§ 1. Новый курс
Но существовала и оборотная сторона научно-технического рывка, осуществленного в первое послевоенное десятилетие. Развернувшийся процесс преобразования труда на основе его научной, инженерной организации, во-первых, в основном ограничивался узким сегментом отраслей и, во-вторых, не сопровождался социальными сдвигами, необходимыми при интеллектуализации производства. И это был сознательный выбор. Страна, еще не оправившаяся от беспрецедентных военных потерь, пошла на огромные затраты, связанные с развертыванием новейших средств вооруженной борьбы. Все остальные нужды удовлетворялись по остаточному принципу. Ресурсы для наращивания военно-промышленного потенциала изымались в первую очередь из фонда непроизводственного потребления. Он же служил источником поддержания высоких темпов наращивания производственного аппарата базовой и оборонной промышленности, хотя репарационные поставки и покрывали заметную часть инвестиционных потребностей. Связанный с этим остаточный принцип финансирования других отраслей, социальной сферы последовательно проводился в жизнь через механизм жесткой централизации как отраслевого, так и территориального управления. Возможное недовольство населения низким уровнем жизни мало принималось во внимание.
Правда, нужно сказать, что необходимость придания экономике большей социальной направленности признавалось высшим руководством. И это были не только политические декларации, призванные снять напряженность в обществе. Обсуждались, пусть и в ограниченном масштабе, пути улучшения положения в сельском хозяйстве, расширения экономических связей с капиталистическими странами, развития внутренней торговли и укрепления денежной системы. Более того, на самом высоком уровне ставился вопрос об изменении пропорций промышленного развития. С «благословения» И. В. Сталина правительство приняло ряд решений об увеличении производства товаров народного потребления и развития всех отраслей, имеющих к этому отношение. Однако они, по большому счету, остались на бумаге: ни средств, ни политической воли для их реализации не оказалось. Все силы поглотила военно-техническая гонка. И наметившийся поворот к нуждам человека не утвердился в общественной практике как устойчивая тенденция. Тем не менее само ее появление, с одной стороны, свидетельствовало о нарастании противоречий в экономическом и социальном развитии, а с другой - о растущей готовности к переменам305.
Такая готовность диктовалась сугубо прагматическими соображениями. Действительно, к этому времени страна вступила в фазу позднеиндустриальной модернизации. Более того, ряд сегментов ее экономики приобрел черты научно-индустриального производства или, по терминологии С. Ю. Глазьева, принадлежал уже к пятому технологическому укладу, являвшемуся фундаментом для построения постиндустриальной экономики306. Другими словами, перед страной открывались новые горизонты, но ее поступательное развитие находилось в зависимости от выполнения ряда условий. Во-первых, было необходимо обеспечить тесную интеграцию материального и духовного производства, ибо отныне способность к экономическому прогрессу все в большей мере становилась тождественной способности развивать науку и использовать ее результаты в практической деятельности. Во-вторых, инновационное производство не может успешно развиваться в двухсекторной экономике. Создание чрезвычайно сложных, постоянно обновляющихся образцов техники и технологий лишь для приоритетных отраслей неэффективно с точки зрения общественных затрат. В орбиту научно-технического прогресса требуется вовлечь все сегменты экономики. Только наличие единого динамично развивающегося народнохозяйственного комплекса способно вывести ту или иную страну на траекторию постиндустриального развития307. В-третьих, нужно было добиться раскрепощения человека, обеспечения элементарной свободы личности, достойного уровня жизни населения. Растущая интеллектуализация производства не оставляла другого варианта. Поэтому «поворот к человеку» в социально-экономической политике становился залогом успеха и необратимости процессов модернизации308.
Смерть И.В.Сталина разблокировала проведение назревших преобразований. Но в высшем руководстве не было «монолитного единства» по вопросу, как их осуществлять. И все же доминировала точка зрения, что перемен не избежать309. Такие же настроения набирали силу в общественном сознании. Дальнейшее игнорирование интересов «гражданских» отраслей промышленности, подавление потребления, обескровливание аграрного сектора уже не казались неизбежной необходимостью. Тем самым подрывалась социальная база политики «чрезвычайщины» с присущими ей ограничениями. Ее продолжение грозило обернуться крупными политическими потерями. И послесталинское руководство не могло закрывать глаза на эту угрозу. Учитывая объективные потребности и настроение населения, оно оказалось вынужденным пойти на определенный маневр. Суть его заключалась в серьезной трансформации реализуемой модели модернизации. В ней, наряду с военно-промышленной, появилась потребительски-ориентированная составляющая. Вместе с дальнейшим упрочением оборонного могущества это предполагало заметное повышение жизненного уровня населения. Можно сказать, что провозглашалась задача построения некоего социалистического аналога «общества потребления», формировавшегося в западных странах на позднеиндустриальном этапе модернизации310.
Однако разнонаправленность целей новой политики порождала трудноразрешимые противоречия, проявлявшиеся прежде всего в жесткой конкурентной борьбе за ограниченные ресурсы. Из сложившейся ситуации новое руководство справедливо видело лишь один выход: максимально задействовать научно-технический фактор, добиться с его помощью и повышения благосостояния населения, и упрочения статуса СССР как мировой сверхдержавы. Не случайно проблемы ускорения научно-технического прогресса были предметом специального обсуждения на всех трех состоявшихся при Н. С. Хрущеве съездах партии и ряде пленумов ЦК КПСС. Их решения сыграли важную роль в изменении отношения к науке со стороны государства, корректировке стратегических целей научно-технической политики.
