Сын Грозного как образец благого правителя
Великий в святости царь не оставил наследника, и его правление завершило историю рода. Этот факт наравне с некоторыми иными сообщениями источника заставил М. Свободу усмотреть в словах Тимофеева осуждение Федора: по мнению историка, «презрев» земное царство, сын Ивана предпочел личное спасение спасению народа, а передав правление Борису, совершил непростительный грех. Все это дает основание предположить, что Федор, как и его отец, вел себя не подобающим образом и в результате утратил статус «первосущего». Сын Грозного оказался «нерачительным» пастырем, стремившимся к личному спасению за счет людей, вверенных ему Богом4.
Предложенная трактовка игнорирует множество прямых высказываний книжника о «божественном образе» Федора - царя, которого можно призывать в молитвах как святого (Временник, 22-23, 39, 151). Святость государя не «отвлекала» его от правления (сама мысль выглядит весьма странной), но очевидным образом была спасительна для страны: при Федоре десница Всевышнего «паче человечески надежи самодействене та исправляя и содержа того царствие» (Временник, 23). «Оплевание» царства - не следствие «эгоизма» правителя, отошедшего от дел, а топос, говорящий о праведности и мудрости государя. В то время как грехопадение царя губительно для страны («За царское согрешение Бог всю землю казнит»5), обретение им святости - залог благоденствия государства. Сын Грозного был наделен пророческим даром, а сила его молитвы оказалась сильнее и действеннее конкретных государственных мер (Временник, 22, 151); Федор - «великий предстатель» о мире и «святоцарь», сопричастный сонму праведников (Временник, 151,164). Тимофеев явно не усматривал грех в святости правителя, бездетность которого получила принципиально иной комментарий: не оставив наследника, Федор «запечатлел» весь род своей «святой смертью», подобно тому, как Иоанн Предтеча «всем пророкам печать бысть» (Временник, 164).
И все же бездетность царя являлась, по мнению дьяка, следствием некоего греховного поступка. Как и в рассказе о Годунове, автор «Временника» объясняет произошедшее через особую диалектику Божьего смотрения и свободы людской воли: греховный поступок человека находит основание в действии Высшего промысла. Носителем греха оказывается, однако, отнюдь не благой царь - книжник прямо указывает на человека, через которого в мир пришло испытание: «...но той же властолюбец злый и желатель его царствию зломудрием своим некако виновну ему смерти сущу бывша, по всем вещем обличающим его, яко же и о уншем брате сего царя он же явлен убийца бысть... Богу смотрительне се попустившу и терпящу предваршему». В отсутствии наследников виновен Борис: «...не да сей убийцы мере жизни его преити самотечне, еже бы поне малу семене его зерну в наследие остави в нас» (Временник, 26-27).
Описывая успение Федора, Тимофеев приводит характерные рассуждения о роде «первосущих» государей. История христианских царств нашла завершение в Федоре: «начало убо греком первый Костянтин во християнех царь, конец же велицей России всей сий Федор Иванович» (Временник, 26). Богоизбранный, издревле утвержденный на царстве род пресекся, нарушилась основа всей системы власти. Тимофеев заключает описания словами из пророка Осии: «Дах вам, рече Бог, царя во гневе моем и отъях в ярости моей» (Временник, 33; ср.: Ос. 13: 11), причем контекст рассуждений книжника, включающий библейскую цитату, непосредственно связан с актуальными для эпохи представлениями о происхождении царской власти.
В библейской книге, к которой отсылает цитата, говорится о наказании, постигшем Израиль, когда Господь отнял у иудеев их правителя. Ранее иметь над собой царя пожелали сами израильтяне против воли состарившегося судьи Самуила: Господь дал им царя в гневе на их непокорность, а затем отнял «в ярости» за новые грехи избранного народа (1 Цар., 8: 5-9). Таков библейский контекст.
На Руси, как и на Западе, существовали свои представления о происхождении царств, основанные на христианской мысли. Яркое выражение эти идеи получили в послании Ивана Грозного князю и вице-регенту ливонских владений Речи Посполитой Александру Полубенскому от 9 июля 1577 г.6 Послание весьма саркастично, Грозный издевается над низким происхождением и титулом адресата («а пишешься Палемонова роду, ино то палаумова роду»), однако в начале грамоты, до знаменитого обращения к Полубенскому («дуде, пищали, самаре, разладе, нефирю, то все дудино племя»7), содержатся крайне интересные описания мировой истории.
