Шарлатаны
Причиной всех этих бед оказывается Протолк, якобы мудрец и волшебник, втершийся в доверие к Радотову обещаниями духовного просветления. Радотов втайне встречается с членами загадочного общества, возглавляемого Протолком и Бебиным, его подручным и сообщником, который тоже говорит «языком невразумительным». Они принимают участие в разного рода эзотерических ритуалах31, однако на самом деле преследуют вполне прозаические цели — Протолк и Бебин хотят выманить у Радотова его состояние, Радотов же стремится постичь тайны алхимии, чтобы приобрести «сокровища бесценные»32. Играя на жадности Радотова и на его желании прослыть мудрецом, преступники похищают его собственные деньги вместе с чужими, доверенными Радотову на хранение.
Узнав о краже, Радотов одумывается и признается родным: «Я был обольщен наружностями; непрестанно оба [Протолк и Бебин] твердили, принимая их образ мысли, колико надлежит быть добродетельну»33. Он рассказывает, что, подобно другим, сперва «был влеком любопытством ... потом самолюбие мое находило удовольствие отличиться, инако думать, как домашние, как знакомые». Ему было лестно общаться с людьми, которые, по его мнению, «наполнены знанием, просвещением. Люди, вышедшие из числа обыкновенных, и во всем вышней степени, а паче всего — добродетельны». Радотову «легковерие льстило: авось-либо увижу, услышу то, что почитают за невозможное»34.
Несмотря на все перипетии, «Обольщенный» (как и полагается классической комедии) заканчивается счастливо — Протолка, Бебина и их сообщников арестовывают, а украденные деньги возвращают Радотову. Дочь и племянница Радотова, которых он хотел было выдать замуж за двух мошенников, воссоединяются со своими возлюбленными. Под занавес Бритягин, шурин Радотова и резонер, формулирует мораль пьесы: «По умствованию каждого века следующие за ним о нем судят... Вообще столетиям похвалы приписывают одним тем, кои не бредом, но здравым рассудком от прочих отличались... Надзирание, бесспорно, в руках начальства. Благодарить мы должны провидение, что живем в такое время, где кроткие способы избираются к исправлению»35.
Лейтмотивом «Обольщенного» оказывается тема наваждения, овладевающего Радотовыми и заставляющего их предпочитать видимое действительному. Они заимствуют только атрибуты красоты, мудрости и добродетели и надеются таким образом стать красивыми, добродетельными и мудрыми. Племянница Радотова София, стремясь приобрести великосветский лоск, одевается по последней парижской моде и подражает французским манерам; но так как она лишена природного изящества, ее попытки «офранцузиться» вызывают только смех! Болезненное увлечение «наружностями», свойственное разным персонажам пьесы, свидетельствует только об отсутствии у них внутренних достоинств.
Именно поэтому Екатерина ополчается против масонства, которое она ставит в один ряд с парижской модой. Принадлежность к ордену помогает его членам казаться мудрыми и добродетельными, тогда как на самом деле масоны нисколько не превосходят добродетелью всех остальных. Пример Радотова демонстрирует суетность и безнравственность масонских ритуалов. Масонская ложа — это место, где братья, прикрываясь вывеской благочестия, предаются самым низменным порокам. Объединяет масонов не любовь к добру и не стремление укрепить распадающиеся связи человечества, как утверждают сами вольные каменщики, а тщеславие, жадность, глупость и обжорство. Заблуждение Радотова намного опаснее, чем галломания Софии, — оно заставляет его забыть об общественном и семейном долге и поэтому угрожает катастрофой его близким.
* * *
Образ масонства в «Обольщенном» существенно отличается от того, который имел хождение раньше. Екатерина видит в масонах не прислужников сатаны, злоумышляющих против православной церкви, а хитроумных мошенников, выманивающих деньги у состоятельных глупцов. В таком взгляде на орден императрица не была одинока, однако он представлен главным образом именно в ее сочинениях. Кроме «Обольщенного» Екатерина написала в 1780-х годах еще две антимасонские пьесы — «Обманщика», самую раннюю из трех комедий, чья премьера состоялась 4 января 1786 года, и «Шамана сибирского», вышедшего на подмостки 24 сентября36. Представлением «Обманщика» ознаменовалось возобновление драматургического творчества императрицы после двенадцатилетнего перерыва.
Все три антимасонские комедии Екатерины варьируют одну сюжетную схему — мошенник подчиняет себе состоятельную семью (или, по крайней мере, хозяина дома), утверждая, что владеет тайным знанием. В «Обманщике» проходимец по имени Калифалкжерстон, выдающий себя за великого целителя, алхимика и колдуна, пытается различными уловками выманить деньги и драгоценности у семьи Самблиных. В «Шамане сибирском» шаман по имени Амбан-Лай, прибывший из Иркутска в Петербург вместе с семьей Бобиных, приобретает славу могущественного провидца. Обе пьесы заканчиваются хорошо — Калифалкжерстона вместе с его сообщницей ловят, когда они пытаются спрятать украденные деньги, а Амбан-Лая арестовывают за то, что «он у какой-то купеческой вдовы выманил денег и обещал ей показать мужа наяву, и для того приводил к ней ... нарочно наряженных бородачей, коих она, испугавшись, приняла за мертвого сожителя»37.
Вскоре после премьер в Эрмитажном театре екатерининские комедии начали ставиться в публичных театрах обеих столиц и собирали там большие залы в течение 1786—1787 годов38. Все три пьесы вышли отдельными изданиями и продавались в книжных лавках. Первый тираж «Обманщика» в 1785 году был распродан за три дня39, после чего буквально через несколько недель вышел второй, также не залежавшийся в магазинах. Хорошо продавались и оба издания «Обольщенного» и единственная публикация «Шамана сибирского». Кроме этого, уже к концу 1786 года все три пьесы вышли в немецких переводах40.
Хотя постановки и публикации пьес императрицы были анонимны, отзывы современной печати не оставляют сомнений, что авторство Екатерины ни для кого не было тайной. В еженедельнике «Зеркало света» 9 февраля 1786 года появилась рецензия на «Обманщика», в которой говорилось, что «публика, видев оное на театре несколько раз, беспрестанными восклицаниями и непрерывным рукоплесканием утвердила его достоинство». Рецензент приветствует публикацию «Обманщика», которая якобы не только донесет до провинциальных жителей высочайшее нравоучение, но и позволит им насладиться «духом великого Молиера», пронизывающим всю пьесу41.