Традиционно считается, что начало ее нового этапа пришлось на середину 1950-х гг. Как правило, его связывают с постановлением ЦК КПСС и Совмина СССР «Об улучшении дела изучения и внедрения в народное хозяйство опыта и достижений передовой отечественной науки и техники», принятым 28 мая 1955 г.311 Утверждается, что этот документ, выдержанный в «критическом духе», оказался «совершенно неожиданным», идущим «вразрез с предыдущей политической линией»312.
Думается, однако, что такая оценка все же нуждается в определенном уточнении. Уже в первые послевоенные годы развитию отечественной науки был дан мощный импульс. Тогда же удалось наладить ее высокоэффективное взаимодействие с производством в оборонном комплексе. И этого результата удалось достичь благодаря целенаправленной политике высших органов государственной власти и управления. Другое дело, что она имела серьезные изъяны. Точнее говоря - нуждалась в переосмыслении и корректировке в связи с новой ситуацией. Поэтому критическое отношение к имеющемуся опыту было вполне оправдано. Что же касается содержащихся в постановлении обвинений в адрес министерств и ведомств, то они действительно выглядели достаточно резкими. Но их нельзя рассматривать вне общеполитического контекста того времени, а оно характеризовалось острым соперничеством государственного и партийного аппаратов. Н. С. Хрущев, выражавший интересы последнего, нашел удачный ход в этой борьбе. Он провозгласил курс на устранение бюрократических проявлений в работе правительственных органов. ЦК КПСС принял ряд решений, которые объявляли источником всех бед и недостатков сложившийся в работе государственного аппарата стиль управления313. Собственно, в духе такой политики и было сформулировано майское 1955 г. постановление ЦК и Совмина. На министерства и ведомства возлагалась ответственность за «застой» в «некоторых» отраслях «науки и техники». Отсюда следовали практические выводы. Как и в решениях состоявшегося вскоре пленума ЦК314, они ограничивались требованиями «активизировать работу» научно-исследовательских учреждений, сконцентрировав их внимание на задачах, имеющих первостепенное значение в осуществлении технического прогресса», «наладить организацию обмена научной и технической информацией» и т. д. Эти установки дополнялись призывами «улучшить», «принять меры», возложить «персональную ответственность» и т. п. Однако в условиях наметившейся либерализации режима они уже не выглядели столь пугающе, как раньше. Поэтому заметно поправить «дело изучения и внедрения» они были не способны. В то же время в постановлении практически не учитывался положительный опыт в осуществлении крупных научно-технических проектов, хотя его обобщение могло бы много дать.
И все же партийно-правительственные решения середины 1955 г. по ряду параметров можно характеризовать как новаторские. Во-первых, специальное обращение Президиума ЦК315 к общим проблемам развития науки и техники само по себе было знаковым явлением. Уже одно это независимо от конкретных решений повышало их статус в числе государственных приоритетов. Показательно, что только во времена М. С. Горбачева (1985 г.) Центральный Комитет партии провел совещание по научно-техническому прогрессу, сопоставимое по спектру обсуждавшихся вопросов с июньским 1955 г. пленумом ЦК КПСС. Во-вторых, в данных документах речь шла о стимулировании научно-технического прогресса в народном хозяйстве в целом. Ставилась задача внедрения в производство новейших технических средств во всех отраслях экономики. Такой подход весьма отличался от прежней практики. В-третьих, признавалась необходимость централизации руководства этим процессом в государственном масштабе. Однако тогда решили ограничиться созданием общегосударственной системы внедрения и централизации сбора и распространения научной информации. В планировании и организации собственно научных исследований ничего не менялось.
Эти установки были подтверждены XX съездом партии, состоявшимся в следующем году. В директивах по шестому пятилетнему плану в отличие от прошлых аналогичных документов содержались не только общие призывы к ускорению научно-технического прогресса, но и конкретные задания, касающиеся отдельных отраслей промышленности, механизации и автоматизации производственных процессов. На их решения нацеливались научные учреждения. Им предлагалось сосредоточить свои усилия на разработке «научных проблем, имеющих важное народнохозяйственное значение, добиваясь быстрейшего доведения до конца научных исследований и внедрения результатов работ в производство»316.
В то же время в директивах присутствовал тезис о необходимости «всемерно развивать науку», «расширяя теоретические исследования во всех областях знания». Это, конечно, были общие слова. Но само их появление свидетельствовало о важной подвижке в понимании объективного процесса повышения роли науки, хотя давалось это, по-видимому не просто. Отголоски различных подходов к проблеме проявились на самом съезде. В своем выступлении Президент АН СССР А. Н. Несмеянов даже отважился на критику органа ЦК - газеты «Правда». По его мнению, она неправильно расставляла акценты в отношении науки. В качестве примера приводилась опубликованная накануне съезда специальная редакционная статья, которая «не отметила достаточно глубокого значения теории и необходимость повышения ее роли». А дальше следовали рассуждения, как наработки в области фундаментальных исследований преобразуют производство. В качестве подтверждения, разумеется, делалась ссылка на овладение атомной энергией. Также упоминалось создание электронно-вычислительной техники, получение новых материалов с заранее заданными свойствами, открытие новых месторождений полезных ископаемых и т. д. Отсюда делался вывод: «без всемерного развития науки и расширения теоретических исследований мы не можем обеспечить необходимого постоянного технического прогресса». Что касается практических предложений, то А. Н. Несмеянов настаивал, что в шестой пятилетке нужно «усиленно развивать... науку фундамента, в первую очередь физико-математический, химический, биологический комплексы науки. Они должны освещать дорогу в неизведанное будущее новой техники и производства в целом»317.
