В ноябре 1904 г. Ленин так определял положение, в каком находился царизм: «Политическое возбуждение в самых различных слоях народа, составляющее необходимое условие возможности восстания и залог его успеха, залог поддержки почина пролетариата, все ширится, растет и обостряется. Было бы очень неразумно поэтому, если бы теперь опять кто-нибудь вздумал кричать о немедленном штурме... Весь ход событий ручается за то, что царское правительство запутается в ближайшем будущем еще сильнее, озлобление против него станет еще более грозным. Правительство запутается неминуемо и в начатой им игре с земским конституционализмом... Правительство запутается неминуемо и в той позорной и преступной маньчжурской авантюре, которая несет с собой политический кризис и в случае решительного военного поражения, и в случае затягивания безнадежной для России войны».578
Судьба революции в России «всего более» связывалась теперь у Ленина с «ходом войны с Японией», которая «толкает на восстание исстрадавшиеся народные массы, от которых эта преступная и позорная война требует таких бесконечных жертв». Перед самым падением Порт-Артура, может быть даже и в день его сдачи, Ленин подытожил военное положение царизма («Вперед», № 1, 22 декабря ст. ст.) в следующих словах: «самодержавная Россия разбита уже конституционной Японией, и всякая оттяжка только усилит и обострит поражение. Лучшая часть русского флота уже истреблена, положение Порт-Артура безнадежно, идущая к нему на помощь эскадра не имеет ни малейших шансов не то что на успех, но даже на то, чтобы дойти до места назначения, главная армия с Куропаткиным во главе потеряла более 200000 человек, обессилена и стоит беспомощно перед неприятелем, который неминуемо раздавит ее после взятия Порт-Артура. Военный крах неизбежен, а вместе с ним неизбежно и удесятерение недовольства, брожения и возмущения».579
Генерал Стессель предательски сдал японцам Порт-Артур и подписал акт капитуляции 20 декабря 1905 г. (ст. ст.). Из гарнизона и моряков (57 тыс. чел.) осталось к этому моменту ок. 30000 человек, из них здоровых не более 14 тыс. чел. Японцы уложили под Порт-Артуром за 8 месяцев свыше 100 000 чел. Осадная армия Ноги с 60 тыс. человек доведена была теперь до 100 тыс. В течение декабря японская тяжелая осадная артиллерия новейшего образца (11-дюймовые мортиры) громила теперь бетонные форты, которые один за другим выходили из строя. До войны Куропаткин в планах принимал срок сопротивляемости крепости в 18 месяцев, при полной ее готовности и при сохранении боеспособности флота. Достойно удивления, что при незаконченности крепости на 50% к началу войны, при полной морской блокаде в течение последних 5 месяцев (из 8), при типичном для самодержавия хаосе в организации управления (Стессель — Смирнов, один начальник укрепленного района, другой комендант крепости), при отсутствии в крепости единой власти, объединявшей флот и сухопутные войска, и при громадном численном, организационном и техническом превосходстве противника, при наличии разветвленной шпионской сети, — крепость геройски оборонялась, принимая на себя не менее половины людских и технических средств противника и обеспечивая этим русскому командованию возможность накопления сил и средств на маньчжурском фронте.