Многочисленные похвалы тому же «Обманщику» и его автору рассыпаны по февральским и мартовским книжкам «Растущего винограда». В «Письме к сочинителю комедии Обманщика» говорится, что эта пьеса помогает разрушить «те удивительные и волшебные здания, кои пышными словами сооружаются». Автор признает, что найдутся люди, которые не согласятся с главной мыслью комедии и будут отстаивать благочестивость масонских собраний. Но такой человек «привязывает к оному [заключению] тщеславие осудительное или что и того хуже, а часто бывает, свое токмо добро тогда разумеет». И наконец, рецензент апеллирует к русскому национальному характеру: «Таковые затеи хороши в народе столь проницательном, каков есть французский. Там магнитом всех лечить можно; с духами сообщаться и предсказывать будущее: а нам робятам простым понятно должно быть только то, что рассудок ясным представляет. Отцы наши правила сего держались, и я не знаю, как другие, а я предков своих стыдиться притчины не имею»42.
В стихотворении, опубликованном в том же журнале и посвященном автору «Обманщика», его (то есть ее) благодарили за разоблачение шарлатанов и демонстрацию истинных намерений тех «магов», которые в свои ряды «берут почти одних богатых»:
Завесу, где сокрыт обман людских умов,
Где создан храм ему на мраке звонких слов,
Для пользы сограждан бесстрашно открываешь,
Пред ослеплением свет чистый возжигаешь:
Да видят ясно все Комедией Твоей,
Что в легковерии едином лишь людей
Достоинство жрецов и глубина их знаний,
И что слова их звон пустых лишь обещаний;
Их все стремленье в том, чтоб загулять в карман,
Втолкнувши слабый ум прехитрых лжей в туман43.
В подражание «Обманщику» была написана пятиактная пьеса Н.Ф. Эмина «Мнимый мудрец», впервые поставленная на петербургском театре в 1785 году44. Действие этой пьесы происходит в доме Легковера и Легковеры. Их обольщает мошенник Хитроум, утверждающий, будто его тайные знания способны научить их мудрости и общению с духами. Легковерами движут вполне прозаические побуждения — глава семьи хочет «богатства и чинов», его супруга мечтает стать «помоложе и прекраснее», и оба они стремятся выглядеть учеными в глазах «просвещенного света»45. Своеобычным образом понимает духовность и Хитроум. «Деньги, — признается он в минуту откровенности, — душа мира»46. Относительно антимасонского характера «Мнимого мудреца» не остается никаких сомнений: один из героев говорит, что достичь просветления — значит «обработать свой камень», истинный мудрец «сглаживает и уравнивает лопаткою глубочайших сведений поры сердца». Наконец, Хитроум упражняется в «науке самопознания», используя при этом «циркуль и молот»47.
Комедии Екатерины, как и пьеса Эмина, были написаны по модели «Тартюфа» Мольера. Вообще, явное использование литературных образцов и целый ряд драматургических приемов, бывших в ходу в ту эпоху (к примеру, противопоставление простых и честных слуг пустым и продажным хозяевам, запутанный сюжет «комедии положений», «неузнанные» герои, говорящие имена), не позволяют счесть пьесы сценками из русской жизни48. Однако в персонажах «Обманщика» и «Обольщенного» легко угадывался один прототип, намеки на которого не слишком вуалировала и сама императрица. Речь идет о Калиостро49.
Вероятно, самый знаменитый авантюрист XVIII века, Джузеппе Бальзамо, более известный как граф Алессандро ди Калиостро, прибыл в российскую столицу весной 1779 года из Митавы, где успел покорить местную публику спиритическими сеансами, алхимическими опытами, магией и личной харизмой50. Как и в большинстве европейских столиц, в Петербурге Калиостро вскоре удалось зарекомендовать себя как чудесного целителя и обзавестись последователями. Об удивительном графе заговорил весь город, а самые знатные и богатые жители потянулись к Калиостро за излечением от своих недугов. Одним из первых доброжелателей и покровителей графа стал И.П. Елагин, блестящий придворный и видный масон51. Елагина и других представителей российской элиты, как, например, графа А.С. Строганова, могущественного сановника и тоже действующего масона, Калиостро интересовал прежде всего как обладатель Эликсира жизни и Философского камня52. Елагин и Строганов помогли Калиостро проникнуть в масонские круги столицы, где вместе со своей женой Лоренцой (которую он именовал Царицей Савской) попытался склонить местных каменщиков перейти в его собственную — египетскую — систему масонства. Однако петербургские братья, отнесшиеся к Великому Копту (nom de maconnerie Калиостро) с любопытством и скепсисом, потребовали доказательств сверхъестественных сил и мудрости графа. О том, что случилось дальше, мы знаем весьма отрывочно — так или иначе, Калиостро попытался показать какие-то фокусы для демонстрации своих способностей, потерпел неудачу и вынужден был скрыться53.
Вскоре после бегства от масонов Калиостро потерял доверие остальной части петербургского общества. Причины этого до сих пор точно не известны. Согласно одной версии, Калиостро по приезде в Россию представился знатным испанским дворянином; когда же новости о нем дошли до испанского посланника, тот, наведя справки по своим каналам, напечатал в местной прессе уведомление о том, что фамилия Калиостро не значится ни среди испанской знати, ни вообще среди списков людей, состоящих на испанской службе54. По второй версии, причиной падения Калиостро послужила следующая история. Калиостро хвалился тем, что якобы исцелил от смертельной болезни сына какой-то состоятельной четы, заплатившей ему в качестве гонорара большую сумму денег. Через некоторое время по столице поползли страшные слухи о том, что граф на самом деле не излечил ребенка, а подменил. Калиостро, обвиненный в мошенничестве, признался, что больной мальчик скончался в его доме55. Так или иначе, но в начале марта 1780 года Великий Копт и Царица Савская уехали из Петербурга в Варшаву с основательно подмоченной репутацией56.
* * *
Комедии, где Екатерина высмеивала Калиостро и его последователей, спровоцировали шумные и долгие споры в русском обществе. В 1786 году, сразу после их постановки, неизвестные доброжелатели — вероятнее всего, масоны, воспринявшие екатерининские выпады против Калиостро как атаку на орден в целом, — выступили в защиту итальянца и опубликовали сразу два русских перевода только что написанной самим графом оправдательной записки, посвященной знаменитой истории с пропавшим бриллиантовым ожерельем королевы Марии-Антуанетты (общим весом до 3000 карат)57. Русские враги Калиостро немедленно откликнулись на это событие и выпустили на русском «Возражение со стороны графини де Валуа ла Мотт, на оправдание графа де Калиостро». Текст был написан стряпчим графини, господином Дуалло, и опубликован по-французски в том же 1786 году на пике интереса публики к этому загадочному делу. А уже в следующем году в России появилось переведенное «Описание пребывания в Митаве известнаго Калиостра на 1779 год и произведенных им тамо магических действий» Шарлотты фон дер Рекке. Здесь Калиостро изображался как плут и мошенник (вроде магнетизеров Иоганна Георга Шрепфера и Иоганна Гасснера), обманывающий людей с помощью трех вещей: «закона, магии (таинственной науки) и франмасонства». Наконец, в 1788 году в Москве была издана книга «Калиостр познанный в Варшаве, или Достоверное описание химических и магических его действий, производимых в сем столичном городе в 1780 году», в которой Калиостро был аттестован как «обманщик... который долго уже употреблял во зло доверенность Публики»58.