Нельзя сказать, что эти установки были приняты «к безусловному исполнению». Но все же они учитывались в послесъездовской практической политике. Их восприятие облегчалось новым курсом в модернизации общества. В соответствии с ним хрущевское руководство пошло на определенный маневр ресурсами. Во второй половине 1950-х гг. заморозили военные расходы. Это произошло за счет ограничения и даже свертывания программ развития стратегической авиации, артиллерии, надводного флота318. Часть «сэкономленных» средств пошла на решение общеэкономических проблем, включая повышение жизненного уровня населения. Другую часть направили на развертывание ракетно-ядерных систем оружия и создание космической техники. Они должны были с избытком компенсировать сокращение традиционных видов вооружения. Такая смена приоритетов оказалась «на руку» целому ряду научных направлений, стоявших на острие военно-технического прогресса. На их развитие, в том числе фундаментальной составляющей, были направлены значительные ресурсы. В выигрыше также оказалась академическая и отраслевая наука гражданского назначения.
Выделение дополнительных ресурсов на развитие науки позволило реализовать еще одну новацию. Она касалась вопросов организации исследований. По идее, в социалистической системе хозяйствования все должно жестко планироваться. Это распространялось и на выбор направлений научного поиска. Но фундаментальным, да и прикладным исследованиям свойственна высокая степень неопределенности ожидаемых результатов. И простая логика подсказывала, что если в тех или иных областях науки утвердится монополизм отдельных школ и организаций, то это может обернуться свертыванием направлений, способных в будущем обеспечить принципиальные прорывы в развитии науки и производства. Отсюда легко было сделать вывод о необходимости широкого использования принципа состязательности в организации научно-технических исследований. Однако на пути его практической реализации стояли серьезные препятствия. Создание конкурентной среды в научной сфере плохо согласовывалось с идеологическими стереотипами. В официальных документах конкуренция всегда рассматривалась в качестве явления, присущего лишь капиталистическому способу производства. Утверждалось, что при социализме для нее нет места. И если возможны отдельные случаи «параллелизма» и «дублирования», то это издержки планирования, с которыми следует бескомпромиссно бороться.
Но дело было не только в идеологических стереотипах. Допущение элементов конкуренции действительно подрывало основы директивно-планируемой экономики. Поэтому хрущевское руководство сознательно шло на их использование лишь в исключительных случаях, ограничиваясь разработкой высокотехнологичных образцов вооружения и военной техники319. Здесь, в частности и в ракетно-космической и атомной отраслях, на такое «распыление сил и средств» закрывали глаза. Можно привести достаточное количество подобных примеров. Так, в 1964 г. был организован конкурс между двумя ядерно-оружейными центрами: НИИ-1011 и КБ-11 на создание малогабаритного термоядерного заряда, экономичного и унифицированного для тактической ракеты, авиабомбы и торпеды. Конкурс выиграл НИИ-1011. Его «изделие» оказалось лучше по всем параметрам. В нем максимально использовались возможности носителей по габаритам и весу, предлагалась новая газодинамическая схема первичного узла, применялся оригинальный метод герметизации тонкостенными оболочками узлов из делящихся материалов. Все это позволяло наполовину уменьшить затраты плутония в заряде в сравнении с конкурирующим проектом.
Показательна, однако, дальнейшая судьба заряда НИИ-1011. На вооружение он был принят в составе боевого блока, разработанного КБ-11 для ракеты «Луна-М», использовался в тактической авиабомбе, созданной в НИИ-1011, и в боевой части торпеды московского ВНИИ автоматики (бывшего филиала № 1 КБ-11, а затем КБ № 25). Очевидно, конкуренция между разработчиками не исключала кооперации их усилий320.
Иначе обстояло дело в отношении других, прежде всего «гражданских», отраслей науки. В них по-прежнему «со всей остротой» заявлялось о необходимости «изжить параллелизм». Такие требования продолжали звучать с «высоких трибун», вписывались в директивные документы, определявшие стратегию развития научно-технического потенциала. Правда, на практике, особенно в сфере фундаментальных исследований, их действенность была невысокой. В той же Академии наук прекрасно представляли негативные последствия устранения конкуренции между школами и направлениями. Поэтому пресечением «параллелизма» и «дублирования» занимались по большей части формально.
Принятые на высшем уровне решения по перераспределению ресурсов позволили сохранить высокие темпы наращивания научно-технического потенциала. О его растущих возможностях свидетельствовал ряд достижений, получивших широкое признание у современников, хотя, как и раньше, наиболее крупные результаты приходились на ограниченный круг отраслей. В основном они относились к оборонному комплексу. Высокими темпами развивались атомная энергетика, ракетно-космическая и электронно-вычислительная техника, авиация, непосредственно связанные с наращиванием военной мощи. Продукция этих отраслей, разрабатываемая преимущественно на основе собственного научного задела, по своим параметрам не уступала, а то и превосходила лучшие зарубежные аналоги. В гражданском секторе успехи были скромней. Но и здесь наблюдалась положительная динамика. В результате Советский Союз, видимо, не отставал от Соединенных Штатов по уровню технического развития в таких отраслях, как электроэнергетика, черная и цветная металлургия, угольная промышленность, транспорт.
