Городские ремесла. - Распределение их в XVI в. - по группам и специальностям. - Распределение ремесленников в Москве в XVII в. - Разделение труда. - Промыслы в деревнях. - Производство для широкого рынка, вывоз за границу. - Промыслы в вотчинах. - Монастырские слободки; население, работающее для монастыря и для рынка
Рассматривая промышленное население городов XVI в. по отдельным группам занятий, мы отмечаем прежде всего большую роль тех промыслов, которые относятся к производству съестных припасов. Они составляют в Торопце 20% общего числа ремесленников, в подмосковных городах — 22%, в Устюжне — 25, в Пскове — 30, в Туле — 32, в Казани — 41, в Свияжске — даже 43% и только в Новгороде опускаются до 17%. Среди этой группы главную роль играют повсюду хлебники, калачники и пирожники, мясники и рыбники; эти промыслы представлены везде значительным количеством лиц (в Казани, например, по 28 хлебников и калачников, 10 пирожников, 29 рыбников, 12 мясников; в Пскове по 5 калачников и пирожников, 3 хлебника, 13 рыбников, 7 мясников; в Серпухове 19 хлебников, 8 калачников, 2 пирожника, 19 мясников; в Новгороде 26 калачников, 21 хлебник и 22 ржаника, 41 мясник, 74 рыбника). К ним присоединяются еще и другие специальности, нередко их весьма много, но каждая отмечена немногими лицами. Больше маслеников, крупяников, кисельников, гречишников, овощников, солеников. Приготовляющие хлебные продукты нередко делятся не только на хлебников, калачников и пирожников, но еще сверх того на ситников, пряничников, блинников. Специализация, таким образом, очень большая, но мы находим ее, по-видимому, лишь в больших городах, да и гам многие из упомянутых промыслов представлены лишь единицами. В Торопце же, Устюжне. Коломне, Серпухове многих из них вовсе нет.
Во всяком случае промыслы по изготовлению съестных припасов отличались значительным развитием. Одни из них, как рыбный промысел, обусловливались обычаем потреблять рыбу во время многочисленных постов. "Обычай свято сохранять посты, установленные церковью, развил у нас повсеместно рыбные промыслы и рыбную торговлю. Не было реки или озерца, где бы не занимались рыболовством; не было базара, где бы рыба не была самым обыкновенным товаром". Другие промыслы, как хлебный и калачный, а также профессии пирожников, ситников, квасников и т.д. обусловливались, вероятно, тем, что существовало, очевидно, население, вероятно, главным образом пришлое, не имевшее в городе оседлости, которое не производило — в отличие от прочих хозяйств — этих продуктов у себя на дому, а приобретало их в лавке, на рынке. Быть может, они являлись последствием и того, что хлеб пекли дома только из ржи и ячменя, но не из пшеницы, которая, как мы видели, вообще сеялась мало, почему белый хлеб (это и обозначали калачи) покупался у калачников, ситников, пирожников и т.д.
Вторую группу образуют промыслы, изготовляющие одежду и обувь, т.е. текстильное и кожевенное производства. Эта группа составляет треть всех занятых промышленной деятельностью лиц в Туле и в подмосковных городах, почти четвертую часть в Казани, Свияжске, Пскове, Устюжне, Торопце. Она, таким образом, везде значительна. В Новгороде она особенно велика — превышает половину всего промышленного населения. При этом, однако, необходимо отметить, что наиболее важная деятельность из этой сферы — пряденье и ткачество почти совершенно отсутствуют и в области приготовления одежды выступают одни лишь портные, т.е. имеющие в своем распоряжении уже готовые ткани. Лен и шерсть пряли и ткали в каждом хозяйстве, где это составляло женскую работу, почему в большинстве случаев и портной не только выполнял работу на заказ, но и из полученного от потребителя материала. Наряду с портными мы имеем здесь много кожевников, сыромятников и сапожников (последних везде много), далее скорняков, шубников и овчинников. К ним присоединяются рукавичники (и варежники), шапошники, холщевники, колпачники. В Новгороде находим 300 кожевников и свыше 200 сапожников, всего 40 портных, но к последним присоединяются 33 сарафанника, 16 кафтанников и ряд других работников, выделывающих одежду; все же их гораздо меньше, чем в кожевенном промысле (в широком смысле). Иногда выделяются еще особые специальности — из сапожников выделяются башмачники, голенищники, подошвенники, сандальники, чеботные мастера, опоечники; из шубников — особые бобровники (бобров употребляли, главным образом, на выделку женских шапок), белочники; из портных — кафтанники, армячники, строчники, сарафанники, епанечники. Появляются особые пугвичники, чулочники, сермяжники, седельники, ременники, сумочники, мошенники (выделывающие мошны), лапотники, хотя большинство этих мастеров имеется в единственном числе (в Новгороде, впрочем, 11 сумочников, 8 армяжников, 7 ременников). Существенны далее ветошники, т.е. старьевщики, производящие починку одежды, а быть может, и просто торгующие старым платьем. В Новгороде и Пскове находим также суконников и шелковников, но весьма возможно, что те и другие являлись торговцами привозным сукном и во всяком случае привезенными из-за границы шелковыми тканями, ибо у нас их до конца XVII в. не производили. К торговле они могли присоединять и выделку одежды из сукна и шелковой материи.
Третью и наименее развитую группу промыслов представляют те, которых Чечулин объединяет под названием производства предметов домашнего обихода. В Туле они составляют 20% всех занятых промышленной деятельностью, в Казани и Свияжске — 22, в подмосковных городах — 27, в Устюжне — 25, в Новгороде и Пскове — менее 20%. Однако в эту группу входят самые разнообразные виды промыслов — обработка металлов, дерева, производство свечей, посуды, дегтя, гребней и т.д. (например, токари, плотники, свечники, гончары, бочечники и ведерники, дегтярники). Из них наиболее важен промысел обработки металлов, представителями которого являются, однако, только кузнецы, иконники и серебряники. В Туле мы находим также 3-х гвоздочников и одного ножевника, в подмосковных городах замочников и гвоздочников, в Пскове медников, замочников, одного оловянишника и одного гвоздочника, но всего одного кузнеца, в Казани по одному замочнику, ножевнику и котельнику и не более 3-х кузнецов, в Торопце есть сабельник и игольник. Более разнообразно представлено металлическое производство в Новгороде, хотя и здесь на его долю приходится незначительный процент всех ремесленников. Здесь имеется по несколько ножевников, замочников, кресгяников, котельников, есть и отдельные алмазники, булавочники, ссрежники, гвоздочники, подкованники.