Однако кое-что в этом споре остается непонятным. Почему он начался только спустя шесть лет после визита Калиостро в Россию? Зачем Екатерине понадобилось высмеивать авантюриста и его поклонников через столько лет59? Считается, что к написанию комедий Екатерину побудила ее поездка летом 1785 года в Москву, где генерал-губернатор Я.А. Брюс мог обратить ее внимание на возрастающую активность московских масонов во главе с Новиковым60. Вероятнее, на наш взгляд, что Екатерину заинтересовали другие события тех лет — история с «ожерельем королевы» и заключение Калиостро и его жены в Бастилию в 1785 году. Российская публика с интересом следила за ходом этого дела по публикациям в периодической печати, подробно освещавшим судьбу четы Калиостро, графини Ла Мотт и кардинала де Рогана61. Императрица также была в курсе всех событий: об этом свидетельствуют ее письма к М. Гримму, тогда жившему в Париже, где она называет Калиостро «франк-шарлатаном» (намек на «франк-масона»), а историю с ожерельем оценивает как исполненную «духом мошенничества»62. Ей, просвещенной монархине, естественно, хотелось выразить свое мнение по злободневному вопросу не только в личной переписке — тому и послужили пьесы. Переводы и постановки ее комедий за границей должны были продемонстрировать всему миру, что просвещение не только дошло с образованного Запада до варварского Востока, но и путешествует в обратном направлении — с берегов Невы на берега Сены63.
Так же как и роль Калиостро в спорах вокруг масонства, его особое положение в общественной жизни Европы не объясняется только эффектными фокусами или несомненной дерзостью. Успех итальянца на выбранном поприще таинственного целительства действительно был выдающимся, и самый род занятий находил множество приверженцев в течение всего века: от шотландца Джеймса Грэма, чей Храм здоровья со странными насосами, электрическими аппаратами и Великим Божественным ложем, якобы исцелявшим от всех болезней, был популярен в Лондоне 1780-х годов, до «Лунного доктора», практиковавшего в Берлине лечение лунным светом64. Такого рода «врачи» приезжали и в Россию, очевидно полагая, что именно на восточной окраине просвещенной
Европы их лекарства и предписания будут пользоваться наибольшим спросом65. Так, 27 ноября 1784 года «Московские ведомости» напечатали пространное уведомление о некоем Иосифе Маджи, исцеляющем все недуги, от паралича и конвульсий до «женской немощи», с помощью «электрической машины и особливого своего при ней состава»66. Примерно тогда же генеральша Ковалинская приглашала всех желающих посетить ее во время регулярно случавшихся трансов и принять участие в опытах по животному магнетизму67. На этом фоне огромную популярность получила комическая опера А. Аблесимова «Мельник — колдун, обманщик и сват», сюжет которой строится вокруг фигуры мельника, практикующего лживые предсказания68. В редких, особых случаях шарлатаны привлекали внимание властей. Иногда сама Екатерина обращалась к городскому начальству с распоряжением разоблачить того или иного мошенника, работающего под чужим именем и титулом. Так, в записке к московскому генерал-губернатору от 11 сентября 1787 года она сообщает о том, что необходимо выследить и задержать «графа Шидловского», «бродягу и обманщика», замеченного также в «мошенничествах и развратах»69. Таким образом, Калиостро служил примером для подражания многочисленным путешествующим знахарям и шарлатанам, с успехом игравшим на пристрастии образованного общества, в интеллектуальном поле которого мирно сосуществовали современное знание и средневековый мистицизм, ко всему таинственному и сверхъестественному.
Даже сами масоны, по-настоящему интересовавшиеся тайным знанием, иногда связывались с разного рода темными личностями, о которых невозможно было точно сказать, мудрецы они или обманщики. Так, в одном неопубликованном дневнике русского масона рассказывается, как в 1786 году он с двумя братьями по ложе познакомился с неким греком по имени Харитон Цицеронол (или Цицеронолия), «художником [и] делателем фальшивого мрамора», который представился розенкрейцером и убедительно толковал о «таинственных науках». Масоны были заинтригованы и попросили грека стать их духовным учителем. Они сняли комнату в каком-то доме, где встречались каждое воскресенье и с полудня до рассвета слушали нового наставника. После нескольких собраний стало ясно — несмотря на скверный русский язык таинственного грека (или благодаря ему), что познания учителя не удовлетворяют запросам учеников и не соответствуют его обещаниям. Харитон пытался оправдаться, но струсил; масоны удостоверились в обмане и бросили «учителя»70. Зимой 1783 года Новиков в письме к А.А. Ржевскому поздравлял его с решением объединить петербургских каменщиков с московскими соратниками Новикова, поскольку теперь общие «дела орденские ... наконец очистятся от всех шарлатанств и освободятся от всех, иногда корыстолюбивых, иногда честолюбивых, а иногда мечтательных видов некоторых бр[атьев]»71. Несколько месяцев спустя князь Н.Н. Трубецкой, посылая Ржевскому новые масонские документы, сообщал, что они, хоть и навряд ли понадобятся для проведения собраний, все же нужны, чтобы «шарлатаны не могли делать беспокойства». Трубецкой имел в виду прежде всего Хосе де Рибаса, хвалившегося «внутренними орденскими познаниями», но на деле бывшего всего лишь «шарлатаном»: имея на руках эти документы, Ржевский мог верифицировать осведомленность де Рибаса в масонских делах. В другом письме Ржевскому Трубецкой призывает русских масонов обрести самостоятельность от иностранцев, перестать наконец «волочиться за всяким побродягой, который, быв ничего в ордене, выдает себя здесь за велико» и более хладнокровно отнестись к «Рибасам, Розенберхам, Фрезам и подобным им»72.