Высокие темпы научно-технического прогресса воплощались в макроэкономических показателях. По динамике национального дохода и промышленности, росту производительности труда, позитивным структурным сдвигам в народном хозяйстве Советский Союз опережал большинство развитых стран. Это подтверждают не только данные официальной статистики, но и альтернативные расчеты321. Причем упрочение экономического базиса сопровождалось качественным улучшением жизни населения. Заметно выросло душевое потребление продовольственных и непродовольственных товаров, миллионы людей получили отдельное жилье, расширилась сеть учреждений здравоохранения, образования, культуры и т. д. Одновременно произошли позитивные перемены в общественно-политической атмосфере: прекратились массовые репрессии, смягчился идеологический прессинг, оживилась культурная жизнь322.
Успехи социально-экономического развития, казалось, подтверждали самые оптимистические планы-прогнозы советского руководства. Причем с ними соглашались многие зарубежные аналитики. Даже на Западе широко бытовало мнение, что в скором будущем Советский Союз опередит экономику США и по масштабам, и по эффективности. Так, известный американский государственный деятель Честер Боулс тогда заявлял: «... до первого советского спутника почти никто не сомневался в промышленном, военном и научном превосходстве Америки. И вот неожиданно появился спутник, летящий вокруг Земли, и миллионы людей стали спрашивать себя: не суждено ли в конце концов коммунизму одержать победу?». А типичный ответ на этот вопрос предлагал известный ученый-ракетчик Вернер фон Браун: «На основе своей философии русские создали такую систему, которая и обеспечивает им эти успехи. К сожалению, наша система не позволяет достичь успехов России»323.
Естественно, что в Советском Союзе подобные взгляды разделяло большинство населения, включая его руководство. С одной стороны, это вело к завышенным ожиданиям, а с другой - порождало чувство неудовлетворенности состоянием дел. Казалось, действующие планы не учитывали всех возможностей страны. И если более целеустремленно заняться активизацией научно-технического прогресса, то можно заметно ускорить темпы ее экономического развития и более успешно решать назревшие социальные проблемы.
Особую заинтересованность в пересмотре текущих плановых заданий проявляло высшее руководство. Это, помимо прочего, объяснялось субъективными причинами. Дело в том, что итоги первых лет шестой пятилетки не сводились к сплошным успехам. Сохранялось отставание от развитых капиталистических стран в эффективности использования оборудования и материалов. Не удавалось существенно повысить уровень специализации, кооперации и комбинирования производства, улучшить качество продукции. На потребительском рынке постоянно ощущался дефицит многих товаров и услуг. Поэтому еще за два года до завершения шестой пятилетки был разработан новый семилетний план. По официальной версии, в его содержании «в более полной мере» учитывались «перспективные требования и возможности» роста производства324.
Согласно «Контрольным цифрам развития народного хозяйства СССР на 1959-1965 годы», утвержденным XXI съездом партии, это предполагало решение ряда взаимосвязанных задач. В первую очередь намечалось заметно ускорить наращивание основных производственных фондов и на этой основе осуществить перестройку отраслевой структуры и улучшить размещение производительных сил, расширить масштабы вовлечения в хозяйственный оборот вновь выявленных природных ресурсов. Реализацию позитивных сдвигов в экономическом развитии должна была обеспечить активизация научно-технического прогресса. Предполагалось, что массированное наращивание количественных параметров научного потенциала позволит успешно справиться с этой задачей325.
Такой подход весьма отличался от установок предшествующего съезда. Тогда главной проблемой объявлялось «отставание в деле внедрения и использования новейших достижений современной науки и техники» в «ряде отраслей». Отсюда следовало, что основные усилия необходимо направить на максимальное использование имеющихся наработок326. Теперь же внимание акцентировалось на необходимости создания условий «для еще более быстрого развития всех отраслей науки, осуществления важных теоретических исследований и новых крупных научных открытий». Одновременно конкретизировались приоритетные направления научного поиска, «определяющие дальнейшие перспективы технического прогресса».
Такие же установки были положены в основу долгосрочного планирования. Как и прежде, его пытались увязать с решением социально-политической сверхзадачи: построением основ коммунистического общества. Такой подход, конечно, придавал перспективным планам пропагандистский оттенок. Но в своей основе они рассматривались в качестве практического инструмента экономической политики и в данном отношении носили директивный характер.
Решение о начале работы над перспективным планом развития народного хозяйства СССР на двадцатилетний период Президиум ЦК КПСС принял в конце 1959 г. Тогда же определилась и его главная установка: обеспечить форсированный рост во всех отраслях общественного производства327. Непосредственная подготовка плана была возложена на Государственный научно-экономический совет Совета Министров СССР (Госэкономсовет). К этой работе ему поручалось привлечь все союзные республики, министерства и ведомства СССР328. Ее механизм был следующим. Сначала прорабатывались перспективные проектировки по основным отраслям общественного производства. Затем на их основе формировалась Генеральная перспектива развития народного хозяйства на 1961-1980 гг.329
В соответствии с этим алгоритмом в начале 1960 г. Госэкономсовет образовал специальную комиссию по определению двадцати-летней Генеральной перспективы развития отечественной науки. В нее вошли представители Академии наук СССР, отраслевых академий, академий наук союзных республик, государственных комитетов по промышленности, министерств транспорта, связи, путей сообщения, морского флота, геологии и охраны недр, здравоохранения, сельского хозяйства, руководящие работники самого Совета. Председателем комиссии был назначен А. Ф. Засядько, заместитель Н. С. Хрущева по Совмину СССР и председатель Госэкономсовета330.
