Охрана общественного порядка в Нижегородском крае до образования полиции
Продолжительное время «низовские» земли были окраиной русского государства, а потому и привлекательными для разного рода вольницы: беглых от помещиков крестьян и ватаг разбойников.
В условиях нестабильности жизни и быта коренных народов Приволжья, определенной слабости государства, которое не могло обеспечить должной охраной караванные пути, происходят частые нападения на торговые караваны разбойничьих, довольно многочисленных «ватаг», руководимых избранными атаманами. Регулярный «ясак» татаро - монголов, не всегда стабильные отношения с коренными обитателями, «находы» новгородских ушкуйников конца ХIV – начала ХV века, «лихих» людей разных племен и народов, а в период сложных социально-экономических отношений: разинцев, а позднее – пугачевцев заставляли правительство бороться с этими негативными явлениями. В криминологическом исследовании «Народные преступления и народные несчастья» С.В. Максимов отмечал, что разбойные нападения занимают в системе преступлений второе место после бродяжничества. Особенно много их совершалось за Волгой, «от ее истоков, до устья», где большое количество людей искали себе приключений в целях улучшения для себя условий жизни: «Нет ни одного города на Волге и за Волгой, где бы не было разбойничьих набегов и не осуществлялись бы разбойничьи планы. Здесь получил свой начальный закон воинственный дух народа, устремившегося на завоевание с лихорадочной поспешностью и неудержимой энергией»1.
В Московском централизованном государстве полицейские функции в центре осуществляли органы дворцово – вотчинного управления, а на местах наместники и волостели.
В эпоху сословно – представительной монархии (середина ХVI – середина ХVII веков) дворцово – вотчинное управление сменяет приказная система. Так, Разбойный приказ занимался сыском и судом по «разбойным» и «татиным» делам. На местах ему подчинялось губное и земское управление, в какой-то степени руководившее и полицией.
Во второй половине ХVII века принимаются правовые и административные меры по упрочению общественного порядка в стране. В Соборном Уложении 1649 года впервые в истории отечественного законодательства достаточно четко регламентируется ответственность за нарушение порядка в общественных местах. Слово "безчиние" и "безчинство" применялись к лицам, нарушающим порядок в церкви и на царском дворе.
В «Наказе о градском благочинии» впервые появляется термин, обозначающий общественный порядок в узком смысле - "благочиние". В «Наказе московским объезжим головам и воеводам, направляемым в другие города» говорилось о их обязанностях по обеспечению «общего спокойствия, тишины и безопасности», строжайшего благочиния и порядка, градского и сельского благочиния»2. Объезжие головы отвечали за общественный порядок и противопожарную безопасность, контролировали решеточных приказчиков, уличных сторожей, стрельцов, которые должны были обеспечивать в городах "общее спокойствие", а также требовали, чтобы "во всех улицах и по переулкам в день и ночь ходить и беречь накрепко, чтобы в улицах и переулках бою и грабежу и иного какого воровства не было".
Смутное время в России (конец ХVI – начало ХVII века) потребовало организации твердой власти. К 1625 году в 146 городах с уездами назначаются воеводы, на которых налагалась обязанность по охране общественного порядка, чтобы не было грабежей, распутства, недозволенных игр, корчмы и табаку. В тех местах, где не было губных старост, на них возлагалась поимка воров и разбойников. Кроме того, воеводы должны были следить за беглыми людьми. Воеводы вместе с «объзжими головами» и городничими следили за исполнением правил пожарной безопасности. В компетенцию воевод входила также санитарная безопасность, дорожное дело, почтовая связь, наблюдение за торговлей, мерами и весами.
В первой половине ХVII века территория Нижнего Новгорода и пригородных поселений составляла около 300 тыс. человек, из тридцати тысяч дворов. По описям 1621 года в Нижнем Новгороде насчитывалось 1300 дворов с жителями до пяти тысяч человек, шесть монастырей, двенадцать православных соборов3. Управление было в руках наместников и воевод. Так, в 1656 году в Нижний Новгород был прислан Б.Г. Теряев для разбора воровских и разбойных дел и для приведения в исполнение приговоров на ряд осужденных. Но он был уличен во взятках и казнен - обезглавлен. Его сменил Роман Войейков. В 1676 году в Нижний Новгород для следствия по воровским и разбойным делам прислан В.Ф. Извольский. А в начале ХVIII века Петром I для разрешения подобных дел прислан сыщик, стольник Прохор Аввакумович Иевлев4.