В общем, производство изделий из металлов еще мало специализировалось. Только обработка благородных металлов (в Новгороде 21 серебрянник), тогда как кузнец по общему правилу изготовлял и оружие (сабельника находим лишь в виде редкого исключения), и гвозди, и ножи, и замки, выделывая не только железные, но оловянные и медные предметы. Только в Устюжне железный промысел был значительно развит, но там мы имеем, по-видимому, в отличие от прочих городов не только переработку железа в различные предметы потребления — оружие, утварь, но и самую добычу руды и превращение ее в железо. Об этом свидетельствует наличность наряду с 34 кузнецами 66 молотников, и в особенности 12 угольников, добывающих необходимое для производства железа топливо. В Рязани имелось 38 кузниц, в Устюге — 68, в Белеве — 201468.
Железа употреблялось в домашнем быту, по-видимому, весьма мало1469. Правда, в целях борьбы с пожарами, двери и оконные рамы дворцов, церквей, складов, иногда и самые окна лавок (против воров) делались из железа1470. Однако "домашняя утварь у них (у русских), — сообщает Рейтенфельс, — вся деревянная, да и та очень немногочисленная, железного же у них почти ничего нет". "Несколько ложек, роговых, деревянных или оловянных, — говорит он в другом месте, — нож, глиняные кастрюли и горшки, подойник, солонка, да стол без тарелок и скатерти — вот и весь столовый прибор их... Необходимые для плаванья по морю и по рекам суда они сколачивают без гвоздей так, что нигде не видно хотя бы малейшего гвоздика, связывая все чрезвычайно искусно, исключительно одними прутьями и лозой"1471. Крижанич указывает на то, что пил ("зубачей") на Руси не существует, так что лес разрубают топорами и из бревна получается едва одна или две доски и из ста бревен половина пропадает даром. Нет и других плотничьих инструментов — "оскордов и скоблев". Двор строят полгода, хотя это можно было бы сделать в два месяца, если бы имелись подходящие "топоры, пилы, оскорды и иное орудие". Кос также нет, а жнут серпами, для сенокоса, впрочем, пользуются косами, но они так малы, что мало чем отличаются от серпов1472.
В Новгороде находим по 20 свечников и токарей, 53 плотника, 36 гончаров, несколько бочечников, ведерников, оконичников, грабенников. В Пскове показано всего 6 каменщиков; там же встречаем двух плотников, 5 свечников и всего 1 горшечника. И в других городах, кроме горшечников или гончаров, встречаются еще кувшинники, иногда кадники, ведерники, бочарники, колесники, токаря. Иногда имеются смольники, изготовляющие поташ, гробовщики, жарновники (выделывающие жернова для мельниц), веретенники, производящие веретена для пряденья. Но и мастеров всех этих специальностей весьма немного, они встречаются единицами и далеко не во всех из рассмотренных нами городов. Очевидно, эти предметы — домашняя утварь из дерева, мебель, посуда разного рода, принадлежности освещения — свечами пользовались мало, кроме монастырей, которые их сами выделывали, — изготовлялись в собственном хозяйстве. Плотники же и каменщики, по-видимому, в число ремесленников не входили, так как это были отхожие промыслы, которыми занимались крестьяне1473.
Плотникам было много работы, так как дома были деревянные. На это указывают и Барберини, и Герберштейн (Москва — город деревянный), и Флетчер, и Олеарий. Поэтому Москву называли пылающей — дома, построенные из соснового дерева, горели точно факелы; мох, которым конопатили стены, и смола, заключавшаяся в бревнах, также давали много пищи огню. Пожары происходили и от бересты и дерна, которыми покрывали крышу, так что в Москве не проходило месяца без сильного пожара.
Опустошительные действия огня должны были вызывать каждый раз новые постройки домов, как и стремление заменить деревянные строения каменными. Но, по словам Олеария, только бояре и богатые купцы имели каменные дома, да и эти дома были построены лишь в XVII в. Мейерберг, Рейтенфельс и другие иностранцы также удостоверяют, что их было очень мало и только бояре и иностранцы строили такие дома. При этом в домах было мало окон и, по словам Какаша, окна были без стекол, а печи без труб, и даже каменные дома нередко были крыты лыком1474.
Многие производства вовсе отсутствовали. Так, например, выделка стекла, как и производство бумажных и шелковых материй в XVI в., как еще и впоследствии, совершенно не были известны на Руси и соответствующие изделия привозились из-за границы.
В общем, однако, обрабатывающая промышленность в городах делала успехи. К сожалению, мы совершенно не в состоянии установить, в какой форме она производилась, какую роль играл потребитель, с одной стороны, производитель — с другой, насколько она была оседла, каковы были отношения мастера к торговцу и мастера к своим помощникам.
Обычно все эти ремесленники имели свои лавки в городе, причем многие владели и землей. В половине случаев (в Устюжне) принадлежит, однако, ремесленнику всего половина лавки, но есть владельцы двух и трех лавок, один имеет даже пять лавок. В последних случаях, очевидно, уже торговая деятельность выступает на первый план, быть может, эти лица и не являлись вообще ремесленниками, а занимались лишь перепродажей произведенных другими изделий. Характерны для рассматриваемой эпохи и такие случаи (в той же Устюжне), когда не только гвоздарь назван в то же время кузнецом или плотник и судовщиком, ибо соединение этих смежных промыслов являлось, вероятно, обычным, но плотник является в то же время сапожником и молотчиком, т.е. обрабатывает дерево, кожу и металл одновременно, а кузнец в то же время рыболов. А как часто, надо думать, такое соединение совершенно различных промыслов, указывающее на первобытное состояние ремесла, имело место без того, чтобы сделано было соответствующее указание.
Возможно, что в XVII в. развитие ремесла задерживается, хотя за отсутствием данных, которые позволяли бы сравнение, трудно решить этот вопрос. Выть может, спрос на промышленные изделия вырастал слишком медленно, старались по возможности удовлетворять потребность в пределах (вотчинного) хозяйства. Развитие ремесла задерживалось и той политикой, которую вела Москва, выписывая в большом количестве ремесленных людей из других местностей, отнимая их не только у монастырских и боярских вотчин, но и среди посадского населения провинциальных городов.