В составе комиссии действовало двадцать групп, занимавшихся отдельными отраслями науки. В каждой группе работали видные ученые, крупные хозяйственники, управленцы высшего ранга. К январю 1961 г. их предложения свели в обобщающий доклад. В нем содержалось обоснование приоритетных направлений исследовательской деятельности, излагались предложения об организации внедрения в практику законченных научных работ, определялись перспективы развития сети научных учреждений, их кадрового и материально-технического обеспечения331.
При подготовке доклада его авторы исходили из того, что «в процессе создания материально-технической базы коммунизма» народное хозяйство СССР станет бесспорным мировым лидером «не только по объему важнейших видов продукции, но и по основным качественным показателям». Отсюда, по их мнению, следовала «невозможность в дальнейшем использовать в сколько-нибудь широком масштабе зарубежный научный и технический опыт». Советская наука должна сама научиться «прокладывать путь техники и производству во всех основных его областях», занять «первое место в мире в решении всех важнейших проблем».
Столь амбициозная заявка подкреплялась планами интенсивного развития исследований «по всему фронту» современной науки. Уже в течение ближайших 7-10 лет намечалось заметно опередить развитые капиталистические страны в таких отраслях знания, как «математика и механика, физика и химия, биология, изучение Земли и космического пространства». Для достижения этих целей авторы доклада предлагали два основных пути. Во-первых, форсированное наращивание количественных составляющих потенциала отечественной науки и, во-вторых, ужесточение директивных методов управления исследованиями и разработками. Прежде всего намечалось резко расширить сеть научных учреждений. Численность научных сотрудников в них проектировалось увеличить в четыре раза и довести к 1980 г. до 1 млн. 200 тыс. человек (не считая научно-педагогического персонала). За это же время общие ассигнования на исследовательскую деятельность должны были возрасти более чем в десять раз, а капитальные вложения в сферу науки и научного обслуживания - в тридцать раз332. У разработчиков доклада не возникало сомнений в возможности рационального и эффективного использования столь масштабных ресурсов. Проблему они видели лишь в одном - в превращении плановых заданий в области науки и техники в такой же закон, «как выполнение планов производства».
Другими словами, ставка делалась на экстенсивный путь развития отечественной науки. Его практическая реализация рассматривалось в качестве необходимой и достаточной предпосылки поддержания стабильно высоких темпов научно-технического и экономического прогресса. Интенсивные же факторы роста, особенно связанные с управлением, организацией и мотивацией научной деятельности, явно недооценивались. Отсутствовало понимание реальных причин появления «проблемы внедрения» и путей повышения заинтересованности хозяйствующих субъектов в нововведениях.
Принципиальные положения Генеральной перспективы без особых изменений вошли в решения XXII съезда и в принятую им третью программу КПСС. В этих документах перед советскими учеными ставилась задача «завоевать передовые позиции по всем основным направлениям мировой науки». Залогом успеха объявлялось развитие теоретических исследований в «неразрывной связи с созидательным трудом, практикой коммунистического строительства».
Провозглашалось грядущее превращение науки в «полной мере» в «непосредственную производительную силу»333.
Однако эти широковещательные заявления практически сразу вошли в противоречие с реальной жизнью. На первый взгляд казалось, что все идет «по плану». Стремительно наращивался научный потенциал страны. С 1955 по 1966 гг. многократно выросли расходы на науку. Их доля в ВВП страны увеличилась почти в 1,7 раза и достигла 2,3 %, исключительно высокого показателя по мировым меркам334. Не менее впечатляющим был рост научных и научно-педагогических кадров - в 3 раза. Причем основное увеличение шло за счет развития академических и отраслевых учреждений, несших основную нагрузку по обеспечению научно-технического прогресса. Численность их научных сотрудников возросла почти в 4,5 раза и достигла 442,2 тыс. человек. Это намного превышало общее увеличение занятых в народном хозяйстве335. Причем наращивание кадрового потенциала науки шло и за счет создания новых организаций, и в связи с увеличением их масштаба. Если в 1940 г. в одном научном учреждении было занято в среднем 155 работников всех категорий, то в 1965 г. - уже 493336.
Казалось, такая динамика общественных затрат на научную деятельность должна была обернуться заметным повышением эффективности производства. Надежду внушали и множащиеся достижения отечественной науки и техники. Особый резонанс имели успехи в освоении космического пространства. По оценке Президента АН СССР М. В. Келдыша, они обеспечили «всемирный триумф» нашей стране, «утвердили бесспорное мировое первенство Советского Союза в отрасли ракетной техники, в исследовании космоса и показали высокий уровень развития многих научных направлений»337. И эти высокие оценки воспринимались и у нас, и за рубежом как само собой разумеющееся. Надежду внушали и общеэкономические показатели. Стремительно росли физические объемы производства. Высокими темпами наращивалась производительность труда. По имеющимся сегодня оценкам, ее среднегодовой прирост в 1950-1965 гг. составил 4,8 %, высокого по любым меркам уровня338. В результате по такому показателю, как подушевой ВВП, в середине 1960-х гг. Россия почти в 1,5 раза превышала среднемировой уровень. Это было несколько больше, чем в начале 1950-х гг., и сопоставимо с европейскими странами второго эшелона развития339.
