицкой улицы (ул. Рубинштейна) жил мрачный гений преступного мира однорукий отставной офицер Левицкий; поблизости от него подрабатывал подделкой ценных бумаг участник шайки Левицкого чахоточный художник Ярошевич со своей преданной подругой девицей Шебалиной. Чуть дальше в сторону Николаевского вокзала
в помещении ссудной кассы Мироновича совершилось, говоря шекспировскими словами, «ужасное и жалкое убийство» тринадцатилетней Сарры Беккер. На противоположной стороне Невского, в доме № 94, обитала мадам Ковальчукова, соучастница в убийстве собственного мужа. В респектабельной и дорогой гостинице «Бель-вю», что на углу Большой Морской, при драматичных и загадочных обстоятельствах была смертельно ранена жена знаменитого журналиста и издателя Суворина. В залы Благородного собрания (Невский пр., 15) захаживал почтенный надворный советник Фон-Зон. От дверей Публичной библиотеки в сторону Конюшенной улицы топал долговязый немец доктор Пихлер, прячущий под широким непромокаемым плащом украденные из библиотеки книги. Да что там, все герои, все злодеи преступного Петербурга, все их жертвы бродили по похожим на паркет торцовым мостовым Невского, заглядывали в магазины и лавки Филиппова и Одинцовой, Лизере и Сан-Галли, пили кофе у «Доминика» или вино в погребке Фохтса, сиживали в «кабинетах» ресторана Палкина, игрывали на бильярде в общем зале гостиницы «Москва», а бывало, удалялись с дамами в ее непрезентабельные номера... В общем, куролесили на Невском.
Молодой человек и барышня, поменявшиеся одеждой. Фото. Начало XX в.
Маленькая выборка эпизодов из полицейских отчетов и газетной хроники происшествий.
На углу Литейного достопочтенный господин Зак подвергся нападению со стороны двух женщин легкого поведения и мужчины, бывшего с ними. Отбиваясь тростью, нанес нападавшим телесные повреждения, за что доставлен в камеру мирового судьи; осужден на пять суток ареста... Подвыпивший провизор (приличный ведь человек!) прямо на Аничковом мосту, под конями, пристал к какой-то порядочной женщине с требованием предъявить «желтый билет». В ответ на возмущенный отказ ударил даму коленом под зад и кулаком в ухо. На крики сбежались прохожие, явился городовой; разбуянившийся аптекарь был доставлен в участок... У самых дверей ресторана «Новый Палкин» проститутка избила зонтиком скромно одетого гражданина за то, что тот отказался воспользоваться ее услугами; а подле Знаменской церкви (ныне на ее месте стоит павильон метро «Площадь Восстания») — обратная ситуация: молодой служащий, телеграфист, не смущаясь святостью места, стал грязно преследовать молоденькую девушку; когда же та позвала на помощь — набросился на нее и прокусил ей руку... Студент подрался с проституткой в кафешантане «Кристалл-Палас»... Беглый арестант Григорьев проник в лавку часовых дел мастера Ивана Глазунова на Невском, неподалеку от лавры; убил малолетнего ученика хозяина, похитил ценности и скрылся; отыскан полицией и предан суду... Это и многое другое совершалось на протяжении великолепной перспективы, открывшейся взору постояльца «Знаменской» гостиницы.
Если бы мы начали двигаться по Невскому в противоположном направлении, навстречу взору Балабанова, от Адмиралтейства, то и ста шагов не прошли бы, не столкнувшись с «суетой и развратом» Петрополя. В самом начале Невского, на углу Малой Морской, находился доходный дом генерала Максимовича. На его счет Михневич однажды высказался так «Ни один добрый семьянин ни за что не сознается жене, что у него есть знакомства в доме Максимовича». Почему? — спросим мы. Потому что весь этот дом был занят борделями, большими и маленькими, дорогими и дешевыми. Население дома составляли проститутки, сутенеры, «мадамы» и тому подобный «почтенный» люд. Где проституция — там и преступление. Дом Максимовича прославился тем, что в некоторых его «квартирах терпимости» орудовала шайка: тихонько вытаскивали бумажники, кошельки и часы из карманов сброшенных одежд сладострастных клиентов, пока те были без памяти «заняты» барышнями. Промысел долго процветал, ибо клиенты стеснялись жаловаться в полицию; в конце концов нашелся один не робкого десятка капитан, не побоявшийся служебного и семейного скандала; дело раскрутилось, и некоторые участники шайки были-таки арестованы.
Местоположение дома Максимовича примечательно: буквально в трех минутах ходьбы от него, на углу Гороховой и Адмиралтейского проспекта, располагалось градоначальство, штаб-квартира сил охраны законности и порядка. Впрочем, соседство твердынь власти и островов криминала не удивляло тогда никого в Петербурге, как не удивляет и сейчас. Точнее сказать, твердыни власти в этом городе оставались и остаются затопляемыми островами посреди криминального моря.