После сдачи Порт-Артура армия Ноги со всей своей артиллерией освобождалась для присоединения к остальным армиям Оямы. Эскадре Рождественского теперь оставалось только «позорно вернуться вспять» (писал Ленин после сдачи Порт-Артура i января 1905 г. «Вперед», № 2).580
Отмечал, что царизм все же решил продолжать войну, Ленин выдвигал теперь со всей ясностью «великую революционную роль» войны и громил меньшевистскую «Искру» за то, что «она наговорила сначала немало фраз о мире во что бы то ни стало» и за то, что «кончила теперь пошлыми рассуждениями о том, как неуместно «спекулировать» (!!?) на, победу японской буржуазии, и о том, что война есть бедствие «независимо от того», кончится ли она победой или поражением самодержавия». Ленин разъяснял народу, что «дело русской свободы и борьбы русского (и всемирного) пролетариата за социализм очень сильно зависит от военных поражений самодержавия», потому что это дело «много выиграло от военного краха, внушающего страх всем европейским хранителям порядка». «Борясь против всякой войны и всякой буржуазии, мы строго должны отличать в своей агитации прогрессивную буржуазию от крепостнического самодержавия, мы всегда должны отмечать великую революционную роль исторической войны, невольным участником которой является русский рабочий». «Русский народ выиграл от поражения самодержавия. Капитуляция Порт-Артура есть пролог капитуляции царизма. Война далеко еще не кончена, но всякий шаг в ее продолжении расширяет необъятное брожение и возмущение в русском народе, приближает момент новой великой войны, войны народа против самодержавия, войны пролетариата за свободу». Ленин прибавлял новый аргумент в защиту тактики большевиков: «недаром так тревожится самая спокойная и трезвенная европейская буржуазия, которая всей душой сочувствовала бы либеральным уступкам русского самодержавия, но которая пуще огня боится русской революции, как пролога революции европейской».581
И вот, не успело еще отзвучать падение Порт-Артура, как европейская буржуазия оказалась лицом к лицу с «началом революции в России», и «великий урок гражданской войны», данный самодержавию петербургскими рабочими 9 января 1905 г., явился таким ударом по царизму, которого не выдержала связавшая себя с ним французская буржуазия.
* * *
Не успело еще самодержавие докончить свое кровавое дело на улицах Петербурга в воскресенье 9 января, как в 4 часа пополудни один крупнейший русский банковский делец телеграфировал из Парижа Коковцову, что «уже 4 дня, как многие, подписавшиеся условно на ближайший русский заем, аннулируют свою подписку и этим серьезно обескураживают управляющих всех кредитных учреждений».582 Первые же сведения о начале январского движения в Петербурге опрокинули царский кредит на парижской бирже.
Падение Порт-Артура, сплетаясь с январскими событиями 1905 г., пошедшими одно за другим сплошной лентой по столбцам европейской печати, подорвало устойчивость международного положения царизма. В частности во Франции недоверие к кредитоспособности самодержавия, вспыхнувшее стихийно и неожиданно для банковских воротил, к середине февраля приняло всеобщий характер и грозило перейти в панику, которая, только начнись, «смела бы русский союз», как выразился главный биржевой маклер в Париже. Он же и указал царскому правительству последнее средство предотвратить этот крах — установить ежемесячный взнос для «ублажения» парижских газет. Целый год затем царское правительство платило французской прессе эту дань по 235 тыс. фр. в месяц. Благодаря подкупу удалось несколько смягчить тон газетных статей и сообщений, хотя и далеко не в той мере, как хотелось бы в Петербурге.583
Продолжение войны в таких условиях, когда против царского правительства (в конце января) выступила часть настоящих акул своей же крупнейшей буржуазии (выступления заводчиков и фабрикантов с конституционными требованиями), становилось поистине никому не нужным делом.584 Взять Порт-Артур с суши, не имея флота, было неразрешимой задачей, даже если бы удалось достигнуть решительных успехов против стянутых к Мукдену 5 японских армий. Кроме того, все острее становился и финансовый вопрос. Коковцов надеялся на французов, у которых он именно в середине февраля рассчитывал взять 300 млн руб. в дополнение к тем 230 млн., которые должны были поступать от немцев небольшими порционами в течение всего 1905 года, а самые бумаги немцы тем временем успевали все равно спускать все в тот же Париж.585
Вопрос этот решался в Петербурге с прибывшими туда банкирами в те самые дни, когда под Мукденом уже начались бои, окончившиеся поражением русских сухопутных сил. На этот раз во главе русских армий (Линевича, Гриппенберта и Каульбарса) находился «сам» Куропаткин, и никакие Алексеевы были тут не причем (Алексеев был отозван сразу после Шахэ, 12 октября). Три месяца, с самого октября, Куропаткин вел подготовку наступления на японцев на 150-верстном фронте южнее Мукдена. Ему удалось на этот раз собрать силу, в 330000 чел. (номинально даже больше) при 1250 орудиях и всего 56 пулеметах и оказаться численно даже несколько сильнее японцев, которые имели преимущество только в пулеметах (200 шт.). Но ни организация, ни командование этими силами не выдержали испытания, поставленного высокой боевой подготовкой и стальным упорством противной стороны.586
