Такова и была в описываемый момент установка дипломатии графа Ито: нажимая на русское правительство по маньчжурскому вопросу, заставить русскую дипломатию пойти на решительные уступки в Корее. Ито на то и слыл в Японии за сторонника соглашения с Россией, за «руссофила». Но одной Кореи уже было мало для воинствующих империалистов, группировавшихся вокруг маршала Ямагаты и штаба, ставивших себе «прямою целью» военный разгром царизма и решение сразу обеих задач. Разоблачение лживости утверждений Ламсдорфа о недостоверности разглашенного (в марте 1901 г.) текста проекта маньчжурского соглашения сыграло не последнюю роль в агитации против Ито, и еще до его ухода (в июне 1901), пока Россия не заявила открыто о своем отказе от заключения сепаратного соглашения с Китаем, можно было в любой момент ждать такой вспышки, «общественного мнения», которая заставила бы японское правительство открыть военные действия против России. А единственный «объективный» аргумент Ито — о невозможности «ввиду крайне неблагоприятного настроения как внутреннего, так и внешнего рынков», достать заем в 60000000 иен для завершения всей «послевоенной программы» — парировался в токийских дискуссиях ссылками на готовность Англии «оказать денежную поддержку для борьбы с Россией» и на то, что «весь японский народ, как один человек, будет готов пожертвовать всем своим достоянием». И в июне кабинет Ито пал, чтобы уступить свое место кабинету ген. Кацуры (ставленника Ямагаты), «джингоистские тенденции» которого «стяжали себе признание, больше чем когда-либо... во время русско-японской войны».185
Это не означало еще немедленного перехода к войне. Это означало торжество в Токио маньчжурско-корейской программы и решительную ориентировку всей дипломатической и политической работы на реализацию ее в наиболее удобный момент. «Экспансионистская политика России уже несколько лет как упирается в такую же политику Японии и этот антагонизм усиливается с каждым днем» — писал в дни падения Ито французский представитель в Пекине. «Политика Японии в настоящем кризисе была совершенно ясна. Охаживая Китай, после того как продемонстрировала ему свою силу, предлагая ему дружественную поддержку оружием против России, по случаю маньчжурской конвенции, идя в ногу с Англией и США в развитии международной торговли, Япония, с другой стороны, с замечательной ловкостью и методичностью продолжает свои подрывные работы (travaux d'approche) вокруг китайского правительства и китайских административных властей, наводняя страну гражданскими и военными шпионами и неустанно подготовляя реализацию своей мечты о союзе двух желтых рас против иностранцев». Француз видел, что Англия «в этот момент старается подталкивать Японию против России и в этом одна из опасностей настоящей ситуации»; эта «опасность тем более велика, что японское общественное мнение крайне возбуждено. Оно прекрасно чувствует всю силу своих вооружений, но оно знает также, что через несколько лет, с ухудшением финансового положения страны, Япония будет менее способна успешно вести войну с противником, военное снаряжение которого совершенствуется день ото дня и в пользу которого работает время».186
Когда Чинда,187 еще при Ито, 12/25 марта 1901 г. своим «дружеским представлением» заставил Ламсдорфа отступиться от сепаратного соглашения с Китаем о Маньчжурия, — не все еще созрело, чтобы Япония готова была открыть войну теперь же. Полностью не была еще выполнена программа вооружений; не закончена была и международно-политическая подготовка войны. Но свое «представление» правительство Ито решилось сделать потому, что оно не ожидало неустранимых политических препятствий на этом пути и действительно «подталкивалось» на войну, — не говоря уже о собственных джингоистах, — не только из Лондона, но и из Берлина.
Уже из тех отрывочных публикаций, какие имеем до сих пор, известно, что по меньшей мере с января 1901 г. Лондон был центром взаимных зондирований и неофициальных бесед между английской, японской и германской сторонами на тему о том, при каких условиях Япония пошла бы на выступление против России из-за Маньчжурии. Германия готова была обещать «строгий нейтралитет», Англия не отказывалась обсудить вопрос о помощи флотом, Япония решительно заявляла (устами своего посла в Англии Гаяси), что не остановится перед войной, без посторонней помощи, из-за Кореи, но в маньчжурском случае ее тревожил вопрос о позиции, какую займет Франция как союзница России.