В этом отношении показательно происшедшее на углу Невского и Малой Садовой улицы. Дом, находившийся на месте нынешнего Елисеевского магазина, принадлежал графине Менгден. В расположенном неподалеку здании на Малой Садовой располагалось Министерство юстиции; в одном из его углов находился рабочий кабинет прокурора Петербургского окружного суда. В конце 1880 года в нижнем этаже дома Менгден снял лавку молодой купец Кобозев; он завел там сырную торговлю. Нельзя сказать, чтобы торговлишка приносила Кобозеву доход; зато каждую ночь с черного хода из подвала кобозевской лавки несколько работников выносили корзины с чем-то, грузили на телегу и увозили за город и там, подальше от посторонних глаз, содержимое выбрасывали. Ничего страшного, содержимое оказывалось просто землей... Лишь в марте 1881 года, уже после того, как на Екатерининском канале прогремел взрыв, смертельно ранивший императора Александра II и его убийцу Гриневицкого, выяснилось, что из лавки лжеКобозева (который оказался членом исполнительного комитета «Народной воли» по фамилии Фроленко) прямо под Малую Садовую улицу был сделан подкоп, в который соратники Гриневицкого собирались заложить мощнейшее взрывное устройство. Ход рыли прямо под фундаментом здания Министерства юстиции; при этом повредили канализационную трубу, и нечистоты из прокурорского кабинета хлынули на головы революционерам. Впрочем, они отмылись — и продолжили работу. А «кобозевские сыры» потом долго вспоминали в Петербурге.
От великого до смешного один шаг, и шаг этот сам собой делается на Невском. В несохранившемся доме, на месте которого стоит теперь дом № 64, разыгралась трагедия прямо-таки в стиле готических романов. Говорили, что на камнях у порога этого дома много лет видно было темно-кровавое пятно... У одной почтенной бездетной особы была любимая воспитанница. По достижении совершеннолетия она познакомилась с прекрасным молодым человеком и влюбилась в него. Дело клонилось к свадьбе. Беда, однако, заключалась в том, что приемная мать ее тоже влюбилась в юношу со всем пылом пятидесятилетней Федры. После множества терзаний благородная дама решила не мешать счастью молодых. Был назначен день свадьбы; после венчания молодожены и гости отправились в дом невесты, сели за стол. Пока произносили здравицы, приемная мать потихонечку выскользнула на улицу, добрела до дома на углу Невского и Караванной, вошла в подъезд, поднялась на верхний этаж и бросилась оттуда, из окна лестничной площадки, вниз, на камни мостовой. На месте ее гибели в пористом известняке и образовалось несмываемое пятно. Потом стали ходить слухи о призраке самоубийцы, виденном на исходе белых ночей на неосвещенной лестнице рокового дома. Жильцы стали разъезжаться, домохозяин терпел убытки. В конце концов решено было сломать дом и построить на его месте новый.
Рядом с местом действия этой мрачно-романтической пьесы буквально накануне начала глобальной трагедии Мировой войны был разыгран комический фарс на криминальной подкладке. В июне 19 И года в один из дорогих ювелирных магазинов на Невском вошла богато одетая молодая дама. Осмотрев украшения, она выбрала одно: бриллиантовое колье стоимостью 75 тысяч рублей.
- Ах, — обратилась она к хозяину магазина, — как мне нравится эта вещь! Но я должна показать ее мужу. — И конфиденциальным тоном: — Мой муж — профессор Бехтерев.
- Сам профессор Бехтерев! Знаменитый психиатр! — воскликнул хозяин. — В чем же дело? Мой приказчик поедет с вами, и, если ваш муж одобрит покупку, вы сразу же и расплатитесь.
Невский проспект. Фото. Начало XX
Дама положила колье в сумочку и в сопровождении приказчика отправилась на квартиру Бехтерева, что на углу Невского и Надеждинской. Профессор вел прием. Дама, извинившись перед посетителями, проскользнула в кабинет и через несколько минут вышла, поманила приказчика гантированной ручкой: супруг ждет его. Приказчик вошел. Бехтерев принял его очень любезно:
- Как же, как же, прекрасное колье... Знаю, знаю-с, семьдесят пять тысяч... А вообще, как вы себя чувствуете? Хорошо ли спите? Не страдаете ли головными болями?
Театр-комик «Патэ» на Невском проспекте. Фото. Начало XX
Лишь через четверть часа профессор и приказчик поняли, что стали жертвами мошенницы: профессору она объявила, что ее несчастный муж, ожидающий приема за дверью, страдает манией получения денег за какое-то бриллиантовое колье. Так прекрасная обманщица замкнула обоих своих «мужей» друг на друга и скрылась с добычей. Отыскать ее не удалось.
<< Назад Вперёд>>
