Другая жизнь
Государь задумался над этим вопросом надолго. Тем временем «безумца» вывезли за город — в имение Елизаветино; там содержали под стражей; лишь в декабре последовал указ государя, определивший его дальнейшую судьбу (Какое- то дежа-вю российской истории: способ изоляции — как для Петра III; сроки вынесения приговора — как в деле Берии; степень законности — одинакова и там, и там.) В указе говорилось о «болезненном состоянии» великого князя и назначалась над ним опека в лице его отца. Это — на словах. На деле — ссылка и изоляция. Правда, ссылка «либеральная»: в имение отца, в Ореанду, в Крым. И изоляция не строгая, в чем сейчас убедимся. Но — надзор. Осуществлять надзор был назначен адъютант Константина Николаевича капитан 1-го ранга князь Э. А. Ухтомский. (Любопытно: его сын князь Э. Э. Ухтомский будет главным идеологом российской внешней политики на Дальнем Востоке как раз в годы расцвета среднеазиатской деятельности Искандера, и в этом соратником-соперником Ухтомского станет Абаза, родственник той, которая... см. ниже.) Отношения с Ухтомским не сложились. Зато сложился — неожиданно — новый бурный роман.
Тут — все увлекательно и все неясно. Новая возлюбленная Николая Константиновича — красавица Александра, в замужестве Демидова, урожденная Абаза. Где они познакомились? Скорее всего еще в Петербурге: Демидова появлялась в свете, ее муж носил придворный чин камер-юнкера; значит, с Николаем Константиновичем они должны были встречаться. Брак Демидовых распался в те самые месяцы, когда решалась судьба великого князя. Что-то нешуточное произошло между супругами: молодая жена (ей был 21 год) обратилась с жалобой к самому государю; А. П. Демидов был сослан в Туркестанский край почти одновременно с высылкой Николая Константиновича в Ореанду. Александра тут же устремилась в Крым, и... уже весной великого князя по распоряжению императора переводят из Ореанды в село Смоленское Владимирской губернии, причем царь-освободитель требует от Ухтомского «строжайшего надзора за больным... и запрещения всякого случая попытки на независимость и свободу действий... коим последние похождения в Крыму служат примером».
Началась странная погоня. Александра мчится в Москву, оттуда, тайно, в Смоленское; пытается свидеться с возлюбленным; пишет государю прошение (точнее, личное письмо), содержание коего — романтические заверения в бескорыстной любви к «высокому больному» и... И в этом же письме она признается в своей беременности от великого князя. (Между прочим, как быстро они сошлись, особенно если учесть режим изоляции «безумца». Не находились ли они в связи еще в Петербурге? А как же «безумная страсть» к Фанни Лир? А была ли эта страсть такой уж безумной? Может быть, роковая американка — карта из шуваловской колоды?) Реакция государя: Демидовой воспретить встречаться с великим князем, а его самого перевести в Умань. Демидова тайно едет на Украину, поселяется в Умани и тут же, в доме по соседству с местом заточения великого князя, производит на свет сына Николая.
Самое удивительное в этой истории — невероятно бурная, злобная реакция Ухтомского. В донесении государю он ядовито называет Демидову «сестрой милосердия», клеймит ее «хитросплетенные маневры», заявляет, что «имя ее любовников — легион», что, мол, «пускай она докажет, который из них виновник в произрастании сорной травы», и, наконец, доходит до утверждения, что «права ее не отличаются нисколько от тех, которые имеют желтые билеты». Интересно, чем вызван поток таких нерыцарственных оскорблений в адрес женщины из уст князя Рюриковича?