Тем временем день подписания русско-китайского сепаратного соглашения приближался, и перед Лондоном вопрос становился совсем на практическую почву. Решительный дипломатический шаг к тому сделан был из Берлина 21 февраля/6 марта 1901 г., когда заместитель германского министра иностранных дел заявил японскому послу, что Германия «совершенно не одобряет образа действий России в Маньчжурии» и «будет соблюдать благожелательный нейтралитет в случае, если дело дойдет до кризиса», что «эта позиция Германии будет сдерживать французский флот, между тем, как, вероятно, Англия поддержит Японию».188 При этом немец выразил уверенность, что Россия и не доведет дела «до крайности». Для Лондона и Токио в заявлении этом была неясность: берется ли Берлин формально заявить и Парижу о своем «благожелательном нейтралитете»? Но на вопрос, в упор поставленный Лэнсдоуном Гацфельду в Лондоне, согласится ли Германия, в случае русско-японской войны, сделать совместно с Англией заявление в Париже, что они обе сохранят нейтралитет, чтобы локализировать войну, но что, в случае вмешательства третьей державы, они обе совместно «подвергнут эту свою позицию пересмотру», — Лэнсдоун получил уклончивый ответ. Германия провоцировала, но открыто ангажироваться в дело против России не хотела.
Это не остановило, конечно, Лэнсдоуна, и на другой день, 23 февраля/8 марта, он запросил совета своих парижского и берлинского послов: 1) думает ли Монсон (в Париже), что Франция «обязана» стать на сторону России в случае войны или что и без этого обязательства она на это «рискнет», и 2) что, по мнению Лэсцельса (в Берлине), Германия ответит на предложение — совместно с Англией «не позволить Франции помочь России»? Какие ответы были получены в Лондоне, мы не знаем, но судя по дальнейшему, ответ из Парижа едва ли был благоприятен и ясен. Между тем уже на другой день, 24 февраля/9 марта 1901 г., Гаяси передал Лэнсдоуну официальный запрос из Токио по поводу берлинского заявления (от 6 числа): 1) посоветовался ли Берлин с Лондоном до своего выступления, 2) думает ли Лэнсдоун, что это выступление «добросовестно» (bona fide) и заключает в себе «окончательное решение» Германии, и 3) «как далеко может полагаться Япония на поддержку британского правительства в случае, если Япония найдет необходимым выступить против России (to approach Russia)».189
О чем тут шла речь: о дипломатической ли поддержке дипломатического «выступления» (approach) или о военной поддержке военного «выступления»? Разъяснение было дано тотчас же японским послом, страстным сторонником и позднее творцом английского союза, Гаяси: «выступление» означало тут «сопротивление» (resist); а «сопротивление», заключили в Лондоне, значит «война» (fighting). Гаяси уточнил так, что в Лондоне не могли не понять, что Япония напрашивается в союз.
В этом аспекте и рассмотрен был вопрос в Лондоне прежде, чем отвечать и действовать дальше. «Если, — рассуждали там, — Япония не будет уверена, что ни Германия, ни Франция не станут активно на сторону России, она не будет воевать с Россией из-за Маньчжурского соглашения... Если Германия и Англия, в ответ на запрос Японии, посоветуют избежать войны и скажут, что, если она, к сожалению, разразится между Японией и Россией, то целью Англии и Германии будет елико возможно ограничить ее театр, и, следовательно, они останутся нейтральными, пока ни одна; третья держава не примет в ней участие, — тогда такое заверение может быть достаточным, чтобы убедить Японию, что Франции не будет позволено присоединиться к России и что Япония может воевать с Россией один на один. Япония чувствует или, вернее, в Японии распространено чувство, что русская опасность надвигается быстро и что в недалеком будущем Россия рискнет на включение Кореи в свою сферу. Поэтому, если Япония должна воевать из-за Кореи, ей лучше воевать из-за Маньчжурского соглашения, пока не готова русская железная дорога.190 Если Франции будет позволено стать на сторону России и они разгромят Японию, результатом может оказаться возобновление тройственного русско-франко-германского соглашения. Эти три державы станут господами в Китае, и мы будем затерты (should go to the wall). Если Россия одна или вместе с Францией победит Японию и мы пойдем спасать ее, чтобы предотвратить уничтожение Японии, мы стяжаем вечную вражду России и Франции, и побежденная и, вероятно, неблагодарная Япония не очень-то пригодится нам, как орудие против русской экспансии (Russian encroachments). Говорят, что, если Япония победит Россию, это будет серьезной опасностью для европейских интересов на Дальнем Востоке. Невероятно, чтобы великая военная и морская держава, с безграничными естественными ресурсами и бесчисленным населением, как Россия, была побеждена навсегда. Она реорганизуется для дальнейшей пробы сил, но эта проба сил может быть надолго отсрочена, если разрешить Японии взять Ляодунский полуостров как приз войны. В руках Японии он будет гарантией того, что между Россией и Японией не произойдет примирения. Это было бы выгодно Англии и Европе. Желтая опасность сдерживалась бы Россией, а русская опасность Японией». Отсюда в Лондоне сделан был вывод, что «если мы ничем не поощрим (encourage) Японию рассматривать нас как друга и возможного союзника против России и Франции, мы можем толкнуть ее на политику отчаяния, которая приведет ее к известного рода соглашению с Россией», а «наши интересы очень пострадают, если она пойдет на это».191