Подобно служилым людям, и мастеровые всякого рода переселялись для государевых нужд. Встречаем целую массу местностей, из которых приказано выслать мастеров той или другой специальности в Москву. Они вызываются из вотчин Кириллова монастыря, Пречистенского Переяславля-Залесского монастыря, из Антониева-Сийского монастыря, из Вологодских монастырских вотчин. Но такое же распоряжение отдается по городам — Новгороду, Переяславлю Залесскому, Ярославлю, Костроме, Вологде, Бежецкому Верху, Калуге, Холмогорам. Из Новгорода требуются иконописцы самого доброго мастерства, через несколько лет приказано выслать оттуда всех замочных мастеров, из Белоозера записных каменщиков и кирпичников вместе с детьми, и братьями, и племянниками, и соседями с захребетниками. В Москве известно, что есть тихвинец заварщик Ивашка Чаплан, да замочник Прошка, которых и велено взять московским мастерам в прибавку в подкрепление. Из Астрахани вытребованы черкесы, искусно выделывающие булатные сабли и панцири. Особенно часто требуются в Москву портные и скорняки. Последние в особенности необходимы были для отправки крымскому хану подарков — соболей, лисиц, куниц и белки ("крымская кладь"). В 1658 г. был даже послан общий приказ по всем городам, посадам и уездам о доставке отовсюду портных мастеров в количестве двух из каждых десяти. Провинция, правда, ведет решительную и упорную борьбу с таким обескровлением в интересах Москвы, с отнятием у нее тяглого посадского населения. Прием применяется обычный в истории нашей — бегство, мастеровые люди скрываются и убегают от московских "рассыльщиков". Против этого принимаются правительством меры — мастеровых ловят, возвращают обратно в Москву, от местных жителей берутся поручные записи в том, что мастеровые не разбегутся. В различных случаях оказывается, что присланные лица не годятся для указанной работы, хотя нам неизвестно, действительно ли произошла ошибка и одни попали вместо других или намеренно послали более слабых тяглецов, чтобы не трогать с места прочих; или, наконец, челобитчики заявляют, что они данного ремесла не знают, чтобы избавиться от отправки в Москву. Так, например, мастеровые из Бежецкого Верха бьют челом, заявляя, что "скорняшного дела мы, сироты твои, делать отнюдь не умом, а делаем, государь, овчинишко; ведомо, государь, про то всему городу и ныне, государь, мы, сироты твои, живучи на Москве, скитаемся меж двор".
Из Вологды все скорняки разбежались еще до получения грамоты, а взят был какой-то Тараска, которого кто-то "оболгал скорняжным делом напрасно", потому что он не умеет делать "с младенчества" скорняжного дела. Калужские посадские люди заявляют, что после моровой язвы у них нет портных мастеров. Была составлена роспись двинским скорнякам и портным, но все они показаны в беглецах или в стрельцах. Из Саранска вместо скорняков и портных были посланы стрельцы и казаки; когда же их вернули обратно и потребовали настоящих мастеров, то скорняки оказались либо сбежавшими, либо арестованными в воровском деле, либо умершими или, наконец, старыми и слепыми"1475.
В 1638 г. в Москве было подсчитано 2367 человек, занятых промышленным трудом. Попадаются, правда, среди них один потешник и один гусельник, один аптекарь, 4 коновала, 12 охотников, один пильщик, 7 пастухов, 14 банщиков, но все это немногие исключения и, в отличие от приведенных выше данных по отдельным городам XVI в., они общую цифру немногим меняют. Исключить необходимо только 308 извозчиков, в общем получится все же 2100 человек, занятых промышленной работой. Цифра, таким образом, оказывается весьма значительной. При этом отмечено лишь посадское население, не включены ни дворцовые мастера, ни стрельцы, занимавшиеся промыслами, ни пришлые рабочие, которые являлись в Москву для сезонных работ нередко артелями в несколько сот человек — костромичи, ярославцы, каргопольцы. Наконец, цифры неполны еще и потому, что, как и следовало ожидать, перепись тяглого населения должна была вызвать противодействие со стороны различных элементов, которые "учинились сильны" и не желали давать о себе показаний, как, например, кузнецы и пушечные мастера.
Останавливаясь на отдельных группах промыслов, надо отметить, что названия, в сущности, почти те же, которые мы находили уже в XVI в. в провинциальных городах, присоединяются лишь некоторые новые. Только в отдельных промыслах специализация идет несколько дальше, появляются в немногих случаях и новые производства и, наконец, различные виды мастерства представлены здесь соответственно значительно большему количеству ремесленников вообще, и большим числом лиц.
Изготовление съестных припасов в Москве в XVII в. составляет всего 17% общего числа мастеров, т.е. играет несколько меньшую роль, чем в приведенных выше данных, отчасти потому, что некоторые другие почти отсутствовавшие там группы в Москве отличаются большим развитием, отчасти и по той причине, что здесь речь идет лишь о приготовляющих хлебные продукты мастерах, тогда как мясники и рыбаки в их число не попали, будучи отнесены, очевидно, к торговцам.
Из 397 лиц этой группы большую часть и здесь, как и там, составляют калачники, хлебники, прянишники и пирожники, квасники (всего вместе 224), есть те же сытники, блинники, солодовники, пивовары.
В изготовлении одежды и обуви и здесь мы совершенно не находим ни прядильщиков, ни ткачей — по указанной уже выше причине изготовления пряжи и тканей в пределах собственного городского хозяйства, как и вследствие приобретения их у пригородных крестьян или доставки последними в качестве оброка. Первую роль в Москве играют портные (119) и сапожники (142), затем идут скорняки и шапочники (64 и 63). Есть сарафанщики, покромщики, рукавишники, кафтанники, холщевники и даже особые подкладники, далее шубники, пушники, бобровники.
Среди мастеров кожевенного дела обращает на себя внимание крайне незначительное число кожевников — всего 9 и один сыромятник, наряду со 142 сапожниками. Если не исходить из возможности пропуска большого числа кожевников, то надо предполагать, что сапожники, очевидно, занимались обычно и выделкой самых кож. В последнем случае получилось бы весьма отсталое состояние этого промысла, отсутствие разделения груда. А в то же время мы находим именно здесь довольно далеко идущую специализацию — не только седельников, но и узников, шлейников, особых подошвенников, одного каблучника, одного мочилыцика (ременника) и 7 переплетчиков. Появление последних находится в связи с тем, что имеется уже книгопечатание, которое выражено 64 мастерами — наборщиками, печатниками и т.д.
В обработке дерева на первом месте стоят плотники (131 из 211), довольно много имеется клетников (30), затем по несколько человек обручников, тележников, колымажников — специализация усилилась.
Новым промыслом являются стекольщики и зеркальщики, тогда как каменщиков, гончаров, гребенщиков, печников очень мало; есть и два выделывающих бумагу мастера.
Гораздо больший процент, чем в приведенных нами относительно XVI в. данных, составляет обработка металлов — она превышает четвертую часть всех мастеров. Насчитывается много новых специальностей — наряду с серебряниками выделившиеся из них алмазники, далее сусалники, канительщики, рядом с иконниками особые крестешники и золотописцы, особенно же много мастеров и специальностей по обработке неблагородных металлов, преимущественно железа. Среди последних преобладают кузнецы (113) и еще более пушкари (248 из 497, т.е. половина обрабатывающих неблагородные металлы). Кроме того, имеются паникадильщики, паяльщики, колокольники, трубники, бронные мастера, замочники.