(Об этом Эспере Ухтомском ходили нелестные слухи. А. С. Суворин в дневнике под 1 мая 1900 года, ругая на все корки своего неприятеля, князя Эспера Эсперовича Ухтомского-младшего, роняет мимоходом: «Его отец был у какого-то великого князя адъютантом и заставил его казначея уплатить сто или полтораста тысяч, сказав, что эту сумму велел великий князь уплатить. Это был самый бессовестный авантюрист». Имеет ли это позднее и неясное свидетельство о денежных передрягах в семействе великого князя Константина Николаевича какое-либо отношение к мнимому воровству Николая Константиновича? Не здесь ли кроется причина ненависти соглядатая к поднадзорному — истинного преступника к мнимому? Вопрос без ответа.)
Спасая «больного» от «сестры милосердия», государь приказывает перевести его из Умани. Но тут в судьбе великого князя наступает просвет. Возможно, это связано с тем, что еще год назад умер главный гонитель Николая, П. А. Шувалов, и его сторонники за год растеряли свое влияние. Так или иначе, Николая везут в отцовское имение Ореанду и, главное, убирают от него ненавистного Ухтомского. Новый надзиратель, старик генерал-лейтенант К. Витковский, — человек добрый и терпимый.
Проходит полгода — и новое указание: ехать на жительство в село Тыврово Подольской губернии. Чем это вызвано? Очевидно, появлением в Крыму Демидовой. 22 сентября 1876 года Витковский сообщает государю уже из Тыврова замечательные новости. Оказывается, Александра Демидова не только прибыла сюда вслед за князем, но сумела пробраться в его жилые комнаты и провела десять счастливых дней с возлюбленным в его спальне, прячась от прислуги, охраны и от него, Витковского, в платяном шкафу. Оставим последнее заявление на совести старого генерала. Логичнее будет предположить, что он знал о «медовом месяце», но счел за благо не препятствовать влюбленным по крайней мере столько времени, сколько позволяло его положение и обязанность регулярно отчитываться перед государем. В том же донесении он просит освободить его от обязанностей надзирателя.
На этом заканчивается роман Николая и Александры. Точнее, заканчивается он рождением второго ребенка — дочери Ольги — весной 1877 года. Впоследствии Демидова вышла замуж за графа П. Ф. Сумарокова-Эльстона, а детям от опального «безумца» выхлопотала права личного дворянства и фамилию Волынские.
А в судьбе великого князя происходит очередной поворот. К нему назначен новый надзиратель, граф Н. Я. Ростовцев, и решено направить его на восток, в Оренбург. Они едут, перед ними проходят пространства степей. Вот они и в Оренбурге. Здесь Николаем Константиновичем овладевает новая идея, на полстолетия опередившая время: идея постройки железной дороги, соединяющей Россию и Сибирь со Средней Азией. Он собирает материалы, он занимается научными исследованиями, он готовит экспедицию для изучения возможной трассы будущего пути. Это все плохо согласуется с образом «порочного безумца». И свидетельствует о значительной свободе, которой «высокий больной» пользуется под началом Ростовцева в Оренбурге. Свободы не было — почему-то — в одном вопросе. Ростовцеву и оренбургскому генерал-губернатору генерал-адъютанту Крыжановскому наказано следить за тем, чтобы «в. кн. избегал постоянной связи с одной и той же женщиной». То есть связи дозволяются, а любовь — нет. Странный способ «нравственного исправления».
А между тем Николай Константинович бунтует, не хочет удовлетворяться «случайными связями». В Оренбурге он познакомился с дочерью полицмейстера шестнадцатилетней Надеждой Дрейер. В начале 1878 года (перед отправлением в экспедицию) он тайно обвенчался с ней. Фамилию у него уже отняли, поэтому в церковной книге венчаний он был записан как Николай Константинович Волынский.