В основе инструкции сыщикам были нормы губного права о повальных обысках, поимке оговоренных людей. У них в подчинении находились старосты, городовые приказчики и всякие приказные люди. Сыщики жизнью отвечали за то, что подчиненные им люди не потакали разбойникам.
В Нижнем Новгороде, Арзамасе, иных крупных населенных пунктах охрана общественного порядка вверялась гарнизонным воинским командам стражников и стрельцов5. Например, в 1610 году в Нижнем Новгороде было 400 стражников, через десять лет их уже стало 744, а в 1647 году - 500 стрельцов. Кроме того, 50 старших и младших начальников. В начале ХVIII столетия в Нижегородских пределах было расквартировано 200 солдат. Позднее к ним в помощь приданы две инвалидные (старослужащих, имеющих контузию в военных действиях) команды. В Арзамасе военнослужащих было меньше. Все эти силы принимали участие в обеспечении охраны общественного порядка.
Во второй половине ХVII века в России создается система управления, тотально регулирующая порядок общественных отношений в стране. Верховной властью законодательно закрепляются меры по упрочению общественного порядка.
Одно из первых распоряжений в данном плане касалось Нижнего Новгорода - «Правила для сысчиков, отправленных в Нижний Новгород для искоренения воров и разбойников»6. В то время междуречье рек Оки и Волги, нижняя часть Волги считались криминогенным регионом7.
В главную обязанность «сысчиков» входило «воров сыскивать», а по их розыску приказывалось «за их воровство указ чинить». Правовые основы их деятельности закреплялись именными указами: «О сыске воеводами воров и разбойников», «О ведении разбойных, убийственных и татебных дел в Разбойном приказе», «О возложении уголовной репрессии на воевод, ссылке в города сыщиков и о докладе государю»8.
Не забывались и старые узаконения. Так, в указе «О создании Разбойного приказа» от 22 января 1669 года отмечалось, что «сыскные и разбойные дела следует вершить в соответствии по статьей 72 Соборного Уложения 1649 года».
Случалось, что монархи пытался лично отрегулировать вопрос с разбойниками на местном уровне. Так, при посещении Петра I Нижнего Новгорода в 1695 году, он попытался разрешить ситуацию, связанную с частыми разбойными нападениями в южных местностях губернии.
Вот что писал один из дореволюционных авторов о положении Нижегородского региона в то время, основываясь на подлинном документе, датированного 1693 годом: «Дикость нравов, грубость, произвол правителей. Дороги и леса были наполнены буйной голытьбой, беглыми крестьянами, спасавшимися от рекрутчины. Убийства, грабежи были обычными явлениями. Целые селы и деревни решали межевые проблемы в открытом бою. Воевода доносил высшему начальству, что хотя «смертоубийства и были, оных сыскать невозможно, понеже люди простонародные и опознать не могут, своего бьют или постороннего»!9 Некоторые местные помещики силой расправлялись с крестьянами и купечеством.
Петр I принял челобитную от боярина К.И. Касьянова на одного такого помещика, поручив разобрать дело молодому офицеру Преображенского полка Алексею Ушакову, впоследствии знаменитому сыщику. Все указанные боярином факты подтвердились. В результате, главного виновника, арзамасского помещика, определили в рядовые Преображенского полка, а имение его было «взято в казну бесповоротно»10. Петр I по прибытии в Нижний Новгород вспомнил про Касьянова, обедал у него и крестил его дочь.