В металлическом промысле встречается и один из немногих случаев такой формы разделения труда, где мастер не изготовляет, как во всех прочих случаях, всего предмета от начала до конца, а выделывает лишь некоторые части его. Так, если одновременно с серебряниками, которые прежде выполняли всякие работы из золота, серебра, жемчуга, в том числе оклады для икон (хотя были уже и иконники), теперь упоминаются и особые золотых дел мастера, алмазники, крестешники и т.д., если появляются особые просвирницы, особые колокольники или паникадилыцики, то во всех этих случаях какой-либо промысел разбивается между рядом мастеров, из которых каждый имеет более ограниченное поле деятельности, чем прежде (специализация). Мастер изготовляет только золотые вещи или даже кресты, производит одни лишь просвирни, паникадила или вместо всевозможных кожевенных предметов одни только уздечки или шлеи, вместо всякого рода возов только телеги или только колымаги. Но все же он выполняет целиком всю работу, нужную для изготовления данного предмета, все процессы, необходимые для того, чтобы получилась годная для потребления вещь, будет ли то крест или уздечка, колокол или телега, или сарафан. Мастер специализируется на определенных предметах, но сохраняет свою полную самостоятельность, не завися от других работников.
Совершенно иначе обстоит дело там, где мастер уже не может изготовить всего продукта, а ограничивается лишь определенными процессами или известными частями годного для потребления предмета. Относительно случаев первого рода, где мастер приобретает у своего предшественника полупродукт и, выполнив те или другие операции, передает его дальнейшему, сбывая его в не вполне готовом для потребления виде, мы имеем данные из области иконописного ремесла. Икона зачастую проходила через руки 6—10 мастеров, прежде чем получала свой окончательный вид. "Левкащики" приготовляли грунт на доске для живописца, "золотописцы" золотили фон иконы, после чего начиналась работа собственно живописцев, в которой находим также несколько последовательных процессов, совершаемых различными мастерами: "доличные" писали одежды, здания, "травщики" — пейзажи и иную иконную обстановку, наконец, "лицевщики" писали лики1476.
Далее в других промыслах мы замечаем такие случаи, когда мастер производит лишь часть предмета, следовательно, создает нечто непригодное в таком виде для потребления, нуждается в помощи других, изготовляющих прочие части, и в человеке, выполняющем сборку самого предмета. Именно самопальные мастера разделяются на ствольников, станочников и замочников, из которых каждая группа выделывает лишь часть оружия, но отнюдь не все ружье (самопал) полностью. Равным образом имеются особые пушечные резцы и особые пушечные литцы и, наконец, специальные пушечные кузнецы, так что и выделка пушек разбита на несколько операций и находится в руках различных мастеров.
И в других группах можно было бы иногда предполагать разделение труда такого же рода, читая о специальных мастерах подошвенниках и каблучниках; и тут речь идет о выделке только части предмета, не всего сапога, а лишь подошв или каблуков, но возможно также, что им передавался потребителем материал для определенной операции, остальное же совершалось в пределах хозяйства, это могли быть и починщики, ставившие новые подошвы или каблуки.
В таких казенных (централизованных) предприятиях, как монетный двор или пушечный двор, находим значительное развитие такого рода сотрудничества: на денежном дворе чеканка монеты проходит через руки ряда мастеров — чеканщиков, подметчиков, резальщиков, тянульщиков, обжигальщиков; на пушечном дворе находим паяльщиков, пильников, накатчиков, плотников, пушечных литцов, пушечных кузнецов и др.1477
Но эта форма разделения труда, предполагающая сравнительно значительное развитие промышленности, находится еще в зачаточном состоянии. По общему же правилу мы имеем в эту эпоху лишь то, что именуется специализацией (выделка предмета от начала до конца) и специальностей хотя и насчитывается весьма много, но все же большинство из них представлено всего одним — двумя мастерами. Последнее является доказательством того, что специализация еще не вполне установилась, что в большинстве случаев одни и те же мастера выделывали предметы различного рода и наряду с ними лишь в виде исключения появлялись другие, которые занялись только определенной, более узкой, составляющей часть промысла первых специальностью.
Так, если мы находим всего одного собольника или одного золотых дел мастера, то мы имеем основание предполагать, что собольи меха, весьма распространенные в те времена, изготовлялись теми же скорняками, а предметы из золота — серебряниками. Другое дело, если имеется 43 прянишника и пирожника или 30 клетников — очевидно, изготовление пряников и пирогов отделилось от производства хлеба и калачей, а выделка клетей выделилась из плотничьего промысла в качестве особой специальности. В других случаях, впрочем, вопрос остается открытым, ибо мы не знаем, объясняется ли, например, наличность всего трех замочников или 4 кафтанников тем, что кузнецы выделывали и замки, а портные шили также кафтаны, или тем, что замков и кафтанов изготовлялось вообще мало, или, наконец, тем, что кафтаны шились в собственном хозяйстве людьми бояр и иных вотчинных владельцев.
Что и специализация находилась еще в начальной стадии, можно усмотреть из того же промысла по обработке металлов, в области которого мы находим зачатки расчленения работы между несколькими мастерами, изготовляющими отдельные части товара. Именно в переписи московских кузниц, как принадлежащих посадским людям, так и беломестцам, произведенной в 1641 г. (три года спустя после общей переписи посадских людей), было зарегистрировано 152 кузнечные мастерские, из которых, однако, 24 стояли впусто. В действующих же 128 кузницах оказалось 172 человека хозяев, арендаторов кузниц и наемных рабочих.
При этом выяснилось, что в огромном большинстве кузниц, именно в 91 из 128, т.е. почти в ¾ всех работавших кузниц, производилось всякое мелкое и черное кузнечное дело, т.е. всевозможная работа из железа, подковы, топоры, замки, ножи. Этим, очевидно, и объясняется тот факт, что в переписи 1638 г. отмечен всего один подковщик, всего один ножевник и 3 скобельника, один оковщик, один пряжник, один латный мастер, три замочника и т.д. Все эти работы, по общему правилу, выполнялись во всякой кузнице. Только 20 кузниц ограничивались выделкой подков, четыре — производством ножей, две выделывали сабли и две — топоры. Три кузницы вырабатывали мельничные снасти, и три — сапожные скобы — эти две специальности, требующие особого уменья, должны были отделиться от прочей кузнечной работы. В одной кузнице показано было производство и оружия, и замков, и разного черного дела, т.е. всевозможных предметов, как это было обычным для кузниц в те времена. Таким образом, здесь подтверждается предположение, что делались еще только первые шаги в области более значительной специализации, что процесс выделения из работ по данного рода материалу только определенных и отказ мастера от изготовления прочих, им ранее производимых товаров находились еще в первых стадиях.