Через 10 дней после сдачи Артура Куропаткин поставил вопрос о наступлении на совещании командующих и, хотя Гриппенберг считал кампанию «проигранною» и предлагал отступить к Харбину и Владивостоку, именно ему было назначено первому атаковать левый фланг японцев. Атака на деревню Сандепу (12–14 января), относительно которой не было как следует разведано, «что это за Сандепу», кончилась ничем (кроме больших потерь и скандала с самовольным отъездом Гриппенберга в Петербург), и наступление было отложено.587
Но пока шла ликвидация последствий этого эпизода и обсуждения (довольно бесплодные) дальнейших планов, японцы перешли в наступление (6 февраля ст. ст.). Не выпуская инициативы из своих рук, широко применяя повторные атаки, они начали наступление на левый фланг русских (против Линевича), тогда как на самом деле готовили обход правого фланга русских и прорыв центра. Они совершенно сбивали с толку русское командование. Маршал Ояма на 10-й день боя вывел свежую армию Ноги в глубокий обход правого фланга мукденских позиций русских, а потом 24 февраля прорвал русский фронт на стыке 3-й и 1-й армий.588
Куропаткин потом сам сознавался, что его приказ об отступлении всех армий за Мукден к Телину (24 февраля) «опоздал на целью сутки.
Потери русских исчислялись в цифре ок. 90000 чел., не говоря уже о брошенных орудиях, снаряжении, продовольствии, штабном имуществе и т. п. Хаос был такой, что в высших офицерских кругах на месте было впечатление, что «28 февраля будет мир» (запись в дневнике Линевича). Военно-исторический анализ мукденских боев привел историков к выводу, что «Седан», который рассчитывал Ояма создать русской армии ее окружением, не удался; русская армия осталась цела и скоро начала закрепляться на сыпингайских позициях, непрерывно пополняясь людьми и предметами боевого снаряжения. Но в первые дни после боя мукденское поражение всюду было воспринято, как решительная катастрофа. Лондонский «Таймс», например, даже предвкушал, что японцы будут преследовать русских и дальше, и тогда «громадную катастрофу», «напоминающую Седан», «быть может придется сравнивать с отступлением из Москвы».589
Тем временем, приехавшие в Петербург представители парижских банков, запрашивая свои правления после каждого нового известия с театра военных действий, медленно вели переговоры о займе с министром финансов. Контракт займа был, наконец, составлен и рассмотрен 27 февраля, 28 февраля банкиры вечером отобедали у Коковцова, и на другой день, 1 марта, должны были явиться утром подписать текст контракта. Однако банкиры в назначенный час не явились, а письменно уведомили, что в ночь с 28 на 1-е ими получен приказ не подписывать контракта и вернуться в Париж. Приказ этот последовал по распоряжению французского правительства и мог значить только одно: царю указывали на мир, как непременное условие финансовой поддержки в борьбе с революцией, и указывали в форме, к которой придраться было никак нельзя.590 Зато теперь бурная агитация поднялась во французской буржуазной прессе. Одни обращались непосредственно к царскому правительству («Эко де Пари», 1 же марта ст. ст.: «самые верные, самые искренние, самые незаинтересованные друзья требуют от Вас открытия переговоров»), другие нажимали на свое. Радикальный «Сьэкль», например, писал 1 марта: «положение теперь таково, что нашему правительству больше недозволительно колебаться в выборе между желанием щадить чувствительность нашей союзницы и его обязанностью охранять интересы Франции». Еще резче писал Клемансо в своей «Авроре» (3 марта ст. ст.): «Если Николай II... погрузился в такой столбняк, что не в силах притти ни к какому решению... если он не в состоянии уразуметь тех мер благоразумия, которые диктуются положением вещей как внутри, так и извне империи, то кто же, как не Франция должна заставить его услышать слово рассудка?»591 Отмечая, что «теперь французская пресса, более здраво оценивая положение, убеждает русское правительство не упорствовать в вопросе о войне», «Юманитэ» тоже высказывалось за то. что Делькассэ должен «оказать в Петербурге давление в пользу мира».592
В том же смысле писало и русское «Освобождение» (5 марта): «в настоящий момент вне программы и над программой всякой прогрессивной партии в России должно стоять требование немедленного прекращения войны... существующее в данный момент в России правительство должно — при посредничестве Франции — начать переговоры о мире с японским правительством». А 11 марта и в Москве на частном совещании королей нефтяной промышленности с Нобелем во главе было решено «кончать войну во что бы то ни стало».