В Нижнем Новгороде тогда проживало около семи тысяч человек обоего пола. Территория от Нижнего Новгорода, особенно в бассейнах Волги и Оки, представляла интерес для «лихих» людей, вольно «гулявших» в этих местах. Волжские разбойники занимались грабежами не только на Волге, но и на больших дорогах. Пополнялись воровские шайки, как правило, из жителей сел Большое Мурашкино, Лысково, Татинца, Юркино, Работки, а также сел Бор, Безводное, Великий Враг11. Часть нижегородских поселений были названы по имени лихих людей. Так, Бармино получило свое наименование от знаменитого грабителя, бывшего купца Матвея Бармы. Как отмечалось в одном из преданий, атаман Матвей Барма создав «ватагу», брал «проходной налог» на Макарьевскую ярмарку и не только грабил купцов на Волге между Васильсурском и Макарьевым, но и хозяйничал на лесных дорогах в Горбатовском уезде Нижегородской губернии12.
Известный специалист по «арго» (диалектам преступного мира), профессор Нижегородского Государственного лингвистического университета М.А. Грачев говорит, что некоторые названия населенных пунктов связанны с преступной деятельности таких воровских атаманов, как Кудеяр, Буслаев, Алена Арзамасская, Тришка, Черный. Есть в Дивеевском районе село Стуклово, от слова «стукать проезжающих», а Костариха от «костарь» - мошенник, промышляющий нечестной игрой в карты. Как не вспомнить поговорку: «Татинец да Слопинец всем ворам кормилец». В Нижнем Новгороде было немало «злачных» мест, получивших соответствующее наименование: Марьина роща, в честь атаманши Марьи, речка Параша названа по имени разбойницы13.
Были и другие знаменитости, оставшиеся в памяти народа: Роман Костенко, промышлявший в одиночку; разбойница Галанька, поп Сорока с сыновьями – подельниками; разбойница Натальи с восемью сыновьями, державшими под своим контролем Муромскую дорогу под Арзамасом. Именем атаманши Степаниды названа Бабья гора (при впадении реки Усти в Ветлугу) - наблюдательный пост за торговыми караванами.
Беглые крестьяне пополняли воровские шайки. Побеги связывались не только с ужесточением крепостного права, но и с крестьянской войной под предводительством Степана Разина. Так, один из руководителей его отряда атаман Максим Осипов взял Макарьевский монастырь, отобрав много добычи. Однако правительственный отряд Ю.А.Долгорукова сначала разбил мурашкинцев, а затем и отряд атамана Осипова и лысковчанина Чертоусенкова14.
В документах нижегородского сыскного приказа (1660-1678 годы) находятся материалы о розыске беглых крестьян: зарегистрировано 38 побегов с 147 крестьянами, а в 1678 году - пять одиночных, двадцать три семейных, девять групповых уходов. Беглецы, как правило, «кормились в Нижнем Новгороде, не имея животов», т.е. имущества15.
Волжские разбойники не были замкнутым, обособленным разрядом преступного мира, а тесно связаны с другими разновидностями уголовных преступлений. Поэтому у них имелись общие жаргонные слова. Это отмечалось уже в лингвистических исследованиях филологов начала ХIХ века. Так, в журнале «Московский телеграф» писалось: «В старину между мошенниками и разбойниками существовал особый условный язык, непонятный для не знающего правил общения, по которым он был составлен. И волжские разбойники, и московские мошенники употребляли такие слова и выражения, как: дуван - доля награбленного, дуван дуванить, т.е. делить награбленное имущество»16. Дульяс - огонь, ватага - шайка преступников. Речные пираты сбывали награбленный товар городским скупщикам краденого - «каинам». Любопытно, что на образование жаргонизма каин - «скупщик краденого» - повлияло не только имя библейского персонажа, но, вероятно, этот сленг возник и от аналогичного литовского слова, обозначающего «цену».
Была и тесная связь с лесными разбойниками - шишами и татями (тать - также жаргонное слово, родственное словам таить, тайна, татьба - «преступление»).
Анализируя памятники письменности ХV -ХVIII веков, специалисты выявили много слов и характерных фразеологизмов волжских разбойников. Известно, что большинство их связывалось с водой и судоходством: «по реке волна прошла» - послана погоня, «пустить рыбу ловить» - утопить, «притон» - тайная пристань волжских разбойников и др.17
Некоторые жаргонизмы волжских разбойников, перейдя в общеуголовный сленг, функционировали очень долго. Одним из таких слов явился жаргонизм «вода» - сигнал опасности. В начале ХХ века он заменен на немецкое слово «вассер» - вода. А во фразеологизме «по реке волна прошла» - послана погоня, некоторые слова, и в настоящее время от него осталось «за нами волна» - то есть за нами погоня. С течением времени иные выражения волжских разбойников изменили свои лексические значения. Так получилось, например, с выражением «пустить красного петуха». Первоначально оно обозначало «выстрелить из ружья», а затем - «поджечь дом в деревне». При переходе в просторечие это выражение приобрело несколько иное значение, нежели в жаргоне волжских разбойников, - «устроить пожар».