М. В. Довнар-Запольский приводит и распределение московских ремесленников по степени состоятельности, на основании пятинного сбора 1634 г., раскладываемого по животам и промыслам1478. Оказывается, что самыми бедными являлись портные, в среднем уплатившие налога в 2/3 руб. наравне с извозчиками, пильщиками, наемными ярыгами и т.д. Немногим выше стоят сапожники, плотники, хлебники (1 — 1,5 руб.). Состоятельнее их скорняки, кожевники, в особенности же кузнецы, платившие в среднем 6—7 руб. Наибольшими средствами обладают серебряники, из которых каждый был обложен в среднем в 18 руб. Вообще от 5 до 15 руб. внесено 60 мастерами, а с 35 причиталось свыше 15 руб. Отдельные же мастера и в серебряном, и в кожевенном, и в кузнечном промыслах уплачивали гораздо больше, свыше 30 и даже 50 руб., т.е. их средства превышали 150—250 руб., что равнялось 3—5 тыс. руб. (золотом) в начале XX в., один кузнец даже имел 500 руб., т.е. 10 тыс. на современные деньги.
В писцовых книгах упоминания о ремесленниках, живущих в деревнях, встречаются сравнительно редко. В писцовых книгах центрального района лишь в виде исключения там и сям мелькают дворы промышленные — двор сапожника, кузнеца, котельника, плотника, кожевника, колесника, шваля, иногда упоминаются 2—3 непашенных двора1479. Редко находим такие указания, как наличность 20 непашенных дворов и в них 22 человека, среди которых имеются 2 кузнеца, или 24 непашенных двора и в них 25 человек, в том числе 2 портных и кузнец1480. Конечно, эти редкие упоминания о ремесленниках могут объясняться и тем, что писцы не имели сведений о них или не считали нужным их отмечать, но все же надо полагать, что там, где человек занимался ремеслом в качестве главной профессии, а тем более, когда у него не было земли, это вносилось в писцовые книги, и потому есть основания думать, что именно таких ремесленников, в особенности "непашенных" (не имевших земли) было по общему правилу весьма мало. Кроме того, не следует упускать из виду, что и там, где говорится о непашенных дворах, в состав последних входят не одни лишь ремесленники, но и торговцы, пастухи, рыболовы, скоморохи и т.д.
С другой стороны, как мы видели выше, имелись целые деревни и слободы, состоявшие, главным образом, из промышленного и торгового элемента. Мы приводили уже выше ряд примеров этого рода. При этом в известных случаях можно подметить распространение определенного промысла в данной местности. Так, например, в Шелонской пятине находим группу в 18 дворов колесных мастеров; в 1557 г. царь променял Рождественскому монастырю Высокорецкие "деревни бочарные" — всего 141481; в слободке Тверского отроча монастыря проживало 19 сапожников1482. В такого рода случаях можно предполагать, что промышленные изделия вырабатывались не только для местного сбыта, но и для более отдаленного рынка. В селе Дунилове Нижегородского уезда производилась выделка сукна, пестрядей и холста, и этими изделиями уплачивался оброк в казну. В челобитной дуниловцев 1667 г. на приказного человека Лйгустова читаем: "А в тех двоих, великова государя грамотах указано ему, приказному, на нас сиротах, взять оброчные дети холсты да сукна и выслать... к Москве"1483. Для широкого рынка, по-видимому, работали и промыслы Семеновского уезда, ибо мы знаем, что в 1624 г. при возобновлении Макарьевской ярмарки лысковское полотно, корженецкая деревянная посуда, заволжские шляпы и валенки, мурашкинские рукавицы, тулупы и шапки были первыми товарами, привозимыми на это торжище1484.
Некоторые промышленные изделия имели еще более широкий сбыт, будучи отправляемы за границу. Хотя вывоз из России состоял в XVII в. преимущественно из сельскохозяйственных продуктов, однако, как видно из указаний Кильбургера, Родеса, Рейтенфельса и других иностранцев, посетивших в то время Московское государство, экспортировались и некоторые промышленные изделия. Весьма важным среди них является юфть (выделанная кожа), приготовляемая в Казанской, Нижегородской и Московской областях, но больше всего и наилучшего качества в Ярославской и Костромской. Прекраснейшие и наибольших размеров кожи, по словам Родеса, скупаются повсюду русскими торговцами, весною их подвергают дублению, чтобы они были готовы к тому времени, когда их можно будет еще с высокой водой доставить в Архангельск; эти кожи для вывоза выделываются, главным образом, в Ярославле и в Костроме. По Родесу, юфти вывезено было в 1650 и следующих годах 75 000 свертков или свыше 90 000 пудов на сумму 335 тыс. руб. в год, что составляет почти 30% всего русского экспорта. Кильбургер 20 лет спустя прибавляет: но теперь вывозится еще более1485. Все остальные вывозимые промышленные изделия играют, как видно из того же списка Родеса, несравненно меньшую, в сущности незначительную роль. Среди них упоминаются полотно из Ярославской, Вологодской и Каргопольской областей, Северной Двины и Ваги, толстое сукно или ватман из Вологодской и Ярославской областей, которого в одном году вывезено было 168,5 тыс. аршин на 6,7 тыс. рублей, рогожи из Вологодской области, войлок из Торжка, Калуги и Козельска1486. "В городе Козельске, — замечает Рейтенфельс, — валятся плащи или шинели, непромокаемые и теплые"1487. Наконец, вывозились рукавицы и мыло; о них упоминается и в торговой книге1488. С конца XVI или начала XVII в. вывозили кожаные рукавицы в Швецию, мыло варилось наилучшее в Костроме, но также в Вологодской и Борисоглебской областях. "Никакая нация, — говорит Кильбургер, — не может делать этого товара за лучшую цену, чем русские, потому что они имеют в массе все материалы, как-то: золу, сало, соль и дрова"1489. В Торговой книге названы в качестве предметов экспорта также гвозди и сошное железо. Кильбургер сообщает о том, что крестьяне выделывают железо и сталь маленькими ручными раздувальными мехами. Поэтому созданные иностранцами Марселисом и Акемой железные заводы решили прекратить производство гвоздей, ибо крестьяне могут их изготовлять дешевле, хотя железо, приготовленное ими, столь ломкое, что при неровном ударе по произведенному из него гвоздю последний ломается, как стекло1490.