Это был целый буржуазный блок. Английский «Таймс», не связанный рамками союзнической деликатности, гораздо резче указывал, что «в мире нуждается Россия, а не Япония, и следовательно Россия, а не Япония, должна просить о нем»; в отличие от англичан Т. Рузвельт, наоборот, «подчеркивал теперь японскому послу, что было бы в интересах Японии предложить теперь России мир, ибо через это Япония перед всем светом оправдала бы себя, если бы Россия отклонила предложение». Не ограничиваясь этим, Рузвельт говорил французскому послу, что «немедленное заключение мира ему в высшей степени желательно».593
Подводя итог всему описанному мартовскому эпизоду, Ленин и вскрыл его смысл в статье «Европейский капитал и самодержавие»: «с одной стороны, капитал уже не верит самодержавию; с другой стороны, боясь революции, капитал хочет оказать давление на самодержавие в целях заключения мира с Японией и мира с либеральной русской буржуазией». Это было «спекуляцией международной буржуазии на избавление России от революции и царизма от полного краха», и речь тут шла о мире «в антиреволюционных и противопролетарских интересах».594
* * *
А Николай упорно стоял на своем — продолжать войну. Теперь — не просто после мукденского отступления, а именно после описанного грубого поворота с делом о французском займе, — на сцену выступил Коковцов, заговоривший с царем о невозможности продолжать войну. Коковцов доказывал ему (13 марта), что 13 месяцев войны уже стоили 1 млрд руб., что дальнейшее ведение ее потребует «столь же огромных расходов», что «все те суммы, которые были приготовлены на ведение войны», «полностью уже израсходованы», что никакие кредитные операции внутри страны невозможны «без совершенного расстройства всей нашей денежной системы» и, наконец, что «достать необходимые средства помощью внешних займов или вовсе невозможно или сопряжено с трудностями, граничащими с невозможностью» (13 марта).595 И все бесплодно. Николай не поддавался: 3 февраля 1905 г. он отправил в подкрепление Рождественскому 3-ю эскадру Небогатова, составленную из нескольких допотопных тихоходов, и, повидимому, не терял веры в успех этого своего морского предприятия.
В своем упорстве Николай нашел поддержку в Берлине, где на первых порах впечатление от мукденской катастрофы было настолько сильное, что Вильгельм совсем было потерял голову. Он счел «уничтожение» русской армии настолько вероятным в близком будущем, что готов был авансировать японцев обещанием не противиться овладению ими Порт-Артура и даже поздравлением микадо с одержанной победой. Бюлову, однако, удалось это предотвратить, и в Берлине взяла верх мысль, что «если царь продержится», не соглашаясь, как того хотел бы Витте и «все либералы», на немедленный мир, то «положение для царя будет улучшаться, а для японцев ухудшаться». За всем этим стояло у Бюлова опасение, что немедленное заключение мира могло бы повести к «убийству» Николая и регенству Михаила при деятельном участии Витте, а это легко могло бы кончиться превращением монархии в республику, сопряженным с «тяжелыми опасностями для Германии». И в самом деле, это означало бы наверняка отход России на английские позиции, а соотношение германского и английского флотов было тогда еще совсем неблагоприятно для германского империализма: против 43 линейных кораблей и 140 крейсеров английских, у Германии было 14 и 20. Остановившись на том, что «время работает в пользу России», раз в общем за мир ратовали «друзья Японии» и «враги царизма», в Берлине решили дать все же денег на продолжение войны.596 Конечно речь шла уже не о займе в чистом виде (он не выдержал бы публичной подписки нигде), а о краткосрочном, на 9 месяцев, учете обязательств государственного казначейства у Мендельсона без всякой огласки (апрель 1905 г.). Сумма же была вдвое меньше, чем было надо и чем рассчитывали получить у французов в феврале, — всего только 150 млн руб.