Однако вопрос, кого же считать обманщиком, решался неоднозначно. Так, барон де Корберон, французский поверенный в делах при петербургском дворе и преданный масон, аттестовал де Рибаса как «благороднейшего молодого человека»73, а Новиков и Трубецкой в определенных кругах сами имели репутацию шарлатанов. К примеру, А.Т. Болотов после посещения ложи Новикова рассуждал, мысленно обращаясь к последнему, следующим образом: «Нет, нет, государь! Не на такого ты глупца и простачка напал, который бы дал себя ослепить твоими раздабарами и росказнями и протянул бы тебе свою шею для возложения на нее петли и узды, дабы тебе после на нем верхом ездить и неволею заставливать все делать, что тебе угодно»74. Тот самый Фрезе, которого Трубецкой называл «побродягой», в дневнике барона Г.Я. Шредера получил характеристику «довольно хорошего и честного человека», а И.Г. Шварца, товарища Новикова и Трубецкого, И.П. Вегелин, оратор ложи Трех знамен, полагал «искусным лицемером»75. Сам Шварц, естественно, считал себя чуть ли не единственным порядочным иностранцем в России. Свои чувства по этому поводу он выразил в автобиографической записке: «Я приходил в негодование, видя, что недостойные, своекорыстные иностранцы обманывают многих благородных отцов и матерей, которые горячо желают детям добра, но не имеют настолько образования, чтобы знать, как следует приняться за дело». Такое положение дел, по-видимому, и заставило его организовать собственное учебное заведение. К счастью для Шварца, не все разделяли взгляды Вегелина на его нравственность, и для нового предприятия он сумел найти несколько блестящих покровителей. Среди них был, например, П.А. Татищев, весьма состоятельный масон, по словам того же Шварца, «не раз обманутый толпою льстецов, которые всегда теснятся около богачей»76. Тот же Вегелин, впрочем, полагал, что наиболее опасным «льстецом» и был мнимый ученый Шварц, вытягивавший у Татищева тысячи рублей.
* * *
Масоны, внушавшие ужас низшим слоям российского общества, высмеиваемые на театральных подмостках и в печатных изданиях77, раздираемые внутренними противоречиями, как могли, пытались защищаться. Для этого они время от времени публиковали тексты, излагавшие истинную суть их учения и описывавшие настоящие нравы вольных каменщиков. В номере «Санкт-Петербургских ведомостей» от 22 августа 1785 года было помещено уведомление о выходе в свет (сразу в двух изданиях) книги «Братския увещания к некоторым братиям свбднм. кмнщкм [свободным каменщикам]»78. Ее автор, Станислав Эли, скрывшийся за своим масонским именем «брат Седдаг», был крещеным польским евреем, с 1776 года жил в России, служил в Медицинской коллегии, участвовал в работе Вольного экономического общества и нескольких масонских лож. Несмотря на заглавие, его труд был обращен не только к самим масонам, но вообще к российской публике и должен был убедить последнюю в несправедливости нападок на орден. Он отметал все обвинения в адрес каменщиков — «жадность к богатству», «ветряное честолюбие», тайные политические цели79 — и доказывал, что масонская ложа — лучшее место для тех, кто хочет «научиться право мыслить, различать, избирать, хотеть и отвергать, действовать и поступать». Там собирается «общество к добродетели себя образующих, и к познанию неопровергаемых чистых истин, и к распространению нужных и полезных для всеобщего блага сведений»80.
В том же году в Москве появилось еще одно масонское издание — «Магазин свободно-каменщической, содержащий в себе: речи, говоренныя в собраниях; песни, письма, разговоры и другая разныя краткия писания, стихами и прозою». В предисловии к «Магазину...» сообщалось, что книги вроде «Записной книжки для друзей человечества», «Карманной книжки для В*** К*** и для тех, которые и не принадлежат к числу оных» или «Апологии, или Защищения ордена Вольных каменщиков» печатаются силами братства, так что «как принадлежащие к Ордену, так и посторонние могут почерпнуть хотя некоторые легкия понятия о истинном Свободном Каменщичестве и выбросить из головы своей вкоренившияся уже из давного времени весьма ложныя заключения и предубеждения, ко вреду Ордена лжебратиями и ненавистниками онаго в легковерныя и недовольно твердыя сердца посеянныя»81.
«Весьма ложныя заключения и предубеждения», оспорить которые должны были авторы «Магазина...», широко варьировались: говорили о том, что вся масонская деятельность сводится к ребяческим играм, что в каменщики идут от скуки, что члены лож не помогают себе, близким и обществу, а только занимаются ерундой, вместо того чтобы приносить пользу. Издатели готовы были согласиться с тем, что все эти обвинения применимы к «так называемым» масонам: в «Рассуждении о доверенности», первоначально произнесенном в московской ложе Светоносного треугольника, оратор подчеркивал, что многие члены ордена являются масонами только на словах. Они приходят туда «из единой благопристойности» и «тела их единыя присутствуют в святилище сем, но сердца их далеко бывают от оных»; они вступают в ложи только ради «преимуществ и выгод в общежитии». Впрочем, по мнению оратора, все «ложные» масоны непременно будут разоблачены, ибо «мы причислены к истинному Ордену, давшему нам средства к различению Брата от шарлатана и от обманщика»82.
Но если неправедные братья стремятся только к материальным благам, то чего же ищут истинные масоны? И чем они отличаются от тех, кто не вступает в ложи? Ответы на эти вопросы были даны в «Рассуждении о повиновении, говоренном в ложе св. Моисея»: «Повиновение возбудит в нас истинное Благонравие, истинным Свободным Каменщикам свойственное, и сделает все слова и телодвижения наши отменными от профанских, представляя нас примером общежития»83. Члены братства составляют «малое число мудрых», «немногих истинных человеков»; от обычных людей они отличаются «благоразумием» и «умеренностью». Остальные — рабы гордости, алчности и праздности — проводят жизнь в грубых сборищах, погрязнув в пьянстве и плотских грехах, и в конце концов доходят до свинского состояния. Таким образом, возвращая своим критикам их же обвинения, защитники масонства пытались представить каменщиков самыми полезными и добродетельными членами общества. Силы масонов уходят прежде всего на «исполнение гражданских и семейственных должностей»; наконец, настоящие каменщики предпочитают нечестивым сходкам «мирную и разумную беседу с подобными себе друзьями, братолюбием и добронравием связуемую», все условия для которой, разумеется, можно найти только в ложе84.