В то же время с начала 1960-х гг. обозначилось нарастание трудностей в социально-экономическом развитии. Весомую долю ответственности за это следует возложить на новый виток в гонке вооружений, в который (по своей воле или вынужденно) втянулась страна. Он обернулся резким наращиванием военных расходов340, что потребовало перераспределения ресурсов. В первую очередь они изымались из потребительски ориентированного сектора экономики. В результате вместо «неуклонного» роста наметилось снижение уровня жизни населения, спровоцировавшее распространение недовольства среди значительной части советского общества. В ряде городов состоялись выступления против повышения розничных цен на продовольственные товары и снижения реальной заработной платы. Такого страна не знала со времен Гражданской войны341.
Однако негативные последствия роста военных расходов не ограничились социальной сферой. В проигрыше оказалось и решение перспективных задач. В первой половине 1960-х гг. произошел резкий спад в темпах прироста совокупного объема капитальных вложений по сравнению с предшествующим десятилетием342. Положение усугубляло массовое моральное и физическое старение оборудования, поступившего по ленд-лизу и репарациям. А аналогичный источник его получения отсутствовал. Это предопределило свертывание инвестиционной активности, что подрывало важнейшую предпосылку развития советской экономики в прошлом - быстрое расширение основных производственных фондов. Недостаток средств негативно сказывался на выполнении планов развития новых производств, в первую очередь межотраслевого назначения. Это затрудняло структурную перестройку экономики, справедливо рассматривавшуюся в качестве необходимого условия повышения производительности общественного труда.
Положение усугублялось снижением эффективности капиталовложений. Виной тому являлось заметное уменьшение практической отдачи от имеющихся научных и технических достижений. В частности, произошло сокращение количества вновь создаваемых типов машин, оборудования и аппаратов в расчете на единицу затрат на научно-исследовательские и опытно-конструкторские работы. Это серьезно ограничивало возможности технического перевооружения производства и в конечном счете негативно сказывалось на темпах и пропорциях его развития343.
Вину за снижение темпов научно-технического прогресса хрущевское руководство в первую очередь возлагало на саму науку. Она обвинялась в «нежелании» решать практические задачи. Еще один виновник был найден в лице хозяйственников-«бюрократов», неспособных «по-государственному» подойти к проблеме внедрения. Под стать такому анализу причин предлагались и выходы из сложившейся ситуации. Прежде всего высшее руководство вопреки собственным официально принятым установкам вновь стало связывать техническое перевооружение производства с массированным импортом техники и технологий. Так, ему стала отводиться ключевая роль в «химизации народного хозяйства», объявленной в то время задачей первостепенной важности. При обсуждении основных направлений развития народного хозяйства на вторую половину 1960-х гг. Н. С. Хрущев высказался за массовую закупку химического оборудования за рубежом. Необходимость приобретения у западных фирм «всего передового» он мотивировал следующим образом: импортное оборудование должно стать «уровнем для наших научных институтов... А сейчас наши ученые еще семь лет будут догонять сегодняшний уровень Запада. А ведь за это время Запад уйдет еще дальше!»344
Эта по форме частная директива свидетельствовала о многом. С одной стороны, она признавала нереальность целей Генеральной перспективы: обеспечить высокие темпы технического прогресса исключительно на основе собственных разработок.С другой стороны - ставилась под вопрос целесообразность форсированного наращивания отечественного научного потенциала. Зачем было тратить на его развитие огромные ресурсы, если он не выдерживал конкуренции с зарубежными исследованиями и разработками? Прежде всего следовало повысить практическую отдачу от уже сделанных вложений.
Это была, в общем, разумная установка. Но проблема заключалась в ее реализации. Выступая на ноябрьском 1962 г. пленуме ЦК, Н. С. Хрущев заявил: «Только крупными недостатками управления научно-техническими делами в народном хозяйстве можно объяснить факты медлительности во внедрении достижений науки и техники». Отсюда следовал вывод о необходимости очередной перестройки руководства научно-исследовательскими и проектно-конструкторскими организациями345. Так и сделали. Но желаемого результата получить не удалось. Дело в том, что предложенное «лекарство» интенсивно использовалось хрущевским руководством и в предшествующие годы. Управленческие новации в научно-технической сфере следовали одна за другой. Однако в отсутствии системного подхода они сводились к разрозненным, подчас противоречивым мероприятиям. Происходило постоянное изменение функций, прав и обязанностей властных и управленческих структур. Причем зачастую ориентировались на образцы, от которых когда-то уже отказались. Это чрезвычайно затрудняло процесс планирования, организации и мотивации научной деятельности и в конечном счете программировало постоянные сбои в достижении громогласно объявленных целей.
Конечно, институциональные преобразования в научно-технической сфере были необходимы. Ее организацию следовало привести в соответствии с императивами позднеиндустриальной модернизации. Но для проведения соответствующих преобразований нужно было, во-первых, правильно рассчитывать время и, во-вторых, обладать пониманием сложности реформируемой системы, взаимозависимости ее отдельных сегментов. Ни то, ни другое условие, как правило, не выполнялись. К новой перестройке приступали, не дожидаясь реального результата от предыдущей «реструктуризации». Причем реформаторские действия носили спонтанный характер. Совокупность всех проблем старались решить, ухватившись за произвольно выбранное «ключевое звено». Однако на практике такой подход был контрпродуктивен. Реформаторские усилия либо гасились инерционной массой институциональной системы, либо вели к непредвиденным, по большей части негативным, последствиям.