О браке стало, разумеется, известно Ростовцеву. Николай Константинович не собирался ничего скрывать; напротив того, он хотел жить со своей законной — перед Богом и людьми — женой. И — следует новый взрыв. Очень любопытно посмотреть, что пишут в Петербург оба ответственных за ситуацию лица, Ростовцев и Крыжановский. Крыжановский обреченно утверждает, что «нравственное исправление» великого князя «недостижимо никакими путями». (Мы уже знаем, какими такими путями пытались добиться его нравственного совершенствования.) Ростовцев, на котором ответственности больше, идет дальше. Половину вины (за что?) он сваливает на Крыжановского, мол, недосмотрел, а остальное приписывает страсти великого князя к женщинам, которая доходит, по его словам, «до крайних пределов». Действительно, за четыре года изоляции — две любовные связи! Это ли не крайний предел любострастия!
Не менее замечательна и реакция императора. По его воле Синод специальным указом расторгает брак. Николай Константинович уезжает в экспедицию, а оттуда его везут уже в Самару, дабы воспрепятствовать общению с Надеждой Дрейер. Спрашивается, почему? Зачем? Откуда вообще такое упорное стремление не допустить именно постоянных связей, ведущих к созданию семьи? Надо сказать, что эта политика проводилась неукоснительно до смерти императрицы Марии Александровны. Трудно отделаться от мысли, что тут не обошлось без ее воли. Но почему? Ясно, что цель такого запрета в одном — воспрепятствовать появлению законных наследников. Но зачем? С династической точки зрения какие-либо притязания на трон самого Николая Константиновича и его детей, казалось бы, крайне маловероятны: у Александра II и Марии были сыновья; те, в свою очередь, уже обзавелись семьями... Впрочем — посмотрим.
Так или иначе, еще два года провел Николай Константинович в своеобразном одиночном заключении, из которого был один выход — экспедиции. По результатам этих экспедиций, осуществленных в 1878 и 1879 годах в казахских степях и пустынях Туркестанского края, он пишет научные статьи и брошюры, опубликованные — в соответствии с распоряжением из Петербурга — без указания имени автора (а что указывать, если имени нет?). Их содержание — не только географические описания, но и проекты. «Пески Кара-Кумы по отношению к Среднеазиатской железной дороге» (1878), «Туркестанская железная дорога» (1882). Идее создания оросительных систем посвящена статья «Поворот Амударьи в Узбой» (1879). Кое-что из проектов царского племянника было впоследствии осуществлено им самим, кое-что реализовано Советской властью через 60-100 лет.
А он тем временем возвращается в постылую Самару. Отношения с Ростовцевым после оренбургской истории обострились до крайности. И тут — новый просвет. Весной 1880 года умирает императрица. А осенью в Самару приезжает профессор Балинский. Он послан из Петербурга, дабы разобраться в отношениях между соглядатаем и поднадзорным. Сам факт командирования доброжелательного Балинского говорит о том, что в Петербурге готовы сменить гнев на милость. Нет на свете ни императрицы Марии Александровны, ни Шувалова, а у власти — либерал М. Т. Лорис-Меликов; отношение к Константину Николаевичу и его семье — благосклонное; вспоминают старые и готовят новые реформы. Балинский едет, встречается с Николаем, пишет выгодное для него донесение в Петербург; великому князю разрешают поселиться в имении Пустынька, что возле Тосно, под Петербургом; фактически снимают надзор. Очень хорошо. Можно ожидать полного прощения и признания «излечившимся»... Ноябрь 1880 года.
1 марта 1881 года Александр Николаевич убит бомбой Гриневицкого. На престол вступает Александр Александрович — заклятый враг Николая Константиновича. Уже в апреле Николая перемещают в Павловск, где содержат под строгим арестом. Затем составляется инструкция относительно прав и условий проживания нашего героя. Инструкция утверждена лично новым императором. У Николая Константиновича окончательно и навсегда отбирают имя, титул, все права члена императорской фамилии и высылают под надзор в Ташкент. Однако — очень важное и радостное обстоятельство — разрешают обзавестись семьей (в скором времени брак с Надеждой Дрейер был официально восстановлен).
Попытаемся разобраться. Сначала — изоляция и неукоснительное пресечение всяких попыток законного продолжения рода. Затем — умирает императрица. Затем — возвращение в Петербург и почти освобождение. Затем — вступление на престол нового царя, арест, высылка подальше от столицы и разрешение вступить в брак. Что все это значит?