Соотнесению масонского учения и этики общественного долга была посвящена отдельная речь, также прочитанная братьям ложи Светоносного треугольника. В этом, возможно наиболее примечательном масонском тексте, опубликованном в «Магазине...», ложи уподоблялись римскому форуму и греческой агоре и описывались как последнее прибежище гражданской доблести:
Уже ли глас отечества, раздававшийся с толикою силою в собраниях Греков и Римлян, гремевший в ушах умирающих любителей отечества и уже при последнем их издыхании возбуждавший в них приятную улыбку, уже ли могущественный глас сей потерял между нами силу свою, или мы лишились нежных чувствований сих и учинились неспособными внимать ему? Нет у нас публичных мест, в которыя бы стекались граждане для советования о благе отечества; нет у нас ни Демосфенов, ни Цицеронов, которые бы возбуждали внимание наше по гласу сему; нет у нас и публичных изображений мужей служивших и принесших жизнь свою в жертву сей матери, всех нас Россиян породившей, которые бы взирающим на них вещали: умри за отечество: уже ли же мы заключили вход гласу сему и в сие последнее его убежище, в сие святилище, истинне и мудрости посвященное? Уже ли не возгремит он в ушах истинных Каменщиков? Уже ли не воспламенит сердца их горячайшей любовию к Государю своему и не послужит нам вместо трубы воинския, побуждающей к подвигам, ежели не бессмертным, то по малой мере благородным?85
Ложа предстает здесь своего рода народным собранием, а масоны — сынами отечества (patria), верными подданными государя, бескорыстно посвятившими себя общему благу. Описывая свою деятельность с помощью риторики гражданского гуманизма, авторы речи подчеркивают значимость ордена для объединения и усиления государства. Масоны, действуя ради общественного блага и способствуя процветанию страны, таким образом прямо участвуют в vita activa, ибо, избавившись от пороков, они способны сделать более добродетельным и высшее общество, и простой народ86. Это не имеет ничего общего ни с «детскими игрушками»87, в которые масоны якобы играют вместо того, чтобы заняться серьезными делами, ни с корыстью и жадностью — дежурными обвинениями в адрес каменщиков. Настоящий масон стремится не к собственному благу, но к общественному — человек низкий и развратный понять это никогда не сможет.
Что же объединяет такие разные варианты восприятия масонов: то ли лицемеров и шарлатанов, то ли бескорыстных и честных граждан своего государства? Прежде всего оценка (та или иная) общественной роли масонства. В струе свойственного XVIII веку увлечения горацианской формулой «utile et dulce» («полезное с приятным») критики ордена настаивали на том, что братья жертвуют «пользой» ради «увеселения». Так, Правомысл, мудрый и добродетельный брат Легковера в «Мнимом мудреце», наставляет Хитроума «употребить себя в пользу общества», то есть призывает к настоящему просвещению, которое состоит не в том, чтобы «искать проникнуть непроницаемое» и «говорить темно и непонятно... [а] вместо сердца разуметь камень», но в «служении отечеству, помощи ближнему»88. Просвещенный человек — «прямо гражданин, сын, супруг и отец; кто печется о пользе других, как о своей собственной»; он не тратит время в разговорах с «духами», но полностью отдает себя «должности, хозяйству, воспитанию детей»89. «Сведения» же таких мошенников, как Хитроум, не могут дать ничего для «пользы и употребления» в обществе, а только «развращают ... нрав[ы]», толкают к расточительству и «претворяют ... граждан в безпечных суемудров»90. Нечего и говорить, что масоны утверждали прямо противоположное и пытались убедить публику в том, что общественное благо и есть главная цель ордена.
Не одним только масонам приходилось оправдывать свои собрания; появление многочисленных кружков и клубов также вызывало страх и волнения в обществе. Так, автор извещения об «Обществе старающемся о напечатании книг», опубликованном в новиковском «Живописце», специально подчеркивал, что «Общество...» — «наиполезнейшее учреждение, о каком токмо частным людям помышлять дозволяется», а «сведение о таковом Обществе побудит, может быть, иных к учреждению какого другого, гораздо полезнее наших клупов, ассамблей и тому подобных сходбищ»91. «Санкт-Петербургские ведомости» напечатали в апреле 1780 года руководство, основанное на опыте германских собраний, для тех, кто хочет организовать свое общество в пользу бедных, но боится мошенников и обманщиков92. Д.И. Фонвизин в известном сочинении «Несколько вопросов, могущих возбудить в умных и честных людях особливое внимание», прямо адресованном Екатерине, сетуя между прочим на избалованное, не желающее служить дворянство, вопрошал: «Отчего ... перевелися общества между благородными?» Императрица лаконично ответила: «От размножившихся клобов»93. В том же «Собеседнике любителей российского слова», где были напечатаны «Несколько вопросов...» Фонвизина, 20 мая 1783 года появилась и «Фелица» Державина — ода, обеспечившая автору благосклонность царицы и скорейшее продвижение по службе. Мудрая Фелица-Екатерина изображалась там как пример скромности и прямой добродетели, избегающей страстей и суеты:
Не слишком любишь маскарады,
А в клоб не ступишь и ногой;
...
К духам в собранье не въезжаешь,
Не ходишь с трона на Восток...
Как писал еще Я.К. Грот, под «собраниями духов» и «Востоком» здесь имеются в виду масонские ложи94.
Понятия «пользы» и «увеселения» не подлежали исчерпывающему определению, поэтому то, в чем одни видели полезную деятельность, другие считали пустой тратой времени. Вопрос о том, только ли избытком досуга у представителей высшего класса обусловлено возникновение клубов, ассамблей и других собраний, будоражил умы в России того времени. «Увеселение» не вызывало ни у кого неприязни, когда оно совмещалось с общественной «пользой»; но без нее оно считалось никчемным и даже вредным. Для Екатерины, как и для многих других образованных людей, оставался непроясненным вопрос: если масонство действительно служит общественному благу, то «какая ему нужда в обетах, чудачествах, в одеяниях нелепых и странных?»95.
28 Екатерина II. Обольщенный, комедия в пяти действиях // Сочинения имп. Екатерины II / Сост. А.Н. Пыпин. СПб., 1901. Т. 1. С. 291-293.
29 Там же. С. 294.
30 Там же. С. 299.
31 Там же. С. 292.
32 Там же. С. 320-326, 328.
33 Там же. С. 334.
34 Там же. С. 330, 337.
35 Там же. С. 340. Отточия в оригинале.
36 См.: Семека А.В. Русские розенкрейцеры и сочинения императрицы Екатерины II против масонства // Журнал министерства народного просвещения. 1902. Ч. 39. № 2. С. 343-400.
37 Екатерина II. Шаман Сибирский, комедия в пяти действиях // Сочинения имп. Екатерины II / Сост. А.Н. Пыпин. СПб., 1901. Т. 1. С. 396.