Вообще спонтанность действий, личные пристрастия, недооценка мнения специалистов являлись «фирменным стилем» хрущевского руководства. Это проявлялось и при определении стратегических установок, и при решении частных проблем. Даже в вопросах, связанных с национальной безопасностью, доминировал волюнтаристский подход. Так, объявляя в марте 1958 г. односторонний мораторий на проведение ядерных испытаний, высшее руководство не сочло возможным провести консультации даже с руководителями атомной отрасли. Это весьма негативно сказалось на выполнении научно-технических работ по совершенствованию ядерного оружия. Такие же последствия имела приверженность Н. С. Хрущева к созданию сверхмощных термоядерных зарядов. Вообще же, по имеющимся авторитетным свидетельствам, после смерти Сталина волюнтаристское принятие решений политическими лидерами в отношении ядерно-оружейного комплекса стало типичной практикой346.
Неадекватные действия высшего руководства во многом объяснялись субъективным фактором. По имеющимся сегодня оценкам, после смерти И.В.Сталина на низшем и среднем уровне управления экономикой происходило улучшение кадрового состава руководителей, а в высшем его звене - практически непрерывное его ухудшение347. Начало этому процессу положило смещение Л. П. Берии, зарекомендовавшего себя выдающимся организатором производства (достаточно вспомнить его роль в развитии атомной индустрии, ракетной техники, топливной промышленности). Результатом дальнейшей политической борьбы стало отстранение от власти таких эффективных хозяйственных руководителей, как Г. М. Маленков, Л. М. Каганович, М. З. Сабуров, М. Г. Первухин, И. Ф. Тевосян. Занявшие их место Н. С. Хрущев и его ближайшее окружение заметно уступали им в опыте, понимании особенностей командной экономики, глубине стратегического мышления. «Стараниями» Н. С. Хрущева с соратниками была серьезно ослаблена отраслевая вертикаль управления экономикой. Сначала министерства и ведомства за счет центральных органов расширили свои полномочия, а затем большинство из них ликвидировали. Но пришедшие на смену совнархозы оказались не в состоянии обеспечить внятное руководство подведомственными им предприятиями и организациями. Особенно большие трудности возникли с отраслевой технической политикой. Для ее проведения стали создаваться некие аналоги прежних министерств, только с урезанными полномочиями. Но принимаемые меры не решали проблемы.
Похожей оказалась судьба и ряда других начинаний, с которыми хрущевское руководство связывало большие надежды в деле активизации научно-технического прогресса. Но было бы неправильно все сводить к некомпетентности реформаторов. Их действия имели важную, хотя официально не «озвученную», подоплеку. Та же совнархозовская реформа преследовала цели, выходившие за пределы решения сугубо экономико-управленческих задач. Это давно подметили исследователи, отмечая «политический детерминизм» в реорганизации системы руководства промышленностью348.
Конечно, Н. С. Хрущев здесь не был оригинален. Перестройка структуры, изменение функций, прав и обязанностей высших органов управления широко использовались Сталиным для упрочения своих «руководящих» позиций. Но его действия не переходили черту, за которой следовала потеря управляемости системы. Хрущев же, эту грань, видимо, не чувствовал. Его управленческие «изыски» обеспечили укрепление личной власти. Потери же понесла система, приверженцем которой он оставался. Ослабление отраслевой составляющей власти обернулось ростом так называемых местнических настроений. Одновременно была нарушена система государственного контроля за исполнением стратегических решений. Ситуацию усугубляло усиление позиций партийных органов, порождавшее опасное двоевластие. Подобные процессы наблюдались во всех областях экономической жизни, в том числе в научно-технической сфере. Тем не менее с учетом качества высшего руководства это, может быть, был как раз тот случай, когда «отрицательный результат должен цениться отнюдь не меньше положительного»349. При сохранении в полном объеме жесткой властной вертикали последствия непродуманных действий могли оказаться гораздо хуже. Ориентация на сиюминутные успехи, примат личных и групповых интересов, стремление изменить все и вся, «не поступаясь принципами», отнюдь не способствовали разрешению реально существующих противоречий. Но даже с учетом отрицательной роли субъективного фактора не существовало какой-то «заданности, предначертанности движения страны в сторону экономической пропасти»350.
305 См.: Пыжиков А. Хрущевская «оттепель». М., 2002. С. 15-21.
306 Глазьев С.Ю. Теория долгосрочного технико-экономического развития. М., 1993. С. 151-152.
307 См.: Иноземцев В.Л. Неизбежность монополюсной цивилизации // Мегатренды мирового развития. М., 2001. С. 30-35.
308 См.: Алексеев В.В., Побережников И.В. Волны российских модернизаций // Опыт российских модернизаций XVIII-ХХ века. С. 69.
309 См.: Сто сорок бесед с Молотовым. Из дневника Ф.Чуева. М., 1991. С. 346351.
310 См.: Белоусов А. Становление советской индустриальной системы // Россия XXI, 2000. № 2. С. 43-49.
311 КПСС в резолюциях... Т. 7. М„ 1971. С. 66-70.
312 См.: Водичев Е.Г. Путь на восток: формирование и развитие научного потенциала Сибири. С. 20.
313 Пыжиков А. Хрущевская «оттепель». С. 90-91.