Торговая книга в отделе "Память как продать товар русской в нем цех" перечисляет различные сорта железа, новгородское, тихвинское, карельское, которое закупают иностранцы для вывоза. "Гвоздъя сапожного 30 тысяч купят Вологде по 3 руб... укладу доброго новгородского на лом, купят за 1000 вершком по 10 руб., уклад тихвинской за тыс. купят в 4 и 4 ½ руб... уклад карельской купят пуд в 20 алт... сошное железо купят большой руки сотню в 7 руб."1491
Как можно усмотреть из приведенного, на широкий рынок промышленные изделия выделывались не только в деревнях, но и в городах, например, юфть в Ярославле и Костроме, в Козельске войлоки, в Костроме мыло. Герберштейн рассказывает (в середине XVI в.), что в Калуге искусно делают разные деревянные чаши и другие вещи из дерева для домашнего обихода; они вывозятся оттуда в Московию, Литву и другие окрестные страны1492. Сто лет спустя в Калуге насчитывают 432 мастера, занятых обрабатывающей промышленностью, обработкой кож, металлов, дерева, приготовлением одежды1493. В грамоте г. Шуи 1638 г. упоминается о мыльнях ("варити мылишко") и кузницах. По описи 1710 г. в Шуе имелось 16 кожевенных мастерских и 14 сыромятных, 7 скорняжных и 11 мылен; для закупки мыла приезжали в Шую покупатели из разных городов1494.
Мы не знаем, совершался ли сбыт изделий, предназначенных для широкого рынка, через посредство закупавших их торговцев, или же производители сами развозили их по рынкам и ярмаркам. При отправке за границу, конечно, фигурировал иностранный торговец, который приобретал их через своих агентов — русских купцов, у производителей или же закупал их у русских торговцев, привозивших эти товары в Архангельск или Москву.
Крупные вотчинные хозяйства обнаруживали сильное стремление собственными средствами удовлетворять свои потребности, старались осуществить старинный римский принцип Катона: "patrem familias non emacem esse opportet", "продавай, но не покупай". Они устанавливали оброк, взимаемый с крестьян не только в виде всевозможных сельскохозяйственных продуктов, но и в форме разного рода промышленных изделий, как, например, холста, овчин, епанчей, лопат, дуг, кадок и т.д. Примерами могут послужить хозяйства царя Алексея Михайловича, боярина Морозова и Солотчинского монастыря в Рязанской области1495. Но этого оказывалось недостаточно. Очень многие потребности в сельскохозяйственных продуктах, в особенности же в промышленных изделиях, приходилось удовлетворять иным путем. Частью вотчинники обращались к рынку и закупали там разнообразные товары, в этом случае нарушая, следовательно, принцип замкнутого хозяйства, частью же держали для этой цели наемную рабочую силу. В монастырских вотчинах мы находим слуг, или служней, или детенышей (последние хотя и были взрослые, но, по-видимому, являлись детьми крестьян и отсюда получили это название), как свободных, так и несвободных, поручая им различные сельскохозяйственные и промышленные работы. Самодовлеющий характер хозяйства в этом случае сохранялся лишь отчасти, лишь в одном направлении. Конечно, потребности удовлетворялись при помощи собственной рабочей силы, проживавшей в пределах хозяйства и работавшей на него. Однако, в отличие от оброка, это был труд оплачиваемый, следовательно, имел место и в пределах хозяйства обмен, хозяйство покоилось на обмене, на платном труде, получавшем повременное или сдельное вознаграждение. Мы находим целые служебные слободки, где жили монастырские служни и детеныши, но также сидевшие за монастырем бобыли, которые заняты были обслуживанием монастыря, существуя на монастырское жалование. Так, Лужецкий монастырь в Можайске имел, согласно писцовой книге конца XVI в., такую подмонастырскую слободку в количестве 24 дворов, на которых жили 2 повара, квасовар, мельник, кузнец, портной, часовщик, 2 конюха — все монастырские люди1496.
"В Выпрягове ж, — читаем в Сотной с Вологодских писцовых книг 1543— 1544 гг., — слуги монастырские, и конюхи, и мастеровые люди монастырские, иконники и швали, портные мастера и сапожники, и плотники и кузнецы, и кирпичники, и всякие мастеровые люди", всего в этом селе имелось 36 дворов и 31 человек монастырских слуг и мастеровых, в том числе по 2 кузнеца, кирпичника, сапожника, конюха, 3 швали, 3 плотника, 4 месечника (вероятно, месильщика), часовщик, иконник, оловяничник, овчинник, седельник, квасовар и 6 монастырских слуг1497.
Шире было поставлено хозяйство таких монастырей, как, например, Спасский Ефимьев в Суздале. По описанию 20-х годов XVII в., этот обширный монастырь с 5 каменными церквами и каменной колокольней, с братией в количестве 90 человек, с птичьим и конюшенным дворами и пивоварней, имел слободку с 10 дворами служней и детенышей и целым рядом для работных людей для обслуживания потребностей монастыря; таковы 3 двора поваров. 3 двора пивоваров и 1 двор масленика — для снабжения монастырей пищей и питьем, последнее лежало, вероятно, и на обязанности упомянутых служней и детенышей; далее, 9 дворов конюхов, 1 двор седельника и 1 двор коновала — они обслуживают конюшенный двор; об изготовлении платья и обуви заботятся портные мастера и сапожник (5 дворов первых и 1 второго); для поддержания многочисленных монастырских строений имелось 4 двора плотников, 2 двора каменщиков, 2 двора кузнецов; для выделки всякого рода монастырской утвари — 3 двора бочарников, 2 котельщиков, 2 токарей, 1 оловянишника и 1 часовщика1498. В том же Суздале находим Покровский девичий монастырь с 37 кельями и 131 старицей. В подмонастырской Никольской слободе имелось 184 двора. И здесь жили работные люди для удовлетворения всевозможных потребностей братии: пекарь, ситник и пивовар; находим 3 двора конюхов и 3 коновалов, 3 двора портных и 1 овчинника; дворы обручника, неводчика, пильщика, иконника и 2 двора свечников; наконец, имелось большое количество людей для строительных надобностей монастыря — 9 дворов монастырских плотников, 7 каменщиков и 7 кузнецов1499. В Новгородских монастырях было, по-видимому, немного ремесленников; в Юрьеве монастыре в писцовой книге конца XVI в. указано 2 плотника, иконник, кузнец, прочие — рыбники и купчины; в Благовещенском — по 2 кузнеца и сапожника (и 3 монастырских слуг); в Аркаде монастыре имеется всего только сапожник и торочечник (шваль), но среди 12 слуг могли быть так же мастера1500. В Троицкой слободке под Никитским монастырем в Переяславле Залесском жили, согласно писцовой книге 1629—1630 гг., монастырские "слушки", которым дана была "пашня монастырская за годовое хлобное и денежное жалованье", они, следовательно, работали на монастырь. Среди них встречаем 4 бочаров, 3 плотников, 2 волнотепов (шерстобитов), 9 квасников, сыромятника, портного1501. В Боровске за посадом была монастырская слободка Мякишева, в которой жили, кроме церковного причта (при церкви), "жилецкие молотчие люди" и бобыли, но также монастырские служебники — 2 кузнеца, 2 плотника, портной, сапожник, овчинник, сыромятник, хлебник, масляник, рыболов1502.