Очевидно, с Николаем Константиновичем до поры до времени поступают как с потенциальным претендентом на престол. Но почему? Ведь таковым он мог сделаться лишь в случае устранения от престолонаследия восьмерых человек: пятерых сыновей Александра II и троих его братьев; лишь после этого, согласно действовавшему Акту о порядке престолонаследия, наступала очередь старшего царского племянника. Вероятен ли такой поворот событий? Не так уж невероятен, если учесть одно скрытое обстоятельство. Александр II давно жил во втором, морганатическом браке с Ε. М. Долгорукой и мечтал этот брак узаконить. А для этого необходимо было расторгнуть брак с Марией Александровной. А расторгнуть его можно было, лишь признав изначально недействительным, не соответствующим Акту о престолонаследии. А тогда все дети от этого брака автоматически становились незаконнорожденными и утрачивали права на престол. (Дети от Долгорукой вообще не могли наследовать, ибо Акт лишал таковых прав детей от «неравнородных» браков.) Вот в этом случае наследником престола становился Константин Николаевич. И все династические шансы Николая Константиновича неизмеримо возрастали. Если учесть, что отец и два дяди были немолоды и подвержены болезням, возможность его вступления на престол становилась вполне реальной. (Известно: Константин симпатизировал Долгорукой и братниной связи с ней. Сам к престолу не стремился, но... напрашивается комбинация: устранение императрицы Марии и ее детей; по смерти Александра II — отречение Костантина в пользу сына; Николай становится государем, а Константин правит за его спиной.)
Так мы можем объяснить то стремление погубить Николая Константиновича, которое проявляла «партия императрицы». (Мария Александровна боялась развода, ее дети видели в Николае Константиновиче несправедливого соперника.) Император был в сложном положении, и, по-видимому, не желая зла племяннику, уступал давлению законной семьи. Но императрица умерла, император готов загладить несправедливость, допущенную по отношению к племяннику. И к тому же отпадает вопрос о престолонаследии. Великого князя можно восстановить в правах. Его возвращают в Петербург.
Затем — смерть Александра II и вступление на престол Александра III. Со стороны династической Николай Константинович уже не опасен, но как бывший, хотя и невольный, претендент-соперник — нетерпим. Его высылают, лишают права принадлежности к царствующему роду, но разрешают свободно жить как частному лицу.
Это — предположение, не более. Но оно позволяет как-то выбраться из мрака нелепых несообразностей, окутывающих дело князя-клептомана.
Летом 1881 года Н. К. Искандер (таково теперь его прозвание) и Н. А. Дрейер прибыли в Ташкент. Там они зажили семейно. Искандер активен; наступает акме его организаторской, общественной и предпринимательской деятельности. У него есть средства, его уже не беспокоят надзиратели из Петербурга. Он строит себе особняк в центре Ташкента, он организует несколько экспедиций вокруг неведомого Аральского моря и сам в них участвует. Он приступает к строительству оросительных каналов и плотин по Амударье и вокруг. Названия этих сооружений говорят о многом. Канал «Искандер», канал «Ханым» (то есть «госпожа», «царица»), «Царь-плотина»; огромный, протяженностью в 100 км канал «имени императора Николая I»... Не забыл господин Искандер о своем происхождении.
В Голодной степи он устраивает орошение, создает оазис — «имение Золотая Орда». Разводит хлопок Да, это именно господин Искандер начал массовое производство «белого золота» в Средней Азии. И в этом он — предтеча советской эпохи. Хлопок приносит ему огромные доходы; он тратит львиную долю денег на строительство новых плотин и каналов, на общественные заведения в Ташкенте (зверинец, бильярдные залы, позднее — кинематограф), на мощение ташкентских улиц, на создание вокруг Ташкента русских поселков, на возведение церквей... Он по-царски щедр и по-государственному деятелен.