314 Директивы КПСС и Советского правительства по хозяйственным вопросам. Т. 4. 1953-1957 годы. М„ 1958. С. 430-431.
315 Президиум ЦК КПСС. 1954-1964. Черновые протокольные записи заседаний. Стенограммы. Постановления. Т. 1 / Гл. ред А.А. Фурсенко. М., 2003. С. 4344, 892.
316 КПСС в резолюциях... Т. 7. М., 1971. С. 163-164; 180.
317 XX съезд Коммунистической партии Советского Союза. Стенографический отчет. Т. I. М., 1956. С. 373-381.
318 См.: Маслюков Ю.Д., Голубков Е.С. Планирование и финансирование военной промышленности в СССР // Советская военная мощь от Сталина до Горбачева. М„ 1999. С. 86-88.
319 См.: Лев и Атом. Академик Л.П. Феоктистов: автопортрет на фоне воспоминаний. М., 2003. С. 242-243.
320 См.: Российский федеральный ядерный центр. ВНИИТФ. К 50-летию уральского ядерного центра имени академика Е.И.Забабахина. Снежинск, 2005. С. 271.
321 См.: Кудров В.М. Советская экономика в ретроспективе. Опыт переосмысления. М., 1997. С. 117-174.
322 См.: Ханин Г. Десятилетие триумфа советской экономики. Годы пятидесятые // Свободная мысль - XXI. 2002. № 5. С. 75-78.
323 Цитата по: XXII съезд Коммунистической партии Советского Союза. 1731 октября 1961 года. Стенографический отчет. Т. I. М., 1962. С. 91.
324 История Коммунистической партии Советского Союза. Т. 5. Коммунистическая партия накануне и в годы Великой Отечественной войны в период упрочения и развития социалистического общества. Кн. 2 (1945-1959 гг.). М., 1980. С. 589-590.
325 Внеочередной XXI съезд Коммунистической партии Советского Союза. 28 января - 5 февраля 1959 года. Стенографический отчет. Т. 1. М., 1959. С. 471-475, 501-504, 533-534.
326 КПСС в резолюциях... Т. 7. М„ 1971. С. 163-164, 180.
327 Президиум ЦК КПСС. 1954-1964. Т. 1. Черновые протокольные записи заседаний. Стенограммы. С. 397-412.
328 Партия - вдохновитель и организатор развернутого строительства коммунистического общества (1959-1961 годы). М., 1963. С. 293-297.
329 См.: Планирование размещения производительных сил СССР. Ч. I. М., 1985. С. 289-290.
330 РГАЭ. Ф. 7. Оп. 3. Д. 603. Л. 31; Д. 656. Л. 233.
331 Там же. Л. 1-30.
332 РГАЭ. Ф. 7. Оп. 3. Д. 603. Л. 24; Д. 612. Л. 277.
333 КПСС в резолюциях... Т. 8. М„ 1972. С. 292-295.
334 Путь в XXI век. Стратегические проблемы и перспективы российской экономики. М., 1999. С. 350.
335 Рассчитано по данным: Народное хозяйство СССР. М., 1959. С. 589; М., 1977. С. 378.
336 Шульгина И.В. Инфраструктура науки в СССР. М., 1988. С. 46.
337 Вестник АН СССР. 1961. № 12. С. 20.
338 Кудров В.М. Советская экономика в ретроспективе. Опыт переосмысления. М., 1997. С. 183.
339 Фридман Л. О многовариантности международных экономических сопоставлений // Россия XXI. 2005. № 4. С. 128-132.
340 Маслюков Ю.Д., Голубков Е.С. Планирование и финансирование военной промышленности в СССР... С. 90.
341 Хоскинг Д. История Советского Союза. 1917-1991. М., 1994. С. 370.
342 Яременко Ю.В. Приоритеты структурной политики и опыт реформ. М., 1999. С. 378.
343 Кудров В.М. Советская экономика в ретроспективе. Опыт переосмысления. С. 201-202.
344 «Мы находимся на рубеже или славы или позора». Замечания Н.С.Хрущева к записке о проекте Основных направлений развития народного хозяйства СССР на 1966-1970 гг. 22 сент. 1964 г.//Источник. 2003. № 6. С. 184-185.
345 Пленум Центрального комитета Коммунистической партии Советского Союза. 19-23 ноября 1962 года. Стенографический отчет. М., 1963. С. 30, 33.
346 Российский Федеральный ядерный центр ВНИИТФ. К 50-летию уральского ядерного центра имени академика Е.И. Забабахина. Снежинск, 2005. С. 39.
347 См.: Ханин Г. Десятилетие триумфа советской экономики. Годы пятидесятые // Свободная мысль - XXI. 2002. № 5. С. 7.
348 См.: Зубкова Е.Ю. Опыт и уроки незавершенных поворотов 1956 и 1965 годов // Вопросы истории КПСС. 1988. № 4. С. 79; Артемов Е.Т., Води-чев Е.Г. Экспансия науки в Сибирь: политологический аспект // Актуальные проблемы истории советской Сибири. Новосибирск, 1990. С. 215-216.
349 Водичев Е.Г. Путь на восток: формирование и развитие научного потенциала Сибири. Середина 50-х - 60-е гг. С. 41.
350 Трофимов А.В. Экономическое развитие советской страны в 1953-1964 гг. (проблемы историографии). Екатеринбург, 1997. С. 56.
<< Назад Вперёд>>