38 «Обманщик» ставился чаще других екатерининских комедий — около 12 раз. Это может показаться весьма скромным, однако стоит учитывать, что в русском театре XVIII века среднее число постановок на одну пьесу — 10 раз. Для сравнения: комическая опера А. Аблесимова «Мельник — колдун, обманщик и сват» (1779) — одна из самых популярных в своем жанре — шла более 80 раз в театрах обеих столиц. См.: Всеволодский-Гернгросс В. История русского драматического театра. М.; Л., 1977. Т. 1. С. 451—452, 456. Также «Обманщик» ставился по-немецки в Петербурге и Гамбурге. См. комментарий А.Н. Пыпина к кн.: Екатерина II. Указ. соч. По некоторым сведениям, комедии Екатерины пользовались успехом у петербургских театралов. См.: Лонгинов М.Н. Указ. соч. С. 256-258.
39 См.: Там же. С. 258.
40 См.: Боголюбов В.Н. Указ. соч. С. 364. Издания комедий в России см. в: Сводный каталог. Т. 1. № 2141—2144, 2146. Немецкие переводы были выпущены К.Ф. Николаи в 1788 году в Берлине. См.: Пыпин А.Н. Указ. соч. Т. 1. С. 310. История создания, публикации и представления екатерининских комедий на сцене см. в комментариях А.Н. Пыпина к кн.: Екатерина II. Указ. соч.
41 Зеркало света. 1786. 9 февраля. Ч. 1. № 1. С. 13—15. Курсив в оригинале.
42 Растущий виноград. 1786. Февраль. С. 1—6. Курсив в оригинале.
43 Там же. С. 43—44. В том же году журнал напечатал пространную статью «Рассуждение о начале вольных каменщиков, или Фармасонов»: Растущий виноград. 1786. Октябрь. С. 44—72; Ноябрь. С. 62—76; Декабрь. С. 35—46. Следы рецепции комедий Екатерины также можно найти в: Новыя ежемесячныя сочинения. Ч. 2. 1786. Август. С. 70-82; Ч. 3. 1786. Сентябрь. С. 76-77.
44 Всеволодский-Гернгросс В. Указ. соч. Т. 1. С. 452. [Эмин Н.Ф.] Мнимый мудрец: Комедия в пяти действиях. СПб., 1786.
45 Там же. С. 8, 27.
46 Там же. С. 22.
47 Там же. С. 3, 8-10, 52.
48 Об этом см.: Karlinsky S. Op. cit. P. 86-87, 91.
49 В январе 1786 года Екатерина признавалась доктору Циммерману, что в «Обманщике» выведен Калиостро, а в «Обольщенном» — его жертвы. См.: Философическая и политическая переписка Императрицы Екатерины II с Доктором Циммерманом с 1785 по 1792 год. СПб., 1803. С. 45—46. См. также ответ Циммермана: Там же. С. 50—53. Русская публика также не имела сомнений в адресате екатерининских комедий; князь П.Д. Цицианов писал В.Н. Зиновьеву, что в «Обманщике» высмеиваются те, «кои верят шарлатанам и паче верили Калиостру». См.: Цицианов П.Д. Письма князя Павла Дмитриевича Цицианова к Василию Николаевичу Зиновьеву // Русский архив. 1872. Кн. 2. Стлб. 2113.
50 О Калиостро см.: Gervaso R. Cagliostro: A Biography. London, 1974. О пребывании Калиостро в России и Курляндии см.: Карпович Е.П. Замечательныя и загадочныя личности XVIII и XIX столетий. СПб., 1893. С. 98—124; Гейкинг К.Г. Воспоминания сенатора барона Карла Гейкинга // Русская старина. № 91. 1897. Сент. С. 532—535; Wilding P. Adventurers in the Eighteenth Century. New York, [1937]. P. 296—302; Зотов В. Калиостро, его жизнь и пребывание в России // Русская старина. 1875. № 12. Январь. С. 50—83. Мнение самого Калиостро о его визите в Россию см. в: Confessions du comte de С*** avec l'histoire de ses voyages en Russie, Turquie, Italie, et dans les pyramides d' Egypte. [Paris], 1787. P. 55-66.
51 Е.П. Карнович выражал сомнение в том, что Калиостро жил в доме Елагина. Между тем это легко можно установить по объявлению в газете, в котором сообщается об отъезде Калиостро с женой из столицы. См.: Санкт-Петербургские ведомости. № 15. 21 февраля 1780. Прибавление. С. 191 (тоже объявление было напечатано в: № 16. С. 204). См. также ироническое описание жизни Калиостро у Елагина в письме Екатерины к Гримму: Письма Императрицы Екатерины II к Гримму (1744—1796) // Сборник Императорского русского исторического общества. 1878. № 23. С. 212—213.
52 В архиве Елагина сохранилось 18 рецептов, полученных от Калиостро. См.: РГАДА. Ф. 8. Oп. 1. Ед.хр. 238. JI. 51—62. В этом же фонде можно найти многочисленные нумерологические схемы и графики, а также инструкции по вытягиванию выигрышных лотерейных билетов — Калиостро за соответствующую плату иногда делился этой премудростью с другими. См.: Там же. Л. 1—24. Также см.: Dumas F.R. Cagliostro. New York, 1967. Р. 69—72.
53 Ср. разные версии этого эпизода: Friedrichs Е. Geschichte der einstigen Maurerei in RuBland. Berlin, 1904. S. 80; Wilding P. Op. cit. P. 300.
54 См.: Гейкинг К.Г. Указ. соч. С. 533—534; Зотов В. Указ. соч. С. 64—65.
55 См.: Карнович Е.П. Указ. соч. С. 114-115; Wilding P. Op. cit. Р. 300-301.
56 См.: Карнович Е.Л. Указ. соч. С. 119.
57 Подробности этой истории см, в кн.: Wilding P. Op. cit. Р. 312—318. Русские переводы текста Калиостро вышли под заглавиями: Мемориал графа Калиостро против господина генерал-прокурора обвинявшаго его, писанной им самим. М., 1786; Оправдание графа де Калиостро по делу кардинала Роана о покупке славнаго склаважа во Франции. СПб., 1786. См.: Сводный каталог. Т. 2. № 2754, 2755. Оперативность выхода обоих переводов свидетельствует о серьезной обеспокоенности русских защитников графа.