Вышло так, что эта сумма дала царизму только отсрочку, чтобы потерять кусок своей территории и погубить весь свой флот почти без остатка. И эта рекордная по дороговизне кредитная операция (из 7% действительных) на заграничном рынке оказалась последней во время войны. Наряду с успешным публичным японским займом, в Лондоне и Нью-Йорке, проведенным в марте на сумму в 30 млн фунтов из 4 1/2% — это было биржевым поражением царизма.
558 Кр. архив, т. 19, стр. 71.
559 Освобождение, № 50, от 25 июня 1904 г., стр. 13.
560 Там же, № 54 от 19 августа 1904 г. (статья за подписью «П. С.» «Государственная возможность немедленного прекращения войны»).
561 Дневник К. Романова. Кр. архив, т. 43, стр. 94 (-запись 10 августа) и 96 (запись 18 сентября). — Die Grosse Politik, 19/II, № 6311 (телеграмма Штернбурга из Вашингтона 2 июня 1905 г.: Кассини «горевал, что Россия не последовала тогда совету президента»).
562 Апушкин, цит. соч., стр. 138. — Ср.: Кр. архив, т. 69–70, стр. 106, 108. — Еще 1/14 сентября, повидимому, в Берлине считали вопрос о посылке балтийской эскадры, как и о германских поставках угля, нерешенным (Die Grosse Politik, 19/I, № 6077, записка Клеме 14 сентября).
563 Текст этого замечательного письма Абазы к Алексееву опубликован нами полностью: Россия в Маньчжурии, стр. 497 прим. — Ср.: Дневник Плансона, Кр. архив, т. 41–42, стр. 195. — Кр. архив, т. 6, стр. 4 (телеграммы Коковцова Витте в Сочи, со слов в. кн. Михаила Александровича).
564 Кр. архив, т. 69–70, стр. 110–111. — Die Grosse Politik, 19/I, № 6055 (телеграмма Бюлова Вильгельму от 27 сентября нов. ст. 1904 г.) и № 6081 (телеграмма Вильгельма Бюлову от 25 сентября); № 6053 и 6054 (записка Бюлова 9 сентября и ответ Тирпица 15 сентября).
565 Кр. архив, т. 69–70, стр. 107–108. — Н. А. Левицкий, цит. соч., стр. 148 и 153.
566 Н. А. Левицкий, цит. соч., стр. 168.
567 Там же, стр. 158, 213, 215,216. Под Ляояном японцы потеряли 24 тыс. чел., на Шахэ — 20 тыс., русские — 17 и 42 тыс. — Россия в Маньчжурии, стр. 473, — А. Канторович. Америка в борьбе за Китай, стр. 166–167.
568 Кр. архив, т. 67, письмо старшего флаг-офицера походного штаба Рождественского, Свенторжецкого, от 21 января 1905 г. — Ср.: Мартынов. Из печального опыта русско-японской войны. СПб., 1906, стр. 28 (слова Бухвостова, командира броненосца «Александр», на прощальном обеде: «Мы растеряем половину эскадры по пути, а если этого не случится, то нас разобьют японцы»).