Он беспокоен. Семейная жизнь, двое детей, обеспеченность, почтительное уважение и смешанный со страхом интерес со стороны ташкентского общества — все это нужно ему, но всего этого ему недостаточно. Проходит десятилетие жизни в Туркестане — и загораются в нем новые страсти. Та самая история с купленной за 100 рублей казачьей дочерью Дарьей — об этом любили посудачить ташкентские обыватели. Впрочем, «бывший» великий князь (опять он предтеча Советов; другие «бывшие» появились после 1917 года) — благороден: для Дарьи он строит дом, обеспечивает ее, добивается узаконения прав детей... Еще лет через
десять — новая страсть, роман пятидесятидвухлетнего изгнанника с пятнадцатилетней гимназисткой. Тут уж — скандал. Ее и ее семью переводят от греха подальше в Одессу, ему мучительно тяжела эта разлука... Он начинает замыкаться в себе, старость подкрадывается... Сыновья от Дрейер — Артемий и Александр Искандеры — выросли, уехали, служат в Петербурге. Два сына от Дарьи — Святослав и Николай Часовитины — как-то чужды ему. С женой — разлад. Единственный близкий человек — единственная дочь Дарья Часовитина. Впрочем, и она уехала: он сам отправил ее учиться музыке в Норвегию (ух как далеко!) и в Петербург, к знаменитому профессору Ауэру.
Николай Константинович Романов и его морганатическая супруга Надежда Александровна Дрейер-Искандер. Ташкент. Начало XX века. Фото
Грянула Мировая война. Сыновья ушли воевать, дочь приехала из далекой Европы. Он каждое утро выходил из своего особняка, безупречно одетый, несмотря на жару, — тройка, манжеты, воротничок, шляпа, — прогуливался по улицам полуазиатского города. Иногда сопровождала его двадцатилетняя дочь Дарья, Даня, как он ее называл.
Последняя радость в жизнь — революция. Род его единокровных врагов свергнут; абсолютная свобода нашла его на шестьдесят восьмом году жизни, на сорок третьем году опалы. К счастью, этим все и закончилось. В январе 1918 года, в те дни, когда в занесенном снегом Петрограде матросы охотились за депутатами Учредительного собрания и в зале заседаний Таврического дворца делегаты III Съезда Советов провозглашали вместо имени «Россия» литеры «РСФСР», Николай Искандер заболел — воспаление легких. Слег. И не встал: умер 14 января на руках любимой дочери.
Интересно все переплетается. В прежние годы я любил читать и перечитывать — ради успокоения, на сон грядущий — роман У. Коллинза «Лунный камень». Знал кусками почти наизусть. Знал, что автор перевода — прекрасного, по-моему, перевода — Мариэтта Шагинян. Не знал, что долгие годы секретарем у Мариэтты Сергеевны работала Дарья Николаевна Часовитина. Дочь великого князя, обвиненного в краже священной фамильной драгоценности и всю жизнь несшего бремя этого обвинения, переписывала и редактировала перевод романа, в центре сюжета которого — драма ложных подозрений в похищении священного фамильного алмаза. Интересно, что думала во время этой работы Дарья Николаевна о судьбе своего отца? И о своей собственной, такой фантастической (дочь казачки, правнучка императора, ученица норвежского скрипача Ауэра и немецкого антропософа Рудольфа Штайнера, приятельница безумного поэта Андрея Белого, переписчица рукописей Мариэтты Шагинян...)? Год ее смерти — 1966-й. Год знаменитого землетрясения в Ташкенте.
Первая часть коллинзовского «Лунного камня» называется «Пропажа алмаза», а вторая — «Открытие истины». В конце — «хеппи-энд». В истории похищения бриллиантов с оклада венчальной иконы Константина Николаевича и Александры Иосифовны открытие истины не состоялось. И счастливого финала — нет.
<< Назад Вперёд>>