Общенародный «живой» русский язык всегда испытывал влияние жаргонов. Наиболее интенсивно в него переходят жаргонизмы во время социальных взрывов: восстаний, крестьянских войн, революций - измываться, сорынь, пустить красного петуха, притон. Слово казак - «независимый», «искатель приключений», «бродяга», «безбородый», «неженатый» получает смысловое значение как бродяга. Или фразеологизм «сарынь на кичку» - бурлаки «на нос судна» - означает убираться в сторону от напавших разбойников и выдать хозяина. С течением времени выражение «сорынь на кичку» стало обозначать «бить всех» и, наконец, из-за частого употребления превратилось в боевое междометие подобному «ура», или «боже мой! Черт возьми»18.
1 Максимов С.В. Народные преступления и народные несчастья // Отечественные записки. 1869. №4. С.95.
2 ПСЗ. I. Т.I. №600; Т.II. №№1064; 1184; С Т.III. №1738
3 Мельников П.И. Нижний Новгород и нижегородцы в смутное время //Отечественные записки. Т.ХХIХ. С.3-31
4 Гациский А.С. Нижегородский летописец. Нижний Новгород, 1886. С.61-62 и др.
5 Филатов Н.Ф. Города и посады Нижегородского Поволжья ХУII века. Горький, 1989. С.128-130. Он же. Арзамас в ХУII веке. Арзамас, 1991. С.22-27
6 ПСЗ. Т.I. №220
7 См.: Сайгушев Н. Разбойники на Волге //Волга. 1993. №2. С.162-168. Максимов С.В. Народные преступления и народные несчастья //Отечественные записки. 1869. №№1–5, 9, 10. Галай Ю.Г. Правовое обеспечение деятельности нижегородской полиции до образования МВД //Нижегородский юрист. Вып.6. 2002. С.3-16.
8 ПСЗ. Т.I. №356,№441; Т.II. №894, 1011
9 Цит. по: Шишкин В. Из нижегородского прошлого //Нижегородские губернские ведомости. 1889. №41
10 Там же //Нижегородские губернские ведомости. 1889. №41
11 Сафонов И. Лихие люди Поволжья //В большом городе. 2005. №1. С.14-15
12 В Нижегородских губернских ведомостях за 1891 год в статье «Разбойник Барма» отмечалось, что «в 119 километрах по течению вниз от Нижнего Новгорода возле деревни Венец была пещера, пристанище разбойников. По имени их вожака появилось село Бармино. Оно стало заселяться после взятия Казани, а чуваши и черемися были водворены за рекою Сура. В селе жило пятнадцать человек. Матвей Барма наводил страх на судопромышленников. Неоднократно он совершал разбойные нападения на реках Имза, Урга, Пьяна. По преданию он пойман предком И.П. Кулибина, владельцем судна, ограбленного Бармой тремя годами ранее своего задержания» //Нижегородские губернские ведомости. 1891. №28, 29
13 Грачев М.А. Разбойничья Нижегородчина //Понедельник – криминал. 2003. №5
14 Лысковцы времен Степана Разина//Нижегородские губернские ведомости. 1900. №№ 2, 3
15 Кононова А.Ю. Документы нижегородского сыскного приказа как источник по истории классовой борьбы в России //Советские архивы. 1983. №5. С.26-30
16 Об условном языке прежних волжских разбойников //Московский телеграф. 1828. №23. С.382-383
17 Грачев М.А. За нами волна: о жаргоне волжских разбойников // Волга. 1994. №1. С.174 -175
18 См.: Грачев М.А. За нами волна: о жаргоне волжских разбойников //Волга. 1993. №1. С.175
<< Назад Вперёд>>
