Крестоцелование как феномен древнерусской культуры
Проблеме возникновения и развития института крестоцелования на Руси Х-ХVІ вв. посвящена статья А.И. Филюшкина. Автор отмечает, что «официальная» клятва прослеживается с дохристианских времен, приносимая на оружии, она описана в Русско-Византийских договорах, причем приводимые в них формулы близки тем, которые распространились впоследствии на Руси: нарушивший клятву не будет иметь помощи Бога («от Бога, ни от Перуна»), погибнет от оружия и будет рабом «в этом и в будущем веке»1. После принятия христианства подобная процедура начала скрепляться обрядом целования креста - с этого момента возникла новая практика, ставшая важным элементом русской средневековой культуры.
По мнению историка, в Киевской Руси клятва на кресте превратилась в важнейший элемент урегулирования межкняжеских отношений, подлинный «стержень политической структуры»; постепенно аналогичная практика распространилась в иных социальных группах, а с середины - конца XII в. произошла своеобразная девальвация клятвы как действенного механизма урегулирования межкняжеских отношений - целование креста князьями все реже упоминается в источниках. Клятва окончательно утратила свой узкосословный статус: горожане начали приносить присягу на кресте (ранее - на городской иконе2), клятва широко распространилась в правовой, социально-экономической и бытовой сферах.
А.И. Филюшкин полагает, что в ранний период крестоцелование оставалось исключительной прерогативой князей: процедура эта была распространена на княжеских съездах, крестным целованием скрепляли заключенные договоры, само слово «преступник» обозначало человека, преступившего клятву и нарушившего крестоцеловальную запись3. Последние выводы справедливы, однако была ли подобная практика исключительной прерогативой князей, несших особую моральную ответственность перед Богом, или сохранившиеся источники на раннем этапе молчат о существовании крестоцелования в народе - неизвестно. Малоубедительными представляются и заключения о том, что на «девальвацию» клятвы повлияли монгольское нашествие и рост городов и что сакральный статус крестоцелования разрушался, но в результате девальвации целование креста превратилось в «сакральную процедуру»4. Во второй половине XV в., по мнению историка, статус крестоцелования вновь повысился, но при этом продолжалась «девальвация» самого акта.
Отметим также, что известное осуждение клятвы как греха, оскверняющего Церкви и вызывающего казни Господни («Поучение», приписываемое новгородскому игумену Моисею), вряд ли свидетельствует о кризисе института крестоцелования в XII в.: слова книжника вписаны в систему важнейших смысловых связей, окружающих рассматриваемые понятия в источниках эпохи. То же относится к фразе, вложенной автором Летописного свода 1518 г. в уста Ивана III: клятва царя «небом и землею» свидетельствует скорее не о «девальвации» процедуры, но об осуждении правителя летописцем5.
Специальное исследование феномена крестного целования и отношения к нему Церкви в Древней Руси было проведено П.С. Стефановичем. Обратившись к изучению «христианизированной» клятвы, историк подчеркивал роль, которую играл крест в средневековом обществе: священному символу христианства посвящен один из двунадесятых праздников, воспеваемая в Церкви сила Креста Господня, власть, которую он имеет над силами зла, побеждая сатану и бесов, прославлялась летописцами и книжниками, его животворная сила широко почиталась на Руси уже с XI в. По предположению Стефановича, именно представление о чудотворной силе креста легло в основу обряда крестоцелования. При заключении договора крест, к которому припадали князья, призван был победить всякую «лесть» и обеспечить сохранение данных обещаний; если дьявол подвигал людей к распрям и предательству, то крест ограждал договаривающиеся стороны от козней нечистого (подобные идеи прослеживаются в источниках6). Преступление целования рассматривалось как один из страшнейших грехов: человек, презревший договор, скрепленный этим актом, «поспешествовал» сатане и разрушал «любовь в человецех». Церковь грозила проклятьем людям, нарушившим целование, и утверждала, что их ждет вечная погибель; уже к XII в. целование креста при заключении договоров рассматривалось как древний, освященный традицией обычай7 (ср. описание загробной кары, ожидающей клятвопреступников, в «Хождении Богородицы по мукам»8).
П.С. Стефанович выделил два противоречия, как кажется, возникающих при рассмотрении важной средневековой практики: это освобождение Церковью некоторых людей от клятвы на кресте (несмотря на представление о греховности нарушения крестоцелования) и само принятие клятвы, скрепляемой целованием креста, как закономерной процедуры (что противоречило распространенным представлениям о греховности клятвы как таковой9).
Анализ источников, проведенный Стефановичем, снимает первое противоречие: позиция средневековых иерархов по отношению к клятве полностью отвечала каноническим правилам, которые органично включают в себя случаи отречения людей от «злого» обещания. По 29-му правилу Василия Великого, поучая клятвенников, нужно убеждать их не оставаться верными греховной клятве, но преступать ее во избежание большего зла; сама клятва «отъречена бысть», клятву же, обязывающую человека к некоему неправедному делу, необходимо разрушить, не опасаясь клятвопреступления, в этом нет греха10. Древнерусские авторы традиционно ссылались на пример царя Ирода, которому лучше было бы преступить свою клятву, чем исполнить ее11. Такое отношение к популярному средневековому акту объясняет случаи, когда Церковь «разрешала» людей от принятого обязательства: критерием оценки в этих случаях должна была служить не идея о нерушимости любого целования, но представление о том, ведет ли исполнение клятвы к добру или ко злу; «с христианской точки зрения никакая клятва не обладает абсолютной силой, но перед лицом высших ценностей имеет лишь условное значение», - подчеркивает исследователь12.