569 Die Grosse Politik, 19/I, №6087 (депеша Тиля из Токио 13 ноября 1904 г.).
570 Переписка Вильгельма II с Николаем II, стр. 68–69.
571 Die Grosse Politik, 19/I, № 6080 (Бюлов Рихтхофену 23 сентября 1904 г.). — Да и японцы смотрели потом на вопрос о поставке угля «относительно спокойно»: «мы получаем от вас военный материал и были бы поставлены в большое затруднение, если бы этот источник для нас закрылся», — говорили в Токио немцам (там же, № 6087, депеша Тиля из Токио 13 ноября 1904 г.).
572 Documents diplomatiques, V, № 471 (письмо Коковцова Бомпару 9 декабря 1904 г.).
573 Переписка Вильгельма II с Николаем II, стр. 69. — Телеграмма Николая II Вильгельму II от 10 октября 1904 г. (Е. В. Тарле. Запад и Россия. Пгр. 1918, стр. 204).
574 Россия в Маньчжурии, стр. 499–501.
575 Там же, стр. 501–507. — Documents diplomatiques, V, №№ 386–390, 395, 397–399, 404, 405 (25–28 октября нов. ст.). — Die Grosse Politik, 19/I, №6146 (Вильгельм Бюлову 28 декабря 1904 г.). — См. приложение 20.
576 Русские финансы и европейская биржа, док. №№ 39–41 (доклад Коковцова 19 ноября и письмо Ламсдорфа 28 ноября 1904 г.).
577 Ленин, Соч., т. VII, стр. 44.
578 Ленин, Соч., т. VII, стр. 18–19.
579 Ленин, Соч., т. VII, стр. 33–34.
580 Ленин, Соч., т. VII, стр. 45.
581 Ленин, Соч., т. VII, стр. 48–49.
582 Россия в Маньчжурии стр. 510, прим. (Телеграмма Петрококино).
583 Там же, стр. 510–511.
584 Красная летопись, 1925, № 1.
585 Н. А. Левицкий, цит. соч. стр. 238–239. — Японцы с прибытием армии Ноги из-под Порт-Артура имели 270000 чел. при 1062 орудиях. — Листок освобождения, № 25, от 28 января 1905 г. (сообщение «Echo de Paris»; в телеграмме из СПб., от 19 января: «28 января (по нов. ст.) японцы разбросали по русским траншеям листки, извещавшие о том, что война прекращается, так как в России революция»).
586 Русские финансы и европейская биржа, стр. 337.
587 Дневник Линевича. Русско-японская война. Изд. Центрархива, стр. 65 и 63. — Куропаткин. Итоги войны, Берлин, 1909, стр. 392.
588 Дневник Линевича, там же, стр. 71, 73 («все настаивают на скорейшем наступлении... но Куропаткин все медлит и медлит»; «он ожидает, вероятно, когда японцы получат свои резервы, и тогда сунется вперед, и тоже, как и всегда, его отобьют»), 74, 75 (6 февраля «вообще все заседание не дало того материала, который послужил бы данными для наступления»), 83, 84, 85, 89, 90.
589 Н. А. Левицкий, цит. соч., стр. 289–290. — The Times, weekly ed., №1472, 13 марта 1905 г.
590 Русские финансы и европейская биржа, №№ 44, 53.
591 Освобождение, № 68, от 2 апреля 1906 г., стр. 300 сл.
592 L'Humanité, № 329 (12 марта) и № 332 (15 марта 1905 г.).
593 The Times, weekly ed., № 1474 (28 марта 1905 г.). — Die Grosse Politik, 19/II, № 6294 (телеграмма Штернбурга из Вашингтона 18 марта 1905 г.).
594 Ленин, Соч., т. VII, стр. 175, 179, 180.
595 Россия в Маньчжурии, стр. 513.
596 Там же, стр. 514. — Die Grosse Politik, 19/II, №№ 6187, 6189, 6191, 6295, 6296 и 6156 (помета Вильгельма II на стр. 374).
<< Назад
Вперёд>>