Практически в данный момент это означало — не зондируя Парижа, обратиться в Берлин, чтобы с Берлином вдвоем не только поставить под угрозу французский флот на Дальнем Востоке, но и сдержать Францию на ее европейской границе. И 4/17 марта 1901 г. Лэнсдоун повторил свой, — ранее заданный Гацфельду, — вопрос Экардштейну, весьма деятельному и решительному стороннику англо-японского союза, (советнику германского посольства в Лондоне), а на другой день (5/18 марта) предложил взамен этой услуги «оборонительное соглашение между Германией и Англией». Это громоздкое предложение, требовавшее много времени для переговоров, тотчас же было в Берлине утоплено в еще более громоздкой комбинации — присоединения Англии к тройственному союзу с тем, что к нему же примкнет и Япония. А так как перед тем (1/14 марта) Бюлов в рейхстаге, заметая следы своих лондонских и токийских интриг, сделал заявление, что обязательство Германии, вытекающее из англо-германского соглашения поддерживать «неприкосновенность» Китая, «на Маньчжурию не распространяется», — то Японии пришлось «выступить» 12/25 марта в Петербурге, как остается предполагать, без задуманной в Лондоне подготовки почвы в Париже заявлением об условном и временном характере нейтралитета обеих европейских держав: еще 9/22 марта английскому послу в Токио было заявлено, что у японского правительства нет надежды, чтобы Китай внял японским советам не подписывать с русскими соглашения («из страха перед Россией»), что оно «не доверяет Германии», которой просто хочется «вовлечь Японию в войну с Россией», и что «без помощи Япония не имеет намерения итти на войну из-за маньчжурского вопроса». Английская же поддержка свелась к давлению на Пекин, который «по совету лорда Лэнсдоуна» 11/24 марта и отказался подписать маньчжурское соглашение. Тем временем в Токио были приняты все меры, чтобы у Извольского не было «никаких положительных указаний на планы и решения японского правительства», и в частности Като, министр иностранных дел, систематически: уклонялся от всякого обсуждения с Извольским текущих событий до самого 12/25 марта, держа, таким образом, Ламсдорфа в уверенности, что от Японии можно ждать и открытия военных действий.192
Что из всего описанного эпизода не вышло войны — привело в великое негодование Вильгельма II. Чинда, ведь, протестовал только против того, что Россия заключает какое-то соглашение о Маньчжурии в тайне от других держав, имеющих там «интересы», и ни словом не заикнулся об эвакуации Маньчжурии — когда только и стал бы вопрос об угрозе применения силы. А дипломатически «блестяще» составленная Ламсдорфом русская декларация 24 марта/б апреля, по сути дела, сводилась к тому, что Россия де хотела своим соглашением ускорить эвакуацию, а если оно встречает возражение, она готова не торопиться и «спокойно ждать дальнейшего хода событий». 11 апреля 1901 г. в Берлине Вильгельм накинулся на английского посла с упреками, что Англия «не пользуется благоприятными обстоятельствами», чтобы предотвратить падение своего престижа на Дальнем Востоке. Она де «рассердила японцев, которые теперь чувствуют, что не могут рассчитывать на поддержку Англии против России. Разве вероятно, чтобы такой благоприятный случай для сопротивления русской экспансии представился вновь? Сейчас японские силы на Дальнем Востоке превосходят силы России, но последние будут постоянно возрастать и через 3 года Россия будет сильнее Японии. Тогда было бы уже поздно». И много другого было сказано в том смысле, что Россия забивает Англию на всех фронтах. Лэсцельс так и понял эту выходку Вильгельма, как знак раздражения, что Англия «не пошла на войну с Россией». Хотя в берлинском министерстве (где привыкли выкручиваться из неловких положений, постоянно создаваемых словесной разнузданностью кайзера) и отрицали, что у того «была какая-либо мысль о войне между Англией и Россией», однако же разъяснили, что «вероятно, он думал, что более сильная поддержка Японии английским правительством повела бы к более удовлетворительным результатам». На вопрос же Лэсцельса, «в самом ли деле его собеседник думает, что Россия эвакуировала бы Маньчжурию, не будучи вынуждена к тому силою», тот пожал плечами и заметил, что Япония «обладает в Китае большей силой, чем Россия».193 Оказывалось, что за выходкой кайзера стояла дипломатия самого рейхсканцлера.