Грозный трактует установление властей не в соответствии с контекстом Первой книги Царств, а в совершенно ином, общемировом ключе: Бог прогневался на грехи всех людей и отступил от них, «...и диявол тако поработи я и во своей воли нача водити все человечество. И оттоле начаша бытии мучители и властодеръжцы и царие». Не повинуясь Богу, человечество оказалось под властью сатаны и немедленным проявлением этой власти явилось утверждение земных владык. Первым царем стал Немврод, при котором была возведена Вавилонская башня, затем появились нечестивые владыки разных народов - «повсюду многоразлична царьства раставишася»8. Лишь после такого вступления Грозный переходит к описанию истории иудеев и рассказывает о возникновении царства в избранном народе: отвергая судей и требуя государя, израильтяне прогневали Всевышнего и в Божьем гневе получили царя Саула. Впоследствии Господь сжалился над людской слабостью и послал своему народу праведного монарха, Давида: «Се первое благословение царству бысть»9.
Дальнейшая история приносит новые «исправления» изначально греховной власти: своим воплощением Господь прославил и распространил империю Октавиана Августа (к которому возводился род Рюриковичей)10, а с приходом к власти первого православного монарха - Константина царство освятилось истинной верой и получило полное оправдание: сам Бог воздвиг правителя, «царя правде християнска», и священство воссоединилось с царством. Благодатные государства распространились по земле - «оттуда повсюду християнска царьствия умножишася»11. Таким же образом был избран святой Владимир Киевский, от которого происходил сам Иван Васильевич. Власть оказалась освящена свыше, христианский монарх уже не является орудием сатаны, но становится «одушевленным образом» самого Бога, осуществляя Его власть на земле.
Идеи Грозного не уникальны, многие из них восходят к христианским текстам и апокрифическим идеям, однако важно, что столь полное объяснение благодатности царства было создано незадолго до Смуты. В соответствии с актуальными для эпохи представлениями, с появлением и утверждением христианских правителей прекращение рода становится Божьей карой, как некогда, в ветхозаветные времена, карой было самоустановление царской власти над народом верных. Речь во «Временнике» идет о наказании, постигшем страну за грехи как правителей, так и простых людей, пресечении единого рода истинных государей.
Виновник произошедшей катастрофы, как и всех последовавших событий, безусловно обозначен во «Временнике»: это правитель, взошедший на престол после смерти бездетного Федора.
1 См.: Сочинения преподобного Максима Грека. Ч. 2. С. 451.
2 ААЭ. Т. 2. С. 19. Ср. в «Повести о Житии Федора Ивановича»: «Аще бо и безчисленными изрядными и многоценными красными века сего обнимаем бе, ни о едином же их прилежнее внимая, ниже о сих когда веселя. Точию о памяти Божией и о всех добродетелех попечение имы, и не еже бо памятовати ему житейских сих многоценных и красных и к сим вседушно пригвоздитися, но желая ото всех Содетеля и Промысленника вечных благих насладитися и Небесного Царствия сподобитися» (БЛДР. Т. 14. С. 58).
3 СГГД. Т. 1. М., 1813. С. 602.
4 Свобода М. Указ. соч. С. 397.
5 См. об использовании топоса в сочинениях Иосифа Волоцкого: Дьяконов М.А. Указ. соч. С. 93.
6 Как отмечает Б.Н. Флоря, влияние на Грозного здесь мог оказать «Лицевой свод», создававшийся в 1570-е годы (Флоря Б.Н. Иван Грозный. С. 341).
7 Послания Ивана Грозного. С. 203, 202.
8 Там же. С. 198.
9 Анализируя утверждение Грозного, А.В. Каравашкин отмечает, что царь Давид становится «главным типологическим прообразом» христианских монархов в русской книжности XVI в. (см.: Каравашкин А.В. Русская средневековая публицистика... С. 164). Упоминание богоизбранного Давида становится топосным элементом чинов венчания русских государей, приобретая особое звучание в чинах избранных правителей 1598-1613 гг.
10 См.: Послания Ивана Грозного. С. 199-200. Развитие идеи в текстах конца ХV-ХVІ в. см., например: Дмитриева Р.П. Сказание о князьях владимирских. М.; Л., 1955. Приложения.
11 Послания Ивана Грозного. С. 201.
<< Назад Вперёд>>