Оценивая рассмотренный материал, П.С. Стефанович выдвинул несколько гипотез. Историк предположил, что изначально крестоцелование четко отделялось большинством людей от традиционно осуждаемой клятвы - ситуация изменилась после широкого распространения практики целования креста, когда она перешла в судебную и бытовую сферы, перестав быть исключительным способом скреплять «любовные союзы» в межкняжеских договорах. В позднем Средневековье (конец ХV-ХVІІ в.) случаи применения этого акта стремились все больше сократить, заменяя иными процедурами и формулами. Порицание крестоцелования зачастую соседствовало в текстах с утверждениями о том, что люди нарушают данное обещание себе на погибель; вполне вероятно, что именно в силу частого попрания клятвы на кресте практика эта становилась предметом осуждения как искушающая людей на грех. Тем не менее крестоцелование оказалось удивительно живучим и сохранялось вплоть до XVIII в. По мнению Стефановича, определяющими были здесь несколько причин: представление о святой силе креста, освящающей этот вид клятвы, идея о том, что Божья воля может проявляться через святые предметы (крест, иконы), и, наконец, необходимость самого акта клятвы в средневековом обществе13.
Проведенная историком реконструкция идей, оформившихся в Х-ХІІІ вв., представляется очень ценным опытом, в то же время на некоторые поднятые вопросы (об истинных причинах принятия и исчезновения из культуры практики крестоцелования) вряд ли удастся найти верифицируемый ответ. Перед нами стоит иная, герменевтическая задача: чтобы понять описания Хворостинина, необходимо раскрыть смысловые связи, окружающие понятия «клятва» и «крестоцелование» в памятниках средневековой Руси.
1 Филюшкин А.И. Институт крестоцелования... С. 42. Примеры см.: Памятники русского права. Вып. 1. М., 1952. С. 6, 32, 34-35, 65 и др.
2 Ср.: Древнерусские патерики. С. 17.
3 Крестное целование впервые упоминается в летописи под 1059 г. По предположению историка неподсудные земным органам власти Рюриковичи несли ответственность за вверенные им земли перед Богом, и целование креста приобретало здесь особую нагрузку (Филюшкин А.И. Институт крестоцелования... С. 43).
4 Там же. С. 45-46. Ср. также утверждение о том, что в основе христианского обряда крестоцелования лежит древнее представление о кресте как «о мировом древе, символе моста или лестницы». Исходя из этого, можно заключить, что христианский обряд лишь дополнил или переосмыслил существовавшую практику. Однако как таковой обряд целования креста не известен в дохристианские времена (см.: Филюшкин А.И. Институт крестоцелования... С. 42; Он же. Андрей Михайлович Курбский... С. 400).
5 См.: Филюшкин А.И. Институт крестоцелования... С. 46-47. См.: ПСРЛ. Т. 6. Вып. 2. М., 2001. С. 323; Т. 28. М.; Л., 1963. С. 319. Подробнее об этом мотиве см. ниже.
6 См., например, в ПВЛ (БЛДР. Т. 1. С. 212), у Иосифа Волоцкого (Иосиф Волоцкий. Просветитель. М., 1993. С. 173).
7 См.: Стефанович П.С. Крестоцелование и отношение к нему церкви в Древней Руси // Средневековая Русь. Вып. 5. М., 2004. С. 93, 95-96.
8 См.: Тихонравов Н.С. Указ. соч. Т. 2. С. 24, 33; БЛДР. Т. 3. С. 310.
9 Подробнее см. ниже.
10 «Начальников, клянущихся зло сотворить подчиненным, весьма нужно врачевать. Врачевание же их двоякое: одно - учить их, да не клянутся поспешно, другое же - да не остаются при злых намерениях. Посему, если кто уловлен клятвою к соделанию зла другому, то да принесет покаяние в дерзости клятвы, но предлогом благоговения к клятве да не утверждает себя в злобе. Соблюдение клятвы не было полезно Ироду, который, да не нарушит клятвы, сделался убийцею Пророка. Клятва и вообще возбранена, тем более даваемую на зло подобает осуждать. Поэтому поклявшийся должен исправить свои мысли, а не стараться утвердить свое беззаконие. Исследуй подробнее эту нелепость. Если кто поклялся выколоть глаза своему брату - добро ли было бы таковому привести это в исполнение? Если кто поклялся убить или вообще преступить какую-либо заповедь? Ибо клялся и решил, не грех сделать, но сохранить судьбы правды Твоея (Пс. 118: 106). Как заповедь подобает утверждать непреложностью намерений, так грех всячески должно ниспровергать и истреблять». (В электронных ресурсах см.: http://www.krotov.info/acts/canons/0370vasi.html). См. также: Стефанович П.С. Крестоцелование и отношение к нему церкви... С. 100.
11 См., например: Изборник 1076 г. С. 538-540 (Л. 194об.-195об.); Памятники древнерусского канонического права. 4.1. Приложения. Стб. 242, 246; Послание на Уфу Вассиана Рыло // БЛДР. Т. 7. С. 394. Ср. 29-е правило Василия Великого.
12 См.: Стефанович П.С. Крестоцелование и отношение к нему церкви... С. 100.
13 Там же. С. 108,112-113.
<< Назад Вперёд>>