58 См.: Дуалло. Возражение со стороны графини де Валуа ла Мотт, на Оправдание графа де Калиостро. СПб., 1786; Описание пребывания в Митаве известного Калиостра на 1779 год, и произведенных им тамо магических действий. СПб., 1787. С. 35—36, 63; Мошинский А.Ф. Калиостр познанный в Варшаве, или Достоверное описание химических и магических его действий, производимых в сем столичном городе в 1780 году. М., 1788. [Предисл., б.п.]. Оригинальный текст «Описания...» был опубликован в Берлине в том же году. Калиостро, гостивший у сочинительницы и ее семьи в Митаве, каким-то образом обманул ее. В своей книге фон Рекке обвинила итальянца не только в шарлатанстве, но и в скрытых связях с иезуитами. О ней и ее книге см.: Пыпин А.Н. Указ. соч. С. 284—287. А.Ф. Мошинский был другом князя Понинского, гостеприимством которого бежавший из России Калиостро пользовался в Варшаве, и помогал авантюристу в его лабораторных опытах, пока не убедился в несостоятельности своего учителя. См.: Wilding P. Op. cit. Р. 302—303. Следы скандала, связанного с именем Калиостро, можно найти также и в: Гилбоа. Алхимист без маски, или Открытый обман умовоображательного златоделания, взятый из сочинения г. профессора Гилбоа. М., 1789. См. также: Клушин НА. Алхимист // Русская комедия и комическая опера. М.; Л, 1950. С. 465—483.
59 Как раз во время визита Калиостро в Россию императрица написала памфлет «Тайна противонелепого общества (Anti-Absurde), открытая не причастным оному», в котором высмеивала масонство как форму шарлатанства (впрочем, прямых отсылок к Калиостро здесь нет). Текст был опубликован в 1780 году на французском, русском и немецком языках и широко разрекламирован в «Санкт-Петербургских ведомостях» и «Московских ведомостях». См. комментарии А.Н. Пыпина к: Екатерина II. Указ. соч. Т. 5.
60 См.: Боголюбов В.Н. Указ. соч. С. 357; Семека А.В. Указ. соч. С. 397—400. На чем основано это суждение, неясно, поскольку в письмах Екатерины к Брюсу этого периода нет даже упоминаний Новикова. См.: Екатерина II. Письма и рескрипты Екатерины II к московским главнокомандующим // Русский архив. 1872. Кн. 1. С. 258-274.
61 Известия о приключениях Калиостро в Париже можно найти, например, в: Зеркало света. 1786. № 5. 5 марта. С. 102; 1786. № 15. 15 мая. С. 324. В предисловии к «Мемориалу графа Калиостро...» переводчики признавались, что выпускают книгу, дабы удовлетворить интерес русской публики к делу об алмазном ожерелье. Еще одним возможным импульсом для написания антимасонских сочинений мог послужить Екатерине скандал вокруг баварских иллюминатов в 1784—1785 годах, живо обсуждавшийся во всей Европе. См.: Roberts J.M. Op. cit. P. 118-145.
62 Письма Императрицы Екатерины II к Гримму (1744—1796) // Сборник Императорского русского исторического общества. 1878. № 23. С. 212—213, 362, 366—367, 373—375, 377—379. Гримм посылал императрице сочинения Калиостро, которые она, судя по всему, прочитала. См.: Там же. С. 375.
63 Ср. отрывок из письма Циммермана Екатерине: «Две Руские комедии, под названием Обманщик и Обольщенный, сделают эпоху в Европе. Уже не Юг просвещает Север, а Север просвещает Юг; уже с берегов Невы приходит к нам просвещение». Философическая и политическая переписка Императрицы Екатерины II с Доктором Циммерманом с 1785 по 1792 год. СПб., 1803. С. 51—52. Полный свод эпистолярия вокруг екатерининских комедий и Калиостро см. в: Chetteoui W.-R. Cagliostro et Catherine II: La satire imperiale contre le mage. Paris, 1947.
64 См.: Francesco G. de. The Power of the Charlatan. New Haven, 1939. P. 196— 204. Слухи о чудодейственных целителях проникали и в русскую печать. Так, «Московские ведомости» в апреле 1784 года публиковали сообщение о деятельности Грэма. См.: Alexander J. Т. A Russian Reflection of Dr. James Graham's 'Strange Establishment' // Newsletter of the Study Group on Eighteenth-Century Russia. 1992. № 20. P. 28—31. О самом известном шарлатане века — венском враче Ф. Месмере см.: Darnton R. Mesmerism and the End of the Enlightenment in France. Cambridge, Mass., 1968.
65 Эта тема еще ожидает своего исследователя. Несколько кратких замечаний можно найти в: Карнович Е.П. Указ. соч. С. 113.
66 Московские ведомости. 1784. № 95. 27 ноября. Прибавление. Без паг.
67 Державин Г.Р. Сочинения / Примеч. Я.К. Грота. СПб., 1870. Т. 3. Ч. 3. С. 505.
68 См.: Karlinsky S. Op. cit. Р. 124-125.
69 Екатерина II. Письма и рескрипты Екатерины II к московским главнокомандующим // Русский архив. 1872. Кн. 1. С. 290. См. также письмо от 3 января 1790 года, где упоминается еще один мошенник из Польши: Там же. С. 335.
70 ОР РГБ. Ф. 147. № 90. (М. 1967). Л. 19-19 об.
71 Барсков Я.Л. Указ. соч. С. 241.
72 Там же. С. 252—255. Хосе де Рибас, неаполитанский авантюрист на русской службе, участвовал в работе нескольких петербургских лож в начале 1780-х годов. Георг Розенберг, вынужденно покинувший когда-то родную Германию, входил в число русских масонов, совершивших путешествие в Швецию, что повлекло за собой его исключение из ордена в 1781 году. Ф.П. Фрезе, бывший заметной фигурой русского масонства на протяжении нескольких десятилетий, работал в Медицинской коллегии, затем стал обер-директором Санкт-Петербургского опекунского совета. С другой стороны, в 1788 году адмирал С.И. Плещеев вступил, находясь в Авиньоне, в братство Нового Израиля, однако, вернувшись в Россию, изменил свои взгляды и утверждал, что был обманут. См.: Лонгинов М.Н. Указ. соч. С. 290. Об обществе Нового Израиля и его связях с русскими масонами см.: Вернадский Г.В. Указ. соч. С. 80—83.
73 Corberon M.D.B. de. Un diplomate franсais a la cour de Catherine II, 1775— 1780: Journal intime / Ed. L.H. Lablande. Paris, 1901. Vol. 1. P. 147.
74 Записки A.T. Болотова // Русская старина. 1872. Приложение. Т.З. С. 935.