Одно из наиболее широко поставленных вотчинных хозяйств представлял собой Дом св. Софии в Новгороде. В 1548 г. служивших и работавших на него людей насчитывалось 126 человек, из них 71 человек получал жалованье, в 1593 г. — 59 человек. Даже отправляясь в свое путешествие в Соловки, новгородский митрополит Никон берет с собой, кроме духовных лиц, 16 певчих дьяков и подьяков, двух поваров, четырех хлебников, помесу, мять конюхов, водовоза, портного, свечника. Хозяйство было разбито на ряд отделов, и во главе каждого стоял старец, под началом у которого находился ряд лиц. Были старцы казначей, житенный, принимавший носопный хлеб от крестьян и ведавший мельницами, сушиленный или ключенный, заведывавший запасами пищевых продуктов, необходимых для потребления Софийского Дома; далее, конюшенный, погребной, хлебенный. На конюшем дворе было 8 конюхов, в хлебне работало 3 хлебника, 6 помесов, 1 мукосей, в сушильне — часовик, судомой, кузнец, на погребном дворе, где приготовлялись напитки, были мастера бондари, гвоздари. На Софийском дворе помещались и разные мастерские — кузница, мастерская серебряника, по выделке восковых свечей. Выдано ‘ Грише кузнецу на уголье денег рубль", "кузнецу Данилу Семенову 16 алтын, а он подковал 6 лошадей большими подковы все ноги, которым к Москве идти". Однако наряду с ними находим, например, иконописцев, которые работали на весь Новгород и на его уезды, причем другим было запрещено приезжать сюда и иконы променивать (продавать).
С другой стороны, из расходных книг Софийского Дома можно усмотреть, что, удовлетворяя значительную часть своих потребностей в пределах собственного хозяйства, он в то же время вынужден был обращаться и к рынку за приобретением многих необходимых ему предметов. Так, повара часто ездили на Ладожское озеро, где массами закупали для Дома рыбу, для чего приходилось "наимовать судно", покупались соль, бочки, рогожи, веревки для приготовления рыбы впрок1503.
Было бы, однако, ошибочно предполагать, что мастера, жившие в подмонастырских слободах, работали на одни лишь монастыри1504. Если мы находим в слободке Печерского монастыря в Нижнем Новгороде 17 дворов неводчиков и 13 дворов плотников, а кроме того, лишь 2 пивоваров, повара, кузнеца, сапожника и портного1505, то получается такое впечатление, что лишь немногих из них действительно держал монастырь для своих надобностей, тогда как остальные — наибольшая часть плотников и неводчиков — работали для частных лиц. В другом случае, когда речь идет о слободках Благовещенского монастыря, прямо говорится: "Да монастырских крестьян и бобылей 50 дворов и дворишков и избенок, а людей в них 52 человека, а промышляют те люди своим рукодельем, а оброк платят в монастырь на монастырское строенье"1506. Раз люди "промышляют своим рукодельем" и платят оброк в монастырь, а не состоят на жалованье у него, то, очевидно, они являются в хозяйственном отношении столь же независимыми от него, как те дворовые люди, которые владеют соляными и иными амбарами, расположенными на земле того же монастыря, или как немцы, живущие в другой слободке его.
Любопытный пример в этом отношении представляют собою слободки Боровского монастыря. В четырех слободах его имелось в 1652 г. 140 дворов крестьян и бобылей, причем упоминается о монастырском "здельи" и "жалованьи". Однако при ближайшем рассмотрении этих дворов оказалось, что из них только 16 заняты непосредственной службой монастырю, пашут, работают на его мельнице, варят квас, тогда как остальные заняты мелким промыслом и торговлей, выплачивая оброк монастырю. Двое имеют кузницу на торгу, трое других масло бьют и продают на торгу из лавок, причем один сверх того лук и чеснок продает, ездя по городам, и гречишники на торгу печет, и огород пашет; один имеет лавку в городе, животину, скупая, бьет и из лавки мясо продает и огород разводит, один сети плетет на монастырь и на продажу, вдова с дочерью "сказала: кормитця работою наимуючись", еще один "наимуючись животину пасет и черною работой кормитца"1507.
В таком же положении находятся, по-видимому, и бобыли — котельные мастера, самопальные мастера, которые, как видно из порядных записей Новгородскому митрополиту (1633, 1640 г.) рядятся только на годовой денежный оброк, тогда как им службы никакие не служити, изделия никакова не делати"1508. Когда Андрей Трусов из Курмыша посылает (в 1615 г.) архимандриту этого монастыря "кляпышек серебреный" и просит таких "доспеть двенадцать да и вызолотить", то есть основание предполагать, что они должны были быть изготовлены (и действительно были изготовлены, как видно из следующего письма его) монастырскими серебряниками и позолотчиками1509. Напротив, царская грамота нижегородскому воеводе Ивану Воейкову о высылке нижегородского печерского монастыря каменщиков, кирпичников и горшечников для Вяземского городового дела (1632 г.) еще вовсе не доказывает, что этот монастырь имел большое количество работников для своих надобностей. В этом монастыре оказалось всего 3 человека, которые "печи поделывают... и очаги починяют"1510.
Из выписи из Тверских писцовых книг Заболоцкого 154—44 гг. мы узнаем, что в слободке Отроческого монастыря за Волгой проживали 3 плотника, 3 портных, 3 "ковшешника", 3 кузнеца, 3 ножевщика, 6 пищальников, 6 гвоздочников, 7 скорняков и целых 19 сапожников. Выпись воеводы Бедова 1633 г. и другие документы этого времени свидетельствуют о том, что через 100 лет промышленная жизнь в слободке замерла, либо живут каменщики и кирпичники (быть может, казенные), либо места пустые, их пашут. Есть все основания предполагать, что ремесленники, прежде жившие здесь, работали не на монастырь (или не только на монастырь), но и на публику. На это указывает и односторонний подбор их — почти все работники по металлу или по коже, и последующее исчезновение, тогда как потребности монастыря едва ли изменились1511.
На погосте Бородицком, Бежецкой пятины, на церковной земле имелось 29 дворов, среди них дворы сапожников, кузнецов, пастухов, скоморохов. На кого они работали, неизвестно, хотя из того, что они платят на монастырь, позем и только позем (оброк), можно вывести, что они производили и для посторонних покупателей. Сомнения, однако, не может быть никакого в тех случаях, где сказано: " Тимошка Семенов портной мастер, да Гриша Пухов, оба торгуют", или "в Проскурницыне дворе живет сын ее Ивашко, торгует", "двор Прошко Васильев, торгует". Это, во всяком случае, люди, занимающиеся не монастырской работой, а торговлей1512.