Итак, пока Англии не удалось по-настоящему «поддержать» Японию в ее агрессивной политике. Но план будущей русско-японской войны из-за Маньчжурии (из-за Кореи и «мирный» Ито готов был бы воевать без всякой оглядки и помощи хоть сейчас) в Лондоне был сформулирован точно. Правительству генерала Кацуры, сменившему Ито, путь к англо-японскому союзу был значительно облегчен дипломатией его предшественника. А удаление его от дел облегчало и Лондону приступить к осуществлению своего плана в переговорах с безоговорочно «руссофобским» ставленником Ямагаты,194 без Маньчжурии и не мыслившим себе дальнейшее развитие японского империализма. Дав время уйти Ито, Сольсбери заговорил с Гаяси (2 июля 1901 г.) о союзе уже не впятером и не втроем, а вдвоем. Он окончательно уяснил себе, что Германия неверный попутчик ни в дальневосточных комбинациях против России, ни в мароккских делах, в которых сейчас она не обнаруживала желания итти против Франции.195
185 Кр. архив, т. 63, стр. 7 сл., в частности, 27 (донесения Извольского из Токио в 1901 г.) — Iwasaki. The working forces in Japanese Politics, стр. 60. — Ср.: Documents diplomatiques francais, 2-е série, I, № 133 и 202 (донесения из Токио от 10 марта и 21 апреля 1901 г., выдвигающие роль Англии в поддержке японских «джингоистов»).
186 Там же, I, № 310 (депеша из Пекина от 1 августа 1901 г.)
187 Японский посланник в Петербурге.
188 Разрядка моя, — Е. Р.
189 Die Grosse Politik, T. 16, №№ 4008, 4812, 4813, 4817, 4826, 4821, 4820, 4829. — British documents on the origins of the War, II, №№ 49, 50, 51.
190 Разрядка моя, — Б. Р.
191 British documents, II, № 54, меморандум Фр. Берти 11 марта 1901 г.
192 О. Franke. Die Grossmächte in Ost-Asien, 172–179. — Kp. архик. т. 63, стр. 18, прим. 2-е. — British documents, II, № 61, телеграмма Макдональда из Токио от 22 III 1901 — Английская синяя книга. Маньчжурия и Корея. Изд. Особ. комитета Дальнего Востока. СПб., 1904, стр. 29, № 35. — Кр. архив, т. 63, стр. 20 (донесение Извольского из Токио от 12 марта ст. ст. 1901 г.). Извольский «думал, что война неминуема» и. готовился к отъезду; см. Documents diplomatiques francais, I, № 202 (депеша Дюбайля из Токио 21 апреля 1901 г.) — Ламсдорф, официально отклонив протест Чинды, тогда же заявил о готовности дать любые разъяснения Японии по поводу соглашения, когда оно будет действительно заключено, и запрашивал затем мнение Токио о своем ответе (Кр. архив, т. 63, стр. 22–23. — British documents, II, № 71).
193 Английская синяя книга. Маньчжурия и Корея. Изд. Особ. комитета Дальнего Востока, стр. 28 и 31 сл., № 34 и прилож. к № 37. — British documents, II, № 72 (депеша Лэсцельса из Берлина 11 апреля 1901 г.) и № 74 (то же от 12 апреля).
194 Генералом Кацура.
195 О. Franke. Die Grossmächte in Ost-Asien, 184 сл. — British documents, II, № 104, стр. 92–94.
<< Назад
Вперёд>>
