Заключение
У С. Н. Хрущева - иная интерпретация событий. Согласно его оценке, критическим в истории нашей страны стал период 1953— 1964 гг. Именно тогда Советский Союз превратился в сверхдержаву. Причем это удалось сделать при сокращении военных расходов, направляя высвободившиеся ресурсы на повышение жизненного уровня населения. Преемники же Н. С. Хрущева отошли от его курса. По сути, они вернулись к сталинской модели подчинения экономического и научно-технического развития страны наращиванию военно-политических возможностей. Одновременно были свернуты реформы общественно-политической системы. С такой оценкой солидаризируется автор предисловия к американскому изданию книги профессор У. Таубман. Правда, он говорит об усилиях Хрущева по превращению Советского Союза в «жизнеспособную сверхдержаву»530. Это очень важное уточнение. Оно позволяет сблизить обозначенные позиции в трактовке столь непохожих, на первый взгляд, периодов советской истории.
На самом деле, представление о их существенных отличиях прочно утвердилось в историографии. Его подтверждают многие факты экономической, социально-политической и культурной жизни, внутренней и внешней политики. Гораздо меньше внимания обращается на единство периода «позднего сталинизма» и «хрущевского десятилетия». А оно, с точки зрения понимания причин «исторического финала советского общества», может быть важней, чем различия. Это единство объясняется двумя обстоятельствами. Во-первых, общностью задач позднеиндустриальной модернизации, которые решало советское общество на протяжении двадцати послевоенных лет. Во-вторых, сохранением в основном и главном общественно-политических отношений и институтов, господствовавших в стране. И если сталинское руководство закладывало военно-политические, экономические и научно-технические основы сверхдержавы, то на долю хрущевской «команды» выпала задача обеспечить ее жизнеспособность.
Очевидно, что главным инструментом, обеспечивающим достижение этих целей явилось осуществление позднеиндустриальной модернизации. Иного пути просто не существовало. Модернизационные преобразования реализовывались посредством последовательного включения в их орбиту различных сегментов общественной жизни. Вначале они ограничивались технико-экономической сферой. Тем не менее их результаты оказались впечатляющими. Взятый темп внушал надежду на дальнейшее сокращение разрыва в уровне развития с самыми передовыми странами. Более того, по ряду направлений научно-технического прогресса об отставании можно было говорить лишь по отношению к Соединенным Штатам. Но постепенно становилось ясно, что преобразования не могут локализовываться в сфере производства, причем преимущественно в его части, работающей на упрочение военного могущества. Назревало понимание необходимости реформ во внешней и внутренней политике, в идеологии, в механизмах власти и управления.
Эта необходимость стала реализовываться после смерти И.В.Сталина. Начавшиеся тогда реформы справедливо связывают с именем Н. С. Хрущева. Их трудно объединить в единую программу. Скорее они представляли набор ситуативных решений, основанных на убеждении, что дальше «так жить нельзя». Но как нужно - ясности не было. Отсюда - череда противоречивых, порой взаимоисключающих действий. И хотя новации не выходили за рамки сталинской парадигмы «устроения» общества, они по многим параметрам отличались от прежней практики.
В частности, в научно-технической политике произошло смещение акцентов в перечне стратегических задач. Односторонняя установка - «производство - цель, наука - средство» - подверглась серьезной корректировке. На общегосударственном уровне было признано стремительное повышение социальной роли науки, а выход производства на передовой технико-экономический уровень стал рассматриваться в качестве не менее важной задачи, чем текущий выпуск продукции. Утверждение такого подхода повлекло за собой перераспределение ресурсов в пользу науки. Другим следствием стало повышение ее престижа и авторитета в обществе. Но одновременно росли и ожидания. Однако они не оправдывались. Массированные вложения в науку не вели к адекватному повышению эффективности общественного производства и темпов экономического роста. Отсюда - нарастание претензий к ней со стороны властных и управленческих структур, перманентные организационные перестройки. Но эти перестройки в силу несистемного характера и нежелания «поступаться принципами» ничего не давали. Наоборот, ситуативное реформирование сложившихся механизмов организации и управления только усугубляло положение.
Так же обстояло дело в экономике, социальной сфере. Это вело к усталости и разочарованию, ослабляло реформаторский потенциал общества. Предсказуемость, преемственность становились желаемой целью. Не случайно смещение Н. С. Хрущева прошло под знаком стабильности и было положительно воспринято практически всеми. Но в динамично развивающемся мире считать стабильность главным приоритетом весьма опасно. Такая установка в политике создает благоприятные условия для втягивания страны в полосу стагнации, а затем и кризиса. И с этой точки зрения истоки драматических для нашей страны событий конца XX века лежат в хрущевском периоде. С одной стороны, тогда удалось частично снять ограничители социально-экономического развития, доставшиеся в наследство от предшествующего времени. А завершение в основном позднеиндустриальной модернизации в технико-технологической сфере, казалось, открывало для страны хорошие перспективы. С другой стороны, объективные трудности, связанные разрешением противоречий позднеиндустриального развития, были углублены неудачными реформаторскими действиями. В первую очередь это относилось к созданию эффективной инновационной системы, отвечающей требованиям постиндустриального развития, способной обеспечить постоянное совершенствование производства на основе научных знаний. Причина заключалась в том, что действующие общественные отношения уже не стимулировали в должной мере научно-технический прогресс, а реформирование политико-экономических институтов, ограниченное жесткими идеологическими стереотипами, ничего принципиально не меняло. В результате задача обретения устойчивой жизнеспособности СССР как сверхдержавы так и осталась нерешенной.
Вместе с тем существует мнение, что череда административных реорганизаций, подорвавших командную систему управления, являлась вполне закономерным явлением. Она отражала объективный процесс становления так называемой экономики согласований и бюрократического торга. Это, якобы, был единственно возможный ответ социалистической системы, основанной на принципе сознательного регулирования хозяйственной деятельности, на требования научно-технической революции. И он породил, по сути, новую экономическую систему, отличавшуюся низкой эффективностью и невосприимчивостью к новациям531. Если даже согласиться с таким выводом, то нужно признать, что непродуманные реформы весьма ускорили этот процесс, сделали его особенно болезненным. В той же научно-технической сфере они обернулись серьезными потерями. Сопровождавшая их неразбериха привела к разбалансировке механизмов, не исчерпавших, по всей видимости, своих возможностей. Не случайно со смещением Н. С. Хрущева перманентные организационные перестройки были прекращены. Новое руководство в качестве стратегической задачи определило «совершенствование планирования» и «усиление материального стимулирования». Эти установки, ставшие «визитной карточкой» экономической реформы, объявленной в середине 1960-х гг., казалось, серьезно меняли содержание государственной научно-технической политики. Но как их удалось реализовать на практике - тема специального исследования. Важно только отметить, что осуществлялись они в рамках все той же парадигмы «планового социалистического хозяйства», как она сложилась к концу «хрущевского десятилетия».
529 291 Данилов А.А., Пыжиков А.В. Рождение сверхдержавы. СССР в первые послевоенные годы. С. 270-271, 276-277.
530 Хрущев С.Н. Рождение сверхдержавы: книга об отце. С. 8-12.
531 См.: Авен П.О., Широнин В.М. Реформа хозяйственного механизма: реальность намечаемых преобразований // Известия Сибирского отделения АН СССР. Экономика и прикладная социология, 1987. Вып. 3. С. 34; Найшуль В. Высшая и последняя стадия социализма // Погружение в трясину (Анатомия застоя). М., 1991. С. 39-46.
<< Назад