Большое количество "рядков" существовало в Новгородских пятинах. Как видно из писцовых книг, это были поселения, главным образом на церковной и монастырской земле, где преобладало промышленное и торговое население, там имеются торговые места, ставятся лавки. Но встречаем также рядки на земле царя и великого князя с дворами тяглыми пашенными и непашенными и "торговых людей, которые торгуют всяким товаром". В них живут кузнецы, портные, пирожники, а также торговые люди1513.
1467Чечулин. Города Московского государства в XVI в. Книга писцовая по Новгороду Великому конца XVI в. Изд. Майковым. Шевушев. Экономическое положение Вели кого Новгорода во второй половине XVI в.
1468Платежные книги 1595—1597 гг. Переяславль-Рязанский. Мерцалов. Вологодская старина. С. 137. Писцовые книги 1624—1625 гг. по Белеву. С. 12.
1469Курц. Сочинение Кильбургера о русской торговле в царствование Алексея Михайловича.
1470Таннер, Бернгард. Описание путешествия польского посольства в Москву. Пер. Ивакина // Чтения ОИДР. III. 1891. С. 49.
1471Рейтенфельс. Сказания светл. герцогу Тосканскому Козьме VII о Московии. 1580 г. С. 139, 152.
1472Крижанич. Русское государство в половине XVII века. Рукопись времен царя Алексея Михайловича. Разд. 3. С. 52—53. Штаден Генр. О Москве Ивана Грозного. Записки немца-опричника. С. 109.
1473См. ниже, с. 419—420 сл.
1474Герберштейн. Записки о Московии. С. 100. Посольство Кунрада фан Кленка к царям Алексею Михайловичу и Федору Алексеевичу. С. 524. Флетчер. О государстве русском. С. 18. Путешествие в Московию бар. Майерберга, описанное самим бар. Майербергом. С. 60. Рейтенфельс. Сказания светл. герцогу Тосканскому Козьме VII о Московии. 1580 г. С.С. 92. Забелин. Материалы для истории и статистики Москвы. С. 91. Курц. Сочинение Кильбургера о русской торговле в царствование Алексея Михайловича. С. 480 сл., 492 сл.
1475Довнар-Заполъский. Промышленность и торговля Москвы в XVI и XVII вв. С. 13.
1476Введенский. Заметки по истории труда на Руси 16—17 вв. Кн. III. С. 64.
1477Катошихин. О России в царствование Алексея Михайловича. (Памятник XVII). Издание Археографической Комиссии. 4-е изд. 1906. С. 98. Богоявленский. О пушкарном приказе. С. 371.
1478Довнар-Заполъский. Промышленность и торговля Москвы в XVI и XVII вв. С. 84.
1479Писцовые книги Московского Государства. Т. И. Ч. 1. № 24, 53, 85, 126, 138, 294, 337.
1480ам же. № 335, 361. См. также: Сотницы, грамоты и записи. Изд. Шумаковым. Выи. I. С. 183 и др.
1481Рожков Н. А. Народное хозяйство Московской Руси во второй половине XVI в. // Дела и Дни. I. 1920. С. 52. См. также: Рожков Н. А. Обзор русской истории. Т. IV. Ч. 1.С. 29. 4.2. 29.
1482Из актов Тверского Отроча монастыря. Изд. Шумакова. 1896. № 1.
1483Борисов. Описание города Шуи и его окрестностей. С. 156.
1484Соколовский. К вопросу о состоянии промышленности в России в конце XVII и певрой половине XVIII в. // Ученые записки Казанского университета. III. 1890. С. 20 сл.
1485Курц. Состояние России в 1650—1655 гг. по донесениям Родеса (Сочинение Родеса с примеч. Курца). 1915. С. 165, 167, 169. Курц. Сочинение Кильбургера о русской торговле в царствование Алексея Михайловича. С. 100.
1486Курц. Состояние России в 1650—1655 гг. по донесениям Родеса. С. 165, 169. Курц. Сочинение Кильбургера о русской торговле в царствование Алексея Михайловича. С. 101. Коммент. Курца. С. 274, 279, 284.
1487Рейтенфельс. Сказания светл. герцогу Тосканскому Козьме VII о Московии. 1580 г. С. 208.
1488См. о ней ниже. с. 439 сл.
1489Торговая книга // Записки Отделения русской и славянской археологии Императорского Археологического Общества. I. 1851. С. 127, 129 сл. Курц. Сочинение Кильбургера о русской торговле в царствование Алексея Михайловича. С. 103.
1490Курц. Сочинение Кильбургера о русской торговле в царствование Алексея Михайловича. С. 169.
1491Торговая книга. С. 136.
1492Герберштейн. Записки о Московии. С. 105.
1493Рожков Н. Л. Обзор русской истории. Т. IV. 2. С. 29.
1494Борисов. Описание города Шуи и его окрестностей. С. 60 сл. Прил. № 20.
1495См. выше, с. 261.
1496Писцовые книги Московского Государства. Т. I. С. 647 и прим.
1497Сотницы, грамоты и записи. Изд. Шумаковым. Вып. I. № X.
1498Писцовые книги г. Суздаля // 'Груды Владимирской учен. Археографической комиссии. VI. С. 73. Смирнов. Города Московского государства в первой половине 17 века. I. С. 128.
1499Писцовые книги г. Суздаля. С. 86.
1500Книга писцовая по Новгороду Великому конца XVI в. Изд. Майковым. С. XXXIII.
1501Переяславль-Залесский. Никитский монастырь// Материалы для истории города XVII — XVIII вв. С. 1.
1502Писцовая книга по Боровску 1621 г. // Материалы для истории города XVII—XVIII вв. С. 5.
1503Греков. Новгородский дом св. Софии. 1. С. 50—53,76-90. Его же. Монастырское хозяйство в XVI—XVII вв. С. 76 сл., 94 сл. Книга писцовая ио Новгороду Великому конца XVI в. Изд. Майковым. С. 98—104.
1504Греков. Новгородский дом св. Софии. С. 51,79,82—87. Его же. Монастырское хозяйство в XVI—XVII вв. С. 98 сл. Книга писцовая по Новгороду Великому конца XVI в. Изд. Майковым. С. 103.
1505Писцовая и переписная книги XVII в. по Нижнему Новгороду. Столб. 343—344.
1506Там же. Столб. 352.
1507Смирнов. Города Московского государства в первой половине 17 века. I. С. 131.
1508Акты о посадских людях — закладчиках. Н. П. Павлова-Сильванского. № 27 (5, 11).
1509РИБ. Т. И. № 191 (11, 12, 14).
1510Там же. Столб. 200.
1511Из актов Тверского Отроча монастыря. Изд. Шумакова. № I, V, VI.
1512Новгородские писцовые книги. Т. VI. Столб. 851.
1513Там же. Ст. 914 сл.
<< Назад Вперёд>>
