И двух недель не прошло после вступления на территорию Югославии, а столько уже боев провели! И все — на петляющих горных дорогах! Все — необычны, страшны, впечатляющи и непредсказуемы! Противник неожиданно появлялся спереди и сзади, а то и сбоку, из ущелий. А стратегическая горная дорога одна — с нее никуда не уйти ни немцам, ни нам. Проходила она через все населенные пункты округи, петляя между горами, то круто взбираясь вверх, то стремительно спускаясь вниз, перебрасываясь через бурные реки, нависая над головокружительными пропастями. А из глубоких ущелий в нее вливалось множество полевых дорог — по ним-то и выезжали из небольших населенных пунктов на магистраль немцы.
У немцев были специально обученные горные войска, специальная техника. Нам же приходилось на свой страх и риск, в ходе боев, опытным путем осваивать новую для нас тактику. При этом мы не только противостояли наскокам. фашистов, но и с помощью партизан сами мобильными отрядами появлялись там, где противник не ждал нас. Пехотинцы по-суворовски взбирались по горам — хоть к черту на рога! А вот нам, артиллеристам, с тяжелыми длинноствольными пушками приходилось туго. Но все равно мы одерживали верх и упорно продвигались вперед.
Когда мы с майором Абаньшиным, командиром 431-го полка, овладели селом Луково за горой Ртань и он направился в Парачин, комдив Миляев передал мой дивизион в поддержку 439-му полку майора Литвиненко. Теперь труднее стало воевать в направлении на Крушевац и мой дивизион перенацелили на этот город.
Утром 12 октября 439-й стрелковый полк при поддержке моего дивизиона занял село Илино и пошел вдогонку за немцами на села Николац и Соко-Баня. Мне же требовалась остановка.
Замедляли наше продвижение не только горные дороги, но и вынужденные, незапланированные остановки. Оказалось, при движении по каменистой почве непривычные к горным условиям кони сбивают копыта — подковы коней срезаются как бритвой. А чтобы перековать полторы сотни лошадей моего дивизиона, требуется целый день. Опять у нас претензии к Генштабу: почему заранее не предупредили войска об особенностях продвижения в горах?
Вот и сейчас нужно срочно перековать всех лошадей, поэтому выступить вслед за пехотой пушечные батареи смогут только ночью. Наладив работы, сам я после обеда направился на машинах с гаубичной батареей в Соко-Баню, к стрелковому полку. Но, как только въехал в село Николац, узнал, что воинская часть противника по полевой дороге вышла на магистраль между мною и стрел ковым полком. Послал разведчиков назад, они возвратились с печальной вестью: другая немецкая часть вышла к нам в тыл и отрезала нас от пушечных батарей. Мы оказались в окружении. С четырьмя гаубицами и без пехоты.
Наступила ночь. Я поставил по две гаубицы на въезде и выезде из села и связался со старостой села, по-сербски — кметом, попросил найти полсотни партизан, чтобы они в качестве пехоты прикрыли от немцев наши гаубицы.
Через полчаса переддомом, где я остановился, уже стояли в две шеренги шестьдесят вооруженных местных крестьян, у каждого — старинная винтовка и по одному-два патрона к ней. Большинство босиком, одежонка весьма легкая. Но дух боевой. Они уже знали о моих орудиях, поэтому считали, что им теперь не страшны никакие немецкие танки. На мое приветствие дружно гаркнули:
— Смрт фашизму, слабода народу!
Разделил я их на две группы и каждую в качестве пехоты положил перед орудиями на въезде и выезде из села, приказав окопаться. Получилось какое-никакое, а все-таки прикрытие для гаубиц.
Ночью хлынул холодный дождь. Вода потекла ручьями. Беспокоясь за свою оборону — не разбежались бы «партизаны» по хатам греться, пригласил к себе кмета, и пошли с ним проверять позиции. Я был приятно удивлен и обрадован: все до единого ополченца-крестьянина лежали под проливным дождем в своих окопчиках и никто не спал, все начеку. Бодрствовали и мои орудийные расчеты. К нашему счастью, немцы ни с запада, ни с востока напасть на нас не осмелились.
На рассвете разведчики доложили, что дорога с тыла свободна: немцы бросили технику и ушли с магистрали в горы. Но почему тогда ко мне не едут наши конные батареи? Сажусь в грузовую машину и еду в тыл, в Илино, где перековывали лошадей мои батарейцы. Солнце уже встало, дождь прекратился, было тихо и тепло. При подъезде к селу увидел на дороге следы ночного боя: множество в беспорядке брошенных немецких машин, орудий, повозок, некоторые перевернуты, другие разворочены снарядами. Тут же валялись трупы убитых фашистов и коней. И среди всего этого солдаты моего дивизиона по-хозяйски обследовали брошенное немцами имущество: военное снаряжение, продовольствие, домашний скарб, награбленный немцами у местных жителей.
Командиры батарей доложили мне, что произошло. Как только ночью, перековав коней, они выехали из села, хлынул сильный дождь. В трех шагах ничего не было видно. Разведчики на конях уехали по дороге вперед. Вдруг слева в их колонну врезаются какие-то упряжки. В кромешной темноте немецкие кони уткнулись мордами в постромки и животы наших лошадей. Наши и немецкие ездовые, сидевшие верхом на лошадях, с возмущением, на чем свет стоит стали ругать друг друга: куда же вы прете! Потом вдруг те и другие поняли, что ругаются на разных языках. Наши орудийные расчеты, как я постоянно учил их, не растерялись. Быстро сняли пушки с передков, развернули их и, не раздвигая станин, прямо с походного положения сделали несколько быстрых выстрелов в темноту. Эти скорые выстрелы в никуда и решили исход встречного боя. Немцы, ошеломленные близкими выстрелами пушек и разрывами снарядов, побросали машины, орудия, лошадей и кинулись бежать. Наши же расчеты, приведя орудия к бою, продолжили в сумасшедшем темпе обстрел невидимого противника. Когда стрельбу прекратили, было уже тихо — никаких признаков присутствия немцев. Кого поубивали, какие разбежались. Слышалось только тревожно-жалобное ржание брошенных немцами лошадей.
<< Назад Вперёд>>