75 См.: [Вегелин И.Ф.] Указ. соч. С. 1034-1036; Барсков Я.Л. Указ. соч. С. 218.
76 Биографический словарь профессоров и преподавателей Императорского Московского Университета. 1755—1855. М., 1855. Т. 2. С. 576, 586.
77 Среди прочих антимасонских сочинений стоит упомянуть: Масон без маски, или Подлинныя таинства масонския. СПб., 1784 — перевод книги: Wilson Т. Le Maсon dеmasquе, ou le vrai Secret des F. M. mis au jour dans toutes ses parties avec sincerite et sans deguisement. London, 1751; Мопс без ошейника и без цепи, или Свободное и точное открытие таинств общества именующягося Мопсами. СПб., 1784 — перевод одной главы из книги «L'ordre des francs-macons trahi, et le secret de Mopses revele», приписываемой Г.Л. Перо (G.L. Рerau), в которой утверждалось, что отличительной чертой масонских обществ и подобных им является склонность к гомосексуализму и разврату. Обе книги анонсировались в «Санкт-Петербургских ведомостях»: 1784. № 96. 29 ноября. С. 922; 1784. № 97. 3 декабря. С. 933; 1785. № 13. 14 февраля. С. 126.
78 См.: [Эли С.С.] Братския увещания к некоторым братиям свбднм. кмнщкм. Писаны братом Седдагом. М., 1784. Установлено, что «Братские увещания...» переведены с немецкого; см.: Сводный каталог. Т. 3. № 8589. Книгопродавец, анонсировавший сочинение Эли в печати (см.: Санкт-Петербургские ведомости. № 67. 22 августа 1785. С. 690), предлагал также сразу два русских перевода одного и того же немецкого издания: Записная книжка для друзей человечества. СПб., б. д. [1781?]; Карманная книжка для В*** К*** и для тех, которые и не принадлежат к числу оных. М., 1783. Названия немецкого оригинала см. в: Сводный каталог. Т. 1. № 2321; Т. 2. № 2852. О целевой аудитории подобной литературы см.: Лотарева Д. Д. Некоторые источниковедческие проблемы изучения масонской книжности в России в конце XVIII — первой половине XIX в. // Мировосприятие и самосознание русского общества (XI—XX вв.). М., 1994. С. 154.
79 [Эли С.С.] Указ. соч. С. 26—27. Последнее обвинение формулировалось у Эли следующим образом: «...не политическая ли тайна П.С. ...был[а] их намерением?» (Там же). Что означает аббревиатура «П.С.», неясно.
80 Там же. С. 36—38. На последней странице первого издания «Братских увещаний...» был помещен список масонских сочинений, которые можно было купить вместе с книгой Эли: 1) Штарк И.А. Апология, или Защищение ордена Вольных Каменщиков. Писанная братом **** членом Шотландской ** ложи, в П**. М., 1784. И.А. Штарк был известен в масонских кругах России в 1760-х годах. Книга первоначально вышла по-немецки в 1770 г., а перевод выдержал два издания в 1784 году; 2) Карманная книжка для В*** К***... М., 1783.; 3) Кёппен К.Ф. Крата Репоа, или Посвящение в древнее тайное общество египетских жрецов. М., 1779. Описание «Общества египетских жрецов» было наполнено очевидными отсылками к практикам масонского ордена. «Крата Репоа...» печаталась три раза в течение XVIII века и, по-видимому, находила отклик у читателей. См.: Новиков Н.И. и его современники: Избранные сочинения. М., 1961. С. 190-193, 498-499. 4) Пено Б.Ж. Фил. Авр. Феофраста Парацельса, Химическая псалтырь, или Философическия правила о камне мудрых. М., 1784. Большая часть книг была конфискована московскими властями и уничтожена в 1786 году; оставшиеся экземпляры продолжали открыто продаваться в магазинах. См.: Вернадский Г.В. Указ. соч. С. 125.
81 Издатель к читателю // Магазин свободно-каменщической, содержащий в себе: речи, говоренныя в собраниях; песни, письма, разговоры и другия разный краткия писания, стихами и прозою. 1784. Т. 1.4. 1—2. С. i—ii. Автором вступления мог быть С. Эли. См.: Сводный каталог. Т. 4. № 180. Это предисловие, отпечатанное на форзаце тома вместе с цензурным разрешением, а также большой тираж журнала (возможно, он доходил до 1200 экз.) сослужили дурную службу Новикову, тщетно пытавшемуся после ареста в 1792 г. доказать, что издание было предназначено только для самих масонов.
82 Магазин свободно-каменщической. 1784. Т. 1. Ч. 1. С. 109—111, 118.
83 Там же. Ч. 2. С. 73. Курсив автора.
84 Там же. С. 98-99.
85 Там же. С. 14—15. Курсив автора.
86 Использование политических метафор, связанных с античностью, чрезвычайно актуально для властной риторики той эпохи. См. об этом: Уортман P.C. Сценарии власти. Мифы и церемонии русской монархии. М., 2004. Т. 1: От Петра Великого до смерти Николая I. Ч. 2. О гражданском гуманизме раннего Нового времени см.: Рососк J.G.A. The Machiavellian Moment: Florentine Political Thought and the Atlantic Republican Tradition. Princeton, 1975. Об истории понятия «гражданин» см.: Retat P. Citoyen — Sujet, Civisme // Handbuch der politisch-sozialer Grundbegriffe in Frankreich, 1680—1820 / Ed. R. Reichardt and E. Schmitt. Heft 9. Munchen, 1988. P. 76-105.
87 Магазин свободно-каменщической. Т. 1.4. 2. С. 12.
88 [Эмин Н.Ф.] Указ. соч. С. 58-59.
89 Там же. С. 30.
90 Там же. С. 31.
91 Новиков Н.И. и его современники: Избранные сочинения. М., 1961. С. 150-151. Об «Обществе...» см.: Jones W.G. Op. cit. P. 82-95.
92 См.: Санкт-Петербургские ведомости. 1780. № 32. 21 апреля. С. 302—304.
93 Фонвизин Д.И. Собрание сочинений. М.; Л., 1959. Т. 2. С. 271-272.
94 Державин Г.Р. Указ. соч. Т. 1. С. 38—39. См. также комментарий Я.К. Грота: Там же. С. 215—217. Анализ текста см. в: The Literature of Eighteenth-Century Russia: A History and Anthology / Ed. and trans H.B. Segel. Vol. 2. New York, 1967. P. 262-279.
95 Письма Екатерины Второй к барону Гримму // Русский архив. 1878. Кн. 3. С. 62.
<< Назад Вперёд>>
